Шустиков,
Виктор Михайлович. Защитник. Заслуженный мастер спорта СССР (1969).
Родился: 28 января 1939, Москва.
Воспитанник московских ДЮСШ «Фили» (1952–1954) и Футбольной школы молодежи
(ФШМ) (1954–1957) (тренер – Константин Иванович Бесков).
Клуб: «Торпедо» Москва (1958–1973).
2-кратный чемпион СССР: 1960, 1965. 3-кратный обладатель Кубка СССР: 1960,
1968, 1972.
За сборную СССР сыграл 8 матчей.
Серебряный призер Кубка Европы 1964 года.
* * *
«НУ ЧТО, ЭДИК, ИДЁМ НА ФУТБОЛ!»
В истории московского «Торпедо» Виктор Михайлович — это целая эпоха. Он
провел за свою родную команду 427 матчей и 253 игры из них сыграл подряд
без замен! Перед его глазами прошло не одно поколение автозаводцев. А
он все играл и играл.
Его авторитет в торпедовской истории до сих пор незыблем. Он остается,
я бы сказал, совестью «Торпедо», тем, на что равняешься, с чем сверяешь
свои мысли. И, наверное, не случайно великий игрок отечественного футбола
его одноклубник Эдуард Стрельцов едва ли не в каждом своем письме матери
из колонии просил передать привет «Витьку Шустикову». Лишь ему одному
персонально!
Мы встретились с Виктором Михайловичем вскоре после его 60-летия. Но прежде
чем познакомить вас с фрагментами нашей беседы, хочу предупредить, что
те, кто примется за чтение с мыслью о том, чтобы узнать что-то о самом
Шустикове, будут несколько разочарованы. О себе он говорить не любит,
непременно вставляя словечко-оправдание — «неудобно ведь». Однако хотелось
бы заметить: ничто лучше не характеризует человека, чем то, как и что
он рассказывает о других.
— Виктор Михайлович, если не ошибаюсь, в «Торпедо» вы пришли в 1957 году?
—
Правильно, хотя звали меня тогда и две другие московские команды — «Спартак»
и «Динамо». А дело было так. Учился я футболу в ФШМ у Константина Ивановича
Бескова. И вот в 1957 году нас, выпускную группу, Бесков повез на финальный
турнир первенства среди ДЮСШ. Уж и запамятовал, в какой город. Сыграли
мы тогда хорошо, стали победителями, а когда вернулись в Москву, то меня,
Олега Чиненова и Валеру Короленкова позвали в «Динамо». Приехал я, помню,
на стадион «Динамо», поводили меня там по всем кабинетам и местам, по
которым, видимо, нужно было поводить, но окончательно вопрос не решили,
так как самой команды во главе с ее тренером Михаилом Иосифовичем Якушиным
на тот момент в Москве не оказалось.
— Так я и ушел домой ни с чем, а вскоре нагрянули ко мне представители
«Торпедо» во главе с Павлом Петровичем Соломатиным, тренером юношеской
команды «Торпедо». Я тогда еще совсем молодой был, а потому они больше
с родителями переговоры вели — рассказали, что да как. Потом побывал я
на заводе, в команде, и даже с Виктором Александровичем Масловым познакомился.
Вот после этого написал я заявление и стал торпедовцем. И, как оказалось,
на всю свою жизнь.
— Воспользовавшись, между прочим, советом Николая Петровича Старостина.
Однажды, это было еще до приглашения в «Динамо», он подошел ко мне после
одной из игр ФШМ и, обратившись на «вы», спросил: «Молодой человек, не
хотели бы вы играть за московский „Спартак“? Только не спешите давать
ответ. Команду, молодой человек, нужно выбирать на всю жизнь одну, по
душе своей. Футбол не терпит измен». Не смогу объяснить почему, но те
слова Андрея Петровича запали мне в душу накрепко, точно знал я их с рождения.
А может, так оно и есть на самом деле. Мне иногда кажется, что футболисты
рождаются на свет не только со способностями к этой игре, но и со своим
нравственным отношением к ней.
— И вам сразу доверили место в основном составе?
— Что вы! В следующем, 1958 году, я провел всего несколько матчей, и только
в 1959-м стал играть постоянно. В мае же 1958 года произошло вот какое
примечательное событие — на крупный международный турнир в Бельгию отправилась
юношеская команда «Торпедо», а точнее, сборная СССР. Дело в том, что это
был самый первый выезд наших юношей за границу, и поэтому спортивное руководство,
с одной стороны, боясь поражения, скомплектовало команду из лучших футболистов,
а с другой, поскольку турнир был для клубных команд, опасалось официально
назвать ее сборной.
— Из «Торпедо» было действительно немало игроков (Гусаров, Сергеев, Денисов,
Воронин, я, но ведь помимо нас там играли динамовцы Численко, Мудрик,
Коршунов, Короленков, вратарь Битный (из «Локомотива»), Носов (из «Шахтера»),
Шикунов (из Ростова), Лев Бурчалкин (из Ленинграда)… Ну мы и не ударили
в грязь лицом, выиграли турнир. Что больше всего запомнилось? Великолепный
мяч, забитый Олегом Сергеевым в матче с итальянцами. Этот гол настолько
поразил итальянского тренера, что после окончания встречи он подошел к
Олегу, пожал ему руку и, сняв с себя галстук, подарил на память.
