Маслаченко,
Владимир Никитович. Вратарь. Заслуженный мастер спорта СССР (1969).
Родился: 5 марта 1936, поселок Васильковка, Днепропетровской область,
Украинская ССР. Умер: 28 ноября 2010, Москва.
Воспитанник юношеских команд клубов «Строитель» и «Спартак» /Кривой
Рог/.
Клубы: «Спартак» Кривой Рог, Украинская ССР (1952–1953), «Металлург» Днепропетровск,
Украинская ССР (1953–1956), «Локомотив» Москва (1957–1962), «Спартак»
Москва (1962–1968).
Чемпион СССР: 1962. 3-кратный обладатель Кубка СССР: 1957, 1963, 1965.
Лучший вратарь СССР (приз журнала «Огонёк») 1961 года.
За сборную СССР сыграл 8 матчей.
Участник чемпионата мира 1958 года (был в заявке команды, на поле не выходил).
Обладатель Кубка Европы 1960 года (был в заявке на финальную часть Кубка
Европы, но матчах не участвовал). Участник чемпионата мира 1962 года (был
в заявке команды, на поле не выходил).
* * *
ПОРТРЕТ В РАМКЕ ВОРОТ
Все знают его как популярного телекомментатора, но — все ли об этом помнят?
— он был блистательным вратарем. Заслуженный мастер спорта, чемпион и
трехкратный призер первенства Союза в составе московских «Спартака» и
«Локомотива», 6 раз входивший в число 33 лучших футболистов страны, чемпион
Европы 1960 года, участник чемпионата мира 1958 года, не игравший на следующем
первенстве в Чили лишь из-за тяжелейшей травмы, которую получил за 10
дней до начала турнира. Сегодня Владимир Маслаченко выступает на страницах
«Спорт-Экспресса» со своими во многом сенсационными воспоминаниями.
«МОЮ МЕДИЦИНСКУЮ КАРЬЕРУ ПРЕРВАЛ ЩЕРБИЦКИЙ»
— Первое мое знакомство с футболом состоялось именно в воротах. Сразу
после войны, в моем родном Кривом Роге, шел я по булыжной мостовой, где
мальчишки играли в футбол. Шел с матерью к врачу — кажется, простудился.
Естественно, одет был аккуратненько, с иголочки. И тут — удар. Пацан пропускает
мяч, и тогда я вырываю свою руку из руки матери и в этой своей нарядной
одежде в точности повторяю бросок неудачника-мальчишки. И мяч ловлю. Заводила
всей этой компании тут же стал выяснять, где я живу (мы только вернулись
из эвакуации), пригласил играть — и я стал вратарем уличной команды, мы,
по сути, были чемпионами города. Но в то же время меня тянуло играть в
поле, и в 15 лет я был принят во взрослую команду криворожского «Строителя»,
где много забивал.
— Так за чем же дело стало? Играли бы себе впереди, были бы местным кумиром-забивалой
и не знали бы забот.
— Да я вообще понятия не имел, что футболистом стану! 3анимался всеми
видами спорта, которые приходили в Кривой Рог, — баскетболом, волейболом,
гимнастикой, настольным теннисом.
Занятия многими видами спорта, особенно десятиборьем, по которому я стал
перворазрядником, заложили функциональную базу — благодаря этому я мог
потом выдерживать колоссальные нагрузки и достичь многих вратарских успехов.
— Баскетбол, десятиборье — все это, конечно, хорошо. Но как вы в ворота-то
футбольные вернулись?
— Опять дело случая. Получилось, что в школьной команде не было кипера,
и тут кто-то вспомнил, что есть такой Маслак по кличке Козел…
— Как-как, простите?
— Козел. Потому что прыгал как сумасшедший. Подтекст вопроса понимаю,
но никогда на это прозвище не обижался. Так вот, идет урок русского языка,
и я с первой парты, куда меня как самого недисциплинированного отправили
на перевоспитание, вижу: против моей фамилии — точка. Жди вызова к доске,
и не миновать двух баллов — опять весь предыдущий день дотемна играл в
баскетбол. И тут на счастье входит директор. Меня отвозят на стадион,
ставят в ворота, мы выигрываем — 1:0. И пошло-поехало. Через две недели
я уже стоял в воротах криворожского «Спартака» (мне только исполнилось
16 лет) на чемпионате Украины. А как только днепропетровскому «Металлургу»
в 53-м дали место в классе «Б», меня туда пригласили. К тому времени я
уже вошел в состав сборной школьников днепропетровской области, где мы
заняли второе место на первенстве Украины. И вот я уже голкипер сборной
школьников республики и автоматически — дубля киевского «Динамо». Предстоит
всесоюзная спартакиада школьников, но я однажды сажусь в товарный поезд
и делаю ноги из Киева обратно в Кривой Рог.
— Но почему?
— До сих пор этого сам себе объяснить не могу. Наверное, судьба. Кроме
того, у меня с детских лет в голове сидело одно слово — «Спартак». Все
были увлечены великим противостоянием ЦДКА и московского «Динамо». А я
почему-то болел за «Спартак». Может, потому, что так назывался криворожский
стадион, на котором я провел все детство. А окончательно решил мою судьбу
известный в прошлом вратарь Михаил Пираев. В1951 году его команда ВВС
прилетела на собственном «Дугласе» в Кривой Рог и сыграла два матча. Я
увидел всего лишь один коронный пираевский бросок — и поэтому даю вам
сейчас это интервью.
— Какими ветрами вас занесло в Днепропетровск?
— Когда я на товарняке сбежал из Киева, об этом узнали в «Металлурге».
И пришла лаконичная телеграмма, где были очень важные слова: «Поступление
в мединститут гарантируем». А меня как раз к медицине и тянуло. Мой отец
был блестящим ветеринаром и мечтал, чтобы я стал врачом. Можно сказать,
готовил меня к этому.
— Но недоготовил.
— Сначала я попробовал свои силы в автомеханическом техникуме, но очень
скоро понял — не мое. Тогда поступил в медицинский. И в один момент, в
56-м, до того увлекся, что на два месяца бросил футбол и был поглощен
учебой.
— Играя за «Металлург»?
— Посреди сезона! До того я успел многое пройти. Жил в общаге на стадионе,
где в комнате было 17 коек. Когда холодало, спал на одном матрасе, укрываясь
другим. Но футбол любил безумно и уезжать никуда не хотел. В 54-м прошел
все игры на удивившем всех пути в полуфинал Кубка Союза. Приехали в Москву
и жили в дощатых домиках возле базы в Тарасовке. И тренировались там.
Потом мне рассказывали, что я многих удивил тогда своей техникой, и «Спартак»
на меня сразу глаз положил. А перед 56-м и пригласил. Но в этот момент
в «Металлург» пришел Николай Морозов и предложил годик поработать с ним.
В тот-то год я и забросил на два месяца футбол.
— Что положило конец вашим колебаниям?
— Решение днепропетровского обкома партии, который возглавлял будущий
первый секретарь ЦК КП Украины Щербицкий. Вратарь, который стоял у Морозова,
получил серьезную травму, и Щербицкий своим решением покончил с моей медицинской
карьерой. Я снова встал в ворота. И надо же — в первой же игре решил спижонить
и поймать мяч намертво, вместо того чтобы выбить его кулаком. Выло это
в Таганроге и закончилось голом в мои ворота и ничьей — 2:2. Но больше
вратарей в команде не было. Вскоре я устроил два сольных концерта в Станиславе
(будущий Ивано-Франковск) и Ужгороде, после чего вопросов о моем уровне
ни у кого не возникало.
Зная, что я намереваюсь уехать в Москву, Щербицкий пытался меня удержать,
дав комнату прямо напротив обкома партии. Вскоре дом треснул пополам,
и трещина пришлась как раз на мою комнату. Я затыкал ее футболками и трусами
— холодно все-таки — и через нее же видел обком. Спал на раскладушке и
в любой момент готовился собрать вещи и уехать в столицу. Москвы не боялся
ни капли — я вообще легкий на подъем человек, с отцом по эвакуациям наездился.
Прямо как в песне: «Я еще с пеленок начал странствия, до сих пор остановиться
не могу».
— Но почему вы ушли не в «Спартак», а в «Локомотив»?
— Меня взял с собой Николай Морозов, ставший начальником этой команды.
А главным ее тренером был великий Борис Аркадьев, о котором автор тотального
футбола тренер «Аякса» Стефан Ковач много лет спустя сказал мне: «Тотальный
футбол на самом деле придуман вами. Просто в «Аяксе» я нашел игроков для
его воплощения. А школу я прошел в русской ВШТ у Михаила Товаровского
по книге Бориса Аркадьева «Тактика игры».
Тогда, в 57-м, мы выиграли Кубок Союза, обыграв в финале «Спартак» — 1:0.
Меня впервые включили в список 33 лучших и в молодежную сборную страны.
А через год я уже в составе первой сборной отправился на чемпионат мира
в Швецию — первый для советской сборной. На чемпионат, где сборная СССР
должна была достичь гораздо большего, чем достигла.
