Главная
Матчи
Соперники
Игроки
Тренеры

ИГРОКИ

Геннадий ЛОГОФЕТ

Логофет, Геннадий Олегович. Защитник.

Родился: 15 апреля 1942, Москва. Умер: 5 декабря 2011, Москва.

Воспитанник московской ФШМ (Футбольная школа молодежи). Первые тренеры – Виктор Александрович Маслов, Николай Тимофеевич Дементьев, Константин Иванович Бесков.

Клуб: «Спартак» Москва (1960–1975).

2-кратный чемпион СССР: 1962, 1969. 3-кратный обладатель Кубка СССР: 1963, 1965, 1971.

За сборную СССР сыграл 17 матчей.

(Сыграл 2 матча за олимпийскую сборную СССР.*)

Участник чемпионата Европы 1968 года. Участник чемпионата мира 1970 года.

Помощник главного тренера молодежной сборной СССР (1978, 1988). Главный тренер сборной СССР-2 (1978–1979). Помощник главного тренера сборной СССР (1980–1982).

*  *  *

«СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ НАС ОГРАБИЛА»

Геннадий Олегович по части баек — настоящий ас. И про Константина Ивановича Бескова все-все тебе расскажет. И про Николая Петровича Старостина. И про Никиту Павловича Симоняна. Да про кого угодно! Оговорившись, разумеется: а вот это и вот это, дескать, лучше не пиши… А футболистом Логофет каким был! И чемпионом Союза дважды становился, и кубок трижды завоевывал, и в сборной играл, а уж сколько раз в список «33 лучших футболистов Союза» попадал!

— Геннадии Олегович, а мне вот что интересно: в те былинные уже шестидесятые-семидесятые всем футболистам платили одинаково?

— В «Спартаке» и ставки у всех были одинаковые, и премии — даже для того, кто за пять минут до конца матча на замену вышел. 80 рублей — премиальные за победу. При ставке в 160. Потом уже до 180 повысили. Когда заканчивал, тарифы еще раз подняли. Зарплату — до 250 (а игроку сборной — вообще до 300). Победа стала стоить 150. На руки, за вычетом налогов, 135 получали.

— Суточные, я читал, тогда в сборной были 3 доллара…

— Верно. В 70-м нам после чемпионата мира как раз по 3 доллара за 40 дней начислили. В сумме — 120. Ни за победы, ни за выход из группы ни копейки не дали… Не выполнили условие: показать результат не хуже, чем на предыдущем первенстве (хотя бы четвертое место занять). Уругваю проиграли — 0:1. Вот если бы прошли, заплатили б тогда и за победы на самом чемпионате, и даже за товарищеские игры. А так все — в кассу спорткомитета, в доход государству…

— А сколько обещали-то за полуфинал?

— Так-так-так, это сколько уже прошло — почти 30 лет… Помню, что о-чень много.

— Много?!

— По тем временам — много. Кажется, две тысячи долларов — представляете, что это такое тогда было? Вот примерно такая сумма нам и светила… Впрочем, что это все о «бабках» — мы же тогда не только за деньги рубились, но и за престиж! Если в сборную, скажем, попал — ты уже знаешь: на твоей позиции лучше тебя в стране никто не играет. Значит, или Первый номер в Советском Союзе, или второй.

— Ну, а команды с кошельком потолще неужто сманить не пытались?

— Меня очень активно приглашали в Донецк, когда тренером в «Спартаке» был Гуляев. В 66-м. Я отыграл уже пять лет в «Спартаке», но после того сезона заявил: «Я с этим тренером работать не буду. В любую команду пойду, если он останется». Кстати, вот так, не сговариваясь, девять человек из основного состава написали заявления. Ну и прослышал об этом «Шахтер» донецкий. Каждый вечер мне звонили. «Ну как? Определился?» Говорю: «Я вам сразу скажу: если тренера этого снимают — остаюсь в «Спартаке»…» Мне из трубки: «Да ты что! С ума сошел?! Мы тебя на шахту устроим, на зарплату Героя Соцтруда. А хочешь — на две шахты сразу, на самые лучшие. А ты туда приходить будешь только в ведомости расписываться. (Ну, а тогда-то шахтеры много получали.) Квартиру тебе Министерство угольной промышленности даст шикарную. В Москве! Только давай в «Шахтер» переходи…» Отвечаю: «Не надо мне денег. Не то чтобы они меня не волнуют — но это не главное… Я все-таки спартаковец! Уберут тренера — тогда я к вам не поеду». И не поехал…

— Несмотря на то, что в Москве меньше платили.

— В три-четыре раза меньше. Особенно если сравнивать с такими городами, как Баку, Ташкент, Ереван, Тбилиси… Киев — тут вообще разговаривать нечего. Или «Днепр» тот же. Там страшные суммы получали! Но они-то за границу один раз в год выбирались, а «Спартак» — пять-шесть. А если тебя еще и в сборную берут — это ты уже получаешь больше, чем они. Правда, для этого надо было там что-то купить, а здесь потом продать. Ну как у челноков нынешних…

— Сейчас это — законный бизнес. А раньше со всеми этими делами можно было на хорошенькие неприятности нарваться.

— Помню, один из наших футболистов где-то у Красных ворот договорился с кем-то два шарфа мохеровых передать. И в этот момент его хватают. Дела никакого не завели, конечно. Так, пожурили да отпустили. Но сам факт задержания — неприятно.

— А были случаи, когда футболисты на таможне попадались?

— Да, в 71-м классический случай был. Когда из Франции приехали… Там получилось как: нас в одной гостинице поселили с танцорами-моисеевцами. Причем гостиница была шикарная, в центре города. Мы уезжали на тренировку примерно в 11 утра. И они в это же время приблизительно — на репетицию. Стоят Симонян и Моисеев. И такая картина: они говорят-говорят — да вдруг как расхохочутся. Заходит наш тренер в автобус. Мы спрашиваем: «Никита Палыч, расскажите, как он вас рассмешил?» Он рассказывает: «Да понимаете, я ему говорю: «Игорь Александрович, какие же у вас артисты! Как у них мастерство отточено! А мои же… Ничего у них по большей части не получается. Иногда недорабатывают. Иногда сачкуют…» А в ответ: «Да вы что, Никита Палыч! А я как раз футболистов ваших ставлю в пример. Говорю, они вот в такую погоду (а был ноябрь или декабрь) сейчас пойдут тренироваться, возиться в грязи, в слякоти. А посмотрите, как они бьются! Как работают! Не то, что вы — беременные коровы, в зале не можете два движения выполнить…»

Ну так вот. Они там к моменту нашего приезда жили уже два месяца. Быстренько с нашими ребятами перезнакомились. И говорят: мы нашли фабрику одну, с которой мохер отпускают — по франку моток. Мама дорогая! Значит, считаем: на доллар — пять мотков. Здесь этот мохер — по пятнадцать рублей стоил. Стало быть, на каждый потраченный доллар получается по семьдесят пять рублей! Рокфеллер бы с ума сошел от такой прибыли…

Ну и наши ребята на мохер накинулись. Набрали по полной программе. Рекордсмен один был — двенадцать или тринадцать килограммов взял. Еще кто-то — девять. По пять, по шесть брали… А разрешалось-то провозить — только два. И вот на таможне нас (я, правда, ничего не вез, нам с Киселевым никто про мохер и не сказал) стали проверять. Первый раз в жизни.

