Главная
Матчи
Соперники
Игроки
Тренеры

ИГРОКИ

Виктор ЛОСЕВ

Лосев, Виктор Васильевич. Защитник. Заслуженный мастер спорта СССР (1989).

Родился: 25 января 1959, город Муром Владимирской области.

Воспитанник юношеских команд муромских клубов «Локомотив» и «Авангард». Первый тренер – Ю.А. Лодыгин.

Клубы: «Авангард» Муром (1976), «Торпедо» Владимир (1976–1978), «Торпедо» Москва (1979–1980), «Факел» Воронеж (1981–1985), «Динамо» Москва (1986–1992), «Серпухов» Серпухов (1999–2000)

За сборную СССР сыграл 3 матча.

(За олимпийскую сборную СССР сыграл 12 матчей.*)

Чемпион Олимпийских игр 1988 года. Чемпион Европы среди молодежных команд 1980 года.

Ассистент главного тренера в юношеской /U-19/ сборной России (2003–2005). Ассистент главного тренера в молодежной сборной России (2005–2009). Главный тренер молодежной сборной России (2006–2007).

*  *  *

БРЫЗГИ ШАМПАНСКОГО В СЕУЛЕ

Этот майский вечер выдался необычайно теплым для нынешней холодной весны. Однако на легком ласковом сквознячке при входе на северную трибуну динамовского стадиона его и в плотном длиннополом плаще пробирала дрожь. Нервы… Подобного возбуждения ему не приходилось испытывать, пожалуй, уже лет шесть, с 1988-го, с олимпийского Сеула.

Мимо проходили люди, спешили занять свои места на трибуне перед гвоздевым матчем теперешнего российского футбольного репертуара «Динамо» - «Спартак» в полуфинале национального Кубка. Ему спешить было некуда. Случайно оказавшись под трибунной табличкой-указателем «Ряды… Места…», он вдруг впервые реально ощутил неотвратимость приближающейся развязки, понял, что его место на правом фланге обороны занято безвозвратно, что в рядах команды его больше не будет.

Его узнавали, здоровались, о чем-то спрашивали. Отвечал машинально, по привычке, потом с трудом припоминал, с кем и о чем тогда говорил. Потому что не мог оторвать последнего взгляда от футбольного поля, где разминались его партнеры и соперники. Теперь уже — бывшие. Помимо воли, лезли в голову эпизоды прошедших матчей «Динамо» со «Спартаком», другими клубами с его участием, пробуждались в мозгу сполохи прошедших сражений.

В этот день, 6 мая, ему предстояло выйти на ставший родным динамовский газон в последний раз и всего-то на считанные минуты, чтобы попрощаться с ним, с трибунами, со зрителями, вместе с которыми столько всего было пережито, получить последний в карьере футболиста приз под условным названием «За верную службу» вместе с парой добрых слов, напутствиями и букетом необъятных размеров от руководителей клуба.

Испытание не для слабонервных. Многие, в каких только переделках не побывавшие футбольные бойцы, не могли сдержать слез во время такой церемонии.

— Стоит ли устраивать столь торжественные, многолюдные проводы из большого футбола? — спрашиваю героя нашего повествования, олимпийского чемпиона, капитана сборной СССР на Играх в Сеуле, многолетнего капитана московского «Динамо», заслуженного мастера спорта Виктора Лосева. — Может быть, расставание с товарищами по клубу где-нибудь в узком кругу, в более интимной обстановке избавило бы вас от чрезмерного волнения, излишних переживаний.

— Мне сначала тоже так казалось. Тем более что в первые ряды я никогда не рвался, а тут еще почти два года не играл, народ меня мог и позабыть. Но президент нашего клуба Николай Толстых считал иначе, убедил меня, что дело чести клуба проводить футболиста на тренерскую работу с почестями, соответствующими его заслугам, дать ему возможность попрощаться с болельщиками, с которыми он столько лет оставался неразлучен. Это были необычайно волнующие минуты. Я благодарен футбольному клубу «Динамо» за все, что он для меня сделал. Но за эту последнюю торжественную церемонию ему — отдельное огромное спасибо. Ведь подгадали-то ее к центральному матчу «Динамо» — «Спартак».

— Все-таки когда футболисту кто-то из тренеров или руководителей клуба намекает, что все, пора заканчивать, елеем пышных проводов бередящую рану в душе, наверное, все равно не заглушить.

— В свой адрес никаких таких намеков я не слышал. Решение об уходе из футбола принял сам, хотя чувствую, что сил еще невпроворот, три-четыре года не просто протянул бы в футболе, отыграл бы на полную катушку. Если бы не проклятое колено. Сломался я, как сейчас помню, 25 июня 1992 года. Хотя к этому шло давно. К тому времени у меня на правом колене уже не было крестообразной связки, голень, как выражаются медики, «гуляла в пустом ящике» сама по себе. И вот на тренировке неудачно приземлился после прыжка, порвались сразу внутренний и наружный коленные мениски. Случилось это в Испании, тамошние врачи сделали снимок и чуть в обморок не упали: как же вы играете, говорят, у вас же все хрящи на суставах стерлись. Потом в ЦИТО мне удалили мениски, начал было бегать кроссы, тренироваться по индивидуальному плану. Радовался уже, думал, скоро опять на поле выйду. Тут голень во второй раз из сустава вылетела. Новая операция три часа длилась, закрепили мне связку на винтах. Профессор Сергей Павлович Миронов сказал тогда: «Дай Бог, чтобы ты мог ходить нормально».

Еще целый год я пытался вернуться, но боль мучила такая, что даже в квадрат с ребятами поиграть не мог. И все же на что-то надеялся, всю последнюю зиму кроссы себе устраивал. Напрасно оказалось.

— Похожие травмы надолго вывели из строя других динамовцев — Склярова, Царева, Тимофеева. Интересно, что они ведь тоже защитники. Это что, профзаболевание?

— Может быть, в этом что-то есть, но, мне кажется, основная причина таких травм кроется в зимне-весенних переходах из манежей на грунт, а потом обратно в условиях обычных для этого периода максимальных физических нагрузок. Может быть, надо как-то дозировать нагрузки при смене игрового покрытия или же отказываться от товарищеских игр на естественных полях.

— В бытность игроком вы не вправе были что-то советовать тренерам на этот счет?

— Конечно, тем более что на сто процентов не могу быть уверен в своей правоте. Спартаковцы, например, давно готовятся к сезону в подобном режиме, и их Бог милует от таких травм. Решил, что изучу эту проблему, став тренером.