— Да, действительно, любопытный момент. Однако вернемся на родину. В 1960
году «Торпедо» сделало дубль — выиграло чемпионское звание и стало обладателем
Кубка. До сих пор о той команде, в которой вы уже были игроком основного
состава, ходят легенды. В связи с этим я вспоминаю, как лет 10 — 15 назад
поинтересовался мнением об этом Льва Ивановича Филатова, замечательного
журналиста и тонкого ценителя футбола. Он, помню, на минуту задумался,
морщины на его просторном лбу заволновались, набегая одна на другую, как
волны на берег, а затем сказал: «Не могу утверждать, что та команда была
сильнее, скажем, ЦДКА или „Динамо“ послевоенного периода, но то, что она
была самой талантливой в истории нашего футбола, на мой взгляд, несомненно».
Вы согласны с этим мнением Филатова?
— Полностью. Ведь Виктор Александрович Маслов подбирал игроков, если можно
так выразиться, поштучно, по человечку, в течение трех-четырех лет. В
результате каждый футболист оказался личностью, яркой индивидуальностью.
И что самое главное — Маслову удалось из этих самостоятельных личностей
создать команду, коллектив. Ведь не так-то просто работать с такими яркими
индивидуальностями, как Иванов, Метревели, Воронин, Островский, Медакин,
Батанов, Маношин, Сергеев, Гусаров… В том-то и состояла главная сила Виктора
Александровича, что он был великолепным психологом.
— Вот сейчас часто можно слышать о том, что отличительная черта современного
тренера — это его умение настроить футболистов на игру, объединить их
единой целью, и так далее. Так вот, Маслов понял это и умел применять
на практике еще 39 лет назад. Ведь многих футболистов он называл не по
имени, а как-нибудь ласково, как, например, Славу Метревели — «голуба».
Он интересовался личными, семейными делами игроков, часто бывал у них
дома, обедал, пил чай вместе с их семьями.
— Он был неподражаем в умении предугадать дальнейшее развитие футбола,
был хорошим стратегом. И очень доходчиво умел донести до нас, футболистов,
свои идеи. Он объяснял так, что каждому было понятно не только то, что
он должен делать на поле, но и то, как ему поступить, если, скажем, события
на поле изменятся и план на игру сорвется. Он нутром чувствовал, что каждому
из нас необходимо — кому надо прибавить, кому, наоборот, отдохнуть, одному
сказать так, другому этак.
— Потом, он был очень веселым человеком, любил посмеяться и сам легко
откликался на шутку. Талантливость той команды была прежде всего в самостоятельности
каждого отдельного футболиста и в той игре, которую демонстрировала команда
в целом. И не случайно, наверное, большинство любителей футбола стало
нашими поклонниками именно после 1960 года, да и впоследствии многие из
тех, кто симпатизировал нам, опирались в своих вкусах прежде всего на
ту команду, несмотря на то, что не видели ее, а только слышали, как вы
сказали, легенды о ней. Вот в этом еще заключается ее талантливость, что
люди еще долго влюблялись в «Торпедо» по легендам о нем.
— Однако долго просуществовать той золотой команде было не суждено.
— Увы, и виной всему, на мой взгляд, стала отставка Маслова. В следующем,
1961 году, мы могли вновь сделать дубль, но на финише чемпионата растеряли
свое преимущество в очках и заняли второе место, а потом проиграли и финал
Кубка. Получалось, что Виктора Александровича уволили за второе место.
Но в не меньшей степени этому способствовала его недипломатичность, неумение
лавировать. Все, что он думал, он говорил прямо в глаза, не исключая и
руководство. Когда речь шла о самом важном в футболе, он не был покладистым.
— В общем, когда его сняли с работы, начался постепенный распад команды,
большинство игроков которой очень любило и уважало Маслова. К тому же
в то время нас стали одолевать спортивные руководители различных рангов,
говорили так: «или вы отдаете троих футболистов в армию, или стольких
же — в команды других городов». А в итоге получилось так, что четырех
взяли в армию (Маношина, Денисова и Глухотко — в ЦСКА, а Гусарова — в
«Динамо») и двух «на выезд» (Островского в киевское «Динамо», Метревели
— в тбилисское). Вот так после сезона 1962 года той, как считал Филатов,
«самой талантливой команды» не стало.
—
Тем не менее «Торпедо» сумело подняться и уже в 1964 году лишь в дополнительном
матче за звание чемпиона страны проиграло тбилисскому «Динамо» в добавочное
время — 1:4.
— В том матче словно сама судьба нам не благоволила. Во-первых, незадолго
перед тем получил травму Валентин Иванов, и хотя он вышел в стартовом
составе, играть практически не мог. Просто дефилировал по полю, но тем
не менее два грузинских защитника постоянно были рядом с ним. Так его
боялись тбилисские футболисты. Затем не мог принять участие в той встрече
наш основной голкипер — Анзор Кавазашвили. Вместо него вышел Эдуард Шаповаленко,
который лишь в нескольких матчах сезона выходил на замену, и ему, конечно,
было сложно настроиться на столь важный поединок.