— По наводке?

— Ну конечно. Позже, когда мы встречались с ребятами-моисеевцами, они сказали: у нас-де только официальных стукачей пятеро было — представителей КГБ. А еще сколько скрытых (учтите, там 120 или 140 человек в ансамбле). Сколько сочувствующих… Просто учету не поддается! Конечно, на вас стуканули, что вы столько набрали.

— И что в результате?

— По два килограмма каждому оставили — остальное конфисковали. А ведь некоторые по дороге уже было размечтались: «Мебель куплю, может, еще и на машину останется…» Потом, конечно, было комсомольское собрание…

— А вы, случаем, не завидуете сегодняшним футболистам, которые успевают за карьеру неплохую копейку заковать — и безо всякого челноченья?

— Нет, не завидую. Наоборот, радуюсь за них. Просто так я воспитан: если человек зарабатывает приличные деньги — порадуйся за него. Дай Бог, пусть еще больше зарабатывает… Так давно должно было быть. Можешь писать, можешь нет, но я своим близким говорю: «Советская власть нас, футболистов того времени, просто ограбила». Ибо они использовали нашу молодость, наше мастерство, наше здоровье — и не оплачивали это так, как во всем мире.

Мне лично тогда уже хотелось быть профессионалом — никто, правда, и не думал, чтобы за границу поехать играть… Была даже такая ситуация. В 63-м меня берет в сборную Бесков. И как раз игра с Италией у нас. Та знаменитая — 2:0. Здесь, в Москве, выиграли… Перед матчем приезжает на базу тогдашний председатель спорткомитета Машин Юрий Дмитриевич. Дежурная накачка… (Это он, правда, еще за день до игры приехал. В основном любили прямо в день игры нагрянуть, на установке посидеть. А тот хоть сообразил, накануне пожаловал.) «Ну, ребята, давайте!» — обычные слова. По-доброму все, по-хорошему… А потом говорит: «Вопросы есть?» Сидят Яшин, Иванов, Понедельник, Воронин — у них нет вопросов. А я ж молодой, мне все по фигу… Говорю: «У меня вопрос. Вот завтра мы выйдем на поле против лучших профессионалов. А когда у нас будет профессиональный футбол?» Он так сурово на меня посмотрел: «Пока я председатель спорткомитета, об этом даже и думать забудьте». Ну и все — забыли.

— Эти накачки хоть когда-нибудь помогали?

— Им-то помогали. Выигрываем — он рапортует наверх: «Вот видите, что значит — я съездил в команду». Проиграли — «Ну что ж, я был у них, я все сказал, это они плохие…»

— Что, совсем никакого проку от них не было?

— Из жизни пример. Играем с «Динамо». 65-й, кажется, год. А у Рейнгольда квартиры нет. Обещают все, тянут: «Да, да, сейчас…» И к нам приехал председатель «Спартака» Горьков. Мы к нему с вопросом сразу насчет квартиры. Он в ответ: «Вот «Динамо» обыгрываете — квартира будет». Обыгрываем. На следующий день после баньки подходим: «Ну как, Виктор Александрович?» — «Все! Я сказал — значит, будет. Идите тренируйтесь. Завтра все решим». На следующий день потренировались, приезжаем к нему. И пожалуйста — смотровые ордера. Вот как, помогали такие накачки?.. Другое дело — первый-то смотровой все одно давали у черта на рогах. Ясно, что откажешься. А второй — жди еще. Но не обманывали, нет, рано или поздно давали…

— А вот конфликты с тренерами — ну, как с Гуляевым у вас часто бывали?

— У меня принцип в жизни: лучше с умным потерять, чем с дураком найти. До сих пор его придерживаюсь… Когда был Никита Палыч Симонян на моем 55-летии, он сказал: Геш, сколько мы с тобой знакомы, сколько ты играл у меня — можешь припомнить конфликт какой-нибудь?» — «Нет». — «Вот и я не могу». Нет, он мне, конечно, вставлял, требовал… Но это понятно. Он же тренер: «Вот это неправильно. Вот это не делай. А вот это делай…»

А закончил я в 74-м из-за Гуляева. Он меня достал все-таки — когда потом пришел еще на три года… Представляешь, в 30 лет — в запас посадил. Даже тренироваться с основным составом не давал. Месяц не тренировался. И вот играем с «Динамо» — 30 апреля в Лужниках. 0:0. И так мне «Спартак» стало жалко… После матча иду, а меня ребята знакомые зовут: «Три дня праздника, ты закончил — поехали с нами. На родину Есенина. Шашлыки, пиво…» А я захожу в раздевалку: «Николай Петрович, все, я приступаю к тренировкам. Дней через двадцать меня можно будет ставить. Ну проверите, конечно, сначала…» И числа 25-го я уже играл. В итоге второе место в том сезоне заняли. А я вошел в «33 лучших». Но… Начинается новый сезон — опять то же самое. Ни слова не говоря — в запас. Ну как можно второго человека в стране на своей позиции так задвигать? Ты хоть подойди скажи: «Ты свое отыграл, парень. Все-таки 33-й год пошел. Спасибо…» Или — наоборот: «Поддерживай форму. Игр пять-шесть сыграешь, когда вот такая петля будет…» Нет — он молчок. И тогда я решил уйти.

— За что ж вас товарищ Гуляев так невзлюбил?

