Хидиятуллин,
Вагиз Назирович. Защитник. Мастер спорта СССР международного класса (1977).
Заслуженный мастер спорта СССР (1988).
Родился: 3 марта 1959, город Губаха Пермской области.
Воспитанник ростовского-на-Дону спортинтерната (РОШИСП-10). Первый тренер
– Валентин Гаврилович Егоров.
Клубы: «Спартак» Москва (1976–1980, 1986–1988), ЦСКА (1981–1982), СКА
«Карпаты» Львов, Украинская ССР (1983–1984), «Тулуза» Тулуза, Франция
(1988–1990), «Монтобан Тарн-э-Гаронн» Монтобан, Франция (1991–1993), «Лабеж
Иннополис» Лабеж, Франция (1993), «Динамо» Москва (1994).
2-кратный чемпион СССР: 1979, 1987. Обладатель Кубка России: 1995.
За сборную СССР сыграл 58 матчей, забил 6 мячей.
(За олимпийскую сборную СССР сыграл 6 матчей, забил 2 гола.*)
Участник чемпионата мира 1982 года (был в заявке команды, на поле не выходил).
Серебряный призер чемпионата Европы 1988 года. Бронзовый призер Олимпийских
игр 1980 года. Участник чемпионата мира 1990 года.
Чемпион Европы среди юношеских (U-18) команд 1976 года. Чемпион мира среди
молодежных (U-20) команд 1977 года.
* * *
ТРЕТЬЕ ПРИШЕСТВИЕ
Прожив пять лет во Франции, причем последние годы — размеренной, обустроенной
жизнью, без серьезного футбола, 35-летний Вагиз Хидиятуллин, российская
звезда 80-х, вернулся домой. Вернулся в большой футбол. Как уже сообщал
«Спорт-Экспресс», он официально подписал контракт с московским «Динамо»
— командой Константина Бескова.
Футболист Вагиз Хидиятуллин, одна из легенд 80-х, уезжая во Францию, мечтал
вернуться домой. Тихо мечтал, не афишируя. И вернулся. Вернулся обладателем
тренерской лицензии 1-й категории, дипломированным французским специалистом.
Вернулся, чтобы поменять тренерское будущее на игроцкое прошлое. Вернулся
к Бескову — тренеру, с которым его связывает едва ли не вся жизнь.
Один
раз, впрочем, он уже возвращался. Закончился у него весной 90-го контракт
с «Тулузой», и делать во Франции стало нечего. Он рассчитывал, конечно,
на новый контракт, но тут приспел чемпионат мира в Италии — а на нем,
как вы еще помните, наши лавров совсем не снискали. А Запад — он неудачников
не любит и быстро забывает прошлые заслуги. И вернулся тогда Хидиятуллин
в Москву. Почти на год.
Попив с ним тогда пару часов чайку в его однокомнатной квартире на Речном
вокзале, я грешным делом подумал, что с футболом он скоро завяжет. Ну
не то волновало в тот момент человека, совсем не то. За два месяца до
того родился у него третий сын, Ренат. И воспитание десятилетнего тогда
Валеры, шестилетнего Максима и Рената заботило его куда больше футбольных
перипетий.
О Хидиятуллине все словно забыли. Совсем не старик даже по футбольным
меркам, 31-летний Вагиз жил своей жизнью в Москве, бегал по магазинам,
нянчил детей. А в футбол играл только во дворе. С пацанами. Не в моде
оказались тогда люди, проигравшие итальянский мировой чемпионат. И «Спартак»
его брать не хотел. Он просился в августе 90-го в команду, просился просто
поддержать форму, потренироваться до нового контракта с французским клубом,
о котором тогда только и думал. И получил отказ.
А еще почему оказался не у дел Хидиятуллин, так потому, что никого тогда
не тренировал Константин Бесков. Человек, с которым связана у Вагиза вся
жизнь — и минуты талантливой юности, когда его называли «нашим Беккенбауэром»,
и непередаваемая радость чемпионства, и последовавшие затем размолвки,
конфликты, травмы. И возвращение после длительных мытарств и мучений тоже
связано с Бесковым.
— Бесков — великий тренер. Да, с крутым характером. Но, по большому счету,
я рад, что в жизни встретил именно его. Тогда, в конце 70-х, он видел,
что из меня можно что-то сделать, и вкладывал всю душу. По молодости мне
казались обидными его постоянные придирки, а теперь я понимаю, что он
просто требовал от меня больше, чем от других.
Эх, кабы были мы сильны не только задним умом… Беккенбауэром Вагиз так
и не стал. И во многом, может быть, потому, что в конце 80-го года «развелся»
с Бесковым. Несколько фраз, брошенных тем в пылу эмоций, крепко задели
вспыльчивого молодого игрока, и тот дал деру в ЦСКА. А там и с игрой у
него не заладилось, и затравили его со всех сторон — и «звездняк», дескать,
у него, и волосы длинные отрастил, и майку навыпуск на поле носит.
