Хусаинов,
Галимзян Салихович. Нападающий. Мастер спорта СССР международного класса
(1966). Заслуженный мастер спорта СССР (1967).
Родился: 27 июля 1937, село Новое Иглайкино Октябрьского района, Татарская
АССР. Умер: 5 февраля 2010, Москва.
Воспитанник юношеской команды клуба «Динамо» Куйбышев /ныне
– Самара/.
Клубы: «Крылья Советов» Куйбышев /ныне
– Самара/ (1957–1960), «Спартак» Москва (1961–1973).
2-кратный чемпион СССР: 1962, 1969. 3-кратный обладатель Кубка СССР: 1963,
1965, 1971.
За сборную СССР сыграл 33 матча, забил 4 гола.
Серебряный призер Кубка Европы 1964 года. Участник чемпионата мира /4-е
место/ 1966 года.
* * *
ВЗГЛЯД С ЛЕВОГО КРАЯ
Галимзян Хусаинов — Гиля, как его зовут друзья и болельщики — одна из
заметных фигур советского футбола. Заслуженный мастер спорта, форвард
— член Клуба Григория Федотова, игрок удивительно корректный, он сыграл
много матчей в составе сборной СССР. Мы беседовали с ним вскоре после
возвращения из Англии, с чемпионата мира.
— Как, по-вашему, с учетом того, что показал чемпионат, будет развиваться
футбол?
—
Мне кажется, что отличительной чертой футбола будущего станет универсализм
игроков. Обычно этим термином обозначается умение одинаково сильно играть
на любом месте. Но я бы уточнил, заменив слова «на любом месте» словами
«на любом участке поля». Универсализм предполагает и идеальное физическое
состояние футболиста, и многообразное «подвижное» тактическое мышление
с вытекающей отсюда игровой прозорливостью, то есть способностью сразу
разгадать соперника и благодаря этому найти и вести наиболее рациональную
игру, невыгодную для него и выгодную для тебя. И, конечно же, универсализм
предполагает филигранную, но опять-таки рациональную технику; иными словами,
такие технические приемы, которые следует применять не вообще, а в определенных
игровых ситуациях. Тогда это даст наибольший эффект. Говорить о том, как
я понимаю универсализм, можно было бы еще много…
— А если сформулировать коротко?
— Пожалуй, так: это количество работы, переходящее в качество игры, и
это качество игры, переходящее в количество работы. Тут одно не оторвешь
от другого.
— Нельзя ли пояснить на примере?
— Это легко сделать. Вот Эйсебио. Чего бы он стоил со своей артистичностью,
если бы не выполнял колоссальнейшую работу! И наоборот, пролей он в десять.раз
больше трудового пота — все было бы впустую, не будь его игра столь высококачественной.
Или возьмите команду Англии в целом. Она показала поистине «машинный»
футбол. Бразильцы всегда славились умением отдыхать по ходу матча. Но
я убежден, что англичане, играй они против бразильцев, не дали бы им ни
секунды передышки. Не давали бразильцам времени на отдых и венгры, и португальцы.
И это, на мой взгляд, в немалой степени предопределило неудачу бывших
чемпионов.
Но англичане вместе с тем вкладывали в свой «машинный» футбол мысль, поэтому
он отличался технической виртуозностью, хотя — и это тоже показатель высокого
класса — без намека на трюкачество, вычурность. Англичане, я бы сказал,
продемонстрировали виртуозную простоту.
—
Видели ли вы на чемпионате игроков, которые соответствуют вашему пониманию
универсализма будущего или по крайней мере приближаются к нему?
— Да. У англичан это Чарльтон и Болл, отчасти Коэн. Я вполне согласен
с теми, кто восторгается Чарльтоном, но к тому, что он покажет игру экстракласса,
все были готовы. А вот Болл — это открытие, да еще какое! Интересно, вел
ли кто-нибудь хронометраж: оставался ли Болл хотя бы мгновение в неподвижности?
Сколько я помню, даже когда мяч уходил за линию, или его выбивали от ворот,
или в других подобных ситуациях, Болл все время менял позицию, перемещался.
