Минаев,
Александр Алексеевич. Полузащитник. Мастер спорта СССР международного
класса (1976). Заслуженный мастер спорта России (2010).
Родился: 11 августа 1954, город Железнодорожный Московской области. Умер:
6 декабря 2018, Москва.
Воспитанник московской ДЮСШ «Спартак» (первый тренер – Николай Иванович
Паршин).
Клубы: «Спартак» Москва (1972–1975), «Динамо» Москва (1976–1984).
Чемпион СССР: 1976 (весна). Обладатель Кубка СССР: 1977.
За сборную СССР сыграл 22 матча, забил 4 мяча.
(За олимпийскую сборную СССР сыграл 11 матчей, забил 5 мячей.*)
Бронзовый призер Олимпийских игр 1976 года.
Победитель молодежного (U-23) чемпионата Европы 1976 года.
* * *
КАК ДЕЛА?
— Сейчас все мои мысли связаны с клубом ветеранов столицы — я его
председатель. В нашей команде собраны заслуженные футболисты: Виктор Шустиков,
Афонин, Якубик, Гаврилов и многие другие. Часто гостим в городах СНГ,
играем с местными командами. Какой-никакой, а заработок.
— До этого вы весьма успешно трудились в динамовской школе. Почему оставили
это дело?
—
Немного приелось. Через меня прошли два выпуска, 1974 и 1984 года рождения.
Среди первых моих учеников был Володя Бесчастных, которого никому сейчас
представлять не надо. Причем наши с ним футбольные пути очень похожи.
Я ведь тоже начинал в «Спартаке», а затем оказался в стане бело-голубых.
— Кстати, а почему вы, воспитанник красно-белых, в 20 лет перешли в «Динамо»?
— Причина, как водится, у всех одна — армия. Когда играл в «Спартаке»,
нашего капитана Ольшанского отправили служить во Владивосток за то, что
он поначалу не хотел играть за ЦСКА. Мне чужих ошибок повторять не хотелось,
вот и отправился в «Динамо», где все проблемы обещали решить. Действительно,
через несколько месяцев у меня на руках была «корочка» оперуполномоченного
КГБ за подписью Андропова. Тогда же звал меня в Киев и Лобановский, но
на Украину я не поехал.
— Тем не менее с Валерием Васильевичем пересеклись совсем скоро — в олимпийской
сборной СССР, завоевавшей бронзовые медали в Монреале.
— В 1974 и 1975 годах параллельно существовало две сборные — первая и
олимпийская. В главной команде, которой руководил Лобановский, были собраны
все киевляне, а во второй — в основном спартаковцы, с которыми работал
Бесков. Отборочный олимпийский турнир я провел неплохо, наряду с Астаповским
считался лидером коллектива. Но весной и летом 75-го киевское «Динамо»
выиграло Кубок кубков и Суперкубок Европы — достижение уникальное. Вот
руководство и решило в Монреаль отправить лучших футболистов под предводительством
тренера-победителя. Из нашей же команды к украинцам присоединились лишь
несколько человек, в том числе и я. Жаль, в полуфинале не смогли обыграть
принципиальных соперников — сборную ГДР. Шансы-то были. Звягинцев мог
открыть счет, но не судьба, а в конце концов мы в свои ворота привезли
пенальти. Прощай, Олимпиада! Начальство, правда, за 3-е место сильно нас
не ругало, даже чествование устроили на Лубянке, в здании КГБ.
— Наверняка тот успех для вас самый памятный? Или все же победа в весеннем
чемпионате того же года?
— В том первенстве я провел примерно половину игр — из-за занятости при
подготовке к Олимпиаде. Поэтому считаю себя лишь косвенно причастным к
чемпионству. А вспоминаю прежде всего то, как впервые в 17 с половиной
лет оказался в «Спартаке» рядом с кумирами детства: Папаевым, Прохоровым…
В очередной раз хочется сказать спасибо Николаю Паршину, который меня,
молодого, уму-разуму учил.
— Почему по окончании карьеры так и не удалось поработать тренером на
высоком уровне?
— Не по мне это — с детьми заниматься интереснее.
— А ваши дети со спортом дружат?
— Еще как! У меня две дочки, 15 и 18 лет. Обе с детства плаванием начали
заниматься. Младшая, правда, переключилась на учебу, а вот старшая уже
некоторых успехов добилась. Недавно, например, в бассейне «Олимпийский»
на этапе Кубка мира заняла 5-е место на дистанции 200 метров баттерфляем.
А на чемпионате России в той же дисциплине была 3-й. Может, услышите еще
такую фамилию — Минаева?
В 70-е он был фигурой. Отыграть двадцать с лишним матчей за сборную Лобановского,
не являясь футболистом киевского «Динамо», — многим ли такое удавалось?
Александр Минаев становился бронзовым призером монреальской Олимпиады.
Выигрывал чемпионат СССР с московским «Динамо».
Но это ли главное? Главное — воспоминания!
