Черчесов,
Станислав Саламович. Вратарь. Заслуженный мастер спорта России (2003).
Родился: 2 сентября 1963, город Алагир Северо-Осетинской АССР /ныне
– Республика Северная Осетия-Алания/.
Воспитанник алагирской ДЮСШ «Спартак».
Клубы: «Спартак» Орджоникидзе (1982–1983), «Спартак» Москва (1984–1987,
1989–1993, 1995, 2002), «Локомотив» Москва (1988), «Динамо» Дрезден, Германия
(1993–1995), «Тироль» Инсбрук, Австрия (1996–2002).
4-кратный чемпион СССР / России: 1987, 1989 / 1992, 1993.
Обладатель Кубка СССР: 1991/92.
3-кратный чемпион Австрии: 1999/00, 2000/01, 2001/02.
Лучший вратарь года (приз журнала «Огонек»): 1989, 1990, 1992.
Сыграл 49 матчей за сборные СССР (8) / СНГ (2) / России
(39).
Участник чемпионата Европы 1992 года (был в заявке команды, на поле не
выходил). Участник чемпионата мира 1994 года. Участник чемпионата Европы
1996 года. Участник чемпионата мира 2002 года (был в заявке команды, на
поле не выходил).
Входил в сборную ФИФА в матче со сборной Америки (1995) и в сборную Европы
в матче со сборной Африки (1997).
Парадокс, наверное: человека избрали лучшим вратарем, а никто ведь с полной
уверенностью не скажет, что это был «его» сезон. Прошлый — да, тогда то
безоговорочное премьерство никем не оспаривалось, тогда Черчесов и «Спартак»
были вне конкуренции, тогда он действительно «все ловил». А в нынешнем
— место пятое, игра не сказать чтоб очень яркая — командная, имею в виду,
но разве можно вратаря отделять от команды? Кого угодно, но только не
его.
А может, просто чуть притупилась острота нашего восприятия? Прошлый год
он прошел «на новенького» — как и сама команда с новым тренером, — и оттого
мы смотрели на него, как на человека, всякий раз сдающего экзамен (вместе
с остальными)? И потому успехи вратаря казались столь яркими? А сейчас
просто кончилось время, когда он всякий раз должен был что-то доказывать,
н наступило время игры. Игры Станислава Черчесова.
—
Да, сезончик тот еще выдался. Я как чувствовал, зимой еще, что каким-то
рваным он получится. Так и вышло…
— Из-за подготовки на два фронта?
— Думаю, что да. Я ведь в сборной готовился, а ее планировали вывести
на пик формы в июне — июле. А раз намечаются пики, значит, смело можно
прогнозировать спады. У меня на конец весны такой момент и пришелся. А
в начале лета я действительно чувствовал себя очень неплохо, только ведь
не играл же — чемпионат мира-то мне выпало смотреть по телевизору, а такие
периоды настроения в жизни не прибавляют. Правда, во второй половине сезона
игра моя, считаю, немного стабилизировалась.
— «Немного» — и этого уже хватило для признания лучшим?
— Слушай, но я же не сам себя выбирал! И принцип выбора — путем опроса
болельщиков придумал тоже не я. Да и вообще я, надо сказать, отношусь
к подобным вещам спокойно. Вот если бы выбирали худших и в таком списке
я оказался бы в лидерах — тогда другое дело, тогда стоило бы серьезно
задуматься. А так стараюсь не брать в голову лишнего.
— Ну, уж можно подумать, что тебя это совсем не трогает…
— Да нет, приятно, конечно, что говорить. Но главное — это все же самооценка,
и ее завышать не рекомендуется.
— Однажды, помнится, такое с тобой уже было…
— Ты имеешь в виду момент прихода в «Спартак»? Ну что делать — молодость…
К тому же — можешь мне верить или не верить, но в раннем еще детстве мне
кто-то словно свыше шепнул: тебе, парень, стоять в воротах московского
«Спартака». Нет, серьезно! Я еще как следует не успел освоиться между
штангами ворот нашей детской команды в моем родном Алагире, а тут такое
вот знамение. Я легко дал себя убедить этому таинственному внутреннему
голосу. Как другие хотят быть в детстве космонавтами или пожарными, так
и я мечтал вырасти и работать вратарем «Спартака». И когда в двадцать
лет меня действительно позвали в «Спартак», по рекомендации тогдашнего
тренера орджоникидзевского «Спартака» Варламова, я словно сказал себе:
«Ну вот, сбылось — наконец-то». Подхватил быстренько вещички, рванул в
Москву и чуть ли не с трапа самолета встал в ворота дубля, который в тот
день играл «двустороннюю» с основным составом. Спокойно, знаешь, так встал
— двадцать лет уже, не мальчишка какой-нибудь семнадцатилетний, умею уже
кое-что, раз пригласили. Я же не сам приехал, я же по вызову…
— И Черенков, Родионов тебя не пугали?
— Нет. Смотрел-то я на них, правда, как на богов, да только в душе считал,
что не они, в сущности, горшки обжигают. Я ведь, как проклятый работал
у себя в Северной Осетии, день и ночь готов был тренироваться (и тренировался!).
