Главная
Матчи
Соперники
Игроки
Тренеры

ИГРОКИ

Юрий ЛОДЫГИН

Лодыгин, Юрий Владимирович. Вратарь.

Родился: 26 мая 1990, г. Владимир.

Воспитанник греческого футбола.

Клубы: «Шкода Ксанти» Ксанти, Греция (2009–2010, 2011–2013), «Эордаикос 2007» Птолемаида, Греция (2010–2011), «Зенит» Санкт-Петербург (2013–2018), «Олимпиакос» Пирей, Греция (2019), «Газишехир Газиантеп» Газиантеп, Турция (2019), «Арсенал» Тула (2020), ПАС Янина, Греция (2021–...).

Чемпион России: 2014/15. Обладатель Кубка России: 2015/16.

За сборную России сыграл 11 матчей.

Участник чемпионата мира 2014 года (был в заявке команды, на поле не выходил). Участник чемпионата Европы 2016 года (был в заявке команды, на поле не выходил).

*  *  *

«САМОУЧКА, В 14 ЛЕТ РАБОТАВШИЙ НА КАРТОШКЕ»

Обозреватель «Чемпионата.com» обстоятельно побеседовал с главным открытием чемпионата России — вратарем «Зенита». И испытал немало потрясений.

С 23-летним голкипером «Зенита» мы толковали чуть менее полутора часов. Я слушал его греческие истории — и в какие-то моменты отказывался верить собственным ушам. Таких судеб у современных футболистов, штампуемых типовым, инкубаторским методом в школах и академиях, не бывает! Не бывает в топ-клубах фактически вратарей-самоучек! Не собирают они в 14-летнем возрасте со своими матерями картошку в 40-градусную жару, чтобы заработать копейки на пропитание! Не бывает у них в 20-летнем возрасте президента клуба, являющегося по основной профессии… могильщиком!

Все бывает.

И сам Лодыгин — какой-то совсем другой, чем обычные 23-летние футболисты, да в большинстве своем люди других хорошо оплачиваемых профессий, в сегодняшней России. В нем море восторженности и ни грамма цинизма. Ты ловишь его взгляд (да ведь это и на поле заметно, не правда ли?) — и понимаешь первородное значение донельзя затертого ныне штампа «глаза горят». Ты видишь, что ему не всегда хватает русских слов, чтобы выразить свою мысль, — но эмоциями, жестикуляцией, жгучей искренностью и в хорошем смысле наивностью он эти лексические пробелы компенсирует с лихвой.

Не знаю, как сложится дальше судьба этого парня, не испортят ли его наши реалии — что уже, увы, происходило со многими. Но после этого разговора я буду персонально за Лодыгина болеть. Надеюсь, что и вы — тоже.

«РУССКИЙ ПАСПОРТ БЫЛ ПРОСРОЧЕН»

— Матч сборной России против израильтян смотрели глазами человека, который наблюдает за своей будущей командой?

— Хочется, конечно, туда попасть. Буду пытаться продолжать играть в том же духе. И если вызов придет, сделаю все, чтобы реализовать свой шанс.

— К конкуренции с самим Акинфеевым морально готовы?

— Раз играю в «Зените», то конечно. Акинфеева уважаю, он на виду у всех уже много лет. Главное, чтобы конкуренция была здоровой. Она только помогает двигаться дальше.

— Когда вас в марте вызывали в сборную Греции, был шанс, что вы появитесь на поле? Ведь тогда стали бы легионером, и никакого «Зенита» в вашей жизни, вероятно, не возникло.

— Шансы выйти были очень низкими — меня же вызвали как молодого. И, по правде говоря, ни в коем случае не думал, что буду играть. В заявку на выездной матч с Боснией (22 марта. — Прим. «Чемпионат.com») я попал, но сейчас ведь туда можно 23 человека включать. В том числе трех вратарей.

— Про предметный интерес «Зенита» вы в тот момент уже знали?

— Нет, а вот когда вызвали во второй раз, на июньский матч против Литвы, уже знал. Приехал на сбор, пробыл там два дня — и тут надо было ехать в Санкт-Петербург, проходить медобследование. Попросил руководство о возможности уехать, объяснил причину. Отпустили. Взял еще с собой российский паспорт, с которым мне нужно было кое-что сделать, прошел медосмотр — и уехал. В расположение сборной даже не вернулся, поскольку отсутствовал целую неделю.

— А что нужно было сделать с паспортом?

— Обновить. Он был просрочен. Сделали это очень быстро.

— Недавно вас вновь вызывали в греческую сборную, и вы по факсу отправили отказ.

— Да, они меня попросили, чтобы любой ответ я отправил им в письменном виде: им нужна была официальная бумага. Все объяснил, и в принципе реакция была нормальной.

— Не допускаете, что вдруг судьба сложится так, что в сборную России попасть не удастся и вы будете жалеть, что отказались от уже готового места в команде Греции?

— Не думаю об этом. Не хочу думать. Если буду достойно играть за «Зенит», то попаду в сборную. А если не буду, значит, просто не заслуживаю этого.

— Но в момент, когда надо было принимать окончательное решение, какие-то колебания были?

— Затруднение было, конечно. Родился в России, но в футбол-то начал играть в Греции. Это моя вторая родина, потому что я наполовину русский, наполовину грек. Желание играть за две сборные у меня было, наверное, одинаковым.

Но мало того что Россия моя первая родина, я должен был подумать о своей карьере. Потому что, во-первых, чемпионат греческий — он где-то на две ступеньки ниже российского. Во-вторых, «Ксанти» всегда находился в середине таблицы, порой — даже в зоне вылета. И тут меня хочет «Зенит», который постоянно борется за чемпионство, выступает в Лиге чемпионов! Совсем другой уровень и перспективы.