И вот я пришел к Николаю Толстых, объявил ему, что чувствовать себя нахлебником у клуба мне больше невмоготу.

— «Динамо» — солидный клуб, неужели перспектива вернуть Лосева в состав команды дорого ему обходилась?

— Дорого-недорого, а ставка за мной сохранялась и 30 процентов премиальных от игр тоже получал. Небогато, но на жизнь вполне хватало. Про себя же я думал: мужик я или не мужик, сколько можно у клуба на шее сидеть? Неужели нового настоящего дела в футболе себе не найду? Тут-то бывший партнер по динамовской обороне Александр Новиков, принявший команду первой лиги «Интеррос», пригласил меня на должность тренера. И я с радостью согласился, хотя Толстых со своей стороны предлагал помощь в поступлении в Высшую школу тренеров. Но не могу я сейчас вот так сразу отойти от «живого», практического футбола, слишком многое еще связывает меня с ним.

— Но вот уже второй год эта связь очень тонкая, а сейчас и вовсе остались одни лишь воспоминания о минувших временах. Хотя, конечно, вспомнить есть в чем, ведь 232 матча, сыгранных только в высшей лиге чемпионатов страны, — не шутка. Какие-то из них, наверное, особенно запали в душу?

— Пусть простят меня динамовские болельщики, но самые памятные события в моей карьере футболиста связаны с олимпийской сборной СССР, с нашей победой в Сеуле. Все матчи олимпийского турнира запечатлелись в моей памяти чуть ли не с начала до конца, разбуди меня ночью, и сейчас могу пересказать их во всех подробностях.

— Но создается впечатление, что резонанс от первой олимпийской победы нашей сборной в 1956 году в Мельбурне был заметно сильнее и продолжительнее, чем от сеульской. Олимпийское золото 1988 года почему-то быстро потускнело. Испанцы, например, не устают напоминать о своем олимпийском триумфе 1992 года по малейшему поводу. При упоминании фамилии Феррер обязательно следует титул «олимпийский чемпион», то же самое и по отношению к Гойкоэчеа, Гвардиолы… А у нас о том, что, например, Добровольский — олимпийский чемпион, похоже, все забыли. Или это только кажется со стороны?

— Нет, так оно и есть на самом деле. На последний олимпийский бал, во время которого лучших спортсменов страны разных лет приветствовал президент России Борис Ельцин, из футболистов, чемпионов Олимпиады-88, почему-то пригласили одного только Склярова.

— Удачно женился. Ведь его супруга — тоже олимпийская чемпионка, гимнастка Наталья Юрченко. За компанию с ней, видимо, и на бал попал.

— Может быть, другое объяснение трудно найти, вообще у той нашей олимпийской сборной какая-то странная судьба. Недоброжелателей у нее с самого начала хватало, ее считали какой-то второстепенной. Когда мы обыгрывали всех соперников в товарищеских, а потом в отборочных матчах Олимпиады, это, похоже, особо не впечатляло наше футбольное руководство. Подумаешь, говорили, кого вы там опять обыграли, слабаков каких-то?

— Вы можете привести конкретные факты проявления недоброжелательства к олимпийской сборной СССР в то время?

— Могу, но не хочу. Ведь кто старое помянет, тому глаз вон. Пришлось бы называть имена. Ведь Анатолий Федорович Бышовец нередко приезжал на сборы с Лужнецкой набережной не в лучшем расположении духа, делился со мной, как с капитаном команды, своими невзгодами. Дальше этого не шло, огорчать ребят не хотели, но я-то в курсе дела. Сейчас вспоминать об этом нет никакого желания. Тем более что вопреки всему мы стали олимпийскими чемпионами.

— Предположим, кто-то не верил в звезду той олимпийской сборной, но неужели вы сами, футболисты, рассчитывали на столь грандиозный успех?

— Стопроцентной уверенности в победе, конечно, не было. Но ехали мы побеждать — это однозначно. Ведь недолгая предыдущая история нашей команды была победной, два года мы никому не проигрывали.

У нас достаточно быстро сложился костяк, определявший микроклимат в команде. Бышовец как-то ненавязчиво сумел привить нам этот победный дух, сплотить команду. Он не имел привычки настраивать игроков в плане «лечь костьми, но вырвать победу». Я и сейчас затрудняюсь сказать, как он это делал. Ведь до встречи с ним у многих из нас международный опыт был смехотворный. Но выходили на каждый матч и выкладывались с первой до последней минуты. Победный дух, словно бес, вселился в нашу команду еще в товарищеских матчах, вышибить его уже было невозможно.

— Это особенно отчетливо проявилось в двух завершающих матчах сборной СССР в Сеуле с командами Италии и Бразилии, когда вы первыми пропускали гол…

— Отыгрывались мы потому, что, во-первых, из пропущенного мяча трагедии не делали, во-вторых, на пути к полуфиналу успели осознать, что по своему уровню выглядим не хуже признанных фаворитов турнира, а в-третьих, привыкли биться до конца. И когда за 12 минут до окончания основного времени матча с Италией Добровольский сравнял счет, чрезмерного восторга это у нас не вызвало. Иначе просто не могло быть. Если 90 минут матча с итальянцами наше преимущество было заметным, и не более того, то в дополнительное время мы просто подавили соперников, Нарбековас и Михайличенко довели счет до 3:1, и лишь под занавес Карневале удалось скрасить поражение своей команды — 2:3.

— Почти то же самое произошло и в финальном матче с командой Бразилии.

— Бразильцы проиграли нам еще до начала матча. Мы приехали чуть позже них, смотрим, они все вывалили на поле с видеокамерами, смеются, позируют друг другу, словом, ждут не дождутся, когда им золотые медали вручат. Кстати, увидели мы их за час до финала… впервые. Посмотреть сборную Бразилии в деле нашим тренерам не удалось, а обещанная видеокассета с записью одного из матчей бразильцев до нас почему-то не дошла.

Установка на матч была короткой: поскольку в технике с соперниками тягаться бессмысленно, решено было отдать им инициативу и попытаться добиться успеха за счет быстрых контрвыпадов. Этот план удалось реализовать, раз за разом мы ловили бразильцев на контратаках, скорость оказалась нашим главным союзником в тот вечер.

Помог нам и пропущенный на исходе первого получаса игры гол. Его забил Ромарио. После этого бразильцы еще больше разомлели. Когда Добровольский (с пенальти) провел ответный мяч, а Юрий Савичев (в дополнительное время) — второй, соперник уже не смог переломить ход игры.