«СТРЕЛЬЦОВА В ЛАГЕРЯХ ХОТЕЛИ УБИТЬ, НО ЕГО СПАСЛИ ПАХАНЫ»
— Буквально накануне чемпионата наша сборная, считавшаяся одним из фаворитов,
потеряла сразу четырех суперзвезд. Но если потеря Игоря Нетто, вывернувшего
себе руку в товарищеском матче с англичанами, была нелепой случайностью
(он в итоге все-таки поехал в Швецию и даже смог там сыграть), то происшедшее
с остальными тремя — результат бесчеловечного, ханжеского отношения к
нам, игрокам, со стороны руководства. Нам запрещалось все — загорать,
купаться, иметь дело с женщинами. От месяцев сборов можно было свихнуться
и запить горькую. Везут нас, к примеру, на юг на полуторамесячный (!)
сбор. И бежим мы кросс от Хосты до Адлера по берегу моря, по гальке, туда
и обратно. А потом еще и 500 ступенек до гостиницы. И так каждый день.
Пожили бы сегодняшние футболисты в том режиме, побегали бы с наше — многие
бы ноги протянули. Это я серьезно.
За три месяца до чемпионата — очередной полуторамесячный сбор в Китае
на крошечном острове. В полшестого утра подъем, потом три тренировки.
Радиоприемника нет. Все анекдоты рассказаны по десятому разу. Все книги
зачитаны до дыр. Тренировки, тренировки, тренировки. Хорошо хоть питание
было таким, что, несмотря на сумасшедший режим, мы даже чуток прибавили
в весе. А потом поехали по городам Китая с серией товарищеских матчей.
И сводили с ума работников фешенебельного отеля в Шанхае коллективными
пробежками по коридору.
Наконец, накануне чемпионата — сбор в Тарасовке. И в один из вечеров ребята
решают в последний раз перед чемпионатом мира расслабиться. «Чтобы потом
сосредоточиться на игре и ни о чем мирском не вспоминать. Как ни парадоксально,
это и есть профессионализм — организму-то в любом случае надо дать встряску.
И Стрельцов, Огоньков и Татушин решили провести время с девушками. Но,
с позволения сказать, девушки-то какие оказались! Они спровоцировали якобы
изнасилование, потом одна — ‚огоньковская‘ — свое заявление забрала, a
‚стрельцовская‘ под давлением матери оставила свое в милиции. И вместо
того, чтобы как следует разобраться, наши правоохранительные органы, да
и курировавшая в том числе и футбол партийная мадам Фурцева состряпали
уголовное дело. Сказался тут и невыдержанный характер самого Эдика, честного,
не умеющего врать человека. Он говорил то, что думал, и этого ему не простили.
И за вымышленное преступление, которое, будучи доказанным, и на ‚пятерку"-то
не тянет, ему вкатили все 12.
Спустя годы Стрельцов, невероятно добрый и честный человек, не умевший
как обманывать, так и отказать любому простому человеку с ним выпить,
рассказал мне в автобусе, что с ним пытались сделать в тюрьмах и лагерях.
— И что же?
— Да хотя бы убить. По указке сверху. Боялись — выйдет, многое сможет
рассказать. Но вот в чем фантастика — что в Кирове, что в других лагерях
жизнь Эдику спасали паханы. Его опекали, чтобы он, выйдя из заключения,
снова смог играть. И он смог — да как! Дважды подряд, в 67-м и 68-м, признавался
лучшим футболистом страны. Кстати, по воле обстоятельств мое слово оказалось
не последним, когда решался вопрос, разрешить Стрельцову вернуться в большой
футбол или нет.
— Ваше слово, обычного футболиста?!
— Да, так получилось. Я был тогда капитаном «Спартака» и пришел на прием
к секретарю Моссовета Пегову, чтобы просить о возвращении уволенного Николая
Петровича Старостина на пост начальника «Спартака». Но не успел я и рта
раскрыть, как меня спросили: «Что вы думаете относительно того, чтобы
Стрельцову разрешили играть в чемпионате СССР?» Я незамедлительно ответил:
«Это надо было сделать еще вчера». Далее был такой диалог: «Но вы же будете
от него пропускать?» — «Я буду счастлив, если он мне забьет». Пегов криво
ухмыльнулся и со словами: «Вы решили судьбу Стрельцова» стремительно вышел
из кабинета. Я долго ошалело смотрел вокруг и не мог понять, что происходит.
«НА УСТАНОВКУ В ПОСОЛЬСТВО МЫ ШЛИ ПОЛТОРА ЧАСА»
— Наши соперники вздохнули с огромным облегчением, узнав о наших потерях.
Приехали мы загодя, поселились в Хиндосе, ближе к Гетеборгу, где и играли.
И — опять на сбор. Начнется чемпионат и мы сыграем 2:2 с англичанами,
обыграем 2:0 австрийцев и с тем же счетом уступим будущим чемпионам —
бразильцам. И нам снова будет противостоять сборная Англии — в дополнительном
матче за выход в четвертьфинал. В тяжелейшей борьбе мы выиграем — 1:0.
И через день нас будут ожидать хозяева — шведы, отдыхавшие перед тем три
дня.
До игры остается меньше двух дней, а нам еще надо перебраться из Хиндоса
в Стокгольм. В Хиндосе останавливается суперскоростной поезд, доезжающий
до Стокгольма всего за два часа. Но вместо этого мы почему-то едем в аэропорт
Гетеборга, где в забронированном вроде бы для нас самолете не оказывается
мест. Ждем весь день, наконец, вечером, нам дают крошечный самолетик,
в который еле влезаем. После чего летим… через весь север Скандинавии,
причем швыряет нас так, что только вверх тормашками не летели. Наконец
поздно вечером приземляемся в Стокгольме.
— На этом, надеюсь, ваши злоключения закончились?
— Только начались! Селят нас, четвертьфиналистов чемпионата мира, в студенческом
общежитии. Большинство номеров окнами выходит на улицу, где идет стройка,
все разворочено. В 6 утра вдруг раздается оглушительный грохот отбойных
молотков. Мы все невыспавшиеся, ошалевшие высыпаем на улицу. Из ямы появляется
какой-то человек, и, протянув кулак вверх, говорит: «Рот фронт!».Это была
какая-то дикая трагикомедия.
Дальше — больше. Руководитель делегации, председатель федерации футбола,
объявляет: чтобы нас супостаты не подслушали, установка на игру будет
проведена в посольстве. Оттуда нам пришлют машины. Начали ждать. Обсуждали
в это время, в каком составе играть. Большинство опытных игроков и капитан
высказали мнение, что надо поставить свежих игроков — тех, кто не играл
с Англией. Например, Бубукина, Фалина и Апухтина. Но Качалин стоял на
своем — выигравший состав не меняют. Это упрямство стоило нашей сборной
выхода в полуфинал.
— Автомобили за вами все-таки приехали?
— Нет! Тогда было принято решение отправиться в посольство… пешком. И
полтора часа мы пилили, чтобы прийти и услышать установку, которую опытным
игрокам можно было и не давать. Назад 11 основных игроков поехали на машине,
остальные — опять пешком. Помню, по дороге к нам пристали два шведа, уговаривавшие
остаться в этой стране. Пришлось мне, знающему немецкий язык, сказать
пару ласковых и сделать устрашающий жест, чтобы они отвязались.
Шведская сборная, конечно, была сильна. Но всех этих Линдхольма, Скоблара,
Хамрина за год до того обыгрывал один Стрельцов. А тут мы получили два
гола, ни одного не забили и выбыли. Мы умоляли руководство команды оставить
нас в Швеции до конца чемпионата — так хотелось посмотреть! Но через день
нас отправили домой.
Весь чемпионат у нас в подсознании сидела история со Стрельцовым и ребятами.
И журналисты о них все время спрашивали, да и мы были морально опустошены.
Это была одна из причин поражения. А вторая — тренерская ошибка. Я с огромным
уважением отношусь к Гавриилу Дмитриевичу Качалину. Под его руководством
в 56-м СССР выиграл Олимпиаду в Мельбурне, он же привел сборную к чемпионству
в Париже в 60-м, на первом Кубке Европы. Но на чемпионатах мира — что
в Швеции, что в Чили — ему непостижимо изменяло тренерское чутье. О Стокгольме
я рассказал. О Чили еще расскажу. Но вот вопрос, который меня до сих пор
волнует — ему ли это чутье изменяло? Или он оказывался, заложником обстоятельств?
«В КИЕВЕ МНЕ ПРЕДЛАГАЛИ КВАРТИРУ МИНИСТРА»
— Вернемся к вашим клубным делам и перенесемся на несколько лет вперед.
В 62-м вы отправлялись на чемпионат мира в Чили, уже будучи вратарем «Спартака»?
— Отнюдь. Хотя первую попытку перейти из «Локомотива» в «Спартак» я сделал
еще в 59-м. В Доме Союзов заседала федерация футбола, решавшая и мой вопрос.
Как только подошли к нему, меня выставили из зала. Я был удивлен, но подчинился.
А потом вызвали и сообщили, что решение уже принято. Отрицательное. Тогда
я взял слово и заявил: «Я протестую, что меня выставили из зала. Нельзя
без меня обсуждать мой вопрос. Вы вели свое собрание недемократично».
Через 10 секунд меня уже не выставили, а вышвырнули из зала.
