Главная
Матчи
Соперники
Игроки
Тренеры

ИГРОКИ

Александр ПАНОВ

Панов, Александр Владимирович. Нападающий.

Родился: 21 сентября 1975, поселок Металлострой Колпинского района Ленинградской области.

Воспитанник колпинской детской футбольной школы при спортклубе «Ижорец» (первый тренер – Валентин Иванович Тимошенко) и санкт-петербургской СДЮСШОР «Зенит» (тренеры – Николай Воронин, Вячеслав Булавин).

Клубы: «Зенит» Санкт-Петербург (1994, 1997–2000, 2006), «Динамо» Вологда (1995), «Баоканг» Баошань, Китай (1996), «Лозанна Спорт» Лозанна, Швейцария (2000), «Сент-Этьен Луара» Сент-Этьен, Франция (2001), Динамо» Москва (2002), «Динамо» Санкт-Петербург (2003), «Торпедо» Москва (2004–2006, 2007, 2010).

Обладатель Кубка России: 1998/99.

За сборную России сыграл 17 матчей, забил 4 гола.

*  *  *

БУДУЩЕЕ ПРЕКРАСНО

Саша — сама любезность. «Спорт-Экспресс»? Из Москвы? Подъезжайте на динамовскую базу, на Крестовский остров. Заплутаете — звоните…» На Крестовском — красота. Приморский парк Победы. Редкий для осеннего Питера солнечный день. И обидчик Бартеза, днем раньше забивший «Соколу». Видели тот гол человек четыреста, не больше. Потому что играла не сборная и не «Зенит»…

ПРАКТИКА

— Бартез, Франция… Давно это было, — усмехается Панов. — Многое с той поры изменилось. Даже в Москве пожить успел. Раньше я о вашем городе не лучшего мнения был, но теперь все по-другому. Длинный путь вышел — Франция, Швейцария, «Динамо» московское… Но вернулся домой, как когда-то и планировал.

— Не рано?

— Нет. Вовремя.

— Зато московский год, наверное, не самым простым в жизни вышел.

— Пожалуй. Но учитывая те проблемы, которые возникли во Франции, очень благодарен руководству московского «Динамо» за то, что выкупило трансфер. И в «Динамо» мне понравилось. И обстановка, и все остальное. Высший уровень.

— Сегодня вы не в премьер-лиге играете. Самому себе не говорите: зря теряю время?

— Наоборот. Даже здорово, что я сегодня играю именно здесь. Год заграничной паузы, потом московское «Динамо», где получалось неплохо только временами… Мне сегодняшний уровень на пользу, можно восстановить кондиции.

— Можно сказать, что следующий год будет для вас совсем другим?

5 июня 1999 г. Александр Панов — герой матча Франция - Россия (2:3).

— Да! Я в питерское «Динамо» и пришел практики набираться. И делиться опытом. Приятно дома играть, все-таки Питер вдохновляет…

— Значит, совершенно не угнетает мысль, что могли этот год жизни провести в высшем дивизионе?

— Мог, наверное. Еще и в том дело, что я накануне сезона рассматривал предложения исключительно из Москвы или Питера. Другие города для меня не существовали. Наездился! В тот момент, кстати, за меня ничего платить не надо было. Но видите, как иной раз бывает — даже бесплатно тебя брать не хотят. Видимо, решили, что Панов — футболист «отыгранный», ни на что не годится…

Кажется, это было вчера. Ездил русский футболист Саша по хорошему французскому городу на «Фиате», возвращаясь вечерами в четырехкомнатную квартиру, которая так и не стала его домом. И говорил дозвонившимся газетчикам: «Сент-Этьен мне родное Колпино напоминает. Трудности временные. Непременно наберу форму и заиграю. В этой команде».

Не заиграл. Потому, быть может, что хотя и похож городок тот на Колпино — а все же не Колпино…

О ДЕНЬГАХ И НЕ ТОЛЬКО

— Зря не уехали, как Онопко или Бесчастных, в провинцию. Там бы вас на руках носили.

— Не-е-т, я свое откатал, достаточно. Устал от переездов. Хочу заняться семьей, о детях подумать.

— Что вам нужно в жизни?

— Мне нужно, чтобы люди ценили не только деньги. Чтобы не воспринимали футбол как бизнес. Это игра, спектакль, что угодно, только не бизнес… Я, например, ленкомовские спектакли люблю, и в Москве ходил, и в Питере недавно. Смотришь, как играют Чурикова, Броневой, Абдулов: уникальные люди! А ведь футбол — тот же спектакль. Я вот об этих моментах много думаю. А сейчас игра превращается непонятно во что. Все для бизнеса, какие-то загадочные легионеры приезжают, которых слишком много. Смотрю на этих игроков — такие же, как наши. Ничем не лучше, ничем не хуже. А что с этих легионеров взять? Случится у него недомогание: извините, скажет, играть не могу и не буду. А наш выйдет. Достаточно услышать: «Надо помочь команде…»

— Вы говорите как человек, регулярно игравший на уколах.

— Не угадали. На уколах редко играл. Помню, перед финалом Кубка с московским «Динамо» здорово болело колено, и пришлось сделать укол. Слишком серьезный был матч, чтобы пропускать. По молодости тоже — укол сделаешь и выходишь. Сейчас такое большая редкость. С травмами стараюсь не играть. Организм-то не вечный. В моем возрасте его надо уважать, искать подход… Это тоже профессионализм.

— В собственные дни рождения грустно не становится?

— В том смысле, что «время уходит», «стал старше» и так далее? Опять не угадали. Нет таких мыслей, даже отгонять не приходится. Наоборот — настолько интересно каждый год проходит, настолько не похож на предыдущий… И с каждым годом обретаю новый взгляд на смысл жизни. Мне интересно в собственной жизни. Интересно, что будет дальше.

— А когда стали задумываться о том, что, собственно, будет после футбола?

— Когда в Москву перебрался, в «Динамо». Жизнь заставила сесть и призадуматься. Я тогда подписал пятилетний контракт, должен был в «Динамо» играть до 2008 года, потому и задумался: на 2008-м жизнь не заканчивается. Что дальше? Бизнес? Не знаю… Но как всегда задумываешь одно, а выходит все другим боком. Надо жить одним днем.

— В московском «Динамо» все-таки у вас не сложилось. Сами для себя разобрались почему?

— Я знаю, почему не сложилось: после года простоя и не могло получиться хорошо. Сейчас вспоминаю — все для меня было новым, даже сама страна. Жил я где-то за границей, а тут на тебе — премьер-лига! Новая команда! Новый город! Да еще и психологическое состояние у меня было не то. Не мог определиться, в каком клубе буду, нервничал, накопилась нервозность, и год провел не плохо и не хорошо — удовлетворительно. Забил пять мячей, не так уж и много, но для меня это было нормально. Сейчас играю в первой лиге — забиваю гораздо больше. Прогресс налицо. А здесь забивать ненамного проще, чем в премьер-лиге. Главное, чувствую — пошла игра, стало легче. Но ведь не скажешь, что в московском «Динамо» меня «не поняли», хоть при расставании ситуация сложилась некрасивая и неприятная. Но я ни на что не обижаюсь, расстались мы достаточно мирно. Заварзин со мной никаких проблем не испытывал. И я с ним тоже.

Непростой он парень, Панов. Хоть в общении с репортерами и предельно обходительный. С характером. А покажите мне форварда — да без характера.

Кто-то его, молодого и не забивавшего еще Бартезу, сравнил с Белановым. «Помните, Саша, такого футболиста?» — «Помню. Но только ни с кем меня сравнивать не надо…»

Характер, однако.

