Главная
Матчи
Соперники
Игроки
Тренеры

ИГРОКИ

Фридрих МАРЮТИН

Марютин, Фридрих Михайлович. Нападающий. Заслуженный мастер спорта СССР (1951).

Родился: 7 октября 1924, город Астрахань (родился на теплоходе, следовавшем из Баку в Астрахань). Умер: 9 сентября 2010, Санкт-Петербург.

Клубы: «Зенит» поселок Подлипки /ныне – город Королев Московской обл./, «Калининец» Свердловск (1944–1945), «Зенит» Ленинград (1946–1956), «Авангард» /«Адмиралтеец»/ Ленинград (1957–1958).

За сборную СССР сыграл 1 матч

(в том числе за олимпийскую сборную СССР - 1 матч*).

Участник Олимпийских игр 1952 года.

*  *  *

«ВСЮ ЖИЗНЬ НЕНАВИЖУ ПРОИГРЫВАТЬ»

Среди читателей «Невского времени» немало людей старшего поколения и им не нужно объяснять, кто такой Фридрих Марютин. Болельщики со стажем и сейчас узнают его при встрече, живо вспоминая виртуозную, хитроумную игру, неожиданные для соперников и удобные для партнеров ходы, выверенные передачи, после которых было трудно не забить и, конечно, голы. Сегодня заслуженному мастеру спорта, одному из лучших форвардов за всю историю «Зенита» Фридриху Михайловичу Марютину исполняется 75 лет.

С мячом не расставался

— Вас все вспоминают, как игрока очень техничного, мастерски обращавшегося с мячом. В отличие от современных футболистов, обучавшихся с раннего возраста в специализированных школах у профессиональных тренеров, вы — самоучка, откуда же эти навыки?

— Я все детство не расставался с мячом, все время играл — пусть тряпичным, пусть резиновым, даже теннисным. Не помню, чтобы мы — мальчишки дрались, мы все время играли — улица на улицу, класс на класс в футбол, волейбол, баскетбол, зимой в хоккей, в хоккей с мячом, конечно. Подмосковный город Подлипки, где я вырос, он потом назывался Калининград, а теперь Королев, был очень спортивным. Много было площадок, полей, но желающих поиграть было столько, что нам — младшим — места не хватало. Хорошо, что рядом с городом был лес, а в нем много полян, шли туда. Так, наверное, я и отработал многие технические приемы.

— А футбол в исполнение мастеров тогда часто видели?

— В Калининграде большой оборонный завод, на нем была команда «Зенит» и в гости к ней нередко приезжали московские клубы «Спартак», «Торпедо», ЦДКА. Мне по тем матчам особенно запомнился Григорий Федотов, тогда только начинавший, игравший еще не центрального нападающего, а левого крайнего. Изумительный был футболист.

— Вы в юности серьезно относились к футболу, думали о нем, как о профессии?

— Нет, конечно. Отец не одобрял моего увлечения спортом, считал, что он отбирает время у более серьезных занятий, ворчал часто. Мама как-то купила в московском магазине бутсы, так дала их мне тайком от отца, чтобы я потихоньку надел и побежал на тренировку. Футболистом становиться не собирался, после школы пошел учиться на токаря, а мастер в училище, и сейчас помню его фамилию — Червяков, играл в заводской команде защитником. Поэтому я футбол не бросил, у наставника своего занимался и токарным делом и под его же руководством играл. Когда началась война, наш завод эвакуировали в Свердловск. Всю войну я работал токарем. Тяжело было, уставал очень сильно, работали по две смены, голодали… Снова о спорте вспомнил в конце войны, когда в 1944-м на заводе организовали команду, в ней я играл в футбол и хоккей с мячом. После победы отец сказал: «Иди учиться, поработал уже». Я поступил в физкультурный техникум.

Отдать голевой пас мне нравилось больше, чем забить самому

— Как вас заметили тренеры ленинградского «Зенита»?

— В то время спортивное общество «Зенит» объединяло команды заводов оборонной промышленности. Народный комиссар этой отрасли Дмитрий Устинов распорядился провести в начале 1946 года сбор зенитовских команд со всего Советского Союза, чтобы лучших игроков отобрать для ленинградского «Зенита». Тогда в Ленинград взяли из команды Таганрога Ивана Комарова, из Свердловска меня и Валентина Ковалева. Правда, если Комаров и Ковалев сразу заиграли, то я старшему тренеру «Зенита» Михаилу Бутусову поначалу не понравился. Он вообще не хотел меня брать, но его убедили авторитетные игроки, обладатели Кубка СССР 1944 года — Алексей Яблочкин, Виктор Бодров, Николай Копус, Алексей Пшеничный. Весь сезон отыграл за дубль, не знаю, чем я не приглянулся Бутусову, у каждого тренера свой взгляд на игроков.

— Вы пришли в «Зенит» готовым игроком или многому пришлось учиться?

— Не скажу, чтобы у меня совсем не было недостатков. Сильным ударом я не обладал, но все же не чувствовал, что слабее других. В меня поверил Иван Таланов, сменивший Бутусова в следующем году. В 1947-м первый матч мы играли с «Торпедо» в Москве, Таланов поставил меня в «основу», я забил гол, «Зенит» выиграл. И с того момента игра у меня пошла.

— Ваше амплуа — инсайд или полусредний нападающий давно уже не существует. Что входило в ваши обязанности на поле?

