Главная
Матчи
Соперники
Игроки
Тренеры

ТРЕНЕРЫ

Станислав ЧЕРЧЕСОВ

Черчесов, Станислав Саламович.

Родился: 2 сентября 1963, город Алагир Северо-Осетинской АССР /ныне – Республика Северная Осетия-Алания/.

Карьера игрока

Карьера тренера: главный тренер клуба «Куфштайн» Инсбрук, Австрия (2004), главный тренер клуба «Ваккер-Тироль», Австрия (2004–2006), главный тренер клуба «Спартак» Москва (2007–2008), главный тренер клуба «Жемчужина» Сочи (2011), главный тренер клуба «Терек» Грозный (2011–2013), главный тренер клуба «Амкар» Пермь (2013–2014), главный тренер клуба «Динамо» Москва (2014–2015), главный тренер клуба «Легия» Варшава, Польша (2015–2016), главный тренер сборной России – 57 матчей (2016–2021).

Тренерские достижения:

Чемпион Польши («Легия Варшава): 2015/16.
Обладатель Кубка Польши («Легия Варшава): 2015/16.
Выход в 1/4 финала чемпионата мира–2018 (сборная России): 2018.

Заслуженный тренер России (2018).

*  *  *

СЕМЬ ТРИДЦАТЬ ДВА НА ДВА СОРОК ЧЕТЫРЕ

Парадокс, наверное: человека избрали лучшим вратарем, а никто ведь с полной уверенностью не скажет, что это был «его» сезон. Прошлый — да, тогда то безоговорочное премьерство никем не оспаривалось, тогда Черчесов и «Спартак» были вне конкуренции, тогда он действительно «все ловил». А в нынешнем — место пятое, игра не сказать чтоб очень яркая — командная, имею в виду, но разве можно вратаря отделять от команды? Кого угодно, но только не его.

А может, просто чуть притупилась острота нашего восприятия? Прошлый год он прошел «на новенького» — как и сама команда с новым тренером, — и оттого мы смотрели на него, как на человека, всякий раз сдающего экзамен (вместе с остальными)? И потому успехи вратаря казались столь яркими? А сейчас просто кончилось время, когда он всякий раз должен был что-то доказывать, н наступило время игры. Игры Станислава Черчесова.

— Да, сезончик тот еще выдался. Я как чувствовал, зимой еще, что каким-то рваным он получится. Так и вышло…

— Из-за подготовки на два фронта?

— Думаю, что да. Я ведь в сборной готовился, а ее планировали вывести на пик формы в июне — июле. А раз намечаются пики, значит, смело можно прогнозировать спады. У меня на конец весны такой момент и пришелся. А в начале лета я действительно чувствовал себя очень неплохо, только ведь не играл же — чемпионат мира-то мне выпало смотреть по телевизору, а такие периоды настроения в жизни не прибавляют. Правда, во второй половине сезона игра моя, считаю, немного стабилизировалась.

— «Немного» — и этого уже хватило для признания лучшим?

— Слушай, но я же не сам себя выбирал! И принцип выбора — путем опроса болельщиков придумал тоже не я. Да и вообще я, надо сказать, отношусь к подобным вещам спокойно. Вот если бы выбирали худших и в таком списке я оказался бы в лидерах — тогда другое дело, тогда стоило бы серьезно задуматься. А так стараюсь не брать в голову лишнего.

— Ну, уж можно подумать, что тебя это совсем не трогает…

— Да нет, приятно, конечно, что говорить. Но главное — это все же самооценка, и ее завышать не рекомендуется.

— Однажды, помнится, такое с тобой уже было…

— Ты имеешь в виду момент прихода в «Спартак»? Ну что делать — молодость… К тому же — можешь мне верить или не верить, но в раннем еще детстве мне кто-то словно свыше шепнул: тебе, парень, стоять в воротах московского «Спартака». Нет, серьезно! Я еще как следует не успел освоиться между штангами ворот нашей детской команды в моем родном Алагире, а тут такое вот знамение. Я легко дал себя убедить этому таинственному внутреннему голосу. Как другие хотят быть в детстве космонавтами или пожарными, так и я мечтал вырасти и работать вратарем «Спартака». И когда в двадцать лет меня действительно позвали в «Спартак», по рекомендации тогдашнего тренера орджоникидзевского «Спартака» Варламова, я словно сказал себе: «Ну вот, сбылось — наконец-то». Подхватил быстренько вещички, рванул в Москву и чуть ли не с трапа самолета встал в ворота дубля, который в тот день играл «двустороннюю» с основным составом. Спокойно, знаешь, так встал — двадцать лет уже, не мальчишка какой-нибудь семнадцатилетний, умею уже кое-что, раз пригласили. Я же не сам приехал, я же по вызову…

— И Черенков, Родионов тебя не пугали?