И при всем этом у этого 20-летнего юноши мудрая голова. Из игроков-универсалов
в команде Португалии кроме Эйсебио я бы назвал Симоэса и Колуну, у венгров
— Альберта, Месэя и Капосту, у немцев — Беккенбауэра и, пожалуй, Халлера.
— А из наших?
— Прежде всего Воронина.
— Какие тактические принципы, по-вашему, утвердила и какие отвергла практика
чемпионата?
— Чемпионат доказал, что к тактике нельзя относиться как к догме, как
к чему-то навечно устоявшемуся, неизменному. Есть люди, которые считают,
что если команда играет по схеме 4+2+4, то она отдает предпочтение атаке,
а если 4+3+3, то ей присущи оборонительные тенденции. Но ведь это построение
сугубо условное, арифметическое, а не игровое! С такой точки зрения можно
и англичан упрекнуть в том, что они больше думают об обороне, чем о нападении.
Венгры формально тоже выдвигали лишь трех форвардов.
Конечно, были на чемпионате команды, которые заботились больше об обороне,
но я бы не стал их винить. Швейцарцам в матче против сборной ФРГ наивно
было строить игру в атакующем плане; лучшее, на что они могли рассчитывать,
— это почетное поражение. Уругвайцы против англичан сознательно делали
ставку на ничью, и в этом был свой резон. Шаги эти были вынужденные и
не показательные для общей тенденции развития футбола.
Когда-то мы «похоронили» инсайдов. Не знаю, можно ли после английского
чемпионата говорить о крайних нападающих в «чистом виде» и тем более о
хавбеках. Функции каждого игрока теперь гораздо шире, нежели раньше, искусство
взаимозаменяемости вышло на первый план. Но это, по существу, и есть тот
универсализм, о котором мы уже говорили.
— Два слова о бразильцах. Ведь вы до чемпионата в печати предсказывали
им победу в Лондоне.
— Ну что ж, не угадал! Но я по-прежнему считаю сборную Бразилии великой
командой, а Пеле — лучшим футболистом мира. Неудача бразильцев помимо
прочих причин объясняется, видимо, тем, что они приехали в Европу со старым
тактическим багажом. «Чемодан» был закрыт, но не было секретом то, что
в нем содержится. Очевидно, бразильцы недооценили ту тактическую ломку,
которая произошла в европейском футболе.
— В этой связи любопытно, как вы оцениваете демарш аргентинцев, предложивших
разыгрывать первенство мира независимо от ФИФА среди команд Американского
континента?
— Я понимаю, что можно и нужно отделять любительский бокс от профессионального;
в первом случае это спорт, во втором — коммерция. Но футбол един, хотя,
разумеется, у команд любой страны и даже континента есть свои особенности.
Если аргентинцам несимпатичен европейский футбол, это их дело. Когда-то
европейские хоккеисты с трудом привыкали к канадской манере игры — силовой,
жесткой. Но привыкать пришлось, потому что такова природа хоккея. И, как
известно, европейцы стали побеждать канадцев «по-канадски», то есть ничем
не уступая и даже превосходя их в силовой борьбе. Кстати, сами аргентинские
и уругвайские футболисты вовсе не отличаются кротостью.
— Можно ли ив этого сделать вывод, что вы невысокого мнения об их игре
вообще?
— Ни в коем случае! И я, и все мои товарищи очень высоко ставим футболистов
Аргентины и Уругвая. И было бы прискорбно для мирового футбола, если бы
восторжествовало это сепаратистское предложение. Но я думаю, что они погорячились.
— Что можно сказать об игре нашей команды в Англии?
—
Мне бы хотелось рассказать особо об Альберте Шестерневе. Наш капитан и
центральный защитник провел все матчи на высочайшем уровне, сочетая тонкую
позиционную игру с широким маневром по фронту и в глубину, что для стоппера
не так-то просто. Что еще характерно для его действий, так это поразительное
хладнокровие и точный расчет в самых опасных ситуациях. Кроме того, отмечу
типичные для него капитанские качества: полное отсутствие паники, спокойствие,
дружелюбие по отношению к товарищам по команде и к соперникам. В общем,
если бы мне предоставили право оценивать игру моих коллег в чемпионате,
то я без колебаний поставил бы Шестерневу «пятерку».
