Участник чемпионата мира 2002 года (был в заявке команды, на поле не выходил).
Главный тренер юношеской сборной России (2003–2006). Помощник
гл. тренера в сборной России (2003–2005).
* * *
«Я НАИГРАЛСЯ»
С Игорем Чугайновым за 16 лет его игровой карьеры мы встречались не раз.
Но, только взявшись писать заметку в рубрику «Уходя, оглянись», означающую,
по сути, прощание с действующим игроком, я вдруг подумал: «А когда же
он стал для меня по-настоящему состоявшейся в футболе личностью?». Может
быть, тогда, когда еще мальчишкой увидел подставу в другой команде и попытался
добиться справедливости? Или когда не побоялся публично рассказать о том,
как администратор «Торпедо» купленную для дублирующего состава новенькую
форму толкнул налево, а ребятам выдал старую? А может, летом 1993 года?
Тогда, после победы в первом розыгрыше Кубка России, он неожиданно ввалился
к нам в редакцию, молодой, красивый, веселый, и, поставив на стол коробку
пива Holsten, выдохнул: «Давай отметим нашу победу!». Или в 1994-м, когда
до позднего вечера ждал у подъезда своего друга и бывшего одноклубника
по «Торпедо» Юру Тишкова, чтобы, словно предчувствуя что-то недоброе,
сказать: «Юрка, не езди в Коломну. Придумай что угодно, только не езди».
А в ответ услышал: «Да ладно, Чуг. Чего ты, все будет хорошо». Именно
в той игре в Коломне Тишков и получил тяжелейшую травму, после которой
уже не смог восстановиться. Но так ли уж важно, в конце концов, когда?
Главное ведь в том, что он стал личностью, и не только в футболе, а удается
это далеко не каждому.
— Игорь, сколько времени ты уже не играешь?
—
3 февраля исполнилось два года. Пошел на третий круг.
— Вернуться не тянет?
— Знаешь, некоторые в таких случаях говорят, мол, не наигрались. Я же
наигрался, причем вдосталь.
— И тем не менее сложилось впечатление, что закончил ты как-то неожиданно.
Мог бы еще спокойно пару сезонов отыграть. С твоей-то головой!
— То есть доигрывать? Это не по мне. Кататься по стране, сменяя одну команду
на другую, скатываясь все ниже и ниже дивизионом? Нет, не хотел я такой
жизни. Да и накатался за карьеру, дай бог каждому! А тут еще мне сделали
предложение стать тренером, пусть и юношеской, но все-таки сборной. Согласись,
глупо было бы отказываться.
— Ты застал еще советскую школу подготовки игроков. На чем она была основана?
— Прежде всего была четкая вертикаль власти. Были перехлесты, перегибы:
без этого нашу страну трудно представить. Но вертикаль власти была на
первом месте. Сейчас такого нет. Понимаешь, если бы в то время игрок сказал,
что для него клуб важнее, чем сборная: мол, я туда не поеду. Все! Он сразу
бы закончил играть в футбол. Раз и навсегда. Сейчас же это чуть ли не
поощряется. Но извините, господа, откуда у вас те достаточно большие зарплаты,
которые вы получаете? Клуб — это абстракция. Клубы не зарабатывают столько
денег, сколько выплачивают футболистам. Значит, деньги идут из недр страны.
Но ведь никто из тех, кто говорит, что клуб им платит, а потому клуб важнее,
не задумывается об этом. Мы часто ссылаемся на капиталистический уклад
жизни, но попробовал бы кто-нибудь сказать такое, допустим, в Германии…
Немцы очень ревностно относятся к своим сборным. После памятного поражения
Германии от Англии — 0:5 многие футболисты боялись на улицу выйти. Вот
отсюда и надо плясать.