О футболе. О товарищах. О долгом и прекрасном романе с Натальей Гундаревой.
— Называется «Столица». А еще полгода назад открылась футбольная академия
моего имени.
— Сами тренируете?
— Есть ребята помоложе. Я же могу что-то подсказать, посоветовать. Мастер-класс
провожу.
— Много сейчас ветеранских матчей?
— Почти не зовут. Это прежде было 30 — 35 игр в год. В конце сезона обязательно
проводим матч «памяти ушедших». В 2012-м умер Астаповский, мой лучший
друг Максименков, Кобзев, Разинский и Суслопаров. Да я сам едва выжил,
на тот свет заглянул.
— Что стряслось?
— В 1989-м пригласили сыграть в Ждановском парке. Какой-то армянин метра
под два собирается мяч выносить, я из-за спины выскакиваю. Он вместо мяча
мне засадил. Гляжу: ступня осталась в бутсе — а кости торчат!
— Ого.
— Нога на коже держалась. В лефортовской больнице гипс наложили: «Вы бы
дня три у нас полежали…» " Нет, отвечаю. Домой поеду. Еще дочку в
этот день засандалил.
— В смысле — родилась?
— Заделал я ее. Через девять месяцев появилась на свет — день в день.
— Вот это подробность. Вы просто эквилибрист. Как же удалось — с гипсом-то?
— А как мы в футболиграли? Морально-волевые включаешь. Перелом годы спустя
мне аукнулся. Проверяли ногу, синеватая была в том месте, опухоль до паха.
Врачи ужаснулись: «Срочная госпитализация! Тромб плавающий, пять сантиметров.
В любую секунду можете улететь на тот свет…»
— Куда отвезли?
— В больницу на Калужской, нашли шикарного хирурга, который оперировал
Симоняна и Валерия Золотухина. Лекарства мне кололи, чтоб тромб рассосался.
Вроде полегчало. Но что врачи говорили — я не выполнял. У сестры жены
умерла дочь, еще Новый год… Однажды утром стало плохо, вырубился на кухне.
Счастье, дочка не успела на работу уйти. Вызвала «скорую», два здоровых
бугая уложили меня в кухне на пол. Кардиограмму делают — ровная линия.
— То есть, вы покойник?
— Да. Мертвый, говорят. Начали сердце прокачивать. Как жена рассказала
— 42 минуты меня запускали. Восемь дней в реанимации.
Пришел ко мне в палату Витька Папаев. По глазам вижу — прощаться. Смеюсь:
«Вить, расслабься! Все будет нормально. Лучше возьми диск, посмотри, как
мы «Кельн» в 1975-м раздели…»
— Хороший матч?
— Невероятный! Немцы годом раньше чемпионами мира стали. Так у «Кельна»
в составе человека четыре было из сборной. А мы дома их 2:0 хлопнули и
1:0 на выезде. В одно касание начали играть, немцы поплыли от этих скоростей.
— Кто вам в палату диск принес?
— Дочка записала. Еще фильм принесла про Высоцкого, как тот клиническую
смерть пережил. Саша Кокарев кассету принес — как мы с «Динамо» в гостях
«Нант» обыграли 3:2. Я сначала сам забил, потом Колесову выложил под удар…
— Похудели быстро?
— За десять дней. Как вода стала выходить — все вернулось. Спиртное мне
запретили. Но я чуть-чуть выпиваю. Вот газету купил, там про долгожителей.
Одна дама ела много шоколада, запивала красным вином. Другой мужик всю
жизнь курил крепкие сигары. Умерли в 115 лет!
— Что-то в вас после клинической смерти изменилось?
— Поначалу в Сретенский монастырь ходил. Потом чувствую — тяжеловато на
утренней службе стоять. Учили нас атеизму, но я верую. Вот у меня на цепочке
ангел-спаситель, крест. А рядом медальон с Высоцким.
— Высоцкий — рядом с крестом?
— Купил около Ваганьковского кладбища. А этот медальончик — Леонардо да
Винчи. В 1973-м с юниорской сборной был в его имении, где уже в те века
вертолеты изобретал. Эти медальоны прямо там штамповали. Ребята во все
глаза смотрели — Володя Федоров, Саша Новиков, Самвел Петросян, забивший
удивительный гол «Вест Хэму» в Ереване…
— Не он ли у вратаря из рук мяч выбил?
— Да! Вратарь берет мяч, судья в другую сторону смотрит. Петросян головой
выбивает из рук — и закатывает. Судья поворачивается, мяч в воротах. На
центр указывает — гол… А вот видите — брелок?
— Мадридский «Реал». Прекрасная штука.
— Подарок Яшина, когда в больнице навещал. Ему испанские журналисты таких
целую кучу насыпали. Один Яшин мне протянул: «Это тебе, Саша…»
***
— Про Олимпиаду-1976 нам ярко рассказывал Виктор Звягинцев: Лобановский,
дескать, ставил эксперименты на выживание для своих же футболистов…
1976 год. Олимпиада-76. Полуфинальный матч
СССР - ГДР (1:2). С мячом Александр Минаев.