— Ромарио тогда все-таки забил. Против него кто-нибудь играл персонально?

— Я играл. Хотя прямой такой установки не получал. Просто по ситуации на поле понял, что должен взять на себя опеку самого результативного бразильца. Было видно, что техник, дриблер он незаурядный, да и скоростью не обделен. В то же время, не сочтите за бахвальство, ничего существенного за весь матч Ромарио создать тогда не удалось.

— Но существеннее забитого гола трудно что-то придумать на поле…

— Гол мы пропустили в «криминальной» ситуации. Дима Харин вышел на перехват мяча, уверенно опережая соперников. Я все это видел и расслабился. Но в последний момент нашего вратаря грубо толкнули, мяч долетел до Ромарио, который послал его в сетку буквально с линии ворот.

— После победы над итальянцами с Тассотти, Феррарой, Криппой, Эвани, Рицителли, Карневале в составе и бразильцами, имена которых — Ромарио, Карека, Бебето, Таффарел, Жоржиньо — до сих пор у всех на слуху, нашу команду уже не считали молодцом среди овец?

— Похоже, наши спортивные руководители тоже постепенно уверовали в возможности сборной. Вообще-то уже после выхода в финал Олимпиады они объявили, что свою задачу мы выполнили. Даже с гаком. Тем не менее, к финалу все-таки запаслись шампанским. На всякий случай. Это было потрясающее шампанское, которого не отыскать, наверное, и во всех погребках Франции. Мы сходили с ума от счастья, купаясь в его янтарных брызгах. Мы заслужили его не только волей, характером.

Вот вы перечислили имена нынешних звезд европейской и мировой величины. Но в Сеуле их затмили наши Игорь Добровольский, Алексей Михайличенко, блестяще защищал ворота Дмитрий Харин. Ни в одной команде не было лидеров такого уровня, что в немалой степени и решило исход борьбы за звание олимпийского чемпиона.

— Но капитаном команды почему-то выбрали вас?

— Наверное, я постарше всех был, вот и выбрали. В футболе ведь, как в нормальном обществе, старших принято слушаться.

— Приходилось командовать на поле?

— Я по характеру не командир, скорее советчик. Много беседовал, особенно с самыми молодыми, объяснял, что Олимпиада — это огромный шанс проявить себя, может быть, единственный, последний (для меня-то она точно была таковой), на поле поддерживал, чтобы не падали духом из-за ерундового эпизода, подсказывал по ситуации, обрывал ненужные разговоры, реплики, ведь когда начинается базар, игра кончается.

— Как капитану команды, вам потом еще пришлось «нелицеприятно» объясняться по поводу этого успеха с самим президентом Бразилии.

— Спустя некоторое время после нашего триумфа я был приглашен в Кремль. Оказывается, президент Бразилии Фернандо Коллор де Мелло, прибывший в Москву, пожелал лично познакомиться с капитаном олимпийской сборной СССР. Так я попал на торжественный ужин, во время которого президент Советского Союза Михаил Сергеевич Горбачев представил меня президенту Бразилии. Он сначала устроил небольшой розыгрыш, сделал вид, что отказывается подать руку одному из «обидчиков» его команды, но потом, рассмеявшись, заметил: «Фортуна в тот день перелетела из нашей раздевалки в вашу». На что я ответил традиционно: «Везет сильнейшим».

— Для вас это был последний светлый эпизод, связанный с победой на Олимпиаде?

— Пожалуй, да, последний. Когда сломался, два года мыкался по хирургическим кабинетам, мой титул олимпийского чемпиона оказался никому не нужным. Хотя, может быть, сейчас время такое у нас, а может быть, общество такое.

Сергей Кирьяков, приехав как-то в отпуск из Карлсруэ, посмотрел, как я хромаю, и говорит: «В Германии ты бы первым делом хорошую страховку получил при такой травме. Плюс имя, звание олимпийского чемпиона… Вся страна тебя лечила бы, до конца жизни горя не знал…».

— Вы в обиде на судьбу?

— Нет, при всех своих несчастьях я благодарен ей. Ведь моей единственной мечтой в юношеском возрасте было попасть в команду мастеров. А судьба вон куда меня вознесла.

— Именно в юношеском, а не в детском возрасте?

— В детском я легкой атлетикой занимался, бегал на средние дистанции, даже во Всесоюзной спартакиаде школьников участвовал. А в футбол играл за дворовую команду, в своем родном городе Муроме, вполне приличную, кстати, команду. Четыре раза мы выигрывали первенство Владимирской области, выступали в зональных соревнованиях на призы «Кожаного мяча». Только лет в 15 меня подсмотрел где-то тренер муромского «Авангарда» Юрий Ладыгин и научил азам тактики. А то ведь я не имел никакого понятия, куда и когда бежать на поле, как открываться для приема мяча, в 17 лет меня уже пригласил во владимирское «Торпедо» Владимир Юлыгин, много поработавший со мной индивидуально. Я быстро усваивал уроки еще и потому, что компания во владимирском «Торпедо» тогда подобралась знатная, полкоманды москвичей — Кузьмин, Васьковский, Тукманов, Забиняк, Абрамов и другие, поигравшие в высшей лиге. Тогда вторая лига чемпионата была не чета нынешней, там игроки росли, как грибы после дождя. Я играл нападающим, забивал не сказать, чтобы много, но остроту нагнетать научился, на мне соперники частенько зарабатывали пенальти в свои ворота.

Уже в 1979 году Николай Кузьмин, бывший московский торпедовец, порекомендовал меня тогдашнему тренеру автозаводцев Владимиру Салькову, у которого было время познакомиться со мной в матчах сборной РСФСР перед турниром «Переправа». В то время у меня было приглашение еще и от «Спартака», а в «Локомотив» даже успел заявление написать. Но наша сборная неудачно выступила на «Переправе», и в Москве меня и Валентина Козлова из Рыбинска встречал только представитель «Торпедо».

— Сальков, помнится, сразу поверил в вас.

— Он увидел меня в своей команде правым полузащитником, 7 раз поставил за дубль, а 10 мая 1979 года я впервые вышел в основном составе на матч с ЦСКА. Мы победили — 2:1, и с тех пор я практически не выпадал из состава до конца сезона.

— Тем не менее, на следующий год места в нем вам не нашлось.