Но к чемпионату мира-82 в Испании при всем при том он подошел в отменной
форме: Бесков превозмог личную обиду и взял Вагиза в команду. И нет сомнений,
что выступал бы он на испанских полях, если бы… Если бы за неделю до чемпионата,
в последней контрольной двусторонке, на последней минуте, не произошло
бы у него нелепое столкновение с Федором Черенковым — по злой иронии судьбы,
с корректнейшим из игроков. Столкновение, оставившее Вагиза без футбола
на четыре года.
А все говорило за то, что навсегда. Врач в военном госпитале, делавший
ему операцию, на вопрос: «Играть буду?» — отведя глаза, ответил: «В лучшем
случае — нормально ходить».
В 1984-м, почувствовав, что начал восстанавливаться, Хидиятуллин наотрез
отказался играть за армейские клубы. И — по беспрекословному решению военного
начальства оказался в самой обычной воинской части. Целый год пробыл он
там — в глуши украинских степей, в Житомирской области. Ни о
каком футболе и речи не было. Он ждал, что старые знакомые будут звонить,
помогать, но так и не дождался. Дружба — палка о двух концах, как говорит
Вагиз, дружат чаще с удачливыми, проигравший — плачет.
Словом, получался у Вагиза классический сюжет по Владимиру Высоцкому:
«Я признаюсь вам, как на духу: такова вся спортивная жизнь, — лишь мгновение
ты наверху — и стремительно падаешь вниз». Падение случилось. Жестокое
падение. Без всяких шансов на последующий подъем. В него никто не верил.
Никто, кроме Светланы, вышедшей за него замуж в самое тяжелое время —
в 1983 году.
Все? Конец? Но Хидиятуллин не был бы Хидиятуллиным, если бы не выкарабкался
из этой пропасти.
В конце 85-го, после добытого с кровью приказа об увольнении из армии
— разговор с Бесковым. Хидиятуллин — снова в «Спартаке»!
«Он
за эти годы столько перенес… Но любовь к футболу все пересилила. Характер
у Вагиза оказался мужицкий — и я счастлив, что сегодня мы играем с ним
вместе в „Спартаке“ и сборной СССР». Эти слова в 87-м произнес Ринат Дасаев.
Я понимал, почему он вернулся, когда видел Вагиза на поле. Когда смотрел,
как бесстрашно идет он в любой стык с соперником. Честно идет, никогда
не смея ударить подло, сзади. Помните, как в полуфинале чемпионата Европы-88
против итальянцев ему расшибли бровь? Кровь залила все лицо. Но он знал,
что заменить его некем. Врачи сделали перевязку, замотали накрепко голову
бинтом — и назад, на поле. Так он, пораненный, и играл тогда до конца
чемпионата.
А шансы оказаться раненым, причем не по-футбольному, у него тоже были.
В августе 91-го. Когда перед самым отъездом во Францию, уже имея билет
на руках, он вдруг взял и пошел к Белому дому. Увидел его по телевизору
и тут же набрал знакомый номер. Но Вагиз уже улетел. Подробности рассказала
Светлана.
— Первое, что я увидела, когда вышла 19-го утром на работу, — бесконечный
поток танков. Тут же позвонила Вагизу, он уже все знал, просил быстрее
возвращаться — сам в это время сидел с детьми. Я после работы несколько
часов была там, где строились баррикады, и вечером с невероятным трудом
прорвалась домой. Тогда он и пошел к Белому дому. Он там провел всю ночь
с 19-го на 20-е, утро 21-го и ночь на 22-е. Время от времени я «выходила
на замену».
— И что рассказывал?
— Он такой воодушевленный приходил! «Прямо на душе хорошо, — говорил.
— Настоящие люди там собрались». Рассказывал, что автографы у него просили.
Спрашивают: ручка есть, Вагиз? Он отвечает: какая там ручка, сейчас в
моде только автоматы. Он и одевался специально, чтобы его не узнавали,
стеснялся как-то. Еще стеснялся, что один. Все, говорит, компаниями или
с женами, с девушками, а я один. А вместе мы же пойти не могли — дети.
— Вы не боялись за него?
— Жутко боялась. Потому что знаю его характер: полезет в самое пекло.
Его не удержишь… Он, когда в первый день собирался, показал мне, где в
доме что лежит, собрал все деньги — так, будто уходил в последний раз.
Я ему: ты что, с ума сошел, жить надо, брось такие мысли! А он: от них
чего угодно можно ожидать, они не остановятся ни перед чем. Вагиз, конечно,
молодец. Я даже его зауважала больше после этого. После путча с детьми
ездил к Белому дому, все им показывал, на Ваганьково к могилам трех погибших
парней их возил.
И вот после очередных трех лет во Франции он все-таки вернулся. «Рано
или поздно это все равно бы произошло, — говорит Вагиз. — Это моя страна.
И в один момент я почувствовал, что больше без нее не могу».
Ему было что терять. Он жил в достатке и почти забыл уже о тех временах
игры в «Тулузе», когда получал — не падайте в обморок — 900 (девятьсот)
долларов в месяц. Именно столько оставляли ему в те времена советские
чиновники. Другие настали времена, и больше Вагиз не нуждался. Жил себе
припеваючи под Тулузой, играл в пятом любительском дивизионе. Первые два
года — в «Монтобане», затем — в «Лапеже». Перешел, потому что второй клуб
— вообще рядом с домом, а до первого надо было аж сорок километров добираться.