— Я все выдержал — поэтому попал в Монреаль. Трехразовые
тренировки. Все начиналось час спустя после завтрака — «музыкальная шкатулка».
Надо пройти несколько тренажеров, на каждом секунд по тридцать с максимальным
темпом. Затем переходишь к следующему, всего снарядов шесть. Звон от железа
на всю округу. У Блохина и Ловчева завтрак еще не переварился — их от
нагрузок тошнило. До обеда вторая тренировка в зале.
— А вечером?
— Кросс. Лобан придумывал — меня заставлял играть один в один против Степы
Решко. Могли прессинг отрабатывать на чужой половине поля. Или, наоборот,
на своей. Четко помню момент, после которого меня Лобан заценил.
— Что за момент?
— Кросс в Болгарии, среднегорье. Километров пять вниз по снегу и назад.
Поблажек никому, хотя вратари у нас сильно курящие были. Что Володя Астаповский,
что Женька Рудаков. Чтоб никто не срезал, на каждом повороте Лобановский
наблюдателей расставил — здесь Зеленцов, там Базилевич, а в конце Юрий
Морозов дежурил.
— Тоже яркая личность.
— Морозов — замечательный мужик. Только дергался все время, почесывался…
Ближе к финишу в лидерах держались трое — Гладилин, Буряк и я. Говорю:
«Раз ребята отстали, дальше бежим вместе?» Буряк, ни слова не говоря,
прибавил скорость. Глаша за ним. А ну вас к черту, думаю. Дал так, что
первый прибегаю. Лобановский смотрит: «Срезал?» — «Обижаете, Валерий Васильевич…»
Вот тогда он меня признал.
Давал упражнения — «челноки». Пять углов надо пробежать. Никто в десять
секунд уложиться не может, даже Блоха. Лобановский кричит: «Кто из десятки
выбежит, тут же заканчиваем!» Р-раз — у меня 9,9.
— Что ж Лобановский вас в Киев не звал?
— Почему? Звал! На сборах вызывает в кабинет. Захожу. Сидят Лобановский,
Базилевич. Валерий Васильевич пальцы расставил — характерный его жест:
«Саша, хотим тебя пригласить». Я молча достаю красную книжицу — а там:
«Оперуполномоченный Комитета государственной безопасности». Подпись —
Андропов. Лобановский прочитал, протягивает обратно: «Вопросов нет». Разве
попрет Щербицкий против Андропова?
— Нереально было перейти?
— Да я сам не хотел!
— Вскоре после Олимпиады киевское «Динамо» взбунтовалось против Лобановского.
Чувствовалось напряжение?
— Да нет. Больше ненавидели Базилевича. Нос у него такой загнутый, так
Вовка Федоров все шептал: «У-у, Базиль! Взять бы его за нос — и вдавить…»
— Чем Базилевич-то не угодил?
— Такой он, знаете… Хитренький. Лобан делает разбор. Он-то видел все.
Буряку говорит: «Много ложной активности! Не надо этого!»
— Это что ж такое?
— Подходил к защитникам, получал пас. Вроде он с мячом, но отдает ближнему.
Никакой борьбы. Вот ситуация — во Франции мы отыграли, Лобановский что-то
сказал — и позволил Базилевичу выступить: «Сейчас Олег Петрович добавит».
Тот начинает: «По Буряку. Опять много ложной активности!» Леня глаза вытаращил:
«Я вообще-то не играл сегодня…»
— Почему в полуфинале проиграли ГДР?
— В чем-то — из-за меня. Немец пробрасывает мяч Решко в «очко», я кидаюсь
подстраховывать, забыв про своего. А тому пас, приближается к воротам
— и Колотов ему по ногам, пенальти. Астаповский почти взял, мяч по мокрой
травме еле-еле вполз в ворота… Давили мы, давили, но проиграли 1:2.
В тоннеле Федоров на судью накинулся: «Ах ты, баран!» Тот раз, и желтую.
К матчу за третье место Лобановский состав подбирает — смотрит-смотрит,
понять не может: «Федоров, откуда у тебя карточка?» — «В тоннеле получил…»
Без него бразильцев обыгрывали.
— Кроме полуфинала с ГДР — самое обидное поражение?
— В 1977-м прилетает сборная в Салоники, встречает Хадзипанагис в аэропорту:
«Обыграйте этих гадов, греков, такие вредные…» Коньков на замахе поймал
— забивает! А судья показывает — где-то у углового Онищенко в офсайде
стоит. Не засчитали. В конце от Папаиоанну пропускаем, проигрываем — 0:1.
Его Сеильда Байшаков из «Кайрата» держал.
— Мы такого и не помним.
— Зато мы помним. До этого в Венгрии Симонян Ольшанскому напихал: «Ты
гол привез!» — «Я мяч потерял на чужой половине, до гола было, как до
луны…» В Греции вместо Ольшанского на матч Байшакова поставил. А Сеильда
— лунатик. Жил с Федоровым в номере. Тот просыпается от шороха — это Байшаков
бродит в темноте. Страшно жить с таким!