— Инсайды играли примерно также, как нынешние атакующие полузащитники. Надо было и атаковать, и отрабатывать сзади, связывать центрфорварда с крайними нападающими, непрерывно двигаться. До моего дебюта правого полусреднего играл Николай Павлович Смирнов, а правого крайнего — Борис Яковлевич Левин-Коган. Он был очень вынослив, хорошо боролся за мяч и тренеры перевели Бориса в полузащиту, на его месте начал играть Смирнов, а на позицию Смирнова поставили меня. С Николаем Смирновым мы понимали в игре друг друга отлично, часто менялись местами, запутывая защитников — я уходил в край, а он смещался в центр. Полузащитники «Зенита» вперед редко шли, мяч старались побыстрее нам доставить.

— Вы один из лучших бомбардиров «Зенита».

— Мне больше нравилось, когда с моих подач забивали. Тогда не принято было после гола целоваться, устраивать на поле кучу-малу, но я всегда подбегал поздравить, пожать руку, а меня благодарили за передачу. У нас мощная была атака — Иван Комаров, Анатолий Коротков, Александр Орлов, затем заиграл Саша Иванов, было кому отдать пас. Сам забивал пореже, и как-то так получилось, что «моей» командой был московский «Спартак». Ему от меня доставалось почти каждый год, однажды я им три гола забил в Москве, когда мы выиграли 4:0.

— В первые послевоенные годы борьбу за звание чемпиона СССР вели московские клубы ЦДКА и «Динамо», еще несколько команд, в том числе и «Зенит», боролись за третье место, но ни разу команда не выиграла медалей. Почему не удалось достичь успехов?

— Несколько раз мы были близки к призовому месту — в 1949-м, 1950-м, а в 1953-м нам вообще оставалось выиграть всего один матч — в Вильнюсе, у местного «Спартака», который занимал последнее место и уже потерял всякие шансы остаться в классе «А», как тогда называлась высшая лига. Выигрываем и бронзовые медали у нас. Но вильнюсцы, хотя им ничего уже вроде было не надо, боролись изо всех сил и выиграли. Обидно, я — заслуженный мастер спорта, а ни одной медали у меня нет.

Чего нам не хватало — трудно сказать, по-моему слишком часто меняли в «Зените» тренеров. За то время, что я играл, нас тренировали: Михаил Павлович Бутусов, Иван Михайлович Таланов, Константин Иванович Лемешов, Георгий Семенович Ласин, Владимир Иванович Лемешов, Николай Михайлович Люкшинов, Аркадий Иванович Алов. Каждые два года, а то и чаще — новый тренер. У каждого свои взгляды на футбол, на игроков, каждый что-то менял, делал по-своему. Не хватало терпения у руководителей дождаться пока у них дела пойдут, и увольняли одного за другим. Может быть, у Константина Лемешова, которого мы очень любили и уважали, получилось бы сделать «Зенит» призером, но он умер от сердечного приступа, не дожив до пятидесяти.

Футбол был настоящим праздником

— Фридрих Михайлович, о футболе сороковых-пятидесятых вспоминают, как о ярком, незабываемом зрелище, настоящем празднике для людей. А для вас, игра тоже была праздником или все же работой?

— К футболу мы не относились как к работе. Для нас игра всегда была в радость. С детства терпеть не мог проигрывать ни в какие игры, и бывало в товарищеском матче кто-нибудь скажет: «А чего ломаться?», то я всегда возмущался — раз вышли, то надо играть, биться до последнего. Народ очень любил футбол, стадионы всегда были переполнены. Даже когда в Ленинграде открыли стадион имени Кирова почти на сто тысяч мест, билетов было не достать. Нам — футболистам — разрешали купить по 10 билетов, не больше, и, конечно, их не хватало, чтобы раздать друзьям.

— Говорят, что настоящих болельщиков в ленинградском руководстве никогда не было, поэтому очень долго ждали больших побед. Как в те годы относились к футболу «отцы города»?

— Насчет других не знаю, но Петр Попков — первый секретарь обкома партии футбол любил. Два раза в год — перед началом сезона и после закрытия — «Зенит» принимали в Смольном. Выслушивали просьбы, пожелания. Мы просили помочь с жильем, об отдельных квартирах и не думали, радовались комнате в коммуналке. С питанием тогда было плохо, просили дать продуктов команде, когда выезжали на сборы или матчи. В Ленинграде негде было проводить карантин, базу в Удельной ведь построили гораздо позже, нам разрешали пожить на одной из государственных дач на Каменном острове. Попков, помню, всегда отвечал на просьбы прямо — да так да, нет так нет, не было такого: «Мы этот вопрос рассмотрим, взвесим, подумаем».

Это сейчас футболисты хорошо зарабатывают, а мы в то время жили скромно. Зарплата был не выше, чем у квалифицированных рабочих — оклад 1200 рублей, премия за победу — 500. Отдельной квартиры у меня очень долго не было, сперва жил в гостинице «Северная», что тогда была на улице Восстания, в одной комнате нас человек двенадцать набиралось, потом дали комнату на Невском. Только когда я выступал за «Адмиралтеец» и команда пробилась в высшую лигу, почти всех игроков — молодых, холостых — премировали квартирами, тогда и я решился попросить: «Дайте квартиру пусть меньшей площади, чем наша комната в коммуналке, но только отдельную». Вот уже больше сорока лет в этой квартире и живем.