Я не мог отказаться, сказать: «Не поеду в Россию, потому что тогда не смогу играть за сборную Греции». Это было бы неправильно для меня! А если кто-то думает, что все решают деньги… Это совсем не так. Я не просил, чтобы мне платили миллионы. В тот момент в моих мыслях было одно — расти как спортсмену. Ведь никогда не был в команде, которая борется за чемпионство!

— А в Греции не звали в аналогичные клубы — «Панатинаикос», «Олимпиакос»? Или в ПАОК — самый «русский» клуб страны с владельцем Иваном Саввиди, его советником Германом Чистяковым, арендованными «армейцами» Секу и Нецидом?

— В прошлом декабре на меня вышли из ПАОК. В воскресенье мы с ними играли на выезде, победили — 1:0. Не постесняюсь сказать, что сыграл в том матче очень хорошо. А в понедельник позвонил Герман Чистяков: «Юра, как ты смотришь на переход к нам?» Но они не потянули цену, которую выставил «Ксанти»: ПАОК искал вратаря за 150–250 тысяч евро.

Уже летом начали писать про интерес «Олимпиакоса». Но никакой официальной бумаги в «Ксанти» от них так и не поступило. Только от «Зенита». Не знаю, сколько за меня заплатили, но думаю, что больших проблем при переговорах не было (по данным сайта www.transfermarkt.de — 800 тысяч евро. — Прим. «Чемпионат.com»). Договорились легко. По крайней мере, мне так кажется.

ЖЕНА СКАЗАЛА: «КАКОЙ „ОЛИМПИАКОС“?! ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ — ТОЛЬКО „ЗЕНИТ“!»

— Информация о заинтересованности «Зенита» стала полной неожиданностью? Вы ведь всего сезон были основным вратарем «Ксанти».

— Конечно. Помню, моя жена, когда мы еще не знали ни о каком интересе «Зенита», в Интернете наткнулась на сайт, где была во всех деталях показана его база. Совершенно случайно! Прихожу домой, она подзывает к монитору. «Смотри, — говорит, — какая красивая база, какая большая команда. Представь, если ты когда-нибудь там будешь играть!» Я покивал и забыл. А через два месяца выясняется, что «Зенит» мною интересуется (смеется)…

— Это называется: слова материальны. Когда они превратились в трансфер, в Греции вас никто не посчитал предателем?

— Мало читал, но некоторые люди говорили: «Даже не называйте его греком». Повторяю: выбор не был для меня легким. Потому что это, наверное, был выбор моей жизни. Я пытаюсь помочь «Зениту» своей игрой — а «Зенит» мне уже сильно помог. Тем более что сразу представился такой шанс играть! Пытаюсь его не упустить… И ни чуточки не жалею. Если бы перекрутили время назад и был бы реальный выбор между «Зенитом» и тем же «Олимпиакосом», все равно ни за что не поменял бы свое решение.

Мне очень хорошо здесь. Немножко трудно только потому, что пока я здесь один, без семьи. Жду супругу Марьяну, она родит в конце октября. Когда она приедет, мне будет еще спокойнее и лучше. Это одиночество — единственное, что беспокоит.

— С ней и родителями советовались, прежде чем принять окончательное решение?

— С родителями я теперь уже мало что вместе решаю. Тем не менее, когда моя мама узнала про Санкт-Петербург, обрадовалась. Не ворчала, не говорила мне: «Куда ты поедешь?» А с женой — да, разговаривали. Когда пошли разговоры про «Олимпиакос», она сказала: «Даже не думай. Только «Зенит».

— Она у вас русская?

— Нет. Она не чистая гречанка, а из понтийцев (особая этническая группа греков, потомки выходцев из исторической области Понт в Малой Азии на территории нынешней Турции. — Прим. «Чемпионат.com»), которые когда-то уехали в Грузию. У нее было грузинское гражданство, но она уже много лет живет в Греции и теперь имеет только греческий паспорт. Знает четыре языка — греческий, турецкий, грузинский и русский.

— Вы с ней по-гречески или по-русски дома разговариваете?

— По-гречески. А на русский переходим только в Греции на людях, когда хотим, чтобы нас кто-то не понял (улыбается).

— А ваша греческая мама и русский папа где и как познакомились?

— У мамы и жены — поразительные совпадения. Мамины родители — как раз понтийцы, уехавшие когда-то из Греции в Грузию. Не очень хорошо знаю историю — но, кажется, была война, после которой всех понтийцев выгнали из Греции. Они все разбежались по миру, а мои дедушка с бабушкой попали в Грузию. Мама поехала учиться в Россию и там познакомилась с моим отцом. Мы с братом родились во Владимире, а когда мне было 10 лет, в 2000 году родители увезли нас в Грецию.

— Чем они занимались в России и в Греции?

— Мама здесь работала в супермаркете, а отец был слесарем. Когда переехали, папа устроился в цех, где изготавливали машины, на которых возили собранную с полей картошку. А мама поменяла две-три работы, среди которых были очень тяжелые. Мне даже больно вспоминать, как она в 40 градусов жары копала ту же картошку. Как она, женщина, поднимала тяжеленные мешки (на лице Юрия возникла гримаса, словно он сам в эту секунду почувствовал их тяжесть. — Прим. «Чемпионат.com»).

— Сейчас она не работает?

