Главная
Матчи
Соперники
Игроки
Тренеры

ИГРОКИ

Хорен ОГАНЕСЯН

Оганесян, Хорен Георгиевич (Жораевич). Полузащитник. Мастер спорта СССР международного класса (1976).

Родился: 10 января 1955, город Ереван, Армянская ССР.

Вышел из дворового футбола. В 1969 году в составе команды «Ани» (Ереван) стал победителем Всесоюзного турнира дворовых команд «Кожаный мяч». Воспитанник ереванской Республиканской футбольной школы /РФШ/ (первые футбольные шаги проделал под руководством Ашота Гургеновича Сарибекяна, университеты прошел у Константина Николаевича Бегларяна).

Клубы: «Арарат» Ереван, Армянская ССР (1975–1985), «Искра» (ныне – «Бананц») Ереван, Армянская ССР (1988), «Арабкир» Ереван, Армянская ССР (1989), «Пахтакор» Ташкент, Узбекская ССР (1990–1991), «Оменетмен» Ереван, Армения (1992–1993), «Оменетмен» Бейрут, Ливан (1993), «Пюник» Ереван, Армения (1995–1996).

Обладатель Кубка СССР 1975 г.

За сборную СССР сыграл 34 матча, забил 6 мячей.

(За олимпийскую сборную СССР сыграл 3 матча, забил 2 гола.*)

Бронзовый призер Олимпийских игр 1980 года. Участник чемпионата мира 1982 года.

Чемпион Европы среди молодежных (U-21) команд 1976 года.

*  *  *

ОДИССЕЯ ЛУЧШЕГО, ПО МНЕНИЮ WORLD SOCCER, ПОЛУЗАЩИТНИКА СОВЕТСКОГО СОЮЗА

Очень ждал российский болельщик-гурман его появления на поле на недавнем Кубке Содружества. Прослышали все, что до сих пор 40-летний Оганесян временами выходит на подмогу руководимому им «Пюнику» и даже чудесным образом поворачивает неблагоприятное для команды развитие матча вспять. Горит, к примеру, Хоренова дружина в Ленинакане после первого тайма — 0:2. И появляется маэстро, и дает три всего-то паса. Результат — 3:2. А ну, как и в Москве, тряхнет Оганесян стариной и напомнит, кто на чемпионате мира-82 забил решающий и фантастически красивый гол в четвертьфинальной группе бельгийцам? Однако вышел он только в матче ветеранов, в котором Россия билась с остальным СНГ. 2:3 — на сей раз команда Оганесяна проиграла, однако кто у нее забил оба мяча, вы, думаю, догадываетесь. И это при том, что узнал он об этом матче за три часа до его начала. Кстати, могли мы увидеть Хорена и в основном турнире, но при одном условии: «Я бы поиграл на Кубке, если бы мы приехали основным составом. Тогда моя помощь могла бы пригодиться. Но тем 16-17-летним пацанам, которые составили в Москве основу «Пюника», никакой Оганесян не помог бы. А я не умею выходить на поле для того, чтобы отбывать номер.

ПЕРВЫЙ ОФИЦИАЛЬНЫЙ МАТЧ Я СЫГРАЛ ПРОТИВ БЕККЕНБАУЭРА

— То, что спорт станет частью моей жизни, я понял еще в детстве. Ведь вся наша семья очень спортивная: отец был штангистом, позже стал заслуженным тренером Армянской ССР, тренирует до сих пор. Мать была гимнасткой. Старший брат играл в футбол, младший пошел по пути отца, мастер спорта по тяжелой атлетике.

— Может, и вы о горе мышц, и сотнях килограммов над головой мечтали?

— Отец мечтал. Но меня этот вариант категорически не устраивал. С утра до вечера я гонял в футбол и ни о какой штанге и слышать не хотел. В конце концов, отец смирился. Но то, что в конце концов я оказался в «Арарате» — в большой степени простое стечение обстоятельств.

— Это как прикажете понимать?

— В те годы прорваться не то что в основу — в дубль «Арарата» было невероятно тяжело. Помимо способностей нужны были и связи. А их у меня не было. Закончив спортшколу, я поступил в институт и заодно играл за юношескую сборную Армении. В 1972 году меня в этой команде увидел старший тренер юношеской сборной Союза Евгений Лядин. После игры подошел и был страшно удивлен, узнав, что никакого отношения к «Арарату» я не имею. Он написал рекомендательное письмо, после которого все в моей жизни изменилось, как по мановению волшебной палочки: в начале предсезонки 1973 года меня вызвали на сбор команды в Гаграх…

— Это был как раз кубково-чемпионский год «Арарата». Вы в хрустально-золотом сезоне не поучаствовали?

— Только на правах дублера. Успех к «Арарату» пришел во многом благодаря тому, что те ребята шесть лет в одном составе играли. Да и руководство было что надо: старший тренер — Никита Симонян, начальник команды — Александр Пономарев. С какой же стати они будут ставить в основу 18-летнего пацана, который и в дубле-то без году неделя? Я попал в нее только через два года. В конце 74-го команду принял Маслов и сразу стал мне доверять.

— Первый свой официальный матч помните?

— Еще бы его не помнить. Ведь он был против «Баварии».

— Кого, простите?

— Вы не ослышались — «Баварии». «Арарат» вышел в четвертьфинал Кубка чемпионов и попал на чемпиона ФРГ, в котором играли то ли пять, то ли шесть чемпионов мира предыдущего года во главе с самим Беккенбауэром. И когда Маслов сказал: «Готовься, будешь играть», — я ушам своим не поверил. Хотя мандраж был страшный, сыграл, видимо, неплохо, раз выиграли мы дома у этих чемпионов — 1.0. В гостях, правда, 0:2 уступили и выбыли, но нас все равно признали. А мне после «Баварии» было уже море по колено, я перестал кого-либо бояться. Поэтому как чемпионат начался — забивать стал чуть ли не в каждом матче, И сразу попал в молодежную сборную к Николаеву. Я был в ней самым молодым — 19 лет, тогда как большинству — 21-22 года. Вот так все начиналось.

МЕНЯ ЗВАЛИ В АМЕРИКАНСКИЙ «КОСМОС»

— У вас остались какие-нибудь вещественные доказательства ваших самых звездных лет в «Арарате» и сборной СССР?

— Конечно. Моей страстью были футболки. И так получилось, что я стал обладателем футболок трех суперзвезд мирового футбола — Беккенбауэра, Марадоны и Платини.

— Насчет Марадоны — абсолютно не удивлен. Ведь вы всегда были специалистом по сборной Аргентины, дважды забив ей в самом Буэнос-Айресе.