— Наверняка вас приглашали в московские команды?

— Звали в «Спартак», но как-то не очень старались заманить — больших денег не обещали, квартиры тоже. Потом в «Торпедо», но если «Спартак» — знаменитый клуб и я над их предложением задумался, то торпедовцы тогда особо не блистали, «Зенит» играл не слабее и я сразу отказался. Обжился уже в Ленинграде, жена у меня питерская, уезжать никуда не хотела. Вот в ВВС, команду, что опекал сын Сталина — Василий, меня едва не забрали силой, но вмешался нарком оборонной промышленности Дмитрий Устинов. Его очень ценил Сталин, и Василий не стал с ним ссориться, опасаясь гнева отца.

Олимпийские страсти

— Если сын вождя народов был без ума от футбола и хоккея, то, как известно сам Сталин не интересовался спортом. Только однажды — после Олимпиады в Хельсинки он проявил внимание к футболу, разгневавшись из-за поражения сборной СССР от команды Югославии, страны, находившейся с Советским Союзом в состоянии «холодной войны» после конфликта двух диктаторов — Сталина и Тито. А могла ли наша сборная выступить лучше?

— Уверен, если б мы прошли югославов, то играли бы в финале с венграми. У них выиграть было бы очень тяжело, сборная Венгрии тогда блистала, побеждала англичан, итальянцев, у них играли звезды — Пушкаш, Кочиш, Цибор, Грошич. Других сильных команд на Олимпиаде и не было.

— Сезон 1952 года был полностью построен «под сборную». Верно ли мнение, что футболисты перетренировались, перегорели?

— Подготовка началась еще в январе. Тогда Борис Аркадьев и его помощники — Михаил Якушин, Евгений Елисеев, Григорий Федотов собрали больше сорока человек, на четыре состава. Занимались очень много, но я все нагрузки перенес нормально. Затем весной начались тренировочные матчи и я в одном из них получил травму. Отправили домой лечиться, но как только я вышел играть за «Зенит», тут же вернули в сборную. Физически все игроки были готовы нормально, усталости ни у кого не заметил. Перед отъездом на Олимпиаду провели серию матчей с сильными соперниками — венграми, румынами, поляками, болгарами, и сыграли очень хорошо, только венгры выглядели чуть посильнее нас. Выступали, правда, в этих встречах не как сборная СССР, а то как ЦДСА, то как сборная Москвы.

— Первый матч с югославами давно стал легендарным. Проигрывая 1:5, советская команда сумела сравнять счет, но в переигровке уступила. Соперник был сильнее или не повезло?

— У югославов было очень сильное нападение, а в обороне они играли не так надежно. Можно было их обыграть… Помню, там на стадионе часы были рядом с табло, отсчитывали 45 минут. Когда югославы забили пятый гол, то оставалось меньше получаса до конца, тогда мы, наконец, завелись, терять-то уже было нечего. И прижали югославов к воротам, Василий Трофимов отыграл один гол, потом Всеволод Бобров два мяча забил, оставалась минута, мы подавали угловой. Полузащитник Александр Петров — он головой хорошо играл, попросил меня подстраховать, а сам пошел в штрафную. Бесков навесил, Петров выпрыгнул выше всех и сделал счет 5:5. В дополнительное время мы должны были выиграть, атаковали, в штангу попадали. В переигровке я не играл, смотрел, как наши хорошо начали, Бобров быстро забил, потом югославы сравняли счет, хотя мне показалось, что было положение «вне игры», затем английский судья Эллис назначил спорный пенальти, а третий гол мы забили в свои ворота.

Перед матчем шла мощная накачка. Не успеют тренеры дать установку на игру, так начинают выступать партийные работники, комсомольские работники, говорят, что проиграть мы не имеем права, что матч имеет огромное политическое значение… Но о том, что после Олимпиады разгонят команду ЦДСА, накажут тренеров, лишат их званий, этого никто не ждал. Меня эта волна не задела, с меня звание заслуженного мастера спорта не сняли. Только лет десять назад, когда снимали кинофильм «Гол в Спасские ворота» и со мной встречался режиссер, то от него узнал, что всех футболистов сборной хотели репрессировать, отправить в лагеря.

Петербургский пенсионер

Заканчивал играть Марютин в «Адмиралтейце», куда его пригласил Иван Таланов, рискнувший вернуть в футбол форварда, перенесшего тяжелую травму — разрыв крестообразной связки, и оказавшегося ненужным «Зениту». Адмиралтейцам пригодились опыт и мастерство Фриды, как его любовно звали ленинградские болельщики — за один сезон новая команда вышла в класс сильнейших, и несколько лет достойно защищала честь Ленинграда, но решением сверху ее неожиданно расформировали.

Марютин — человек скромный, много лет он трудился тренером в школе «Зенит», в городских клубах, выйдя на пенсию, работал ночным сторожем на зенитовской базе в Удельной. Сейчас один из самых знаменитых футболистов города на Неве — обычный петербургский пенсионер. С футболом Фридрих Михайлович не расстается, старается не пропускать матчи «Зенита». Клуб не забывает своих ветеранов, помогает, делает подарки к праздникам, одним из них стала поездка в Москву на победный для петербуржцев финал Кубка России.