— Правда ли, что к играм чемпионата вы, ну что ли, «перегорели»?
— Я не совсем понимаю, что это значит. Устал физически? Истощил нервную
систему? Боялся чего-то или кого-то? Нет, все это не так. Вот если вы
спросите меня, доволен ли я своей игрой, то я отвечу: нет. Футболисты
говорят, что игра на игру не приходится. Причин тому бывает много. Мне
по душе широкая, свободная, маневренная игра по всему полю, как у Бобби
Чарльтона. Когда-то я играл в амплуа инсайда, потом левого края, в преддверии
чемпионата в Англии — третьего хавбека и форварда. В какой роли я чувствовал
себя удобнее всего? Проще всего было ответить так: в той, в какой я более
всего был нужен команде. Но и это была бы полуправда. Все-таки меня больше
тянет вперед.
Должен сразу сказать: никто не старался в этом отношении «переломить»
меня, заставить быть не тем, кто я есть. Но, очевидно, не так-то легко
самому «переломить» себя. И тут я возвращаюсь к тому, с чего начал: к
универсализму. Я убежден, что игроков-универсалов надо готовить с юношеских,
даже с детских лет. Наверное, так и появился Болл.
Но, в конце концов, дело ведь не в том, хорош или плох был Хусаинов. Сейчас
мы должны заглядывать не столько в прошлое, сколько в будущее, будущее
нашего футбола. А оно, повторяю, в универсализме.
И. БАРУ
Еженедельник «Футбол», 1966
* * *
СПАРТАКОВСКИЙ РЫСАК
Когда я позвонил Галимзяну Хусаинову, то он меня моментально вспомнил.
Но стоило мне заикнуться об интервью, как он, извинившись, передал трубку
жене, с которой, к счастью, я знаком столько же, сколько с капитаном «Спартака»,
— без малого 35 лет.
— Нет, по телефону ничего не получится. Лучше приезжайте в гости. Посмотрим
снимки в альбоме, и Гиля, глядя на них, вам что-нибудь расскажет — он
ведь один год вообще не вставал с постели…
И Гиля кое-что действительно рассказал. Но прежде чем это произошло, я
побеседовал с людьми, которые окружали Хусаинова в зените славы. И, конечно
же, с Любовью Леонидовной, самым преданным и верным его другом, по сей
день делящим с Гилей все радости и горести его нелегкой судьбы.
Никита СИМОНЯН, старший тренер «Спартака» (1960–1965, 1967–1972):
— Если бы в распоряжении тренера все футболисты были, как Галимзян Хусаинов,
то он горя не знал бы. Это выдающийся игрок, который проявлял колоссальную
неуемную работоспособность и в игре, и на тренировках. К тому же — душа-человек.
Не случайно ребята выбирали капитаном именно его. Многие из них наверняка
помнят Гилины изречения.
Оказывается и он, несмотря на свой недуг, не забывает их. «Что главное
в тылу у врага?» — спросил я его недавно. «Харч», — в следующую же секунду
отрапортовал он. «А что главное на поле?» — «Рысачить!» «А дома?» — «А
дома — деньги! Ведь если рысачить — будут и деньги», — ответил Гиля, и
мы оба рассмеялись, как в старые добрые времена, когда он неизменно к
месту произносил ставшие крылатыми для команды фразы.
А в команде случалось всякое. Естественно, не обходилось и без травм,
лишавших игроков возможности участвовать в матче. И Хусаинов, заменяя
их, чувствовал себя на любой позиции как рыба в воде. Помню, перед какой-то
важной встречей, я в очередной раз обратился к нему, левому крайнему нападения,
с просьбой: «Гиля, сегодня надо сыграть правого защитника». — «Палыч,
когда надо — русские танки летают», — улыбнулся наш капитан — и как ни
в чем не бывало пошел готовиться к матчу.
Интересно, что внешне Хусаинов вовсе не производил впечатления атлета.