— У вас неординарные соседи случались?
—
Разве что Максименков — жутко храпел. Как-то с ветеранской сборной поехали
в Финляндию, все жили в спортзале. Так мужики, устав от храпа, его взяли
да на балкон вынесли. А меня Макс приучил на всю жизнь — одним ухом ложусь
на подушку, а другое затыкаю.
— С Лобановским общий язык вы нашли. А с Бесковым?
— Знал бы, что спросите, — принес бы значок.
— Что за значок?
— Играем на выезде с исландцами. Те на своем корявом поле сборную ГДР
только-только приложили. Бесков напутствует — соперник опасный. Вдруг
лезет в карман, копошится — достает пластмассовый значок с иголкой, простенький:
«Вот! «Космос» Нью-Йорк! В 1972-м я был в Америке…» Чуть ли не Пеле ему
этот значок вручил, оказывается.
— Зачем показывал?
— «Лучшему игроку матча подарю!»
— Вот это широкая душа.
— Я правого хава играю. Трошкин катит мяч, я простреливаю — попадаю в
ногу защитнику. В ближний угол залетает. На табло пишут: «Минаев». Время
проходит, Хадзипанагис подает. Мяч бьется в землю — я падаю на него, закрыв
глаза. Клянусь, не вижу ничего! В меня мяч попадает — и в ворота, 2:0.
Бесков заходит в раздевалку. Про значок не забыл: «Так! Я считаю, что
лучшим игроком был Звягинцев. Но ведь газеты напишут — кто два гола забил,
тот и лучший. Держи, Минаев!»
***
— С Добровольским вы когда-то дружили.
— Так в одном доме жили!
— Динамовском?
— Да. Кагэбэшный. Эта однокомнатная квартира из рук в руки переходила.
Сначала в ней Гонтарь прописался, затем к Толстых перешла. Когда тот на
Варшавку съехал, Добровольскому отдали. Вся олимпийская сборная там зависала.
От Иванаускаса до Тищенко.
— Все прокурено было?
— Абсолютно все. Девчонок море. Как-то собрались у Добровольского, выпили.
Сашка Смирнов по прозвищу Война выступать начал: «Я самый техничный!»
Нашли мяч, начали жонглировать прям посреди квартиры.
— Кто оказался самым техничным?
— Я был самым трезвым. Больше всех начеканил, раз двадцать. Но смешнее
всего, когда Добровольский за границу уехал играть. Оставил ключи от квартиры
приятелю, сыну директора магазина «Океан». Мы общались с Игорем, говорил:
«С квартирой все нормально, за ней присматривают, платят…»
— Ну и что случилось?
— Лет через пять Добровольский решил наведаться в Москву. Заходит в квартиру
— балкон нараспашку, по комнате голуби шастают, все загадили. Открывает
холодильник — а там стоит бутылка терпкого красного вина, Игорь его любил.
Как, уезжая за границу, оставил, так и стоит.
— Добровольский рассказывал — закончил играть из-за того, что страшно
боялся летать. С каждым годом все сильнее.
— Так можно понять! Знаете, сколько раз со мной рядом снаряд ложился?
1974 год, я еще в «Спартаке». У Гладилина первый выезд — и чуть не стал
последним. Молния в рыло бьет — искры летят!
— Ужас какой.
— Со сборной я летел в Братиславу, сели — гляжу в окно: черные ошметки!
Шасси развалилось! Про эту Братиславу еще тяжелее воспоминания есть. С
девчонками из молодежной сборной СССР по баскетболу ждем рейс в аэропорту.
Они в Братиславу, я со «Спартаком» в ФРГ. Нам чуть дольше добираться,
приземлились — и сразу новость: самолет с девчатами разбился. Разломился
при посадке, почти все погибли. Кажется, две девчонки уцелели, которые
впереди сидели.
— Советский самолет?
— Советский. Ну и что? Мы из Салоник с Симоняном добирались на «Боинге».
Как начало швырять! Бедная стюардесса головой о потолок ударилась. Зато
Никита Павлович сохранял полное спокойствие. А в 1972-м со «Спартаком»
еле приземлились, кромешный туман. В эти же минуты Ил-62, который доставлял
из Парижа в Союз прах композитора Глазунова, промахнулся мимо полосы —
сел на высоковольтные провода. Никто не выжил.
— После всего этого поверишь в мистику. Сколько раз было близко — но вас
не коснулось.
— В мистику поверишь, когда узнаешь о другом. Мишка Ан, капитан «Пахтакора»,
жутко боялся летать. А знаете, почему? Цыганка в детстве нагадала — погибнет
в воздухе. Но в тот-то день он мог уцелеть. Из-за травмы в Минске все
равно не играл бы. Пришел проводить команду, так уговорили сесть в самолет:
«Поддержишь нас…» Вот и сошлись с другим бортом на высоте 8400.