— Эти два обстоятельства в итоге и стали решающими. Минут за двадцать
до конца игры, а мы к тому времени вели — 1:0, тренер Виктор Марьенко
меняет Иванова и тбилисцы сравнивают счет. Нападающий «Динамо» Илья Датунашвили
трижды подавал угловой, и на третий раз Шаповаленко, выйдя из ворот, сыграл
нерасчетливо. Мяч мимо его рук порхнул прямо в ворота. Ну, а в дополнительное
время преимущество грузинских футболистов было уже ощутимым. И победили
они заслуженно, прекрасная у них тогда была команда.
— Вообще тот 1964 год сложился для вас неудачно. В составе сборной СССР
вы участвовали в финальном матче Кубка Европы и проиграли хозяевам — испанцам
— 1:2. В том матче (а у нас на поле вышли пять центральных защитников
— вы, Шестернев, Аничкин, Мудрик и Корнеев) вы играли на непривычном для
себя месте — правом краю. Почему так произошло?
— Вплоть до финального матча у нас все было нормально. Мы
обыграли Италию, Швецию, Данию и в финале вышли на хозяев турнира — сборную
Испании. Видимо, для руководителей нашей делегации, в которой были представители
ЦК партии, оказалось неожиданным то, что нашим соперником в финале будут
испанцы, хотя иначе, наверное, и быть не могло, так как они играли дома
и в полуфинале уверенно обыграли венгров. А поскольку у нашей страны в
то время были напряженные отношения с Испанией, где правил Франко, то
эти самые руководители намекнули Константину Ивановичу, что поражение
в этой игре исключается, и потребовали от него играть строго оборонительный
вариант.
— И в тактическом плане игра получилась разорванной. Между линиями обороны,
полузащиты и нападения, по сути, не было никакой связи — лишь один Воронин,
как лев в клетке, метался между обороной и нападением и, конечно, в одиночку
ничего поделать не смог. Потом ажиотаж вокруг этого матча был жуткий.
Помню, мы уже заканчивали разминку, как вдруг по стадиону пошел сплошной
гул и все зрители встали. Что такое, думаем мы? Оказалось, что это сам
Франко появился в правительственной ложе, и все зрители стоя приветствовали
его.
— Конечно, мне на правом краю было неуютно. Да, собственно, и второй гол
из-за меня забили. Случилось это за шесть минут до конца встречи. На правом
фланге Переда обыграл Аничкина и пробил вдоль ворот. Я был ближним к мячу,
но сыграл как-то неловко и не сумел перехватить его. А за мной находился
Мар-селино, который спокойно выпрыгнул и переправил мяч головой в ворота.
— Какие-то негативные выводы в отношении футболистов были сделаны?
— Практически нет. Нас просто никто не встретил в аэропорту. Не было никого!
Поэтому мы тихонечко расселись по такси и разъехались по домам. А вот
Константина Ивановича сняли с работы. За второе место! Сейчас мы о таком
успехе можем только мечтать.
— Но зато в следующем году удача вновь вернулась к вам. В составе «Торпедо»
вы во второй раз стали чемпионом страны. Скажите, команды образца 1960
и 1965 годов — разные?
— Да. В 1960-м у нас было побольше индивидуальностей, побольше мастерства.
А в 1965-м мы победили в основном за счет старания и самоотдачи. Да и
наш тренер Виктор Семенович Марьенко отдавал больше предпочтения атлетизму.
Он учил игроков жесткой, неуступчивой борьбе. Маслов же любил футболистов
мягких, техничных. В этом разница, и весьма существенная.
— Виктор Михайлович, 427 матчей в чемпионате и 253 игры подряд без замен
— уникальное достижение. За счет чего вам удалось этого добиться?
— А вы знаете, мой ответ может вас несколько удивить. Раньше большинство
наших футболистов зимой не отдыхало, а переключалось с футбола на хоккей,
кто на канадский, кто на русский. А, скажем, Валерий Маслов и Вячеслав
Соловьев вообще играли в русский хоккей на высшем уровне. Я играл в канадский
хоккей на первенство завода, а вместе с Эдиком Стрельцовым мы выступали
даже за 1-ю и 2-ю мужские команды «Торпедо» на первенство Москвы. И считаю,
что вот это разнообразие, не только психологическое, но и физическое (при
игре в хоккей ведь работают совершенно другие мышцы, чем в футболе), помогало
снимать усталость. То есть и чувствуешь себя лучше, и травм, между прочим,
меньше.
— Хорошо, теперь мне хотелось бы задать вам, пожалуй, самый главный вопрос.
Судьба многих торпедовских футболистов вашего поколения сложилась трагически.
Достаточно привести имена Стрельцова, Воронина, Медакина. Вы были близким
другом их всех, а к Стрельцову много раз ездили в колонию. Вы видели их
с той стороны, с которой, наверное, мало кто их видел?
— Да, это не простой вопрос. В Кировский лагерь раз в месяц к Стрельцову
ездил наш второй тренер Борис Павлович Хренов. Потом, когда Эдика перевели
поближе к Москве, в Электросталь, тут навещать его стали даже болельщики.