После чемпионата ммря-62, после того, как я восстановился от тяжелейшей
травмы и вновь решил перейти в «Спартак», мне не давали играть три месяца.
Я обратился к локомотивским ребятам (со всеми я был дружен, все они были
на моей свадьбе в нынешней нашей квартире): поймите меня! Они поняли,
а 37-летний Виктор Ворошилов благословил. Он так ни разу и не был чемпионом
Союза и сказал: «Хоть ты им станешь». Я самостоятельно ездил в Подмосковье,
тренировался, бегал кроссы — благо учился уже в институте физкультуры
(куда перевелся из медицинского и потряс преподавателей знанием латыни)
и знал, как планировать свою подготовку. Но играть мне не разрешали. Наконец
перед игрой с «Шахтером» Старостин приехал с радостной вестью. И я вышел
на поле. Но руководство так постаралось это событие замять, что даже не
объявляло составы команд до стартового свистка. Началась игра, но на 80-тысячных
трибунах Лужников — гробовое молчание. А потом называют мою фамилию —
и шквал оваций. В этот момент я понял, что не зря играю в футбол.
«Шахтер» для меня вообще был счастливой командой. Первый в жизни серьезный
матч я сыграл за сборную школьников Днепропетровской области как раз в
Донецке — выиграли. Первый матч в классе «А» я сыграл за «Локомотив» против
Шахтера» — 2:0. И вот «Спартак» — и опять «Шахтер». В этот момент красно-белые
начали резкий спурт и стали чемпионами Союза. Из 12 оставшихся игр мы
не проиграли ни одной. А я в своей рамке просто летал.
— А что за история насчет попытки переманить вас в киевское «Динамо»?
— Тогдашний тренер «Локомотива» Костылев (не путать с нынешним) попросил
помочь железнодорожникам и поехать с ними в Киев. Я уже принял решение
уйти в «Спартак», но поехал. Вышел во втором тайме при счете 0:3 и не
пропустил ни одного гола. После матча сели в поезд, но меня попросили
остаться. Я отказывался, 40 минут поезд не отправляли. Наконец я согласился
и вскоре оказался у Щербицкого, знакомого мне по Днепропетровску. Он предложил
мне невероятные условия, начиная от квартиры в доме Совмина Украины. Но
я все равно отказался. Рвался только в «Спартак». И добился своего.
«КАК БРЕЖНЕВ СТАРОСТИНА В «СПАРТАК» ВОЗВРАЩАЛ»
— Многое, смотрю, связано у вас с Днепропетровском. А Леонида Ильича часом
не знавали?
— Это произошло уже позже. Но с Днепропетровском тоже связано. Я женат
на дочери очень известного в своих кругах человека — строителя особо важных
объектов Губанова. После войны он разработал план быстрого восстановления
разрушенного Ростсельмаша, имел на этот счет личную переписку со Сталиным
и получил Сталинскую премию. А в Днепропетровске строил знаменитый ракетный
завод. Когда закончил работу, распоряжением Брежнева был переведен в Москву.
И дружил с генсеком.
В 65-м, году с поста начальника «Спартака» сняли Николая Петровича Старостина.
Это место пытались прикарманить профсоюзные лидеры, а мы, игроки, ходили
по инстанциям и убеждали, что Спартак — детище Старостина и он должен
быть с нами. Бесполезно. Я был в это время капитаном команды и лидером
в этой борьбе. Наконец, терпение лопнуло. Я никогда не пользовался большими
связями тестя, хотя стоило ему пальцем пошевелить — и в 59-м я оказался
бы в «Спартаке». Но тут речь не обо мне шла. Я рассказал тестю о сложившейся
ситуации, и он попросил написать пять строк Леониду Ильичу. Письмо подписали
трое — Маслаченко. Нетто, Хусаинов. Референт Брежнева Самотейкин потом
рассказывал мне, как лично вручал генсеку письмо и услышал от него: «Просьбу
коллектива надо уважить». Через неделю Старостин оказался на прежнем месте.
«МНЕ СЛОМАЛИ ЧЕЛЮСТЬ ЗА НЕДЕЛЮ ДО ЧЕМПИОНАТА МИРА»
Чемпионат мира 1962 года в наших газетах все эти годы преподносился как
трагедия Льва Яшина. А другой главный неудачник Чили-62, о котором даже
в зарубежных изданиях того времени писали не меньше, у нас обойден вниманием.
Это я.
В 60-м после чемпионата Европы был товарищеский матч в Австрии. С утра
зарядка в Венском лесу, и Яшин мне вдруг говорит: «Володя, хочешь сыграть?»
Я ответил: «Нет, я еще слишком молод, чтобы руководить такими звездами».
К тому же я не хотел никаких подарков. Прошел год, я завоевал приз журнала
«Огонек», впервые обыграв Яшина. Обо мне написал Лев Кассиль, включив
этот рассказ в свой сборник. И тогда я понял, что готов. И мысленно сказал:
«Иду на «вы».
Перед чемпионатом мира все знали — Лева не в форме. Он болел, у него была
травма, он почти не тренировался. Сам признавал: на чемпионате мира играть
Маслаченко. О том же говорили такие авторитетные в команде люди, как Нетто
и Иванов. Жизнь мне дала удивительный шанс посражаться с самим Яшиным,
и я чувствовал — на этот момент победа за мной. Как бы я сыграл на чемпионате
мира — другой вопрос, гадание на кофейной гуще.
Но стопроцентного места в составе я все равно не имел. Играли поочередно
с Яшиным. Ни мне, ни кому другому не было дано победить комплекс Яшина,
которым были больны все наши тренеры и руководители. Они не могли себе
представить, чтобы кто-то другой мог встать в ворота сборной. И играли
мы с Коста-Рикой товарищеский матч прямо накануне чемпионата. Стоял Яшин.
В перерыве зашел в раздевалку и сказал: «Володька, бери перчатки. Я не
в порядке, тебе играть на чемпионате». Но Качалин настоял, чтобы Яшин
доиграл тот матч до конца. На следующий день стоял уже я. И когда в очередной
раз бросился в ноги форварду, местный парень, вместо того, чтобы ударить
по мячу, что есть силы врезал мне ногой по лицу.
— Умышленно?
— Потом газеты написали, что да. Клуб заплатил большие деньги за операцию,
но этот человек так ни разу в больницу не пришел.
— Сознание потеряли?
— Нет, встал и сам ушел в раздевалку. В госпитале, посмотрев на себя в
зеркало, понял, что произошло. Сломана верхняя челюсть. Лучший хирург
страны 7 часов делал мне операцию. И за те восемь дней, что я был в больнице,
наверное, полстраны у меня побывало. Целые районы делегировали людей,
которые привозили мне мешочек, к примеру, зеленого кофе. Ехали за шестьсот
и больше километров.
В Колумбии, накануне самого чемпионата, я присоединился к команде — разумеется,
чисто символически. Но Качалин сказал: иди тренируйся, как можешь, чтобы
соперники знали, что у нас есть второй вратарь. И меня тренировал… Николай
Озеров. Однажды, увлекшись, я бросился в угол за мячом — и все перед глазами
поплыло. Озеров подошел к тренерам и объяснил, что мне этого делать нельзя.
Я пудрил мозги журналистам, объясняя по-немецки и по-испански, что все
в порядке, но было понятно — я выпал. Но была хоть возможность посовершенствоваться
в иностранных языках. (Кстати, о них, языках этих. Однажды, в 58-м, немецкий
мне помог пообщаться с президентом клуба «Гамбург», в порядке строгой
секретности предложившим мне потрясающий контракт, — перед тем я здорово
сыграл за «Локомотив» в Германии. Я отказался, но он подарил мне на память
золотой перстень. Я слишком хорошо помнил пример Сергея Сальникова, на
которого пришло приглашение из, кажется, «Рапида», после чего он стал
невыездным).
«МЫ БЫЛИ ЧЕРЕСЧУР СОВЕТСКИМИ, ЧТОБЫ ВЫИГРАТЬ»
— У нас в тот год была команда, которая должна была дойти до финала. Ей
только не надо было мешать. Но этого, увы, не было сделано.
Но сначала о Яшине. У Льва Ивановича был колоссальный авторитет, в том
числе среди судей — его не наказывали даже в тех случаях, когда, казалось,
это неизбежно. В финале ЧМ-58 в матче с австрийцами судья придумал в наши
ворота пенальти, и Яшин не сдержался — бросил в него кепку. Арбитр промолчал,
и наш вратарь отбил сложный удар Буцека. В 61-м в отборочном матче против
Турции Яшин кулаком отмахнулся от насевшего на него Метина — судья из
Израиля опять предпочел не заметить.
На ЧМ-62 соперники Яшина обнаглели. Тренеры, видя, что Лев Иванович не
в форме, просили своих игроков постоянно бороться с ним, и однажды это
чуть не привело к удалению. В решающем матче за выход из группы с Уругваем
Лева опять отмахнулся от явно нарушавшего правила нападающего. Отделались,
слава Богу, штрафным.