— Нет. Смотрел-то я на них, правда, как на богов, да только в душе считал, что не они, в сущности, горшки обжигают. Я ведь, как проклятый работал у себя в Северной Осетии, день и ночь готов был тренироваться (и тренировался!). Я в восьмом классе из дома в Орджоникидзе в спортивный интернат уехал, чтобы стать профессиональным футболистом, меня к тому времени уже в сборные разные — республики и страны — приглашали. Да и потом не переставали приглашать. Так что на том, историческом, можно сказать, для меня матче в воротах команд стояли два вратаря сборной: Дасаев и я, «кипер» молодежной. Первый пропустил один гол, второй — десять. Десять! Можешь себе представить?

— Сурово, однако, тебя в Москве приняли…

— Я был убит, раздавлен, уничтожен. Представляешь, еще полтора часа назад я был вратарем, а кем стал? Не Бог, выходило, мне тогда заветное слово шепнул, а дьявол, что ли. Единственно, что утешало, никто не сказал: «Давай-ка ты, как там тебя, Стас, собирай вещички». Все повели себя так. будто ничего и не произошло, словно десять пропустить — это нормально. Я вот только не мог понять — вообще нормально или только для меня? Но раз оставили… Вскоре после моего приезда дубль должен был играть календарный матч в Днепропетровске. Поставили меня, а кончилось это тем, что мы проиграли 0:4. После матча ко мне подошел сам Бесков и сказал: «Ты нам подходишь. Отправляйся сейчас в Москву и жди там на базе команду. Будем с тобой работать…». В тот момент я подумал, что не зря все-таки Бескова называют самым нелогичным тренером. Четырнадцать мячей за два матча пропустил, а он говорит: будем работать. Ну что ж, работать, так работать. Чего-чего, а это мы умеем. Не хуже, чем пропускать…

— А какое впечатление в работе произвели на тебя звезды «Спартака»?

— Колоссальное. В жизни не мог предположить, что Дасаев так на тренировках пашет! Да и остальные великие… В общем, я сразу понял, что попал туда, куда нужно. И начал вкалывать с каким-то радостным остервенением.

— Убрав на время свои амбиции…

— Я совершенно четко понимал, что основного состава мне несколько лет не видать. Моей задачей было брать все лучшее у Бескова, Дасаева, остальных. Моими играми на много дней вперед становились тренировки, и я нисколько не жалел об этом.

— Но были ведь и настоящие матчи…

— Да, когда Ринат получал травму или наш неуклюжий календарь наползал на какие-то матчи сборной. В таких матчах я старался, понятно, сыграть как можно лучше, но получалось это, увы, далеко не всегда. Перегорал, видимо, — слишком уж большими были паузы от матча к матчу. Я чувствовал, как взрослею рядом с Дасаевым, мужаю, прибавляю, но в редких своих выходах за основной состав реализовать накопившийся уже потенциал ну никак не мог.

— Наверно, потому, что слишком хотел?

— Да, и причем сразу. На постепенность какую-то у меня ведь не было времени. Надо было спешить — как-никак к двадцати пяти возраст уже приближался.

— В другие клубы — первым — не звали?

— Первые два-три года в «Спартаке» я просто ничего вокруг себя не видел и не слышал, жил как бы в замкнутом пространстве ворот — семь тридцать два на два сорок четыре. Потом, честно скажу, стал подумывать, что кое-чему уже научился. Тут и подоспело — в 1987-м дело было — приглашение из тбилисского «Динамо». И к дому вроде поближе, и Отар Габелия как будто там заканчивать играть собирался. Я к Бескову. Он говорит: «Иди, если хочешь. Но я бы на твоем месте чуть обождал. Поверь, это все-таки не самый лучший для тебя вариант». Если бы он безоговорочно сказал — иди, я бы пошел. А так даже не попросил расшифровать, что значит «не самый лучший». Сегодня, сам понимаешь, как я благодарен за тот разговор судьбе и Константину Ивановичу.

— А тот четвертый, если не ошибаюсь, уже год на вторых ролях не оказался все-таки лишним?

— Может быть, может быть… Работать на тренировках я был готов, как всегда, неистово, но хотелось уже и первым вратарем стать, пускай даже не в «Спартаке». Чувствовал: могу пересидеть. А это для вратаря — беда. Тут-то — очень, надо сказать, вовремя — и подоспело приглашение от Семина в «Локомотив». «Вот это твое,-сказал Бесков. — Иди, не раздумывая. Но помни, что мы здесь всегда на тебя рассчитываем». И я пошел, но запомнил последние слова Бескова.

— Твой сезон в «Локомотиве» — это переход количества в качество?

— Наверное. Мне было двадцать пять — почти оптимальный возраст для дебюта на таком уровне. Я, по крайней мере, не считаю, что сильно засиделся — ну, годик от силы лишний в дубле провел, да и то еще разобраться надо, так ли это. По мне вратарь должен сначала сложиться как мужчина, а потом уже на первые роли выходить. Психика должна устояться, понимаешь? Правда, я все это на себя примеряю. Если, к примеру, тот же Харин повзрослел раньше — отчего ему в основном составе не играть?

— Расставался ты с Семиным и с «Локомотивом» по-доброму?