— Было дело. В сборную Союза я попал в 79-м, как только ее принял Бесков. Парадоксально, но возглавлявший ее перед ним Симонян меня ни разу не вызвал. Но был я уже на подходе, шел на одном из первых мест среди бомбардиров, игра получалась, и приглашение в сборную особо неожиданным для меня не стало. И как вызвал меня тогда Бесков, так до 84-го на каждый сбор и приезжал. А, кроме того, Константин Иванович начиная с 79-го каждый год исправно меня в «Спартак» звал.

Да, об аргентинцах. Первый раз мы с ними в 81-м сыграли. Они тогда еще чемпионами мира были. Марадона открыл счет, я ударом с острого угла сравнял. Так и закончили — 1:1. Через два года опять в Буэнос-Айресе играем. Теперь Диас забивает первый гол, а я, как и в прошлый раз, — ответный. Но самое удивительное, что забил я его головой, которой отродясь не умел играть. Нет, о том, что я в тот день забью, все ребята перед игрой говорили — стадион-то счастливый. Но чтобы головой… Лобановский меня потом спросил: «Хорик, признайся, случайно все-таки забил?» Я с улыбкой согласился. А позже на одной из тренировок сборной вдруг прорвало — как ни навешивают, все время забиваю. Лобановский подошел и взял свои слова насчет случайности обратно.

— Как и многие другие одаренные футболисты, вы — левша.

— Да, как у нас говорят, правая нога мне ходить помогала. Но однажды произошла удивительная вещь: в отборочном матче чемпионата мира с Исландией выиграли — 5:0, я забил два мяча, и оба — правой! Вообще свои голы я помню хорошо. Всего 113 забил и где-то около 100 из них могу во всех деталях описать.

— Вы — один из немногих полузащитников, сумевших забить 100 и больше мячей и войти в Клуб Федотова.

— И, тем не менее, отдавать результативные пасы мне всегда нравилось больше, чем забивать. Но по молодости я был еще и на ворота нацелен. Но хоть и был лидером «Арарата», никогда в игре не тянул одеяло на себя, не просил, чтобы ребята на меня играли — просто не любил этого,
Уважал комбинационный футбол.

Об этом еще Лев Филатов писал. Если бы команда играла на меня, может, гораздо больше бы забил. Но я ни о чем не жалею, потому что играл в тот футбол, который любил, и получал от этого удовольствие.

— Вы участвовали и в Олимпиаде- 80, и в чемпионате мира-82. Какие воспоминания?

— В обоих случаях — безумное разочарование. Помню, как перед московским полуфиналом с ГДР сидели мы с Федей Черенковым, и он говорил: «Слушай, неужели мы будем олимпийскими чемпионами?» Да и все тогда спали и видели себя с золотыми медалями на шее. А как вышли против ГДР, так те заперлись на своей половине, один раз центр перешли — и получите — 0:1. Я в том матче не играл — в четвертьфинале забил гол и получил сотрясение мозга. А в матче за третье место с югами Бесков меня выпустил на замену, я успел гол забить, и мы выиграли — 2:0. Но радости от этого больше не стало.

А на чемпионате мира в четвертьфинальной группе мы выиграли у бельгийцев — 1:0, и я забил один из самых красивых своих голов в жизни. После углового, поданного Гавриловым, с лета вогнал мяч в ворота. Но поляки выиграли у Бельгии крупнее, их в матче с нами устраивала ничья, которой они и добились. А тогда в Польше была сложная политическая ситуация, и когда мы вернулись в Союз, кто-то пустил слушок, будто мы эту игру сдали полякам в порядке оказания братской помощи. Можете представить себе наше негодование, когда мы это услышали! Ведь помимо престижа в случае выхода в полуфинал мы получали звания заслуженных мастеров спорта, а в придачу — по «Волге».

— А звание ЗМС давало какие-то льготы?

— Очень незначительные — кажется, рублей 30. Но в этом случае как раз речь о престиже. Не так много заслуженных мастеров в Союзе, и, сами понимаете, как почетно было таковым стать. Но тренерский триумвират — он к полуфиналу никак привести не мог. К тому же кроме Бескова, Лобановского и Ахалкади в команде было еще десять тренеров! И представьте: просыпаюсь в день игры, утром Лобановский говорит одно, днем Ахалкаци — несколько другое, а на предыгровой установке Бесков — третье… Нам приходилось играть, скорее уповая на свое собственное понимание футбола, нежели на тренерские задания.

— На следующий год влиятельный World Soccer поместил на своих страницах большой портрет, сопроводив его характеристикой: «Лучший полузащитник Советского Союза».

— Конечно, было приятно, но особо всерьез я эти оценки не воспринимал и нос не задирал. Хотя за год до того, во время чемпионата мира, и Сесар Луис Менотти нечто подобное говорил.

— Не сомневаюсь, что и тайных забугорных предложений у вас хватало.

— Так и есть. Несколько европейских команд звали — это в порядке вещей. Но самое интересное, что в свою команду меня лично приглашал президент знаменитого американского «Космоса»! Геннадий Логофет, помню, во время того разговора был переводчиком. Мне предлагали огромные деньги, но я не мог представить, что окажусь в одиночестве за границей, без друзей и родных. Моя фантазия не забрасывала меня надолго даже за пределы Еревана — потому-то я никуда из «Арарата» и не уходил, хотя предложений имел тьму-тьмущую. Очень я привязан к родному городу, и когда недавно два года по контракту в Ливане работал, безумно домой тянуло. И не выдержал — вернулся.

ЦК 6 ЧАСОВ ОБСУЖДАЛ ВОПРОС — АНДРЕАСЯН ИЛИ Я

— Могу себе представить, что означает быть самым популярным человеком в Армении. На рынках наверняка все бесплатно доставалось?

— Я в жизни ничего никогда бесплатно не взял, хотя возможности у меня в этом отношении были огромные. Даже неограниченные. Действительно, зайду на рынок, и каждый продавец ко мне бросается: бери все, что хочешь, Хорик! Но брать задарма — не в моем характере. Денег у меня всегда хватало, так что все, что хотел, покупал — и ни в чем особо себе не отказывал.

— Когда пришла такая слава, голова не закружилась?

-Сколько разоблачительных статей о моей звездной болезни было — не сосчитать! Но клянусь: я никогда не задирал носа. Об изменении характера человека могут лучше всех судить его друзья, так вот мои друзья вам скажут, что я всегда оставался таким, каким был в начале карьеры. Другое дело, что я очень любил жизнь, не был ни аскетом, ни затворником. Меня обвиняли, что бываю в ресторанах — но пусть покажут хоть одного человека, который видел меня пьяным. Во время активной карьеры, тем более по ходу сезона, я к себе профессионально относился.