У Яшина был сумасшедшей силы характер. В памятном матче с колумбийцами,
где мы вели 4:1 в середине второго тайма, а затем пропустили три мяча
подряд, именно Яшин спас нас от поражения. На последней минуте он вытащил
такой выстрел в левую «девятку», который был абсолютно неберущимся. Я
в тот момент закричал так, что прямо на трибуне потерял сознание и упал
на сидящих ниже зрителей.
Но на морально-волевых можно сыграть один, максимум два матча. И Яшин
это прекрасно понимал и безумно переживал — как истый спортсмен и настоящий
мужик. Я входил, несмотря на травму, в бюро делегации (был комсоргом)
и был во все события вовлечен. Когда вышли в четвертьфинале на чилийцев,
было бурное совещание, где Яшину, Нетто и мне удалось убедить Качалина
поставить несколько свежих игроков, не игравших с Уругваем. Мы вспоминали
Швецию, тренер соглашался. А потом была установка. Я боковым зрением заглянул
в тренерский блокнот и — обомлел. Состав был прежним, уругвайским. Оказалось,
после нашего совещания прибыли вышестоящие «наблюдатели». Которые все
и решили.
Но матч с Чили мы все равно должны были выигрывать. Лев Иванович пропустил
два нелепых, совершенно «неяшинских» гола. Сначала был штрафной, с левого
угла, оставалось метров 18 до ворот. Никогда бы Яшин, будучи в форме,
не занял так позицию, уйдя в дальний угол и поставив в стенку двух человек.
Форвард Санчес сделал то, что сделал бы любой, обладающий резаным ударом.
А затем, при счете 1:1, диспетчер чилийцев Торрес, не видя вариантов продолжения
атаки, решился на удар с 35 метров. Это был лучший для нас вариант, и
поэтому я даже закричал: «Бей!» Кабы знать… Он, гад, ударил. И Лева опоздал
с прыжком в левый нижний угол.
И все равно мы могли сравнять. Даже на последней минуте. Прострел с правого
края. Вратарь чилийцев, их защитник и Валя Иванов у ближней штанги. Дальше
— никого. Кроме Виктора Понедельника. Мяч летит на ногу Иванову, Понедельник
ему истошно кричит: «Пропусти!» Валя уже было пропускает, но потом пытается
правой ногой, заведенной за левую — помните, недавно в Лиге чемпионов
такой гол забили? — прокинуть мяч в ворота. Было бы удивительно красиво.
Но… не получается, и мяч попадает к вратарю.
Потом была раздевалка, усохшие, опустошенные лица и как ребенок плакавший
Яшин. Я подошел к начальнику команды Андрею Старостину и тихо спросил
его: «А если бы я был в потрясающей форме, вы поставили бы меня сегодня
в состав? " Старостин честно ответил: «Нет. Как может Яшин не выйти
на поле?» Это была действительно трагедия. Трагедия Льва Яшина и тренеров,
не сумевших в этот момент победить в себе «комплекс Яшина».
И еще это был результат того, что были мы чересчур советскими. Другие
играли в футбол, а мы все время ощущали, что у нас за спиной партия и
правительство. Вольно или невольно, но это давило.
«БЕСКОВ ОТНОСИЛСЯ К ЛЮДЯМ, КАК К РАБАМ. В ТОМ ЧИСЛЕ И К ЯШИНУ»
— Изучив статистический справочник, я был удивлен — после чемпионата в
Чили вы так и не сыграли ни одного матча за сборную. Почему?
— В 63-м команду возглавил Константин Бесков. Он почему-то не воспринимал
меня как игрока, хотя до того мы даже не сталкивались. И не вызвал на
просмотр всех сборников в Воронеже. Но на него надавил тренерский совет
во главе с Андреем Старостиным, и Бесков скрепя сердце направил мне вызов.
Единственное, что нас связывало, — один и тот же портной. Я любил красиво
одеться.
Так случилось, что мы ехали с ним в Воронеж в одном купе. Он читал «Театральную
жизнь», я — Аристотеля, которым вдруг заинтересовался. Бесков спросил,
что читаю, и, получив ответ: «Аристотеля», почему-то метнул на меня такой
взгляд, что я почуял недоброе. Может, он решил, что я над ним издеваюсь.
В Воронеже стало ясно — ни Маслаченко, ни Яшин Бескову не нужны, он делает
ставку на Урушадзе и Баужу. А на мне за что-то пытается отыграться. Он
даже хотел устроить комсомольское собрание по поводу моей прически — так
я пошел в парикмахерскую и коротко постригся. Потом я насолил тренеру
тем, что вышел полевым игроком против воронежского «Труда». Сборная выиграла
— 4:1. я два забил и два отдал. А когда на тренировках занимал свое привычное
место, никто не мог пробить. Бескова это злило.
Кончилось все тем, что после тренировки в Лужниках, когда со мной отдельно
занимался Василий Трофимов, я подошел к Бескову и сказал: «Я не дурак
и очень хорошо чувствую обстановку в сборной. Вижу, что сейчас вам не
нужен. В «Спартаке» вы меня всегда найдете. Обещаю вам изо всех сил тренироваться
и всегда быть в форме». Развернулся и ушел. А потом узнал, что уходом
своим испортил Бескову образцово-показательное мероприятие, на котором
он собирался меня за что-то чехвостить.
Я был не один такой. Еще раньше, в Воронеже, на собрании встал Миша Месхи:
«Константин Иванович, я не хочу в твоей сборной играть. Отпусти, домой».
Потом это повторил Гиви Чохели. Я был третьим.
— Вы не пытались найти с Бесковым общий язык?
— Это было невозможно. То, как он себя вел по отношению к нам, ничего,
кроме чувства протеста, не вызывало. По два с половиной часа мог мутить
вам голову элементарными футбольными догмами, перемежая их экскурсами
в театральную жизнь. Словно бы все время забывал, что имеет дело со взрослыми
людьми, у которых есть свое мнение. Тренер относился к нам, как к рабам
или подмастерьям, и игроков, знавших себе цену, это оскорбляло. Кстати,
так же Бесков относился и к Яшину, и можно только позавидовать выдержке
Левы — я удивляюсь, почему он не хлопнул дверью. Но судьба подарила ему
знаменитый матч 100-летия английской лиги, где он сыграл божественно.
И общественное мнение заставило Бескова вернуть в сборную великого вратаря,
на котором он было поставил крест.
— Слышал, что вы были и кандидатом на поездку на следующий чемпионат мира
— в 66-м, в Англию?
— Да. И был в прекрасной форме, почти в одиночку выиграв последний перед
чемпионатом матч у ЦСКА — 1:0. Но на моем пути встал главный тренер сборной
Николай Морозов, припомнивший, как в 59-м я уходил, несмотря на его увещевания,
из его «Локомотива» в «Спартак». Яшин настаивал на моей кандидатуре, но
Морозов был категорически против. «Слушай, что ты им сделал, этим тренерам?»
— удивлялся потом Лев Иванович.
Это был мой последний шанс попасть в сборную.
«МОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ ОБ УХОДЕ СТАРОСТИН ПОДПИСАЛ НА СТУПЕНЬКЕ ТЕАТРА»
— Когда и почему вы завершили свою клубную карьеру?
— В 68-м мы заняли второе место — при том, что нормальной защиты у нас,
по сути, не было. Приходилось работать без передышки. Мне был 31 год,
и я обладал в команде таким авторитетом, что даже позволял себе по ходу
игры менять тактику защитников, менять местами персональщиков. Руководство
команды чувствовало, что мой авторитет растет, и меня чуть ли не в открытую
называли будущим старшим тренером. И тогда было решено пригласить на первую
роль Анзора Кавазашвили.
Нам тогда вручал подарки председатель Моссовета Промыслов. И мне он говорит:
«Что-то вы в этом году много пропускали?» На что получает ответ: «Я не
много пропускал, это мне много забивали». Промыслов смешался, не зная,
что сказать дальше. Я понял, что от меня ждут заявления об уходе. Не смеют
меня отчислить, но ждут, когда я сам сделаю ход.
Некоторое время я сопротивлялся. Был уверен, что переиграю Анзора, но
стоял он. И у него дело, надо сказать, пошло хорошо. Команда стала чемпионом.
А я все-таки написал это заявление — еще по ходу сезона. Оно было подписано
Николаем Старостиным… на ступеньке Театра юного зрителя. Такое вот отношение.
— Подождите — как Старостиным? Вы же помогли ему вновь начальником команды
стать?
— Николай Петрович действительно в «Спартак» вернулся только благодаря
помощи моего тестя. И, дай Бог ему здоровья, здравствует во главе команды
до сих пор. Но человек так устроен, что никогда не чувствует себя хорошо,
пока кому-то обязан. Старостин ощущал это, а мой авторитет, как я уже
говорил, рос.
Выход из такой ситуации обычно бывает один. Называется: нет человека —
нет проблемы.
Маслаченко не затеряется в сложной послефутбольной жизни и, поработав
два года главным тренером сборной Чада, получит предложение Николая Озерова
попробовать свои силы на телевидении. И станет одним из самых популярных
футбольных телекомментаторов.
Игорь РАБИНЕР
Газета «Спорт-Экспресс», 06.12.1994
* * *
«ПЕЛЕ ПОВЕЗЛО — ПРОТИВ МЕНЯ ОН НА ПОЛЕ НЕ ВЫХОДИЛ!»