— Бесков позвал назад — как я мог не пойти. Сам Юрию Павловичу сказал об этом, и мы поняли друг друга.

— А не боязно было от добра искать? Ведь в «Спартак» не ты один возвращался — тот же Прудников, например…

— А кто же, интересно, рискнет сезон с одним вратарем начинать? Я не знал еще, доигрывая в «Локомотиве», кто после ухода Дасаева будет моим конкурентом, да как-то, собственно, и не слишком об этом заботился, меня больше волновала собственная игра. Не оправдаешь ожиданий — найдут, кого предпочесть. А в «Спартак» — как я мог не пойти? Голос-то тот, давний, не переставал звучать во мне.

— Скажи, а ты вообще веришь в Бога?

— Да, где-то там, высоко, наверху, он, наверное, все-таки есть, и я стараюсь по мере возможностей его не гневить. А за это прошу его не мешать мне в моей работе. Помогать даже особо не надо — лишь бы не мешал.

— Не с его ли помощью вы в прошлом году взяли «золото»?

— Кто знает… Мы ведь, на него надеясь, и сами не очень-то плошали. Было, конечно, где-то и везение — а как же без него? — но многое мы ведь, согласись, и сами сделали.

— Ну, вратарь-то вроде не плошал…

— Да нет, были промахи, были — и явные, и со стороны, быть может, мало заметные. Но в целом сезон прошел очень удачно. Бывает же так, что осуществляются мечты — и в «Спартаке» я основной вратарь, и мы еще чемпионами становимся…

— … И в сборную тебя впервые приглашают.

— Но там-то как раз не очень дело пошло — не энаю даже, почему. Впрочем, это дело тренера — решать кому, где и когда играть. Игрок, если он не показался, сам виноват всегда. Если виноватого на стороне начнешь искать, тебе лучше от этого никогда не станет. Разбираться надо в себе.

— Любишь этим заниматься?

— До самозабвения. Если бы еще играть не надо было. сутками сидел бы и анализировал. Я вообще сторонник того, что во всем надо после событий, а не во время их, разбираться.

— Применительно к игре как это выглядит?

— К примеру, ошибся защитник — я молчу. Потом, если надо будет, мы с ним к этому эпизоду вернемся. Но — не сейчас. Даже если нам в результате этого промаха гол забили — его же все равно, если мы на поле спорить друг с другом начнем, не отменят. Меня тренеры иногда даже по-ругивают за то, что я часто молчу в игре, хотя вроде бы, стараясь как-то предвосхитить ход развития игры, всегда подсказываю партнерам. Ну, а если что-то уже случилось, что толку кричать…

— Эта рассудительность у тебя врожденная?

— Ну что ты! В юности, помню, не столько от игры, сколько от собственного крика уставал, иногда даже голос садился. Ну и мне в ответ тоже кое-что перепадало — в том-то, возрасте мы все «кипятки». И вот однажды Гамлет Сергеевич Аситов, работавший у нас специально с вратарями, в ходе тренировочной двусторонней игры, сказал мне: «Тебе, Стас, надо спать с открытой форточкой». Я молча проглотил его реплику, но через несколько минут все же переспросил: «А почему именно с открытой?». «Потому что нервный очень…». У нас на Кавказе старших принято слушаться. Даже если ты с ним категорически не согласен — надо пойти и сделать, как он сказал. А тут я поразмыслил над словами тренера и решил, что Гамлет Сергеевич-то прав. И с того самого дня потихоньку начал учиться прятатать свои эмоции. И когда теперь хочется на кого-нибудь прикрикнуть, я тут же вспоминаю про открытую форточку. Помогает…

— Старших ты, значит, слушался. А как, интересно, родители относились к твоему увлечению, уже практически в детстве ставшему работой?

— Отец никогда не был даже простым болельщиком. И на увлечение мое поначалу смотрел просто как на забаву. Но когда понял, что это серьезно, сказал, что мужчина сам должен решать, чем ему заниматься в жизни, лишь бы перед людьми потом стыдно не было. А мужчиной, кроме, естественно, отца, я был в семье единственным — у меня четыре сестры. В общем, мы тогда поняли друг друга. И мои успехи отец сегодня воспринимает просто как добротную работу — сам он по-прежнему не числит себя среди горячих почитателей футбола вообще и «Спартака» в частности. Хотя вот на матч с «Наполи» приехал — я даже удивился. Но, наверное, просто соскучился.

— А какой вопрос он чаще всего задавал тебе, когда в межсезонье ты ненадолго появлялся дома?

— Спрашивал, когда я женюсь. Я отвечал тоже одинаково — зимой. Когда еще футболисту свадьбу играть? И сдержал слово, знаешь! В нынешнем январе мы с Аллой стали мужем и женой.

— Скажи, а от травм ты что, заговоренный?