— Ха, сейчас могу рассказать один эпизод. В 66-м году еще мы проиграли на Кубок кубков «Рапиду». В Москве — 0:0 сыграли, там — 0:1… А моментов у нас — тьма! Один забей, и все — доехали! И на последних минутах выскакиваю один на один — тогда я хавбека играл. Хлоп — мячик по штанге чиркнул и ушел выше ворот… С лета, правда, бил — не простой был удар. Но до рамы всего метров семь оставалось, думал: все, сейчас кладу… И вот едем в поезде домой. Комментатор Владислав Семенов меня спрашивает: «Ну ладно, Янкин три не забил — не такой уж большой мастер. Ну ладно — тот… Но ты-то как из такой позиции промахнулся?» А я в шутку: «Вот, допустим, я забил — мы проходим дальше. Значит, тренер у нас прежний остается. А так сейчас его снимут — мы ведь не выполнили задачу…» А он вдруг начинает мне подмигивать: дверь-то в купе открыта. И в коридоре, Гуляев стоит. Представляешь?!

Вот тогда я как раз в «Шахтер» собрался. Его вызывают из отпуска: «Как же так? Что у вас за команда? Девять человек написали заявления, не сговариваясь…» Причем никакой групповщиной у нас и вправду не пахло — я и перезванивался из тех, кто уходить собирался, только с Рыжим (Рейнгольдом), ему в Одессе тоже бабки сумасшедшие предлагали. А тренер наш, значит, отвечает: «А что? Хотят — пусть уходят. Других наберем. Эти мне мешали (мы четвертое место заняли). А если их убрать — в тройке будем, я вам гарантирую». На что руководитель спартаковский ему и заявляет: «По-моему, лучше одного тренера поменять, чем девять игроков основного состава».

— Вы сами тренером стали в 78-м. Работали сначала со второй сборной Союза. Успехи были?

— Я хвастать не хочу. Просто назову тех, кто у меня играл: Дасаев, Сулаквелидзе, Чивадзе, Шавло, Романцев, Черенков, Газзаев, Тарханов, Якубик…

— Сулаквелидзе с Чивадзе, я слышал, вы первый вместе поставили?

— Да, и Симоняну, который тогда с первой сборной работал, их пытался порекомендовать. У него-то играли Пригода и Жуликов. А он с помощниками со своими посоветовался — и отвечает: «Да нет, они еще молодые, психика неустойчивая…»

— Рассказать байку? Январь 79-го года. Приезжаем со второй сборной в Америку. Был и Сулаквелидзе — я его еще из Кутаиси взял. И вот даю установку. Нам первая игра предстояла — против сборной Мексики национальной. Я и говорю: «Ребят, все-таки через океан летели, 120 долларов то не помешают вам?» Ну и пожелал успеха, ушел… А игроки, как правило, потом еще раз собираются. Сами. Договаривать то, что тренер им недоговорил: «Я вот здесь так буду действовать, а я здесь так…» И вдруг смотрят — Сулаквелидзе сидит на кресле и пальцы загибает. Они ему: «Ты что делаешь, Сула?» — «Ну как… 120 долларов. Нас — 26 человек. Сколько будет?» Они: «Ты что, дурак? Каждому — 120. Каждому!» А он как подпрыгнет да как завопит: «Аух!…»

— А у Бескова-то вы как потом оказались?

— Там так вышло. У меня 10 декабря сын родился. И вот 3 января уже 80-го года. Захожу на работу в спорткомитет. И вижу, идет директор высшей школы тренеров Варюшин Вячеслав Васильевич, а с ним мужик какой-то с депутатским значком. «Здорово-здорово, Геш, а мы к тебе… Познакомься, это первый секретарь Ивановского обкома партии. Я тебя рекомендую на должность тренера…» — «Слав, ну какой там тренер! У меня сын грудной. Я никуда не поеду из Москвы…» — «Уй, жалко, условия хорошие, подняли бы…» — «Да нет, никак не могу!»

И сижу, на письма трудящихся отвечаю. Вдруг в полпятого звонок. Дед — Старостин. «Геннадий, мы тут с Константин Иванычем (Константин Ивановым, как он говорил) посоветовались: олимпийская-то сборная на базе «Спартака» — и решили тебя взять помощником. Ты как?» У меня настроение уже совсем другое: «И думать нечего. Я же ваш, спартаковец. Так что — с удовольствием!» — «Машина есть?» — «Есть». — «Садись, в Новогорск езжай. Там он проводит сбор селекционный. Поговори с ним…» Приезжаю. Бесков и говорит: «Я тебя знаю. Как футболиста. Но как работника не знаю. Поэтому я тебя беру на два сбора с испытательным сроком. Не подойдешь — извини…»

— «Понятно, Константин Иваныч, какой разговор!» Короче, два сбора прошли — и еще два с половиной года, пока его не сняли, я с ним работал, На мне в основном организационная работа была — чтоб у него голова не болела за это. Каждый вечер докладывал ему.

— Я слышал, тяжело у Бескова в подчинении?

— Почему тяжело? Человек он очень требовательный (а так и должно быть), очень порядочный, а уж специалист — это и говорить не надо… За два с половиной года лишь один раз меня обругал. Опять же из-за Сулаквелидзе. Идет тот самый первый сбор — в январе 80-го. Мы садимся с ним подводить итоги. Что делать с крайними защитниками? Ну не тот уровень. Самые слабые позиции… «Константин Иванович, — говорю, — У меня во второй сборной играл один. Вот вы его на первую тренировку вызовете, влюбитесь — и он у вас будет постоянно играть». — «Как фамилия?» — «Сулаквелидзе». — «Что ж ты мне раньше-то не сказал?» — «Ну как я могу вам советовать? Великому тренеру! Вы набрали людей — и вдруг я, неделю с вами проработав, скажу: «Кого вы набрали?». Вот вы меня спросили — я сказал». И тут-то он меня и отчитал: «Ты не молчать должен был — а тревогу бить, мне подсказывать!»

А в итоге так все и получилось. Со следующего сбора Сулаквелидзе стал в команде незаменимым. А у нас с Константином Ивановичем до сих пор замечательные отношения…

— А как вас за границу-то занесло?

— В Эмираты? Это было в 92-м году. Лобановский работал там со сборной, а Юрий Морозов — в одном клубе. И ему потребовался помощник с английским… Вот я и переводил. И параллельно как второй тренер трудился.

— И как с арабами работалось? Несладко?

— Очень тяжело было. Во-первых, футбол там непрофессиональный. На тренировку приходило по пять-шесть человек. А победы от тебя требуют. Мы даже письма писали президенту — завалили просто: «Обяжите игроков ходить на тренировки! Дайте адреса, сами будем их по домам забирать!» И до чего же там люди на результате помешаны… Выиграли: все эти шейхи обнимают-целуются, поздравляют, руки жмут. Проиграли: ты стоишь, а они проходят мимо, морды воротят. Ни полслова…

— Потом вы в «Таврии» еще поработали. Давайте уж на прощание какую-нибудь крымскую байку, Геннадий Олегович!