А разговоры о «звездняке» потому ходили, что я язык за зубами держать не умел. Как капитан и самый, простите за нескромность, авторитетный игрок «Арарата» ходил к руководству и пробивал ребятам блага — этот, говорил, заслужил квартиру, в которой он очень нуждается, поскольку имеет двоих детей, этот — машину… Себе при этом я ни разу ничего не просил. Для этого у меня существовали собственные достаточно влиятельные друзья. Поэтому бился только за других. Начальству такая разговорчивость не нравилась.

— Сама-то команда была единым коллективом?

— До 82-го — да. Но в этот момент ее принял Андреасян. Я не из тех, кто долго помнит зло, но этот человек разобщил команду. Он пользовался принципом, сформулированным римским императором: разделяй и властвуй. Он умышленно создал в команде две группировки, чтобы ею было легче управлять. Любимчики, докладывавшие ему о положении дел в коллективе, — это у него в порядке вещей было.

— С чего началось противостояние Оганесян — Андреасян?

— Какого-то конкретного случая уж и не назову — я же говорю, что не из тех людей, которые зло помнят. Но факт, что Андреасяну не нравилось мое растущее влияние в команде, и он настроил группу игроков против меня. Повод ополчиться на Оганесяна, что и говорить, у них был — я смотрел юношеские соревнования, отбирал перспективных ребят и чуть ли не за руку вел их к тренерам главной команды. Делал это потому, что хорошо помнил, с каким трудом сам попал в «Арарат». Тем игрокам, которые имели твердое место в основе, но никаких целей перед собой не ставили, это мое протежирование, естественно, не нравилось — их положение оказывалось под угрозой. Андреасян это видел и, знаю абсолютно точно, вызывал к себе и обещал, в частности, автомашины, если они скажут «что нужно» про Оганесяна.

— И насколько успешной была его борьба с вами?

— В 83-м меня внезапно освободили от обязанностей капитана команды. Андреасян вызвал 11 игроков, поставил перед собой и приказал голосовать. К тем, кто осмелился бы проголосовать за меня, применили бы суровые санкции, в этом можно было не сомневаться. Наедине я спросил его: «Зачем ты это делаешь? Неужели не понимаешь, что сегодня ты их настроил против меня, а завтра они же съедят тебя?» Он в ответ пробормотал что-то невнятное. А, между прочим, на следующий день после освобождения меня от должности капитана была игра с кишиневским «Нистру», и я ответил старшему тренеру четырьмя забитыми голами.

— Говорят, вопрос стоял даже так: или вы — или тренер?

— В том же 83-м поехал я играть за сборную против немцев. Возвращаюсь — меня сажают в машину и везут в ЦК компартии Армении. Оказывается, Андреасян за моей спиной поставил там этот самый вопрос. Шесть часов я из кабинета в кабинет ходил и, наконец, сказал: «Я — футболист. Дайте мне возможность спокойно играть в футбол». В ЦК в тот момент мозговитые люди работали, они ответили: иди играй. До конца сезона дотянули кое-как, а тогда уже я сказал, причем ему в лицо: или ты, или я. Как раз в тот момент встал вопрос о возвращении Симоняна, и авторитет тренера, который привел «Арарат» к, званию чемпиона СССР и к Кубку Союза, решил все — Андреасян ушел. Увы, Симоняну не удалось поднять клуб на прежние высоты. Да и не могло удаться — команда была настолько разобщена, что половина игроков попросту не разговаривала друг с другом, она была разорвана пополам. Ни о каком футболе в такой ситуации речи быть не может.

ЧТОБЫ УБРАТЬ, МЕНЯ ОБВИНИЛИ В СДАЧЕ ИГРЫ «НЕФТЧИ»

— Своей разговорчивостью и ершистостью я очень многим людям глаза мозолил. В том числе и тем, кто очень хотел нажиться на футболе. Меня как лидера и долгое время капитана команды пытались втянуть в договорное болото: вызывали наверх и доходчиво просили разъяснить партнерам, что сегодняшняя игра будет «левой». Я им отвечал: хотите жульничать — давайте, но без меня. Или я не выйду на поле, или выйду, но будет честный футбол. В конце 84-го произошел эпизод, который многое в моей судьбе решил. В предпоследнем туре играли в Москве с «Динамо», которому грозил вылет. И был у нас начальник команды, который ненавязчиво предлагал игру сдать. Но мы вышли биться. 10 минут до конца, счет 0:0 — и руководство (Симонян тут явно ничего не решал) вдруг меняет последнего защитника. В обороне все рушится, и Пудышев забивает победный гол. Вхожу в раздевалку, а там этот самый начальник команды как закричит: «Эх вы, такие-растакие, сдали игру, как мы и боялись!» Я как это услышал — мне просто дурно сделалось. Сорвал с себя футболку, сказал, что играть в «Арарате» больше не буду, и, хлопнув дверью, вышел из раздевалки. А потом демонстративно не пошел даже на трибуну на последний матч сезона — дома со «Спартаком». Был уверен, что вообще заканчиваю с футболом.

— Это вам и придется сделать полугодом позже, но не по своей воле.

— Но осенью я действительно сам хотел уходить. И в первые две предсезонные недели 85-го в команду не приходил. Просил дать какую-нибудь работу, а на уговоры Симоняна не откликался. Но в конце концов понял, что без футбола мне не жить — ведь 30 лет всего. И вернулся.

— Вы ожидали, что над вашей головой может разразиться такой гром, что по сравнению с ним все прежние стычки покажутся детскими забавами?

— Абсолютно не ожидал. Хотя меня предупреждали друзья, что готовится нечто серьезное. Но я думал: недовольны моей игрой — пусть сажают на скамейку, наказывают по-футбольному. Хотя я ничем вроде такого наказания не заслужил.

И момент-то мои недруги выбрали какой! На игрока сборной СССР распространялся негласный статус неприкосновенности — его «закопать» было невозможно. Но тут, в 85-м, Малофеев как раз начал свои эксперименты, убрав из сборной «стариков» — Блохина, Чивадзе и меня. Для тех, кто хотел меня окончательно задушить, это оказалось прямо-таки выстрелом «Авроры» — сигналом к штурму.

— Кому это было выгодно?

— Одному из очень высокопоставленных деятелей Армении захотелось вернуть к руководству «Араратом» Андреасяна. Что автоматически означало: Оганесян в этой команде играть не будет.

— И как все происходило?

— Обвинили меня за глаза в сдаче игры «Нефтчи» — большего преступления для армянского народа не существовало. Это был полный бред — решающий и очень красивый, кстати, гол мы пропустили за три минуты до конца. Причем в лицо мне никто это обвинение так и не высказал. Говорили: «Вот этот сказал…» Подхожу к «этому». Он: «Да ты что, как мог поверить?» Но карательная машина уже была запущена. Без всякого официального документа меня дисквалифицировали в Армении на неопределенный срок.