— Друзья у вас в том самолете были?
— Вовка Федоров. Живы остались тренер Базилевич, который отправился к
семье в Сочи, и три игрока. Сашка Яновский накануне с дублем улетел, Толя
Могильный был травмирован. А Тулягана Исакова в первом круге наш защитник
Новиков поломал. Потом Саше говорил: «Ты мой крестный отец!»
— Как про гибель «Пахтакора» узнали?
—
Мне 25 лет исполнялось. В этот день финал Кубка с Тбилиси. Один судья
нас дважды сплавил — Сергиенко из Харькова. Директор таксомоторного парка.
В ноябре 1976-го в Москве с «Араратом». Если б «Динамо» побеждало — «Арарат»
вылетал. Поле — сплошной лед. Никулин с Новиковым насечки делали на титановых
шипах, чтоб хоть как-то тормозить можно было. Мы сыграли 0:0 — все считали,
что отдали матч…
— Не отдавали?
— Не думали даже! Нас в Новогорске заперли, чтоб никто денег не взял.
«Арарат» привез очень много, 9 или 10 тысяч рублей. Что делать? Отдали
судье. Чистый гол забиваем — не засчитывает!
И вот финал Кубка — Сергиенко уже на линии судит. Я метров с одиннадцати
шведой бью, мяч от Габелия отскакивает, Валерка Газзаев добивает. Гол
— чище некуда. Смотрим — Сергиенко стоит с поднятым флагом. Проиграли
мы по пенальти. Последний никто бить не хотел, Газзаева вытолкали: «Ты
нападающий…» Габелия мяч потащил.
— Неприятно.
— А у меня дома полная ванна шампанского. Стол накрыт. Все-таки 25 лет!
Приезжаю с Ловчевым и знаменитым хирургом Балакиревым. Как-то отметили.
Наутро еду к родителям в Железнодорожный и узнаю — «Пахтакор» разбился.
Сразу про Вовку Федорова подумал. Я ведь его чуть в московское «Динамо»
не пристроил, водил к Сан Санычу Севидову…
— Не договорились?
— Федорова и Лобановский звал — Володя лишь усмехался: «Ну, нет…» Знаете,
почему?
— Почему?
— Столько в Ташкенте платили! Играют с «Кайратом» каким-нибудь, матч считается
принципиальным. Каждому за победу по 700 рублей. С московскими командами
— по 500. Поэтому матчи назначали на 3 часа дня. Сами-то к жаре привыкли,
а все приезжие расклеивались.
***
— До «Динамо» вы сыграли не так мало за «Спартак» — 92 матча. Самые памятные?
— С «Зарей» в 1972-м — она уже решила вопрос с чемпионством. Киев обыграла
— 3:0. А «Спартак» занимал 13-е место. 0:1 проигрываем — и тут я забиваю.
Увел этим голом с 13-го места на 11-е. Фотография осталась. Я под 8-м
номером, моим любимым…
— Почему, кстати?
— Потому что Старшинова обожал. С детства болел за «Спартак». В школе
учился — вся тетрадь была расписана: «Спартак» — чемпион!».
— Матч номер два?
— 1974-й, Ташкент, последний тур. «Спартак» уже обеспечил серебряные медали,
а «Пахтакор» пытался зацепиться за шестое место, которое приносило игрокам
звание «мастер спорта».
— Стимул?
— В те годы? Еще какой! Федоров просил: «Отдайте игру. Деньгами не обидим.
Вам-то уже ничего не надо». Когда слухи долетели до Старостина, на собрании
толкнул речь: «Сыграете честно — будет у вас серебро с золотым отливом.
А так — ближе к бронзе».
— Что ответили Федорову?
— «Вов, мы не сдаем, но и на рожон лезть не будем. Играйте…» Так на пятой
минуте мяч ко мне отскочил, лупанул не глядя по воротам — в «девятку»!
Потом Ловчеву случайно голевую отдал.
— Выиграли?
— 3:0. «Пахтакор» на шестом не удержался. Федоров обиделся… А матч номер
три — в 1973-м, с «Араратом». Он уже чемпион и обладатель Кубка. Стадион
битком. Со своей половины делаю рывок, Ловчев слева отдает на ход. Кидаю
мяч Алеше Абрамяну под правую руку — 1:0 выигрываем! До этого матча я
был на сборах в парашютно-десантных войсках, между Костромой и Ярославлем.
— Прыгали с парашютом?
— Три прыжка должен был сделать. Иначе из части не отпустят. Но я справку
показал: у меня перелом пятой плюсневой кости, прыгать никак не могу.
— Это трезво.
— Зато на игры отпрашивался. Брал такси до Ярославля. Там на поезд — и
в Москву… Помню, в «Физкультуре и спорте» обо мне написали: «Вот матч
заканчивается — и Минаев снова торопится на электричку, к родителям, в
Железнодорожный». Квартиры у меня еще не было. Потом «Спартак» давал в
том доме на ВДНХ, где целая банда жила — Абрамов, Калинов, рядом Ловчев.