— Один футболист ко мне как-то подходит: «Базу дайте под свадьбу…» А сезон только начинается — представляешь? Какая тут свадьба?! Я опешил: «Давай, когда перерыв будет — вот тогда и сыграем». Тот подумал-подумал — согласился… А другой перед тренировкой приходит давление мерить. С виду вроде все нормально, запашка нет. А давление — страшное. Под 180. День, второй… Интересуюсь: «Что с тобой?» — «Да ничего, все у меня нормально…» — «Ну смотри, если завтра будет столько же — я пересмотрю для тебя нагрузки!» На следующий день — опять высокое давление. «Может, ты пьешь?» — спрашиваю. «Нет-нет-нет, что вы!» — и глаза такие честные-честные. Ну, говорю, все работают в общей группе, а ты остаешься. Скоростно-силовой как дал ему… Потом в душ захожу — а там перегородочки, меня не видно — и слышу, он говорит другу: «Ну Олегыч дал! Ну чтоб я еще хоть грамм выпил!» На следующий день приходит — что ты думаешь? — нормальное давление…

Алексей ЛЕБЕДЕВ

Газета «Московский Комсомолец», 23.05.1999

*  *  *

«КАК МЫ РУБИЛИСЬ С ЛОБАНОВСКИМ»

Хороший собеседник Геннадий Олегович Логофет. Особенно если разговаривать с ним, сидя на лавочке в Тарасовке. Здесь он дома, а потому всевозможным историям, связанным с этим местом, со «Спартаком» и с ним самим, нет конца — только успевай записывать.

ГОЛ

Отец у меня фехтовальщик был. Все каши варил и меня ими закармливал. До сих пор кашу не признаю. Мать в институте физкультуры училась, когда меня родила, а отец как раз на фронт уходил. 42-й год. Договорились они — если дочка родится, то мать имя дает. Если сын — отец решает. Я родился, а с отцом три месяца никакой связи. Рос безымянным. А надо было продовольственные карточки получать. Мать пошла и зарегистрировала меня как Геннадия. Только вернулась — телеграмма от отца: «Геннадием назвать!» Футбольные инициалы — Геннадий Олегович Логофет. ГОЛ. Отец вернулся, про войну много рассказывал. В колено его ранили, гнить начало — горсть пенициллина ему туда всыпали, спасли. Так зажило, что его со сборной СССР запасным на Олимпиады и в Хельсинки, и в Мельбурн возили.

ИПАТЬЕВСКИЙ ПЕРЕУЛОК

Жили мы в Ипатьевском переулке, прямо возле Красной площади мяч гоняли, где движения не было. Отец из Венгрии ниппельный мячик привез, — чудо природы какое-то! Мужики меня в компанию из-за этого мяча и брали — как довесок. Дом наш двухэтажный, кстати, до сих пор не снесли. В 54-м переехали на Бережковскую набережную — вот где футбол-то начался! Площадка большущая, каждый день мяч гоняли. И по ногам разрешалось бить, и к борту припечатывать. Как-то с Крыловым, который нынче администратор в «Спартаке», подрались. В хоккей играли, а он маленький, клюшкой ловко работает, всех обвел — ну и подрались. Брат за него, помню, вступился, но с тех пор дружим. А потом в ФШМ к Бескову и Дементьеву попал…

800 РУБЛЕЙ

После дела Стрельцова в ФШМ стипендии посрезали наполовину. Получали мы до этого 800 рублей — а зарплата квалифицированного рабочего 1100 была. Продавщице 100 рублей протягиваю, у нее сдачи нет:

«Откуда такие деньги?!« — «Не украл…» Нам, пацанам, интересно было читать статьи, где писалось, какие салаты Эдуард в «Метрополе» заказывал. Думали — вот как настоящие-то футболисты живут! А Бесков нас собрал и сказал: «Чем лучше играешь, тем дороже стоишь». Для меня денежный вопрос больным не был. Юра Гаврилов, помню, из «Спартака» в «Днепр» перебрался, рассказывал: «Там каждое второе слово — «бабки»…»

ДЕЛО СЕВИДОВА

А вот из этого деревянного здания Стрельцова в тюрьму увозили. И Севидова тоже — с ним, первым бомбардиром СССР, мы приятелями считались. Жил в Ступине, там отец его команду тренировал, сам играл за ФШМ — приедет в воскресенье, два-три забьет, и уезжает. Чемпионат Москвы вместе выиграли. Когда в «Спартак» пришел, полстадиона его гением считало, а другая половина терпеть не могла. Да и то, что уже в те годы после игр на «форде» уезжал, не нравилось. На том «форде» он академика и сбил… Я, когда услышал, сказал: «Да ладно, Юрок, выйдешь, забьешь — простят!» Потом узнали, кого сбил, — все изменилось: тот академик, Рябчиков, топливо для ракет делал. В космос после этого года четыре не летали. Со мной в доме Корнеев жил, спартаковец, его жена прибегает: «Севидов человека сбил на набережной…» Да ладно, отвечаю. Меня, если слухам верить, сто раз за изнасилование сажали. «Да нет, люди видели, его в милицию увезли!» Помчался я в ГАИ на проспекте Мира. Из дверей выхожу, вижу — ведут. Лицо изрезанное. «Да вот, сбил, ты только Старостину не говори!» Самое интересное, Севидова поначалу отпустили, он на сбор приехал — потом «воронок» в Тарасовку прилетел, забрали…

КИСА

Сразил я спартаковское начальство с самого начала. Набегался в институте физкультуры, лыж переломал — не сосчитать, а весу во мне тогда было всего ничего, в команде Кисой прозвали. От слова «кислый» — худой, мол. Первый тренировочный забег в «Спартаке» — я дубль на целый круг опередил! Старостин Симоняну говорит: «Никита, мы кого взяли? Феномен!» Следом основа бежит — там один Масленкин меня опередил на секунду. Потом выносливость в Ташкенте сгодилась, когда играли при 45 градусах жары. «Пахтакор» 2:0 ведет, но мы подряд три гола им вваливаем, и Симонян меня выпускает счет удерживать. Потом в Тбилиси Месхи опекал, 0:2 проиграли, два раза меня Миша обвел — две голевые передачи. Но за тот матч я один от Симоняна «пятерку» получил: Месхи каждого из наших по десять раз накрутил, а меня только два. Клоуном не сделал.