— Когда мы только переехали в Грецию, жили в одной деревне. Позже — в город Драмму. Там она стала работать в маленьком ресторане домашней кухни. Сначала помогала, а потом взяла все на себя. И сейчас она этим ресторанчиком управляет. Но я пытаюсь уговорить, чтобы она все это оставила. Чтобы расслабилась, занялась собой, начала получать удовольствие от жизни. Она столько лет всегда напряженная, в проблемах, бегает туда-сюда! Она заслужила наконец права отдохнуть!

В 2000 году, когда мы приехали в Грецию, и языка-то не знали. Мама знала понтийский, а в нем только отдельные слова с греческими совпадают. Но выучили легко, за полгода. Так что, может, у нас не только понтийские, но и чисто греческие корни есть? А насчет того, что у мамы с женой совпадения, то мы даже как пара с Марьяной похожи на моих родителей.

— Малафеев в одном из интервью рассказывал, что вы говорите с акцентом и иногда теряетесь, когда слышите быструю русскую речь. Действительно поначалу было трудно?

— Часто переспрашиваю: «Чего-чего?». Сейчас полегче, но все равно есть моменты, когда что-то не понимаю. Шуток по этому поводу много, особенно Тимо, Анатолий Тимощук, подкалывает без остановки. Но мне это нравится! (Улыбается.) Меня здесь все равно Греком иногда на тренировках называют. А в Греции — русским… Обычно же партнеры по «Ксанти» меня звали — Ло. Здесь — просто Юра.

Когда жили в Греции, больше всего по-русски разговаривали с братом. В России доучился до третьего класса — и потом еще в восьмом, когда на год вернулся.

— А, так вы еще и возвращались?

— Да, в 2005 году был во Владимире. Родителям в тот момент было тяжело в Греции — и решили вернуться, у нас ведь квартира оставалась. Мама опять купила телевизор, отдала меня в школу… Я по-русски уже толком ничего не помнил, непросто было нагонять. Учителя мне помогли. Каждый день сидели по полчаса после занятий, и в конце концов я даже догнал других.

И вдруг — опять в Грецию, причем квартиру на этот раз уже продали. Родители говорили то же самое, что годом ранее в Греции: «Тут делать нечего, поехали обратно». Вспоминая все эти времена, я особенно и хочу, чтобы мама всю свою работу оставила. Представляете, что это такое, если семья вынуждена была из одной страны в другую туда-сюда переезжать? И это при том, что она человек очень ответственный, серьезный, постоянно смотревший за своими детьми и очень привязанный к ним… Как же ей трудно было, что такие решения принимались! При этом за всеми заботами она нас воспитывала очень строго. По заднице могла дать… И я рад, что она меня так воспитала.

«В 14 ЛЕТ РАБОТАЛ НА КАРТОШКЕ, ЧТОБЫ В СЕМЬЕ БЫЛИ ДЕНЬГИ»

— Из ваших родственников кто-то имел отношение к футболу?

— Единственный, кто им увлекался, — сын моей крестной. Он сейчас судит во Владимире. И все.

— А сами вы на владимирское «Торпедо» в детстве ходили?

— Нет. Поле там находится в углублении, и когда мы проходили над ним, я стоял на лестницах, мне это казалось чем-то классным, загадочным и бесконечно далеким. Я был маленьким и считал, что попасть на этот стадион — что-то очень трудное, почти невозможное, там какой-то свой отдельный мир. И должно произойти волшебство, чтобы я там оказался на настоящем матче. Так до отъезда этого ни разу и не произошло… До Греции единственный футбол, который видел и в который играл, — во дворе.

— Уже тогда — вратарем?

— Мне мама рассказывала историю, которую сам не помню. В дверь стучались парни, она открывала — им лет по 15–16. А мне — 7–8. «Можно Юру? Погулять». Она беспокоилась: «Зачем он вам?» — «Он с нами в футбол играет». Они уже потом рассказывали ей, что я стоял на воротах. И не боялся, прыгал, хотя они намного старше и били сильно. А мне кажется, что я часто в поле играл, бегал туда-сюда.

После того как переехал в Грецию, начал играть опять же в поле. В школьной команде той деревни, где мы поселились. А что меня привлекло к вратарской позиции — чемпионат мира 2002 года. Увидел по телевизору сборную Камеруна и ее голкипера Камени. Не знаю почему, не то чтобы он мой кумир. Но просто в том матче он так красиво прыгал и отбивал, что я подумал: все, буду вратарем! И вот со следующего дня я начал надевать зимние варежки, хотя на улице стояло настоящее греческое лето. Мне даже было безразлично, что на этих варежках, оставшихся еще с Владимира, пальцы были все вместе.

В той деревне когда-то была команда, выступавшая в одной из лиг, — и осталось поле. Мы играли, а потом я занялся легкой атлетикой. Пришел в нашу школу физрук из другой деревни, и у него была секция. Узнал, что мы с братом хорошие атлеты, и вызвал нас. Два раза я участвовал в соревнованиях и никогда не забуду, как бегал полтора километра. Устал дико! Но нам там не понравилось, потому что до 2005 года у нас еще не было греческого гражданства, и физрук не мог ставить нас под настоящими именами. Нам приходилось называть друг друга совершенно по-другому, и это ни маме не нравилось, ни нам самим.

Бегаем, значит, по дорожке вокруг поля, а на нем самом команда футбольная тренируется. И нас туда тянет. Друг сказал: «Ну так давайте, приходите». А там дороги из нашей деревни до той, где поле и секция, — 10 километров на велосипеде. Доехали, садимся, помню, пять пацанов новых, и я последним сижу. Каждого спрашивают, на какой позиции ему нравится играть. «А ты, Юра?» — «На воротах!» Хотя весь мой вратарский опыт сводился к просмотру ЧМ-2002 и восхищению Камени.