Михаил ГРИГОРЬЕВ

Газета «Невское время», 1999

*  *  *

САМОЛЁТ ОТ СТАЛИНА

Аккуратный питерский дедушка бредет не спеша по Васильевскому своему острову — и никто не смотрит ему вслед. Никто не окликнет. Не подбежит за автографом. А дедушка тот мог бы рассказать, кабы спросили, про величайший матч с югославами на Олимпиаде 52-го, который сборная СССР проигрывала 1:5, но счет волшебно уравняла. Он тот матч отыграл с первой до последней минуты. И помнит все, как сейчас.

О многом может рассказать дедушка с Васильевского. Может достать из ящика альбом с пожелтевшими карточками. Открыть наугад. Достать одну, с истрепанными краями: «Вот — я. А это товарищ Мао, узнаешь? Здороваемся…»

Может рассказать о том, как забивал три мяча «Спартаку» — кто в истории «Зенита» то достижение повторит? Или о том, как на ленинградском аэродроме дожидался его специально присланный Василием Сталиным самолет — только играй, только в ВВС… Рассказывать готов даже с удаленной гортанью. Четыре часа — внятным шепотом. Такого интервью у меня еще не было.

А как утомится Фридрих Михалыч, так достанет «Беломор»: «Горло надо прочистить, говорить трудно…» Затягивается крепко. К великому неудовольствию жены.

…Он идет по Васильевскому острову. До булочной. Не спеша. Никто не смотрит вслед.

ПАРТИЙНЫЕ КРЕСТИНЫ

— Знаете, почему я Фридрих? Это история! Отец мой работал в астраханском пароходстве, матери вот-вот рожать — и оказались они на судне Астрахань — Баку. На обратном пути у нее роды, и вся корабельная партячейка имя мне взялась придумывать. Путем голосования.

— Варианты?

— Карл Маркс. Фридрих Энгельс. Владимир Ленин. Так что мог я и Карлом стать. Но решили — Фридрихом… В Астрахань приплыли — записали.

— А потом Фридрих Марютин стал игроком «Зенита»…

— Ой! Так и это целая история! Вам интересно?

— Очень.

— Во время войны мы в Подлипках жили. Спортивный такой поселочек… Потом эвакуировались в Свердловск. Где и начал я работать токарем. Всю войну у станка — только сейчас медаль дали, раньше документы по архивам найти не могли… Поступил в ФЗУ, а там секция футбольная рядом. Меня товарищ по цеху в «Уралмаш» сосватал. А в 45-м приказ министра Устинова выходит: набрать пополнение для ленинградской команды «Зенит». Которая только-только Кубок выиграла… Набирают ребят, отправляют во Фрунзе. «Фридрих, поехали с нами?» — «Куда ж ехать, я учусь!» — «Поехали, все оплачено…» Команд семь-восемь во Фрунзе собрались — и все «Зениты». Ижевск, Таганрог. .

— Майку вам выдали.

— Тогда не выдавали. Отыграл — возвращаешь… Между собой «Зениты» играют, а «Зенит» главный на трибуне сидит. Просматривает. Сам Михал Палыч Бутусов отбирал.

— Интересный персонаж.

— Интересный-то интересный, да только меня не признавал как футболиста. Любил здоровых, вроде себя. Сами ребята ленинградские уговорили его меня взять. Им-то, видно, я приглянулся. Еще приятеля моего, Ковалева, забрали.

КОМНАТУШКА ДЛЯ ДУБЛЯ

— И доехали вы до Ленинграда.

— Да. Тогда только-только дубль возродили. От города, конечно, странное впечатление — вроде красота, но от блокады еще не отошел. Плоховато жили. Первое время тяжело было — живешь один, даже не одет… Человек восемнадцать в одной комнатке. Гостиница «Северная» на площади Восстания — представляете?

— Площадь — представляю. Но восемнадцать человек…

— Весь дубль — в одной комнатушке! И вот за этот дубль отбегал я целый год — на запасном поле «Динамо» играли… А Ковалева, приятеля моего, сразу в основной поставили. Забивать начал, пошло дело, парень загляденье — да только оккупацию пережил… И на этой почве мания преследования у него возникла. Вася Фалин рассказывал: садятся за стол, так Ковалев вниз сначала смотрит: никто не спрятался? Не подслушивает? А игрок был хороший. Высокий, мощный, ударище — ему только подкручивай…

— Деньги-то тогда платили?

— Ох, мало… В дубле — 1100, в основе 1200 — 1400 рублей. Но тем-то еще со сбора платили, а нам — какой сбор? С Бутусовым один на один не поговоришь, к себе не подпускал. Мужик-то жесткий был, непростой… Ка-а-к, бывало, голос поднимет! А сезон «Зенит» прошел плохо. Ехать в Финляндию — меня с собой не берут… Январь 47-го — Бутусова снимают. Приходят на его место Таланов с Люкшиновым. Люкшинову, кстати, сейчас лет девяносто, еле ходит, а все лекции читает в институте… Поехали на сбор в Гудауты. Грязь месить. Рядом Сочи, рядом Леселидзе, база ЦДКА в Сухуми — есть с кем играть… И начали меня наигрывать в основном составе. Правым полусредним.

— Кстати, против кого в жизни сложнее всего игралось?