Один из лучших советских вратарей 50-60-х годов, известный телекомментатор
Владимир Маслаченко в этом году празднует сразу два юбилея: полвека с
начала своей спортивной карьеры и тридцатилетие работы на телевидении.
Сколько за эти годы сыграно и прокомментировано матчей, сколько продумано,
сколько видено-пережито... Лучшего собеседника для разговора о делах нашего
футбола, минувших и насущных, трудно отыскать.
— Расскажите о своем детстве, юности. Когда в вашей жизни появился футбол?
— До семнадцати лет я жил на Украине. Родился в селе Васильковке, но потом
отца перевели в Кривой Рог… Часть детства прошла в эвакуации на Северном
Кавказе, куда нам было предписано отправиться в первый же день войны.
Но война нас все равно достала, я ее очень хорошо помню. Немцы рвались
к нефти, к Баку, Грозному, Майкопу… Я видел, как бомбили Владикавказ,
тогда он назывался Орджоникидзе. Отцу надо было ехать в Грузию, однако
наступили холода и перевалы стали непроходимыми. Когда было объявлено,
что Кривой Рог освобожден, нас немедленно отправили обратно. Целый месяц,
чуть не потеряв по дороге мать, мы в теплушках добирались до родного города.
И вот там я и начал играть в футбол.
— Это, видимо, был еще обычный дворовый футбол?
— Да-да, я был уличным королем! Первый раз растянулся на мостовой лет
в восемь. Впрочем, футболом дело не ограничивалось. В четырех или пяти
видах спорта я был перворазрядником, выполнял взрослые нормативы. Учеба,
конечно, мешала спорту, но мои достижения все же помогли нормально окончить
школу. Ну, а уже в семнадцать лет пришел черед профессионального футбола.
Сначала был днепропетровский «Металлург». В 54-м наша команда дошла аж
до полуфинала Кубка СССР. Это был мой первый, скажем так, громкий успех.
Я знаю, что в это время обо мне заговорили в футбольных кругах, дескать,
пора этого малого прибирать к рукам! Прошло еще немного времени, и я оказался
в «Локомотиве». Ну, а потом добился того, чтобы играть в «Спартаке», где
в 69-м и закончил футбольную карьеру.
— Откуда такая любовь к «Спартаку»?
— Я с самого начала почему-то был спартаковцем. Может, от того, что вырос
в городе, где самый симпатичный стадион назывался именно «Спартак»…
— Интересно, как вас спартаковцы приняли?
— Впервые столкнулся с ними на тренировке в Тарасовке, куда я еще в составе
«Металлурга» приехал на полуфинал Кубка Советского Союза. Они тогда жили
по одну сторону дороги, а мы по другую. Спартаковцы жили в более-менее
приличных условиях, а мы — в финских домиках, спали на одном матрасе,
а другим укрывались. А была, между прочим, глубокая осень. И вот тогда
я посмотрел тренировку «Спартака». Увидел Татушина, Исаева, Симоняна,
Парамонова, Нетто, Огонькова, Пираева… Я посмотрел на то, как они работают.
А они на нас. Любопытные, черти, были, я потом в этом убедился, когда
стал им другом и товарищем. Посмотрел, как вратарь Пираев тренируется
в этой команде. Ну, думаю, чем я хуже?! Тоже показал, что и я кое-что
умею! Вообще, Миша Пираев обладал феноменальной реакцией. Мог идти так
спокойненько по улице, а рядом с ним голубь на дороге… Р-р-раз — и голубь
у него в руке!
— А как обстояли дела с режимом у тогдашних футболистов?
— Замечательно. Кто не пьет, тот не играет! Тренируется тот, кто не умеет
играть! Молодой, красненькой принеси! В общем, и до игры, и после было…
Но то было поколение, прошедшее суровую школу жизни. Да и не было особых
отдушин — театра, кино… Но самое замечательное — эти люди обладали недюжинным
здоровьем. А ведь не было никаких особых диет, витаминов… Кормили бы три
раза в день, да побольше, — и все в полном порядке! А основной источник
расслабления, релакса, так сказать, — баня. Паришься там, пивка для рывка,
водочки для обводочки… И ведь были такие футболисты, кто, регулярно поддавая,
играл до тридцати восьми лет. Пили, потом шли в баню, где подвергали себя,
что называется, святой инквизиции, затем хороший обед в ресторане «Арарат»
или «Арагви». Домой — проспаться и… на тренировку. Пару костюмов с начесом
вовнутрь, побегал, и к следующей игре человек приводит себя в нормальное
состояние — поймать невозможно.
— Кстати, к Москве вы долго привыкали?
— В Москву я сразу влюбился. Первый раз попал в столицу в 53-м. Как сейчас
помню: был проливной дождь, а мы почему-то долго-долго шли по Садовому
кольцу. Оказалось, нас вели в самую дешевую столовую у Павелецкого вокзала!
А приехали-то на Казанский… Промокли мы тогда насквозь. Да и обувь на
мне была — легкоатлетические туфли-шиповки, из которых, правда, шипы были
вынуты, а чтобы не было дырок, прибита подошва. Мы тогда жили в коммуналке,
в одной комнате нас было человек шесть-семь. Когда я переехал в Москву,
сначала жил в общежитии. Ну, а потом мне дали комнату, где мы какое-то
время с Ольгой Леонидовной обитали.
— Раз вы упомянули имя жены, не расскажете, как с ней познакомились?
— Это произошло еще в Днепропетровске… Поженились мы в 58-м, значит, уже
45 лет вместе!..
— Вы общались со многими легендарными игроками… Что, например, вспомните
про Пеле? Приходилось с ним играть?
— Нет, ему повезло, против меня он на поле не выходил! Мы с ним познакомились
уже в силу журналистских дел… Надо сказать, что у него каша в голове,
мы с ним могли целый час беседовать, а на следующий день он уже не помнил,
о чем мы говорили… Или как-то мы вместе летели в самолете, я помог ему
найти вещи, потом через пару месяцев он вообще не помнил, кто я такой.
— По окончании спортивной карьеры вы сразу попали на телевидение?
— Нет. Я на тот момент стоял на перепутье. Посещал курсы французского
языка — меня готовили к работе в развивающихся странах. Какое-то время
работал корреспондентом спорта на радио, коллектив был блестящий, дело
пошло хорошо. Потом на некоторое время я уехал в Африку, в Чад, где работал
тренером…
— Откуда у вас так хорошо поставлена речь?
— Я всегда очень много читал и, кстати, здорово писал сочинения! С ошибками,
правда… К тому же когда я читаю, ловлю себя на мысли, что уже подсознательно
прикидываю, как могу тот или иной эпизод использовать в своем репортаже.
— Многие любят собирать комментаторские перлы…
— Понимаете, чаще всего все эти перлы смешны, если их вырвать из контекста.
Кроме того, разговорная речь сильно отличается от того, что мы пишем.
Хотя бывает, конечно, скажешь, а потом сам смеешься… Но некоторые телезрители
своей критикой могут и достать. Помню, у меня была переписка с одним студентом-филологом
из Киева, которому, видите ли, не нравилось, что я увлекаюсь профессиональными
оборотами речи… Ну, например, «первая нога», «задняя нога». Но это все
наша спортивная терминология, а не оговорки! Но он не унимался. В итоге
я написал ему ответ в лучших традициях эпистолярного жанра, дополнив его
известной эпиграммой «Осел ослу бессилен помочь в приобретении извилин»!
Ну это на телевидении восприняли как взрыв бомбы: «Оскорбил, унизил!»
И тут же организовали коллективное письмо председателю Гостелерадио Лапину.
Тот отписал нашему начальству — Иваницкому, мол, прошу переговорить с
Маслаченко. Он переговорил: когда я ему все объяснил и показал, хохотал
больше меня.
— Владимир Никитович, давайте перейдем к современному футболу.
— К величайшему сожалению, современный футбол не вытекает из того опыта
и традиций, которые были у предшествующих поколений. Хотя и работают у
нас по большей части тренеры, прошедшие школу того времени. Это происходит
в том числе и потому, что наш футбол захлестнула волна легионеров. Они
отличаются друг от друга и от наших футболистов всем — языком, стилем,
образом жизни. Говорят, что футбольный язык всем понятен. Блеф! Если не
общаться хоть как-то на одном языке друг с другом, взаимопонимания не
будет. Это нонсенс, когда вратарь-иностранец, ни бельмеса не понимающий
по-русски, должен управлять обороной. Я уже устал повторять слова Кройфа:
«Если вратарь много падает за мячом, суетится и т. д., это не значит,
что он хороший вратарь. Скорее всего он не смог организовать работу защитников!»
Сермяжная правда!
Я не ностальгирую по прошедшим временам. Но существуют элементарные принципы,
отработанные многими поколениями как у нас, так и за рубежом. Игра проста:
если мяч у нас, мы атакующие, если потеряли его хоть на мгновение, мы
уже обороняющиеся. И вратарь, заметьте, первым начинает атаку, это его
задача. Дальше подключаются защита, полузащита, нападение… Футбол — коллективная
игра, в этом вся его философия. И в начале всего — слово, понимание между
людьми. Классический пример, приводившийся неоднократно Гавриилом Качалиным.