ПЕРЕЕЗДЫ

— Играть в первой лиге немного проще, вот только переезды… — признается Панов.

— Худшая гостиница в стране?

— От ужасных Бог пока миловал. А вот на первом месте у меня в личном рейтинге по условиям Калининград — классный был номер.

— Настоящий питерец и Москва должны отторгать друг друга.

— Наверное. Жители нашего города к москвичам критически относятся. И я так же относился, пока в Москву не переехал. Познакомился с московскими ребятами, с футболистами — прекрасные люди. Прикольные. И стало мне странно — за что наши Москву не любят?

— Каких-то питерских мест в Москве не хватало?

— Да особо-то я не скучал… Слишком хорошо в Москве устроился. Жил в самом центре, возле Кремля, из окна звездочку видно было. Рядом Садовое кольцо, очень удобно было на работу ездить: что до стадиона «Динамо», что до Новогорска… Думал, сложно будет к московскому движению приспособиться — столько машин! А потом — ничего, привык. За час куда угодно добирался. Для Москвы час — это много?..

ТРЕНЕРЫ

— У вас десятки тренеров были. Самый понимающий?

— Даже не скажешь… Всем с Пановым непросто приходилось. Хотя был один человек, с которым идеально все складывалось. Зенитовский дубль тренировал Лебедев Виталий Васильевич — о нем очень теплые воспоминания остались. Классный тренер. И то время в дубле вспоминаю как что-то особенное — на работу как на праздник ездил… И понимал он меня как никто. Кстати, Бышовцу меня рекомендовал.

— Об Анатолии Федоровиче добрые слова отыщете?

— Почему нет? Тренировки его — это что-то. Очень своеобразно, скучно там не бывает… Что-то он особенное мне дал. И до сборной я именно у Федорыча доигрался.

— Сборная для вас — дело прошлое. Желание реванш взять присутствует?

— Нет. А зачем? Кому и что я должен доказывать? Хочу одного — играть и приносить пользу. Все.

— Не скромно ли после той популярности, что была у вас в 99-м?

— А ко мне до сих пор люди тепло относятся, так что это не прошлое. Я же чувствую! И чувствую, что в правильном направлении иду…

— Недавно в Махачкале мне Омари Тетрадзе интересную вещь сказал. Я, говорит, еще вернусь в сборную России.

— Ну и здорово. А что?

— Повторить его слова не хотите?

— Повторять не буду, скажу по-другому: я знаю, что все зависит только от меня. И стремлюсь туда вернуться. Хотя бы потому, что помню, какие это эмоции — играть за сборную, забивать… Вся страна видела, как я выкладывался в тех матчах.

— Это точно. Потому вам сегодня на Невском из машины и не выйти — моментально толпа соберется…

— Да не будет толпы… Сейчас у народа проблем хватает. А кто меня узнает, тут же получает карточку с автографом. У меня их вон сколько — и мне удобно, и людям…

— Кассету с «французским» матчем часто ставите?

— Нет. Смотрел очень давно. Это этап пройденный, хотя и очень приятный… Тепло в душе осталось, да.

— Но именно тот матч жизнь вашу разделил на две части, согласны?

— Сразу не скажешь. Да, я был никем — и удалось прославить свое имя. Собственным трудом достиг уровня, когда на улицах узнают, хорошо относятся… Это здорово, и это у меня было. Славная штука молодость…

— В церковь, знаю, ходите.

— Хожу.

— И, как каждый человек, о чем-то там просите?

— Прошу, но не слишком многого. Близким — здоровья, себе — удачи в работе. Надо трудиться, и Бог непременно даст шанс. Вот возьмите молоденького вратаря Сашку Самохвалова из нашего питерского «Динамо». Кто мог предположить, что он в этом сезоне заиграет? Трудился. Получил шанс. И сыграл неплохо… «Тренируется тот, кто играть не умеет», — такой подход мне не близок. Видели бы вы, как я отрабатываю удар на каждой тренировке! Вчера вот должен был на первой же минуте забить, да не смог. Чего-то не хватило. Потому и работаю…

Кто прорвался тем вечером в русскую раздевалку на «Стад де Франс», тот помнит Панова. Перед диктофонами он был сдержан. Чуть флегматично поправлял галстук. Будто не было двух голов полчаса назад, цифр на табло, лица Бартеза, пойманного сотнями фотографов…

Слава должна была прийти — и пришла. Не прийти не могла. Чему удивляться?

Все могло сложиться иначе. И никто не объяснит, почему не сложилось…

ЗАГРАНИЦА

— Заграница людей меняет. Вас изменила?

— Конечно, изменила! На жизнь посмотрел с другой стороны. Научился ценить что-то, на что вчера внимания не обращал. Нет, на родителей, конечно, обращал, но именно за границей мне стало их остро не хватать. Я все-таки чужой был в этой Франции… Хорошо, друг у меня там появился. Оливье зовут. Сначала переводчиком у меня был. Классный пацан, знает пять языков, с отличием институт закончил, в Москве год учился. Сейчас бизнесом занимается, серьезный человек. Вот его семья меня там приютила, тепло относились — и такие у меня чувства к ним! Родные люди. Что-то мне Франция все-таки дала — в плане жизненного опыта.

— Жестче там законы в настоящем профессиональном футболе?

— Да нет, пожалуй… Хотя футбол там действительно профессиональный. В России не такой, сколько ни пытаемся подтянуться. Что меня по-настоящему за границей удивило — так это коллектив. Сама команда. Только проиграли, уже шутят, смеются, носа не вешают… Проблем у нас хватало, но в России проблемам тоска сопутствует, а во Франции все иначе. Проще.

— Когда на человека внезапно обрушивается популярность, как на вас в 99-м, тут же появляется море приятелей. В которых потом нередко приходится разочаровываться.

— У меня такого не было. И приятелей таких — тоже. У меня вообще друзей не слишком много. Очень уж близко кого-то к себе допускать в нашей жизни сложно…

— Любое непопадание в состав, любой неиспользованный момент — это стресс. Как боретесь?

— Нет, не стресс. Это по молодости я такое как стресс воспринимал. А сейчас стараюсь понять тренера: почему не поставил? Может, тактическое что-то? Еще знаю: если готовлюсь как надо, играть буду всегда. А если не буду, то будет шанс вернуться… Как считаете, что такое опыт? Вот это опыт и есть — способность не зацикливаться на мелочах. Раньше, бывало, не забью — места себе не нахожу: «Не забил, ах…» А сейчас спокойно отношусь. Философски. Не забил сейчас — забью в следующей игре… Все равно забью.

— Проще ко всему надо относиться?

— Вот-вот. Проще. К игре надо относиться как к игре. Которая проходит. Да, эти девяносто минут во мне все кипит, но потом начинается совсем другая жизнь. С другими проблемами. Это тоже достижение, с годами научиться «переключаться»… Еще чего понять не могу в нашем футболе, так это запрета на разговоры с репортерами. Что это вообще означает?

— Франция в вас, Саша, говорит.

— Там, во Франции, попробуй запрети — у твоего клуба большие проблемы начнутся. На следующий же день. Узнаешь, что такое «информационная война». Впрочем, на моей памяти такого не было. Там журналистам не отказывают. Наоборот, заставляют общаться.

Все могло сложиться в жизни Панова иначе, и кто его знает, чем бы занимался Александр сегодня, если бы…

Если бы в 19 лет не передумал вешать бутсы на гвоздь. Если бы не ухватился за скромный шанс и не отправился в Вологду. А оттуда — во второй китайский дивизион. Если бы не забил девятнадцать голов в двенадцати матчах. Как принято писать — «доказал». Убедил. И если бы не подались из Питера на заработки тогдашние премьеры «Зенита» — Кулик и Зубко. Панова вернули — быть может, от безысходности.