— Это как сказать. Кто-то меня бил, а кто-то играл… Вот Гагуа из тбилисского «Динамо» только бил. Где мяч, где ноги — не разбирал. Страшный человек… Горохов тоже бил, хотя в жизни мы дружили. Я, говорит, тоже есть хочу… А самую страшную травму той поры я как зритель видел. Играло ленинградское «Динамо» с «Торпедо». Алов, будущий судья, сломал Севидова Сашку. Ой, ка-а-к неприятно было, ужас… Прямой ногой в колено ему пошел, все разворотил. А игрок-то Севидов был в нашем поколении один из первых — красавец, умница!

— И заиграли вы в основном составе…

— Сначала в Гудауты на сбор приехала подлипкинская наша команда. Меня увидели: «Хорош годами в дубле чесаться, давай к нам!» Им как раз класс «Б» дали. «Квартиру тебе дадим, родителей перевезешь…» Если, отвечаю, на этом сборе не заиграю, еду с вами. А документы мои «Зенит» потом как-нибудь вышлет. Но пошло, пошло — заиграл… Остался.

— И теперь вспоминаете — как играли, как забивали…

— Вспоминаю. Например, как первые игры чемпионата как-то играли в Тбилиси. По календарю нам «Динамо» выпало, «Спартак»… И привезли мы оттуда восемь очков из восьми — кто от Ленинграда такого ждал? Москва о нас заговорила. Леонид Иванов, конечно, молодец. Хорошо отстоял. Помню, как у «Спартака» то ли 5:2, то ли 5:3 выиграли. Я три мяча забил. Недавно «Зенит» со «Спартаком» играл — так про мой рекорд вспомнили. Заметку написали, «хет-триком» назвали — раньше и слов-то таких не знали…

— Сальников тогда в «Спартаке» играл?

— А как же! Хороший был мужчина, большой мой приятель…

— Так он все-таки сын Старостина, как думаете?

— История умалчивает. Но одно лицо — это точно. Кстати, Сальникова в Ленинград присылали — меня в «Спартак» перетягивать…

— Звала вас Москва?

— Звала. С «Торпедо» дело пошло. Уезжали мы со сбора, в Москве пересадка — и кого-то Маслов за мной на вокзал прислал. В одной футболке да брюках лыжных повезли к Виктору Александровичу домой. Уговаривать-то тот умел… Как сейчас помню, мебель у него на квартире черная. Не помню уж, что обещали, но отделался я. «Подумаю. Еще не решил…»

— Не лежала душа?

— Лежала! Особенно, когда из «Зенита» меня погнали. Вот тогда-то все вспомнилось. Жена у меня блокадница, говорила все — здесь лучше, здесь свое, родное… С «Торпедо» быстро все заглохло. Уж потом из «Спартака» Сережу Сальникова прислали: «Поехали со мной, сам посмотришь — что, как…» Жена с сыном нюни распустили — но я все равно поехал. Трое нас друзей было — я, Сальников да Коля Смирнов… Коля меня и уговорил. Своими, говорит, глазами увидишь. В Москве Сальников сразу: «В «Метрополь»!» — «Да брось…» — «Нет, в «Метрополь»!» Славно посидели. Хоть Сережа и мало выпивал. «Спартак» мне тогда только комнату обещал организовать. А что мне комнату на комнату менять? Да и дома у меня плач стоит, не хотят никакую Москву! А потом за мной приехали от Сталина…

ТОВАРИЩ СТАЛИН

Как вспомнишь, так вздрогнешь… Команда ВВС создавалась. Прислали администратора, бывшего футболиста из ЦДКА. Жена снова: «Не поеду, не поеду…» А тот свое: «Самолет ждет, полетели!»

— Специально за вами прислали?

— Да! Василий Сталин прислал! Вдвоем мы с этим администратором летели. Я-то было в отказ: «Не хочу в Москву, был уже…» — «Сталин меня задавит, сказал — приказ, привезти Марютина!» А ночь на дворе — и полетели… Я — как арестованный.

— Зря не перешли в ВВС. За два года майором стали бы.

— Да дело-то не в этом! Прилетаем. Наутро меня в штаб ВВС, к Сталину. Поговорили с Василием Иосифовичем. «Везите, — говорит, — его ко мне домой…» А я все присматривался — похож, не похож?

— И как?

— Малость прической похож. Худощавый. Чуть с рябинкой. Рыжеватый. А живой какой! Привезли меня в резиденцию недалеко от Садового кольца, народу там — пропасть. Что мне после не понравилось — одна его выходка… Приехал Сталин, со второго этажа спускается женщина молоденькая. Может, жена, может, еще кто… Что-то ему говорит, а он ее в три этажа матюками! Испугалась… А тот со мной разговаривать начинает. «За нас будешь играть. Видел, какие я ребятам коттеджи отстроил?» А мне по дороге показывали домишки двухэтажные. «Каждый — на две семьи. Здесь будешь жить. Пиши заявление». — «Так все равно Ленинград не отпустит». — «Ко мне отпустит!» Я перепугался, написал. Берет Василий мое заявление: «Сиди здесь, жди. Я в Комитет поехал!» Принесли ему на дорожку рюмку водки, он ее — хлоп! Закусил и поехал. Своим бросил на ходу: «Марютина накормить, напоить, уложить в бильярдной…» Я на какое-то время один остался, дай-ка, думаю, посмотрю, что за занавеской. Глянул — а там собаки лежат возле телефонов. Овчарка и боксер. А собаки для меня — хуже медведя! С малолетства страшно боюсь! Хоть бы, думаю, кто пришел, со мной посидел…

— С вами Сталин не выпивал?