Вот так поигрывал потихонечку, а заодно на тренерских курсах учился. И
успешно их закончил. Вас словосочетание «пятый дивизион» коробит? А вы
вспомните, что Вагизу уже 35. И хотел бы я посмотреть на человека, который
в таком возрасте отказался бы жить так, как жил под городом Тулуза Вагиз
Хидиятуллин.
Но он вернулся, вернулся играть в футбол. И не в пятом дивизионе — в московском
«Динамо» у Константина Бескова. Вернулся, потому что он все-таки футболист,
боец, и райская обывательская жизнь во Франции ему таки наскучила.
А тем, кто сомневается, в какой он нынче форме, надо было бы на два контрольных
матча «Динамо» сходить. С «Торпедо» и с ЦСКА. В первом он блестяще отыграл
на позиции либеро первый тайм, а армейцам со штрафного гол закинул — точно
такой же, как в 86-м всесильному киевскому «Динамо», принесший тогда «Спартаку»
нежданные два очка.
Вспоминаю, как в конце 90-го он огорченно разводил руками: «Как вернулись
мы в Москву, Валерка с Максимом попросили меня йогурты им купить. Я пошел
в магазин — а тут не знают, что это такое. Трудно, черт возьми, от этой
Франции отвыкать… «Когда Вагиз возвращался сейчас, во второй раз, он не
знал, что йогурты продаются теперь в каждом втором магазине. Ему это было
не шибко важно. Он возвращался в Россию играть в большой футбол.
Игорь РАБИНЕР
Газета «Спорт-Экспресс», 24.02.1994
* * *
СУПЕРМЕН ФУТБОЛА
Говорили мы три дня: в один и даже два уложиться не смогли — примечательных
событий в его жизни хватает. Собеседником знаменитый в прошлом защитник
«Спартака» и сборной СССР оказался интересным. И на редкость горячим.
Впрочем, таким он был и на поле.
ВУНДЕРКИНД
— До 12 лет меня воспитывала улица, — вспоминает Хидиятуллин. — Родители
целый день на работе — отец на шахте, мать в больнице. Я предоставлен
сам себе. Любил футбол — мог часами бить мячом в стенку. А потом в Ростове
открылся спортинтернат, и меня приняли. Первый тренер Валентин Гаврилович
Егоров собрал нас: «Ребята! Увижу кто курит или учится плохо, — выгоню».
Я вообще-то курил с 6 лет, но тут — как отрезало. Настолько хотел в футбол
играть.
—
В 70-е ростовский спортинтернат гремел на всю страну…
— У нас было четыре вида спорта: легкая атлетика, футбол, гимнастика и
плавание. Среди воспитанников — олимпийская чемпионка в беге на 100 метров
Кондратьева, прыгунья в высоту Быкова, метатель молота Литвинов, гимнастки
Юрченко, Гроздова, Шапошникова… Футболисты учились вместе с пловцами.
А у них три тренировки в день, первая — в 6 утра. На уроках спят — наплавались.
И учителя только футболистов к доске вызывали. Очень мы на пловцов злились.
А в любовь играли с гимнастками. Не случайно потом пара сложилась Юрченко
— Скляров. Моей первой любовью была Светлана Гроздова, олимпийская чемпионка.
— Вы еще ни разу не сыграли за «Спартак», а по Москве поползли слухи о
17-летнем вундеркинде. Откуда?
— Во-первых, команда в интернате у нас была веселая, техничная. С ребятами
58-го года бились на равных и, когда приезжали в Москву, обыгрывали всех.
Во-вторых, однажды Сергей Сергеевич Сальников пригласил в юношескую сборную
из ростовского спортинтерната нас с Глушаковым. Показал нам много приемчиков.
«Восьмерки», «черпачки», «улитки»… Таких сейчас не делают. Я даже знаю
одного знаменитого тренера по фамилии Бесков, который не любил сальниковских
штучек. На нас с Глушаковым ворчал: «Все поле своими черпаками исковыряли!»
Сальникову мы понравились, особенно Глушаков, и он пообещал: «Рекомендую
вас в «Спартак». А потом состоялась спартакиада школьников во Львове.
Там было много скаутов, в том числе московских — из «Динамо», «Торпедо».
Но у нас уже в мозгах сидело — «Спартак». Возвращаемся, интернат пустой
— лето. Мы с Глушаковым стали с «Ростсельмашем» тренироваться. И народ
примечает: 17-летние, а кое-чего умеют. Спрашивают: «Куда, ребята, планируете
податься?» — «Сальников в „Спартак“ приглашал». — «Вы что, какая Москва!
К основе вас там никто не подпустит. Мы же зарплату 150–170 рублей дадим».
Растаяли мгновенно, заявления написали. Приходим к Егорову: «Поздравь,
Валентин Гаврилович, мы — футболисты команды второй лиги «Ростсельмаш».