Что было дальше — вы знаете…

ОБИДА

— Отношения ваши с «Зенитом» можно назвать «непростыми»?

— Очень простые. Никаких отношений. Воспоминания о «Зените» остались теплые. Когда-то удалось попасть в клуб, в который так стремился с детства… Выиграл с ним Кубок. Разве я скверные годы провел в «Зените»?

— Отличные.

— Вот. А сейчас пытаюсь что-то выиграть с «Динамо» — и эта команда тоже вошла в мое сердце. Играл в московском «Динамо», теперь в питерском — одна структура, одна буковка на футболках…

— На игры «Зенита» не ходите. Неинтересно?

— Почему неинтересно? «Зенит» играет вечером, и если я даже в городе, то только-только закончил тренировку. Что мне сломя голову мчаться на «Петровский»? У меня своя жизнь — и поесть надо, и отдохнуть… «Зенит» смотрю по телевизору, и за московским «Динамо» тоже слежу.

— «Зенит» в должниках у вас не числится? «Выйти в премьер-лигу, сыграть против него!»

— Нет. Это тема не больная. Я как-то разок играл против «Зенита» за московское «Динамо», выиграли мы тогда, а меня еще и удалили… Тогда, знаете, было настроение: сейчас выйду, забью! Сейчас — нет. Ну, сыграем и сыграем… Классно. Питерское дерби.

— Легко уговорили самого себя выбросить из головы обиду на эту команду?

— Ну да, обида была… Сейчас ничего не осталось. Да это и неправильное слово — «обида»! Было непонимание. Я «Зениту» отдал годы, а выходит, не заслужил простого внимания. Приезжал в Питер специально поговорить с Мутко один на один. Тот ответил: «У меня дела». И все. Так и не встретились. Вот это мне было непонятно. С осадком тогда уезжал… Больше я Мутко не видел. Прошло время, все пересмотрел и зла на Виталия Леонтьевича не держу. Все, что ни делается, к лучшему. Значит, не хотелось Боженьке, чтобы я в «Зените» оказался. Три раза туда хотел вернуться, да так и не получилось. Больше судьбу испытывать не стану.

— Когда зенитовские матчи смотрите, себя в этой команде не представляете?

— Не представляю и представлять не хочу. Хочу с Дель Пьеро в паре сыграть… В «Зените» сейчас молодежи много. Их время, пусть доказывают.

Прелестное, однако, фото: Андрей Тихонов с Пановым гуляют по Еревану. Сборная сыграет завтра, за спиной не сравнимая ни с чем площадь Эребуни, жизнь прекрасна. Никто не знает, что будет завтра. Что будет через год. Никто не знает автора будущих голов на «Стад де Франс».

Красное Саше к лицу. Красная куртка сборной. Да простит Питер — но жалко до сих пор, что не сыграл Панов в романцевском «Спартаке» эпохи расцвета. Быть может, знали бы мы другого Панова. Прелестное, однако, фото…

ПОЛОСА

— То, что я в Россию вернулся — уже светлая полоса, значит, началась. И как игрок я взбодрился. Опыт привез.

— Но во Францию уезжали вы, как понимаю, не за «опытом».

— За новыми ощущениями. Футбол тамошний посмотреть, жизнь… Понял важную штуку: жить мне там не суждено. И никогда не получится. Слишком не хватает Петербурга. И, конечно, страшный момент после травмы. Сначала узнаю, что год не буду играть. Потом выставляют на трансфер — не дав возможности лечиться. Это было непросто… Тогда впервые и задумался: что-то же надо делать после футбола. Самого себя спрашивал и самому себе отвечал. «Что делать?» — «Делать нечего…«Хорошо, позволили тогда с «Зенитом» бегать.

— Представляю череду мыслей.

— Да, «череда» та еще… Тяжело было. К такому жизненному повороту надо быть готовым. Кто поддержал? Многие… Константин Сарсания, например, агент. В беде не оставил, как был мне верен, так и остался. Помогал. Кстати, большая его заслуга, что я попал в «Динамо»…

Саша осекается. Вспоминает, кажется, об имидже. Или о том, как внушал самому себе: ты сильный, ты справишься. И тон меняется:

— А что мне помогать? Я сам о себе могу позаботиться. И тогда поддержки ни у кого не искал. Близкие, семья — это понятно, здесь меня всегда понимали…

— Вы ведь наверняка не чувствуете, что по сравнению с 99-м стали слабее?

— Не чувствую. Бегать медленнее не стал. И бить слабее тоже.

— Почему тогда все было здорово — а сегодня проблемы?

— Годы были молодые, наверное. Задор!

Это слово «задор» Александр выговаривает старательно. Будто подтрунивая над самим собой. Сегодняшним, опытным. И тогдашним, задорным…

— Самое интересное, я не слишком чувствую изменения. И, как прежде, хочу забивать в каждой игре. Мне нравится забивать. Гол — как награда, как медаль…

— Все помнятся?

— Все. Если покопаться — вспомню…

— Нынешние голы дорого стоят после голов мсье Бартезу?

— В данный момент — да, дорого. Они стоят уверенности в завтрашнем дне. Контракт на год, и не хотелось бы останавливаться… Еще чуть-чуть, и придет полная уверенность в себе, все вернется. Тогда и буду определяться с работой.

— За год в питерском «Динамо» много предложений со стороны отклонили?

— Не сказать, чтобы очень… Из реальных — одно. «Алания» звала, но я отказался. Во-первых, от дома далеко, во-вторых, решают вопрос с выживанием. А «выживать» непросто… Я играю дома и достаточно комфортно себя чувствую. Никуда ехать не хочу.

— При виде той компании, какая нынче в «Алании» подобралась, сомнения не одолевают?

— Никогда не жалею о том, что успел сделать. И об «Алании» в частности. Я решения принимаю один раз. Отказался? Все, отказался, закрыта тема…

— Звездная болезнь была у всех. Разница — в какой форме…

— Это вы точно. Люди, меня знающие, наверное, скажут: да, было. Но сам я добавлю: не в серьезной форме. Я быстро осознал, что без команды я никто. Просто-напросто. Все бьются, у всех задача…

Панов не спеша перечисляет. Вдумчиво. У защитников, дескать, задача своя. У вратаря своя. «А у нас, нападающих…» И так далее. А я хлопаю глазами. Что остается?

Понимаю другое. И главное: над вопросом этим Саша задумался впервые не сегодня и не сейчас.

— Да, про нас, нападающих, больше пишут. Чаще репортеры подходят. Но я много думал и понял: это только благодаря команде что-то получается забивать. А может, и не было ее, «звездной болезни». Меня один момент раздражает — когда незнакомые люди проявляют ко мне неуважение. «Эй, ты…» Я ни одному человеку в жизни не отказал — ни в автографе, ни в фотографии. А парень, бывает, тут же для себя решит, что он мне чуть ли не друг. Вежливо отсекаешь — моментально начинает обижаться. Вот этого я никак не понимаю…

— Что с трибун кричат, слышите?

— Редко. Весь в игре. Слышать слышу, но осмыслить не успеваю. До понимания не доходит.

— Вы уезжали во Францию, забив на прощание «Спартаку». После того матча не было ощущения, что умеете в футболе все?

— А что я умею? Вы уверены, что умею настолько много? Хотя, конечно, что-то могу. Но не все, конечно. Тот матч прекрасно помню. Даже не столько матч, сколько эмоциональный подъем. Вообще, интереснейшая штука — эмоциональный подъем! Когда играл с настоящим подъемом, на пальцах одной руки сосчитать могу.