— Перед Комитетом наливает две рюмки: «Давай!» Не пью, отвечаю. «А с Сальниковым кто в «Метрополе» сидел?» Откуда узнал?! Пришлось выпить… Из ЦК приезжает — злющий! Этот, говорит, Косой мне все дело испортил. А Косой — знаете, кто?

— Кто?

— Устинов. Министр тяжелого машиностроения. Боялся Василий Устинова, тот с отцом, Иосифом, в близких был… Устинов как про меня услышал: «Из Ленинграда ни одного не отдам!» Пошумел Василий, а я думаю: открыли б мне дверь, уйти-то отсюда. Как я убежал, как до вокзала добрался… А в «Зените» и знать не знали, что я куда-то ездил. Вернулся, думаю: никуда больше не поеду. Пропади пропадом. А игроков тогда в ВВС собрали хороших.

ТРАВМА

— Из «Зенита» не уходил — меня «ушли». 54-й год. Я в прекрасной форме, завтра готовлюсь 30 лет отметить… На стадионе Кирова играем на Кубок с какой-то командой класса «Б»… Наверное, не нарочно парень меня сломал. Я и не видел его! Стою на одной ноге, другой мяч принимаю — а тот сбоку набежал и на опорной ноге меня развернул. Страшно взглянуть было! Все полетело — и мениск, и крестообразная… Жена на поле выбежала, помогла на носилки уложить. А у нее отец в травматологическом институте работал. Привезли к нему, надо, говорят, госпитализировать. Ни за что, отвечаю, поеду домой.

— Сразу поняли, что с футболом закончили?

— Нет. До последнего верил. Торжества назавтра отменили, дома лежу. А следующую ночь уже не спал. Обратно — в институт. Езжай, говорят, в Пятигорск, на грязи… Там вроде окреп. А со стороны «Зенита» никакого внимания! Абсолютно!

— Забыли тут же?

— Забыли. Сломали и сломали, кувыркайся сам. И начал я тренироваться самостоятельно. Жил на Суворовском, бегал кроссы по Мыкинской улице. Длинной-длинной. Чувствую — не то… Поехал с «Зенитом» на сборы в Ялту. Уже там мениск у меня выскочил, и прямо со сбора меня с палочкой отправили. Нога не разгибалась. Позвонили, устроили в Москву. На Петровке оперировал меня самый тогда знаменитый профессор Ланге. А я все видел — под местным наркозом делали… От крестообразной, говорит, «ни начала, ни конца». Вообще порвалась! «Боковые тебе ушьем, будешь нормально ходить…» Жене сказали: с большим спортом покончено. Но я не сдавался. Футбол — это жизнь моя! В Чехословакию «Зенит» поехал — меня не взяли. Вазочку привезли, вроде как на тридцатилетие. Вон, стоит… Зато в Китай поехал. Отдельная история.

ТОВАРИЩ МАО

— Два наколенника надевал, и подпускали меня во всех играх. Всех мы там чесали, две ничьи только. Но китайцы молодцы, с дальним прицелом работали: куда мы едем, туда и их молодежная сборная. В одном матче Мао Цзэдуна ждут, уж играть пора — нет его. Начали. Тут референты набежали: «Товарищ Мао приехал, хочет на поле выйти. Вы постройтесь, он подойдет…«Ладно, выстроились. А я по росточку-то последний, встал с краю. И Люкшинов, тренер, тоже пристроился. А народу — битком, не пройти! Мао Цзэдун со свитой смотрит — с этой стороны не подойти. Так он с другой, где я стоял — и ко мне подходит, руку жмет! Ребята потом газеты китайские приносят — я везде на первой полосе. Потом уж с Китаем поссорились, так мы эту карточку не показывали никому. Боялись.

— Чем удивил Китай?

— Чистотой и порядком. Еще кормежкой. Все вкусно, а потом подходит кто-то: «А знаете, что это было? Вон из того озера — черви…» Один наш привстал: «А я не ел! Не ел!» Ладно, думаю, все ели, что уж тут… Прямо с жаровни хватали. Дали каждому по 200 юаней, мне на сапожки жене да на свитерок хватило, а Миша Родин тут же пальто кожаное взял. Все 200 разом ухнул. Месяц мы в этом Китае просидели — чуть выть не начали. 36 часов лететь.

УХОД

— Я на тренировку уехал, жена дома одна — вдруг звонок. Председатель областного совета «Зенит», такой Шумейко, шишка на ровном месте. «Передай Фридриху, пусть завтра на тренировку не идет. А идет на завод «Большевик» у Левина-Когана стажироваться. Там школу организовали». Такую ей миссию доверили — меня из большого футбола проводить.

— Тренером отправили?

— Кем возьмут! И ни копейки не дали! Подло поступили… А у нас ребенок, сбережений всего-ничего — знать бы, что так сложится, где-то и поприжались бы… Алов тогда в «Зенит» тренером пришел и начал от всех, с кем сам играл, освобождаться. Меня выгнал, Леню Иванова.

— Представляю растерянность.

— Ужас! Черная полоса года полтора длилась.

— И чем занимались?