— Ты начинал в футбольной школе Советского района города Москвы у тренера
Бурлакова. Потом была знаменитая в то время торпедовская школа…
— Футбольная школа Советского района, или, как она тогда называлась, Чертановская,
воспитала немало хороших игроков. А в «Торпедо» я перешел вслед за моим
тренером. За пять лет привык к нему, узнал требования, потому менять что-либо
не хотелось. Хотя сейчас считаю, что на каждом этапе подготовки игрока
должен работать свой тренер: набор, закладка основ и выпуск. Условия в
«Торпедо» были получше, но не намного. Знаешь, сколько времени мы проводили
тогда на «гарехе», резине, в залах?! Не сравнить с нынешними условиями.
Но тогда очень много мальчишек, причем самых одаренных и талантливых,
приходило в школы со двора. А сейчас и дворов-то почти не осталось. Одну
коробку во дворе сделают и всю неделю по всем телевизионным каналам показывают.
Помню, когда я в первый класс пошел, какие-то там крючочки с палочками
написал — и все, побежал во двор мяч гонять. И другие ребята моего поколения
поступали так же. А тренеры просто ходили по дворам и примечали таланты.
Вот и меня так нашел Бурлаков, за что ему огромное спасибо.
— А что была за история с подставой в другой команде, выявить которую
помогла твоя фотография?
— Это было в Никополе. Мы поехали на всесоюзные соревнования СДЮШОР. И
вот после очередной игры ужинаем мы с ребятами из команды Никополя за
одним столом. Тут один из них и кричит тренеру: «Мы завтра на тренировку
не придем, у нас экзамены». Но у нас-то ушки на макушке, мы сразу к своему
тренеру: так, мол, и так — подстава. Какие могут быть экзамены у восьмиклассников?
Значит, десятиклассники в команде играют. У меня был с собой фотоаппарат.
Я быстренько сфотографировал их, а Бурлаков пошел к главному судье соревнований.
Однако доказать что-либо не удалось, как-никак команда хозяев. Что делать?
Бурлаков был хорошим психологом и прекрасно понимал, что творилось в наших
душах. Посмотрел нам в глаза и… во время награждения увел команду со стадиона.
Разразился скандал, да такой, что Бурлакова хотели даже уволить, но мы
молчать не стали, написали несколько коллективных писем в его защиту.
Отстояли.
— Ты сейчас тренируешь юношей. Уроки Бурлакова пригодились?
— Конечно. Я очень многое взял у тех тренеров, с кем довелось работать.
Думаю, только недалекий человек может сказать, что всему, что умеет, он
научился сам.
Как молоды мы были! В 1993 году «Торпедо» стало
обладателем первого Кубка России. На снимке справа налево: Игорь
Чугайнов, Максим Чельцов и Николай Савичев.
— Как ты считаешь, почему многие наши футболисты и в советское
время, и теперь на юношеском и молодежном уровне выглядят подчас сильнее
зарубежных сверстников, а переходя во взрослый футбол, теряются?
— Здесь дело в психологии. У нас ведь как: попал парень в 17–18 лет по
мячу — все, ура, Пеле! А этот возраст очень непростой. У мальчишки нет
еще того сита, которое позволило бы ему просеять всю эту шелуху, оставив
на дне горсточку того, что будет ему действительно нужно. На этом очень
много талантов и сгорело. А сейчас все стали играть в футбольных Нострадамусов.
Едва ли не каждый заявляет: «Я разглядел звезду». Так и хочется сказать
этим горе-пророкам: «Да подождите вы! Вот отыграет лет десять на стабильно
высоком уровне, тогда и прославляйте его».
— Футбол советских времен и нынешний сильно отличаются?
— Сейчас все намного быстрее происходит. Нет ни одного участка поля, где
бы не находился соперник.
— И это притом, что уровень чемпионата СССР был выше?