— Сплюнь, пожалуйста, а? Беду дразнить — то же самое, что гневить Бога. Пока ничего серьезного действительно не было — переломы пальцев и разные вывихи, растяжения — это все не более чем издержки вратарского производства, и с ними порой приходится играть, как будто их и нет вовсе. Партнеры должны быть уверены в своем вратаре. Защитники могут знать, что он слаб, скажем, на выходах, но если игроки хотя бы разок почувствуют, что этот парень «слаб в коленках» и не лезет в гущу штрафной потому, что там иной раз бьют, и даже больно, то все будет кончено.

— Неужели вратарю неведомо чувство страха?

— Есть, конечно, какой-то инстинкт, ограничивающий долю разумного риска, но есть и другой инстинкт — вратарский. В кубковом матче с московским «Динамо», к примеру, я ушиб правый локоть и, потирая его, время от времени, все думал, как же я буду прыгать вправо? Но подоспел момент — ударили вправо, и я и думать забыл, что может быть больно. Только поднимаясь, про травмированное место и вспомнил.

— Кстати, на том же матче я сидел в армейском манеже на балконе, аккурат над твоими воротами, благо все места для прессы были кому-то проданы, и обратил внимание, что ты еще бесстрашно (или бесстрастно?) относишься и к тому, что ваши защитники довольно свободно дают соперникам расстреливать твои ворота.

— Верно, я никогда не кричу: «Не давайте бить!» или «Не пускайте его!». У нас каждый на своем месте занимается своим делом. Представь себе ситуацию, когда в момент нанесения чужим игроком удара вся наша команда оборачивается ко мне и наставляет: «Лови!». Я в конце концов для того и поставлен между штангами, чтобы ловить мячи.

— Помнится, Николай Петрович Старостин рассказывал, что легендарный Владислав Жмельков, напротив, напутствовал в игре его брата: «Да пропустите вы его, Андрей Петрович. Пусть пробьет…».

— Ну уж нет, до этого я как-то еще не дошел. Попроси — он ведь и вправду еще пропустит. А того же Добровольского, скажем, если пять раз пропустить, то в четырех случаях он тебе забьет точно. А то и все пять. А вообще-то никто вратарю не может быть большим судьей, чем он сам. Любой, хоть с пенальти, гол — это твой гол. Ты его пропустил. А должен был взять, для чего же ты тогда часовым поставлен у ворот? Самый неберущийся мяч тебе забьют — дома места потом себе не находишь. Маешься, ходишь из угла в угол, ночью до утра в постели ворочаешься. И самое интересное — знаешь ведь, что какие бы ты причины промаха ни вскрыл, какие бы оправдательные моменты ни нашел, тебе все равно еще забьют — вот в чем вся штука-то. Не в следующей игре, — так через одну. Знаешь, но все равно идешь, как тигр, в эту клетку — семь тридцать два на два сорок четыре…

Сергей МИКУЛИК. Еженедельник «Футбол», 1990

*  *  *

В СБОРНУЮ НА САМОЛЕТЕ ВВС

«Супер-Стани, — взывают к нему австрийские болельщики, — залечивай скорее травмы и возвращайся в ворота!» И поднимают над головой плакаты, на которых вратарь «Тироля» изображен в виде знаменитого киношного Супермена.Суперменом Станислав Черчесов в глазах своих поклонников окончательно стал после того, как его «Тироль» в прошлом году выиграл чемпионат Австрии.

— Трудно дался заветный титул?

— Конкуренты из «Штурма» в концовке сезона пытались потрепать нам нервы. В интервью разным изданиям заявляли: Тироль, дескать, обязательно должен оступиться в последнем матче с «Аустрией». И, надо сказать, на некоторых наших игроков эта психологическая атака подействовала. У людей, которых я знал как вполне уравновешенных, на тренировках происходили нервные срывы, они ни с того ни с сего начинали кричать на партнеров. А я был уверен, что на своем поле, при полных трибунах, мы «Аустрию» одолеем. И когда за два дня до матча мне позвонил менеджер клуба и спросил как самого опытного в команде, заказывать праздничную программу или нет, то я дал утвердительный ответ. К счастью, не ошибся. Кстати, я вот сейчас подумал: у меня многие титулы какие-то особенные — обладатель последнего Кубка СССР, последнего Кубка Федераций, а теперь и последнего в XX веке золота чемпионата Австрии. Хорошо бы стать и первым чемпионом страны в новом веке.

В ПОБЕЖДАЮЩЕЙ КОМАНДЕ ВРАТАРЮ ЛЕГЧЕ

— Вы, между прочим, были еще и первым капитаном сборной России.

— Было дело. А еще горжусь тем, что именно я провел в сборной сухую серию, которую до сих пор не смог побить ни один наш вратарь. Кстати, сам об этом как-то забыл, но недавно ваша газета напомнила.

— Вы были в сборной при разных тренерах. Кто из них больше всего помог в вашем футбольном развитии?

— Ни Бышовец, ни Садырин, ни Игнатьев, ни Романцев не специалисты во вратарских делах, поэтому профессиональной помощи от них ждать не приходилось. Зато все они сумели создать такие коллективы, которые пробивались на чемпионаты мира и Европы, а в побеждающей команде голкиперу себя проявлять всегда легче. Выделить могу, пожалуй, Бышовца, но лишь потому, что он был первым главным тренером, при котором я смог по-настоящему ощутить себя игроком сборной.