Однажды Эдуард Стрельцов отдал пас Валентину Иванову, своему приятелю,
а не Сергею Сальникову, как надо было, по мнению тренера. Словом, Качалин
усмотрел в этом нарушение принципа коллективной игры. Хотя Иванов и забил,
он все равно очень жестко спросил Стрельцова: «В чем дело?» Эдик ему испуганно
объясняет: «Гавриил Дмитриевич, а разве вы не заметили, что Валек стоял
лицом к воротам, а Сергей Сергеевич боком, ему еще развернуться надо было!»
Вот это мысль! Биокомпьютер! Что хочу сказать: между тренером и игроками
должен быть контакт, чтобы они изъяснялись на языке, понятном каждому.
Пусть этот язык будет хоть из пятого тома Даля…
— Переходя к более конкретным моментам… Как оцените поражение сборной
в матче с албанцами?
— Надо отдать должное Газзаеву, что он пошел по пути привлечения в сборную
в первую очередь молодежи из российского чемпионата. Но, возможно, я слишком
требователен: эти футболисты не полностью отвечают статусу игрока такой
страны, как Россия. Пока попытки объединить их во что-то целое не увенчались
успехом. И Газзаев сам это прекрасно понимает. Но у Валерия Георгиевича
часто эмоции преобладают над прагматизмом. Отсюда крайне неудачный состав
в матче с Албанией. В игре не было видно четкой идеи. Уповали на умение
каждого игрока в отдельности, мол, сами разберутся. И еще: наши тренеры
и игроки не представляют себе четко, что такое настоящая организация игры
в обороне. Вот почему эти нелепые ошибки наших игроков, которые, в общем-то,
играть в футбол умеют. И уж совсем Газзаев не прав, ссылаясь на то, что
голы нам забивались с нарушением правил. А почему вы допустили то, чтобы
правила были нарушены?! Я не согласен с утверждением, что албанцы сыграли
сильнее нас. Нас не обыграли, мы дали себя обыграть.
— Что можно сказать по итогам первых туров чемпионата?
— Не побоюсь быть нескромным: у меня стопроцентный футбольный вкус и слух.
Так вот, я не вижу среди легионеров игроков, которые были бы сильнее наших.
Даже самый дорогой в нашей истории легионер, безусловно, талантливый чех
Ярошик, еще должен доказывать и доказывать свой класс. Вся эта трансферная
суета порождает общее мнение, что нас ожидает интересная борьба с участием
большего количества клубов. Но возникает вопрос: а кто же будет последним?
Правда, один хороший человек из мира футбола сказал, что половина команд,
если не больше, будет бороться за выживание. Интересная мысль, между прочим…
В общем, уже ближайшие туры должны подтвердить или опровергнуть мысль
о более высокой конкуренции и закрученной интриге.
О персоналиях говорить пока сложно… Привлекает «Уралан» со своими итальянцами
(впервые в нашей истории в российском клубе играют футболисты из Италии).
Игра «Спартака» пока не устоялась, но я верю в его будущее. И в первую
очередь это основано на чемпионских традициях клуба. Игроки «Локомотива»
в последнее время расслабились, ведут себя немного по-пижонски, мол, им
все дозволено. Их игра с «Зенитом» — яркий пример неумения быть чемпионами.
И клубу будет сложно подтвердить свое звание. ЦСКА недвусмысленно декларирует
намерение на этот раз не доводить дело до золотого матча. Но с этим не
согласны и «Спартак», и, конечно, «Динамо». Очень амбициозные люди в «Крыльях
Советов». Вообще, я думаю, все смешается в российском футбольном доме!
Нельзя пока никого однозначно записать в лидеры, равно как и в аутсайдеры.
Будут еще перерывы, переносы, матчи сборной и еврокубки. И вот тут-то
мы и посмотрим, кто чего стоит.
— Затрону тему золотого матча. Нужен ли он вообще?
— Он имеет смысл лишь как спортивное коммерческое шоу… В принципе любая
команда на земном шаре может собраться на игру так, что повергнет любой
суперклуб. Это кубковый вариант, и он слишком непредсказуем. Чемпионат
должен быть закончен точно в срок и по тем показателям, которых добился
конкретный клуб: количество очков, забил больше, пропустил меньше, выиграл
в очных встречах. Это и будет чемпион.
— Вспоминая игры «Локомотива» в Лиге чемпионов в прошедшем феврале, равно
как и «Спартака» в 2001-м, хочется спросить: есть ли у наших клубов шансы
успешно играть в Европе зимой?
— Времена, когда «Спартак» мог удивлять, прошли… Нашим клубам все труднее
и труднее выступать на европейской арене как зимой, так и в другие времена
года. Я это обосновываю еще и тем, что над нашим футбольным хозяйством
еще предстоит очень долго и серьезно работать. Наступает эпоха искусственных
полей. Тридцать лет я говорю об их необходимости. И не только для того,
чтобы на них играли мастера. Они нужны рядовым любителям футбола, мальчишкам
со дворов. Постройте несколько таких полей, и это сразу вызовет любопытство:
а что это такое — вокруг снег, а тут изумруд! На такие поля придут и стар
и млад. Я думаю, футбол скоро частично уйдет под крыши. Изменится техника
игры, подготовки, тренировок. Мы должны в этом деле заглядывать хоть немного
вперед. В общем, надо перестраиваться, и чем быстрее это сделаем, тем
раньше станем страной, которая гордится не только своим славным прошлым,
но и настоящим!
Михаил БЕДНОВ
Журнал «ТВ-Парк», 17.04.2003
* * *
«НАШИ ВРАТАРИ ОЧЕНЬ СЕБЯ БЕРЕГУТ И НИЗКО ПРЫГАЮТ!»
Он собран, подтянут, галантен и очень пунктуален. В работе, спорте, общении
с женщиной нацелен только на победу. Он узнаваем. И ему это нравится.
Хотя своей популярностью старается не пользоваться. В самых крайних случаях
- совсем чуть-чуть, общаясь с гаишниками или с молодыми сотрудницами на
работе. Что делать: у него есть все основания обращать на себя внимание,
иногда хвастаться и гордиться собой. Потому что он — знаменитость. От
этого никуда не денешься...
Комментатор и бывший вратарь Маслаченко беседу начал с рассуждения о низкой
летучести наших вратарей.
— По сравнению с советскими временами школа подготовки вратарей у нас
отсутствует. Играют кто во что горазд. А ведь у нас была лучшая в мире
школа подготовки вратарей. В советской вратарской школе уделяли много
времени подготовке прыгучести вратаря. Вратарь должен был прыгнуть — и
не раз — на 1.70 и иметь запас 10 сантиметров и более. Я знаю, что нужно
сделать, чтобы наши вратари начали летать. Но меня никто не спрашивает.
— В 1961 году «Огонек» вручил вам приз «Лучший вратарь года». А кого бы
вы назвали лучшим вратарем нашего теперешнего футбола?
— Сегодня нет вратарей того уровня, что были в наши времена. К тому же
все наши вратари уступают зарубежным. А в наше время мы превосходили иностранцев.
Достаточно хорош Овчинников. Это лучший вратарь нашей страны. Но почему
тогда он не востребован ни в одном европейском клубе? Он мог появиться…
но в заштатной команде. Нигматуллин не развил бурной деятельности за рубежом
и оказался на вторых ролях в сегодняшнем футболе.
— А чем вратари вашего времени отличаются от современных?
— Берегут себя много. Мы на поле клали живот, играя за престиж страны,
а не за деньги. А современные вратари и за деньги-то играть не могут.
Посмотрите, какие нелепые номера себе на футболки понавесили! Спины не
хватает, чтобы 105 написать! А толку-то…
Маслаченко - спортивный кутюрье
Было время, когда спортсмен Маслаченко сам шил себе вратарские трусы с
ватными подкладками по бокам: чтобы падать не так больно было.
— У наших спортсменов был дефицит одежды?
— Дефицита трусов не было. Но… требовались новации. Вратари в штанах не
играли никогда. Играли только в трусах. Всему и везде было холодно. Но
— терпели. Играть в штанах считалось дурным тоном. Наша форма была красивой,
но несовершенной, и каждый заботился о себе сам. Я вот сшил себе трусы.
А спортивные штаны были, скорее, модной одеждой. В них ходили на парад,
на танцы. Вратари их надевали, когда мороз был больше пятнадцати градусов.
А так играли в трусах!
Еще одним спортивным изобретением Маслаченко стали специальные вратарские
ботинки.
— Основой моего изобретения послужили ботинки «прощай молодость». Потому
и мои друзья начали заимствовать у меня эту технологию. Мои эксклюзивные
ботинки жили у меня, пока их моль не съела. У меня, между прочим, есть
еще одно изобретение: взял я как-то самые обычные ширпотребовские шерстяные
перчатки, купил простейшие накладки для настольного тенниса, с пупырышками,
вырезал и наклеил на перчатки. Был — как у Христа за пазухой.
О современном футболе
— Многие терзаются вопросом: у нас такая большая страна, а хорошей команды
так и не набралось…
— Дело не в величине страны. В Китае, например, нет хорошего футбола и
в Индии тоже, а народу сколько! Тренироваться лучше надо.