— Тут нет противоречия. Действительно, союзный чемпионат считался в Европе
одним из сильнейших. И главная его сила была в тех личностях, которые
создавали игру. Тот чемпионат был, если говорить современным языком, первенством
СНГ. Кем были киевское, тбилисское и минское «Динамо», как не сборными
своих республик? А «Арарат», «Пахтакор», «Нефтчи», «Жальгирис»? Когда
все это развалилось, мы резко тормознули и отстали от Европы. Однако я
не считаю, что уровень нашего нынешнего чемпионата слаб. Мы, скорее крепенькие
середнячки. Отдельные клубы — такие как «Спартак», «Локомотив», ЦСКА —
добивались в разное время каких-то локальных успехов, но и только. А возьми,
например, Англию. Первые команд десять можно смело запускать в Европу,
и они будут на равных играть со своими соперниками. У нас же есть два-три
лидера и огромная армия середнячков.
— Если не считать сезона в «Уралане», то ты играл в основном за две команды
— «Торпедо» и «Локомотив».
— Обе эти команды для меня родные — в одной я вырос, в другой больше всего
провел матчей. Да, я переходил из одного клуба в другой, но на то были
свои причины. Первый раз я ушел из «Торпедо» в 20-летнем возрасте, потому
что хотел играть с мужиками. Ушел в «Локомотив» на год, да еще в первую
лигу. Когда же «Торпедо» стало разваливаться, то ушел уже окончательно,
оставаться там не имело смысла. Конечно, были объективные причины. Завод
и ведомство — это разные вещи. Об этом еще говорил Валентин Козьмич Иванов:
«Есть завод — есть команда, нет завода — нет и команды».
— Какой след в твоей душе оставили «Торпедо» и «Локомотив»?
— «Торпедо» — это как любимая игрушка в детстве, воспоминание о чем-то
дорогом и близком: о родном доме, улице и тех, с кем гонял во дворе. «Локомотив»
же — это пора зрелости, где все было по-настоящему, как во взрослой жизни,
без скидок: жестко, порой беспощадно.
— Истинное «Торпедо» еще существует?
— Нет, ни лужниковское «Торпедо», ни тем более «Москва» не являются настоящим
«Торпедо». «Торпедо» ведь у нас всегда ассоциировалось с шестеренкой и
молотком… Что делать старым торпедовским болельщикам? Мне кажется, давно
пора сделать выбор: кто хочет болеть за «Москву» — пожалуйста, кто за
лужниковцев — да ради бога. Старого «Торпедо» больше нет, и вряд ли оно
когда будет. С этим надо смириться. Хотя в нашей стране случаются разные
чудеса.
— Кстати, сотворить такое чудо могут и сами болельщики. Я знаком с большой
их группой — приходили в редакцию. Они не намерены отступать и будут бороться
за свою команду, сколько бы времени ни потребовалось на ее возрождение.
Но давай сменим тему. Ты ведь рекордсмен по победам в Кубке России?
Улыбка капитана. Результат сделан. Теперь можно
и попозировать.
— Да. Хотя Андрей Соломатин тоже пять раз был его обладателем.
— Насколько для тебя важны такого рода достижения?
— Для меня в футболе нет ничего важнее победы. А личные рекорды? Ты знаешь,
никогда об этом не задумывался. Когда видишь в газетах подобную статистику
— приятно, но не более того. Ну, сыграешь какую-то юбилейную игру. И что?
Поверь, когда выходишь на поле, обо всем забываешь, все твои мысли только
об этом конкретном матче.
— Не жалеешь, что, уйдя из «Локомотива» в «Уралан», не стал чемпионом
страны?
— Да нет. Я всегда придерживался правила: каждому фрукту свое время. Ну,
повесили бы мне ту медальку на шею, и что? Я-то ведь понимал бы, что не
внес такой вклад в ту победу, который был ее достоин. Нет уж, извините,
нам чужого не надо.
— Вокруг твоего ухода из «Локомотива» в «Уралан» было много слухов и сплетен.
Тебя обвиняли чуть ли не в предательстве команды. Можешь объяснить, что
все-таки было главным в твоем желании перейти в элистинский клуб?