А он: «Вы что, дураки?!" Берет за руки — и на базу СКА. Армейской
команды в ту пору на базе не было. Посидели час-полтора, и — сейчас уже
не помню — то ли Валера, то ли я предлагаю: «Что нам тут делать? Поехали
в Москву!» Прибываем, стоим, как дураки, на перроне. Хорошо, у меня был
номер телефона Варламова Ивана Алексеевича, тренировавшего российских
юношей. «Вы где?» — «На Казанском». — «Ждите». Перебрались на Ярославский
— и в Тарасовку. В «Спартак».
КРАСНО-БЕЛОЕ КОЛЕСО
— Помните дебют в «Спартаке»?
— Из-за занятости в сборных я почти все время отсутствовал. Глушаков впервые
сыграл за дубль в Ереване, я на трибуне сидел и страшно ему завидовал.
Разговоры пошли: «Где Хидиятуллин? Он вообще в „Спартаке“ или нет?» До
меня стало доходить, что я не совсем прав. И здесь — уже осень была, команда
играла не очень — Анатолий Крутиков поставил в дубль на матч с «Зенитом».
Я такую игру на эмоциях выдал! Все — в шоке. Крутиков: «Готовься, завтра
— в основе». Наелся, конечно, — тяжело без отдыха. Напутствие помню: «Папаева
видишь? Ему мяч отдавай, он разберется». И я действительно на поле видел
только Папаева с Ловчевым. С тех пор взял за правило: пасовать тем, кто
может что-то создать.
— Почему в сезоне-76 команда вылетела в первую лигу?
— Перед чемпионатом новый главный тренер настоял, чтобы из «Спартака»
убрали Старостина. А как можно — без Николая Петровича?! Я, когда пришел,
ужаснулся. Пять-шесть основных игроков керосинили прилично, причем даже
накануне матчей. Фамилии называть не буду. Безусловно, настоящей звездой
был Ловчев — как Гиггз в сборной Уэльса. Но у валлийца все партнеры —
бойцы. В «Спартаке» же Ловчеву под стать были разве что Папаев да Прохоров.
— Что изменилось с приходом Бескова?
— Все. Бесков собрал людей, в которых видел футболистов. Мы смотрели тренеру
в рот. Как раз то, что ему нужно было. С годами, конечно, нам это слегка
надоело. Дела наладились далеко не сразу, шли в первой лиге пятыми-шестыми.
А потом — понеслись. Словно под колесо застрявшей в грязи машины что-то
твердое подложили. Рванули — не остановишь.
— Как Бесков разглядел в вас либеро?
— Меня носило по всему полю. А Бесков посчитал, что большой объем работы
выполнять мне здоровье не позволит. Но голова светлая, пас могу отдать,
мяч отнять. Плюс мне отводилась партизанская роль: совершать вылазки в
тыл противника. Несмотря на возраст, в роли либеро я не стушевался.
— Материальные условия в 77-м заметно улучшились?
— Вы про «Аэрофлот»? Мы ничего не почувствовали. Когда выиграли в 79-м
году чемпионат, каждому игроку подарили по радиоприемнику. Мой до сих
пор играет. Железка на нем с надписью: «Вагизу Хидиятуллину от министра
авиации Бугаева».
— Какова была роль Николая Старостина?
— Неоценимая. Решал любые вопросы, пробивал игрокам квартиры и прочие
блага. Я бы сравнил его с Ришелье — в хорошем смысле. Только наш Дед был,
пожалуй, круче французского кардинала. В 18 лет с Лениным здоровался.
Причем тот после ранения подал левую руку. Старостин этот эпизод в книгу
включил, но цензура не пропустила. Однажды на Сицилии читал нам «Бориса
Годунова» наизусть. Спрашиваем: «Откуда это, Николай Петрович?» — «Ребята,
я два года в одиночке сидел. Книги разрешались, память у меня феноменальная
— выучил». Почерк — каллиграфический. Каждая цифирка, каждая копеечка
— все тютелька в тютельку. Сумасшедший бухгалтер. В нынешних условиях
ему цены бы не было. И по любому поводу у него была припасена история.
Интересуемся: «Как же вы все-таки играли, Николай Петрович?» — «Честно?
Игрок я хреновый. Но злой был!»
— Что было особенно трудным: перелеты, настрой соперников на «Спартак»,
судейство?
— То, что машину, которую сконструировал Бесков, в начале пути требовалось
разогнать. А остальное… Мы молодые были — расстояния не пугали. Что касается
судейства, то мнения, будто арбитры нам помогали, не разделяю. Наоборот,
на выезде и поддушивали.
ЧЕМПИОН МИРА
— Сегодня трудно представить: сборная СССР — чемпион мира. Тем не менее
в 77-м в Тунисе это произошло, пусть и на юниорском первенстве. Рецептом
успеха не поделитесь?
— У той команды был мужицкий характер, прежде всего у украинцев. Сергей
Михайлович Мосягин знаете, что нам говорил? «Штрафную видите? Идите туда
и копайте! Там ваши 300 долларов лежат».
—
За победу в матче?
— В чемпионате!
— Могли в финале не доводить дело до серии пенальти?