На самом же деле он был физически очень сильным человеком: быстрым, выносливым,
крепко стоявшим на ногах. Свои лучшие качества Гиля проявлял во всех матчах,
и прежде всего — в решающих, каким стал поединок в Киеве за звание чемпиона
СССР с динамовцами в 1969 году. Уверен, у многих до сих пор стоит перед
глазами потрясающий гол Коли Осянина, два отчаянных броска Анзора Кавазашвили,
достававшего мяч из двух противоположных верхних углов после ударов Виктора
Серебряникова, оригинальнейшие финты Вити Папаева, сумевшего остудить
соперника в первые двадцать минут второго тайма, когда «Спартаку» пришлось
особенно тяжело… А я никогда не забуду, как отпахал в тот заснеженный
осенний вечер Галимзян Хусаинов — от стартового до финального свистка
судьи Хярмса без секундной передышки.
1966 год. Капитан сборной СССР Валентин Иванов
и Галимзян Хусаинов.
Впрочем, Гиля был не только великим тружеником, но и отменным
бомбардиром. Причем опять-таки снайперские навыки он демонстрировал обычно
в ключевых матчах, и в первую очередь — финальных кубковых. Как, скажем,
в 1971 году, когда в Лужниках сквитал счет во встрече с ростовским СКА.
Правда, за 20 секунд до конца основного времени соперники все равно вели
— 2:1. И тут настал черед другого кубкового бойца — Геши Логофета: ворвавшись
в штрафную армейцев, он выстрелил мимо Левы Кудасова. «Вы только что встали
из гроба», — процитировал я Николая Петровича Старостина, обратившись
к игрокам перед началом добавочного времени, и тут же все услышали голос
самого «Чапая»: «И было бы смешно и нелепо туда снова влезть». И можете
себе представить, на следующий день в переигровке именно Логофет и Хусаинов
разыграли комбинацию, которая привела к победному голу Коли Киселева!
А за восемь лет до этого в финале Кубка с «Шахтером» Гиля с углового закрутил
мяч, да так лихо, что он, миновав всех, очутился в сетке. Через два года
в переигровке за хрустальный трофей с минскими динамовцами соперники забили
первыми. Казалось, силы у всех были на исходе. Но у Гили как раз вот в
такие критические минуты открывалось второе дыхание. И два мяча, забитые
Хусаиновым в том матче, лишнее тому подтверждение.
Гиля безумно любил футбол. Но не замыкался на нем одном. Он всерьез увлекался
джазовой музыкой, за границей тратил деньги на пластинки, чтобы пополнить
и без того богатую коллекцию. И, как истинный меломан, выжимал из динамиков
невозможное — по крайней мере, у меня едва не лопались перепонки от пронзительного
звука тромбона или при оглушительных ударах барабанов.
А вообще-то я могу рассказывать о Гиле долго — причем в самых светлых,
самых радужных тонах, ибо по сегодняшний день отношусь к нему с теплотой
и уважением. Он был прекрасным капитаном замечательной дружной спартаковской
команды шестидесятых — начала семидесятых годов. Той команды, которую
мне посчастливилось тренировать.
Геннадий ЛОГОФЕТ, защитник «Спартака» (1960–1975):
— В начале 60-х Галимзяна Хусаинова, игрока куйбышевских «Крыльев Советов»,
приглашали во многие ведущие клубы страны. Например, в столичные ЦСКА
и «Динамо». Это и дало повод одной комсомольской газете опубликовать статью
«Хусаинов мечется». В действительности же он абсолютно не метался, поскольку
видел перед собой твердую цель — «Спартак», где оказался, как вы понимаете,
вовсе не случайно. Мы, молодежь из резерва, смотрели на него широко открытыми
глазами: маленького роста новичок, представившийся Гилей, носился, как
угорелый, одинаково здорово бил с обеих ног и сразу попал в основу.
Между тем в двусторонних играх нападающим первого состава от нас, дублеров-защитников,
доставалось прилично. Недаром про нашу троицу говорили в шутку: «Купчик,
Ремин, Логофет: если вставят — спасу нет!» К счастью, в отличие от Купчика
я редко встречался в «ближнем бою» с Гилей и сочувствовал партнеру, который
почти всякий раз видел спину и пятки убегавшего от него Хусаинова. С другой
стороны, без улыбки на их дуэль смотреть было нельзя, поскольку рост защитника
составлял 185 см, а форварда — всего-навсего 168.