— Назовите эпизод из вашей карьеры, о котором приятно вспоминать. И наоборот.

— Из приятного — разгром, который мы на чемпионате мира в США учинили камерунцам, и игра в 1992-м с итальянцами, которых мы не пустили на чемпионат Европы. Из негативного — то, что на Евро-92 в Швеции, где мы выступали как сборная СНГ, никак не мог понять, что за гимн играли перед нашими матчами.

— Вы всегда приезжали в сборную одним из первых. Однажды, слышал, даже добирались до Москвы из Дрездена на военном самолете.

— Я в сборной, можно сказать, с 15 лет. Прошел все ступени — начал с юношеской, потом играл в юниорской, молодежной, а под конец и в главной команде страны. Присутствовал практически на всех тренировочных сборах. А пропуск на военный самолет мне устроил Садырин — у него, связанного с ЦСКА, было много знакомых в ВВС. Пришлось пойти на неудобства — обычным рейсом я бы прибыл на два дня позже и не успел бы хорошо подготовиться к матчу.

«В РАБОТЕ ВСЕ ПРОЙДЕТ»

— Правда, что за 22 года, проведенных в профессиональном футболе, у вас почти не было травм?

— Серьезных действительно не было, но проблемы со здоровьем время от времени возникали. Три года назад прозвенел первый тревожный звонок: в ходе еврокубковой встречи в Шотландии ощутил острую боль в правой ноге. Пришлось даже покинуть поле, что, признаюсь, не в моем характере. Оказалось, 5-сантиметровый разрыв мышцы бедра. Подобные травмы случаются, когда человек недостаточно профессионально подходит к подготовке. Но я — исключение, поскольку готовился всегда очень тщательно.

— А что произошло в прошлом году?

— Проснулся однажды утром — колено ноет. Долгое время не обращал внимания, и вот почему. Еще во Владикавказе, когда я учился в специализированном футбольном классе, у нас был девиз: «В работе все пройдет». Эти слова регулярно повторяли мои тогдашние тренеры Заур Шанаев, Валерий Горохов и Гамлет Оситов. Вспоминая их наставления, я и провел в чемпионате Австрии сухую серию более чем в 700 минут. Регулярно делал рентгеновские снимки, и они свидетельствовали, что все нормально. Но боль не проходила, и в конце концов недоумевавшие медики решились на углубленное исследование. Ввели в колено контрастную жидкость, чтобы отчетливее видеть происходящие в нем процессы, и только тогда обнаружили повреждение хряща.

— И даже после такого диагноза вы продолжали играть!

— Да, но когда до зимних каникул оставалось три матча, врачи выкачали из моего колена очень много жидкости и наложили запрет на выступления, порекомендовав срочно ложиться на операцию.

— Помню, во время одного из матчей видел, как боль читалась на вашем лице. Вас хотели даже заменить, но вы остались на поле. Ради чего?

— Не хотелось подводить команду — в запасе находился лишь юный вратарь, который вряд ли мог удачно войти в игру.

Суперменом Станислав Черчесов в глазах своих поклонников окончательно стал после того, как его «Тироль» в прошлом году выиграл чемпионат Австрии.

— Трудно дался заветный титул?

— Конкуренты из «Штурма» в концовке сезона пытались потрепать нам нервы. В интервью разным изданиям заявляли: Тироль, дескать, обязательно должен оступиться в последнем матче с «Аустрией». И, надо сказать, на некоторых наших игроков эта психологическая атака подействовала. У людей, которых я знал как вполне уравновешенных, на тренировках происходили нервные срывы, они ни с того ни с сего начинали кричать на партнеров. А я был уверен, что на своем поле, при полных трибунах, мы «Аустрию» одолеем. И когда за два дня до матча мне позвонил менеджер клуба и спросил как самого опытного в команде, заказывать праздничную программу или нет, то я дал утвердительный ответ. К счастью, не ошибся. Кстати, я вот сейчас подумал: у меня многие титулы какие-то особенные — обладатель последнего Кубка СССР, последнего Кубка федераций, а теперь и последнего в XX веке золота чемпионата Австрии. Хорошо бы стать и первым чемпионом страны в новом веке.

В ПОБЕЖДАЮЩЕЙ КОМАНДЕ ВРАТАРЮ ЛЕГЧЕ

— Вы, между прочим, были еще и первым капитаном сборной России.

— Было дело. А еще горжусь тем, что именно я провел в сборной сухую серию, которую до сих пор не смог побить ни один наш вратарь. Кстати, сам об этом как-то забыл, но недавно ваша газета напомнила.

— Вы были в сборной при разных тренерах. Кто из них больше всего помог в вашем футбольном развитии?