— Все до банального просто: в «Локомотиве» мне стало тяжеловато играть.
Посуди сам: сезон команды в последние годы длился с февраля по декабрь.
Поэтому отыграть полсотни матчей — на хорошем, конечно, уровне — было
для меня уже трудновато. Играя на позиции последнего защитника, я частенько,
не знаю, может, с трибун это было не так заметно, не успевал закрывать
свободные зоны и подстраховывать партнеров. К тому же меня стали преследовать
травмы, а потому на тренировках приходилось все время нагонять и нагонять.
В молодости это было проще пареной репы, а с годами, увы… В «Уралане»
же мне предложили приличные условия. Тренера, позвавшего меня, я хорошо
знал и, трезво оценивая свои возможности, не на сто, конечно, процентов,
но на девяносто, был уверен, что место в основном составе мне обеспечено.
И, в общем-то, тот сезон оправдал мои надежды. По крайней мере, провел
я его нормально и не считаю потерянным в своей карьере. Что же касается
до обвинений в предательстве, то больше всех кричит «держи вора!» тот,
у кого рыльце в пушку.
— За столько лет выступления в большом футболе ты так и не поиграл за
рубежом, хотя предложения, я знаю, были. Почему?
— Предложений было несколько. Самое серьезное — из немецкого «Кельна».
Но произошло следующее. Еще в середине второго круга клуб шел шестым от
конца, и вроде бы ничто не предвещало беды, но потом вдруг посыпался,
да так, что вылетел из бундеслиги. Естественно, на следующий год бюджет
команды был урезан, и мой контракт, на котором оставалось лишь поставить
подписи, сорвался.
— Твои отношения со сборной России знавали разные времена. Помнится, Анатолий
Бышовец, впервые привлекший в главную команду страны тебя и Шустикова,
потом как-то обмолвился, что, мол, вы споили всю сборную. Что это была
за история?
— Спустя годы эта история обросла таким комом домыслов, что разобраться
человеку несведущему действительно непросто. У нас ведь каждый считает
своим долгом что-то прибавить, где-то прихвастнуть своей якобы осведомленностью.
Дело же было так. Мы отыграли в гостях матч с Израилем. А тогда, в 92-м
году, наших футболистов играло там пруд пруди. Ну и, понятное дело, все
наши игроки разъехались по знакомым ребятам, кого давно не видели, и посидели
с ними в барах да ресторанах. Вот, собственно, и все. А не так, что кто-то
кого-то споил. Я вообще считаю это выражение идиотским. Так и видится
картина: все держат одного трезвенника и вливают в него водку ведрами,
а он не дается.
— А как тебе вообще игралось в сборной?
— Да играл-то я, в принципе, редко. Привлекался много раз, но чаще все-таки
не в качестве игрока стартового состава. К примеру, в отборочном цикле
чемпионата мира 2002 года провел только пять матчей: по две игры с югославами
и швейцарцами и еще одну на выезде со словенцами. Можно сказать, что место
в основе мне находилось в зависимости от соперника и выбранной Романцевым
тактики на игру.
— Тем не менее, определенный период жизни сборной ты наблюдал изнутри.
Что у нас была тогда за команда?
— Да нормальная была сборная.
— Почему же случился тот провал в финальной стадии чемпионата мира в Японии?
— Понимаешь, если бы кто-то из специалистов знал ответ на этот вопрос,
думаю, он, наверное, уже выиграл бы с нашей командой чемпионат мира.
— Ну, а по твоим ощущениям как игрока что произошло? Опять-таки ходило
много слухов о якобы не поделенных деньгах и прочем.