Через два года я уже играл в одной компании с Гилей. Только в другом амплуа
и на противоположном, левом фланге. Правда, за 90 минут он появлялся везде,
и непосредственно контактировать с ним в игре было приятно. И вы знаете,
не только мне, но и большинству из тех, кому довелось стать его партнерами
по «Спартаку» и сборной СССР. К слову сказать, в союзные времена попасть
в сборную было само по себе величайшим достижением. Для этого нужно было
играть лучше многих звезд — не придуманных, а настоящих. Таких, которые
выделяются не когда игра дается, а наоборот, когда ее надо наладить и
переломить.
Нередко случалось так, что мы в ходе матча сначала уступали сопернику
0:1, а потом сравнивали счет и забивали победный гол. Так вот в таких
играх Гиля, как правило, и отличался. Как, например, в 65-м, в повторной
финальной встрече с Минском, в котором он ответный мяч послал в ворота
Альберта Денисенко в основное время, а второй — в падении головой с подачи
Юры Севидова — в дополнительное. Впрочем, эту статистику можно отыскать
в футбольных справочниках и газетных архивах. Но о том, что происходило
после первого тайма в спартаковской раздевалке, мне не приходилось читать
нигде. А в перерыве Никита Павлович Симонян по горячему следу разобрал
игру, внес в нее кое-какие коррективы, и вдруг перед выходом на поле Гиля
решил подбодрить нашего тренера: «Не волнуйтесь, Палыч, ведь сами понимаете:
не затравишь — не выиграешь». С тех пор в аналогичных ситуациях Гиля непременно
повторял эту фразу, превратившуюся для нас не просто в поговорку, а в
добрую примету.
С
Гилей интересно было поговорить на любую тему — особенно в музыке. Он
ее так любил, что даже собаке своей, по-моему скотч-терьеру, дал кличку
«Джазик». О Джазике и о джазе Гиля нередко рассказывал нам в электричке
по дороге в Тарасовку. Отъезжала она в 10.10, и я не помню, чтобы кто-нибудь
опаздывал. Даже Толя Масленкин, который в последний момент иной раз успевал
купить мороженое. Кстати, если он заскакивал в вагон с эскимо, мы уже
знали: вчера позволил себе «расслабиться». Остальным же, в том числе и
Гиле, мороженого не требовалось.
Тарасовка была для нас вторым домом. Разве что парилки в
ней не было. Поэтому, возвращаясь с выезда воскресным утром прямо из аэропорта,
мы спешили в Сандуны или в Центральные бани. А когда домашняя игра на
среду выпадала, то в четверг предпочитали Оружейные или Строчановские.
В Строчановских собирались татары — по-моему, лучшие парильщики в мире.
Вот и у Гили всегда с собой были свежие венички, мята, эвкалипт, а в парной
он задавал такого жару, что без привычки не выдержишь.
В Строчановских банях Гиля меня познакомил с Александром Хаярдиновым,
директором комиссионного магазина на Зацепе. И когда спустя какое-то время
он узнал, что я встречаюсь с серьезными намерениями с одной из его подчиненных
— Надеждой, то сначала удивился, а потом сказал: «Я же тебе давно как
другу Гили советовал — загляни в наш магазин. Там такие девушки работают
— с ума можно сойти!»