— Ни Бышовец, ни Садырин, ни Игнатьев, ни Романцев не специалисты во вратарских делах, поэтому профессиональной помощи от них ждать не приходилось. Зато все они сумели создать такие коллективы, которые пробивались на чемпионаты мира и Европы, а в побеждающей команде голкиперу себя проявлять всегда легче. Выделить могу, пожалуй, Бышовца, но лишь потому, что он был первым главным тренером, при котором я смог по-настоящему ощутить себя игроком сборной.

— Назовите эпизод из вашей карьеры, о котором приятно вспоминать. И наоборот.

— Из приятного — разгром, который мы на чемпионате мира в США учинили камерунцам, и игра в 1992-м с итальянцами, которых мы не пустили на чемпионат Европы. Из негативного — то, что на Евро-92 в Швеции, где мы выступали как сборная СНГ, никак не мог понять, что за гимн играли перед нашими матчами.

— Вы всегда приезжали в сборную одним из первых. Однажды, слышал, даже добирались до Москвы из Дрездена на военном самолете.

— Я в сборной, можно сказать, с 15 лет. Прошел все ступени — начал с юношеской, потом играл в юниорской, молодежной, а под конец и в главной команде страны. Присутствовал практически на всех тренировочных сборах. А пропуск на военный самолет мне устроил Садырин — у него, связанного с ЦСКА, было много знакомых в ВВС. Пришлось пойти на неудобства — обычным рейсом я бы прибыл на два дня позже и не успел бы хорошо подготовиться к матчу.

«В РАБОТЕ ВСЕ ПРОЙДЕТ»

— Правда, что за 22 года, проведенных в профессиональном футболе, у вас почти не было травм?

— Серьезных действительно не было, но проблемы со здоровьем время от времени возникали. Три года назад прозвенел первый тревожный звонок: в ходе еврокубковой встречи в Шотландии ощутил острую боль в правой ноге. Пришлось даже покинуть поле, что, признаюсь, не в моем характере. Оказалось, 5-сантиметровый разрыв мышцы бедра. Подобные травмы случаются, когда человек недостаточно профессионально подходит к подготовке. Но я — исключение, поскольку готовился всегда очень тщательно.

— А что произошло в прошлом году?

— Проснулся однажды утром — колено ноет. Долгое время не обращал внимания, и вот почему. Еще во Владикавказе, когда я учился в специализированном футбольном классе, у нас был девиз: «В работе все пройдет». Эти слова регулярно повторяли мои тогдашние тренеры Заур Шанаев, Валерий Горохов и Гамлет Оситов. Вспоминая их наставления, я и провел в чемпионате Австрии сухую серию более чем в 700 минут. Регулярно делал рентгеновские снимки, и они свидетельствовали, что все нормально. Но боль не проходила, и в конце концов недоумевавшие медики решились на углубленное исследование. Ввели в колено контрастную жидкость, чтобы отчетливее видеть происходящие в нем процессы, и только тогда обнаружили повреждение хряща.

— И даже после такого диагноза вы продолжали играть!

— Да, но когда до зимних каникул оставалось три матча, врачи выкачали из моего колена очень много жидкости и наложили запрет на выступления, порекомендовав срочно ложиться на операцию.

— Помню, во время одного из матчей видел, как боль читалась на вашем лице. Вас хотели даже заменить, но вы остались на поле. Ради чего?

— Не хотелось подводить команду — в запасе находился лишь юный вратарь, который вряд ли мог удачно войти в игру.

— После той игры австрийские журналисты спросили у главного тренера «Тироля» Курта Яры, почему он вас не заменил, видя ваше тяжелое состояние. На это последовал ответ: «Черчесов опытный игрок и лучше знает, что ему делать».

— Я остался, команда не пропустила, заработала три очка. Даже сейчас, несмотря на все проблемы, считаю, что поступил правильно. Хотя, когда вскрыли колено и увидели полную картину, врачи стали готовить меня к худшему: «Не исключено, что вам, молодой человек, придется завершить карьеру». Так бы, наверное, и случилось, но, к счастью, в Инсбруке оказался специалист, который только что вернулся из Америки, где проходил специализацию как раз в этой области. Он-то и сделал мне пересадку хряща.

СТАТУЯ ИЗ ЦВЕТОВ

— Как себя чувствуете сейчас? Инсбрукские болельщики очень ждут, когда же Супер-Стани вернется в ворота.

— Уже две недели спустя после операции я каждый день посещал тренажерный зал. Выглядел там, наверное, несколько комично на своих костылях, но жаль было терять время. Старался как можно быстрее привести себя в порядок, чтобы к 24 февраля, к возобновлению чемпионата Австрии, быть полезным команде. Тем более что нас ждала тяжелая игра в Граце со «Штурмом», который в этом сезоне наделал шума в Лиге чемпионов. Да и начальство слезно просило форсировать выздоровление. Даже в отпуск не поехал, лишив семью отдыха, а моих родителей возможности повидать внуков. И вдруг из газет узнаю, что руководство клуба срочно подыскивает мне замену! Сначала не поверил: мало ли что пишут. Но слухи, увы, подтвердились. Для меня это было большим разочарованием, и я решил больше никогда не поддаваться ни на какие уговоры. Теперь спокойно готовлюсь к новому сезону. Правда, пришлось взвалить на себя другую нагрузку: за три месяца, что я на больничном, раз тридцать участвовал во всяких благотворительных мероприятиях. На одном из них, помню, вхожу в зал — и вижу огромную статую, сплетенную из цветов. Просто опешил: сходство со мной поразительное!

