Главная
Матчи
Соперники
Игроки
Тренеры

ИГРОКИ

Гела КЕТАШВИЛИ

Кеташвили, Гела Георгиевич. Защитник. Заслуженный мастер спорта СССР (1989).

Родился: 27 сентября 1965, город Тбилиси, Грузинская ССР.

Воспитанник тбилисской ФШ «Юный динамовец».

Выступал за команды «Торпедо» Кутаиси, Грузинская ССР (1983), «Динамо» Тбилиси, Грузинская ССР/Грузия (1984–1989/1995), «Иберия» Тбилиси, Грузия (1990), «Гурия» Ланчхути, Грузия (1991), «Тетри Арциви» Тбилиси, Грузия (1993–1994).

За сборную СССР сыграл 3 матча.

(За олимпийскую сборную СССР сыграл 11 матчей.*)

Чемпион Олимпийских игр 1988 года.

*  *  *

«ЗОЛОТАЯ ОЛИМПИЙСКАЯ МЕДАЛЬ — ЭТО ВСЁ, ЧТО У МЕНЯ БЫЛО»

Старенький «Москвич» несся по вечернему Тбилиси с бешеной скоростью, поразительно легко обгоняя летевшие параллельным курсом иномарки. Заметив восхищение, написанное на моем лице, таксист улыбнулся в пышные усы и… прибавил газу. Вдруг, словно из-под земли, перед нашей машиной вырос гаишник и повелительно взмахнул черно-белым жезлом. Остановились. Пока водитель доставал документы, к остановившему нас полицейскому присоединились еще двое в форме. Лицо одного из них показалось знакомым. А когда он снял фуражку — отпали последние сомнения. Напротив меня в мундире старшего лейтенанта автодорожной полиции стоял Гела Кеташвили, футбольная любовь и боль всей Грузии, чья карьера обещала фейерверк, а стала всего лишь, пусть и ослепительной, но недолгой вспышкой. На интервью еще недавно всеми боготворимый, а потом забытый Кеташвили пошел охотно. Вышло так, что беседовать нам пришлось дважды — Гелу неожиданно вызвали по рации на работу, и разговор оборвался буквально на полуслове. Оборвался именно в тот момент, когда я уже собирался затронуть второй этап его жизни, принесший Кеташвили столько же горьких разочарований, сколько первый — счастливых улыбок. Вот и получилось, как у Молчанова, — «до и после». До — это превращение маленького Гелы Кеташвили в отличного защитника тбилисского «Динамо» и сборной СССР, которого боялись все нападающие. После — это превращение единственного грузинского футболиста, олимпийского чемпиона Сеула-88 в скромного автоинспектора, оказывается, совсем не страшного для тбилисских лихачей.

ДО

— С детства мяч был для меня самой дорогой игрушкой. Я даже ночью не мог с ним расстаться и клал под подушку. А днем часами возился с мячиком во дворе и среди сверстников всегда считался первым «технарем». Жонглировать, например, не спуская мяч на землю, мог раз триста.

— Разве таких в защитники берут?

— Так я и начинал нападающим, почти в каждом матче гола по три забивал. Ох, сколько же я финтов разучил, обожал соперников дурачить. И на тебе — в 17 лет Гиви Нодия вздумалось сделать из меня защитника. Я, конечно, сопротивлялся, как мог — кто же атаку с радостью променяет на оборону? Но Нодия объявил, что я — прирожденный защитник, и дал понять, что разговор на эту тему окончен.

— Как же вам с такими скромными габаритами (рост 174 см, вес 70 кг) удавалось справляться с форвардами, которые ростом были выше на голову?

— Не сочтите меня пижоном, но из всех нападающих, кого мне приходилось опекать, по-настоящему намучился только с двумя — с Ромарио и Протасовым. Бразильца я «держал» в финале сеульской Олимпиады. Никогда в жизни не видел такого подвижного игрока! Как ветер — стоило мне на секунду отвернуться, а Ромарио уже и след простыл. Из наших форвардов Протасов был, по-моему, самым сильным. Умен, а как прикрывал мяч корпусом — невозможно подступиться. А скорость! Еще со времен кутаисского «Торпедо» мне от него ой как доставалось.