— Ваши действия?

— Решил пойти к Бескову в «Спартак». Тот мне обрадовался, с Колосковым уже была обговорена дата заседания федерации по моему вопросу. И аккурат в день заседания (явно по заказу) в газете «Труд» появился зубодробительный фельетон, посвященный моей персоне.

— О чем в нем шла речь?

— Вот только два момента. Расписывалось, как разъезжаю по Еревану на собственном «Мерседесе», да еще с номером «00- 08» — под восьмеркой я всю жизнь играл. Ну и что, спрашивается? Если у меня были деньги и я хотел ездить на красивой машине, я не мог с рук купить «Мерседес»? А номер, кстати, мне милиционеры как подарок преподнесли.

А второй компромат был вот какой. Написали, что я якобы после одного из выездов в одиночку уехал на командном автобусе, а ребята остались ни с чем в аэропорту. Большей чуши даже придумать было нельзя. Дело было так. После того выезда мы прилетели не в Ереван, а в Тбилиси — была нелетная погода. В перспективе была пара часов ожидания вылета — в очереди томился добрый десяток ереванских самолетов. И тут в аэропорту встречаю друзей, которые говорят: «Хорик, полетели с нами!» Я, жутко уставший после постоянных перелетов (клуб, сборная…) и мечтающий побыстрее добраться домой, согласился и предупредил руководство. Прилетели. Команду ждут два автобуса и три легковые машины. Водитель рафика спрашивает: через сколько будет команда? Узнав, что через два часа, он сам предлагает подбросить меня до дому, тем более что езды-то каких-то 15 минут. А написали, будто единственный автобус забрал, а команда ждала. Да я бы такси взял, если бы ребятам ехать было не на чем — что, у меня денег нет?

— А кто был автором публикации?

— Подписана она была собственным корреспондентом «Труда» по Армении. Но я знаю, что некоторым игрокам «Арарата» предлагали поставить под этим фельетоном свои подписи. Они, к их чести, отказались.

— Выходит, стало быть, фельетон. И как реагирует федерация?

— Откладывает обсуждение на неопределенное время. А в Армении продолжает действовать негласная дисквалификация. И при каждом удобном случае мне заявляют: мы не виноваты,
Это Москва не разрешает тебе играть. Что тоже было чистым враньем.

А заодно решили мне выговор по партийной линии вкатить. С секретарем парторганизации у нас были хорошие отношения, и он мне сказал: «Если я тебе не вынесу выговор, меня лишат работы». Я, смеясь, дал добро, так и не поняв, правда, за что «выговаривают» — за то, что я плохо играю, что ли?

— И что же стал делать футболист, понявший, что футбола его лишили и, может быть, — навсегда?

— Мне предлагали пойти работать по специальности, которую я вроде как освоил в институте народного хозяйства — государственное планирование. Но это иначе как издевку воспринять было нельзя: те, кто предлагал, лучше кого-либо знали, как мы «учились». Поэтому первое время я отдыхал. Понятия «бизнеса» в то время еще не было, да я и не стал бы им заниматься — не того склада человек.

А потом приятель предложил потренировать его заводскую команду. Через два года мы выиграли первенство республики, и наша «Искра» вышла во вторую союзную лигу. Вот тогда я и решил для усиления состава дозаявить себя. И, представляете, опять не разрешили! Сейчас, кстати, та «Искра» под названием «Бананц» — одна из лучших команд Армении — выиграла даже Кубок страны.

В республике надо мной явно издевались. Получаю предложение возглавить «Котайк» — дело стопорится на уровне председателя Спорткомитета Армении. Там же отметается предложение игроков «Арарата», которые, когда в 88-м в очередной раз снимали Андреасяна, просили, чтобы пришел я.

Был уверен — с футболом покончено. Стал жутко набирать вес. Я и после каждого сезона во время отпуска несколько килограммов прибавлял, а тут перестал держать форму — и в 89-м на прощальном матче Блохина в Киеве был, наверное, самым полным из всех игравших.

ВЕРНУЛСЯ, ЧТОБЫ ДОКАЗАТЬ. И ДОКАЗАЛ!

— Ваше появление в 90-м в ташкентском «Пахтакоре» потрясло весь футбольный СССР. Как это случилось?

— В декабре 89-го позвонил Федор Новиков, главный тренер «Пахтакора» и бывший сподвижник по «Спартаку» боготворимого мною Бескова, предложил попробоваться у него. Я опешил: как же вы можете меня брать после такого огромного перерыва? Он ответил, что верит в меня, после чего я попросил три недели на раздумье. Все это время как угорелый гонял неподалеку от своего дома. Решение-то уже было принято — не мог я устоять перед возможностью доказать кое-что своим недругам. И через три недели поехал в Ташкент, начал готовиться. Сбросил больше десятка килограммов и вернул боевой вес. Жутко тяжело было, но я знал, на что шел.

— С заявкой на сей раз проблем не было?

— После моего ухода из футбола к тому моменту прошло 5 лет. А считается, что даже год простоя — это почти гибель для футболиста. Поэтому препятствий мне чинить не стали, так как все думали, что я не потяну.

— А «Пахтакор» в тот год во многом вашими усилиями вышел в высшую лигу.

— Ну, положим, не только моими. Были и Пятницкий, и Касымов, и Шквырин. Но своей игрой я действительно был доволен. Команда приняла меня великолепно, мне было очень приятно общаться с этими людьми. А особенно я был счастлив, когда мне устроили овацию в Абовяне, когда там «Пахтакор» с «Котайком» играл.

Однако в высшей лиге, к сожалению, мне долго поиграть не удалось. В матче с киевлянами за пять минут до конца порвал ахилл и надолго выбыл. И тут меня пригласила на должность тренера симферопольская «Таврия». Официально главным был Анатолий Заяев, но все полномочия в организации тренировочного процесса он передал мне. Думаю, есть и мой вклад в то, что на следующий год команда стала первым чемпионом Украины. Кстати, Заяев зовет меня в «Таврию» до сих пор. Но сейчас я уже никуда не хочу уезжать из Еревана.

— В 92-м вы вернулись в Армению?

— Да, возглавил клуб «Оменэтмен», состоящий из 17-18-летних выпускников футбольной школы. И в первый же год мы стали чемпионами республики.

— А в «Арарат» идти не собирались?

-Там была готовая команда, а мне хотелось начать что-то свое. Тем более что я обожаю работать с молодыми пацанами.

— Почему вы решили уехать в Ливан?