— Может, у нас тренеров нет хороших…
— Дело не в тренерах. А в отношении к игре. Вот возьмите хотя бы французов.
Они все на свете придумали в международном футболе: Олимпийские игры,
чемпионат мира, Кубок европейских чемпионов, чемпионат Европы… Но при
этом долго ничего не выигрывали!!! А футбол их жил! И считался очень приличным.
Игроки этой страны были желанны во многих европейских клубах. Копа играл
в мадридском «Реале», когда тот был в зените славы. Или та же Испания…
Тоже долго ничего не выигрывала, потом у себя в финале чемпионата Европы
с большим надрывом победила наших — 2:1. Всё! Чемпионами мира они никогда
не были. А мы-то ведь все-таки играли в полуфинале чемпионата мира!
— Как вы оцените последние успехи наших футболистов?
— Чувствую иронию в вашем вопросе. Это приятно. Я сам в последнее время
позволяю себе иронизировать насчет наших побед. Успехи будут тогда, когда
мы выиграем у команды Уэльса. Два раза подряд. Но сборная Уэльса тоже
почему-то хочет выиграть и поехать в Португалию. Как вы думаете, что из
всего этого выйдет? Зато у нас останется главным тренером Ярцев. У него
будет еще несколько лет, чтобы подготовить команду к следующему этапу
— отборочному циклу чемпионата мира. Настоящей была победа «Локомотива»
над «Интером». Это сильная победа. Оказывается, и мы умеем! Но предстоит
ответная игра против «Интера» в Милане. Мне бы очень не хотелось оправдываться,
комментируя этот матч. Предстоит встретиться и с Украиной, если политические
проблемы с Тузлой не помешают. А ну как украинские националисты призовут
своих спортсменов с нашими не играть? Им, конечно, поражение засчитают,
но мы-то привыкли очки зарабатывать, а не получать просто так…
Футбольные интриги
— Какие у вас были отношения с Яшиным?
— В последнее время этот вопрос усиленно муссируется моими оппонентами.
Чего, мол, ты себя выпячиваешь. Я на легенду не претендую. Но так сложилась
жизнь, что мы оказались в одном месте в одно время. Я чуть позже, он чуть
раньше. Я занялся спортом, а не физкультурой, и цель у меня была одна
— побеждать. Поэтому, когда мы очутились в одной команде, поставил себе
цель: Яшина обыграть! Но при этом отношения у нас были отличные. Да, я
не любил тренироваться вместе с другими вратарями, потому что не хотел
делиться своими тайнами. На меня за это обижались. И зря. В 1962 году
перед чемпионатом мира в Чили Яшин подошел ко мне и сказал: «Играй ты.
Я не готов». У меня оставалось десять дней, и я понял: победа моя. Но…
на следующий же день мне сломали мою рожу, и я отправился на операционный
стол. Вышло так, что абсолютно не готовый Лева и сломанный Маслак поехали
на чемпионат мира. И… проиграли.
— Кто вам лицо сломал?
— Один местный парень. Я вышел играть на поле, бросился ему в ноги, а
он вместо мяча врезал мне по лицу. Осмотрев меня, местный док сказал,
что с футболом придется расстаться. Я пять часов пролежал на операционном
столе. Но… через два месяца уже был снова в строю. И пылил еще девять
лет.
— Маслак — ваше единственное прозвище?
— У меня их три. В детстве меня звали Козел. Потом — Маслак. А в «Спартаке»
свои меня звали Шурой. Балагановым.
Спартаковские «уши»
Маслаченко, как бы ни относились к нему критически настроенные болельщики,
новатор своего дела. Он первым из комментаторов стал говорить со зрителями
не только о футболе (или любом другом соревновании, которое комментировал)
и рассказывать не только то, что творится на поле, но и беседовал «за
жизнь». Вывел сухой комментарий за рамки простой констатации факта. И
— сразу нарвался. Столько смешных фраз и оговорок, вырванных из контекста,
не имеет в своем арсенале ни один комментатор.
— Готовясь к нашей встрече, я обнаружила в Интернете несколько сайтов,
содержащих ваши комментаторские «перлы».
— Каждый человек что-то коллекционирует: марки, яхты, машины. Почему бы
не коллекционировать мои высказывания? Тем более что перлы я выдаю в каждом
репортаже, и не по одному. И все-таки согласитесь, что до Черномырдина
мне еще далеко. Он у нас в этом деле номер один.
— Что в игре как таковой вас больше всего интересует?
— Разбор полетов вратарей. Этот предмет я знаю на «отлично», у меня на
футбол идеальный слух и нюх. Все это пропущено через мои лимфатические
узлы, удары, переломы, мышцы. А еще я великолепно провожу разборы судейской
деятельности. Поэтому для многих судей я настоящий враг. Я часто порчу
житуху некоторым тренерам и игрокам. Пусть народ видит, как они халтурят!
— Многие неспартаковские болельщики обижаются на вас за излишнюю любовь
к команде своей молодости. Говорят, в решающих матчах вы прокалывались,
выказывая свою проспартаковскую позицию. В связи с этим вас даже перекрестили
в Мясначенко, потому что «Спартак» — это по-болельщицки «мясо».
— Ха-ха-ха! Для меня это новость! Клянусь, не знал! Слышал, что на меня
сердятся, потому что я слишком выпячиваю свои спартаковские «уши». Они
действительно торчат: куда от этого деваться? Но все знают и о том, что,
когда «Спартак» играет плохо, я его не оправдываю и говорю открыто: это
результат бездарной работы. И сегодня скажу: «Спартак» работает бездарно!
К тому же никогда мои симпатии к «Спартаку» не становились антипатиями
к другим командам. У меня всегда хватало ума и такта воздать должное противникам
«Спартака».
Я памятник себе воздвиг...
Было дело, когда с Маслаченко японцы снимали антропометрические данные.
Сам он так описывает этот случай.
— Действительно, я — как памятник. Включите сегодня телевизор, там будут
играть в футбол, и там вы увидите памятник мне. Этот памятник вы увидите
в любой игровой день в любой стране.
— ???
— Потому что я был первым и единственным в стране вратарем, который взял
на вооружение и овладел в совершенстве вводом мяча рукой из-за плеча,
из-за головы. Никто до меня так не делал. А сегодня делают все! Я достиг
такого уровня в этих подачах, что о-го-го! На меня за это тренеры и игроки
наезжали: что это, мол, за чертовщина! Еще бы! Кроме Яшина у нас тогда
никто никаких новаций себе позволить не мог! Да пошли вы все на фиг! Мы
писали от восторга: ах, какой Пеле, ах, какой Зидан! А своих не замечали!
Так вот японцы, увидев этот мой финт, не поверили, что обычный человек
ТАК может бросать мяч, и приехали меня замерять. Но ничего выдающегося
во мне не обнаружили.
— Вы материтесь на поле и вне его?
— Вне поля часто приходится говорить «ерш твою медь!». В репортажах дальше
«елок-палок» не захожу. Думаю, что собирателей моих пассажей это вряд
ли возбудит. Искусством крепкого словца владею, чего уж тут скрывать.
Но на поле не пользовался, потому что в наше время за это с поля выгоняли.
Мгновенно! Невзирая на титулы и популярность. А сейчас это нормальное
объяснение в любви между игроками даже внутри команды. Но, сказать по
правде, русский человек без этого не может.
Тут же, вдохновенно закатив глаза, читает стих:
— «Ядрена мать» для русского народа — что соль во щах, что масло в каше.
«Ядрена мать». Нет слова краше.
— Владимир Никитович, была ли дружба между земляками Маслаченко и Лобановским?
— Были товарищеские отношения. Были дискуссии, были нападки со стороны
Лобановского, который считал себя тоже гением, не понятым до конца на
футбольном поле. Он очень болезненно следил за моими комментариями и один
раз незаслуженно оскорбил. Это было в Германии. Я прокомментировал его
несправедливое отношение к одному игроку. Ему тут же донесли, он вспылил.
Налетел на меня в гостинице. Потом, правда, извинился. Я — добрый человек,
его простил. Хотя еще минута его пламенной речи, и тяжелые предметы полетели
бы в его сторону. А промахиваюсь я редко.
О маленьких слабостях
— Спортсмены — люди азартные и увлекающиеся. Это влияет на личную жизнь?
— Можно, конечно, всю жизнь любить одну Лауру и посвящать ей свои подвиги.
Или вот как Руслан Людмилу. Скучная жизнь у него была… Хороший малый,
носился там где-то… Но позиция Пушкина мне ближе. Я это к тому, что муза
и у спортсмена должна быть. У меня это — любимая жена. Мы вместе 45 лет.
— Насколько вы в молодости соблюдали спортивный режим?
— Режим — дело святое. Но могу с гордостью сказать, что в наше время бытовала
присказка: «Кто не пьет — тот не играет!». Бывали среди нас экземпляры,
которые могли зажечь так, что нынешним даже не снилось. А потом шли в
баню, парились так, что мало не покажется, а заканчивалось все это в «Арарате».