— Вот и сосчитайте.

— Финал Кубка. Матч с французами. Никогда не забуду — это было что-то!

БУДУЩЕЕ

— Что будет через три года? Надеюсь, буду играть. Или бизнесом займусь. Так и не решил. Но пока мне не приходится себя настраивать перед матчами. Уговаривать бороться. И силы, и злость остались. Как, кстати, с трибуны смотрится — в стыках пока не уступаю?

— Не уступаете. Точно.

— Вот это главное. Это за полем я спокойный…

Серебристый BMW исчезает за поворотом в дивной невской осени. Панов, вчерашний герой этого города и этой страны, завтра снова выйдет — и забьет. Как когда-то. Окончательно приходя в себя.

Форвард остается форвардом. Даже когда перестает играть в футбол. А он играет. И будет эта игра продолжаться долго. Будет много матчей. Много голов. Таких же непостижимых, как когда-то Бартезу. И почти таких же важных.

И снова он будет на обложках журналов. Как герой дня сегодняшнего.

Юрий ГОЛЫШАК

Газета «Спорт-Экспресс», 17.10.2003

*  *  *

«ВСЁ БЫЛО ХОРОШО»

Он как-то буднично сошел со сцены, на которой блистал на рубеже веков. Колпинская Ракета, Шаровая Молния… Нам будет не хватать его завораживающих прорывов и великолепных голов, которым рукоплескали болельщики сборной России по футболу, «Зенита», петербургского «Динамо» и столичного «Торпедо».

— Вы провели в профессиональном футболе 15 лет. Довольны тем, как сложилась карьера?

— Могу сказать, что прожил в футболе яркую жизнь. Мечта детства сбылась — стал профессиональным футболистом. Вот это, пожалуй, самое главное. Не титулы, не достижения, а именно это: играть в «Зените» на профессиональном уровне. Мечту осуществить удалось. В составе «Зенита» я выиграл Кубок России, провел за петербургскую команду немало хороших матчей. Но «Зенит» — не единственный клуб, который мне очень дорог. Частицу своей души я оставил в «Торпедо» и в обоих «Динамо» — питерском и московском. Я жил в хороших городах — в Петербурге и в Москве, поиграл за границей. В общем, все было хорошо.

— Что считаете главным событием в своей жизни?

— Самый яркий сезон в «Зените», конечно, тот, когда мы выиграли Кубок России. В 1997-м и в 1998-м я играл мало. Наверное, потому, что был слишком молод. Да и Анатолий Федорович Бышовец меня игнорировал, что, признаться, очень злило. Тем не менее я старался, работал на тренировках, выходил на футбольное поле и забивал! В первом сезоне за «Зенит» я забил пять голов (на самом деле четыре. — «Спорт»). Во втором вроде столько же (в два раза больше, восемь. — «Спорт»). И это при том, что я выходил на поле лишь на пять, на десять минут! Мне кажется, это был неплохой результат, который мог доказать тренеру, что я достоин места в основном составе.

— Жить будете в Москве?

— Да. Здесь у меня семья, меня в этом городе все устраивает. В Питере у меня живет мама, так что свой город буду обязательно навещать.

— Почему приняли решение осесть в столице?

— Привык я к этому городу. И не хочу никуда уезжать.

— Но ведь ваша родина здесь, в Петербурге.

— Моя родина — Колпино (улыбается). А с Питером связаны лучшие воспоминания в моей спортивной карьере. Но у меня такое ощущение, что с уходом из «Зенита» в 2000 году во мне что-то оборвалось… Конечно, я слежу за петербургской командой, переживаю за нее, но особого трепета по отношению к ней уже не испытываю.

— Потому что жизнь стала другой?

— Да. Побросало меня, что говорить.

— То есть Москва для вас стала не только местом работы, но и родным домом. Это так?

— Да. И супруга у меня москвичка, и дети москвичи. Хотя я не зацикливаюсь на одном городе. Мне комфортно везде!

— Но ближе все-таки Москва?

— Да. Как дальше будет складываться в столице моя жизнь, никто не знает. Но я думаю, что все будет хорошо.

— Сядете за мемуары?

— Напишу книгу!

— Вас всегда ценили болельщики — как в Петербурге, так и в Москве. Как вы считаете, почему вам удалось заслужить такие симпатии любителей футбола?

— Мне кажется, дело в том, что я всегда старался отблагодарить своих болельщиков — как хорошей игрой, так и после матча. Может быть, не всегда это получалось, но я очень старался. Меня всегда поражал тот факт, что после игры кто-то не благодарит фанатов за поддержку. Да, во время игры мир перестает для нас существовать. Но после финального свистка все возвращается на круги своя. И люди, пришедшие на футбол, должны видеть, что футболисты играют именно для них. У нас же некоторые позволяют себе быстрым шагом пройти мимо болельщиков, не уделив им никакого внимания. Мне кажется, за 20 минут послематчевого общения жизнь футболиста не рухнет! Он должен оставить автограф, дать интервью, просто поговорить с людьми. Или еще пример — футболист отказывается от общения с журналистами: «Я не буду давать вам интервью, потому что вы из такой-то газеты». Странно это звучит. Кому же тогда освещать футбол, как не журналистам! Сплошь и рядом игроки не идут на контакт, ссылаясь то на неугодное издание, то на плохое настроение после поражения. Вы попробуйте отказать в интервью где-нибудь за границей! Тогда клубу устроят такую информационную войну, что его репутация очень серьезно пострадает! В России, к сожалению, все получается наоборот. А ведь в футбол играют ради людей!

Алексей АНДРИАНОВ

«Спорт день за днем», 02.03.2008

*  *  *

«ГРОБОВАЯ ТИШИНА. И ЛИШЬ БЕСЧАСТНЫХ ОРАЛ НА ФИЛИМОНОВА...»

Десять лет назад этот молодой человек стал для всей страны новым Пекой Дементьевым. Он был очень знаменит. Его дубль помог «Зениту» выиграть в Москве финал Кубка, а сборная ценой голов Александра Панова сделала невозможное — оставила французов ни с чем на «Стад де Франс».

Да, он был очень знаменит. Ему бы играть да играть.

Зачем закончил в 32?

У ПРИЛАВКА

— Играете за ветеранов, Саша?

— Начну с будущего года, как только 35 исполнится. Раньше нельзя. А пока бегаю за любителей в команде «Звезды России».

— Еще чем занимаетесь?

— Отделкой дома, который выстроил в Подмосковье. Футбол гляжу по телевизору.

— На стадион часто ходите?

— Вообще не хожу.

— Почему?

— Нет клуба, на который смотрел бы с удовольствием. Вот жил бы в Англии — наверняка выбирался бы на стадион. У нас же более или менее интересно наблюдать за спартаковской игрой, Карпину я симпатизирую.

— Когда видите синтетику Лужников — тошнит? Вспоминаете, как ноги на ней горели?

— Наоборот — ностальгия мучает. Еще и поэтому стараюсь на стадионе не появляться.

— Все-таки рановато вы закончили.

— Хотелось подвигаться — но где? Мне проще было уйти вовсе, чем кататься по второй лиге, как Бесчастных. Я по деревням в юности намотался. Дальше Москвы уезжать не собирался. А здесь ничего не предлагали.

— Вы же в «Луч» едва не сорвались.

— Павлов зазывал, там зарплату предлагали в три раза больше торпедовской, плюс бонусы. Годик можно было попыжиться, пожить в самолетах. Но что-то не срослось.

— Судя по питерским номерам BMW X5, прописаны вы до сих пор на невских берегах?