В армянском футболе опять начались закулисные игры. Мои ребята играли с «Араратом» в 93-м полуфинал Кубка, и «было мнение», что в честь 20-летия араратовского «дубля» команда должна дубль этот повторить — на армянском уровне. Первый матч мы дома сыграли — 2:2, во втором до последних минут тоже была ничья — 1:1, но на этих самых минутах мы забили абсолютно чистый гол, который судья беспардонно не засчитал. Мне все стало ясно, и от обиды я решил уехать.

— И как провели время в Ливане?

— С точки зрения результата — неплохо. Приняв команду, которая уверенно шла на последнем месте, я в том сезоне вывел ее на пятое, а на следующий год — на третье. Но уровень, честно говоря, такой, что расслабляет. К тому же жутко соскучился по Еревану, по друзьям. И хотя сразу несколько клубов делали мне довольно выгодные предложения, я твердо решил вернуться. И дома возглавил «Пюник» — тот самый, повзрослевший на два года и переименованный «Оменэтмен».

— «Пюник», от которого на Кубок Содружества приехало меньше половины основных игроков?

— Мне страшно обидно, что так случилось! Ведь мы были готовы сразу после турнира вернуть игроков на место пребывания сборной за свой счет. Но на встречу нам не пошли. Так что настоящего «Пюника» вы не видели. Это крепкая команда, которая не намерена проигрывать борьбу за золото. А «Арарат» не так давно, кстати, вновь возглавил Андреасян…

— Сейчас все свои силы вы вкладываете в воспитание сына Жорика?

— Я надеюсь, что он будет играть в футбол сильнее меня. В свои 7 лет он умеет делать с мячом то, что мне в этом возрасте и не снилось. Жорик играет на том же месте, что и я, их детская команда сейчас на турне в США собирается.

— Не совсем, честно говоря, понимаю — как это вы после всего происшедшего согласились, чтобы сынишка занялся футболом?

— Выбирать — его право. Он обожает футбол, и этим все сказано. А в том, что произошло со мной, виноваты конкретные люди и, наверное, система. Но, Боже, при чем тут футбол?..

Игорь РАБИНЕР

Приложение к газете «Спорт-Экспресс» – «Футбол от СЭ», 25.02.1996

*  *  *

СВОЯ ДОРОГА

Он преуспевает. В его голосе временами слышны барские интонации. Он — Оганесян. Его все знают. Но в глазах то и дело просыпается боль — за годы, которые не доиграл. За голы, которые не забил. Нет, нынешнее президентство в клубе-чемпионе — тоже, конечно, здорово. И сборная Армении, которую он тренировал, — прекрасно. Но раньше было интереснее. С цифрой «8» на футболке.

ЗОЛОТОЕ ВРЕМЯ

— Вы не поверите: я играл за юношескую сборную Союза — и не имел ни малейшего отношения к «Арарату». Тогда сборную Лядин Евгений Иваныч тренировал — он как узнал, что я не из «Арарата», а просто из Еревана, после сбора подошел, протягивает два письма. Одно, говорит, в вашу федерацию занесешь, другое — в «Арарат». Если и после не возьмут, вернешься. В московское «Динамо» устрою.

— Выходит, не видели в вас самого одаренного юношу в Армении?

— Не хотели видеть — вот и не видели. Но в «Арарат» меня после того письма взяли. 72-й год — до «золотого дубля» сезон остался. Уже Симонян Никита Палыч работал, местные ему помогали — Кегеян, Абрамян…

— Золотое время.

— Точно. Ребята хорошие подобрались — вот и вся причина тогдашних подвигов. Доросли. Пять-шесть лет в одном составе — уже должны были что-то выиграть. Организатора не хватало — точку поставить. Симонян им и оказался — хотя к команде этой немалое отношение имеют и те, кто до него работал. Глебов, Пономарев, Фальян.

— Говорят, капитан «золотого» состава Заназанян и лучший форвард Андреасян терпеть друг друга не могли — и все равно команда чемпионом стала. Странно.

— Ничего странного, потому что на поле это не переносилось. Одно дело делали, отношения выяснялись потом.

— Вы с Андреасяном играли, а потом в жизни от него, уже тренера, тоже натерпелись.

— Это дела прошлые, вспоминать не хочется… Давайте посчитаем, сколько я тренеров прошел: Маслов, Симонян, Лядин, Новиков, Бесков, Лобановский, Ахалкаци, Николаев, Глебов… Никто про Оганесяна слова дурного не скажет. А при Андреасяне в «Арарате» за год превратился неизвестно в кого. Так же не бывает, правильно? Я всегда добросовестно дело делал. Все, что имел, отдал футболу. И футбол мне многое дал.

«ДАВАЙ, ХОРЕН!»

— Но вы первый официальный матч сыграли не в 73-м, а позже.

— Зато против «Баварии»! Уже Маслов «Арарат» тренировал — вот про Виктора Александровича пару слов обязательно надо сказать… Можно?

— Конечно.

— Уважал я его. Он уже в возрасте к нам пришел, но голова хорошо работала. До него тренеры как в «Арарате» работали? С 70-го и до 75-го в основной состав не прошел ни один новый футболист. Играли 14 — 15 человек — и все. Случайно Альберт Саркисян пробился — Абрамян, защитник, разбился на машине… Поставили вместо него. А Маслов с 75-го начал молодых к основе подпускать, я не только о себе говорю. Вообще в Армении футбольный клуб — не просто клуб, а что-то особенное. Я от боли это говорю! По-другому надо думать, беречь друг друга — а сегодня 98 процентов футболистов друг друга ненавидят. У меня много друзей-борцов, я вижу, как они друг за друга держатся. В футболе — все наоборот.

— Вы знаете, что вы — единственный сегодня человек в армянском футболе с мировым именем?

— Вообще-то об этом другие должны говорить… Но я знаю: меня недавно выбрали лучшим футболистом Армении за век. Журналисты выбрали — я их не просил, между прочим. А пара игроков обиделись, что не они лучшие, а Оганесян. Пусть обижаются.

— Недоброжелателей у вас в Армении, слышал, полно.

— Гм… Интересно, откуда они берутся? Вроде плохого никому не делал… Мечтаю найти хоть одного человека, которого обидел. Посажу напротив себя: «Скажи, в чем я виноват?» В лицо никто не говорит. Только из-за угла.

— Но мы от дебюта вашего против «Баварии» отвлеклись.

— Уже второй тайм начинается, мы 1:0 ведем… Минут десять проходит, и Маслов: «Давай, Хорен!» А на поле — то ли шесть, то ли семь чемпионов мира… Не знаю уж, как сыграл, но после «Баварии» из основного состава не вылетал.

— Каждый из 113 своих голов помните?

— Нет, но процентов 95 описать могу.

— Самый памятный?