Спартаковский автобус едет в Тарасовку, этих подбирает. Им только к шоссе
выйти. Удобно. А у меня мозгов-то нет, 20 лет! Решил, что мне надо о футболе
думать. От компаний подальше держаться. Даже смотреть эту квартиру не
стал, взял на Рязанском проспекте. 19 квадратных метров, без балкона.
— Это шаг интересный.
— Еще б не интересный — спартаковский автобус отъезжал от Большого театра.
Пилил туда минут сорок.
— Какие в «Спартаке» были прозвища?
— У Симоняна — Глазок. Он жмурился так раньше. Еще головой делал, как
штабс-капитан Овечкин. Сейчас присматриваюсь — уже не делает. «Игра оставила
плохой осадок» — и головой крутит. Ха!
Исаева называли Крюк. Ему в 1972-м лет сорок было, с нами играл в баскетбол.
Встанет под кольцом — и с крюка закидывает. Коршунов — Шнур. Длинный,
как шнурок. Ловчева Прохоров звал Ваньят.
— В честь известного корреспондента?
— Нет, Воньят. От слова «Вонь». Попахивало от Женьки. А Мишу Булгакова
Валерка Андреев прозвал Самоцвет. Не буду говорить, почему. История совсем
похабная. Было у Миши и другое прозвище — Изюм.
— Почему?
— Из-за Старостина. Раздали перед матчем игрокам листочки — писать свой
вариант состава. Все за меня. На собрании Николай Петрович поднялся: «А
я бы поставил Булгакова! Да, Минаев, ты сильнее, вопросов нет. Но в нем
есть какая-то изюминка…»
— Булгаков сбросился с 11-го этажа.
— В жены взял девчонку из деревни. «Галка» ее звал. Так она загуляла с
каким-то американцем, уехала в Штаты. Маленькая дочь с ним осталась, рядом
была и в этот момент. Сказал ей: «Дочка, прощай!» — и улетел с 11-го этажа.
Только умер — и как раз начались ветеранские выезды, мини-футбол. Гладилин
говорил: «Вот Мишино время настало, он бы здесь пошустрил…» Они друзья
были. Прохоров звал одного «Е…нько», а другого — «Е…тько». Ровесники,
родились с разницей в неделю.
***
— Как из «Спартака» вы уходили в «Динамо»?
— В 1975-м футбольный ЦСКА возглавил Анатолий Тарасов. С его подачи в
армию загребли из «Торпедо» Вадика Никонова, которому было 26, и Сергея
Ольшанского, капитана «Спартака» и олимпийской сборной. Сереге исполнилось
27, взяли прямо в день рождения. Приказом министра обороны Гречко отправили
на Камчатку, Никонова — в Челябинскую область. Меня, лейтенанта запаса,
призвать вроде бы не могли. Но когда Севидов пригласил в «Динамо», решил
подстраховаться. Из «Спартака» к тому же в конце сезона убрали Старостина,
посоветоваться было не с кем.
— С переходом вы угадали. В «Динамо» весной 1976-го стали чемпионом, а
«Спартак» осенью опустился в первую лигу.
— Свой вклад в чемпионство не переоцениваю. Золотую медаль получил, хоть
играл больше за олимпийскую сборную, чем за «Динамо». А «Спартак», если
б проходил двухкруговой чемпионат, в жизни бы не вылетел. Тогда же в интересах
сборной придумали ерунду, разделили первенство на весеннее и осеннее.
«Спартаку» одной победы не хватило, чтоб остаться. Когда команду принял
Бесков, звал обратно.
— Коса и Автоген, Никулин и Новиков, на тренировках тоже не щадили?
— Что было, то было. Бубнов до сих пор зол на Новикова. Считает, в 1976-м
тот специально прыгнул в него шипами, разорвал большеберцовую мышцу, и
Буба не поехал в Испанию. А я про Никулина стихотворение написал. Прочесть
отрывок?
— Конечно.
— Игрок, идущий напрямик, В него упрется, как в тупик. И вовсе это не миф Проверил на себе Круифф.
Корректен он необычайно, Наносит травмы лишьслучайно. Вот и сейчас имеет силы Кому-нибудь порвать ахиллы.
Природа много потрудилась, Но все же своего добилась. Что засыпал всегда он первым. Так как отсутствовали нервы.
Он мог уснуть уже на взлете В ревущем страшно самолете. Во сне летал он на ракете Спя на партийном комитете.
Когда мы едем все на базу, Сергей уже кемарит сразу. Автобус очень быстро мчится Он головой в стекло стучится…
— Как Круифф, точнее Кройф, на себе «проверил»?