— Да, в той самой четырехкомнатной квартире на Крестовском, которую получил за финал Кубка-99. «Трофейной». Недавно хотел ее продать, но сделка сорвалась, и слава богу. Очень рад.

— Зачем продавать?

— Была возможность влезть в серьезный бизнес, строительный. Но покупатели какие-то мутные попались — то берем, то не берем…

— У вас вроде был какой-то бизнес?

— Крохотный, в Кировске. Купил здание — сдаю под регистрационную палату. Еще хочу создать в Москве футбольную академию. Но в это дело надо очень хорошо вкладываться, я пока не готов. Хотя живу мечтой. На меня когда-то огромное впечатление произвела футбольная школа «Сент-Этьена».

— К каждому футболисту однажды подходят с безумной идеей во что-то вложиться. К вам тоже?

— Как-то предложили купить завод в Петербурге.

— Свечной?

— Что-то вроде. Но достаточно было увидеть того человека, чтобы понять — никакого завода у него нет и у меня не будет. Интуиция.

— За какой случай особенно признательны интуиции?

— За то, что футбол не бросил. В юности были всякие «направления». Но приезжал в школу «Зенита», выходил на поле — и понимал: вот мое призвание.

— А прежде, кажется, собирались на рынке торговать?

— Во-во. Помидорами.

— Это ход.

— Я и торговал лет в четырнадцать. Пацан со двора увлек. На базе набрали овощей — встали продавать. Когда пачка денег в руках пухнет — это, братцы, молодого парня увлекает. Я впервые почувствовал деньги.

— Кроме помидоров чем-то еще торговали?

— Ботинками. У приятеля сестрица челночила — я помогал на рынке. Кстати, хорошо получалось — люди поражались, как у меня с прилавка все сметают. Интересно, говорят, ты работаешь.

— Из Китая потом не просили вас привезти баул по дружбе?

— Нет. Тогда для меня смутный период закончился. Как раз Китай стал переломным моментом. Судьба бросила на другой конец света, чтоб подумал о жизни.

ДВОЙНЫЕ ПРЕМИАЛЬНЫЕ

— С Сарсания, бывшим вашим агентом, общаетесь?

— Сейчас нет. Костя занятой человек, у него и без меня забот по горло. Когда он возглавил «Химки», я позвонил: «Может, пригласишь? Подвигаюсь еще». Костя ни «да», ни «нет» не ответил — и я понял, что навязываться не стоит. Не люблю.

— А если завтра позовет?

— Приеду и помогу. Хотя «Химкам» в их положении спастись уже нелегко — отрыв внушительный. Но небезнадежно. Я мог бы поиграть, чувствую себя хорошо.

— Две недели занятий — и наберете форму?

— Месяц. Ни скорость, ни техника не пропали.

— Где-то внутри вам даже хочется вернуться?

— Хочется. Не хватает в моей жизни шума стадиона. Раньше приезжал куда-то, меня боялись — прекрасно это чувствовал. Еще в «Торпедо» с радостью пошел бы. Если пригласят — я готов. Вторая в жизни команда, которую полюбил всем сердцем. Для меня большая честь была выступать за «Торпедо».

— Когда осознали, что клуб на пути в пропасть?

— В 2005-м. Приличные игроки из команды стали исчезать, вместо них набирали детей из ФШМ. Не знаю, чему их там учат, но пас на два метра отдать не в состоянии. Как с такими играть в премьер-лиге?

— Беднее «Торпедо» там не было никого?

— Это точно. С одной стороны, зарабатывали мы мало. А с другой — была стабильность. Алешин никогда не обманывал, платил в срок. Разброса в контрактах не было, получали все примерно одинаково. Разве что Семшов чуть больше остальных.

— Хоть один широкий жест Алешина помните?

— Да сколько угодно. Если ему понравилась игра — не скупился. Даже после поражений от «Спартака» и «Локомотива» платил премиальные. И не просто, а в двойном размере! За то, что играли здорово.

— Противоположных примеров тоже много?

— Ага. Иногородним футболистам клуб выдавал 500 долларов на оплату жилья. Думайте сами, как снимать квартиру. Вот это напрягало.

— А почему многие торпедовцы за свои деньги покупали бутсы в магазине?

— Вот это не показатель. Кто-то любит зеленый Nike, кто-то — красный Adidas. Мне нравились бутсы итальянских фирм. Экипировало «Торпедо» Umbro. Майкл Оуэн играет в таких бутсах — и очень доволен. Хочешь другие — нет проблем, иди и покупай. Никто не заставлял выходить именно в Umbro.

— Футбол подарил вам друзей?

— Близких — нет. Только товарищей. В футболе близкие друзья редко встречаются, сегодня играешь здесь, завтра — там. Из «Зенита» ни с кем не общаюсь, кроме Бородина, который принадлежит этой команде.

— А прежде?

— Прежде дружил с Малафеевым, года три прожили на базе в одной комнате. Он был четвертым вратарем. А сейчас — величина в Петербурге.

— Бородин в ту пору котировался повыше?

— Однозначно. Но Малафеев работал ужас как — приходил в номер и падал на кровать, еле дышал.

— Еще на вашей памяти кто-то вкалывал так же?

— Березовский. Тоже был в глухом запасе, когда я пришел в «Зенит».

— Уже зарабатывая приличные деньги, Малафеев продолжал ездить на «Ниве».

— Так какие дороги были в Петербурге? А кто-то вообще машину не водил — как Костя Зырянов в «Торпедо», например.

— Но это не ваша история.

— Я давно за рулем. До сих пор жив первый автомобиль, «тройка» BMW. Жене отдал. Двенадцать лет, а как новенький. Пробег — всего тысяч сорок. Эта машина меня все время ждала, словно верная супруга. Больше стояла, чем ездила. Едва успевал аккумуляторы менять.

ДИМА-ДИСКОТЕКА

— Вы не из тех людей, которые пересматривают свои старые матчи?

— Да у меня их и нет. Валялись какие-то кассеты, а видик у родителей. Надо будет на диски эти записи перегнать. В родительской квартире солидная подборка матчей, иногда смотрю. И размышляю: возьмись за «Зенит» Морозов уже тогда, моя судьба сложилась бы поинтереснее. Потенциал был огромный.

— Но никого это не волновало?

— Садырину я был не нужен, шансов не давал. И Бышовцу не очень показался, я все-таки был маленький такой мальчик.

— Зато на тестах вы были — номер один?

— Пожалуй.

— А номер два?

— Максимюк. В чем-то он даже побыстрее был. Несся, как самолет. А игрока во мне Бышовец увидел, когда в сборную пригласили. До этого лишь тренировался, почти не играл. У меня внутри все горело! Особенно, когда «Петровский» шумел: «Панова на поле!»

— Когда смотрите голы, которые забивали Бартезу или в финале Кубка, — о чем думаете?

— О том, что голы-то были красивые. Я в высшей лиге забил всего один неказистый мяч — за «Торпедо». Играли с «Локомотивом», с ленточки добил. Чаще случались неимоверные удары. К примеру, головой.

— Бывало, что перепрыгивали двухметровых?

— О, сразу вспоминаю матч с «Ураланом». Счет 1:1, минут пять до конца. Подача с фланга, Горшков, который выше сантиметров на двадцать, выпрыгнул — а я взмыл перед ним и головой вколотил мяч! Саня поверить не мог!

— Встречался вам защитник, которого пройти невозможно было?

— Десайи. Зверь! Я даже немного разволновался, когда выходил против него за сборную. Стоим под трибунами, четверка французских защитников шла последней. Я рядом, разглядел их хорошо. Все высоченные, мышцы играют… Думаю — как же с такими бороться? Не пройдешь. Матч это и показал.