— «Торпедо» неудачно выступило в том первенстве, Салькову пришлось уйти из команды, вернулся Валентин Иванов, и грянули большие перемены. Большинство игроков, приглашенных Сальковым, рассчитали сразу. Мне Иванов предложил опять поиграть за дубль. Вновь «проявлять себя» в «Торпедо» мне что-то не хотелось. Тем более что появились предложения из команд первой лиги — «Шинника», «Кубани», «Факела»… Настойчивее других оказался тренер «Кубани» Владимир Михайлов, и я поехал в Краснодар. Но у Михайлова не сложились отношения с тамошним руководством, он вернулся в Москву, а мне советовал остаться. Однако и мне стало неуютно в Краснодаре, и, никому ничего не говоря, я махнул в Воронеж.

— В составе «Факела» вы словно заново родились как футболист.

— Это было хорошее время. Сначала под руководством Бориса Яковлева, а потом — Виктора Марьенко «Факел» шел по восходящей: 5-е, 3-е, потом 1-е место в первой лиге и выход в 1984 году в группу сильнейших. В четвертьфинале розыгрыша Кубка СССР того же 1984 года мы обыграли «Спартак», получили звания мастеров спорта.

— В «Факеле» определилось и ваше истинное футбольное призвание. Как это произошло?

— Однажды перед матчем в Ташкенте с «Пахтакором» получил травму наш правый защитник Андрей Шашкин. Заменить его оказалось некем, и Борис Евгеньевич Яковлев предложил сыграть на фланге обороны мне. После матча он поздравил меня с удачей: «Вот же оно, твое настоящее место в команде». С тех пор я — правый защитник. Наша оборона в те годы, а вместе со мной ее составляли Сергей Савченков, Олег Осипов и Шашкин, славилась в первой лиге. Если «Факел» открывал счет, можно было считать, что победа у нас в кармане. Я тогда был на вершине блаженства, считал, что достиг в футболе всего, о чем мечтал.

— Но судьба, как оказалось, приготовила вам новый сюрприз.

— Могу теперь признаться, не хотел я идти в «Динамо». Ведь от добра добра не ищут. Тем более в Москве я уже однажды обжегся… Однако пришло время решать армейский вопрос, отсрочки в связи с моей учебой в Воронежском филиале МОГИФКа кончились. Ладно, подумал, отслужу и вернусь.

С главным тренером «Динамо» Эдуардом Васильевичем Малофеевым мы были знакомы. Возглавляя сборную СССР, он однажды пригласил меня на сбор еще из первой лиги. Сыграть не пришлось, доктор Савелий Мышалов осмотрел очередные швы на моем колене и запретил выходить на поле. Но тот вызов не прошел бесследно, больших футболистов удалось посмотреть, в одной комнате с Олегом Блохиным жил.

Начал я в «Динамо», как водится, с дубля, но уже через два тура дебютировал в основном составе, и в том, 1986 году мы едва чемпионами не стали, в двух заключительных матчах с киевскими одноклубниками были сильнее, но, тем не менее, уступили им, скорее всего из-за недостатка опыта (1:1 и 1:2).

— После таких успехов о демобилизации, о возвращении в Воронеж уже не мечтали.

— Забыл напрочь. Легко вписался в динамовский состав, почувствовал, что это совершенно новый уровень, и я, как ни странно, не выгляжу на фоне остальных белой вороной. Так оно и пошло. Потом капитаном команды выбрали. Эх, играть бы мне еще да играть. Ведь при тестировании как раз перед тем злополучным прыжком первым по всем показателям был…

— Но вам тогда уже 33 года стукнуло, возраст футбольного ветерана…

— «Дожил» я до таких лет в футболе во многом благодаря тому, что у тренеров никогда не было проблем со мной, а у меня, в свою очередь, не было проблем с подготовкой к матчам, с режимом. Не знаю, некоторые мучаются от всяческих запретов: того нельзя, этого… Меня же никогда не тянуло «на подвиги» вне футбольного поля, хватало эмоций и в его пределах.

— Переходы из атаки в среднюю линию, а потом в оборону дались вам легко?

— Если бы меня в обороне ограничили только разрушительными функциями, я бы, наверное, с тоски помер. Но каждый тренер — Яковлев, Марьенко, Малофеев, Бышовец, Газзаев — развязывал мне руки, давал простор мысли, импровизации, чувствуя, что меня тянет в атаку. В защите мне очень пригодились навыки форварда, постоянно искал момент для выходов вперед, помощи наступлению, вылазки к воротам соперников совершал регулярно, и потому чистым защитником себя никогда не ощущал. Скорее вольным стрелком, ответственным за свою зону в обороне.

— В какой момент футбольной карьеры вы решили избрать для себя в дальнейшем тренерскую стезю?

— Вообще я не привык с самого начала пропускать мимо ушей ни одного слова тренера, даже брошенного будто бы между прочим. Словом, играл, учился, но впервые серьезно задумался о профессии тренера, став капитаном олимпийской сборной СССР.

— Считаете капитанскую повязку первой ступенькой на пути к успехам в тренерском ремесле?

— Не хотел бы проводить какие-то параллели, на посмотрите: многие ныне преуспевающие наши тренеры в свое время были капитанами команд — Романцев, Садырин, Сальков, Газзаев, Аверьянов, не говоря уже о Константине Бескове. Целый отряд, так что о случайном совпадении тут вряд ли может идти речь.

Павел АЛЕШИН

Еженедельник «Футбол» №24, 1994

*  *  *

ТОТ, КОТОРЫЙ НЕ УЕХАЛ

Когда-то он был очень знаменит. Его приглашал последний советский генсек на кремлевский прием. Он получал значок «змс» с золотой олимпийской медалью — и наверняка думал, что продолжаться такое будет если не вечно, то долго. Но слава прошла. Общее обожание — тоже. Травма. ЦИТО. Конец карьеры. И начало новой жизни…

ЦИРК

— А ведь могли бы вы, Виктор Васильевич, прошлый год отработать главным в «Факеле». Что не сложилось?

— С тамошним президентом, Эдуардом Саенко, не нашли общих точек в плане… Да всего — начиная от подготовки и заканчивая селекцией. Столкнулся в Воронеже с людьми, каких никогда в жизни не видел. Футбола не понимают. Какие-то дикие «нетрадиционные» методы — то на ролики команду поставят, то в боксерские шлемы вырядят: «Никто такого не делал, мы первопроходцы…» Жалко было ребят, которых я привел в команду и которые такое увидели на первой же тренировке. Саенко на поле вышел, начал показывать, как правильно мяч останавливать. Мне что, поддакивать? Себя на смех выставлять?