— У вас прежде случались трения с руководством «Тироля»?

— Отношения у нас всегда были ровными. Исключение, пожалуй, период, когда командой руководил Диди Константини. Как-то он решил меня заменить, я пошел было с поля, но выяснилось, что все замены уже сделаны, и пришлось вернуться в ворота. Так после этого тренер почему-то на меня сильно обиделся и долго не разговаривал! Впрочем, сейчас он второй тренер сборной Австрии, и мы опять добрые друзья. Диди даже зовет моего сына к себе в футбольную школу.

— А в другие клубы приглашают?

— Возраст уже не тот. Но года два назад переговоры со мной вел «Рапид». Впрочем, я не жалею, что они не увенчались успехом. С такой игрой, которую сейчас демонстрирует венский клуб, чемпионом Австрии я бы там не стал.

НЕЗАБЫВАЕМЫЙ «ЖАЛЬГИРИС»

— Какие из матчей за последние 10 лет считаете своим лучшим и худшим?

— Матчей было так много, что выбрать лучший я сразу не возьмусь. А вот самый памятный назову. Правда, его дата немного выходит за обозначенные вами рамки в 10 лет. Это было в 1987-м, а играли мы «Жальгирисом». Я был тогда резервным вратарем, но основной, Дасаев, получил травму, и мне пришлось его заменить. «Спартак» крупно проиграл — 2:5, и самое ужасное, что виновником почти всех голов в наши ворота был именно я.

— В какой из команд, где вы играли, вам было наиболее комфортно?

— Я везде ощущаю себя достаточно уютно, поскольку умею легко находить общий язык с окружающими. Но о двух командах вспоминаю с особой теплотой. Во-первых, о воспитавшем меня «Спартаке» из Орджоникидзе, а во-вторых, о «Спартаке» московском, где заработал себе имя. Когда вернулся в команду после окончания двухгодичного контракта с дрезденским «Динамо», было чувство, что никуда не уезжал. Надеюсь, у партнеров и болельщиков тоже.

— Как полагаете, насколько реализовали свой потенциал?

— Раз продолжаю стоять в воротах в 37 лет, видимо, пока не полностью.

— Что изменили бы, будь у вас возможность начать все заново?

— Порой сожалею, что не родился позже. Сейчас у российских футболистов значительно больше возможностей для самореализации. Границы стали более открытыми — имея талант, можно совершенствовать мастерство в солидном зарубежном клубе. Конечно, и мне грех жаловаться, но все же значительную часть карьеры я, увы, провел за железным занавесом.

— С кем из футбольных знаменитостей хотели бы сыграть в одной команде в своем прощальном матче?

— Мне приходилось играть в сборных мира и Европы, где тренерами были знаменитые Фогтс и Михелс, а партнерами — Заммер, Клинсманн, другие звезды первой величины. Но в свою команду я бы пригласил не их, а тех, с кем рос и мужал, кто мне дорог: Дасаева, Черенкова, Родионова.

— Чем займетесь после окончания карьеры?

— Постараюсь остаться в футболе. В какой роли — покажет время. Не использовать колоссальный опыт, который я приобрел, выступая в чемпионатах СССР и России, Германии и Австрии, в матчах за национальную сборную, было бы с моей стороны преступлением.

— Есть ли у вас футбольная мечта?

— Будь мне 15 лет, я бы, конечно, о ней поведал. Но я уже вышел из романтического возраста и живу сегодняшними реалиями. Жаль, что интервью вы берете у меня сейчас, а не в начале моего профессионального пути. Тогда я грезил о московском «Спартаке». И почему-то был уверен, что окажусь в этой команде. Так, собственно говоря, и случилось.

В САДУ У БЕККЕНБАУЭРА

— У вас, как я вижу, собран богатейший фотоархив с множеством снимков, на которых вы запечатлены вместе с известными футболистами прошлого и настоящего. Особенно часто позировали с Ринатом Дасаевым.

— С ним мы долгие годы жили в одном доме, через улицу от нынешнего, в Сокольниках. Сначала Ринат был моим кумиром, а когда я оказался в «Спартаке», стал ближайшим другом, с которым мы проводили практически все свободное время. Я не раз просил Дасаева сфотографироваться вместе, чтобы потом в далеком осетинском Алагире хвастаться знакомством с такой знаменитостью. Даже точно помню день, когда мы впервые встретились с Ринатом: 1 апреля 1984 года. Его тренировка произвела на меня неизгладимое впечатление. Да… Многие из тех, кого вы видите на этих снимках, уже не играют, а я вот все никак не угомонюсь.

— Кто еще из персонажей фотоальбома оставил заметный след в вашей жизни?