В «Спартаке» у нас была дружная компания. Что касается Гили, то особенно
близок он был со своим волжским земляком Колей Осяниным — они и в Тарасовке,
и в гостиницах всегда жили в одном номере. Коля был человеком сдержанным,
молчаливым. Гиля, конечно, поразговорчивей, но на заглавные роли никогда
не претендовал. Как, скажем, Севидов, который был законодателем моды,
любил пофилософствовать по поводу игры и сам во многом ее определял. Гиля
же до мозга костей оставался практиком, стараясь на отлично выполнять
свою работу. И ему это, как правило, удавалось. Потому-то тренеры неизменно
включали Гилю в «основу», игроки выбирали капитаном, а болельщики боготворили,
не представляя без него свою любимую команду. Да и в восьмидесятые, когда
мы вместе играли в разных городах страны за ветеранов «Спартака», трибуны
еще до игры скандировали: «Хусаинова на поле!» Нет, таких футболистов
народ не забывает…
Юрий СЕВИДОВ, нападающий «Спартака» (1960–1965):
— С Гилей мы сошлись довольно быстро, хотя он приехал в «Спартак» женатым,
а я холостым. Объединила нас любовь к музыке. Мы могли часами слушать
ее в квартире наших болельщиков Суздалевых. Виктор и его мама Елизавета
Васильевна с удовольствием знакомили нас с американскими новинками, привезенными
из Японии, где глава семьи трудился в качестве советника посла. Происходило
это обычно в воскресенье, и за обедом мы, конечно же, обсуждали нюансы
прошедшей игры.
Кстати, поначалу Гиля в «Спартаке» играл точно так же, как в «Крыльях
Советов», где он на правах лидера брал мяч и в одиночку стремился обыграть
трех-четырех соперников и забить гол. Иной раз это удавалось, иной — нет.
Игорю Нетто, который действовал слева под Хусаиновым, стиль новобранца
пришелся не по душе. Нетто любил разыгрывать мяч накоротке, а Хусаинов
убегал вперед. Игорь Александрович тут же закипал и кричал Гиле вдогонку:
«Татарин, куда понесся?» Но было уже поздно. Правда, когда Гиля завершал
свои проходы меткими ударами, что случалось нередко, или голевыми передачами
— я сам немало забил с его пасов, — нашему капитану лишь оставалось развести
руками.
Карьера Гили шла по восходящей, но окажись он человеком слабохарактерным,
она могла закончиться в один день или же гораздо раньше, чем это произошло
на самом деле. Однажды в Тарасовке раздался телефонный звонок, после которого
Гиля стал поспешно собираться в Москву. Мы удивились: дескать, куда это
он накануне игры? «Да Мариночка упала с дивана, а жена дома одна и не
знает — то ли в больницу ее отправлять, то ли дома оставить», — выпалил
Гиля на ходу. В действительности все оказалось гораздо страшнее: в тот
кошмарный день Люба и Гиля потеряли дочь, которой было всего-навсего год
и семь месяцев. И как эта малютка открыла оконный шпингалет — уму непостижимо!
Две недели потребовалось Гиле, чтобы взять себя в руки и снова выйти на
игру в красно-белой спартаковской форме. Но ни он, ни Люба в квартире,
где произошла трагедия, жить не могли, и их семья переехала с проспекта
Вернадского на улицу Телевидения — так мы стали соседями: наши двери «смотрели»
друг на друга. У Гили было много друзей, они нередко приходили к нему
в гости. Люба накрывала на стол, и в эту шумную компанию обычно приглашали
и меня с женой. Тостам не было конца, но Гиля не собирался заливать свое
горе водкой — он лишь поднимал рюмку и ставил ее, наполненную до краев,
на место. То же самое происходило, когда компания собиралась в ресторане
или кафе. Кстати, без Любы Гиля никуда не ходил — такие семьянины, как
он, встречались на моем пути довольно редко.
Галимзян Хусаинов — игрок универсальный, неутомимый,
самоотверженный. Он успевает всюду. Только что, прорвавшись по левому
краю, Галимзян грозил воротам противника. Не прошло и минуты, как
уже у своих ворот смелым подкатом прерывает атаку соперника. На
снимке: эпизод матча сборной СССР и итальянского клуба «Ланеросси».
Галимзян Хусаинов рвется к воротам итальянцев.
В команде — на сборах или в поездках — Гиля мог пошутить,
но в принципе вел себя сдержанно, избегал споров и ни с кем не конфликтовал.