— И как же он предлагал останавливать?

— Накати, говорит, мяч на ногу. Я пасую, он ногу выставляет — и мяч о вторую ударяется. Смысл такой: если одной ногой не остановишь, то другая поможет… Ребята на меня смотрят: «Виктор Васильевич, вы нас куда привезли?!» С первой же тренировки я из зала ушел, переоделся — и в Москву. Хотя поработать в Воронеже хотелось — условия прекрасные, база… Все там знаю, сам когда-то в «Факеле» играл. Потом уже работал в «Химках» вторым тренером, с «Факелом» сыграли — ко мне тамошние ребята подходят: «Да-а, Виктор Васильевич, такое только в кошмарном сне увидишь!» Устроили, рассказывают, в Португалии совместный сбор — «Факел» и женская команда «Энергия». Саенко заставил девчонку показывать, как надо мяч останавливать. И кому? Щеголеву, который за «Спартак» в Лиге чемпионов играл?

— За те деньги, что в Воронеже платят, могли бы потерпеть.

— Мне предложили зарплату 3 тысячи долларов. По меркам первой лиги — деньги небольшие.

ВЛАДИМИР

— Правда, что когда-то вы были главной надеждой легкой атлетики Владимирской области?

— Это громко сказано, хотя призером области в беге на 100 метров был. Но тянуло в дворовый футбол. Поселковая команда чемпионат Мурома выигрывала, три года подряд на зональные турниры «Кожаного мяча» ездила.

— И доигрались до владимирского «Торпедо»?

— Где поначалу ходил в отстающих — футбольного образования не хватало. А состав во Владимире был приличный — москвичи в возрасте, но с именами. Николай Кузьмин у нас доигрывал, нынешний директор торпедовской школы, Тукманов… Юлыгин, тренер, обожал с молодыми возиться, он и помог на ноги встать. Через год-другой уже ездил я на «Переправу» со сборной России. Анзор Кавазашвили ее тренировал. Я тогда не защитником был — правым нападающим! Забивал немного, мяча 2 — 3 за сезон, зато передач море делал… Но если забивал, то изумительные! Помню, передача зависла на линии штрафной — я в те годы по мячу-то нормально не бил, а тут с лета попал в дальнюю «девятку!» В высшей лиге за столько лет всего один забил — «Черноморцу». Тоже чудной — ка-а-к дал метров с сорока…

— Как вас столица приметила?

— «Переправа» — вроде рынка, все селекционеры съезжались. Оттуда через Москву домой возвращался, и прямо в аэропорту «Торпедо» перехватило. Отвезли в клуб, посадили перед чистым листом — пиши, мол, заявление.

«ТОРПЕДО»

— Команда непростая.

— Потрясен был! В Симферополе живьем увидел Гришина, Храбростина, Сахарова, Филатова, Юрина по прозвищу Матрос… Сидел с ними за столом — руки тряслись! Надо было соль ножичком взять, так до тарелки донести не мог. Они смеялись: «Расслабься…» 19 лет, аппетит хороший — торпедовским ветеранам после нагрузок есть не слишком хотелось, так они мне свои порции отдавали, а уж я-то все сметал… Матчей семь за дубль отыграл — и выпустили меня против ЦСКА на Песчанке в основном составе. Выиграть-то выиграли, но в той игре шнурки у меня порвались — бегу к бровке, мне новые дают. А у меня руки трясутся, вставить не могу! Тогда Миронов, авторитетнейший человек, нагибается и сам мне эти шнурочки заправляет… А тот сезон неудачно «Торпедо» отыграло, чуть не вылетели. Салькова в отставку отправили, Иванова поставили. От ребят, Сальковым приглашенных, начали избавляться. Мне Иванов четко сформулировал: шансов заиграть мало. С неважнецким настроением я после того разговора домой возвращался… Только тем утешался, что приглашений хватало.

— И с Москвой запросто готовы были распрощаться?

— А что меня с ней связывало, с Москвой? Холостой, жил в торпедовском общежитии на Трофимова — в любой момент мог сорваться. Весело жили, с удовольствием те времена вспоминаю. В «Торпедо» разговоры ходили об однокомнатной, но с приходом Иванова все разговоры притихли.

— Кто звал?

— «Факел», «Шинник», «Кубань». Я даже съездил в Краснодар, провел предсезонку, но город «не показался». Как ни упрашивало начальство остаться, взял тихонечко билет на самолет, слова никому не сказал — и в Воронеж…

— И думать не думали, что будете капитаном сборной?

— Трудно было представить… Хотя в сборную Малофеев пригласил из Воронежа, из первой лиги. С ГДР должны были встречаться. А накануне «Факел» с Кутаиси играл, и мне колено пробили. Только за тем в Новогорск съездил, чтобы Мышалов мои швы осмотрел и сказал: «Играть не может…» Зато поселили в номер к Олегу Блохину — представляете?! Я же только по телевизору его и видел! И еще событие — майку с гербом мне выдали. Но не верилось, что Новогорск, сборная, майка — это все для меня.

ПРИЗЫВ

— Какое впечатление на вас произвел Малофеев?

— Тогда мы даже не познакомились. Это произошло позже, когда в Воронеже у меня «армейский вопрос» встал… 27 лет, все отсрочки позади. И решили меня тихо спрятать в одну воронежскую часть. Присягу принимал в кабинете у командира. От ЦСКА прятали, но тут «Динамо» прознало, что я по их линии числюсь, во внутренних войсках, — и отреагировало директивой: немедленно в самолет! Хотели с базы забрать — пришлось через запасной выход бежать… Но я ведь уже присягу принял! Военные сказали: «Плохо кончится…» И первый секретарь обкома не помог. Дали мне билет до Москвы, двух милиционеров, чтобы не сбежал дорогой, — и вперед.

— Что же вы так в «Динамо» не хотели?

— Семья — в Воронеже, платили неплохо, все устраивало! Да и неизвестно было, в «Динамо» я попаду или рядовым в войска. Все на уровне разговоров: «Может, «Динамо» тебя заберет. А может, и не заберет…» Три дня держали на Преображенке, в части. Потом подъезжает к воротам «Волга» — и вылезает из нее Эдуард Васильевич. «Ну что, — говорит, — согласен играть в «Динамо»?» — «Всю жизнь мечтал, — отвечаю. — Только вытащите меня отсюда: больно уж непривычно с красными погонами ходить».