Узнав об этом, начальство тут же перевело его за 250 километров в поселок
Донское, что под городом Новомосковск Тульской области. Стрельцов работал
там в шахте по добыче кварца. Это была уже закрытая зона, и доступ туда
был категорически запрещен.
— Но у администратора нашей команды Георгия Каменского, майора в отставке,
были друзья в МВД. Главным там был один генерал-майор. Он выписал пропуск
и разрешение на посещение зоны. Ездил я туда иной раз по два-три раза
в месяц, и обязательно с его мамой. Садились мы в мой «Москвич», купленный
в 1960 году, и с утра пораньше отправлялись в путь. О чем мы разговаривали
с ним? Прежде всего он расспрашивал про команду: что нового, какие игроки
пришли, какие ушли. Несколько раз он просил привезти ему торпедовскую
футболку и мяч Иногда ему удавалось там поиграть в футбол.
— Помню, подъехали мы раз прямо к воротам зоны, а они в этот момент открылись,
какая-то машина выезжала. И увидели, как Эдик вместе с группой заключенных
по большаку мяч гоняет. Привозил я ему продукты. Это у нас в команде был
такой уговор. Все ребята со своих премиальных откладывали часть денег.
Мы их делили пополам. Одну часть отдавали маме Стрельцова, а на вторую
покупали продуктов. Вот их я и отвозил. В общем, поговорим мы с ним немного,
а потом они с мамой отходили в сторонку, садились на лавочку и тихонько
о чем-то беседовали. Вот так мы с ним и виделись. Из-за этого связь с
командой он не потерял и, когда в 1964 году освободился, сумел быстро
заиграть и уже на следующий год стал чемпионом страны.
— Но, вы кажется, ездили и встречать его, когда он освободился?
— Да, поехали мы втроем — его мама, Жора Каменский и я. Машину, «Волгу»,
выделил тогдашний парторг завода Аркадий Иванович Вольский. Приехали очень
рано, часов в 7 утра. Часа через два, наверное, открылась калитка и вышел
Стрельцов. Мы с Жорой выскочили из машины и с криком: «Эдька!» побежали
ему навстречу. Мама осталась сидеть в машине, от волнения не было сил
подняться. Усадили мы его в машину, открыли бутылку коньяка. Он чуть пригубил,
а когда машина тронулась, вдруг попросил шофера остановиться. Открыл дверцу,
вышел, снял с себя зэковскую телогрейку и бросил ее в ближайший сугроб.
«Вот теперь все. Поехали», — сказал он и, сев в машину, захлопнул дверцу.
—
Первое время, когда Стрельцов уже снова играл за «Торпедо» в чемпионате
СССР, его достижения нередко замалчивались. Как он к этому относился?
— А никак. У него вообще был такой характер, что на многое в жизни он
просто не обращал внимания. Он знал главное: что вновь играет, что у него
получается, и это было для него единственно важным. Он понимал, что много
времени ему не отведено, а потому спешил играть, и не только играть, но
и щедро делиться своим талантом с молодыми футболистами. Сколь много в
свое время он сделал и для Давида Паиса, и для Володи Щербакова, и для
Миши Гершковича. Как часто, напрочь забывая себя, он играл на них. Поверьте,
это очень редкое качество в футболе, и подвластно оно только великим игрокам.
— Конечно, Эдик рано закончил. Уж я-то знаю, он мог поиграть еще, но (вот
что значит судьба) и тут его подтолкнули, намекнули, что, мол, пора и
заканчивать. И он, чтобы не мешать, не стать камнем преткновения для кого-то,
безропотно ушел. Тихо, спокойно, незаметно. Он никогда никого не осуждал,
ни на кого не держал зла. Он был добр и приветлив к людям и о футболе
мог говорить часами. Вот только о своем прошлом, тюремном прошлом, он
не говорил, никогда. Лишь иногда я замечал его душевное одиночество. Видимо,
в эти минуты он задумывался о своей человеческой и футбольной судьбе.
Почему у него все так сложилось? И могло ли сложиться иначе?
— А Валерий Воронин?
— Валерка? Он всего в футболе достиг прежде всего за счет трудолюбия.
На каждой тренировке он к любому упражнению обязательно придумывал что-то
свое. Кроме того, он был физически очень сильным человеком (великолепно
плавал, отлично бегал на лыжах), а потому на поле мог выполнять, как сейчас
говорят, большой объем работы. Причем очень часто тренеры клуба и сборной,
на мой взгляд, использовали его, скажем так, не по назначению. Например,
на чемпионате мира 1966 года тренер нашей сборной Николай Морозов попросту
разменивал его на лидеров других сборных.
Воронину поручалось персонально опекать Маццолу, Альберто, Зеелера, Эйсебио.
И со всеми он справился, никто из них не смог в играх против сборной СССР
забить мяч. Да, Эйсебио забил, но с пенальти, где Валерка уже, как вы
сами понимаете, ничего не мог сделать. А ведь он обладал незаурядными
диспетчерскими данными: прекрасно видел поле, владел точным пасом и не
столько сильным, сколько точным ударом. Да, та автокатастрофа, в которую
он попал в 1968 году, стала роковой в его жизни. Мало того, что после
этого он так и не смог вновь, заиграть в футбол (хотя и вернулся в него,
а это далеко не всякий смог бы сделать), но и не удалось ему осуществить
еще одну свою мечту.