—
Ты ведь знаешь меня, я не люблю копаться в грязном белье и считать деньги
в чужом кармане. Если же рассуждать чисто по футбольным меркам… Уверенно
выйдя в финальную часть чемпионата, мы, может быть, чуточку неправильно
построили подготовку. Дело в том, что легионеры, приехавшие в сборную,
выглядели явно уставшими после только что закончившегося сезона, а российская
часть сборной, наоборот, еще толком не набрала оптимальную форму. В результате
все футболисты оказались в разной степени готовности. Поэтому тренировки,
наверное, лучше было проводить по группам — с разными физическими нагрузками
и тактическими заданиями. Когда же пошли неудачи, появилась трещинка во
взаимоотношениях. А это самое страшное, что может случиться в коллективе.
Знаешь, как в жизни бывает: вроде бы люди ничего прямо друг другу не говорят,
а холодность в отношениях появляется.
— Как тебе, кстати, работалось с Романцевым?
— Олег Иванович — грамотный специалист и хороший психолог. Как человек,
может быть, он и тяжеловат немножко, но то, что он грамотно может объяснить
футболистам то, чего он от них хочет, — безусловно. А это дорогого стоит.
Хорошо работалось мне и с Юрием Павловичем Семиным. Его отличительная
черта — никогда не останавливаться на достигнутом. Что-то новое увидел
— тут же изучил, перенял, применил. Думаю, не обидится он на меня, но
вот эта его орловская пытливость как раз и помогает ему быть в постоянном
движении. Ведь как у него отпуск, так он то в Испанию, то в Италию, то
в Англию, то еще куда-нибудь за опытом намыливается. Поэтому ему и предложили
сейчас возглавить сборную.
— А о Валентине Козьмиче что скажешь, ты ведь у него тоже долго играл?
— Валентин Козьмич — это старая, советская, школа. Основательность, диктаторство
— шаг влево, шаг вправо… Но главное — уровень организации игры. Взять
игру защитников в «Торпедо» тех лет. Вырезалось все, мышь не проскочит.
Его известный афоризм: «Ноль в свои ворота, а впереди момент хоть один,
но будет» приносил плоды.
— А на тот конфликт, когда вся команда отказалась играть под руководством
Иванова, ты сейчас иначе смотришь?
— Да никак я уже сейчас на него не смотрю. Недавно летели с Валентином
Козьмичем вместе из Португалии, общались, и он сказал: «Все, Игорь, давай
заканчивать, что было, то было. Проехали и забыли». Так что сегодня никто
камня за пазухой не держит.
2005 год. Первая большая тренерская победа Игоря
Чугайнова. Выигран турнир Гранаткина.
— И все-таки вы ведь тогда выступили с ультиматумом-либо
Иванов, либо мы. Нельзя было как-то иначе решить проблему.
— Понимаешь, когда лавина покатилась, останавливаться уже поздно. Может
накрыть и тебя. Мы испугались, что Сергея Шустикова и Максима Чельцова
действительно уберут из команды, тем более что провинность их так, в общем,
и не была доказана. Да, их не было в номере гостиницы, но режим они не
нарушали. Мы вступились за них не из-за круговой поруки, а чисто по-товарищески,
считая наказание слишком суровым. Наверное, переборщили, но, пусть Валентин
Козьмич поверит нам, не со зла.
— Для опорного полузащитника, а затем и либеро ты забил достаточно много
мячей.
— До 14–15 лет я играл чистого форварда. Потом некоторое время на месте
левого инсайда. Навыки остались. В футболе, как, наверное, и в жизни,
навыки вещь великая.
— Почему, по-твоему, «Локомотиву» удалось стать одним из ведущих клубов
страны?
— Потому что командой руководили умные и, что немаловажно, футбольные
люди. Команда выстраивалась постепенно, без спешки, проводилась точечная
селекционная политика, взаимоотношения строились на разумном балансе моральных
и материальных стимулов. Вспомни, например, сокрушительное поражение от
«Баварии» — 0:5. Другой президент рубанул бы шашкой, и все рассыпалось
бы. А так была стабильность во всем, она и осталась. Никто никуда не шарахался.
Сегодня «Локомотив» — это добротная европейская команда.
— Не могу не спросить тебя о Юре Тишкове.