— Поладили?

— Мне с Малофеевым в радость работалось. Не заскучаешь. Умел человек команду встряхнуть, а уж она результат давала. Мог вместо установки притчу выдать: «Идет по джунглям стая павианов. Впереди вожак. Сбился с дороги, стая за ним и — с обрыва. Все погибли…» Смысл такой — в команде должны быть лидеры, но такие, чтобы «вели в правильном направлении». Но команду такое в самом деле заводило… Особенно, когда стихи Малофеев читал.

— Дошли мы с вами до «Динамо», а о «Факеле"-то забыли. О команде, где один Пимушин чего стоил.

— Большой игрок! Такие наперечет были, но сгубило его собственное отношение… Когда нормально к игре готовился — не остановить было, народ «на Пимушина» ходил. Как бежал, как с мячом обращался, какой удар с левой… В «Торпедо» перешел — в пяти матчах сразу три гола положил. «Спартаку», Дасаеву! А потом «звездную» поймал… Еще Крестененко у нас был одареннейший игрок. Не помните? На Кубке «Спартаку» в четвертьфинале три забил!

— Тогда и народ в Воронеже ночами за билетами выстаивал.

— Особенно в 84-м, когда мы в высшую выкарабкались. За сезонными абонементами с ночи очередь занимали, заборы жгли, чтобы не замерзнуть у касс… До сих пор вспоминают, как в 84-м мы на Кубке «Спартак» — 2:0 обыграли. Шесть раз тот матч по воронежскому телевидению показывали «по просьбам трудящихся»! Стадион 17 тысяч вмещал — а заявок было на 250 тысяч! Мне по городу пройти почти невозможно было: узнавали.

ТРИУМФ-88

— До Олимпиады мы в Индию отправились, на турнир памяти Неру. Бышовец меня пригласил. Он футболистов как подбирал? Пусть в ущерб игровым кондициям, но главное — чтобы человек в коллектив вписывался. В психологии изумительно разбирался, чувствовал каждого человека… Но дисциплина железная. В итоге сложилась команда, которую и тренировать-то не сильно надо было. Тактикой, конечно, занимались — но больше на тренерском чутье выигрывали. И дух у той сборной был: за два года полсотни матчей отыграли, и ни одного поражения!

— Но Олимпиаду вы открыли нулевой ничьей с корейцами…

— Блин комом вышел. Сами понимаете — накал, первая игра, волнение… Все наложилось. Слабо сыграли. А следующий матч — с Аргентиной. Вам, наверное, не надо представлять Аргентину? У нас одно очко. И задача — выходить дальше. Что делать? Собрались всей командой, сели: «Ну что? Чемоданы будем паковать или выводы делать?» В итоге Аргентину по всем статьям обыграли: вели — 2:0, в самом конце чуть ошиблись, пропустили… И почувствовали: на этой Олимпиаде обыграть можем кого угодно.

— Разговоры один на один Бышовец с вами вел?

— Он это активно практикует. Что ни сбор — по отдельности вызывает, расспрашивает…

— А игрок-то любит, когда с ним разговаривают.

— Конечно, любит! Да с Бышовцем вообще приятно поговорить на любую тему. У Федорыча всегда дверь открыта была. «Можно к вам подойти?» — «Пожалуйста!» Пообщаешься — и как-то легче на душе становится…

— Годы спустя отношение к Бышовцу не изменилось?

— Еще теплее стало. И раскрепощеннее. Раньше, как ни суди, он был тренер, а я игрок…

— Тогда, в Сеуле, показалось: невозможное сделали?

— Мне, наоборот: ну выиграли и выиграли… Это сейчас об этом так вспоминают, потому что сборная давно ничего не выигрывала. Выбраться-то на Олимпиаду никак не можем. Уж выиграть ее никто и не просит, хоть бы поучаствовать…

— А Лобановский как-то сказал, что на Олимпиаде-88 не футболисты играли, а парикмахеры.

— Прекрасно помню. При том, что были там и Клинсманн, и Бебето, и Ромарио… Знаете, почему он так сказал? У них с Бышовцем постоянные трения были. Люди знающие сразу отреагировали: «Какие парикмахеры? Где?» На тогдашний состав итальянцев хотя бы посмотрите…

— А Гаджиев тогда в олимпийском штабе был тихим «научным работником»…

— Ну да… Он вообще человек «негромкий», Муслимыч. В том штабе люди славно друг друга дополняли. Но ни я, ни кто-то из ребят представить себе не могли, что когда-нибудь Гаджиев начнет сам успешно тренировать. Думали, он только высчитывать может что-то, графики чертить — кто сколько в этой зоне пробыл, сколько атак провел, какие «технико-тактические»… А видите, как вышло? Я смотрел на «Анжи», когда они только в высшую лигу вышли. Поразительно! Такая дисциплина — и в кавказской команде! Это очень непросто…

— Бышовец после Олимпиады говорил: «Трудно было представить, что кому-то можем проиграть». Подписываетесь?

— Когда проигрывали итальянцам в полуфинале минут за 12 до конца, все равно чувствовалось, что должны сравнять. Нагнетали, нагнетали… Дух-то за два года существования команды выработался. И никакой паники.

— И, наверное, впервые в истории нашу сборную так потрясающе судили.

— Да! Никакой предвзятости — даже в финале француз пенальти поставил без всяких проблем, хотя бразильцы и спорили. Я специально потом тот момент смотрел — Михайличенко через бедро бросили. Четко. А еще до этого мы кому-то аж два пенальти в одном матче били.

— Часто смотрите кассету с теми матчами?

— Посматриваю. Интересно — ребята такие молодые, я с капитанской повязкой, форма чудно смотрится… В какие-то моменты думаю — здесь вот надо было по-другому сыграть. Сразу вспоминаешь, что крикнул в каком-то эпизоде. И мысленно — снова там, на поле… Смотрю момент, когда Риццителли бил наверняка, а Харин взял каким-то чудом. Как бразильцам — 0:1 проигрывали, у них еще моменты были. Забили бы, громадные были бы у нас проблемы отыграться… А какие шансы уже мы в дополнительное время не использовали! Лютый, Михайличенко, Юра Савичев… Бразильцы вперед понеслись, им терять нечего. Забей мы — и все бы закончилось.

— Как Харин в финале на Кеташвили орал, помните?