— Был в середине 70-х матч на «Ноу Камп». Сборная Москвы, составленная
из футболистов «Динамо», встречалась со сборной Каталонии. За нее вышли
игроки «Барселоны» и «Эспаньола», в том числе легионеры. Новиков и Никулин
с первых же секунд в подкатах выжигали. Бедный Йохан тайма не доиграл,
попросил замену. Максименков пошел к нему в раздевалку, хотел майками
поменяться. Кройф только из душа, на ноги показывает, головой качает:
«Так играть нельзя!»
— Никулин в матче за дубль Стрельцова сломал.
— Вот вам история. Осенью 1984-го поехал с ветеранами в Кустанай. Жил
в одном номере со Стрельцовым и Никулиным. Отыграли матч, банкет. На следующий
день перебрались в соседний городок. Чувствую — у Стрельцова после вчерашнего
душа горит, надо по рюмашке хлопнуть. В магазинах шаром покати.
— Выкрутились?
— На втором этаже универмага наткнулся на аптечный киоск, там элеутерококк
продается. Градус небольшой, но хоть что-то. Я к Стрельцову: «Анатольич,
знаю, где можно тебя освежить!» Приходим — перерыв на обед.
— Час ждали?
— Куда деваться? Когда киоск открыли, Стрельцов сразу упаковку купил.
Разошлась быстро, а четыре пузырька он в номере под подушку спрятал. Никулин
нашел, выпил.
— Некрасиво.
— Стрельцов простил. Вечером Никула говорит: «Анатольич, в твоей книге
«Вижу поле» на такой-то странице ошибка. Написано, мол, защитник Никулин,
который никогда не отличался корректной игрой, пробегая мимо, ударил по
ноге, и я порвал ахилл. Все не так было!» — «А как?» — удивился Стрельцов.
— «Зацепил тебя Коля Кулебякин, а я был рядом. Будет следующая книжка
— напиши, что Никулин ни при чем!»
***
— Роман ваш с Натальей Гундаревой окутан тайной. Как познакомились?
— Через Сашу Фатюшина. Мы дружили. Он болел за «Спартак», но и на матчи
«Динамо» нередко заглядывал. Футбол обожал, сам играл.
— Хорошо?
— На уровне любителя. Максименков таких называл — «плюшевенький». В 80-е
при театре Маяковского создали футбольную команду. Главным тренером пригласили
Гавриила Дмитриевича Качалина, помощником числился Армен Джигарханян.
На воротах был Саша Мартынов, известный по фильму «Военно-полевой роман»,
а в атаке — Фатюшин.
Однажды заскочил к нему в «Маяковку». После репетиции сели в кафе — Фатюшин,
Гундарева, еще кто-то из театра. Взяли бутылочку коньяка. У Наташи тогда
в личной жизни было непросто. От мужа, Виктора Корешкова, с которым играла
в спектакле «Леди Макбет Мценского уезда», ушла к Сергею Насибову. Он
тоже в «Маяковке» работал. В какой-то момент и с ним рассталась. А тут
я — молодой, холостой…
— Когда первый раз у нее дома оказались, для вас это было событие?
— Первый раз ничего не было. Собралась у Наташи компания, выпивали, байки
травили. Я остался ночевать — не садиться же поддатым за руль. Ну, а дальше
закрутилось.
— Где она жила?
— В сталинской высотке у Красных ворот. Восьмой этаж, окна на Садовое
кольцо. Стеклопакетов в Советском Союзе не было, от шума автомобилей,
которые ночью несутся к трем вокзалам, уснуть невозможно. Наташа-то привыкла,
а меня только беруши спасали.
— Мы слышали, характер у Гундаревой был скверный.
— Да бросьте. Это с ее матерью поладить было сложно. Человек тяжелый,
властный. До конца жизни «Беломор» курила. Наташа больше на отца похожа
— и внешне, и характером. Говорят, хороший был мужик, очень добрый. Развелись
родители, когда она в школе училась. Мне с Наташей было легко. Остроумная,
обаятельная. Готовила прекрасно. Настоящая русская женщина.
— Из тех, кто и коня на скаку, и в горящую избу?
— Вот-вот. Любимая присказка: «От винта!» Но и работала на износ. Как
Фатюшин, кстати. Наверное, поэтому так рано ушли, у Саши к тому же сердечко
слабенькое. А график сумасшедший — репетиции, спектакли, съемки, концерты.
Я смотрел, в каких фильмах снималась Наташа за полтора года, что мы были
вместе, и поражался: когда успевала?!
— На съемки к ней выбирались?
— Один раз, в Одессу. Поселились в домике на берегу моря у родственников
Наташи. На съемочной площадке я не появлялся — зачем людей отвлекать?
А к нам вечерами приходил Игорь Скляр. Славный парень, здорово на гитаре
играл. Наташин дядя грозил ему пальцем и указывал на меня: «Будешь к Гундаревой
приставать — он тебе сразу навешает…»
— Что за фильм-то?
— «Подвиг Одессы». Но мне больше нравятся роли Наташи в других картинах
— «Однажды двадцать лет спустя», «Хозяйка детского дома». На премьеру
«Одиноким предоставляется общежитие» в кинотеатр «Россия» пришли с Фатюшиным.