А там как раз сидел вратарь команды, парень на год старше меня. Все повернулись к нему и засмеялись: вот тебе конкурент! Не забуду этих секунд никогда. Мне выдали перчатки! Повели в магазин: выбирайте бутсы до 80 евро! Такая радость… Мне тогда, кажется, 13 лет было. Вот тогда только и появился у меня первый вратарский опыт. При этом никто вратарей, разумеется, отдельно не учил.

Полтора года там поиграл — и уехали мы обратно в Россию. В обычной владимирской школе я был и в футбольной, и в баскетбольной, и в волейбольной секциях. Но ни в «Торпедо», ни в какой другой футбольной школе не занимался. Думал туда пойти, но в то время все мои силы отнимала учеба — ведь надо было догонять одноклассников.

— То есть, получается, вы чистой воды самоучка?!

— Ну конечно! При этом очень благодарен тому, можно сказать, президенту деревенской команды — до сего дня с ним общаюсь. Это такой добрый и хороший человек… И на машине мог меня 10 километров до дому подвезти. И денег мне дать на автобус.

В 2004 году, когда мы уже знали, что вернемся в Россию, я работал. Надо было зарабатывать и копить, чтобы после отъезда во Владимир нам было на что жить. Мне было 14 лет. Так этот президент говорил мне: «Если не пойдешь один раз на работу, а поиграешь с нами, я тебе дам столько же денег, сколько ты получаешь за один рабочий день».

— А чем вы занимались?

— Да на картошке той же… Там, в деревне, единственной хорошей работой и была картошка. Как раз вот 40 градусов, ящики тяжелые… Мама с поля собирает, отделяет нормальные картофелины от гнилых, а мы берем эти ящики и грузим их в огромные мешки.

«КОГДА В 18 ПОДПИСАЛ ПЕРВЫЙ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ КОНТРАКТ, БЫЛ В РАДОСТНЫХ СЛЕЗАХ»

— И вот вы возвращаетесь из Владимира обратно в Грецию…

— Еще несколько месяцев прожили в той же деревне, а потом переехали в город. В деревне опять начал играть, меня приняли назад с удовольствием. И через какое-то время меня взяли в сборную округа. Проводились какие-то турниры — наша команда играла с соперниками из других мест. Там, наверное, меня и приметили в юношеской команде «Ксанти». И в 2006 году туда вызвали. Но там почти ни у кого из молодежи не было профессиональных контрактов.

Большой трудностью было уговорить маму, чтобы меня, 16-летнего, туда отпустили. Я же, несовершеннолетний, не мог сам что-либо подписывать. Мама в слезах… Она очень привязана к нам с братом. Но все-таки отпустила, я сто раз сказал ей: «Пожалуйста!» Обещал деньги высылать и семье помогать, если начну зарабатывать… Говорил: «Пойми, футбол — это же моя жизнь!» Спасибо ей, что смогла отпустить ребенка за сто километров.

Тогда и открылись для меня новые двери. Живешь один, готовишь, деньги какие-то получаешь — и эти маленькие деньги надо рассчитать, прожить на них целый месяц. Три года там отыграл и в последний сезон уже провел все матчи за «молодежку», и мы выиграли чемпионат Греции в своем возрасте. Начали вызывать в основной состав — тренироваться, потом товарищеские матчи играть.

Я все мечтал стать первым вратарем из «молодежки», который подпишет с «Ксанти» профессиональный контракт — еще не случалось там такого. Полевые игроки — были, а голкипер — никогда. Помню, как мне позвонили: «Юра, президент сделает тебе профессиональный контракт». Я весь в радостных слезах побежал к жене, с которой мы к тому моменту встречались три-четыре месяца…

ПРЕЗИДЕНТ-МОГИЛЬЩИК

— В интервью «Радио «Зенит» вы упоминали о том, как, будучи в аренде из «Ксанти» в клубе третьего по счету греческого дивизиона «Эордаикос», вместе с другими игроками скидывались на макароны, когда руководство перестало деньги платить. Не думали в тот момент вообще сменить род деятельности? — продолжаем разговор с Юрием Лодыгиным.

— Профессию сменить вообще никогда не думал. А в той ситуации — так вообще наоборот. Сколько помню: когда у меня в жизни происходило что-то тяжелое, неприятное, доводившее до бешенства или, наоборот, слез — это, наоборот, делало меня сильнее. На следующий день я хотел тренироваться побольше или быть серьезнее. И как раз тот уход в аренду вообще сделал меня намного сильнее психологически. Звучит нереально, но после того я мог только один раз в день есть макароны — и все. Хватало. А с деньгами — тем более. Сначала мы получали хорошо. Правда, продолжалось это даже не полгода, а два-три месяца.

— Хорошо — это сколько?

— Для второй лиги — тысяча евро в месяц. Плюс какой-то подписной бонус. Плюс пообещали, что заработаю определенную сумму, если проведу такое-то количество игр. Конечно, я эти деньги так никогда и не получил.

Хорошо, что у нас в команде были ребята почти одного возраста и держались вместе. Капитан команды был местный, и у него был магазинчик, где торговали пирожками и еще какой-то снедью. В один из дней он собрал большой пакет и принес их нам на завтрак! До того доходило — больше есть-то было нечего.

Сначала я жил в гостинице. Шикарно — ты в аренде, одна комната, завтрак, каждый день ее убирают — а что тебе еще надо? Потом возникла проблема: клуб не оплачивал отелю наше проживание. И нас оттуда выгнали. Кто куда — я к одному из наших ребят. Хорошо, что он неплохо умел готовить макароны и у него была щедрая бабушка: каждые два-три дня отсылала ему по 20 евро…

— А вам?