— Кто ж такое не помнит? Хотя там кричали постоянно… Когда он Кеташвили матом на всю страну обложил, вы про тот момент? Матч, как мы после узнали, показывали по техническому каналу, без комментария, а за воротами микрофоны стояли. Но мы-то об этом понятия не имели! И, конечно, весь наш мат шел в прямой эфир… Здесь, когда вернулись, резонанс большой был.

— Серьезно?

— Еще какой! Устроили собрание… На адрес «Динамо» пришло письмо от учительницы: «Мы смотрели матч всем классом, и все это в эфире…» К Димке-то Харину эти микрофоны ближе всех стояли, нас в поле не слишком слышно, а его «рабочий подсказ» во весь голос шел. На том собрании вопрос встал: чуть ли не «заслуженного» с Харина снимать. Это же неправильно! Это Олимпиада, последний шанс для каждого! Харин сам мне потом говорил: «Я там ложился, кровь проливал, а с меня «змс» снимут за то, что ругнулся…»

КРЕМЛЬ

— Кстати, когда вам значки «заслуженных» вручили?

— На следующий день после финала. Там же, в Сеуле. Приехали мы в Олимпийскую деревню, в дом сборной СССР — там каждое утро линейка, чествуют чемпионов по всем видам. Нам тоже лавровые венки повесили, ленты, значки с удостоверениями раздали… Видимо, заготовлен был комплект.

— Накануне футбольного финала Олимпийская деревня другие победы праздновала. Как же вы готовились?

— А никак! Утром накануне финала Бышовец привез нас в Олимпийскую деревню из Пусана на автобусе. Поспали, пообедали, спускаемся вниз — а там шум, гам! Народу — не протолкнуться! Кто празднует, кто уезжает… Бышовец устраивает собрание: «Ребята, здесь интернациональный разврат, нам не дадут подготовиться!» Прыгаем в автобус и уезжаем в порт. На теплоход наш, «Михаил Шолохов». Там в каютах расселились по два человека — и спокойно готовились… Разминались на палубе. До стадиона час с лишним — смысла ездить не было. Палубу сеткой обтянули, чтобы мяч в море не улетал, и играли в теннисбол. Резвились. 10 футболистов на одной половине, 10 на другой — и мячик лупили…

— А что потом на теплоходе творилось, когда финал выиграли?

— Кстати, ничего особенного! Устроили праздничный ужин, руководство нам шампанское выставило. Выпили, друг друга поздравили. Ансамбль «Зодчие» был, Винокур — закончилось все концертом.

— Неужели не напились?

— Ну как — в меру… Нам с Анатолием Федоровичем вообще в Москву наутро улетать надо было. Ему как тренеру, мне как капитану. На торжественной линейке в Шереметьеве выступать…

— Что за «линейка»?

— Прилетел «олимпийский» самолет, в нем мы с Бышовцем, гимнасты, Сальников, Сабонис… Баскетболисты тоже ведь выиграли первую Олимпиаду за 16 лет. Сколько нас народу в Шереметьеве встречало! А команда наша тем же вечером прилетела.

— И потом вас повезли на встречу с Горбачевым…

— Нет, это позже было, к концу года ближе. Звонит мне домой Сальков: «Виктор, прилетел президент Бразилии, в честь него ужин — ты должен присутствовать». Шутите, отвечаю. Для меня это шок был: президент! Кремль! Возразить нечего, за последнее цепляюсь: «Мне надо мебель ехать покупать, квартира пустая…» Вот, Сальков отвечает, Горбачеву это и скажешь — что мебель нужна. И поехал я… Незабываемая, конечно, встреча. Сел в свою «восьмерку» — и прямиком в Кремль. Не часто, наверное, такие машины туда въезжают. Номера сверили, пропуск дали… Захожу во Владимирский зал — а там весь свет. И космонавты, и артисты. Все ходят, стены рассматривают. К кому бы, думаю, приткнуться? Вижу — знакомое лицо: Татьяна Самойленко, легкоатлетка. Напряжение чуть спало… Вышел человек какой-то, раздал схему зала, там крестиком место помечено, где сидеть будешь. Уже хорошо, думаю, не заблужусь. Тут ворота распахивают — и колонночкой в зал двигаем… Стоит бразильский президент, рядом Михаил Сергеевич с Раисой Максимовной, переводчики. Подхожу к бразильцу, меня представляют: вот, мол, капитан той сборной, которая у вас золотые медали отобрала.

— И как гость отреагировал?

— Он уже руку для пожатия протягивал, а как это услышал, сразу убрал — в шутку, конечно: «В тот вечер Фортуна из нашей раздевалки перелетела в русскую…» Горбачев рядом улыбается. Тоже поздравил: «Молодцы, большое дело сделали!» А Раиса Максимовна после ко мне подошла: «Открою секрет — я болельщица, страшно за вас переживала…» Очень приятно, отвечаю, мы это чувствовали. Все культурно, словом.

— Сколько получили за Олимпиаду?

— По 6 тысяч долларов прямо в Сеуле нам раздали, в Олимпийской деревне. Еще по 12 тысяч рублей каждому на счет от Спорткомитета перевели уже в Москве. В то время это деньги были колоссальные. Знаю, что баскетболисты раза в три меньше нашего получили. А нам еще позволили вне очереди любую машину купить. За свои деньги. Хоть «Волгу», хоть «девятку». Я «Волгу» взял — и лет пять на ней отъездил.

— Наверное, когда все это получали, миллионером себя чувствовали.

— Да, казалось, теперь все нормально будет. И вроде не зря столько лет отыграл. Квартиру обставил, дачу купил… Главное, было ощущение: наконец-то за работу стали достойно платить. Но потом — 91-й год, и всех моих сбережений только на то хватило, чтобы машину заправить. Большой удар… А я как раз такую травму получил, что был совершенно нетрудоспособен. Не рассказать, как тяжело было. Вчера еще ни в чем себе не отказывал: и покушать мог купить, и что угодно, — а тут сразу пришлось ремешок затянуть. Жена не работала… Одно спасло — дачу продали. В Кубинке был у нас хороший дом, 50 километров от Москвы. Потом потихонечку начал как-то устраиваться. Слава богу, дома с пониманием ко всем проблемам отнеслись. Поддержали.

РАЗРЫВ

— А что за травма у вас была?