Я в восьмом классе из дома в Орджоникидзе в спортивный интернат уехал,
чтобы стать профессиональным футболистом, меня к тому времени уже в сборные
разные — республики и страны — приглашали. Да и потом не переставали приглашать.
Так что на том, историческом, можно сказать, для меня матче в воротах
команд стояли два вратаря сборной: Дасаев и я, «кипер» молодежной. Первый
пропустил один гол, второй — десять. Десять! Можешь себе представить?
— Сурово, однако, тебя в Москве приняли…
— Я был убит, раздавлен, уничтожен. Представляешь, еще полтора часа назад
я был вратарем, а кем стал? Не Бог, выходило, мне тогда заветное слово
шепнул, а дьявол, что ли. Единственно, что утешало, никто не сказал: «Давай-ка
ты, как там тебя, Стас, собирай вещички». Все повели себя так. будто ничего
и не произошло, словно десять пропустить — это нормально. Я вот только
не мог понять — вообще нормально или только для меня? Но раз оставили…
Вскоре после моего приезда дубль должен был играть календарный матч в
Днепропетровске. Поставили меня, а кончилось это тем, что мы проиграли
0:4. После матча ко мне подошел сам Бесков и сказал: «Ты нам подходишь.
Отправляйся сейчас в Москву и жди там на базе команду. Будем с тобой работать…».
В тот момент я подумал, что не зря все-таки Бескова называют самым нелогичным
тренером. Четырнадцать мячей за два матча пропустил, а он говорит: будем
работать. Ну что ж, работать, так работать. Чего-чего, а это мы умеем.
Не хуже, чем пропускать…
—
А какое впечатление в работе произвели на тебя звезды «Спартака»?
— Колоссальное. В жизни не мог предположить, что Дасаев так на тренировках
пашет! Да и остальные великие… В общем, я сразу понял, что попал туда,
куда нужно. И начал вкалывать с каким-то радостным остервенением.
— Убрав на время свои амбиции…
— Я совершенно четко понимал, что основного состава мне несколько лет
не видать. Моей задачей было брать все лучшее у Бескова, Дасаева, остальных.
Моими играми на много дней вперед становились тренировки, и я нисколько
не жалел об этом.
— Но были ведь и настоящие матчи…
— Да, когда Ринат получал травму или наш неуклюжий календарь наползал
на какие-то матчи сборной. В таких матчах я старался, понятно, сыграть
как можно лучше, но получалось это, увы, далеко не всегда. Перегорал,
видимо, — слишком уж большими были паузы от матча к матчу. Я чувствовал,
как взрослею рядом с Дасаевым, мужаю, прибавляю, но в редких своих выходах
за основной состав реализовать накопившийся уже потенциал ну никак не
мог.
— Наверно, потому, что слишком хотел?
— Да, и причем сразу. На постепенность какую-то у меня ведь не было времени.
Надо было спешить — как-никак к двадцати пяти возраст уже приближался.
— В другие клубы — первым — не звали?
— Первые два-три года в «Спартаке» я просто ничего вокруг себя не видел
и не слышал, жил как бы в замкнутом пространстве ворот — семь тридцать
два на два сорок четыре. Потом, честно скажу, стал подумывать, что кое-чему
уже научился. Тут и подоспело — в 1987-м дело было — приглашение из тбилисского
«Динамо». И к дому вроде поближе, и Отар Габелия как будто там заканчивать
играть собирался. Я к Бескову. Он говорит: «Иди, если хочешь. Но я бы
на твоем месте чуть обождал. Поверь, это все-таки не самый лучший для
тебя вариант». Если бы он безоговорочно сказал — иди, я бы пошел. А так
даже не попросил расшифровать, что значит «не самый лучший». Сегодня,
сам понимаешь, как я благодарен за тот разговор судьбе и Константину Ивановичу.
— А тот четвертый, если не ошибаюсь, уже год на вторых ролях не оказался
все-таки лишним?
— Может быть, может быть… Работать на тренировках я был готов, как всегда,
неистово, но хотелось уже и первым вратарем стать, пускай даже не в «Спартаке».
Чувствовал: могу пересидеть. А это для вратаря — беда. Тут-то — очень,
надо сказать, вовремя — и подоспело приглашение от Семина в «Локомотив».
«Вот это твое,-сказал Бесков. — Иди, не раздумывая. Но помни, что мы здесь
всегда на тебя рассчитываем». И я пошел, но запомнил последние слова Бескова.
— Твой сезон в «Локомотиве» — это переход количества в качество?
— Наверное. Мне было двадцать пять — почти оптимальный возраст для дебюта
на таком уровне. Я, по крайней мере, не считаю, что сильно засиделся —
ну, годик от силы лишний в дубле провел, да и то еще разобраться надо,
так ли это. По мне вратарь должен сначала сложиться как мужчина, а потом
уже на первые роли выходить. Психика должна устояться, понимаешь? Правда,
я все это на себя примеряю. Если, к примеру, тот же Харин повзрослел раньше
— отчего ему в основном составе не играть?
—
Расставался ты с Семиным и с «Локомотивом» по-доброму?