— А я своим не говорил. Знал, что у мамы сплошные трудности, послать мне ничего не может — куда ее еще своими проблемами нагружать? Не хотел расстраивать, на все вопросы по телефону отвечал: «Все хорошо».

— «Ксанти» не мог вас забрать?

— Нет, потому что и им я не сразу сказал обо всем этом. Сначала хотел убедиться. А то ведь часто бывает, что месяц игрокам должны, а в следующем за два отдают. Я подождал. Но становилось все хуже и хуже. Пока мог худо-бедно жить — терпел. В какой-то момент команду стали вести есть в… фаст-фуд. Ели бургеры и запивали колой. По инициативе клуба!

Потерпел — потом начал звонить. Объяснял, что у меня нет денег даже на бензин. В «Ксанти» сказали: поговори с ними — не дадут, езжай назад. Я попросил не всю сумму, а только на выживание. Они: «Да-да-да». Но так ничего и не изменилось. На последние три-четыре игры сезона не поехал — вернее, не смог поехать. Потому что не было, повторяю, денег даже на бензин. Мы часто тренировались не на своем поле, а где-то в деревне, до которой надо добираться как раз на машинах. На автобусе нас практически никогда на тренировки не возили.

У нас в семье никогда не было автомобилей, и тут я своим трудом заработал на трехдверную скромную машинку, чему был страшно рад. Сестра второго вратаря работала в дилершипе. В других магазинах мне даже из-за 19-летнего возраста отказывались машину продать, а она смогла. Я воспользовался ситуацией, и она согласилась принять полторы тысячи евро в качестве первого взноса, а не все сразу. Отдал деньги — и на следующий день уже мытая, чистая машина. Красота! (Улыбается.) Вот только потом ее нечем стало обслуживать…

— Сейчас, играя в самом богатом клубе России, вы верите, что все это с вами было?

— Верю. И мне даже… приятно, что со мной все это было. Вспоминаю и радуюсь, что смог пережить много проблем, но понимаю, что это далеко не самые главные беды в жизни. И всегда хочу быть таким.

— Каким?

— Стойким. Уметь выдерживать такие вещи. Это полезно. Кстати, с ребятами, с которыми мы играли в той команде, до сих пор общаемся, шутим на эту тему. Плюс к тому президент того клуба был этим…

— Кем?

— Это очень смешно, потому что мы прикалывались и говорили, что он команду закопал. Он был этим, который… людей хоронит.

— Могильщиком, что ли?

— Да. Лично трупы закапывал. Вот и команду так же закопал (смеется).

«НИКОГДА НЕ ИСПЫТЫВАЛ СТРАСТИ К ДОРОГИМ МАШИНАМ»

— На чем сейчас ездите?

— На клубном «Ауди».

— Сумму, естественно, спрашивать не буду, но в сколько раз вы больше зарабатываете в «Зените», чем в «Ксанти»?

— (Задумывается.) Хорошая зарплата, для начала — достойная. Но я, повторяю, больше думаю об игре, о шансе, о мечте. И вот первая мечта была сыграть в матче Лиги чемпионов. Выйти на поле, встать и хоть один раз услышать этот гимн. И это уже получилось (дважды с «Пасуш де Феррейрой». — Прим. «Чемпионат.com»). Не знаю даже, как эти эмоции передать…

Когда я был моложе и смотрел матчи по телевизору, мы дурачились с ребятами: вставали под гимн Лиги, рука на сердце — и поем мелодию этого гимна. Готовились тоже к игре. Сыграем ли когда-нибудь в этой Лиге чемпионов? И вот — сыграл, и мы уже в группе, и 18-го числа играем в Мадриде с «Атлетико»!

— Ждете не дождетесь?

— Конечно! Пытаюсь и психологически, и физически быть готовым к этому матчу.

— Не боитесь, что атмосфера нашего футбола, запредельно заточенная на деньги, вас испортит?

— Не-а. Не знаю, есть в России поговорка: «Никогда не говори «никогда»?

— Есть.

— Так вот, я не скажу: «Никогда». Но скажу, что у меня не такой характер, чтобы зазнаваться, и никакие деньги на это не повлияют.

— И крышу от серьезной зарплаты и города с совершенно иными, чем в Ксанти, соблазнами у вас не снесет?

— Не боюсь, что такое может произойти. В данный момент я думаю только о своем ребенке, который должен родиться. Мне надо привыкать к отцовству и воспитывать маленькую девочку (улыбается).

— Покупка «Бентли», в общем, в ваши планы не входит?

— У меня никогда не было страсти к дорогим машинам. Сейчас вожу «Ауди Q 7», и она мне очень нравится. Не совру, сказав, что если и куплю автомобиль, то именно такой. Он очень комфортный, в нем есть все, что нужно. Не «Бентли», не «Феррари», не «Ламборджини». Может, прокатиться разок на такой ради интереса и хотелось бы (или вон на «Хаммере» зенитовском), но покупать — нет.

— К ночным клубам пристрастия тоже не испытываете?

— А вы думаете, случайно в моей семье скоро будет не два человека, а уже три? Это ведь не просто — ох, и жена беременная. Мы этого хотели. Мне, наоборот, больше нравится проводить время дома.

«ПОСЛЕ УДАРА ХАЛКА РУКИ ОТСКОЧИЛИ КУДА-ТО ВНУТРЬ»

— Вы человек с устойчивой нервной системой? Сильно волнуетесь перед важными матчами?