— Ринус Михелс. В детстве я бредил тотальным футболом, который он изобрел. И надо же такому случиться, что в 90-е годы мне посчастливилось несколько раз общаться с человеком, которого я боготворил. Михелс по заданию УЕФА курировал нашу группу на Евро-96 в Англии. А год спустя я получил от Генерала, как великого голландского тренера прозвали за военную выправку, приглашение в сборную Европы. Но вообще-то особого желания знакомиться я у зарубежных знаменитостей не замечал. Они, как правило, слишком заняты своей работой и на контакт идут неохотно. Даже вратари обычно ограничиваются тем, что обмениваются перчатками. Так у нас было с Жан-Мари Пфаффом, Петером Шмейхелем, Эдвином ван дер Саром. При встрече говорим друг другу несколько ничего не значащих фраз и фотографируемся на память.

— Исключения все же, наверное, бывают?

— Да, например, Франц Беккенбауэр. Пару лет назад президент «Баварии» позвонил мне в Инсбрук. «Сосед, — говорит, — я от тебя, можно сказать, в двух шагах живу, а мы ни разу не встретились». Как потом выяснилось, Кайзеру я понадобился для одного важного дела. Дело в том, что жители австрийской деревушки, где Беккенбауэр уже много лет живет на улице с символичным названием Кайзервег, оказались в сложном положении. Почему-то резко сократился поток туристов в эти края, и односельчане попросили Беккенбауэра что-нибудь сделать. Ну, а он позвал на помощь российского легионера.

— И что же вы с ним предприняли?

— Рекламную акцию. Не знаю уж, привела ли она к оживлению местного туристического бизнеса, но старался я изо всех сил — умудрился взять почти все пенальти, которые мне пробил Беккенбауэр. Происходило это необычное представление у него в саду. Когда все закончилось, я этак язвительно поинтересовался: и как ему удалось с такой игрой стать в 1974 году чемпионом мира? Беккенбауэр оказался человеком с юмором — хохотал от души.

— Видел я у вас и снимок, где пенальти вам бьет Марадона.

— Да, и он-то как раз мне забил мастерски. После того матча я подарил гениальному аргентинцу графин осетинской тархуновой водки. Ребята потом шутили, что этот сувенир Марадону-то и погубил.

ВРАТАРЕЙ ЗАГОНЯЮТ В ТУПИК

— Сколько 11-метровых вам удалось отразить за карьеру?

— Это меня мало интересует, но, честно говоря, особых успехов здесь не имею. В детстве такую статистику вел. Помнится, много раз спасал свою команду во время турниров «Кожаный мяч» и «Переправа». Из более поздних запомнилась дуэль, которую однажды выиграл у Ашота Хачатряна из ЦСКА, считавшегося мастером пенальти. И еще пенальти, который мне бил в финале Кубка СССР коллега — Дмитрий Харин. Правда, в створ ворот он не попал. Брал пенальти и в бундеслиге, когда выступал за дрезденское «Динамо», и в сборной. Очень часто — в турнирах по мини-футболу за «Спартак». А вот в «Тироле», к своему стыду, пенальти отразил всего один, хотя били раз десять.

— Какой пенальти все же самый памятный?

— Тот, который мне бил Барони в матче с «Наполи». Хотя в ворота он не попал, было приятно, что я разгадал его замысел, прикрыв именно тот угол, какой нужно. А «Спартак» тогда одолел команду Марадоны.

— Готовясь к матчу, вы изучаете манеру штатных пенальтистов команды-соперницы?

— Записей не веду. Сверяюсь по компьютеру, который у меня… в голове. В этом деле больше надо рассчитывать на интуицию. Например, тот же Хачатрян чаще бил в правый угол, а я поймал мяч в левом. Горжусь и тем, что однажды в манеже ЦСКА не дал забить самому Игорю Добровольскому, признанному специалисту.

— Когда в 11 метрах от вас соперник устанавливает мяч, ворота вам не кажутся слишком большими?

— Все зависит от внутреннего состояния. Бывает, посмотришь на них и думаешь: Бог ты мой, как же их защищать? Кто выдумал такие размеры? Сам, наверное, трехметрового роста был. Да еще и правила, если и меняются, то не в нашу пользу. Вратарей загоняют в тупик. Вот теперь нельзя брать в руки мяч от своего игрока. А ведь бывают спорные моменты: например, несколько лет назад сборная России играла против сборной мира. Судья решил, что мяч попал ко мне от Попова, я же был убежден, что от соперника.

— На прощание — не слишком приятный, видимо, вопрос. Почему за последнее десятилетие российские клубы и сборная не добились серьезных успехов на международной арене?

— Если понятие успех подразумевает завоевание какого-нибудь престижного трофея, то успехов и впрямь не было. Но за последние десять лет даже такие гранды, как испанцы и голландцы, не смогли стать чемпионами мира или Европы. Так что заслуг российского футбола я бы преуменьшать не стал.

Борис ТОСУНЯН. «Спорт-Экспресс», 23.04.2001

© Сборная России по футболу