— В 92-м, накануне вылета в Воронеж, в Новогорске я сломался на тренировке. Оступился, треск, боль адская — и голень ушла в сторону. Полностью разлетелся правый коленный сустав. И мениски, и крестообразные связки, и хрящи, и все остальное… Меня с той тренировки Латыш на спине уносил. Тогда хороший снимок только за границей можно было сделать. Я его из Испании Миронову привез, тот посмотрел: «Хорошо, Витя, если ходить сможешь. О футболе забудь…» Связки износились так, что пучка разрыва Миронов увидеть не мог. Два года я после этого хромал. Две операции сделал, а в 94-м написал заявление и ушел из «Динамо». Только сейчас иногда за ветеранчиков выхожу. Так первая моя серьезная травма стала последней. До этого одни ушибы были — хоть никогда ноги не убирал. Мог бы, конечно, еще годика три поиграть…

— В той же Корее, куда вас зазывали.

— Да, по линии Совинтерспорта туда чуть не уехал. Корейцам из «Ильвы» нужны были защитник и вратарь. Рекомендовали им Валеру Сарычева и меня — ну и отправились на смотрины. 10 дней там пробыли, за Сарычева они сразу ухватились: «Вратарь!» На меня с сомнением смотрели — у нас, говорят, 48 матчей за сезон, шесть кругов, не выдержит… Хотя я кроссы лучше всех в команде бегал. «Еще один клуб тобой интересуется, — говорят. — Поедешь?» — «Нет, не поеду, наелся. Я вам не мальчик…» И все. Через полгода Сарычев в Москву заглянул, рассказал, как корейцы в обороне играют. Пять выходов один на один за тайм. Кричать бесполезно, только горло сорвешь. «Поехали со мной? Хоть порядок сзади наведешь…» Я согласился было, но тут как раз сломался… А Валерка там остался, вратарскую школу открыл. Собак есть научился, наверное.

— А в немецкий «Блау Вайсе» вместо вас Иван Яремчук уехал.

— Тоже история. Через год после Олимпиады «Динамо» поехало на зимний турнир по мини. Здорово сыграли, выиграли, а там и «Вердер» участвовал… Приглянулся я тренеру «Блау Вайсе». Тот спрашивает у Бышовца — когда можно забрать? «Хоть сейчас!» Анатолий Федорович тогда говорил: «У меня в «Динамо» сейчас одна задача — Лосева устроить. Чтобы года два за границей поиграл, заработал…» С Бышовцем вдвоем ездили в Германию, познакомились с президентом, обговорили личный контракт. Дело шло к подписанию.

— И вы уже видели себя в этой команде.

— Вот-вот. Даже с игроками перезнакомился. И подумать не мог, что начнет ставить препоны международный отдел «Динамо». Денег решили за меня снять! «Блау Вайсе» команда не слишком денежная, но нашли спонсора, чтобы 300 тысяч за меня заплатить и сделать покрытие в динамовском манеже. Вроде договорились, но потом нашим мало показалось. За 32-летнего-то защитника! И все сорвалось. Я даже выяснять не стал, кто именно виноват. Потом мог в Финляндию уехать. Газзаев в «Динамо» пришел, сразу сказал: «Вить, какие бы деньги за тебя ни давали — отпущу. Заслужил. Хоть бесплатно отдадим…»

— И остались вы единственным игроком той олимпийской сборной, кто так и не уехал.

— Да, все где-то были. Пусть сезон, но поиграли. Так получилось. Ничего страшного. Лютый в Германии остался, «мерседесами» торгует…

— А вы вместо Германии отправились в «Интеррос», помогать тренеру Новикову.

— Сразу же, как играть закончил, Новиков меня пригласил. Неплохая команда, первая лига, какие-то предсезонные турниры выигрывали… Закончилось все тем, что копеечные зарплаты футболистам выплачивать не смогли, на выезд за свои деньги ездили. Старшие скидывались. Как-то в Омск прилетаем — а нас 8 человек! Пришлось Новикову самому раздеваться, на поле выходить. И я бы вышел, кабы не ходил с палочкой после операции. Болельщики местные только к концу первого тайма разобрались, кричат: «Их меньше на два человека — и вы их обыграть не можете?!» В конце, помню, нас дожали… Могли мы с Сашкой плюнуть, уйти — ребят было жалко. Надеялись, что получат что-то по контрактам.

— Сейчас, годы спустя, о чем жалеете?

— Вспоминаю, как чуть чемпионом СССР не стал. 86-й год, «Олимпийский», игра с Киевом… Вдвойне обидно — необъективное судейство. И московский матч, и киевский Хохряков судил. В «Олимпийском» полный зал, ведем — 1:0, пропускаем дурацкий гол. Потом в киевские ворота чистейший пенальти не дает. По всем статьям должны были выигрывать! И по моментам, и по всему.

— Вы на правах ветерана потом в раздевалке Колыванову не объяснили, как надо моменты использовать?

— Да ну, парень-то сам как переживал… Да, какой он мяч не забил, помните? С Добровольским не поделили — а Добрик бы исполнил, точно. Жалко, жалко… Выиграй мы — и вторая игра не нужна. В Киев дубль бы поехал. А так всем понятно было, что в Киеве нас не отпустят. Так и вышло. 1:2 проиграли, а Колыванов забил уже никому не нужный мяч. После первого матча Малофеев, сам донельзя расстроенный, нас еще утешал: «Молодцы, ребятки, я на вашем фоне Киев и не видел. Где эти Белановы? Да вы съели их!» Так, кстати, и было. Малофееву вдвойне обидно стало — он не только чемпионство проиграл, но еще и Лобановскому. Который над Малофеевым смеялся и «не понимал», что такое «искренний футбол». А в московском «Динамо» еще очень не скоро соберут такую команду, какая была у нас в 86-м…

Юрий ГОЛЫШАК

«Спорт-Экспресс», 07.02.2003

*  *  *

«В СЕУЛЕ БЫЛ САМЫМ СТАРШИМ В СБОРНОЙ, ВОТ И СТАЛ КАПИТАНОМ»
«Спорт уик-энд», 17.02.2012
Всю зиму в Питере в режиме нон-стоп играли в футбол. В СКК прошли не только Мемориал Гранаткина с участием юношеских сборных и Кубок Содружества, в котором участвовали молодежные команды, но и международный турнир «Кожаный мяч». К финалу этих соревнований был приурочен и матч ветеранов Москвы и Санкт-Петербурга. После его завершения призы юным футболистам вручал заслуженный мастер спорта Виктор Лосев. С капитаном олимпийской сборной, выигравшей золото в Сеуле, побеседовал корреспондент «Спорт уик-энда». Читать далее ››

Карьера главного тренера олимпийской сборной:

© Сборная России по футболу