— Знаешь, давай не будем ворошить старое, хотя бы ради его светлой памяти.
Лучше бы при жизни о нем больше думали и заботились, а то ведь после травмы
он практически никому не был нужен, особенно когда стало ясно, что играть
на прежнем уровне он уже не сможет.
— Хорошо, не будем. Но я знаю, вы, его друзья, помогаете его семье, на
могиле поставили очень трогательный памятник. Особенно меня поразила надпись:
«Пока меня помнят, я жив».
— Это заслуга в основном Макса Чельцова. Мы только помогали, чем могли…
— Почему у него так сложилась судьба — по сути он недоиграл, недолюбил,
недожил.
— Тяжело сказать. Может, за чьи-то чужие грехи расплачивался? Сам он был,
ты знаешь, честным и порядочным парнем, никому плохого не сделал.
— В юношеской сборной с какими проблемами тебе чаще всего
приходится сталкиваться? Кто они, племя молодое, незнакомое?
—
Проблем воз и маленькая тележка. У нас абсолютно неправильный подход к
детско-юношескому футболу. С самого раннего возраста мальчишки вынуждены
играть на результат. Тренерам, представь себе, даже премии выплачивают
за то, что они какую-то железку в виде кубка выиграли. В семь-девять лет
они тактикой с ребятами занимаются?! Да какая тактика, ребята у него с
мячом спать должны! Зато, когда выпуск приходит, смотришь, тренер весь
в медалях, а воспитанников его ни в одной стоящей команде мастеров нет.
— Тем не менее в январе ты со своей сборной выиграл турнир Гранаткина,
причем в ослабленном составе. Тренер «Зенита» Властимил Петржела не отпустил
нескольких игроков, вызванных тобой на сборы. Кстати, не хочешь передать
ему пару ласковых?
— Какой смысл обращаться к тренеру, которому беды и проблемы отечественного
футбола, скорее всего, безразличны? Конечно, я понимаю «Зенит», поскольку
в моей сборной иногда бывает по 7-8 молодых футболистов этого клуба. Но
все же надо как-то находить общий язык.
— К слову, в одном из интервью он сказал, что «лимит легионеров — это
глупость».
— Вот-вот, это все звенья одной цепи. Глупость, на мой взгляд, везти в
Россию баржами таких легионеров, которые ни в чем не превосходят наших
игроков. Мы вообще изначально пошли по неправильному пути — не воспитывать
своих футболистов, а закупать готовых, причем очень среднего, за небольшим
исключением, уровня. И продолжаем это делать.
— Почему так происходит? Разве наши тренеры не хотят или не умеют работать
с молодыми футболистами?
— Дело не в этом. Юрий Павлович Семин сколько шел к золотым медалям? Десять
лет! У подавляющего большинства другой принцип. Сейчас практически не
осталось ни одного клуба, в котором тренер мог бы спокойно создавать команду,
а значит, и работать с молодежью. Ты посмотри, если даже «Динамо» и «Спартак»
лихорадит, что же говорить о других? Руководство требует от тренера быстрого
результата, а добиться его можно, только пригласив уже готовых футболистов.
При такой ситуации о молодых игроках никто и не вспоминает.
На этом мы с Игорем Чугайновым расстались. Глядя ему вслед, я вдруг вспомнил,
как много лет назад, когда Игорь уходил из родного ему «Торпедо», друг
и постоянный партнер по команде Сергей Шустиков в отчаянии попросил: «Чуг,
а может, поиграем еще?». Может, и правда, еще поиграем, Чуг?
Иван ТИМОШКИН
Еженедельник «Футбол» №20, 2005
* * *
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ «Спорт день за днем»,
29.05.2011
Спускаясь по лестнице к стадиону на Восточной улице, видишь портреты Воронина,
Иванова, Стрельцова, братьев Савичевых. А вот Чугайнова нет, хотя он,
возглавив «Торпедо», вернулся домой. С этого и начали разговор… Читать
далее