— Вы первый так хорошо спросили: «самый памятный». Обычно про «самый красивый» просят рассказать. А в памяти остался первый мяч в высшей лиге.

— И кто пострадавший?

— «Шахтер». 75-й год, в Ереване головой забил — при моем-то росточке… Еще и какой нужный — минут за десять до конца, при счете 0:0. Против меня длинный-длинный парень тогда играл. Еще помню, как в Аргентине забивал — она тогда недавно чемпионат мира выиграла. 1:1 матч закончился, забили Марадона и я — как не запомнить? «Олимпийский» гол помню, когда за третье место играли. Ну и Бельгии на чемпионате мира…

— Не гол — шедевр.

— Говорят, да… Там хорошая у нас была команда — до сих пор жалко, что вылетели.

— На том чемпионате вы, говорят, утром от Бескова слышали одну установку, днем от Ахалкаци другую, а вечером от Лобановского третью.

— Да вы сами все понимаете, что говорить… Сборной должен руководить один человек. Не представляю, чтобы в «Пюнике» был кроме меня еще президент.

3 000 000 ДОЛЛАРОВ

— Из тех поездок вы, говорят, часто футболки великих привозили.

— И Марадоны была майка, и Зико… Когда с футболом завязывал, всю коллекцию раздал. Только майка Зико осталась — сын сейчас носит. Еще австрийца одного, забыл фамилию, в «Реале» играл.

— Когда с чемпионата-82 вернулись, поговаривали: помогли, дескать, вы полякам.

— Помню прекрасно, и помню, как те разговоры из себя выводили. Если б мы выиграли — сами пошли бы дальше. Зачем помогать?! Мы просто не могли им гол забить, никак не могли…

— А на следующий год World Soccer вас назвал лучшим полузащитником Советского Союза.

— Да, но я себя «лучшим» не чувствовал — просто играл в футбол. Зато помню, как однажды после матча сборной в Австрии ко мне, Дасаеву и Блохину репортеры подходят: «Хотите играть в профессиональных клубах?» «От нас, — отвечаем, — ничего не зависит». Потом в Союз возвращаемся, на нас налетают: «Вы какие интервью даете?!» А любой из нас, конечно, мечтал там играть.

— Сколько бы заработали, родись попозже!

— Ха-ха… Тот же чемпионат мира-82 в Испании. Подходит какой-то мужик, рядом Логофет. Тот говорит, Олегыч переводит. Оказывается — менеджер из американского «Космоса». Предлагает контракт, деньги…

— Сколько?

— Три миллиона долларов — в те-то времена! Спросите Логофета, подтвердит. Недавно говорю: «Олегыч, сказал бы ты мне тогда — езжай…» Да нет, невозможно, сразу бы «изменником Родины» стал. Хотя менеджер тот говорил: «Да ты оставайся, остальное — мои проблемы!»

РЕВНОСТЬ

— В ту пору вы были самым популярным человеком в Армении.

— Знаю. Все футбол любили, а я любил друзей — они у меня везде. Люди из республиканского ЦК говорили: с тем-то, Хорен, не стоит общаться, с этим… Хотели «свой круг» создать.

— Ревновали к народу?

— Вот именно. Хотели, чтобы я был только с ними — в ЦК. Пару раз тему эту подняли, отвечаю: «Я так не могу.» Меня часто в ЦК приглашали, даже просто покушать — хотели, чтоб я поближе был. А я туда не тянулся.

Сергей Шавло против Хорена Оганесяна.

— Вы с товарищами из ЦК дружили — а они потом позволили вас убрать из футбола.

— Когда неприятности начались, мне эти самые друзья сказали: «Ты с Демирчяном, первым секретарем, дружишь? Вот и напиши ему.» Не буду, говорю.

— С Демирчяном как общались?

— В 82-м «Арарат» то ли четвертое, то ли пятое место занял. Демирчян собрал команду, Андреасян, главный тренер, какие-то слова сказал… Потом Демирчян ко мне: «Как дальше будете играть?» Нормально, отвечаю. Минут двадцать говорили, потом он поднимается: «Вижу — команда готова. В этом году вы должны стать чемпионами СССР!» Кому отвечать? Мне, капитану. «Товарищ Демирчян, — говорю, — мы постараемся стать вторыми. Третьими. Но дать слово, что станем первыми, не могу. Будем бороться…"А лично я не столько с ним общался, сколько с его помощниками.

— 82-й — больной для «Арарата» год.

— 82-й? Не-е-т, нормальный. 83-й — да, больной. После первого круга шли на первом месте. А во втором чуть не вылетели. На тренера сваливать не хочется — но ведь от него все зависит, так? Жили дружно, медали близко — надо еще больше объединиться! А у нас наоборот вышло. Обыграли мы со сборной 5:0 Португалию в Москве, а «Арарат» через четыре дня должен играть в Донецке. Я из Москвы прилетел, Андреасян подходит: «Завтра играть не будешь. Ты устал, должен отдыхать». У меня глаза на лоб — как не буду играть?! Я разве кому-то сказал, что устал?! «Нет, — говорит. — Я чувствую, ты устал. Может, на второй тайм выпущу…» Я обиделся. Закрыл дверь и ушел. Утром, в день игры, Андреасян к каждому: «Как себя чувствуешь?» Один отвечает: «Плохо. Не могу играть». Андреасян посмотрел: «Нет, ты хорошо себя чувствуешь, играть будешь!» Я ничего понять не мог. Сколько у меня тренеров было — ни от одного претензий не слышал! Вот русский тренер, если что не нравится, сразу скажет: иди, мол!.. А мне никто ничего не говорил. Вот Андреасяна в Армении великим тренером называют. А какие у него результаты? Ничего не выиграл. Я думаю, только тот тренер хорош, который результата добился… Плохой результат — ты не тренер.

КАПИТАНСКАЯ ПОВЯЗКА

— Как вас капитанской повязки в «Арарате» лишили?

— О, история интересная, хотя и не хочется вспоминать… Тот же 83-й. Перед игрой с «Нистру» собралась компания дома у Захарова, начальника отдела. Пригласили шестерых игроков основного состава… Сегодня те игроки меня встречают — глаза отводят. У нас было единство в команде — все вместе собирались, начиная с 79-го. И вот перед «Нистру» голосование основного состава — отбирать повязку у меня или нет. Шестерых уже «проинструктировали». Ясно — пятеро против шестерых… Я Андреасяну говорю: «Ты что делаешь? Завтра эти шестеро уже против тебя пойдут!» — «Да, — отвечает, — но в данный момент так надо». Молодец, говорю, спасибо… Полетели в Кишинев, я забил четыре мяча, 4:2 «Арарат» выиграл. В газете — заголовок: «Хорен Оганесян — «Нистру» — 4:2». Андреасян после игры шампанским угостил.