— Бесков позвал назад — как я мог не пойти. Сам Юрию Павловичу сказал
об этом, и мы поняли друг друга.
— А не боязно было от добра искать? Ведь в «Спартак» не ты один возвращался
— тот же Прудников, например…
— А кто же, интересно, рискнет сезон с одним вратарем начинать? Я не знал
еще, доигрывая в «Локомотиве», кто после ухода Дасаева будет моим конкурентом,
да как-то, собственно, и не слишком об этом заботился, меня больше волновала
собственная игра. Не оправдаешь ожиданий — найдут, кого предпочесть. А
в «Спартак» — как я мог не пойти? Голос-то тот, давний, не переставал
звучать во мне.
— Скажи, а ты вообще веришь в Бога?
— Да, где-то там, высоко, наверху, он, наверное, все-таки есть, и я стараюсь
по мере возможностей его не гневить. А за это прошу его не мешать мне
в моей работе. Помогать даже особо не надо — лишь бы не мешал.
— Не с его ли помощью вы в прошлом году взяли «золото»?
— Кто знает… Мы ведь, на него надеясь, и сами не очень-то плошали. Было,
конечно, где-то и везение — а как же без него? — но многое мы ведь, согласись,
и сами сделали.
— Ну, вратарь-то вроде не плошал…
— Да нет, были промахи, были — и явные, и со стороны, быть может, мало
заметные. Но в целом сезон прошел очень удачно. Бывает же так, что осуществляются
мечты — и в «Спартаке» я основной вратарь, и мы еще чемпионами становимся…
— … И в сборную тебя впервые приглашают.
— Но там-то как раз не очень дело пошло — не энаю даже, почему. Впрочем,
это дело тренера — решать кому, где и когда играть. Игрок, если он не
показался, сам виноват всегда. Если виноватого на стороне начнешь искать,
тебе лучше от этого никогда не станет. Разбираться надо в себе.
— Любишь этим заниматься?
— До самозабвения. Если бы еще играть не надо было. сутками сидел бы и
анализировал. Я вообще сторонник того, что во всем надо после событий,
а не во время их, разбираться.
— Применительно к игре как это выглядит?
— К примеру, ошибся защитник — я молчу. Потом, если надо будет, мы с ним
к этому эпизоду вернемся. Но — не сейчас. Даже если нам в результате этого
промаха гол забили — его же все равно, если мы на поле спорить друг с
другом начнем, не отменят. Меня тренеры иногда даже по-ругивают за то,
что я часто молчу в игре, хотя вроде бы, стараясь как-то предвосхитить
ход развития игры, всегда подсказываю партнерам. Ну, а если что-то уже
случилось, что толку кричать…
— Эта рассудительность у тебя врожденная?
— Ну что ты! В юности, помню, не столько от игры, сколько от собственного
крика уставал, иногда даже голос садился. Ну и мне в ответ тоже кое-что
перепадало — в том-то, возрасте мы все «кипятки». И вот однажды Гамлет
Сергеевич Аситов, работавший у нас специально с вратарями, в ходе тренировочной
двусторонней игры, сказал мне: «Тебе, Стас, надо спать с открытой форточкой».
Я молча проглотил его реплику, но через несколько минут все же переспросил:
«А почему именно с открытой?». «Потому что нервный очень…». У нас на Кавказе
старших принято слушаться. Даже если ты с ним категорически не согласен
— надо пойти и сделать, как он сказал. А тут я поразмыслил над словами
тренера и решил, что Гамлет Сергеевич-то прав. И с того самого дня потихоньку
начал учиться прятатать свои эмоции. И когда теперь хочется на кого-нибудь
прикрикнуть, я тут же вспоминаю про открытую форточку. Помогает…
— Старших ты, значит, слушался. А как, интересно, родители относились
к твоему увлечению, уже практически в детстве ставшему работой?
— Отец никогда не был даже простым болельщиком. И на увлечение мое поначалу
смотрел просто как на забаву. Но когда понял, что это серьезно, сказал,
что мужчина сам должен решать, чем ему заниматься в жизни, лишь бы перед
людьми потом стыдно не было. А мужчиной, кроме, естественно, отца, я был
в семье единственным — у меня четыре сестры. В общем, мы тогда поняли
друг друга. И мои успехи отец сегодня воспринимает просто как добротную
работу — сам он по-прежнему не числит себя среди горячих почитателей футбола
вообще и «Спартака» в частности. Хотя вот на матч с «Наполи» приехал —
я даже удивился. Но, наверное, просто соскучился.
—
А какой вопрос он чаще всего задавал тебе, когда в межсезонье ты ненадолго
появлялся дома?
— Спрашивал, когда я женюсь. Я отвечал тоже одинаково — зимой. Когда еще
футболисту свадьбу играть? И сдержал слово, знаешь! В нынешнем январе
мы с Аллой стали мужем и женой.
— Скажи, а от травм ты что, заговоренный?
— Сплюнь, пожалуйста, а? Беду дразнить — то же самое, что гневить Бога.