— Кстати, почему у вас, коренного тбилисца, первым клубом оказалось кутаисское «Торпедо»?

— Я учился в девятом классе, когда на турнире в Кутаиси мне предложили место в торпедовском дубле. Я был весьма честолюбивым юношей, а «Торпедо» как раз пробилось в высшую лигу, и мне почему-то казалось, что уже в 16 лет я смогу в ней играть. Поэтому согласился без раздумий.

— Однако вашим наполеоновским планам суждено было сбыться лишь спустя два года — не так ли?

— Дебют вышел на редкость удачным. Тренеры за все матчи ставили мне «пятерки» и в итоге назвали лучшим игроком сезона в команде. В Тбилиси это, естественно, не могло остаться незамеченным. И в один прекрасный для меня вечер в Кутаиси пожаловал динамовский тренер Кутивадзе со словами: «Кеташвили забираем к себе». Помню, словно это было вчера, как ко мне подошел наш главный — Анатолий Норакидзе и обнял: «Сынок, тебя приглашают в тбилисское „Динамо“. Ты заслужил это. В добрый путь».

— Вы, насколько я знаю, довольно легко вписались в могучую динамовскую компанию звезд — Чивадзе, Шенгелия, Сулаквелидзе. Они не давили на новичка своими именами и авторитетом?

— Я был уверен, что в «Динамо» увижу необыкновенных людей. Все игроки, завоевавшие в 81-м году Кубок кубков, представлялись моему воображению почти святыми, которые даже по земле не ходят — летают. Признаюсь, первый раз шел на динамовскую базу, обливаясь от страха потом. Каково же было мое изумление, когда первым увидел там Сулаквелидзе — в застиранном халате и шлепанцах. Подумал, что это недоразумение, но потом и в остальных не заметил ничего невероятного. Люди как люди.

— Значит, с ветеранами вы сошлись быстро?

— Конечно! Тбилиси такой город, где все друг друга знают. И вскоре после моего прихода в «Динамо» выяснилось, что многие мои друзья — это и друзья Габелия, Чивадзе, Гуцаева. С последним, кстати, я жил в одной комнате на базе.

— Редкий случай. Обычно молодые футболисты со «стариками» не селятся.

— Вот-вот, и я, когда слышал подобное от бывалых людей, сильно удивлялся. И до сих пор удивляюсь. Вы не представляете, какое это счастье, что рядом был такой игрок! Можно сказать без натяжки, что я учился футболу «по Гуцаеву». Правда, одна его странность осталась для меня загадкой. На тренировке в предыгровой день Гуцаев обычно совершал небольшую пробежку, пару раз бил по воротам и… удалялся в раздевалку. Сначала я просто не понял, в чем дело, — все вроде пашут, а он как бы отлынивает. Но ребята мне объяснили: «Вова сам знает, как готовиться, завтра увидишь». Назавтра Гуцаев выходил — и забивал.

— А на поле вам от ветеранов доставалось?

— Я по натуре довольно мнительный человек, и если на меня накричать — моментально раскисаю и собраться уже долго не могу. Помню, играли в Ленинграде, я не успел подстраховать свою зону, и нам забили гол. Батюшки! Я услышал от нашего вратаря Габелия такое, что захотелось уйти с поля и больше никогда не возвращаться. Правда, это был эпизод. Чаще всего я слышал от партнеров что-то типа «Гела, давай, родной!» И тогда у меня будто вырастали крылья, я готов был снести на своем пути все.

— Кто был в «Динамо» главный весельчак?

— Гурули. Рядом с ним всегда нужно было держать ухо востро. Однажды он положил мне на кровать портмоне. Я подозревал, что это какой-то розыгрыш, но любопытство взяло верх: открыл портмоне, заглянул вовнутрь — и в этот момент раздался взрыв. У меня все лицо было залито краской. Два часа потом в бане сидел, никак не мог отмыться.

— Это правда, что в «Динамо» никто на травмы не жаловался, потому что, если матч пропустишь, — рискуешь больше в состав не попасть?