ВАСЯ

Мне и Дементьев в ФШМ, и Исаев с Ильиным в «Спартаке» внушали: играй проще, класс — в простоте! А мне забивать хотелось — получалось, правда, чаще с пенальти. Как Яшину в кубковом полуфинале 63-го… Мы с Левой друг друга «Васей» называли. В той игре судья по ошибке пенальти назначил. Я-ка-а-к дал в девятку! Яшин летит в другой угол, и у меня вырывается: «Куда ж ты, Вася?!" Лева мяч схватил — и в меня запустил. Вообще в «Спартаке» пенальти только неженатые били. Нервная система у них крепче.

АНЗОР

Анзор Кавазашвили, помню, в Киеве «Динамо» похоронил. Там Серебряников штрафные бил по заказу в любой угол. Мы накануне репу чесали-чесали, а потом Анзор говорит: если момент удара увижу, из любой девятки вытащу. Решили — только Серебряников разбегаться начинает, стенка расходится. Симонян одобрил. Играем, счет 1:0 в нашу пользу. Штрафной. Делаем, как договорились, и Анзор из правой девятки вытаскивает. Судья перебить просит — «Без свистка!» Опять встаем-расходимся — Анзор из левой девятки берет! «Динамо» тот момент морально прибил…

В проклятом матче с Уругваем на чемпионате мира-70 тоже Анзор стоял. Перед игрой я в гостиничное окошко выглядываю: первый час ночи, а наши не спят, окна светятся. Тогда большие деньги на кону стояли… Сижу в запасе, Качалин попросил удары считать. Выходит по моим записям немыслимое: у уругвайцев двенадцать, у нас один. Показываю Качалину, а тот и сам видит — не то творится. А потом нам «левый» гол забили за три минуты до конца дополнительного времени. Я в том эпизоде был рядом с мячом, а главный участник — Валя Афонин. Мяч ушел за линию, Кавазашвили выходит, Афонин бороться бросил — а уругваец навесил, и они в пустые ворота забили. Страшно вспомнить, что в раздевалке творилось. Тренеров домой отправили, не дали чемпионат досмотреть, нам обещанные несколько тысяч долларов не заплатили.

РОКФЕЛЛЕР

Это нынче полстраны челночит, а тогда только футболисты заграничные шмотки и могли привезти. Одна поездка — столько в «Спартаке» за полсезона заработаешь. Привезешь кофты мохеровые — бизнес такой, что Рокфеллер с ума сошел бы: 500 процентов навара! Берешь там кофту за полтора доллара, здесь за 60 рублей толкаешь. Были люди — приходили, забирали оптом, деньги отдавали. Один из наших сам решил шарф у метро толкнуть — так его милиция повязала…

ФИНАЛ

Как два дня кубковый финал с Минском играли — случай особый. В тех играх нам 12 человек переломали. Меня, капитана, тоже. Малофеев приложился, я на два месяца выбыл — а товарищами считались, вместе в ФШМ играли, в дубле… Гиля Хусаинов нас своими двумя мячами спас. А на следующий день после первого матча я жениться должен был. Сам Никита Палыч благословил: «Давай, Геш, выходные как раз будут, ты не запойный…» В день игры просыпаюсь в Тарасовке — мысль: «Если Бог против свадьбы, вничью сыграем». И точно — такие моменты мы упустили, фантастика! Свадьбу вообще отменять надо было, как сейчас понимаю: через 11 лет развелся.

ШАХТА

Премиальные в «Спартаке» 80 рублей были, беднее других мы считались. В 66-м меня «Шахтер» зовет. Устроим, говорят, на ставку зама начальника шахты, будешь 800 рублей домой приносить. Против 160 спартаковских. Отвечаю: «Если Гуляев, тренер, в «Спартаке» останется, уйду, если его не будет — «Спартак» ни на какие деньги не променяю!» Каждый вечер из Донецка названивали, я в отпуске был. А тем временем Гуляев на собрании высказался: «Мы четвертое место заняли, 9 человек отчислю, новых наберем — в тройке будем…«Ему ответили — лучше тренера потеряем, чем девять игроков. И самого отчислили. Я и остался, хотя «Шахтер» уже двойную ставку предлагал. А доплаты везде были. Сабо в «Зарю» перешел, рассказывал: я, говорит, в Киеве денег не видел по сравнению с Луганском.

КАРИКАТУРЫ

После того финала против Минска на меня карикатуры в газетах помещали: капитан на костылях с Кубком. Симонян видит, что я с вывернутым коленом ходить не могу, отпустил с женой на море. И в «Комсомолке» новая карикатура — капитан покидает корабль. Приезжаю: «Какое вы имеете право? Меня Симонян отпустил!» Нам, отвечают, так в клубе сказали. «Кто?» — «Руководство. Ладно, сыграешь, другое нарисуем…» Действительно, через месяц хорошее фото с подписью напечатали. А то еще писали про меня, трезвенника, что с режимом непорядок. Ты же куришь, говорят — это и есть нарушение режима. С куревом как получилось: в комнату меня поселили с двумя дублерами и Рейнгольдом, а тот босяк дворовый… Я не курил, но как-то раз затянулся — и пошло. Жена недавно Рейнгольду говорит: «Все прощаю, кроме одного — Генку курить научил!» А тот, шустрый: «Зато он меня научил водку пить и в футбол играть…»

Как-то Старостин меня после бани с сигаретами застукал. Закуриваю, он сзади за руку: «Ага!» Все, думаю, теперь путь в состав заказан. А он — ничего, говорит: «За правый край спокоен, там Логофет кашлянет — два кубометра дыма, не сунется никто!» Потом тренер дубля Дементьев на собрании: «Рейнгольд с Логофетом курят вместо того, чтобы мастерство повышать…» Старостин сидел-сидел, и вдруг: «Да мой брат Андрей дымил, как паровоз, и бегал, как лошадь!»