Пока ничего серьезного действительно не было — переломы пальцев и разные
вывихи, растяжения — это все не более чем издержки вратарского производства,
и с ними порой приходится играть, как будто их и нет вовсе. Партнеры должны
быть уверены в своем вратаре. Защитники могут знать, что он слаб, скажем,
на выходах, но если игроки хотя бы разок почувствуют, что этот парень
«слаб в коленках» и не лезет в гущу штрафной потому, что там иной раз
бьют, и даже больно, то все будет кончено.
— Неужели вратарю неведомо чувство страха?
— Есть, конечно, какой-то инстинкт, ограничивающий долю разумного риска,
но есть и другой инстинкт — вратарский. В кубковом матче с московским
«Динамо», к примеру, я ушиб правый локоть и, потирая его, время от времени,
все думал, как же я буду прыгать вправо? Но подоспел момент — ударили
вправо, и я и думать забыл, что может быть больно. Только поднимаясь,
про травмированное место и вспомнил.
— Кстати, на том же матче я сидел в армейском манеже на балконе, аккурат
над твоими воротами, благо все места для прессы были кому-то проданы,
и обратил внимание, что ты еще бесстрашно (или бесстрастно?) относишься
и к тому, что ваши защитники довольно свободно дают соперникам расстреливать
твои ворота.
— Верно, я никогда не кричу: «Не давайте бить!» или «Не пускайте его!».
У нас каждый на своем месте занимается своим делом. Представь себе ситуацию,
когда в момент нанесения чужим игроком удара вся наша команда оборачивается
ко мне и наставляет: «Лови!». Я в конце концов для того и поставлен между
штангами, чтобы ловить мячи.
— Помнится, Николай Петрович Старостин рассказывал, что легендарный Владислав
Жмельков, напротив, напутствовал в игре его брата: «Да пропустите вы его,
Андрей Петрович. Пусть пробьет…».
— Ну уж нет, до этого я как-то еще не дошел. Попроси — он ведь и вправду
еще пропустит. А того же Добровольского, скажем, если пять раз пропустить,
то в четырех случаях он тебе забьет точно. А то и все пять. А вообще-то
никто вратарю не может быть большим судьей, чем он сам. Любой, хоть с
пенальти, гол — это твой гол. Ты его пропустил. А должен был взять, для
чего же ты тогда часовым поставлен у ворот? Самый неберущийся мяч тебе
забьют — дома места потом себе не находишь. Маешься, ходишь из угла в
угол, ночью до утра в постели ворочаешься. И самое интересное — знаешь
ведь, что какие бы ты причины промаха ни вскрыл, какие бы оправдательные
моменты ни нашел, тебе все равно еще забьют — вот в чем вся штука-то.
Не в следующей игре, — так через одну. Знаешь, но все равно идешь, как
тигр, в эту клетку — семь тридцать два на два сорок четыре…
Сергей МИКУЛИК. Еженедельник «Футбол», 1990
* * *
В СБОРНУЮ НА САМОЛЕТЕ ВВС
«Супер-Стани, — взывают к нему австрийские болельщики, — залечивай скорее
травмы и возвращайся в ворота!» И поднимают над головой плакаты, на которых
вратарь «Тироля» изображен в виде знаменитого киношного Супермена.Суперменом
Станислав Черчесов в глазах своих поклонников окончательно стал после
того, как его «Тироль» в прошлом году выиграл чемпионат Австрии.
— Трудно дался заветный титул?
— Конкуренты из «Штурма» в концовке сезона пытались потрепать нам нервы.
В интервью разным изданиям заявляли: Тироль, дескать, обязательно должен
оступиться в последнем матче с «Аустрией». И, надо сказать, на некоторых
наших игроков эта психологическая атака подействовала. У людей, которых
я знал как вполне уравновешенных, на тренировках происходили нервные срывы,
они ни с того ни с сего начинали кричать на партнеров. А я был уверен,
что на своем поле, при полных трибунах, мы «Аустрию» одолеем. И когда
за два дня до матча мне позвонил менеджер клуба и спросил как самого опытного
в команде, заказывать праздничную программу или нет, то я дал утвердительный
ответ. К счастью, не ошибся. Кстати, я вот сейчас подумал: у меня многие
титулы какие-то особенные — обладатель последнего Кубка СССР, последнего
Кубка Федераций, а теперь и последнего в XX веке золота чемпионата Австрии.
Хорошо бы стать и первым чемпионом страны в новом веке.
В ПОБЕЖДАЮЩЕЙ КОМАНДЕ ВРАТАРЮ ЛЕГЧЕ
— Вы, между прочим, были еще и первым капитаном сборной России.
— Было дело. А еще горжусь тем, что именно я провел в сборной сухую серию,
которую до сих пор не смог побить ни один наш вратарь. Кстати, сам об
этом как-то забыл, но недавно ваша газета напомнила.
— Вы были в сборной при разных тренерах. Кто из них больше всего помог
в вашем футбольном развитии?
— Ни Бышовец, ни Садырин, ни Игнатьев, ни Романцев не специалисты во вратарских
делах, поэтому профессиональной помощи от них ждать не приходилось. Зато
все они сумели создать такие коллективы, которые пробивались на чемпионаты
мира и Европы, а в побеждающей команде голкиперу себя проявлять всегда
легче. Выделить могу, пожалуй, Бышовца, но лишь потому, что он был первым
главным тренером, при котором я смог по-настоящему ощутить себя игроком
сборной.