— То есть?

— А у нас и шансов-то, кроме голевых, не было. Очень тяжело пришлось.

— Еще про какого-то защитника думали такое же — «зверь»?

— Ковтун. Всегда неприятно было — знал, что по ногам получу. Хлестова было трудно пройти, здорово читал позицию. И «кусачий».

— Почему в Колпине так и не назвали улицу вашим именем?

— Да собирались. Но как обычно: хотят — не значит, что сделают. Мостовому тоже вон памятник обещали поставить в Виго… Меня в команде после Кубка подкалывали — тебе, дескать, собираются в Зимнем дворце уголок выделить. Квартиру дали — и спасибо.

— Максимюк вспоминал, что вы после тех успехов «зазвездили». Не вылезали с презентаций, какую газету ни откроешь — всюду Панов.

— Я должен был отказываться от приглашений? Не ходить? Слава меня, молодого пацана, немножко накрыла. Каждый день что-то пишут, предлагают. Будто до Луны добросило. А журналисты со мною всегда любили общаться, я мало кому отказывал. И говорить умел. К Максимюку подойдите за интервью — он промычит что-то. Не поймешь, что хотел сказать. Я, получалось, за всю команду отдувался.

— Кучеревский рассказывал про страсть того же Максимюка к казино. Человек проигрывал за раз по 20 тысяч долларов — его привозили к базе, выбрасывали у ворот, а машину забирали за долги.

— В картах Рома был очень азартен — значит, и с казино та же петрушка. Помню его глаза за карточным столом.

— Почему для вас это не стало проблемой?

— Потому что я мальчишкой за копеечную зарплату по два часа корячился на тренировках. И с этими крохами идти в казино — зная, что проиграешь? Глупо. У казино выиграть нельзя — если ты, конечно, там не хозяин.

— Выходит, одобряете новый закон?

— Не одобряю. Чтоб в Москве не осталось ни единого казино — это довольно странно. Вот ларьки с игровыми автоматами у метро давно пора было закрывать.

— В некоторых московских заведениях футболисты face control пройти не могли.

— У меня был приятель, с которым в любое место пускали. Его все швейцары знали, кидались дверь открывать. Охранники вытягивались, когда видели.

— Как зовут?

— Булыкин. Я поражался его популярности. «Дим, хоть в каком-то клубе тебя не знают?» — «Везде знают…» У него даже прозвище было Дима-дискотека. Славный парень, приятно было общаться. Творческий.

— Кто из «Зенита»-99 был достоин большего?

— Астафьев болтается неизвестно где. У Катульского перспективы были хорошие. Дед, Юрий Андреевич Морозов, его очень любил.

— Чего не хватило тому же Катульскому?

— Своего тренера, как и многим. Морозов хотел молодых поднять — и поднял. Аршавин правильно сказал — в сегодняшнем «Зените» он бы не пробился. Знаете, каким Аршавин был при мне?

— Каким?

— Тихенький такой мальчонка. Приходил, садился где-то в углу…

— Нам казалось, он всегда был с апломбом.

— Ничего подобного. Скромнее игроков не видел.

— Бабий служит в Донецке механиком маршруток. Кондрашов в Питере еще недавно трудился таксистом. Судьба некоторых обладателей Кубка-99 сложилась непразднично.

— Бабий, кстати, попал в жуткую аварию, чудом выжил. Мне жаль, что «Зенит» своих бросает, там только в легионерах души не чают. Слово «патриотизм» в клубе не знают. Радимов работает — и дай Бог. А придет новый тренер — может, и Радимова уберут. Когда сплошь иностранцы — это уже не петербургский клуб, а какая-то коммерческая команда. Я бы за такую в детстве не болел.

ЧУЖОЙ «ЗЕНИТ»

— Кто из ваших тренеров лучше всех понимал футбол?

— Бышовец отлично разбирался, но Морозов в тактике посильнее. У него упражнения были очень разнообразные. Интересно работать.

— Самый нелепый тренер на вашей памяти?

— Ярцев в «Торпедо»! Однажды учудил при всей команде. Построились, Ярцев о чем-то толкует и вдруг на меня срывается: «Что руки в карманах держишь? Яйца чешешь?» — «Ничего я не чешу». Ка-а-к начал на меня орать!

— А вы?

— И я на него заорал в ответ. Что, терпеть должен?

— С тренировки вас выгнали?

— Не только. Я месяца три потом не играл. Тренировался с дублем. В какой-то момент Ярцева приперло, дела совсем тускло шли. Курску 0:2 уступали к перерыву, — мне крикнул: «Иди, готовься…»

— И что?

— Вышел — 4:2 выиграли. Я два забил и два отдал. После этого он мне ничего говорить не стал. Я работал как работал.

— А руки в карманах держали?

— Держал. Никто больше не бухтел, что я там вычесываю.

— И с Дасаевым вы успели подраться.

— Сцепились, да. Хотя драки не было, это сложно представить. В ту пору обстановка благодаря Ярцеву была нервная, а после трагедии с сыном вообще человека не узнать стало. Срывался на всех без разбора. И вот тренировка, обычный «квадрат». Завелись по жаре. Говорю: «Мяч ушел». Дасаев в крик: «Б…, рот закрой! Играй!»

— Не закрыли?

— Наоборот. Очень прилично ответил. Три дня потом ходили, дулись друг на друга. Я первый оттаял: «Файзрахманыч, извините, эмоции захлестнули». — «Ты тоже прости». Сейчас нормальные отношения. А что Ярцев по этому поводу думает — мне наплевать. Действительно, нелепый тренер.

— Что занятного подметили в методике Адвоката?

— Любопытная подготовка. Вроде бы щадящая, и в то же время прилично грузит. Ничего монотонного, постоянно с мячом. А то некоторые тренеры будто марафонцев готовят.

— Когда убедились, что в «Зените» Адвоката вы — человек лишний?

— На сборах смотрю — отношение ко мне какое-то странное. Играть не давали — а что на тренировках покажешь?

— Адвокат к вам был необъективен?

— Да.

— В чем?

— Если выпускают на минуту, невозможно доказать, что ты классный футболист. Мы вдвоем с Кержаковым сидели на лавке. Вот и судите — объективен Адвокат или нет. Кержаков-то к тому времени для «Зенита» побольше сделал, чем этот голландец. А сегодня Адвокат даже не одной ногой в Бельгии, а тремя. Как команда в такой обстановке играет? Да и вообще, нет у меня ощущения, что Адвокат — хороший тренер. При таких деньгах лишь указывает: «Этого купи, того…» У Бышовца мы по три дня зависали на убогой базе — а с Адвокатом игроки живут в «Кемпински».

— И что?

— Мы бы жили в «Кемпински» — тоже, может, выиграли бы чемпионат… Адвокат не сильнее Давыдова. При том, что Давыдов — символ клуба. Настоящий патриот. Но его не пустят тренировать первую команду — потому что фамилия не звучит. Был бы Davidoff — другое дело. Посмотрите на скамейку «Зенита» — сплошные легионеры. Что, молодого питерского парня нельзя туда посадить?

— Сколько раз беседовали с Диком один на один?

— Был короткий разговор на завтраке, когда он меня отправлял из команды. Я подсел, Адвокат уплетал какую-то лапшу. Сказал, не прекращая жевать: «Ты не подходишь, ищи себе команду». И продолжил есть.

— Досадно было?

— Я пришел не в свою команду. В первые дни огляделся — Боже, вокруг-то все чужое! Почему должен с тренером на английском говорить, если в России живу? Общаться мне с кем было — с корейцами? Или с Риксеном и Текке? А переход состоялся благодаря Сарсания. Я мечтал закончить карьеру в «Зените» — Костя помог.