— Наверное, ведь все время вели в счете. Но ход матча, если честно, помню
плохо. Зато 11-метровые никогда не забуду. Заведомо снял бутсы, гетры
— чтобы не трогали. А оказалось, удары исполнялись пятерками. При ничьей
нужно подать список на следующих пятерых. Пришлось одеваться. А самого
колотит. Но к мячу подошел — успокоился. Вспомнил Сальникова, который
учил мысленно прочертить линию: игрок, мяч, штанга. И попал в «девятку».
А решающий мяч, кажется, Баль забил.
— Ощущения от победы помните?
— Пацанячьи. Песни пели. Андрюха Баль учил меня украинской «На камэни»,
я его — ростовской «По Дону гуляет».
— Куда богатырская удаль советских юношей девалась по мере возмужания?
— Возможно, дело в системе подготовки. Раньше много проводилось различных
турниров, и мы на юношеском уровне превосходили соперников функционально.
Плюс характер — за свои 100 долларов все сметали.
ГЕОРГИЙ И ОЛЕГ
— С кем в «Спартаке» дружили?
— В номере жил с Ярцевым. Он многому меня научил. К кроссвордам, например,
пристрастил. Или, скажем, давали мне квартиру. Ну, думаю, куплю мебель,
музыку поставлю, девчат позову… А Ярцев подсказывает: «Не суетись, не
спеши. Привези из Ростова родителей и получи уже не однокомнатную, а трехкомнатную».
С Ярцевым и Романцевым мы втроем держались. Очень жаль, что время с Олегом
разлучило. Для многих он стал недоступен, в том числе для меня.
— Поговорим о чемпионском сезоне-79.
— Весь чемпионат просидели на колесе, трепали нервы лидерам и в конце
концов вытрепали. Наш час пробил незадолго до финиша. Помню слова Николая
Петровича перед матчем с киевским «Динамо»: «Десять лет назад, в 69-м,
мы выиграли в Киеве — 1:0 и стали чемпионами. Сейчас тоже все решается
здесь». Так и вышло. Победный гол забил Ярцев с моей передачи.
— После того сезона Андрей Старостин охарактеризовал вас: «Супермен футбола».
В чем проявлялось суперменство?
— Думаю, имелся в виду образ жизни. Так не бывает: на поле ты один, за
пределами — другой. Вокруг меня все кипело. Не идет, допустим, у «Спартака»
игра. Ну-ка, говорю, пошли в «Кооператор» — ресторан такой рядышком был.
Напьемся — и все начистоту говорим друг другу. Что на душе, какие у кого
претензии. Очень действенный метод. Шли даже те, кто не пил.
— В полуфинале московской Олимпиады, когда наша сборная уступала ГДР —
0:1, вы, казалось, больше всех хотели отыграться. В концовке совершили
отчаянный рывок, дотянулись до уходящего мяча, пробили головой…
— Но не забил. Об этом мне напоминают часто. Именно о том упущенном моменте.
Так и Дасаев обречен до конца жизни выслушивать, какой гол положил ему
ван Бастен.
КОНФЛИКТ
— Многие до сих пор считают, что в конце 80-го вас призвали в армию. А
что произошло на самом деле?
— Конфликт с Бесковым, который обвинил меня во всех грехах. Последней
каплей стало подозрение, будто я продал игру «Карпатам». В том матче я
дрался на поле, Юре Суслопарову по роже дал за Романцева. За 7 минут до
конца мяч мне не поймешь куда попал — скорее все же в плечо. Чудак судья,
однако, назначил пенальти. Так обидно! И знаете, кто мне бесковскую версию
сообщил? Дежурная, которая убиралась у нас на этаже: «Вагиз, говорят,
ты игру продал?» Я чуть не упал… Быстренько собрался и уехал.
Я учился в институте, от призыва был закрыт. Но написал заявление: «Хочу
служить в рядах Советской армии», — и через сутки уже принимал присягу.
Со временем понял, что совершил ошибку. Вся страна недоумевала: «Как же
так, Вагиз? В чем дело?» Бесков, человек более опытный, умудренный, мог
бы при желании подобрать ко мне ключики. Однако не захотел — тоже характер.
Пошел на принцип — убрал меня из сборной: «Он и ее интересы предаст, как
интересы «Спартака».
— В ЦСКА после «Спартака» как игралось?
— Конечно, окажись я в Киеве, может, все сложилось бы по-другому. Но дорога
туда была закрыта. Вопрос с моим переходом рассматривался на московской
федерации — день, второй. Наконец, кто-то не выдержал: «Да чего вы обсуждаете!
Слава богу, в Москве остался». В сборной жил в номере с Бессоновым. «Знаешь,
Вагиз, мне Лобан поручил с тобой поговорить. Что думаешь о переходе в
киевское „Динамо“?» А мне смешно. Потому что Бесков просил меня о том
же в отношении Бессонова.
— Матчи против «Спартака» в сезоне-81 какими получились?
— Встретились в самом конце первого круга. Я против бывших одноклубников
жилы рвал и уже к перерыву спекся. Тут Юра Гаврилов нам парочку пульнул.
0:3 проиграли. В раздевалку генерал пришел: «Я вам покажу, как надо играть.