СТАРОСТИН

Старостин — классика! Всей командой его «Чапаем» звали. Великий человек. Как-то нам с «Динамо» играть, Никита Палыч установку дает, а Старостин тезисы на газетку записывает. «Никита, у тебя все?» — «Да…» Тишина. Слышно, муха летит. Старостин этой самой газеткой с тезисами-ка-а-к даст по ней: «У-у-у, «Динамо» проклятое!» Как начали все смеяться! Выиграли мы тогда — 2:0… А до этого в 72-м повез Бесков «Динамо» на турне в Америку, укрепили их Папаевым, Дарвиным и мной. Старостин нас в Шереметьево вез, наставлял: «Что бы там ни показалось странным, не вступайте в рассуждения, молчите. Я-то систему динамовскую хорошо изучил, 13 лет за колючей проволокой…» Уже в Америке случай: заехали в кафе, сидим, водичку пьем. Олег Долматов говорит: «Доктор, а молока можно?» А тот: «Какого молока?! Молодой еще, пей, что все!» Мы, спартаковцы, переглянулись: ничего себе! У нас бы так доктор выступил — его бы выкинули сразу, да еще и морду начистили. Олег же не водки попросил! Папаев говорит: вот потому и футбол здесь такой — все одинаковые…

ВОРОНИН И ЛОБАНОВСКИЙ

Как-то вызывает Симонян: «Против Валерки Воронина сыграешь персонально?» Нет, отвечаю. «Чтоб ты — да боялся?» Нет, отвечаю, не боюсь. Просто не смогу против него жестко играть — мы дружим. Ведь если он случайно в моей зоне появится, придется и по ногам двинуть. Симонян говорит — хорошо, хоть сказал.

Вот против кого всегда в радость было жестко сыграть, так это против Лобановского. Недавно перед игрой Димка Парфенов вдруг захохотал. Что такое? «Да вспомнил, вы рассказывали, как Лобановского рубили…» 1962 год. Игра с Киевом. Весь двор меня в Тарасовку провожает, человек шестьдесят у подъезда. «Если проиграете, — говорят, — не беда. Главное, рыжего убей. Иначе домой не возвращайся, самого отшлифуем…» Не любила его Москва — страшное дело! Только дотронешься, падает, стонет, будто убили. С первых же минут я рубиться с ним начал — двор потом одобрил. После подружились, когда в сборную ездили.

ПЕЛЕ

В Москве с бразильцами играли — меня при счете 0:2 выпустили Пеле опекать. Разок пришлось ему по ногам рубануть. Такого игрока в жизни не видел! Во дворе потом говорят: правильно, что он будет наших накручивать? Это мы во второй раз встретились, а до этого я ездил с олимпийской сборной против «Сантоса» играть. Перед матчем фильм показали, как «Сантос» 5:1 «Бенфику» обыграл. Пеле то ли три, то ли четыре забил — что хотел, то и делал. Соловьев, тренер, посмотрел: «Может, домой? «Бенфику» на пять мячей разводят, чего уж…» Потом в гостиницу болельщики явились. Если с Пеле хоть волос упадет, говорят, гостиницу сожжем с вами вместе. Поначалу против него либо меня хотели поставить, либо Сабо — а в итоге поставили Завидонова из «Зенита». Тот помягче. 1:2 проиграли. Потом в «Метрополе» на банкете с Пеле встретились, меня кто-то попросил автограф у него взять. Подхожу, протягиваю червонец — распишись. Он меня узнает, показывает на пальцах: помнишь, как мы вас 2:1 обыграли?

30 ПРОЦЕНТОВ

Бесков считает, что реализовал я себя как игрок процентов на тридцать. Так и есть. На некоторые игры выходил спустя рукава… Почему? Во-первых, ради самосохранения. Во-вторых, из-за уравниловки: по штатному расписанию получаешь столько же, сколько тот, кто всю игру сидел, бамбук курил. В других командах эту проблему решали. Пришел к нам парень из «Арарата»: «Я в Ереване в 18 точках оклад получал! На коньячном заводе коньяком — сколько унесешь…» Помню, в 63-м собирались в Италию, приезжает Машин, председатель спорткомитета, накачку делать. «Вопросы есть?» Все молчат. Только я, молодой: «Когда у нас будет введен профессиональный футбол?» — «Пока я председатель, об этом можете не думать!» Все ясно, отвечаю… И Факкетти я тогда же говорил — пока вы к играм готовитесь, мы по магазинам вынуждены гонять. В 65-м к Воронину в римскую гостиницу Шнеллингер приехал: «Я сбережения вложил в акции авиазавода…» Валерка отвечает — а нам тоже на руки по 50 000 лир дали. Тот за голову схватился — это ж только на сигареты!

ПЕРВЫЙ ВЫПУСК

Я ВШТ окончил в первом выпуске. С Садыриным учился, Малофеевым, Прокопенко, Федотовым, Шубиным, Асатиани, Хмельницким, Капличным, Колей Киселевым… Два узбека учились, плов готовили — объедение. После каждого семестра брали ящик водки на 30 человек, сидели… Но большим тренером не стал — не судьба. Сначала в спорткомитет попал, а когда вторую сборную создавали, Симонян, Николаев, Мосягин и Коршунов все голову ломали, кого тренером поставить. Что мучаетесь, говорю, назначьте меня! Молодой, по стране готов кататься — игроков наберу. Задумались: «А действительно…» Только, добавляю, ничего у вас не получится. У меня букет — и беспартийный, и разведенный. Непонятно, как в спорткомитет-то пустили. В «Спартаке» каждый год говорили — пора вступать. А я, отвечаю, еще комсомольцем себя чувствую, КПСС подождет. Еще один принцип, из «Мастера и Маргариты» — ничего не проси у тех, кто сильнее тебя. Сами дадут и попросят, чтобы взял. Короче, пошел Симонян согласовывать мою кандидатуру. Уломал как-то начальство. Команда у меня сумасшедшая была, всех подряд обыгрывали: капитан — Челебадзе, Черенков, Тарханов, в защите Чивадзе и Сулаквелидзе.

Потом Бесков меня к себе в олимпийскую сборную помощником пригласил. Как-то говорю ему: во второй сборной парень играл — просто загляденье, только возьмете, гарантирую, приглянется! «Фамилия?» — «Сулаквелидзе». В первый раз в жизни от Бескова матерные слова по собственному адресу услышал: «Где ж ты, …, раньше был?!" И вот играем в Венгрии с «Татабаньей», и минут за двадцать до конца Сулаквелидзе в свои забивает — 0:1 проигрываем. При всех грузина ругать нельзя, после игры к нему подхожу, говорю шепотом: «Сул, как же ты?» — «Олегыч, я даю — она выходит…» Подожди, говорю. Кто — «она»? Думаю, может, женщина какая по трибуне прошла? Отвечает — «Она, Дасаев…» Еще интереснее в Америке случай был. Играть с Мексикой, даю установку и говорю: «Если выиграете, 500 долларов получите». Валерка Петраков потом рассказывает: Сулаквелидзе сидит, пальцы загибает. «Что считаешь?» — «500 долларов, нас 26 — сколько каждому?» Петраков ему: «Ты что, дурак? Каждому 500!» Тенгиз как по креслу дал:

«А-ух! Всех убью!» Действительно, как зверь бился. 1:0 выиграли. В той игре Романцев, кстати, спину повредил — прыгнул, неудачно приземлился — смещение позвонков. До сих пор мучается…

Юрий ГОЛЫШАК

Газета «Спорт-Экспресс», 20.03.2000

*  *  *

РАЗОЧАРОВАВШИЙСЯ ТРЕНЕР

15 апреля исполняется 60 лет президенту футбольного клуба ветеранов «Спартака» Геннадию Олеговичу Логофету. Более 40 лет его богатая событиями жизнь связана с этим прославленным обществом. В «Спартак» Логофет был приглашен после прохождения первоначального курса обучения в московской ФШМ. Пятнадцать сезонов он выступал в красно-белой форме, сыграв только в чемпионатах СССР 348 матчей. Кроме того, были встречи и в Кубке СССР, в евротурнирах, в сборной СССР. Сейчас Логофет возглавляет общественный футбольный клуб ветеранов «Спартака», причем нередко и сам выходит на поле.

ПЕРВЫЙ ПОДАРОК — ЭСКИМО

— Геннадий Олегович, помните, когда впервые отмечали свой день рождения?

— Не могу утверждать, что это был мой самый первый сознательный день рождения, но 7-летие запомнилось. Жили мы тогда впятером в 10-метровой комнатушке в Ипатьевском переулке, что находится рядом с Красной площадью, и родители дали мне мелочь на мороженое. Я спустился на площадь Ногина и купил эскимо на палочке. Это был мой самый первый подарок, полученный на день рождения.

— А первые заработанные вами деньги помните?

— Первую официальную зарплату я получил еще в 15-летнем возрасте в ФШМ. Однако деньги стал зарабатывать за два года до поступления в ФШМ. По соседству со мной и Славой Крыловым, нынешним администратором дубля «Спартака», жил Наиль Фатеков. Однажды во время очередного матча во дворе он подошел к нам и сказал: «Чуваки, я вас покупаю». «Что значит покупаешь?» — удивились мы. «С завтрашнего дня начнем деньги зарабатывать. Все расходы на такси, на пирожные, соки беру на себя, а вы, если будете выигрывать, за каждую победу будете получать с соперников по 10 рублей. Мы согласились и за несколько лет объездили многие районы Москвы и области и во встречах с дворовыми командами действительно заработали много денег.

В ФШМ ПРИШЕЛ ДОБРОВОЛЬНО

— ФШМ была открыта летом 1954 года, и в нее приглашали способных ребят из разных московских клубов. А вы где играли до поступления в нее?

— Во дворе. Услышал о ФШМ и осенью 1956 года набрался нахальства и поехал на смотрины. Тренер команды моего возраста Виктор Александрович Маслов уже набрал ребят. Тем не менее и мне не отказал — приходи, мол, будешь в запасе. Всю зиму я тренировался в ФШМ, а весной новый тренер Николай Тимофеевич Дементьев включил меня в основной состав. При поступлении в ФШМ я заполнил анкету, в которой был вопрос, кем хочу играть. Я написал, что предпочитаю нападение и надеюсь, что из меня вырастет новый Сергей Сальников, который с детских лет был моим кумиром. Но Дементьев поставил меня в защиту. В последний год занятий в ФШМ Дементьев вернулся в «Спартак», а нас стал тренировать Константин Иванович Бесков. В одном матче я дважды подключился в атаку и забил два мяча, после чего тренер перевел меня в полузащиту.

МЕЧТАЛ О «СПАРТАКЕ», А ЕДВА НЕ ОКАЗАЛСЯ В ЦСКА

— Как попали в «Спартак»?

— После окончания ФШМ меня пригласили в ЦСКА, и я успел написать даже заявление. Но на следующий день мне неожиданно позвонил Старостин. Тот первый разговор с ним я хорошо запомнил: «Геннадий, это звонит Николай Петрович Старостин. Слышал, что ты заявление в ЦСКА написал? А ведь мы по рекомендации твоего первого тренера Дементьева хотели тебя взять в «Спартак». «Я с удовольствием пошел бы к вам, но меня никто не приглашал», — ответил я. «Считай, у тебя есть приглашение, — продолжил Николай Петрович. — Кстати, деньги в ЦСКА ты не получал?» — «Нет». — «Ну и хорошо, — закончил Старостин. — Сколько армейцы обещали тебе платить?» — «800 рублей». — «У нас ты будешь получать на 300 рублей больше». Я в свою очередь объяснил Старостину, что для меня главное не деньги, а возможность играть в команде, за которую болею с детских лет.

— И вы отыграли в «Спартаке» 15 сезонов, показав третий результат — после Нетто и Черенкова — по числу матчей, сыгранных в чемпионатах и в Кубке СССР. Самыми памятными какие считаете?

— Таких игр было сыграно немало. Разве забудутся чемпионаты страны в 1962 и в 1969 годах, когда мы завоевали золотые медали? Или финалы Кубков в 1965 и 1971 годах? Например, в 1971 году мы проигрывали ростовскому СКА со счетом 1:2, но за 20 секунд до финального свистка я забил второй мяч, а на следующий день мы победили в переигровке.

— Но кроме приятных воспоминаний остались и грустные матчи?

— Конечно. Взять, например, полуфинальную встречу с итальянцами в чемпионате Европы в 1968 году. Тот матч закончился со счетом 0:0, судья для определения финалиста бросал монетку, и в итоге фортуна улыбнулась соперникам. Само выявление победителя в матче такого ранга с помощью монетки — это, согласитесь, полный маразм. Но тогда в регламенте не предусматривались послематчевые пенальти.

— К грустным воспоминаниям надо добавить, наверное, и матч с уругвайцами на чемпионате мира 1970 года в Мексике, когда соперники забили в ворота Кавазашвили единственный мяч после того, как тот выкатился за пределы поля?

— Для нас это был кошмар — не надо принимать решение вместо арбитров. В той встрече я вышел на замену в полузащиту, но хорошо видел, как мяч пересек линию ворот в том месте, где она пересекается с линией штрафной площади, и Валентин Афонин, опекавший Кубиллу, выключился из игры. Однако нападающий сборной Уругвая не остановился и сделал передачу в штрафную, откуда и был забит гол. Понятно, во всем виноват был судья, но, с другой стороны, игру он не остановил, а мы приняли за него решение, за что и поплатились.

СЛЕДУЮЩИЙ ШАГ — В ВШТ

— Закончив играть в чемпионатах СССР, вы сразу поступили в ВШТ, хотя и не имели тренерской практики, что в общем-то не отвечало условиям приема в школу.