Дело в том, что в середине 60-х наша команда подружилась с коллективом
АПН. Ребята оттуда часто приезжали к нам на базу, рассказывали очень по
тем временам интересные вещи. И Воронин сдружился с ними особенно тесно.
Он хотел в будущем стать журналистом-международником. За несколько лет
он практически в совершенстве овладел английским языком. Я помню его клеенчатую
тетрадочку, которую он клал в свою сумку поверх спортивной формы. Помню,
как он всегда ласково гладил ее и говорил: «Это мой английский, Витек».
Однажды мы поехали в Шотландию и даже не взяли с собой переводчика. Его
обязанности взял на себя Воронин и отлично справился с ними. Ну, а после
тяжелой травмы головы, которую он получил в автокатастрофе, о карьере
журналиста-международника пришлось забыть. Вот и оказался он не у дел.
Да что там, даже детским тренером ему не разрешили работать — перестраховывались,
боялись, как бы чего не вышло. Числился он у нас на заводе инструктором
физкультуры. Вот в чем его трагедия — быть способным на многое, но в силу
субъективных причин не иметь возможности добиться этого. А Саша Медакин!
Умница, начитаннейший человек, общительный, великолепный рассказчик. И
тоже, когда закончил играть, не смог себя найти во вне-футбольной жизни.
— У вас тоже был такой сложный момент, когда закончили играть?
— Конечно, первое время места себе не находил. Да и куда пойти, когда,
кроме как играть в футбол, ничего больше делать не умеешь? Ну, а потом
динамовцы меня поддержали — предложили учиться на дипкурьера. Я согласился,
но потом бросил, не смог без футбола. Пошел в ДЮСШ, а через год стал работать
вторым тренером у Иванова. Ну и супруга моя, Александра Николаевна, меня
очень тут поддержала. Впрочем, почему тут, она всегда меня поддерживала.
Жена футболиста — это тоже, понимаете, профессия! Раньше мы ведь на предсезонные
сборы месяца на полтора-два уезжали. Приедешь, бывало, «на побывку», а
дети уже выросли.
— Вот так и Сережка мой незаметно для меня подрос. И долго потом, глядя
на него, я делал открытия. Например, наблюдая его игры в школе и за дубль,
я недоумевал: откуда у него этот организаторский дар? У меня и сотой доли
того, что есть у него, не было. Конечно, жаль, что он не сумел пока раскрыть
себя до конца. И все эти праздные дела виноваты, да и не было у них в
команде дядек-наставников, как в мое время. Они как занимались в школе
вместе, группой в 5 — 7 человек, так и в команду мастеров пришли. Друг
перед другом равные. А может, у Сережки самая что ни на есть торпедовская
судьба? Впрочем, посмотрим, думаю, своего последнего слова он еще не сказал.
— Виктор Михайлович, мы как-то забыли с вами о Валентине Козьмиче Иванове?
— О, Козьма играл тогда основную роль в команде. Был капитаном, его все
уважали и все, что он ни скажет — в игре ли, в быту, — было для всех законом.
А уж как играл он, извините, большинству нынешних игроков и не снилось.
Вот я был центральным защитником. Моя задача — отобрать мяч у соперника
и передать его партнеру. Так вот, в 99 случаях из 100, когда я отбирал
мяч и поднимал голову, первым, кого я видел свободным, был всегда Иванов.
Потрясающее у него было чутье — он всегда готов был открыться для партнера,
всегда ждал передачу, и пока шла борьба, он уже просчитывал варианты,
как и где ему освободиться от опеки. И не случайно вся игра «Торпедо»
тех лет шла через него.
— Хорошо, Виктор Михайлович, и последний вопрос. Сейчас вы являетесь почетным
президентом «Торпедо»-ЗИЛ. Почему вы остались в этой команде, а, допустим,
не в лужниковском «Торпедо»?
— Ну, а как же иначе, ведь это наша заводская команда. Вся моя жизнь связана
с этим клубом и заводом. Я помню, как нам, футболистам «Торпедо», было
стыдно не проиграть, нет, а сыграть плохо. Почему? Да потому что придешь
на завод к рабочим, а они скажут тебе: «Ну как же так, Виктор?» Я понимаю,
что сейчас эти слова могут вызвать у многих людей улыбку. Но это было
так, и это моя история, моя жизнь. А разве забудешь такой эпизод, как
в 1968 году, когда мы выиграли Кубок СССР и привезли его к себе на базу
в Мячково, тогдашний директор завода Павел Дмитриевич Бородин наполнил
его сначала шампанским, а потом и кое-чем покрепче и, взяв черпак, разливал
каждому футболисту в кружку.
— Кстати, история появления его на посту директора завода очень любопытна.