Завтра — сбор, форма — военная. Поедете на полигон». Привезли нас, переодели,
в окопы посадили, дали гранаты деревянные. Танки запустили. Скажу вам,
это что-то, когда над тобой такая махина проходит! Кидаем вдогонку болванки,
кто-то кричит: «Получай, „Спартак“!» Потом Базилевич загнал на неделю
в Архангельское. В общем, в начале второго круга победили «Спартак» без
проблем — 2:0. Но игры у ЦСКА все равно не было.
КОМАНДИР ВЗВОДА
— Поехать на ЧМ-82 вам не позволила травма. Как ее получили?
— В двусторонке между первым и вторым составами сборной. Холод был сумасшедший.
А я всю игру простоял, замерз страшно. И черт дернул в самом конце — согреться
захотелось, что ли? — побежать на фланг. Столкнулся с Федором Черенковым
и получил единственную за карьеру серьезную травму. Полетела еще боковая
связка. А крестообразной, как выяснилось, вообще не было! Два года я играл
без связки, представляете?
—
Неужели дискомфорта не ощущали?
— Ныло. Но за счет сильной четырехглавой мышцы колено держалось. Лежу
после операции, отхожу от наркоза. А я руководство ЦСКА предупреждал,
что после сезона вернусь в «Спартак». Заходят в палату: «Звание присвоим,
пенсия будет — ты теперь калека». У меня голова в тумане — подписываюсь
на офицера. Через месяц потихоньку начал бегать, смотрю — колено-то разрабатывается.
Прошу: «Верните бумагу». А мне: «Назад дороги нет, ты — лейтенант». —
«Видел я ваш ЦСКА там-то и там-то». Они поняли — не выйдет ничего. И решили
карьеру мне сломать: «Выбирай — Прикарпатский военный округ или Северокавказский?»
Выбрал Северокавказский. Меня тут же отправляют в Прикарпатский, во Львов.
Поиграл там и затосковал. Организовали мне в Москве встречу с Бесковым.
«Давай старое забудем, — говорит. — Пора тебе заканчивать похождения».
— «Как сделать, чтобы меня уволили?» — «Пиши заявление с просьбой отправить
в часть. Оттуда я тебя вытащу».
Возвращаюсь во Львов, сообщаю тренеру «Карпат» Самарину: «Так и так, ухожу».
«Не делай этого! — убеждает. — Тебя Беликов на Кушку сошлет». Все же написал
я заявление. Пошли к генерал-лейтенанту Беликову, который раньше был командующим
Северокавказским округом и любил меня без памяти. Протягиваю заявление,
Беликов читает, становится пунцовым. Пишет резолюцию: «Отправить в 8-ю
танковую армию в город Новгород-Волынский Житомирской области». И стал
я командиром мотострелкового взвода. Проходит месяц — никто не вытаскивает.
Потом — второй, третий, четвертый… Год танки водил! Во время стрельб командир
полигона все время мне проигрывал: я три мишени выбью, он — две. Чуть
ногу себе не отрезал в этом танке. Как-то стреляли, и мне ее так повело
— еле успел на кнопку нажать, остановить башню.
Через год осознаю — кинули меня. И Бесков не смог ничего сделать. Звоню
Беликову: «Простите паршивца!» Начал тренироваться, но поскольку долго
не играл, нога распухла. Положили в военный госпиталь. Профессор тамошний
за голову схватился: «Как ты в футбол играешь?!" На снимке колена
нет — одни пластины, скобки, железки. Через месяц комиссовали.
Приезжаю в Москву как вольный человек. Опять сводят с Бесковым. «Извини,
— говорит, — вызволить тебя не вышло. Ты стал взрослее, мудрее, за ошибки
расплатился сполна. Будешь мне помощником». Мой первый матч после возвращения
— в Лужниках с киевским «Динамо». Чанову забил со штрафного. И пошло-поехало,
второе дыхание открылось. Во Львове увидели это — и к начальнику госпиталя:
«Ты кого комиссовал?! Он за сборную играет!»
ЕВРОПЕЙСКОЕ СЕРЕБРО
— Что изменилось в «Спартаке» за время вашего отсутствия?
— Игра осталась той же. И соперники. Разве что «Днепр» добавился. Потом
во Франции ловил себя на мысли, что на большинство игр не могу настроиться.
Ну, «Марсель», «ПСЖ» — а против остальных с пустой душой выходил. О чем-то
схожем читал в интервью Онопко.
— Золотой сезон был омрачен для «Спартака» тяжелым поражением в Кубке
УЕФА от «Вердера».
— Думаю, мы психологически оказались не готовы к ответному поединку. «Вердер»,
во-первых, перенес игру на день раньше. Во-вторых, когда мы приехали,
стали нам какие-то подарки совать, повели костюмы мерить. Целый день вокруг
нас ходили, бегали, прыгали — в общем, расслабили напрочь. Мы вышли на
поле — ничего не понимаем. Когда спохватились, уже поздно было. Ехали
туда, думали, после 4:1 как-нибудь докатим. Они же вложили в игру все.
— Существует мнение, что Валерий Лобановский не очень жаловал спартаковцев,
как и киевляне вообще.