— Назовите эпизод из вашей карьеры, о котором приятно вспоминать. И наоборот.
— Из приятного — разгром, который мы на чемпионате мира в США учинили
камерунцам, и игра в 1992-м с итальянцами, которых мы не пустили на чемпионат
Европы. Из негативного — то, что на Евро-92 в Швеции, где мы выступали
как сборная СНГ, никак не мог понять, что за гимн играли перед нашими
матчами.
— Вы всегда приезжали в сборную одним из первых. Однажды, слышал, даже
добирались до Москвы из Дрездена на военном самолете.
— Я в сборной, можно сказать, с 15 лет. Прошел все ступени — начал с юношеской,
потом играл в юниорской, молодежной, а под конец и в главной команде страны.
Присутствовал практически на всех тренировочных сборах. А пропуск на военный
самолет мне устроил Садырин — у него, связанного с ЦСКА, было много знакомых
в ВВС. Пришлось пойти на неудобства — обычным рейсом я бы прибыл на два
дня позже и не успел бы хорошо подготовиться к матчу.
«В РАБОТЕ ВСЕ ПРОЙДЕТ»
— Правда, что за 22 года, проведенных в профессиональном футболе, у вас
почти не было травм?
— Серьезных действительно не было, но проблемы со здоровьем время от времени
возникали. Три года назад прозвенел первый тревожный звонок: в ходе еврокубковой
встречи в Шотландии ощутил острую боль в правой ноге. Пришлось даже покинуть
поле, что, признаюсь, не в моем характере. Оказалось, 5-сантиметровый
разрыв мышцы бедра. Подобные травмы случаются, когда человек недостаточно
профессионально подходит к подготовке. Но я — исключение, поскольку готовился
всегда очень тщательно.
— А что произошло в прошлом году?
— Проснулся однажды утром — колено ноет. Долгое время не обращал внимания,
и вот почему. Еще во Владикавказе, когда я учился в специализированном
футбольном классе, у нас был девиз: «В работе все пройдет». Эти слова
регулярно повторяли мои тогдашние тренеры Заур Шанаев, Валерий Горохов
и Гамлет Оситов. Вспоминая их наставления, я и провел в чемпионате Австрии
сухую серию более чем в 700 минут. Регулярно делал рентгеновские снимки,
и они свидетельствовали, что все нормально. Но боль не проходила, и в
конце концов недоумевавшие медики решились на углубленное исследование.
Ввели в колено контрастную жидкость, чтобы отчетливее видеть происходящие
в нем процессы, и только тогда обнаружили повреждение хряща.
— И даже после такого диагноза вы продолжали играть!
— Да, но когда до зимних каникул оставалось три матча, врачи выкачали
из моего колена очень много жидкости и наложили запрет на выступления,
порекомендовав срочно ложиться на операцию.
—
Помню, во время одного из матчей видел, как боль читалась на вашем лице.
Вас хотели даже заменить, но вы остались на поле. Ради чего?
— Не хотелось подводить команду — в запасе находился лишь юный вратарь,
который вряд ли мог удачно войти в игру.
Суперменом Станислав Черчесов в глазах своих поклонников
окончательно стал после того, как его «Тироль» в прошлом году выиграл
чемпионат Австрии.
— Трудно дался заветный титул?
— Конкуренты из «Штурма» в концовке сезона пытались потрепать нам нервы.
В интервью разным изданиям заявляли: Тироль, дескать, обязательно должен
оступиться в последнем матче с «Аустрией». И, надо сказать, на некоторых
наших игроков эта психологическая атака подействовала. У людей, которых
я знал как вполне уравновешенных, на тренировках происходили нервные срывы,
они ни с того ни с сего начинали кричать на партнеров. А я был уверен,
что на своем поле, при полных трибунах, мы «Аустрию» одолеем. И когда
за два дня до матча мне позвонил менеджер клуба и спросил как самого опытного
в команде, заказывать праздничную программу или нет, то я дал утвердительный
ответ. К счастью, не ошибся. Кстати, я вот сейчас подумал: у меня многие
титулы какие-то особенные — обладатель последнего Кубка СССР, последнего
Кубка федераций, а теперь и последнего в XX веке золота чемпионата Австрии.
Хорошо бы стать и первым чемпионом страны в новом веке.
В ПОБЕЖДАЮЩЕЙ КОМАНДЕ ВРАТАРЮ ЛЕГЧЕ
— Вы, между прочим, были еще и первым капитаном сборной России.
— Было дело. А еще горжусь тем, что именно я провел в сборной сухую серию,
которую до сих пор не смог побить ни один наш вратарь. Кстати, сам об
этом как-то забыл, но недавно ваша газета напомнила.
— Вы были в сборной при разных тренерах. Кто из них больше всего помог
в вашем футбольном развитии?