— Если б не он, никогда в этом «Зените» не оказались бы?

— Конечно. Адвокат ведь не дурачок, наверняка смотрел мои матчи. Возможно, и я виноват, что не заиграл. Немножко подрасслабился, не о работе думал. Но если б тренер доверял — я бы пересмотрел отношение к этому вопросу. А выйти на минуту и сейчас смогу. Безо всяких тренировок.

— Вы обронили, «Зенит» стал чужим. В чем?

— Люди были какие-то сытые. Довольные собой. И футболисты, и руководители. Звездная болезнь у всех. И это, когда «Зенит» еще ничего не выиграл! Представляю, что там творилось после чемпионства и Кубка УЕФА!

«ПРИВЕТ, ЛЕОНТЬИЧ»

— Возвратиться в «Зенит» вы были готовы еще в 2003-м, а президент клуба Виталий Мутко вас даже не принял.

— Было, было. Когда в московском «Динамо» объявили, что больше на меня не рассчитывают, сразу подумал о «Зените». Набираю Мутко: «Леонтьич, могу вернуться?» — «Конечно! О чем разговор! Все решим!» Я уж собрался весь московский скарб в машину загружать и мчаться в Петербург, но жена, умница, остудила: «Погоди. Контракт-то не подписан. Вдруг сорвется — и что, обратно в Москву все тащить?»

— Поехали поездом?

— Да. А Мутко так и не нашел время для встречи. Хотя накануне отъезда ему перезвонил. Уточнил: «Леонтьич, примешь меня?» — «Разумеется».

— На «ты» были?

— Ну да. И сейчас могу сказать: «Привет, Леонтьич». Но говорить буду уже на «вы». Все-таки министр.

— За язык вас никогда не штрафовали?

— Ни разу. Я ведь правду говорю. Хоть тренерам со мной трудно. Если вижу несправедливость — молчать не стану. Мне Малафеев рассказывал, что Петржела побоялся Панова покупать из-за характера. Все любят пушистых и покладистых. А я был борзым парнем — с такими никто не хочет работать. В «Торпедо» помнят, как вступался за молодых, которых «кидали» на деньги.

— Кто «кидал»?

— Начальники. Вместо полных премиальных выписывали пятую часть — молодому, дескать, и этого хватит. Пусть радуется. Я как узнавал, тут же к Мишину отправлялся: «С молодежью не рассчитаетесь — я на поле не выйду».

— Ваших речей, по слухам, даже питерский губернатор Яковлев побаивался.

— Я мог что-то ляпнуть, да. Как-то Яковлев прибыл на базу. Спрашивает: «Что надо, ребята? Какие пожелания?» Все сидят, притихли. И тогда поднялся я: «Автобус команде купите. Нашему сто лет в обед, ездить стыдно». Все сделаем, отвечает.

— Не обманул?

— Нет. Вскоре из Германии пригнали новенький. Руководители клуба не знали, как меня благодарить. Шептали: «Еще Яковлев приедет — проси больше».

— При вас Бышовец пригнал в Удельную грузовик с книжками?

— Да, набили целый шкаф. И вы, говорит, приносите, помогите команде.

— Принесли?

— Какого-то Чейза приволок. Но в библиотеку заглядывали немногие. Карты были гораздо популярнее. Причем не только в «Зените», но и в сборной.

— Кто лучше всех играл?

— В сборной — Карпин с Хохловым. В бридже — асы. А в «Зените» чемпионами были Вернидуб и Максимюк. Я тоже на сборах много играл. Перед отъездом домой начинали считать — и некоторые понимали, что за две недели сборов просадили под тысячу долларов. Для молодого парня, не проходящего в основной состав, — бешеные деньги. Попал я так разок — и с картами завязал.

— Из-за тысячи долларов вы с Юрием Морозовым повздорили.

— Это он со мною повздорил. Морозов тогда был спортивным директором. Пришел я подписывать новый контракт, зарплату положили 500 долларов. Я согласился. Но в клубе навернулся принтер, договор не смогли распечатать. Слышу: «Зайди завтра». На тренировке рассказал обо всем Андрюхе Кондрашову, тот поразился: «Всего 500 долларов? Почему так мало? Подойди к Бышовцу — может, добавит». И добавил!

— Много?

— Да, говорит, пятьсот — маловато. Пусть будет полторы тысячи. Но когда я Морозову передал слова главного тренера, тот взорвался. Я, как понимаете, отмалчиваться не стал. В принципе Деда можно понять. Вчера парень на пятьсот баксов соглашался, а сегодня хочет в три раза больше. Но пришлось платить.

— Тренировать у Морозова получалось лучше?

— Как специалист — замечательный. Одно в голове не укладывалось — зачем каждое утро на зарядке мы делаем по 400 прыжков?! Игроки дробили себе мениски, половина состава полегла с коленями.

— Но вы-то не пострадали.

— Потому что хватало ума сачковать. Никогда себя не перегружал. Как играть — если ноги не держат? Я же знал: футболист нужен, пока здоров. В том же «Зените», стоило игроку получить тяжелую травму, на нем мгновенно ставили крест. У нас шутка ходила: чтоб освободили от работы, надо явиться перебинтованным с головы до ног. Хоть один глаз будет здоров — заставят моргать, веко «закачивать». Помню, Косте Лепехину два мениска вырезали. Приковылял на костылях, а ему протягивают лист. Недельная программа тренировок. Пробежки, упражнения. Я смотрел на лепехинские костыли — и был в шоке.

— Однако тяжелее китайских тренировок в вашей жизни не было ничего?

— Вот там я как лось носился, не филонил! Три тренировки в день, по два часа каждая. Утром — с мячом, в обед — кросс, вечером — штанга. Не представляю, как выдержал.

— Как же вы год протянули в Баошане без женщин?

— Почему? Были женщины. И китаяночки, и наши. Страна настолько бедная, что местные девицы за деньги готовы на все. Впрочем, как везде. А русских барышень в Шанхае полно. Мы часто мотались туда на дискотеки — от Баошаня на машине минут сорок.

— А ведь могли когда-то оказаться в романцевском «Спартаке».

— Мог. И чемпионом стал бы, и в сборной подольше протянул. В Тарасовке Олег Иваныч пригласил к себе в комнату. Там уже сидел Шикунов. Протягивают бумаги: «Вот контракт. Подпишешь?» Не могу, отвечаю. В Питере не поймут. Для меня это было важно. Романцев очень огорчился.

— Помните, что творилось в раздевалке после матча с Украиной?

— Гробовая тишина. Все были раздавлены горем. Лишь Бесчастных орал на Филимонова. А я переживал собственную драму — такой момент угробил! До сих пор не пойму, как не забил после навеса Тихонова! Ладно, головой саданул мимо мяча, так еще успел подумать: «От плеча в ворота залетит». Мячу-то деваться уже было некуда. Но он попал в ключицу и улетел выше перекладины. Забей я тогда — и о голе Шевченко никто бы не вспоминал.

Александр Панов: «До сих пор не пойму, как не забил после навеса Тихонова!»

— Филимонов что-то говорил?

— Молчал, опустив глаза в пол. Потом Пал Палыч Бородин зашел в раздевалку. Рассказал пару анекдотов. Немного утешил.

— Как считаете, у этого матча есть тайна?

— Не пойман — не вор. Но слухи разные ходили. Особенно после того, как Филимонов перешел именно в киевское «Динамо»…

НА ИГЛЕ

— Сборную прежде водили в театры. Не засыпали?