— В торговлю ушел, мотоциклами торговал, но долго там не протянул. Машину обещали быстро сделать, а жена перепугалась, говорит: не надо нам никакой машины… А в 57-м прихожу домой — Таланов сидит. Бывший тренер «Зенита». Ко мне сказочно относился, очень уважал. Знаю, говорит, беда пришла. «Да, Иван Михалыч…» — «На заводе «Адмиралтеец» вот-вот команду организуют, туда тебя пристрою!» И пристроил — играющим тренером. Да задним числом оформили, чтоб я тысячи три подъемных получил. Громадные для меня тогда деньжищи.

— И до чего доигрались?

— До высшей лиги, класса «А» — как пошли «Адмиралтейцем» всех обыгрывать! Пульку выиграли, вышли в высшую, уж там последнее место заняли, снова в пульку, опять выиграли — вернулись… Весь Союз над нашими перепадами смеялся. Хороший мужик у нас директором завода был, Хлопотнов. Футбол не понимал, но любил страшно… А как второй раз мы до высшей добрались, разогнали «Адмиралтеец». Половина игроков в «Зенит» ушла, половина в «Динамо».

— И против «Зенита» за «Адмиралтеец» играли?

— А как же! Им-то, правда, мы проигрывали. Фотография осталась — мы с Сашей Ивановым, два капитана, руки пожимаем. . Зато Киев 5:1 обыграли!

ОЛИМПИАДА

— 52-й мы с вами пропустили. Звездный час.

— В Москве нас перед Олимпиадой собирали со всего Союза. На пять составов хватило бы. Потом на Кавказ поехали, в Тбилиси контрольный матч играем, я ногу слабовато поставил — и повредил. Отправили меня домой. И забыл я думать об этой Олимпиаде…

— Во время сбора с кем-то подружились?

— С Хомичем. В одной комнате жили, я все удивлялся — до чего человек на фотографии помешан. Но особенно с молодыми я сошелся. А Боброва, кстати, с нами не было. Не брали. Потом только подключили. Я вылечился, начал играть, тут телеграмма: «Срочно в Москву!» Сыграл с румынами какими-то товарищеский матч, смотрят на меня: вроде здоровый… А тренировал нас Аркадьев. Якушина не было.

— Над Аркадьевым посмеивались многие.

— Пусть посмеивались — умнейший человек! Эрудированный. К каждому игроку знал, как подойти… Сроду не ругнется. Лемешев Константин Иванович у нас в «Зените» работал — такой же. Они и дружили, кстати. Аркадьев подойдет, бывало, и тихонечко: «А тебе бы надо побегать…» И так совестно становится — не передать. А «лейтенанты»-то у него какие были! Все горлохваты, а он спокойно с ними разговаривал. Утром ли, днем — упражнения новые придумывает. Но к Олимпиаде ближе беда какая-то приключилась — подключили к сборной Якушина. Непримиримого его врага по футбольной части. Как в жизни они ладили, не знаю… Говорили тогда, будто Берия настоял. Сразу грузины в сборной появились. Много грузин. Перед самой Олимпиадой.

— Якушин грузин любил…

— Он «любил»… Берия любил! А с ним разве поспоришь?

— А вы Берию видели?

— Живьем ни разу. И хорошо, что не видел… Потом приезжали ко мне фильм снимать документальный, рассказали: дескать, после Олимпиады всех нас сослать должны были. Только Василий Сталин отстоял.

— С Якушиным ладили?

— Не имел я с ним контакта. Перед самым отъездом на Олимпиаду иду, с ребятами здороваюсь, и он стоит. Меня увидел: «Что ты приехал в эту сборную? Пойдем к нам, в «Динамо» московское!» Как-то между прочим. «Спасибо…» — отвечаю. Больше не общались.

— С вас «заслуженного», как с других, потом не сняли?

— А я тогда просто «мастером» был. В 49-м присвоили, я сразу в «33 лучших» входить стал. Пока играл, всегда входил. Кто первым номером на своей позиции идет, тому три тысячи доплачивают. Второму две с половиной, третьему две тысячи. Я в основном две получал. Редко под вторым номером шел, а первым ни разу. Первым на моем месте Николаев часто был. Хороший мужик. А балагур какой! Жив-здоров он сейчас?

— Вроде бы.

— Дай бог… А «заслуженного» мне в 54-м дали. Я и не ожидал. Приходит Мошкаркин на тренировку, перед командой зачитывает. «Будешь в Москве, зайдешь в Комитет, получишь значок и билет…» Я много международных матчей сыграл, постоянно лучшим игроком там признавали, а в Комитете все это, видно, считали. Вот и присвоили.

ГЕРОЙСКАЯ НИЧЬЯ

— Вы в Ленинграде были знаменитым человеком?

— Любили меня. Пусть старая скажет… Жена, любили меня? Старшее поколение и сейчас помнит. Мало их, но помнят. Но я же общаться-то не могу, у меня удаление гортани! Вот курить начал года четыре как, а жена ругается, сил нет. Была отрада, сто грамм на ночь пропустишь после футбола — да теперь врачи запретили. После операции на глазах. Пока швы не снимут — ни-ни. До декабря. Игроком-то сигарету не знал. Очень футбол любил! И не любил проигрывать. Весь выкладывался.

— Мы про Хельсинки 52-го не договорили. Там действительно была Олимпийская деревня за колючей проволокой?