— Ни Бышовец, ни Садырин, ни Игнатьев, ни Романцев не специалисты во вратарских
делах, поэтому профессиональной помощи от них ждать не приходилось. Зато
все они сумели создать такие коллективы, которые пробивались на чемпионаты
мира и Европы, а в побеждающей команде голкиперу себя проявлять всегда
легче. Выделить могу, пожалуй, Бышовца, но лишь потому, что он был первым
главным тренером, при котором я смог по-настоящему ощутить себя игроком
сборной.
— Назовите эпизод из вашей карьеры, о котором приятно вспоминать. И наоборот.
— Из приятного — разгром, который мы на чемпионате мира в США учинили
камерунцам, и игра в 1992-м с итальянцами, которых мы не пустили на чемпионат
Европы. Из негативного — то, что на Евро-92 в Швеции, где мы выступали
как сборная СНГ, никак не мог понять, что за гимн играли перед нашими
матчами.
— Вы всегда приезжали в сборную одним из первых. Однажды, слышал, даже
добирались до Москвы из Дрездена на военном самолете.
— Я в сборной, можно сказать, с 15 лет. Прошел все ступени — начал с юношеской,
потом играл в юниорской, молодежной, а под конец и в главной команде страны.
Присутствовал практически на всех тренировочных сборах. А пропуск на военный
самолет мне устроил Садырин — у него, связанного с ЦСКА, было много знакомых
в ВВС. Пришлось пойти на неудобства — обычным рейсом я бы прибыл на два
дня позже и не успел бы хорошо подготовиться к матчу.
«В РАБОТЕ ВСЕ ПРОЙДЕТ»
— Правда, что за 22 года, проведенных в профессиональном футболе, у вас
почти не было травм?
— Серьезных действительно не было, но проблемы со здоровьем время от времени
возникали. Три года назад прозвенел первый тревожный звонок: в ходе еврокубковой
встречи в Шотландии ощутил острую боль в правой ноге. Пришлось даже покинуть
поле, что, признаюсь, не в моем характере. Оказалось, 5-сантиметровый
разрыв мышцы бедра. Подобные травмы случаются, когда человек недостаточно
профессионально подходит к подготовке. Но я — исключение, поскольку готовился
всегда очень тщательно.
— А что произошло в прошлом году?
— Проснулся однажды утром — колено ноет. Долгое время не обращал внимания,
и вот почему. Еще во Владикавказе, когда я учился в специализированном
футбольном классе, у нас был девиз: «В работе все пройдет». Эти слова
регулярно повторяли мои тогдашние тренеры Заур Шанаев, Валерий Горохов
и Гамлет Оситов. Вспоминая их наставления, я и провел в чемпионате Австрии
сухую серию более чем в 700 минут. Регулярно делал рентгеновские снимки,
и они свидетельствовали, что все нормально. Но боль не проходила, и в
конце концов недоумевавшие медики решились на углубленное исследование.
Ввели в колено контрастную жидкость, чтобы отчетливее видеть происходящие
в нем процессы, и только тогда обнаружили повреждение хряща.
— И даже после такого диагноза вы продолжали играть!
— Да, но когда до зимних каникул оставалось три матча, врачи выкачали
из моего колена очень много жидкости и наложили запрет на выступления,
порекомендовав срочно ложиться на операцию.
— Помню, во время одного из матчей видел, как боль читалась на вашем лице.
Вас хотели даже заменить, но вы остались на поле. Ради чего?
— Не хотелось подводить команду — в запасе находился лишь юный вратарь,
который вряд ли мог удачно войти в игру.
—
После той игры австрийские журналисты спросили у главного тренера «Тироля»
Курта Яры, почему он вас не заменил, видя ваше тяжелое состояние. На это
последовал ответ: «Черчесов опытный игрок и лучше знает, что ему делать».
— Я остался, команда не пропустила, заработала три очка. Даже сейчас,
несмотря на все проблемы, считаю, что поступил правильно. Хотя, когда
вскрыли колено и увидели полную картину, врачи стали готовить меня к худшему:
«Не исключено, что вам, молодой человек, придется завершить карьеру».
Так бы, наверное, и случилось, но, к счастью, в Инсбруке оказался специалист,
который только что вернулся из Америки, где проходил специализацию как
раз в этой области. Он-то и сделал мне пересадку хряща.
СТАТУЯ ИЗ ЦВЕТОВ
— Как себя чувствуете сейчас? Инсбрукские болельщики очень ждут, когда
же Супер-Стани вернется в ворота.
— Уже две недели спустя после операции я каждый день посещал тренажерный
зал. Выглядел там, наверное, несколько комично на своих костылях, но жаль
было терять время. Старался как можно быстрее привести себя в порядок,
чтобы к 24 февраля, к возобновлению чемпионата Австрии, быть полезным
команде. Тем более что нас ждала тяжелая игра в Граце со «Штурмом», который
в этом сезоне наделал шума в Лиге чемпионов. Да и начальство слезно просило
форсировать выздоровление. Даже в отпуск не поехал, лишив семью отдыха,
а моих родителей возможности повидать внуков. И вдруг из газет узнаю,
что руководство клуба срочно подыскивает мне замену! Сначала не поверил:
мало ли что пишут. Но слухи, увы, подтвердились. Для меня это было большим
разочарованием, и я решил больше никогда не поддаваться ни на какие уговоры.