— Пытаюсь быть спокойным. Но предыгровое волнение есть. Причем почти одинаковое всегда — вне зависимости от соперника. И это волнение перед тем, как выхожу на разминку, превращается в желание здорово сыграть. Под разминку мне нравится слушать музыку, которая звучит в динамики по стадиону. Разминаюсь и… веселюсь. Заряжаюсь под эту музыку. Готовлюсь таким образом к этой игре. Мне нравится это!

— Зато разгром от ЦСКА в первом же вашем матче — за Суперкубок России — понравиться вам явно не мог. Притом что вы отбили три «мертвых» мяча в первые 10 минут при 0:0… Такое трудно «переварить». Быстро поняли, куда попали?

— Начал понимать это еще в первых товарищеских матчах в объединенном турнире. Когда я был в «Ксанти», мы играли контрольные встречи либо с клубами рангом пониже, либо зарубежными — с соперниками, допустим, с Кипра. Почти без зрителей, естественно.

А тут — «Шахтер», «Динамо» (Киев), по 20 тысяч на трибунах… И у тебя нет времени на раскачку. Ты должен с первого же матча быть уверенным в себе и показывать максимум. Чтобы не упустить свой шанс. А Суперкубок… Наверное, у меня было слишком много желания выиграть его. Не вышло.

Знаете, вратарь должен быть готов к ошибке. Ты работаешь серьезно, сконцентрированно, пытаешься, чтобы такого не произошло. Но с каждым это рано или поздно случается, и главное — правильно отреагировать. У меня в «Ксанти» была единственная, пожалуй, грубая ошибка — в матче с «Олимпиакосом», когда пропустил внешне легкий штрафной от Паулу Машаду. Прыгнул, показалось, что достаю, и расслабился, мяч пробил руки. Даже тренер крикнул мне: «Юра, ничего, давай!»

И после этого мне удалось спасти, не совру, в четырех-пяти голевых моментах. Три выхода один на один точно вытащил! Журналисты потом спрашивали: как вам удалось так отреагировать на ошибку? И мне самому это понравилось. Потому что на неудачи надо реагировать именно так не только в футболе…

— А Халк вам на тренировках руки своими ударами не отбивает?

— (Смеется.) На одной из первых тренировок я отбил его удар, но руки у меня словно отскочили куда-то внутрь. Понял: надо привыкать! Все, это Лига чемпионов, там так же бить будут! И больше нет такого: это же Халк ударил, как я отобью?! Не будут тебе, Юра, низом в руки мячик катить — надо и по девяткам прыгать, и по нижним углам бросаться!

«ЕСЛИ ДАЛИ ШАНС, ЕГО НАДО СХВАТЫВАТЬ!»

— В «Ксанти» вам удалось вытеснить в запас бывшего основного вратаря «Сент-Этьена» Вивиани. Это далось вам с большими усилиями?

— Да. Целый год после моего возвращения из аренды он играл в стартовом составе. Когда я вернулся, он где-то в октябре прошлого года в паре игр совершил несколько результативных ошибок. Потом поставили меня. Я мог бы сыграть даже не плохо, а нормально или средне — и он вернулся бы. Но я сыграл очень надежно, и очень доволен, что с тех пор меня было практически невозможно вытолкнуть из стартового состава в запас.

— А представить себе, что болельщики «Зенита» вас сразу признают и объявят лучшим игроком команды в августе, отдав предпочтение перед Данни и Широковым, могли?

— По правде говоря, не ждал. Я сказал себе: ты пойдешь туда биться. Но ты должен быть готов, что начнешь, может быть, даже не со скамейки. Думал, приеду. Вольюсь в коллектив, познакомлюсь с ребятами, посмотрю вместе с другими запасными футбол, узнаю соперников, кто как играет… Так же ведь у меня и в «Ксанти» было после той аренды. А тут бац — на третий или четвертый день Слава получает травму. И мне дается шанс сразу.

— Как вас игроки приняли?

— Быстрее всего приняли меня вратари, а так — вся команда. До последней моей команды нигде не встречал таких теплых отношений между вратарями в одной команде.

— Малафеев ни капли не ревнует к вашим успехам?

— Ему нет смысла ревновать. Это один из лучших вратарей России, и просто неудачно у него получилось. Если бы Слава не травмировался, я бы, может, до сих пор сидел на скамейке запасных и ни разу не вышел на поле. Но, с другой стороны, это шанс, его надо схватывать. И если я его схватил, то это классно.

— Отдавать свое место добровольно уже не намерены?

— А есть ли хоть один вратарь в мире, который ответит на этот вопрос «намерен»?

— Малафеев вам какие-то советы дает?

— Пока мы мало тренировались вместе. Но как раз перед первым матчем с «Краснодаром» я спросил у него о сопернике, и он мне четко объяснил, в какой быстрый контратакующий футбол они играют. Рассказал, что там есть игроки, которые любят смещаться с фланга в центр и наносить резкие удары. Так и получилось.

— С какой-то дедовщиной по отношению к вам со стороны партнеров не столкнулись? Сетки с мячами, например, таскать не заставляют? Хотя уж вас-то, после картошки, это едва ли напрягло бы…

— Наоборот, сколько раз я сам пытался взять мячи, ребята и тренеры мне говорили: «Нет, оставь, это не твоя работа!» И Игорь Симутенков, и Сергей Семак категорически мне это говорили.

— В прошлом году немало говорилось о плохой атмосфере в «Зените», жестком разделении россиян и легионеров.

— Слышал об этом, но ничего подобного не встретил.

— Вы ведь, кроме греческого и русского, еще и английский знаете?

— Да. Дипломов на этот счет не получал, но достаточно свободно объясниться могу. Несколько слов знаю по-испански.