— Да не-е-т… Но деревня была, где жили только команды из соцлагеря. Поляна ужасная, на ней и футболисты занимались, и ядрометатели, и копье. А остальные поляны — идеальные! В город мы особо не выходили, пока не вывезли нас в Котку. Портовый городок. Там болгар 2:1 обыграли — да только я с лавки тот матч смотрел… Весь состав перекроили: Иванов в воротах, Тенягин из ленинградского «Динамо», Бобров, Бесков… Даже не знаю, кто определял Костю Бескова на мое место, левого полусреднего. А замен в то время не было.

— Неуютно было?

— Ох, неуютно! С югославами хорошо хоть Ильин на своем месте играл. 5:5, а на переигровку меня не поставили. Даже не сказали — плохо сыграл, хорошо…

— Первый матч с югославами — памятный.

— А почему же все молчат-то? Может, югославы помнят — а наши забыли! Начинают все с Олимпиады 56-го, когда выиграли! О нас и не вспоминают, будто не было. Скажите хоть — «да, проиграли…» Плохо играли. На переигровке новые пертурбации — Чкаусели вышел, грузин. Его и на сборе-то, по-моему, не было. Хороший парень, но больно молодой. Я на скамейке сидел, смотрю: Чкаусели на первых же минутах-ка-а-к по флангу прошел, отличную передачу сделал! И все. Встал на бровке. Скамейка близко, грузины ему кричат: «Давай, беги!» — а тот в ответ: «Не могу, трясет меня…» И играли 10 человек. Бобров забивает, 1:0 ведем — и приключается нелепица. У югославов два форварда выдвинуты, одного наши потеряли — 1:1. Следом атака на наши ворота, Башашкин один стоит — не знаю, что подумал, да только рукой подыграл. 1:2 проигрываем. А третьим голом нас Чайковски добил, хороший полузащитник. Издали ударил. Проиграли мы…

— Зато первую ничью героически вырвали.

— К перерыву 1:4 проигрывали. Приходим в раздевалку, начальство трясется — нагоняй предвкушает… Аркадьев — тот больше нас успокаивал. Это, говорит, игра — за 45 минут больших дел можно сотворить. На второй тайм только вышли — пятый гол получаем… 1:5! Полчаса до конца остается! Откуда у нас силы взялись?

— Откуда?

— Да мне бы кто объяснил! Пошли, пошли, пошли… А особенно мне последний мяч запомнился. Трофимов, по-моему, угловой подавал, а Сашка Петров, полузащитник из ЦДКА, мне кричит: «Ты ростом маленький, отойди — я на твое место!» И головой забивает — 5:5! А в дополнительное и вовсе обыгрывать их должны были. Трофимов сместился влево, прострелил… Николаев во вратаря попал. А мы все в югославскую штрафную полезли. Дожимать. Бесков еще, кажется, в штангу попал — но это вы в Москве у Кости самого спросите…

— Югославы-то хороши были?

— Да-а!.. Хорошая команда! Переигровка мне потом не один месяц снилась. Не дали нам Олимпиаду досмотреть, первым поездом домой отправили. А предчувствия страшно нехорошие были — тогда же, какую газету ни откроешь, одни карикатуры на Тито. С топором. Сразу же узнали, что ЦДКА из календаря вычеркнули, в Калинин отправили. Ныркова туда — а он защитник хороший был.

— Трофимов мне рассказывал, что «Динамо» в те годы поинтереснее ЦДКА играло…

— Обе команды хороши! С ЦДКА играем, после матча ребята подходят: «Как у вас «Динамо» играло?» И те тоже спрашивали. Что знаем — рассказываем… А лучший игрок в нашем поколении — Федотов. Сильнее Боброва. Я же Григория Иваныча еще до войны видел, ЦДКА в Подлипки к нам приезжал. У каждого поколения свой Пека Дементьев был — вот он величина колоссальная! Николаев в ЦДКА — рабочая лошадка. Девяносто минут бегает! Левин-Коган хорошо его держал, и то говорил: сделаю подкат, смотрю, а тот уже на другом конце поля. Гринин — экстра-класса игрок. Но самая умница — Ваня Кочетков. Одно время нападающим был, перевели его в защиту, но какая умница! А в «Динамо»? Трофимов — своеобразнейший человек! Про Гарринчу у нас говорят: а почему про Васю молчат? Уходил как змея, что с мячом делал! Бесков Костя — хороший игрок. Очень хороший. Но работал на команду, а Трофимов — тот сам собой.

— Кстати, это правда, что на игре с югославами сидела сборная Венгрии и болела за наших?

— Точно! Как я забыл? Венгры страшно хотели сыграть с нами в финале. И обыграть! В товарищеских-то играх мы их чесали… А венгры-то покрепче югославов были. В самом расцвете. Англичан разодрали. Пушкаш, Кочиш, Хидегкути…

— О чем-то в жизни жалеете?

— Что не уехал в Москву. Когда из «Зенита» шуганули, сразу подумал: ох, зря… А потом ночным сторожем работал на базе «Зенита» в Удельной. Оттуда на пенсию и ушел.

— Знали в «Зените», кто их сторожит?

— Знали. Как раз в 84-м чемпионами стали, в ресторане отмечают — так Садырин поднялся: «Эта победа — подарок к вашему 60-летию, Фридрих Михалыч!» А сейчас Миша Бирюков, сосед мой, иногда подвозит с «Петровского». Самому-то мне уже сложно…

Юрий ГОЛЫШАК

«Спорт-Экспресс», 24.10.2003

© Сборная России по футболу