— На опере закемарил. При Романцеве повезли нас после тренировки, уставших, в Большой на «Реквием». Полчасика поспал, потом встрепенулся, оглядываюсь — никто не заметил? А рядом интеллектуал и любитель балета Смертин дремлет. Вообще-то в театр я выбираюсь с удовольствием. Только на оперу с тех пор ни ногой.

— Последнее сильное удивление в вашей жизни?

— Когда узнал, что Филимонова из-за алиментов не выпустили за границу. Если действительно не платил — это его не красит как мужчину.

— Встречался вам человек, чьей силе воли поражались?

— Тимощук. Несгибаемый характер и фантастическая сила воли. Его лупят по ногам, а он встает и продолжает биться. Из категории людей, которые сами никогда не уйдут с поля. Их могут только унести. При этом как игрок — без слабых мест. Умеет все.

— «Бавария» еще не представляет, кого купила?

— Думаю, там уже все поняли.

— В «Торпедо» жизнь свела вас с футболистом Бугаевым. Глядя на его проделки, узнавали себя в юности?

— Да вы что! Запить на неделю, испариться из команды — такого даже я себе не позволял. С Бугаевым меня сравнивать не надо. Леша — хороший парень и толковый игрок. Если б не болезненная тяга к выпивке, добился бы многого.

— В киевском «Динамо» с такими игроками обходились просто — «зашивали».

— Да и в «Зените» было то же самое. «Зашили» Бабия — и он пару сезонов нормально играл. Но когда «расшивался» — караул. Для меня это вообще за гранью понимания. Водочки можно накатить. Но чтоб неделями гудеть, а потом звать на помощь докторов — это перебор.

— Да и вы не паинька. Мы ведь читали в книжке Игоря Рабинера воспоминания Бориса Рапопорта.

— Ха-ха. Очень интересно.

— Процитируем: «Сколько крови у нас Панов попил! Я человек терпеливый, но под конец его учебы в школе „Зенита“ не мог на Сашу смотреть. Доходило до того, что, когда он приезжал из Колпина, мы просили его показать руки — чтобы проверить, нет ли там следов от шприца с наркотиком».

— Это правда. Со мной были сложности. К шестнадцати годам все перепробовал, и наркотики тоже. Но вовремя вырулил. Понял, что мне надо в этой жизни, а что — нет. Сосредоточился на футболе.

— Страшнее наркотиков ничего нет?

— Ничего. В 90-е эта зараза накрыла всю Россию. В моем дворе пятеро полегло. Начинали с чего-то легкого, травы — но почти все приходили к тяжелым наркотикам. Мы же глупые были пацаны. Незаметно втянулся.

— Как вы-то остановились?

— Чуть не умер. Передозировка героина.

— Ну и судьба у вас, Саша.

— Уже посинел, перестал дышать. Вытащил с того света приятель, который оказался рядом. Делал искусственное дыхание. Но я ничего не помню. Отключился, и все. Потом открыл глаза, встал как ни в чем не бывало. А парень рассказал, что произошло. Вот это была последняя капля.

— Как спасаться от ломки?

— Единственный способ — глушить алкоголем. Надо вышибать одну заразу другой.

— Пили много?

— Не то слово. К наркотикам-то тянуло, что говорить. Где-то недели две было тяжело, затем в больницу угодил с воспалением легких. О футболе уже не думал. Спасибо тренеру дубля «Зенита» Виталию Лебедеву, который обо мне не забыл. Звонил, приглашал на тренировки. Как-то я пришел, дотронулся до газона и понял, что больше всего хочу играть. Отправился на год в Китай. Поехали на турнир, я там назабивал — и китайцы предложили контракт. Позвонил домой: «Мама, я остаюсь здесь». Платили там очень хорошо. Но главный стимул был — вырваться из той среды. За год полностью очистился. В Китае всю дурь из меня выбили. Вернулся другим человеком.

— И сейчас открыто можете обо всем говорить.

— Да. Никому не пожелаю пройти через то, что я испытал. Ребята, не связывайтесь с наркотой. Слезть удается немногим. Я был бы так рад вычеркнуть из жизни тот период — столько здоровья угробил, столько как игрок потерял…

— Едва в тюрьму не угодили.

— Влип в историю. Провожали товарища в армию. Я не особо налегал на спиртное, а вот друзья напились до безумия. В автобусе их накрыло. Доехали до конечной. Смотрим — поддатый мужик спит, выходить не хочет. Стали тормошить — а тот, не поняв, принялся бузить. Я вышел из автобуса, смотрю — следом вылетает этот мужик, за ним мои друганы. Начали его лупить всей оравой.

— И вы приложились?

— Нет. Я-то еще соображал, но вразумить остальных было нереально. Потом кто-то додумался снять с мужика куртку — а тут и милиция подоспела. Быстренько нас приняли.

— Сколько светило?

— По статье — шесть лет. Разбой с нанесением телесных повреждений. Счастье наше, мужик оказался другом отца одного из ребят. Вместе на заводе работали. Забрал заявление, дело закрыли, и всех отпустили.

— Первая любовь была из вашей компании?

— Первая любовь стала женой. Хоть и жила в соседнем парадном, но очень приличная девочка. Не курила, не пила. Расписались, шесть лет жили вместе. Детей не было. А потом я встретил Галю — и влюбился. Сердцу не прикажешь. Жене сразу все рассказал, расстались мирно. Купил ей квартиру, машину, денег оставил…

— Сейчас у вас два сына. Кто надоумил второго назвать Кузьмой?

— Когда он еще в животе был, я Кузькой его называл. Так и пошло. А что, хорошее имя. Главное — редкое. И сыну подходит. Я и старшего хотел Емельяном назвать. Галя отговорила — мол, Емелей-дурачком будут дразнить. Сошлись на Никите. Как-то вышел во двор с ребенком, так там со всех сторон мамаши своих зовут: «Никита!» Зря жену послушал.

— Момент самой сильной физической боли в жизни?

— Мне делали пункцию печени. Втыкали в бок иголку полметра длиной, зацепляли кусочек печени и дергали. Когда заморозка отошла — на стену готов был лезть. Долго на правый бок прилечь не мог.

— В «Сент-Этьене» вам поставили диагноз гепатит С. Где подхватили эту дрянь?

— Из-за неправильного образа жизни в юности. Возможно, через иглу и наркотики.

— Но ведь французы провели медосмотр перед подписанием контракта — и ничего не нашли.

— Гепатит С называют «ласковым убийцей». Может годами дремать в организме, ничем себя не выдавать. А потом вдруг всплеск. Повезло, что это случилось во Франции. Болезнь засекли на начальной стадии, приняли меры. Поэтому я смог продолжить карьеру и вообще до сих пор жив. Будь иначе — умер бы. На тренировке или в игре.

— Вылечились полностью?

— Вылечить полностью гепатит С нельзя. Только приглушить.

— Сейчас о болезни что-то напоминает?

— Нет. Честно говоря, иногда задумываюсь: а был ли гепатит? Может, французы заварили кашу, чтобы не платить «Зениту» за трансфер? Я позже обследовался в петербургской клинике. Врачи сказали, что красные тельца преобладали над белыми и это могло перерасти в гепатит С. Но самой болезни не обнаружили.

Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ

«Спорт-Экспресс», 22.07.2009

*  *  *

«МНЕ СМЕШНО СМОТРЕТЬ НА ЭТОТ ФУТБОЛ»
Чемпионат.ру, 21.01.2011
В современном футболе такие люди, как Панов, вымирающий вид. Увы. Он и в футбол играл с душой, с сердцем, изо всех сил. И собственное мнение никогда не боялся отстаивать. Может быть, оттого и полюбился болельщикам — в нем чувствовался настоящий мужик... Читать далее ››

© Сборная России по футболу