И эти люди играли лет до 35-38. И как! А нагрузки тогда были не меньше,
а больше. Я в этом вас уверяю! Никаких реабилитационных центров в природе
не существовало, была Центральная баня и Сандуны.
— А с едой как дела обстояли?
— Мясо давали три раза в день! Представляешь, что это такое для людей,
выросших в голодные годы?! И на такой еде бегали, прыгали, побеждали,
брали кучи медалей!
— А сейчас что, кормят хуже?
— Дело не в кормежке. Раньше спорт был идеологией, а сейчас — просто бизнес.
Скромность украшает
— Вы на поле с Пеле встречались?
— Пеле повезло, что он против меня не играл! Мы встречались много раз.
У меня хранится его автограф 1962 года, с чемпионата мира в Чили. Я, как
известно, был весь переломанный, он тоже с травмой. Мы сидели бок о бок
на трибуне стадиона в Сантьяго, на матче Чили-Бразилия. Я попросил его
расписаться на билете участника. Прошли годы, Пеле приехал в Москву. Я
делаю с ним интервью, на которое специально принес именно тот билет участника
чемпионата 62-го года. Показал. И он вспомнил!!! Но не это главное. Еще
я взял с собой его автобиографическую книгу. Миллионы неграмотных бразильцев
ради того, чтобы узнать, что же навалял в этой книге Пеле, учились читать!
В Союзе эту книгу издали двадцатью годами позже. Случилось это только
благодаря мне. Я написал на книгу настолько убедительную рецензию, что
господа из ЦК КПСС согласились ее печатать. Я редактировал небрежно переведенную
рукопись. Проверял каждый факт, каждую запятую. А потом и предисловие
написал. Это был настоящий подарок нашим болельщикам. Так вот лично Пеле
эту книгу мне подписал.
— Что думаете о покупке «Челси» Абрамовичем?
— Хм… Когда он это сделал, я представил себе его компашку и близкое окружение
таких же кошельков. И Рома произносит одну-единственную фразу: «Как я
им всем всунул!». Ха-ха-ха! А если серьезно, он блистательно продемонстрировал,
как надо вывозить деньги из страны и как их грамотно разместить.
— Есть ли у вас друзья в современном футболе?
— Нет.
— В октябре исполнится 15 лет, как сборная СССР стала чемпионом на Олимпиаде
в Сеуле. Вы комментировали этот матч. Что испытывали, когда Савичев в
дополнительное время забил гол Бразилии?
— Вся штука заключается в том, что я лично попросил его об этом вслух
на всю страну! И он это сделал! Ну что может испытывать человек, когда
его просьба уважена?
— Вы пользуетесь своей популярностью?
— Если б пользовался, давно был бы олигархом. Но я слишком скромен.
— Говорят, друзья-студенты рисовали на вас карикатуры в стенгазетах.
— О!!! С каким наслаждением они высмеивали мое стиляжничество, мою «несоветскость»!
Меня изображали в длинном пиджаке, длинных синих брюках и ботинках на
толстенной подошве, в ярких носках и с коком на голове. Раз в месяц меня
за внешний вид с усердием утюжили. Но что поделаешь, хорошему вкусу я
не изменяю: ни в одежде, ни в спорте.
Не музей, а просто дом
Обычно квартиры знаменитых спортсменов к концу их карьеры напоминают музеи,
а не простое человеческое жилье. Квартира Маслаченко — исключение. На
виду — никаких напоминаний о его звездном футбольном прошлом. Где-то в
уголке книжного шкафа ютится знаменитый кубок «Огонька» с надписью: «Лучшему
вратарю». Вот, пожалуй, и все.
— Мой дом там, где моя библиотека, — признается Владимир Никитович. —
Домов у меня много…
— Это как?
— Гараж, маленький домик в Тверской области, который я называю палаткой
с удобствами, машина, дача…
— Богатый вы человек!
— Как же! Одна «Нива» чего стоит! И дом, к которому без вездехода не доберешься.
Лучше — по воде. У меня для этого специальный транспорт имеется — крутая
моторная лодка.
— А что, Владимир Никитович, умеют ли знаменитые спортсмены и комментаторы
по дому хозяйствовать, гвоздик в стену вбить, картинку повесить? Картин
у вас много…
— Я в своей квартире все этими самыми вратарскими руками сделал! Вот,
посмотрите, ванну сам перепланировал, сделал практически маленький бассейн!
А вы — «гвоздь»!
Холл квартиры комментатора охраняют рыжий пудель (настоящий) и «Мао Цзэдун»
(маска, привезенная из далекой африканской страны, где Маслаченко два
года тренировал футбольную команду).
—
Зачем вы это страшилище у входа повесили?
— Я очень дерево люблю. Оно живое. А именно за этой маской ездил в полудикое
африканское племя, практически рискуя жизнью. Хотелось по-настоящему африканскую
вещь домой привезти, а не подделку, которых в любом аэропорту Кении или
Египта полно. Она заговоренная.
— А вот про гараж… Вы поддерживаете мужскую традицию смываться туда «от
жены, от детей»?
— Я что — не настоящий мужик? Один раз за любовь к гаражу чуть не поплатился.
Было это так… Вообще-то я заначек от жены не делаю, а тут черт попутал.
Я всю жизнь мечтал о маленькой яхте. И — чудо! — в Питере мне пообещали
небольшую яхточку смастерить. Я продал все свое дорогое спортивное снаряжение,
запрятал деньги в сокровенном месте, в гараже, и стал терпеливо ждать.
И тут, как назло, мне пришлось уехать в командировку. И — в этот самый
момент — грянула павловская реформа! Меня чуть удар не хватил: сижу за
границей и ничего сделать не могу! Хорошо, помог товарищ, который умудрился
без меня гараж открыть и мою заначку спасти.
— И как — удалось купить кораблик?
— Удалось, на свою голову. Он стоял на Истринском водохранилище. Хулиганы
его как липку ободрали, даже веревки стащили, которыми он привязан был.
Игрушку пришлось продать. Сейчас у меня парусная доска нового поколения.
С тех пор, как я этим делом заболел, все время чувствую, что у меня в
голове ветер.
Маслаченко и сам не знает, сколько книг у него на даче, в его знаменитой
библиотеке. Но дома — тоже немало, целые стеллажи. Особая гордость — коллекция
самых разных изданий анекдотов (собирал, но остыл) и прижизненное издание
— шестьдесят томов! — Сименона. Сименона Владимир Никитович читает в оригинале.
— Откуда такая любовь к французскому?
— Потому что во времена моей молодости этот язык был языком футбола. Однажды
я просто влюбился в Марсель, во Францию. И это навсегда.
Книги не единственное нефутбольное увлечение комментатора. На почетном
месте, рядом с книгами, — почтенная полка с компакт-дисками. Владимир
Никитович — великий знаток и тонкий ценитель джаза. С нежностью перебирает
диски, наконец находит нужную мелодию. Включает. Слушает завороженно.
Эта восторженность невольно передается и мне. Надоедать вопросами уже
не хочется, не хочется рушить гармонию звуков.
— Джаз у меня везде, — признается хозяин, — дома, в машине, на даче… Я
его обожаю: он отвлекает от грустных мыслей о действительности и о судьбе
нашего футбола.
Блицинтервью
— В каких радиопередачах, кроме спортивных, вы бы участвовали?
— В джазовых.
— Как вас зовут домашние?
— Любое невнятное речевое проявление — обращение ко мне. Тогда я понимаю
без слов: надо выгулять собачку и принести хлеба.
— Ваши любимые киноактеры?
— Бельмондо и Ален Делон. Наши могут не напрягаться.
— Какой вы дедушка?
— Внучки считают: самый классный!
— От чего устаете?
— От безделья.
— Чего не успели еще сделать в жизни?
— Я ничего на потом не откладываю.
— За что вас чаще всего ругает жена?
— О! Оснований у нее целая куча! Всегда! Каждый момент!
Газета «Известия», 16.11.2003
ПЕРВАЯ |
ОЛИМП |
НЕОФИЦ |
ДАТА |
МАТЧ |
ПОЛЕ |
и |
г |
и |
г |
и |
г |
1 |
-1 |
|
|
|
|
19.05.1960 |
СССР - ПОЛЬША - 7:1 |
д |
2 |
|
|
|
|
|
18.06.1961 |
СССР - ТУРЦИЯ - 1:0 |
д |
3 |
|
|
|
|
|
24.06.1961 |
СССР - АРГЕНТИНА - 0:0 |
д |
4 |
-3 |
|
|
|
|
01.07.1961 |
СССР - НОРВЕГИЯ - 5:2 |
д |
5 |
-4 |
|
|
|
|
10.09.1961 |
СССР - АВСТРИЯ - 0:1 |
д |
6 |
-5 |
|
|
|
|
18.11.1961 |
АРГЕНТИНА - СССР - 1:2 |
г |
7 |
|
|
|
|
|
22.11.1961 |
ЧИЛИ - СССР - 0:1 |
г |
8 |
|
|
|
|
|
27.04.1962 |
СССР - УРУГВАЙ - 5:0 |
д |
ПЕРВАЯ |
ОЛИМП |
НЕОФИЦ |
|
и |
г |
и |
г |
и |
г |
8 |
–5 |
|
|
|
|
|