«О ПРИЕЗДЕ ЛЮДЕЙ ИЗ „ЗЕНИТА“ МНЕ В КСАНТИ ГОВОРИЛИ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ИГР»

— А кто из «Зенита» вас вообще заметил? И как это было?

— Честно — не знаю. Помню, как-то прочитал заметку в газете: люди из «Зенита» смотрели игру Лодыгина. Или приходим в раздевалку после удачного матча, я сыграл надежно. И слышу от людей то же самое: класс, мол, тебя сегодня «Зенит» приезжал просматривать, и с такой игрой ты точно поедешь в Россию!

Я сначала ко всем этим разговорам всерьез не относился. «Да ладно, — говорю, — куда я поеду?» Потом выхожу из раздевалки — мне друг-журналист то же самое говорит — даже то, что о приезде представителей «Зенита» было объявлено официально.

Но ко мне лично подошли только на последней игре сезона — спортивный директор Дитмар Байерсдорфер решил познакомиться, узнать, какой у меня характер. Это было первое личное знакомство. Потом уже узнал, что много экспертов приезжало — даже Михаил Юрьевич (Бирюков, тренер вратарей «Зенита». — Прим. «Чемпионат.com») был на одной игре.

— Не трясло, когда узнавали об очередном приезде в Грецию эмиссаров из Санкт-Петербурга?

— А мне до игр никто не говорил — все время после узнавал. Но был один момент, когда сказали перед матчем. И в нем я сыграл… еще лучше. Сначала думаешь об этом, выходишь на разминку, стрельнул глазом на верхние ряды — где же он, интересно? А потом все забываешь и только о матче думаешь.

— Вы ведь наверняка узнаете у того же Бирюкова много вещей, о которых в «диком» футбольном детстве не имели представления?

— После тренировок он всегда остается позаниматься со мной отдельно, никогда меня не бросает, когда я хочу над чем-то поработать сам. Мне надо расти во всех элементах вратарской игры понемногу, и он мне в этом, конечно, помогает.

Хочется учиться большему и большему, у меня нет уровня, который надо уже только удерживать. Нужно становиться лучше и лучше. Даже после пропущенных голов, которые все вокруг называют «мертвыми», я думаю: а если бы вот так сыграл? А вот так? В команде говорят: «Да ты что, Юра, он не берущийся». Нет, я все равно хочу достать его!

Вот почему и стремлюсь подняться по уровню все выше. Не могу выделить какие-то отдельные компоненты, сказать, где я лучше, где хуже. Это ощущение, наверное, приходит с опытом.

— А Лучано Спаллетти с вами персонально общается или все контакты с вратарями — только на Бирюкове?

— Общается! Ведь вратарь — это тот человек, с которого все начинается. Он и атаку может быстро развить, и от его игры ногами многое в командных действиях зависит. Спаллетти дает это понять, что мне нравится. Потому что, помню, в Греции был один главный тренер, которому вообще было не до вратарей. Мы неделями тренировались сами по себе, причем, по-моему, ему было без разницы где, сухая вратарская или затопленная… После такого отношение Спаллетти не может не радовать.

— Вам сейчас отвешивают комплименты многие эксперты — даже самые строгие. Например, Евгений Ловчев: «Если Лодыгин продолжит в том же духе, то станет минимум кандидатом в сборную России». Константин Генич: «Не факт, что Малафеев отвоюет себе место в воротах. Лодыгин — главное открытие всего российского чемпионата». Валерий Непомнящий: «Капелло и Овчинников могут обратить на него внимание». Вы знаете, кто такие Ловчев, Генич, Непомнящий?

— Капелло, Овчинников — знаю, хотя лично и не знаком. Других — нет. Извиняюсь перед этими людьми… Просто я за российским футболом, и то на расстоянии, начал следить только где-то в 2008 году. И мало кого знаю. А матчи видел — у меня в Греции и тарелка была, и через Интернет кое-что смотрел. Тогда ведь и по Первому каналу центральный матч показывали — нравилось сесть в обед и посмотреть игру.

— Еще в марте этого года, сразу после первого вызова в сборную Греции, вы дали первое интервью моему коллеге с «Чемпионат.com» и признались, что в России вам больше всего нравятся «Зенит» и ЦСКА. Почему? Вас же еще в тот момент не позвали в «Зенит».

— Они выиграли еврокубки. Изначальных предпочтений у меня не было, но эти победы заставили за ними следить. И они мне нравились по игре и по игрокам. Может, даже по цветам…

— То есть ваш любимый цвет — синий, который объединяет и «Зенит», и ЦСКА, а заодно российский и греческий флаги?

— Как ни странно, нет. Мой любимый цвет — зеленый.

«КЕРЖАКОВА ХОТЕЛ ЗАДУШИТЬ ОТ РАДОСТИ!»

— Можно ли сказать, что переломным моментом, после которого вы почувствовали абсолютную уверенность в своих силах, стал сумасшедший сейв после удара головой в упор в выездном матче с «Пасуш де Феррейрой» при счете 2:1 в пользу «Зенита»? Или первый тур, когда вы немало вытащили в гостевой игре с «Краснодаром» и питерцы одержали трудную победу?

— Наверное, еще раньше. Эта уверенность пришла после второго матча объединенного турнира с «Шахтером». После того как отбил один-два хороших мяча, игроки меня поддержали: «Молодец, Юра! Спас там, там…» Почти все ребята подошли — даже Мигель (Данни. — Прим. «Чемпионат.com»), который играет далеко, на фланге атаки, но даже оттуда крикнул слова одобрения. Когда такое слышишь — понимаешь, что тебе начинают доверять. И это делает тебя сильнее.