Теперь спокойно готовлюсь к новому сезону. Правда, пришлось взвалить на
себя другую нагрузку: за три месяца, что я на больничном, раз тридцать
участвовал во всяких благотворительных мероприятиях. На одном из них,
помню, вхожу в зал — и вижу огромную статую, сплетенную из цветов. Просто
опешил: сходство со мной поразительное!
— У вас прежде случались трения с руководством «Тироля»?
— Отношения у нас всегда были ровными. Исключение, пожалуй, период, когда
командой руководил Диди Константини. Как-то он решил меня заменить, я
пошел было с поля, но выяснилось, что все замены уже сделаны, и пришлось
вернуться в ворота. Так после этого тренер почему-то на меня сильно обиделся
и долго не разговаривал! Впрочем, сейчас он второй тренер сборной Австрии,
и мы опять добрые друзья. Диди даже зовет моего сына к себе в футбольную
школу.
— А в другие клубы приглашают?
— Возраст уже не тот. Но года два назад переговоры со мной вел «Рапид».
Впрочем, я не жалею, что они не увенчались успехом. С такой игрой, которую
сейчас демонстрирует венский клуб, чемпионом Австрии я бы там не стал.
НЕЗАБЫВАЕМЫЙ «ЖАЛЬГИРИС»
— Какие из матчей за последние 10 лет считаете своим лучшим и худшим?
— Матчей было так много, что выбрать лучший я сразу не возьмусь. А вот
самый памятный назову. Правда, его дата немного выходит за обозначенные
вами рамки в 10 лет. Это было в 1987-м, а играли мы «Жальгирисом». Я был
тогда резервным вратарем, но основной, Дасаев, получил травму, и мне пришлось
его заменить. «Спартак» крупно проиграл — 2:5, и самое ужасное, что виновником
почти всех голов в наши ворота был именно я.
— В какой из команд, где вы играли, вам было наиболее комфортно?
— Я везде ощущаю себя достаточно уютно, поскольку умею легко находить
общий язык с окружающими. Но о двух командах вспоминаю с особой теплотой.
Во-первых, о воспитавшем меня «Спартаке» из Орджоникидзе, а во-вторых,
о «Спартаке» московском, где заработал себе имя. Когда вернулся в команду
после окончания двухгодичного контракта с дрезденским «Динамо», было чувство,
что никуда не уезжал. Надеюсь, у партнеров и болельщиков тоже.
— Как полагаете, насколько реализовали свой потенциал?
— Раз продолжаю стоять в воротах в 37 лет, видимо, пока не полностью.
—
Что изменили бы, будь у вас возможность начать все заново?
— Порой сожалею, что не родился позже. Сейчас у российских футболистов
значительно больше возможностей для самореализации. Границы стали более
открытыми — имея талант, можно совершенствовать мастерство в солидном
зарубежном клубе. Конечно, и мне грех жаловаться, но все же значительную
часть карьеры я, увы, провел за железным занавесом.
— С кем из футбольных знаменитостей хотели бы сыграть в одной команде
в своем прощальном матче?
— Мне приходилось играть в сборных мира и Европы, где тренерами были знаменитые
Фогтс и Михелс, а партнерами — Заммер, Клинсманн, другие звезды первой
величины. Но в свою команду я бы пригласил не их, а тех, с кем рос и мужал,
кто мне дорог: Дасаева, Черенкова, Родионова.
— Чем займетесь после окончания карьеры?
— Постараюсь остаться в футболе. В какой роли — покажет время. Не использовать
колоссальный опыт, который я приобрел, выступая в чемпионатах СССР и России,
Германии и Австрии, в матчах за национальную сборную, было бы с моей стороны
преступлением.
— Есть ли у вас футбольная мечта?
— Будь мне 15 лет, я бы, конечно, о ней поведал. Но я уже вышел из романтического
возраста и живу сегодняшними реалиями. Жаль, что интервью вы берете у
меня сейчас, а не в начале моего профессионального пути. Тогда я грезил
о московском «Спартаке». И почему-то был уверен, что окажусь в этой команде.
Так, собственно говоря, и случилось.
В САДУ У БЕККЕНБАУЭРА
— У вас, как я вижу, собран богатейший фотоархив с множеством снимков,
на которых вы запечатлены вместе с известными футболистами прошлого и
настоящего. Особенно часто позировали с Ринатом Дасаевым.
— С ним мы долгие годы жили в одном доме, через улицу от нынешнего, в
Сокольниках. Сначала Ринат был моим кумиром, а когда я оказался в «Спартаке»,
стал ближайшим другом, с которым мы проводили практически все свободное
время. Я не раз просил Дасаева сфотографироваться вместе, чтобы потом
в далеком осетинском Алагире хвастаться знакомством с такой знаменитостью.
Даже точно помню день, когда мы впервые встретились с Ринатом: 1 апреля
1984 года. Его тренировка произвела на меня неизгладимое впечатление.
Да… Многие из тех, кого вы видите на этих снимках, уже не играют, а я
вот все никак не угомонюсь.