— Это не так. С ребятами из Киева нас связывали прекрасные, теплые отношения.
И хотя видение футбола у Лобановского и Бескова не совпадало, в одном
они были едины: оба воспитывали победителей. Непримиримые соперники, но
ни в коем случае не враги. И Лобановский спартаковцев нормально воспринимал.
Любил Гаврилова, ко мне относился по-отечески, Дасаева очень ценил за
трудолюбие и талант, Черенкова уважал. А в сборную Федора не брал, потому
что на той позиции играл Заваров.
— На ЧЕ-88 были шансы в финале победить голландцев?
— Наша беда — довольствовались малым. Надо было жить золотыми медалями,
а мы стремились показать хорошую игру, выйти из группы, занять достойное
место. До полуфинала добрались — счастье. У Голландии команда, конечно,
очень сильная, но мы могли выиграть. Когда вышел на разминку, нутром почувствовал
— их при виде нас колотило. И первые 20 минут, когда они за центр не переходили,
подтвердили — боятся. Забей мы тогда, еще неизвестно, как бы игра повернулась.
ФРАНЦИЯ
— В юности кто был вашим кумиром?
— У меня было море фотографий Беккенбауэра. И когда пошли разговоры о
том, что мной интересуется «Бавария», он вроде бы заявил: «Дайте мне 4-го
номера „Спартака“, и я сделаю из него второго себя».
— Но уехали вы во Францию. «Тулузу» у нас помнят в основном по матчам
со «Спартаком». А при вас что она собой представляла?
— Тренировал команду Жак Сантини, ныне возглавляющий сборную Франции.
Аргентинец Дето Марсико вырос на одной улице с Марадоной и много чего
рассказал мне о своем друге. В сборную входили Дюран, Пасси, номер со
мной делил ветеран Рошто. Запасным вратарем был Бартез, которого я частенько
тренировал и называл «пеночником». Ту «Тулузу» я сравнил бы с «Сельтой»
второй половины 90-х. Обитали в районе 4 — 5-го места, доминировал же
«Марсель» во главе с Папеном. Сборная мира.
— Почему покинули «Тулузу»?
— Контракт был на два года. И все это время родина из меня веревки плела.
Из моей зарплаты, 30 тысяч долларов, 29 тысяч забирал Госкомспорт. За
оставшейся тысячей каждый месяц летал в Париж — в посольстве ее давали.
Больше посла, объясняли, получать не можешь. Справедливости ради, надо
сказать, находился я на гособеспечении — машина, дом, питание. Но они
забывали, что я прибыл после чемпионата Европы, на котором мы чуть-чуть
не доехали до золота. Посмотрел, какие деньги имеют в «Тулузе» остальные
игроки, и понял: меня же обирают! Бился полтора сезона, и в последние
полгода мне давали уже половину от 30 тысяч.
А перед ЧМ-90 президент «Тулузы» (коммунист, к нашей стране хорошо относился)
говорит: «Не могу тебе больше таких денег платить. Соглашайся на 17 тысяч
— все твои будут». Контракт готовый предлагает. «Вы что, смеетесь? — спрашиваю.
— Два года тридцатку перечисляли неизвестно кому, и опять…» В общем, договорились
встретиться после чемпионата мира. А там сборная СССР выступила неудачно,
«Тулуза» же тем временем взяла на мое место бельгийца, и меня потихоньку
отодвинули. Отправился в скромный «Монтобан». Спонсоры там были хорошие,
дом мне построили. А заканчивал французскую эпопею в «Лабеже», команде
из соседнего городка.
ПРОФСОЮЗНЫЙ ЛИДЕР
— Могли вернуться в Россию раньше 94-го?
— Никто не звал. А тут друг позвонил и упомянул, что Газзаев возглавил
команду во Владикавказе. Слово за слово, принял решение — возвращаюсь.
Отправился на машине и по дороге остановился в Карлсруэ у сестры жены.
Там сообщают: Бесков разыскивает. Набираю его номер. «Вагиз, я хотел бы
видеть тебя в „Динамо“. Давай встретимся через неделю, потому что завтра
я вылетаю на турнир в Карлсруэ». — «Так я же здесь сижу!» На следующий
день переговорили в гостинице. «Можешь потренироваться?» — спрашивает.
«Почему нет?» — «А со „Штутгартом“ сыграть?» Вышел с капитанской повязкой,
мы 2:0 выиграли. Так стал динамовцем.
— Почему уже через год завершили карьеру?
— Из-за проблем с коленом. Во Франции я закончил тренерские курсы, готовил
себя к этой профессии, но в итоге что-то не сложилось.
— Как родилась идея создать футбольный профсоюз?
— Директор ФК «Динамо» Воробьев разрабатывал для РФС программу на 5 лет.
И в ней предусматривалось обязательное участие профсоюза, которого тогда
не было. Мне говорят: «Пойдем, Вагиз, на заседание. Там создание профсоюза
будут обсуждать. Послушаешь».