До этого он руководил одним предприятием в Одесской области, и его футбольная
команда заняла на первенстве области первое место. И вот когда в 1963
году в Министерстве машиностроения решался вопрос о кандидатуре директора,
это обстоятельство при всех прочих равных качествах претендентов сыграло
решающую роль. И действительно, Бородин очень заботился о команде, о футболистах,
да и сам был прекрасным спортсменом.
— А как много сделал для футболистов Аркадий Иванович Вольский! Помню,
в команде долго ходила легенда о том, как Воронин за несколько дней до
одного из матчей вдруг исчез. Затем за день до игры появился. Оказалось,
он встретил девушку, такую красивую, что тут же предложил ей слетать на
один день на море. Они так и сделали. Естественно, когда он вернулся,
его вызывает к себе Аркадий Иванович и строго спрашивает: «Валера, ну
как же так, ты ведь команду подводишь». А Воронин ему в ответ: «Аркадий
Иванович, все правильно, виноват. Но ведь вы мужчина и должны меня понять.
Вы хоть раз в жизни влюблялись вот так — с первого взгляда?»
— Говорят, Вольский понял его и, улыбнувшись, добавил: «Иди, Валера, в
команду, но в матче за троих отработаешь». Вот какие существуют торпедовские
легенды. Может, за давностью лет я что-то и запамятовал, но суть, кажется,
пересказал верно. Причем это было не всепрощенчество, нет, а умение понять
человека, тем более такую личность, как Воронин. И Аркадий Иванович обладал
этим редким даром понимать людей. И прежде всего потому, что сам был личностью.
— И потом, не надо забывать, что «Торпедо» опекал только один ЗИЛ в отличие,
скажем, от многих других клубов, на которые работали целые республики
или союзные ведомства. Завод же в меру своих сил заботился и оберегал
свою команду. И как это можно забыть?! Нет, мое место здесь…
Когда я вышел проводить Виктора Михайловича на улицу, он, остановившись
на крыльце, глубоко вздохнул и сказал: «Весной пахнет. Значит, скоро футбол
начнется, — и потом добавил: — Я всегда иду на матчи «Торпедо»-ЗИЛ через
центральный вход. И когда прохожу через ворота, на которых написано «Стадион
«Торпедо» имени Э.А. Стрельцова», то про себя частенько говорю: «Ну что,
Эдик, идем на футбол, наша с тобой команда играет».
Иван ТИМОШКИН
Еженедельник «Футбол» №8, 1999
* * *
«ЖАЛЬ, НЕ ВЫШЛО ОГОРЧИТЬ ФРАНКО»
В скоротечном финальном турнире Кубка Европы-64 торпедовский защитник
Виктор Шустиков отыграл все 180 минут — и в победном полуфинале с датчанами,
и в злополучном финале с испанцами.
В коридоре у Шустикова висят вымпелы ветеранских турниров, в гостиной
выставлены многочисленные кубки и награды. Среди них и памятная табличка
об участии в Кубке Европы-64. А где же серебряная медаль? Виктор Михайлович
достает из ящика чехольчик. Внутри — медаль. На оборотной стороне надпись:
Coupe d’Europe. Поверить трудно: ей скоро сорок лет, а выглядит как новенькая!
Первый вопрос напрашивается сам собой:
— Часто награду достаете, Виктор Михайлович?
— Если попросят. Недавно родственники приезжали — заставили все трофеи
показывать.
— А вспоминаете тот Кубок Европы?
— Да так… Соберемся, бывает, все вместе на турнире «кому за пятьдесят»
или на годовщине у кого-нибудь.
— О чем в первую очередь говорите?
— О разном. Как играли… Со многими с 1958 года знаком. Тогда нас в юношескую
сборную привлекали. И динамовцы там были, и спартаковцы, и ростовские,
и из Донецка ребята. В том году советские юноши впервые выехали за границу.
Причем не как сборная СССР, а как «Торпедо». На чемпионате в Бельгии заняли
первое место. Так что кроме первого Кубка Европы на нашем счету и победа
в первом молодежном турнире. Я там отыграл все матчи без замен.
— Как 65-летие отметили?
— Собрались ветераны, ребята, кто сейчас в детских школах тренирует. С
утра в футбол поиграли. Мы, кстати, три раза в неделю бегаем. Скорости
уже не те, но культура паса сохранилась… Потом собрались во Дворце культуры
ЗИЛа. Посидели. Хорошие слова мне сказали.
— Здоровье, извините, позволяет три дня в неделю бегать?
— Позволяет. Есть настроение — действуешь активнее. Нет — стоишь спокойно
в защитке, подчищаешь, страхуешь. А бегаем мы на свежем воздухе, на искусственном
поле стадиона «Торпедо». Как правило, 7 на 7 или 8 на 8. Полезно. Да и
привыкли мы к движению. Тяжело уже — не двигаться-то…
— Давайте все-таки к Кубку Европы вернемся. Лично для вас тот турнир начался
с матча 1/8 финала против итальянцев.
— Совершенно верно. Дома, где я не играл, наши взяли верх — 2:0, а вот
в гостях пришлось помучиться. Мы открыли счет, но в первом тайме они нас
здорово прихватили. Во втором нам пенальти назначили. Мы заволновались,
но Яшин сказал: «Не волнуйтесь, отобью». И действительно взял! Сыграли
в итоге 1:1 и попали на шведов, в играх с которыми я не участвовал.