— Правда. Конкуренция была сумасшедшая. Сколько я игр провел на уколах — не сосчитать. От Гуцаева мне, видимо, передался не только опыт, но и, увы, фатальное «везение» на травмы. Что я только не ломал — нос, ключицу, руки, ребра, ноги, три сотрясения мозга было! Мелкие ушибы и вывихи просто не в счет. Права была моя мама: как она не хотела, чтобы я становился футболистом, панически боялась, что у меня травм много будет.

— А как без них в футболе?

— В «Динамо» даже шутка в ходу была по этому поводу, «Где Кеташвили? Конечно, в медпункте, где же еще ему быть?» Я был рисковым игроком. В любой стык шел без страха. Иначе не мог. И никогда об этом не жалел. Футболист должен быть мужественным, трусу не место на поле. Я ненавижу проигрывать и потому так отчаянно бился за каждый мяч. Наверное, сезона полтора в общей сложности потерял из-за травм.

— Были такие, которые ставили под угрозу вашу карьеру?

— Да. Как-то повредил коленный сустав и месяц пробыл в гипсе. Врачи советовали с футбола переключиться на шашки и очень сопротивлялись моему решению вернуться на поле. Понимал ли я, чем это грозит? Конечно, понимал. И если бы мне было под тридцать — наверняка рисковать дальше бы не стал. Но как заканчивать в 20 лет? Я положился на судьбу. И она долго хранила меня. Спустя много лет, в 91-м, я попал в жуткую автокатастрофу. Встречная машина ослепила фарами, и я врезался в бетонный парапет. Хоть без переломов и не обошлось, но все успокаивали, говоря, что последствия таких аварий обычно бывают куда страшнее.

— Что это мы все о грустном. Лучше расскажите, как в 87-м году в матче Кубка УЕФА с софийским «Локомотивом» вы уже на 26-й (!) секунде умудрились заработать пенальти?

— Смешно все вышло. Мне мяч с центра поля откатили, ну я и рванул вперед. Болгары, похоже, ошалели от подобной наглости и лишь провожали меня глазами. Уже в штрафной один из них наконец-то пришел в себя, но ничего лучше не придумал, как «въехать» сзади по ногам. Пенальти. Жаль, Шенгелия промазал. Впрочем, ту встречу мы все равно выиграли.

— Матчи с какими командами давались вам особенно тяжело?

— Больше всего не любил играть в Ереване, Баку и Донецке. В первых двух городах публика против нас всегда была крайне агрессивно настроена, я бы даже сказал, воинственно. Впрочем, помню и другое. Приехали мы в апреле 89-го на игру с «Араратом», а незадолго до этого в Тбилиси произошли всем известные трагические события, люди погибли. И — представьте — в Ереване, городе, где любой приезд тбилисского «Динамо» вызывал у болельщиков нездоровый ажиотаж, нас пришли встречать в аэропорт с цветами тысячи людей. Даже всякое повидавшие на своем веку динамовские ветераны открыли рты от изумления. А в Донецке почему-то во время наших с «Шахтером» матчей всегда шли проливные дожди, мячи разбухали, становились тяжелыми, как гири, и потом у меня от них дня два голова болела.

— Могу себе представить, как у вас, правда, совсем по-другому поводу, болела голова наутро после победного олимпийского финала с бразильцами.

— Мне в день полуфинала с итальянцами 23 года исполнилось. Но до матча с Бразилией я — ни-ни, ни капли. Зато уж потом… Утром многие ребята, и я в их числе, проспали награждение.

— Отправляясь в Сеул, вы верили в такой успех?

— Была цель — вернуться с медалями. С какими? Это уж как повезет. Но после победы над Италией, когда «медальная» задача в принципе была уже решена и можно было расслабиться, мы собрались отдельно от руководства сборной и постановили: «Давайте еще полтора часа все вместе потерпим, все отдадим ради победы, ибо такой шанс выпадает раз в жизни». С таким настроем и вышли на бразильцев.

— Помните, как вы начудили в финале — после первого тайма дополнительного времени, когда играть еще оставалось пятнадцать минут, неожиданно завопили: «Ура! Мы — чемпионы!»?