Через неделю на следующем заседании спрашиваю: «Что вы здесь сидите? Надо
просто занять денег — и начинать». И пошел по командам — к Романцеву,
Тарханову, Семину: «Вы за то, чтобы профсоюз был?» Я же знаю, как во Франции
все организовано. Но оказалось, не все так просто. В нашем футболе царил
хаос, а профсоюз предполагает четкую организацию. Отношения работодателя
с футболистом должны быть урегулированы и понятны. А сейчас откроешь «СЭ»
— там выгнали, тут пинка дали. Правил не существует.
Год назад в РФС была образована палата по разрешению споров, отчасти взявшая
на себя функции профсоюза. Не совсем то, что хотелось бы, но все же шаг
вперед. В Европе ни одна бумага не существует без подписи профсоюзного
лидера.
— Юридического образования у вас нет?
— У меня жизненное образование. Можно закончить три класса, но все понимать
правильно. Приходит футболист, жалуется — денег не дают, квартиру. Мне
без закорючек видно: прав на сто процентов. А они начинают выискивать:
там не так поступил, тут напился. В общем, все делают, чтобы парню не
заплатить. Вы чего, ребята? Контракт с ним подписывали? Отдайте деньги
и вышибите из команды, если не нравится.
— Что сейчас с профсоюзом? Вы его по-прежнему возглавляете?
— Было бы смешно, если бы я сказал: «Заберите от меня ваш профсоюз!» Пусть
пока мы не набрали нужных оборотов — это вопрос времени. Ведь все прекрасно
понимают, что подобная структура необходима. Закон о профсоюзе у нас,
слава богу, есть. Но нет пока закона о профессиональном спорте. А все
должно быть вкупе. Когда в Минтруде зарегистрируют профессию «футболист»,
дело сдвинется с мертвой точки.
— Нет желания попробовать себя все же в роли тренера?
— Иногда смотришь, сколько они, бедолаги, пачек за матч выкуривают, и
думаешь: «А оно мне надо?» Но скоро 45 стукнет, пора определиться: стать
функционером, принять команду или сосредоточиться на профсоюзе.
— Поговорим о сборной. Чего больше в ее нынешнем успехе — волевого настроя
игроков или искусства тренера?
— К Ярцеву пошли люди, которых он сумел заинтересовать и убедить. Другому
те же Мостовой и Онопко могли не поверить. Есть еще вещи, о которых я
не вправе рассказывать: решал их именно Георгий. Авторитетом и данной
ему властью.
— Как думаете, почему мало кому удавалось угадать состав нашей команды
перед очередным поединком?
— Я угадывал. И мне очень понравилась замена, сделанная в Кардиффе. По
всему вместо Титова должен был выйти Лоськов, но Ярцев выпустил Радимова
— и тот все связал в центре. Класс!
— Можно ли говорить о Ярцеве как о продолжателе бесковской линии?
— Думаю, многими принципами Константина Ивановича он руководствуется.
Например, очень тщательно подбирает игроков.
— Есть у нас шансы в Португалии?
— Уже то хорошо, что люди снова живут футболом. А о шансах говорить рано.
Подождем полгода. Важно, кого выберут президентом РФС, что будет решено
относительно тренера сборной. Считаю, ему следует платить серьезные деньги.
Чтобы не думал о совместительстве.
— Футбольная мечта у вас есть?
— Поставить на ноги профсоюз. Тогда очень многие будут вспоминать меня
добрым словом.
Алексей ЩУКИН
Газета «Спорт-Экспресс», 2003
* * *
«ВСЕГДА БЬЮ ПЕРВЫМ, А ПОТОМ РАЗБИРАЮСЬ» Газета «Футбол. Хоккей»
№39, 11.10.2005
В памяти болельщиков он остался Хидей. Умным, дерзким и до невозможности
ярким игроком легендарного в ту пору «Спартака». В пижонской красно-белой
футболке на выпуск. Сегодня Вагиз Назирович тот же, что и прежде — не
потерял себя, не растворился в буднях «новой жизни». Волос разве что на
голове заметно поубавилось. А вот напор, темперамент, воля остались при
нем… Подробнее
* * *
«МНЕ ДОВОДИЛОСЬ ДАЖЕ ВОДИТЬ ТАНКИ»
Газета «Спорт уик-энд», 02.08.2009
В минувшую среду на маленьком московском стадиончике имени Игоря Нетто
народу было — не протолкнуться. Всех желающих посмотреть на товарищеский
матч игроков-ветеранов в честь 50-летия сразу двух знаменитых футболистов
«Спартака» — Федора Черенкова и Вагиза Хидиятуллина — скромные трибуны
вместить не могли… Подробнее
* * *
НЕУГОМОННЫЙ
Газета «Спорт-Экспресс», 04.09.2009
Мы специально дожидались, пока отгремит праздничный салют, разъедутся
гости с юбилейного матча Черенкова и Хидиятуллина. Нам казалось, что,
вырвавшись из череды торжеств, легендарный спартаковский защитник будет
разговорчивее. Не прогадали. Вагиз Хидиятуллин, чуть утомленный, встретил
нас на Фрунзенской набережной. Совсем молодой, с чертовщинкой в глазах.
А мы-то думали, осталась она в 80-х. Вместе с копной волос. Неужели вам
пятьдесят, Вагиз?.. Подробнее