— Этой практики не было и у других футболистов, но спасибо директору ВШТ Вячеславу Васильевичу Варюшину, который сделал для нас исключение.

— Как сложилась ваша жизнь после ВШТ?

— Сначала помогал старшему тренеру молодежной сборной СССР Валентину Александровичу Николаеву, а перед московской Олимпиадой по рекомендации Никиты Павловича Симоняна возглавил вторую сборную страны. Перед ней была поставлена цель — готовить резерв для первой сборной, а заодно и проверять в товарищеских матчах соперников, с которыми наша главная команда могла встретиться в официальных соревнованиях. Полагаю, что с этой задачей мы справились. Особенно это касается проверки молодых, способных футболистов. Достаточно назвать таких игроков, как Дасаев, Романцев, Чивадзе, Андреев, Шенгелия, Сулаквелидзе, Шавло, Черенков. Позже они все стали игроками первой сборной, а потом и тренерами.

НИКТО НА СЕБЯ ОДЕЯЛО НЕ ТЯНУЛ

— 20 лет назад в чемпионате мира в Испании вы были одним из пяти тренеров сборной СССР. Тогда многие считали, что в тренерском штабе оказались три разных во многом специалиста — Бесков, Лобановский и Ахалкаци, и это в итоге и привело к досрочному для советских футболистов окончанию чемпионата мира.

— Я так не считаю. Главная причина относительной неудачи в Испании — это серьезные травмы, полученные накануне чемпионата сразу тремя ведущими игроками — Буряком, Хидиятуллиным и Чивадзе. Что касается триумвирата Бесков — Ахалкаци — Лобановский, то он, поверьте мне, не напоминал лебедя, рака и щуку. Идея собрать тренерский штаб в общем-то из действительно разных и по характеру, и по взглядам на особенности футбола специалистов принадлежит работникам ЦК КПСС. Они посчитали, что если в сборной собраны футболисты трех ведущих клубов — «Спартака», киевского и тбилисского «Динамо», то и тренеры должны быть из этих команд. Разумеется, не по всем вопросам мнения этих специалистов совпадали, но каждый раз все решалось корректно, причем последнее слово, особенно при определении состава, тактики на игру, всегда оставалось за Бесковым. Лобановский полностью отвечал за функциональную подготовку. Ахалкаци же чаще всего выступал в роли третейского судьи и когда высказывал свое мнение, оно, как говорится, попадало в «десятку». Словом, опасения, будто каждый из этой великой троицы будет тащить одеяло на себя, не подтвердились.

ПЛЕТЬЮ ОБУХА НЕ ПЕРЕШИБЕШЬ

— После работы в сборной вы недолго возглавляли симферопольскую «Таврию», выступавшую в первой лиге. Начали вы, помнится, неплохо. Однако в первом же круге были освобождены. Что же произошло?

- Начало действительно было обнадеживающим. Во время поездки в Грузию «Таврия» " установила рекорд, который впору было вносить в Книгу рекордов Гиннесса - в Батуми мы выиграли у «Динамо», а в Кутаиси с лидером «Торпедо» сыграли вничью. По тем временам добыть в Грузии хотя бы одно очко считалось достижением, а «Таврия» завоевала целых три. Но радость была недолгой - по возвращении в Симферополь мне объявили, что как тренер я не устраиваю руководителя обкома. Все это я вспоминаю только для того, чтобы рассказать молодым специалистам, какие нравы царили в футболе в те годы. Практически все зависело от того, как первый секретарь относился к футболу. Главе Крымской области, судя по моему опыту, было все равно, как играет «Таврия», как развивается футбол. Во всяком случае, за полгода работы в Симферополе я, несмотря на многочисленные попытки попасть на прием к первому секретарю обкома, высказать ему свою программу, так и не был удостоен его внимания, чем умело воспользовались чиновники мелкого ранга и вместо меня пригласили, как говорится, своего человека. Это было первое разочарование в тренерской профессии. Я наивно полагал, что для успешного выступления команды необходимо только хорошо проводить учебно-тренировочный процесс. А надо было решать и многочисленные административно-хозяйственные вопросы, что без поддержки чиновников сделать было невозможно. Я брал пример с Бескова и Симоняна, забыв о том, что у них был такой великолепный начальник команды, как Николай Петрович Старостин, который не хуже любого тренера мог решить самый сложный вопрос.

РЕЗКИЙ ПОВОРОТ

- И в вашей жизни произошел новый поворот?

- К тому времени я помимо Института физкультуры и ФШТ окончил заочное отделение Института иностранных языков и знал английский и итальянский языки, что помогло мне поступить на работу в Управление международных спортивных связей Спорткомитета СССР. В 1990 году я в составе футбольной делегации побывал еще раз на чемпионате мира, правда, уже в роли переводчика.

- Однако и в международном управлении вы долго не проработали?

- За 10 дней до путча 91-го года я получил приглашение из итальянской рекламной фирмы и стал ее представителем в Москве.

- Чем занимаетесь сейчас?

- Возглавляю общественную организацию - футбольный клуб ветеранов "Спартака". Руководители клуба Романцев, Червиченко и Шикунов предоставили нам отличные условия для работы - у нас прекрасный современный офис. Правда, зарплату мы не получаем, но благодаря частным товарищеским встречам, участию в разного рода турнирах бывшие футболисты "Спартака" имеют неплохую возможность регулярно улучшать свое финансовое положение.

- Кроме того, вы являетесь членом одного из комитетов ФИФА. Расскажите, что это за комитет и как вы в нем оказались?

- Он называется Футбольный комитет ФИФА. В него входят такие великие игроки, арбитры, тренеры, как Пеле, Беккенбауэр, Бобби Чарльтон, Круифф, Платини, Уго Санчес, Милла Роже, Бонек и другие известные в футболе специалисты. Комитет никаких важных решений не принимает, ограничиваясь внесением только рекомендаций. А я оказался в этом комитете во многом благодаря Блаттеру, с которым познакомился еще во время чемпионата мира в Италии, когда он приезжал на базу сборной СССР. Однажды он поинтересовался у Колоскова, кого из российских футболистов можно рекомендовать в этот комитет. Одно важное условие: этот человек должен знать иностранные языки. Вячеслав Иванович назвал мою фамилию. Вот так я попал в одну команду с выдающимися футболистами прошлого. Наши встречи проходят в штаб-квартире ФИФА в Цюрихе один раз в три месяца.

Геннадий ЛАРЧИКОВ

Газета «Советский спорт», 15.04.2002

© Сборная России по футболу