К нему с криком: «Фатя!» — подлетел Александр Михайлов. Обхватил сзади
так, что у Саши шею заклинило, голову повернуть не мог.
— В 80-е Гундарева попала в аварию, три месяца не выходила на сцену. Знаете
эту историю?
— «Авария» — громко сказано. Случилось все на моей «Волге». Я даже день
помню — 6 июня 1984-го. Был у меня дружок, Мишка. Крутил роман с администратором
ресторана «Закарпатские узоры», которая была старше его матери!
— Ничего себе.
— Ему 27, подруге — 53. Снимали дачу в Жаворонках. Приехали к ним с Наташей,
грибов в лесу набрали. Начало июня — но подберезовики уже пошли. Потом
в магазинчике у железнодорожной станции купили все, что надо. Подходим
к машине, Наташа говорит: «У меня тоже права есть, водить умею. Можно
прокатиться?» — «Да пожалуйста». На первой скорости разворачивается, втыкается
в дерево и бьется об руль подбородком. Кровь хлещет…
— А вы?
— Да ни царапины. Скорость-то маленькая. Просто Наташа неудачно ударилась.
Помчались в одинцовскую больницу. А там не хирург — коновал. Наташу не
узнал. «Как фамилия? Гон-да-рева?» — «Гундарева!» — отвечаю. Рану толком
не осмотрел, зашил наспех. Загноилась.
— Кошмар.
— Через пару дней Наташа отправилась в Институт красоты. Врачи ахнули:
«Господи, у вас же сквозная дыра! Сепсис начинается!» Какие-то лекарства
кололи, шили заново. Наташа плакала, переживала, что из-за шрама снимать
не будут. Но сделали изумительно — его почти не видно.
Так что «Волга» у меня была легендарная. Высоцкого на ней возили, Гундарева
ее била, Газзаев…
— Газзаев-то когда?
— На олимпийской базе в Новогорске отключили горячую воду. Помыться после
тренировки решили на динамовской. Валера попросил ключи. То ли зазевался,
то ли вместо тормоза на газ нажал — влетел прямиком в заборчик. Слава
богу, деревянный — а то бы последствия были печальные.
— Футболом Гундарева интересовалась?
— Не особо. Осталось в памяти, как пришла на мой последний матч.
— С ЦСКА?
— Нет, за дубль. К лету 1984-го из-за травмы я уже фактически закончил,
готовился тренировать ребятишек в динамовской школе. Вдруг утром звонит
Макс.
— Максименков, главный тренер дубля «Динамо»?
— Ну да. «Мина, сегодня в Химках матч с дублем «Спартака». У нас играть
некому. Выручай!» Наташа поехала со мной. Отыграл я слабо, сгорели — 1:5.
Макс на бровке бушевал, мне тоже попало. После игры в гости нас зазвал.
Едва присели, Наташа матом на него поперла: «Ты ох…ел?! На меня даже Гончаров
в театре не повышает голос! А ты почему на Мину орешь?!»
— Насчет Гончарова, худрука «Маяковки», — правда?
— Да. О том, как Андрей Александрович кричал на репетициях, до сих пор
легенды ходят. Гундарева — единственная, на кого никогда не срывался.
— Любила она вас?
— Мне кажется, да. Как-то услышал от нее: «Я твоя первая и последняя звезда.
Я твоя Альфа и Омега…» А когда разбежались уже, призналась, что хотела
от меня ребенка.
— Бог не дал ей детей.
— После неудачной операции, которая случилась задолго до нашего знакомства,
их быть не могло. Поэтому и расстались.
— Гундарева на свадьбе не настаивала?
— Нет. Жили вместе, нам было хорошо. Я не меркантильный. Не думал о выгоде,
которую принесет брак с популярной актрисой. То, что Наташа на шесть лет
старше, не смущало. Но без детей семью не мыслил… А тут еще мать ее подлила
масла в огонь.
— Каким образом?
— Наташа, Джигарханян, Симонова, Лазарев и Немоляева отправились на халтуру
в Венгрию. Около месяца ездили с концертами по нашим воинским частям.
Я в это время помогал другу дачу строить. А мать, когда Наташа вернулась,
преподнесла — будто куролесил, по девкам шлялся. Настроила против меня.
Увидела, что «Волги» под окном нет, ну и вообразила бог знает что.
— А дальше?
— Я в 1985-м на Ольге женился. Наташа год спустя вышла замуж за артиста
Мишу Филиппова, который до этого был женат на дочке Андропова. Когда тот
умер, Филиппов вторым за гробом шел. Я с Мишей мало знаком, в компаниях
не пересекались. При мне в гости к Наташе заходили Фатюшин, Стеблов, Шакуров,
Проскурин, Садальский… Стаса я про Высоцкого расспрашивал, про съемки
в «Место встречи изменить нельзя». Он отмахивался: «Да зачем тебе Высоцкий?
Вон, у тебя Гундарева есть…»