— Но повязку обратно не отдали?

— Да нет, зачем? Думаете, я взял бы? Нет, конечно…

— Вопрос, говорили, на уровне ЦК решался: Оганесян останется в команде или тренер.

— Да, в ЦК. Помню, в Минске играли — после первого тайма «попадаем» 0:1… «Арарат» там всегда здорово играл — меньше ничьей не привозили. В перерыве Андреасян мне слова не сказал, выходим на второй тайм, с центра поля начинаем, и меня меняют! Ухожу, а сбоку Малофеев: «Все ясно, Хорен…» Я прямиком к Андреасяну: «Ты что делаешь?!» Мне ж перед всем стадионом — стыд какой… Потом в Ереване, на «Раздане», с «Днепром» играли — попробовал он меня минут за 15 до конца заменить. Так что только в него не полетело — и бутылки, и пирожки…

— И из команды в конце концов убрали не вас, а тренера.

— После случая в Минске меня в сборную пригласили, с ГДР играть. Честно говоря, настолько обиделся — вообще хотел футбол бросить, не летать ни в какую сборную… Но полетел. Выиграли 3:1, я третий мяч забил — изумительный, в «девятку». А в Ереване тем временем Андреасян в ЦК отправился. Вопрос ставить: «я или Оганесян». Потом меня вызывают — так и так, тренера выслушали, теперь вас хотим. Спрашиваю: в чем я виноват? Что сделал, кроме того, что 15 мячей за «Арарат» забил? Если Андреасян думал, что я его «сплавляю» — то почему забиваю? Что, потом защитникам говорю, чтобы они пропускали? Плохо играю? Скажите — давай, Хорен, пора. Заканчивай. Я же позже, в 84-м, когда в Москве проиграли «Динамо» 0:1 в манеже, сам к начальству подошел: «Все, больше не хочу играть». Бросил майку — и ушел.

— Прямо на поле?

— В раздевалке. Даже последний матч, со «Спартаком» в Ереване, не играл. «Арарат» уже Симонян тренировал — и ему, и остальным сказал, что завязываю… Месяц отпуска проходит, тренировки начинаются, Симонян звонит: «Ты нужен команде, в Кувейт летим, ты должен быть…» Ладно, отвечаю, вернусь — только вы, Никита Палыч, уберите из команды начальника по фамилии Абрамян.

— Начальник-то в чем провинился?

— Перед той игрой с «Динамо» были разговоры — нам, мол, ничего не нужно, а «Динамо» нужно — надо отдать. Я об этом узнал, говорю: хотите сдать? Пожалуйста. Только я играть не буду. На следующий день говорят мне, будто решили честно играть, но я что, дурак? Не понимаю? За десять минут до конца счет 0:0 — у нас последнего защитника меняют. Тут же пропускаем и проигрываем. Захожу в раздевалку: «Кто замену сделал?» Никто не отвечает…

— И Никита Палыч промолчал?

— И он. А тут этот Абрамян: «Вот, продали игру…» Я его за грудки, Симонян меня оттаскивает. «Вы что, — кричу, — Никита Палыч, не слышите, что он говорит?! И вы молчите?» Бросил майку: «Больше играть не буду!» А потом, перед Кувейтом, уговорил меня Симонян вернуться — а Абрамяна так и не убрал. Зато председатель спорткомитета вычеркнул фамилию «Оганесян» из списка. Что за дела? «В наказание…» Тогда Симонян в ЦК сказал: «Я Оганесяна беру, пусть делают, что хотят!» А председателю, что меня вычеркнул, обидно: вроде министр, а ничего не решает. И придумали, как меня убрать.

СИНИЙ «МЕРСЕДЕС»

— Как?

— После игры в Баку сказали, что я матч продал. Никто ничего не доказывал. Слух запустили — и все… Вот сами подумайте — я зарабатывал по 10 тысяч рублей в месяц. Неужели за тысячу согласился бы продать матч?

— Это что, в «Арарате» тогда столько зарабатывали?

— Много зарабатывали. Не знаю, кто сколько — свои цифры я вам назвал. Только в сборной матча по два в месяц играли, и платили хорошо. Где-то тысячу долларов там зарабатывал в месяц.

— И ездили на самом знаменитом в тогдашней Армении синем «мерседесе».

— До смешного дошло! Люди, которые базар из-за моего «мерседеса» устроили, могли бы сами сто таких «мерседесов» купить. Но боялись, понимаете? Ездили на черных «Волгах», пыльных. Даже в ресторан пойти боялись! А я заработал — чего мне пугаться? Случай помню — еду как-то мимо Севана, трасса хорошая, и лихо так обгоняю какую-то «Волгу». На следующий день меня приглашает начальник ГАИ: «Ты хоть знаешь, кого обогнал? Номера сними, другие поставь!» Еще чего, отвечаю. У меня номера были 00-08, друзья из того же ГАИ сделали.

— Кстати, где вы в те годы «мерседес» нашли?

— Да в Москве что угодно найти было можно — были б деньги. Тысяч сорок он стоил, 280-й. А «Волга» на черном рынке — около тридцати. И плевать мне было на чью-то зависть — я никого не обокрал. Люблю хорошие машины, понимаете?

— Прекрасно понимаю. Сейчас у вас тоже хорошая?

— Нормальная. Тоже «мерседес». А тот я году в 87-м продал — пусть подавятся…

ПОСЛЕ «АРАРАТА»

— Из «Арарата» вы тогда чуть было в «Спартак» не ушли.

— Меня Бесков с 79-го зазывал. Я этого человека уважаю, но отказал. Как и всем остальным — слишком любил свой «Арарат». Но когда в Ереване мне объявили, что я освобожден из команды, тут же взял билет — и в Москву, к Бескову. С ним проблем никаких, я уже мыслями в «Спартаке», отправляюсь к Колоскову — и от него «добро» получаю. Все, говорит, решим, завтра заседание СТК… Но наутро открываю «Труд», а там заметка про меня — «Погасшая звезда», гадости всякие. Прихожу к Колоскову. «Читал, — говорит, — Хорен, «Труд» сегодняшний?» — «Читал. Ну и что?» — «Пока твой вопрос снимается». Ладно, думаю, возвращаюсь в Ереван, а там мне без всяких объяснений — бессрочную дисквалификацию… Причем в Армении говорили: «Москва тебе запретила играть», а в Москве: «При чем здесь мы? Это ваши!» К кому обращаться? Приятель мой, журналист, попытался докопаться — должна была заметка выйти в журнале. Так тот номер не вышел, выпустили сразу следующий. А еще через номер заметка все-таки вышла, только товарищи из ЦК дописали в конце от моего имени: «После того, что случилось, я решил начать жить справедливо». Как я возмущался! Что, раньше, выходит, «несправедливо» жил?