На поле же он заводился с полуоборота (особенно после того, как его с
места левого инсайда перевели на тот же фланг крайним нападающим) и никогда
не падал духом. Эти качества Хусаинова, помнится, всегда отличал мой отец,
известный тренер Александр Александрович Севидов. Но вот парадокс: вроде
бы Гиле так до конца и не привили вкус к тонкой комбинационной командной
игре, которую исповедовал «Спартак», а он, между тем, играл довольно долго
и результативно. Видимо, «Спартаку» как раз и нужен был такого рода индивидуалист,
способный проскочить по краю, прострелить в штрафную или же, сместившись
в центр, сам непосредственно угрожать воротам. Я заметил: у нас любят
футболистов-малышей. И Гиля, будучи игроком одаренным, естественно, пользовался
необыкновенной популярностью. Трибуны прощали ему промахи, и потому Гиля
верил: не забил сейчас — забью в следующий раз. И бил порой из таких положений,
из которых ни я, ни мои партнеры ударить не посмели бы. А вратари и вовсе
не ожидали от Гили такой «наглости».
— Пока я защищал ворота московского «Торпедо», Хусаинов доставлял мне
столько хлопот — врагу не пожелаешь. Он появлялся в том самом месте, где
его никто не ждал, — словно из-под земли вырастал. Вроде бы левый крайний,
а, кажется, постоянно перед носом у меня торчал, готовый добить мяч, отскочивший
от моих рук. А вообще-то там, где мяч, где особенно горячо, там и Хусаинов
был. Он успевал везде — и помогать обороне, и завязывать атаку из глубины,
и завершать ее из штрафной площади соперника.
А познакомились мы с Хусаиновым в сборной СССР, где он тоже был заметной
фигурой — даже гол забил в финале Кубка Европы в ворота испанцев на глазах
у генерала Франко. И еще мне особенно врезалась в память наша игра в Монтевидео
в преддверии чемпионата мира в Англии. Мы победили — 3:0, и два гола были
на счету Хусаинова. На следующий день репортаж о матче вышел под заголовком:
«Этот маленький советский бриллиант погубил весь Уругвай!» Да и в самой
Англии Гиля немало сделал для того, чтобы сборная СССР завоевала бронзовые
медали чемпионата (к сожалению, об этом успехе отечественного футбола
34-летней давности почти никогда не вспоминают, хотя ни до 1966 года,
ни после него наша сборная на мировых первенствах подобного результата
ни разу не показала).
Честно говоря, тогда в Англии ни я, ни Гиля не думали, что пройдет каких-то
три года — и мы вместе будем защищать цвета «Спартака». Вот запись из
дневника, который я вел на протяжении многих лет, сделанная перед началом
моего первого сезона в спартаковской команде: «Сегодня состоялось собрание
команды. Выбирали капитана. Голосование было тайным, но я предчувствовал:
должен победить Хусаинов. Так и есть. Капитан — Хусаинов (14 голосов).
Выходит, во главе „Спартака“ на лихом коне будет Хусаинов. Галимзян —
имя сложное. Хусаинов для нас — Гиля. Его отличает великая работоспособность,
жажда гола. Он всегда готов прийти на выручку тому, кто в беде. Гиля находит
какие-то нужные слова, знает, кому что посоветовать. Ему известно, с кем
надо поговорить серьезно, а кого подбодрить шуткой.
У нашего капитана бойцовский характер. Это я точно знаю. На футболиста
уход из сборной страны действует магически. Один приходит в себя лишь
спустя год, другой теряет веру в свои силы навсегда. Хусаинов давно играет
в сборной страны. Но иной раз тренеры отказываются от его услуг. А Гиля
остается таким же жизнерадостным, каким был прежде. Как будто ничего не
произошло. Только на поле становится чуть-чуть злей, чем обычно».
Да, только на поле. А за его пределами Гиля помог Симоняну и Старостину
объединить нас, новобранцев, Вадима Иванова, Васю Калинова, Женю Ловчева,
Колю Абрамова и меня, вместе с теми, кто в ней уже был — с Геной Логофетом,
Колей Осяниным, Славой Амбарцумяном, Сережей Рожковым, Витей Папаевым,
Колей Киселевым… И если бы не эта дружба, мы бы ни за что на свете не
сумели победить «Динамо» — и в Москве, и в Киеве — и прервать его трехлетнюю
чемпионскую серию.