— И вот настал момент отправиться на финал в Испанию…
— Приехали, поселились в гостинице. Тогда с Испанией отношения у СССР
были натянутые из-за режима Франко. Так вот, к нам в отель приезжало множество
испанцев с русскими корнями. Спрашивали, как дела в Стране Советов. Когда
отношения наладятся?
— Что отвечали?
— А что мы могли ответить? Конечно, не знали. Помню, дети этих русских
испанцев бегали вокруг гостиницы, веселились. Бывало, спишь после обеда
и сквозь сон слышишь, как пацаны кричат. Как в Москве!
— Когда поняли, что будете играть в полуфинале?
— Почти до самой игры оставался в неведении, но выйти на поле надеялся.
Как и все мы.
— Матч с датчанами легким получился?
— В общем, особых проблем они нам не доставили. И их лучший бомбардир
Уле Мадсен, успевший наколотить к тому времени уйму голов, ничем особым
мне не запомнился.
— Почему же не удалось обыграть испанцев в финале?
— Все же объективно они посильнее были. Тогда первый гол Переда забил,
но Гиля Хусаинов через минуту преимущество свел на нет. И играли мы вроде
нормально, но в последние десять минут пропустили. Частично и я в этом
виноват.
— Почему?
— Начну издалека. Дело в том, что с нами тогда ездил представитель ЦК
партии. Он и «накачал» Бескова: проигрывать испанцам (читай — Франко)
нельзя. Видимо, под влияниям этого «товарища» Константин Иванович и поставил
на игру пятерых защитников: Мудрика, Корнеева, Аничкина, Шестернева и
меня. Я играл на непривычной позиции, справа. Может, из-за этого и допустил
ошибку. Шла навесная передача. Держал «своего» игрока, думал, что мяч
из штрафной вынесет кто-то из партнеров. Но Алик Шестернев промахнулся.
Мяч попал мне в левое бедро и отскочил к Марселино Мартинесу, который
четко использовал выход один на один. После турнира Бескова сняли, но
к нам, игрокам, претензий не предъявляли.
— Что еще запомнилось на финале?
— Приезд на игру Франко. Когда мы вышли на разминку, стало известно, что
он опаздывает. Поэтому разминка затянулась. И вдруг стадион взорвался:
на трибуне в шикарном белом костюме появился Франко. Только после этого
началась игра. Жаль, конечно, что не удалось испортить ему настроение.
— В Москву вылетели сразу после игры?
— Да. Помню, как только долетели, попрыгали в такси и разъехались. Пожалуй,
не столько стыдно было, сколько обидно. Хотя они и сильнее были, но по
игре мы не уступили.
— В сборную после этого турнира вызывали?
— Бескова, как я уже сказал, сняли, вместо него назначили Николая Петровича
Морозова. Помню, я и еще пять торпедовцев поехали на сбор в Югославию.
Но после этого сбора начали некоторых отчислять. И меня тоже. Ничего не
скажешь — новая метла метет по-новому. Так я и закончил карьеру в сборной.
— Желания поговорить с Морозовым не было?
— Не мое это дело. А потом, выступил бы один раз неудачно — всех собак
свалили бы. В клубе было гораздо легче.
— Как вы попали в «Торпедо»?
— Родился в Филях и с 13 лет выступал за местный клуб. Два года подряд
выигрывали чемпионат Москвы. После этого меня приметили торпедовские селекционеры
и пригласили в только что открывшуюся ФШМ. Играл на разных позициях —
и в нападении, и на воротах. Приметили меня спартаковцы, за которых я
болел. Когда ФШМ заканчивал, предложение от «Динамо» получил. Но ни в
«Спартаке», ни в «Динамо» не судьба была оказаться. В один прекрасный
момент в школу пришли представители «Торпедо». Сказали подписать бумаги.
Я подписал и стал автозаводцем.
— В составе быстро закрепились?
— Около года провел в дубле, понемногу стал за основу играть. Помню, перед
игрой с армейцами меня наш вратарь Алик Денисенко наставлял: «Смотри в
оба! Там Бузунов играет. У него удар сумасшедший!» А перед Киевом на Комана
настраивали. В 58-м играл и в финале Кубка против «Спартака». В дополнительное
время проиграли — а ведь Козьмич мог забить еще в основное! Убежал с центра
поля, но Ивакин успел выбить у него мяч.
— 427 матчей за клуб, из которых 253 без замен, не у многих наберется.
— (Улыбается.) Говорят, рекорд. Хоккей помог.
— Чем?
— Главное ведь, чтобы травм не было. Вот в этом и помог. Ведь в хоккее
совсем другие движения, другие мышцы работают. Мы, как правило, в январе
играли. Всей командой. Некоторые кататься не умели, поэтому за бортик
держались и по возможности клюшкой подыгрывали. Я, кстати, и хоккеистом
мог стать. Когда в ФШМ занимался, весил килограммов семьдесят пять. Бесков
и говорит: «Надо тебе в хоккей». Рекомендовал меня Чернышеву, который
тогда в динамовской школе работал. Я в итоге выбрал футбол. Но, думаю,
при желании закрепиться в шайбе мог.