— (Смеется.) Был такой грех. Едва прозвучал свисток судьи, как я заорал от счастья, подпрыгнул, бросился кого-то обнимать. Вдруг вижу — ребята стоят как вкопанные и непонимающе смотрят на меня. Я кричу: «Почему вы не радуетесь? Все! Победа!». Тут кто-то тихо произнес: «Гела, ты с ума сошел, еще второй тайм играть». Вот тогда я наконец понял, что запутался в дополнительных таймах, и схватился за голову. До сих пор не в состоянии объяснить, что на меня тогда нашло. Скорее всего сказалось чудовищное напряжение — такой усталости после матча я не чувствовал больше никогда. Хорошо, что все закончилось нашей победой, а то ребята в раздевалке, наверное, мне бы голову оторвали.

— Рассказывают, что когда вы прилетели в Тбилиси с золотом Сеула, вас из самолета вынесли на руках.

— Почему только меня? Олимпийских чемпионов по другим видам спорта тоже. Меня обнимали, целовали незнакомые люди, а я искал глазами отца, который скромно стоял в сторонке. Растолкав всех, я бросился к нему в объятия. От счастья сначала заплакал он, а потом и я не сдержался. Повесил отцу медаль на шею и сказал: «На 95 процентов она твоя».

— Слышал, что у вас уже нет этой медали?

— Когда в 92-м году в Грузии началась война, был создан специальный фонд для пожертвований. Я хотел помочь своей стране и отдал самое дорогое, что было, — золотую олимпийскую медаль. Увы, она попала в грязные руки. Недавно на турецкой границе задержали человека, у которого ее обнаружили. Мне об этом рассказал знакомый журналист.

— Вам ее так и не вернули?

— Нет, и я не верю, что это когда-нибудь произойдет. Не собираюсь ничего предпринимать для поисков. Не хочу. Просто потому, что подарил медаль моей Грузии, и если она не смогла ее сохранить — ну что ж… А на память о сеульской победе у меня осталась только справка, полученная при сдаче медали в этот фонд.

— Почему после отделения Грузии вы не покинули тбилисское «Динамо», хотя, знаю, вас приглашал Лобановский в Киев?

— Звал меня в московское «Динамо» и Бышовец. Если честно, я склонялся именно к этому варианту. Мне нравилось работать с Бышовцом, а главное, он был для меня предсказуем. Лобановский звонил, наверное, раз десять, «Приезжай в Киев. Поедешь на чемпионат мира. Ты мне нужен». Я ведь в сборной играл, готовился к первенству мира в Италии и, уверен, обязательно там сыграл бы, если бы Грузия не вышла из состава Союза. Мне не дали уехать ни в Москву, ни в Киев.

— Но ведь вашего партнера по тбилисскому «Динамо» Ахрика Цвейбу отпустили к Лобановскому, кажется, спокойно?

— Не забывайте, что Цвейба — абхазец. Поэтому его никто не удерживал. Я мечтал о чемпионате мира, хотел играть в настоящий футбол, прекрасно понимая, какого уровня будет грузинское первенство. Я не делал тайны из своего ухода, наоборот, собирался красиво проститься с товарищами по «Динамо». Но стоило об этом узнать грузинским политикам во главе с Гамсахурдиа, как в мой адрес посыпались угрозы: «Если уедешь — объявим тебя врагом народа». Я-то еще ладно, но ведь здесь оставались родные. Словом, с мыслями об отъезде пришлось расстаться.

ПОСЛЕ

— Надо же было такому случиться: в матче открытия грузинского первенства вы забили гол в свои ворота!

— Досадная случайность, из-за которой, как потом оказалось, вся моя жизнь пошла кувырком. Играли мы с «Колхети» из Поти. Тбилисский стадион переполнен, ажиотаж огромный, прямая телетрансляция. В общем, не было в Грузии человека, не видевшего эту игру. Идет обычный, миллионный, наверное, в моей жизни прострел. Играю на опережение, снимаю мяч с головы нападающего, а дальше… За те секунды, что мяч летел в наши ворота, успел подумать: «Это — конец». И закрыл глаза. Так — 0:1 — мы и закончили.

— Легко представить, что творилось у вас на душе.

— В раздевалке, убитый горем, я услышал ядовитый шепоток Чедия — Кипиани: «Давид Давидович, это как же можно случайно в свои ворота попасть? Тут что-то не так». А тренер, увы, лишь кивал в ответ.