Из
столицы Украины мы возвращались поездом. Никто не спал. Кто-то обсуждал
с проводниками игру, кто-то читал, а мы с Папаевым гоняли в тамбуре спичечный
коробок. А потом почти все ребята собрались в купе Хусаинова и всю оставшуюся
дорогу слушали Гилины анекдоты. Он был великолепный рассказчик. И хотя
не все анекдоты мне показались смешными, Гиля сам закатывался так, что
заражал всех своим смехом. Хохот стоял на весь вагон.
Любовь ХУСАИНОВА:
— В Куйбышеве я жила около стадиона «Динамо», который строили пленные
немцы. Мимо нашего дома ходили все футболисты «Крыльев Советов». Один
из них, Володя Бреднев, в будущем — игрок московского «Торпедо», и познакомил
меня с Гилей, который в ту пору заканчивал гидротехнический техникум.
Два года мы встречались, прежде чем Гиля сделал мне предложение. 23 декабря
будет 40 лет нашей совместной жизни. Большая часть из них прошла в Москве
— огромном городе, который поначалу был для нас, провинциалов, совершенно
чужим. Мне, например, казалось, что проще Волгу переплыть, чем перейти
Ленинский проспект. Ну и потом все родственники и друзья остались в Куйбышеве…
Когда Гиля заиграл в «Спартаке», у него появилось много поклонников. Среди
них было немало хороших людей. Для них двери нашего дома всегда были открыты.
Правда, Гилю я видела реже, чем хотелось бы: сборы, переезды, перелеты,
тренировки, матчи — все это отнимало у него уйму времени. Как выяснилось
чуть позже — самого счастливого времени в его, а значит, и в моей, жизни.
Я, например, получала колоссальное удовольствие от походов на футбол в
Лужники, где мы, «спартаковские жены», мирно соседствовали с женами наших
соперников — Валей Яшиной, Лидой Ивановой, Валей Ворониной, Таней Метревели.
С некоторыми из них мы дружим до сих пор. Но особенно приятно, что Гилю
не забывают спартаковцы. Евгений Ловчев, Олег Романцев, Геннадий Логофет,
Вячеслав Егорович — каждый из них в той или иной степени проявляет внимание
и заботу к нашей семье. Да и Гайнан Сайдхужин, наш знаменитый велогонщик,
в любой момент готов выступить в роли шофера и с ветерком доставить туда,
куда без его помощи нам добраться было бы непросто.
И любители футбола Гилю не забыли. Недавно главврач санатория в Трускавце
выделил для нас очень хорошую комнату. «Вы же были кумиром моего детства»,
— признался он. «Да, я знал, что за „Спартак“ везде болели. И на Украине
тоже», — ответил ему Гиля.
ГИЛЯ:
— Ты ведь, Леня, наверное, не знал, что «Крылья Советов» Вячеслав Дмитриевич
Соловьев тренировал? Вот он на фото вместе с нами… А это наша команда
класса Б по хоккею с мячом — я с призом лучшего нападающего… А в Москву
мне тренер сборной Гавриил Дмитриевич Качалин посоветовал перебраться
— чтобы на виду у него быть. Я немного в ЦСКА потренировался, но не моя
это команда. «Спартак» — другое дело… Вот мы Игоря Нетто из футбола провожаем.
А это нас, чемпионов 1962 года, чествуют переполненные Лужники. Чтобы
попасть на наши матчи, люди у касс ночи проводили. Да что там говорить
— Головушкин, спартаковский администратор, нам, футболистам, лишь по несколько
билетов выдавал… Видишь, кто нас на стадионе с победой поздравляет — Николай
Крючков, Людмила Гурченко, Юрий Гуляев… А это мы с нашим олимпийским чемпионом
по бегу Петей Болотниковым. Но кто из нас больше набегал — еще неизвестно.
Уж то, что я не меньше, чем он, — это точно (смеется)… А из этой команды
ты всех должен знать. 69-й год — мы снова чемпионы. Я верил, что с Никитой
Палычем — потрясающий человек и тренер! — мы выиграем. И ребята были замечательные
(дай Бог, чтобы сейчас такие рождались). Я им всегда говорил: «Главное
на поле — рысачить!» И они рысачили…