— Кто еще из персонажей фотоальбома оставил заметный след в вашей жизни?
—
Ринус Михелс. В детстве я бредил тотальным футболом, который он изобрел.
И надо же такому случиться, что в 90-е годы мне посчастливилось несколько
раз общаться с человеком, которого я боготворил. Михелс по заданию УЕФА
курировал нашу группу на Евро-96 в Англии. А год спустя я получил от Генерала,
как великого голландского тренера прозвали за военную выправку, приглашение
в сборную Европы. Но вообще-то особого желания знакомиться я у зарубежных
знаменитостей не замечал. Они, как правило, слишком заняты своей работой
и на контакт идут неохотно. Даже вратари обычно ограничиваются тем, что
обмениваются перчатками. Так у нас было с Жан-Мари Пфаффом, Петером Шмейхелем,
Эдвином ван дер Саром. При встрече говорим друг другу несколько ничего
не значащих фраз и фотографируемся на память.
— Исключения все же, наверное, бывают?
— Да, например, Франц Беккенбауэр. Пару лет назад президент «Баварии»
позвонил мне в Инсбрук. «Сосед, — говорит, — я от тебя, можно сказать,
в двух шагах живу, а мы ни разу не встретились». Как потом выяснилось,
Кайзеру я понадобился для одного важного дела. Дело в том, что жители
австрийской деревушки, где Беккенбауэр уже много лет живет на улице с
символичным названием Кайзервег, оказались в сложном положении. Почему-то
резко сократился поток туристов в эти края, и односельчане попросили Беккенбауэра
что-нибудь сделать. Ну, а он позвал на помощь российского легионера.
— И что же вы с ним предприняли?
—
Рекламную акцию. Не знаю уж, привела ли она к оживлению местного туристического
бизнеса, но старался я изо всех сил — умудрился взять почти все пенальти,
которые мне пробил Беккенбауэр. Происходило это необычное представление
у него в саду. Когда все закончилось, я этак язвительно поинтересовался:
и как ему удалось с такой игрой стать в 1974 году чемпионом мира? Беккенбауэр
оказался человеком с юмором — хохотал от души.
— Видел я у вас и снимок, где пенальти вам бьет Марадона.
— Да, и он-то как раз мне забил мастерски. После того матча я подарил
гениальному аргентинцу графин осетинской тархуновой водки. Ребята потом
шутили, что этот сувенир Марадону-то и погубил.
ВРАТАРЕЙ ЗАГОНЯЮТ В ТУПИК
— Сколько 11-метровых вам удалось отразить за карьеру?
— Это меня мало интересует, но, честно говоря, особых успехов здесь не
имею. В детстве такую статистику вел. Помнится, много раз спасал свою
команду во время турниров «Кожаный мяч» и «Переправа». Из более поздних
запомнилась дуэль, которую однажды выиграл у Ашота Хачатряна из ЦСКА,
считавшегося мастером пенальти. И еще пенальти, который мне бил в финале
Кубка СССР коллега — Дмитрий Харин. Правда, в створ ворот он не попал.
Брал пенальти и в бундеслиге, когда выступал за дрезденское «Динамо»,
и в сборной. Очень часто — в турнирах по мини-футболу за «Спартак». А
вот в «Тироле», к своему стыду, пенальти отразил всего один, хотя били
раз десять.
—
Какой пенальти все же самый памятный?
— Тот, который мне бил Барони в матче с «Наполи». Хотя в ворота он не
попал, было приятно, что я разгадал его замысел, прикрыв именно тот угол,
какой нужно. А «Спартак» тогда одолел команду Марадоны.
— Готовясь к матчу, вы изучаете манеру штатных пенальтистов команды-соперницы?
— Записей не веду. Сверяюсь по компьютеру, который у меня… в голове. В
этом деле больше надо рассчитывать на интуицию. Например, тот же Хачатрян
чаще бил в правый угол, а я поймал мяч в левом. Горжусь и тем, что однажды
в манеже ЦСКА не дал забить самому Игорю Добровольскому, признанному специалисту.
— Когда в 11 метрах от вас соперник устанавливает мяч, ворота вам не кажутся
слишком большими?
— Все зависит от внутреннего состояния. Бывает, посмотришь на них и думаешь:
Бог ты мой, как же их защищать? Кто выдумал такие размеры? Сам, наверное,
трехметрового роста был. Да еще и правила, если и меняются, то не в нашу
пользу. Вратарей загоняют в тупик. Вот теперь нельзя брать в руки мяч
от своего игрока. А ведь бывают спорные моменты: например, несколько лет
назад сборная России играла против сборной мира. Судья решил, что мяч
попал ко мне от Попова, я же был убежден, что от соперника.
— На прощание — не слишком приятный, видимо, вопрос. Почему за последнее
десятилетие российские клубы и сборная не добились серьезных успехов на
международной арене?
— Если понятие успех подразумевает завоевание какого-нибудь престижного
трофея, то успехов и впрямь не было. Но за последние десять лет даже такие
гранды, как испанцы и голландцы, не смогли стать чемпионами мира или Европы.
Так что заслуг российского футбола я бы преуменьшать не стал.