— Сейчас за хоккеем следите?
— По возможности. Раньше за «Крылья Советов» болел, теперь — за «Динамо».
— Врач «Торпедо» Анатолий Прояев рассказывал, что как-то на тренировке
вы порвали мышцы бедра, но от его помощи отказались. Сказали, что сами
восстановитесь, и уже через 10 дней вышли на поле. Поделитесь секретом.
— Секрета нет. Просто врач запретил бы бегать, а я считаю, что этого делать
нельзя. Мышцы должны быть в постоянном движении. Если не двигаться, они
застаиваются, и процесс восстановления проходит медленнее.
— Помните, как Стрельцов вернулся после заключения?
— Наш парторг Аркадий Иванович Вольский много сил приложил, чтобы ему
играть разрешили. Мы его на выездные матчи брать стали — чтобы люди видели:
Стрельцов вернулся. Поехали один раз в Харьков. Эдик за матчем с трибуны
наблюдал. После игры зрители на скамейке мелом обвели его номер: мол,
сам Стрельцов здесь сидел. В коллектив он быстро влился. Молодые Гершкович,
Щербаков при нем сразу заиграли.
— Почему все-таки Воронина не смогли уберечь?
— Валера был несколько сложнее Эдика. Думаю, та страшная авария его надломила.
Ехал на машине, заснул за рулем и столкнулся с МАЗом. Сиденье у Валерки
плохо закреплено было. Он откинулся назад, и весь удар пришелся ему по
лицу. На теле, говорили, ни царапины не было, зато клаксон ушел чуть ли
не в горло. Козьмич тогда под Коломну к нему ездил — вернулся сам не свой…
Валера все же выкарабкался, начал играть. Но выпивал… У него в одной из
психиатрических больниц специальная палата была. Он неделю там полежит
— выходит совсем другим человеком. В галстуке, в рубашке. Жаль, что его
тренером детским не сделали. Он так хотел… Инструктором работал при клубе,
соревнования между цехами проводил… Жаль его очень.
— Когда вы поняли, что пора заканчивать карьеру?
— Мне шел 35-й год, а в дубле сидело много перспективных ребят. Решил
уступить им дорогу, хотя года два еще мог побегать. Силы-то были! Самое
страшное после окончания карьеры — неизвестность. Куда идти, что делать?
Хорошо, что у меня уже диплом был с формулировкой «тренер-преподаватель».
В школе мог работать. Или в МИДе: знакомые из «Динамо» предлагали поступить
в дипкурьеры. Медобследование прошел уже. Но тут меня назначили в «Торпедо»
вторым тренером при Козьмиче. Стал с дублем работать, а потом окончил
ВШТ и по распределению уехал в Астрахань, в «Волгарь».
— Успехи были?
— Да. Выигрывали часто, руководство было довольно.
— Тогда почему ушли?
—
По семейным обстоятельствам. Дома раз в месяц появлялся. Сережка в десятом
классе учился… В общем, ушел.
— Потом ваша тренерская карьера на спад пошла. Почему?
— Когда из Астрахани вернулся, в большом «Торпедо» все занято
было. Тренировал детей. Потом, когда команду продали, началась неразбериха.
Меня в «Торпедо-ЗИЛ» пригласили. Там стал селекционером.
— Кто ваш самый известный воспитанник?
— Сергей Игнашевич. Его помню чуть ли не с пеленок. Отец в секцию привел.
Уже тогда удар у Сергея был мощнейший.
— У сына вашего, Сергея, могла карьера сложиться удачнее?
— Конечно. Надо было больше внимания футболу уделять. Видимо, немного
голова закружилась.
— Виктор Михайлович, о таких, как вы, говорят: легенда. А вы можете себя
так назвать?
— Не знаю… (Смеется.) Главное — с людьми нормальные отношения иметь. Как
ты к ним — так и они к тебе. А там уж разберемся, кто легенда, а кто нет.
— Чего себе пожелали на 65-летие?
— Чтобы было не хуже, чем сейчас. А сейчас все хорошо. Три раза в неделю
в футбол играю. Разок — в баньку, бассейн. Сядем с друзьями, пивка выпьем.
Дети есть, внуки подрастают. Чего еще человеку в моем возрасте от жизни
надо?
Дмитрий ТРОШИН
Газета «Спорт-экспресс», 05.02.2004
* * *
«ПЕРЕД ФИНАЛОМ ЧЕМПИОНАТА ЕВРОПЫ НА БЕСКОВА НАДАВИЛИ ИЗ ПАРТИИ» Еженедельник «Футбол»,
25.02.2016
Все 16 лет карьеры Виктор Шустиков отдал «Торпедо». Выиграл два чемпионата,
три Кубка, шесть раз входил в топ-3 игроков своей позиции по итогам сезона.
Но за сборную СССР центральный защитник провел всего восемь матчей. Зато
на чемпионате Европы-1964 Шустиков был незаменим. С того турнира наша
команда увезла «серебро». Но разговор мы начали с грустного — недавно
в возрасте 45 лет ушел из жизни сын Виктора Михайловича, Сергей, известный
футболист и тренер... Читать
далее