— Почему именно Чедия завел разговор об автоголе?

— После Сеула у меня появилось немало завистников. В том числе и в родном «Динамо», где больше всех усердствовал Чедия. Особенно после того, как в 89-м меня избрали капитаном команды. Он сам жаждал получить повязку и ради этого готов был на все. Знаю, Чедия «стучал» на меня тренеру.

— Знали и молчали? Почему не поговорили по-мужски?

— Сначала я просто не верил, что он способен на такую подлость. Когда же убедился, что это правда, меня уже в «Динамо» не было. Но с Чедия, думаю, мы еще встретимся.

— А что же Кипиани?

— Конфликт между нами возник не только из-за этого автогола. У меня было много предложений из Италии, Германии, Испании, но Кипиани встал стеной и сделал все возможное, чтобы я никуда не уехал. Оставаться в том «Динамо», сами понимаете, я уже не мог.

— Неужели вас никто не пытался удержать?

— Я подошел к Кипиани и сказал: «Я не смогу с вами работать. Мне лучше уйти». «Ну, если вы так решили, — с моей стороны препятствий не будет», — Кипиани впервые за все годы нашего знакомства говорил со мной на «вы». Нашлись люди, которые взялись этот конфликт уладить, но я твердо решил: при Кипиани ни за что не вернусь в «Динамо».

— Какие у вас сейчас с ним отношения?

— Здороваемся — и ничего больше. Кипиани, кстати, месяца через два после моего ухода из «Динамо» предлагал «начать все сначала», но психологически я был не готов к этому. Слишком сильна была обида, чтобы так легко ее забыть.

— Далее ваша карьера шла уже по нисходящей — ланчхутская «Гурия», махачкалинское «Динамо», тбилисский «Белый орел». Неужто не нашлось такому классному футболисту места в приличной команде?

— «Гурия» по силе была второй в Грузии — после «Динамо». Там, кстати, я играл уже не правого защитника, а либеро. Это все-таки полегче, а я в тот момент был на пределе физических возможностей, но еще в большей степени — моральных. Однако время лечит. Постепенно я отошел, начал прибавлять от игры к игре. И вдруг — в который уж раз — полетел мениск. Потом угодил в автокатастрофу. Одно к одному. Пока лечился, познакомился с руководителем махачкалинского «Динамо», который уломал меня подписать контракт. Четыре месяца отыграл в Махачкале, но договор оказался липовым, условия выполнять никто не собирался, и я, махнув на все рукой, уехал домой.

— А в «Белый орел», выступавший в первой грузинской лиге, что вас потянуло?

— Не что, а кто. Эту команду создал мой друг детства, и когда он попросил о помощи, я не мог отказать. А в 94-м принявший тбилисское «Динамо» Кутивадзе задумал вернуть меня в команду. В душе я, конечно, понимал, что нужно проявить характер и не соглашаться, но как это сделать, если обещают возвратить мечту, казалось, уже безвозвратно утерянную? Покидая «Динамо», я знал, что мне будет тяжело, но чтобы так… Жизнь просто утратила для меня всякий смысл. Поверьте, это не красивые слова. Сколько раз во сне я видел себя в динамовской футболке! И стоило Кутивадзе наяву предложить вновь надеть ее, как я не устоял. Это была ошибка.

— Почему?

— По двум причинам. Я был тогда в «разобранном» состоянии, но так загорелся идеей возрождения, что начал вкалывать, как одержимый. Тренировался день — и ночь. Но былого, увы, не вернешь. Стало стыдно, особенно когда от юных динамовских дарований слышал за спиной: «И это Кеташвили? Ты помнишь каким он был пять лет назад?». Это во-первых. А во-вторых, не могу себе простить, что поверил человеку, на деле оказавшемуся негодяем. Я имею в виду Кутивадзе. Что он наговорил обо мне в интервью! Будто я опустился на самое дно, беспробудно пью, даже на сборах появляюсь нетрезвым, вещи из дома продаю и т. д. Ничего подобного и близко не было! Зачем Кутивадзе понадобилось оклеветать меня — ума не приложу.