Правда, после этого мы проиграли на Суперкубок — 0:3, и все внезапно опять ушло вниз. Но затем был первый матч чемпионата в Краснодаре, и он для меня вновь получился удачным.

— Вы играете, что называется, «с голосом», прилично покрикиваете на защитников. Не стесняетесь делать это в такой команде, как «Зенит»?

— Практически все вратари пытаются говорить много. Но мне не нравится кричать на кого-то что-то вроде: «Че ты делаешь?!" Я кричу только по игре: «Сзади!», «На мяч!». Если не услышал — то же самое, но еще громче. «Вышли!», «За спину ушел!». И никакой ругани.

— Да, мне доводилось слышать, что тренер-селекционер «Зенита» Владимир Боровичка, ездивший просматривать вас в Грецию, дал такую характеристику: «От Лодыгина идет огромная положительная энергетика».

— Может быть, я бурно среагировал на пропущенный гол от «Динамо». Но это была не более чем досада на рикошет, без которого мяч прилетел бы ко мне. Никогда, никогда, какой бы мяч ни пропустил, не повернусь и не обругаю кого-то из партнеров. Даже если я сделаю ошибку и кто-то на меня наорет, никогда в ответ не обрушусь на того, кто ругает. Просто уйду от этого разговора — и все.

— Многие обратили внимание на вашу привычку бежать через полполя и поздравлять партнеров с забитым голом. В «Ксанти» так же поступали?

— В «Ксанти» наш левый защитник, с которым мы вместе еще с «молодежки», после наших голов всегда бежал ко мне, и мы вместе — к болельщикам. Сейчас таких близких с юности людей в команде нет, я нахожусь от гола дальше всех, но радоваться-то вместе с партнерами хочется! У меня выходит так, не могу сдержаться.

А в матче с «Динамо» после гола Кержакова почему так получилось? Меня бесило, что мы проигрываем, я хотел, чтобы мы выиграли, задавили «Динамо»! Пытался как можно быстрее вводить мяч в игру… И вот на 94-й минуте мы наконец сравниваем счет. А для меня, так вышло, добавленное время всегда было не в плюс, а в минус. Бывало раза три или четыре, что пропускал, но чтобы забивали — никогда. Когда это случилось, я посмотрел на всю гостевую трибуну, которая вся встала и едва ли с ума не сошла. И эти эмоции мне передались. Я не мог просто стоять на месте и руки вверх поднимать. Я хотел Саню Кержакова схватить и задушить от радости!

«БЕЗ БОРОДКИ КАЖУСЬ СЛИШКОМ МАЛЕНЬКИМ»

— Адаптация к жизни в России вам легко дается?

— Очень легко. Я же все знаю! Едешь в Германию — там тишина, все пиво пьют, надо привыкать. Едешь в Грецию — там кофе пьют, гуляют, в кафе ходят, надо привыкать. А тут — все знаю. Люди, магазины, дороги — все свое. Сначала, правда, меня Егор Бабурин подкалывал, что я еду как европеец, тихо и по одной полосе. А он обгоняет лихо. Но сейчас уже освоился (улыбается).

— Живете в квартире или в гостинице?

— В квартире, давно уже. Дней 10 пробыл в гостинице, потом переехал.

— Бородка у вас еще со времен «Ксанти»?

— Да. Мне так нравится, потому что когда бреюсь, выгляжу каким-то больно маленьким. А вратарю нужно показывать себя более строгим…

— Брутальным.

— Да. Чтобы в игре это показывать. Соперники должны чужого вратаря бояться.

— Читал, вы внесли в лексикон игроков «Зенита» греческое слово «колотумбас», обозначающее человека, который говорит одно, а делает другое. Как это было?

— Бабурин с кем-то разговаривал и сказал о ком-то: «Да, сегодня он сказал одно, а завтра сделает обратное». Я услышал и говорю: «Во, колотумбас!» Он заинтересовался: «Чего-чего?» Объяснил. Егор: «Да?!" И пошло-поехало. Сначала вся команда узнала, а потом и журналисты.

— Еще какие-то слова внедрили?

— Нет, разве что те, с которыми уже ознакомил команду Бруну Алвеш, одно время игравший в АЕК. Но их приводить здесь не стоит (улыбается). Мне сейчас важнее улучшить свой русский, чтобы быстрее и точнее руководить обороной. Раньше не знал, например, слова «поджимаем». У меня еще язык до конца не развязался. В голове путаются греческий, русский, английский… Однажды даже в игре по-гречески крикнул. Смотрю — никто не реагирует. Тут же понял и закричал: «Вышли! Вышли!»

— Правда, что на Евро-2012, когда играли Россия и Греция, вы болели за греков?

— Нет, я болел… наполовину. Вот представьте — помню этот момент. Болею и за одних, и за других. В конце первого тайма выходит Карагунис почти один на один — и забивает гол. В комнате все орут, а я не знаю, что мне делать! Или орать от радости, или взбеситься от огорчения. И я сидел — как отреагировать? Одно с другим внутри билось. Так ничего в итоге и не сделал.

— А родители за кого болели?

— Я был в Ксанти и не видел. Но отец у меня русский, и в его предпочтениях вообще не сомневаюсь. А насчет мамы — не спрашивал.

— За сборную России вы имеете полное юридическое право играть хоть сейчас?

— Да.

— Надеетесь попасть в заявку сборной России на ЧМ-2014?

— Конечно! Все будет зависеть от моей игры.

Игорь РАБИНЕР

«Чемпионат.com», 13.09.2013

© Сборная России по футболу