— И как вы жили после «Арарата»?

— Нормально жил. В 86-м году создал команду при заводе, на первенство города играли. И я тоже. Пытались мне и там запретить — ничего не вышло. Вы что, говорю, вообще запретите мне к мячу прикасаться? Это не команда мастеров! Представляете — еще вчера в Барселоне играл, на «Маракане», «Уэмбли»… А тут — чемпионат Еревана. Но не обижался. Сам себя заставлял играть. Верил, что вернусь. Ждал момента. Прошло пять лет — и в 90-м я вышел в форме «Пахтакора».

Лето 1982-го. Перед отъездом в Испанию. Народный артист Евгений Леонов на базе сборной СССР с Ринатом Дасаевым и Хореном Оганесяном.

— Но до того был еще прощальный матч Блохина, не так ли?

— Отдыхал в Сочи, друг звонит — так и так, будет игра, тебя Блохин приглашает. Ладно, говорю. Раз приглашает, поеду. Бутсы взял — и на самолет, в Киев. В аэропорту встречают: «Первая сборная в полном составе, завтра игра, из «завязавших» — только ты да Сашка Чивадзе…» — «Как — первая сборная?! Я три года не играю!» — «Минут десять выдержишь?» Ладно, отвечаю, выйду. Вот так играли мы со сборной мира. Во мне было 11 килограммов лишнего веса. Потом, в «Пахтакоре», все сбросил…

— В Ташкент-то вас как занесло?

— Работал один армянин в их Спорткомитете — он Новикова и надоумил. Тот звонит: «Хорик, хотим пригласить тебя в «Пахтакор». «Вы знаете, — говорю, — какой у меня вес? И сколько лет не играю?» — «Знаем». Решили еще раз созвониться через три недели — а я пока постараюсь килограммы свои сбросить. Все три недели бегал по сугробам возле Республиканского стадиона. Перезванивают: «Ну что, согласен? Придешь?» — «Приду». Но сбросил только три килограмма. Восемь потом согнал. Оказалось, «Пахтакор» о высшей лиге и не мечтает, а я только на команду взглянул, сразу говорю: можем выйти! Начали играть. Играл бы со мной Игорь Шквырин еще в «Арарате» — все бы рекорды результативности побил, ручаюсь. Та наша связка в «Пахтакоре» — это потолок! Мяч у меня, уже знаю, куда он бежит… А бежал он здорово. И бил тоже.


19 июня 1982 года Матч первого этапа чемпионата мира–82 СССР - Новая Зеландия (3:0). Глен Додс (№2) пытается остановить Хорена Оганесяна.

— В Армении никто не ждал, что Оганесян сможет вернуться.

— Футболисты знают: на год из футбола уйдешь, уже не вернешься. Все. Но силу воли мою не знали. Вот я двадцать лет курил по две-три пачки в день, сейчас бросил. Просто решил, и все. Играл за «Пахтакор» — давний знакомый, Хадзипанагис, предложил в Греции хороший контракт. Через три дня вылетать, осталось только сыграть с киевским «Динамо». И минуты за три до конца Лужный сзади так под меня подкатился, что я сразу понял: от ахилла ничего не осталось. Конец карьеры. Киевский врач, Малюта, сказал: давай, мол, с нами в Киев спецрейсом полетишь, там прооперируешься. Я Мышалову, врачу сборной, позвонил, тот посоветовал: если есть возможность в Греции оперироваться, лучше туда. Полетел в Грецию, Блохин в аэропорту встретил. «Что хромаешь?» К врачу «Олимпиакоса» устроил — так меня заштопали, что лучше прежнего стало.

СМЕШНАЯ ИСТОРИЯ?

— Заяев из «Таврии» позвал тренером. «Если нога позволит, еще и сыграешь за нас…» Я полного доверия потребовал. «Конечно, Хорик, что хочешь, с этой командой делай. Я буду сидеть и смотреть». В тот же год едва в высшую лигу не вышли. Потом украинский чемпионат отделился. У меня 10 января день рождения, я в Ереван на пару дней отпросился. Самолет с командой меня ждал, чтоб потом в Турцию на сборы лететь. А в Ереване начали уговаривать: давай, мол, здесь команду делать. Решил остаться. Команду сделали, чемпионами стали — и «Таврия» в тот же год без меня чемпионат Украины выиграла.

— В Армении тогда ни света не было, ни воды…

— Да ничего вообще. Ужас. Но я пытался что-то сделать. Через год идем в чемпионате на первом месте. Полуфинал Кубка с «Араратом» — счет 1:1, минуты за три до конца они сами себе гол забивают. Судья на центр показывает, и вдруг кто-то на поле выскакивает: «Нельзя засчитывать, рукой сыграно!» Какая рука? Где? Судья гол отменяет, а мне открытым текстом объясняют: мол, год двадцатилетия чемпионства «Арарата», надо, чтоб он и Кубок выиграл, и чемпионат Армении. Так решено. Ладно, говорю, что я вас буду мучить? И после первого круга уехал в Ливан. «Арарат» в самом деле все выиграл…

— Как в Ливане работалось?

— Тяжело. Принял вылетавшую команду — чемпионат закончили на третьем месте. Друзья помогали ее содержать, зато армянская диаспора ни доллара не дала. Идем на первом месте, 9 очков отрыв — мне говорят: «Нельзя, чтоб в Ливане не арабская команда чемпионом стала…» Развернулся и уехал домой. У меня своя дорога.

— И стали тренером сборной Армении. Отчего там не сложилось?

— Почему «не сложилось»? Сложилось! 10 лет сборная существует — мои результаты еще ни один тренер не повторил. Полтора года там проработал. Я сроду с контрактом не работал, везде говорил: получится плохо, уйду сам. И сразу. В сборной тогда у тренера зарплата была 20 долларов, потом до 30 подняли — я ни разу этих денег не брал. Только приходил, расписывался в ведомости, и все. Однажды вижу в газете фотографию собственного контракта. С подписью. Смотрю — действительно моя. С другими бумагами мне на подпись подсунули, а я их не читал. И по всему выходит, что контракт вот-вот истечет… Он закончился, я ушел. Смешная история?

— Очень. Теперь, значит, «Пюником» занимаетесь?

— Да. И неплохо себя чувствую — лучше нашей команды в Армении нет. Никаких проблем. Денег содержать семью футболистам хватает. Сыну 15 лет, тоже играет за «Пюник».

— И как?

— То, что он с мячом вытворяет, я в его возрасте не мог…

Юрий ГОЛЫШАК

Газета «Спорт-Экспресс», 15.03.2002

© Сборная России по футболу