— В Грузии с ее гостеприимством и любовью к застольям соблюдать спортивный режим, по-моему, действительно очень непросто?

— Это уж кому как. Веса мне, наоборот, всегда не хватало, а что до выпивки… Я слишком любил футбол, чтобы размениваться по мелочам.

— А когда вы окончательно решили закончить с футболом?

— В начале 1995 года один знакомый договорился с Тархановым о моих смотринах в ЦСКА. В Грузии до меня уже не было дела, и проклинать за отъезд в Россию никто не стал. Только где вы, спрашивается, были раньше. Зачем мне теперь эта «воля»? Полтора месяца тренировался я с армейским дублем, пытался набрать форму, но — увы… И не дожидаясь, пока меня попросят из команды, объяснился с Тархановым и отправился домой. Прокол с ЦСКА стал последней каплей. По дороге из Москвы в Тбилиси я сказал себе: «Все, Гела, твой поезд ушел».

— Но почему, почему вы, самый титулованный — олимпийский чемпион! — грузинский футболист всех времен, вы, игра которого в Сеуле, по словам Анатолия Бышовца, соответствовала мировым стандартам, так рано закопали в землю свой талант?!

— А травмы… После очередного вырезанного мениска и дорожной аварии я уже не мог стать прежним Кеташвили. Нет, на уровне Грузии, думаю, я и сейчас был бы далеко не худшим. Вот только зачем?

— Скажите тогда, почему вы решили сменить футбольную форму на мундир полицейского?

— Я не горел желанием идти работать в ГАИ, но у меня не было другого выхода. Нужно было кормить семью. Помогли старые динамовские связи. Уже больше года, как взял в руки жезл.

— А бизнесом, как теперь модно, не пробовали заняться?

— Нет, это не мое. Я был бы не прочь остаться в футболе в качестве тренера, но никто не приглашает…

— Ну и как ваша служба — «опасна и трудна»?

— Мне нравится. Не знаю, как долго буду работать в полиции. Все-таки в футболе я кое-что умел, и, может, когда-нибудь мои знания и опыт пригодятся.

— Вы — строгий инспектор?

— Если меня нарушитель узнает, а случается это довольно часто, рука не поднимается выписать штраф. Всегда отпускаю с миром.

— Если бы можно было повернуть время вспять, что бы вы изменили в своей жизни?

— Порой я сам задумываюсь над этим и нахожу один ответ: хотел бы родиться лет на десять позже. Тогда, глядишь, не стоял бы сейчас с жезлом на дороге, а еще играл в футбол. Ведь мне всего Кеташвили замолчал на несколько секунд, а потом, почему-то стесняясь, спросил у меня:

— А можно, так сказать, пользуясь случаем, через вашу газету передать привет Анатолию Бышовцу, Борису Игнатьеву, Владимиру Радионову, Сергею Мосягину, а также всем моим сеульским партнерам? Дорогие мои, я вас люблю и помню!

И после долгой паузы добавил: «Господи, сколько же лет я их не видел!..»

Александр КРУЖКОВ

Газета «Футбол от «Спорт-Экспресса» №41, 25.10.1996

*  *  *

«ОНИ ЖДУТ, ЧТО Я В НОЖКИ ПРИДУ КЛАНЯТЬСЯ»

Когда в 1990 году тбилисское «Динамо» покинуло чемпионат СССР, его капитан был нарасхват: Бышовец звал в «Динамо» московское и обещал квартиру, а Лобановский к киевским апартаментам присовокуплял место в составе сборной СССР на чемпионате мира в Италии. Но высшее руководство Грузии посчитало, что единственный футбольный олимпийский чемпион-грузин должен остаться в Тбилиси и стать живой рекламой дебютного первенства страны. Гела Кеташвили послушался. И теперь вот уже шестой год — безработный…

«СОРВАЛО КРЫШУ»

— Гела, чем сейчас занимаетесь?

— Жду спасательную службу. В Грузии сейчас такие ветра гуляют — просто мама-мия. А я с семьей живу на последнем этаже в девятиэтажке. Вот нам сегодня ветром и сорвало крышу. Сейчас должна приехать городская ремонтно-спасательная служба — крышу латать.

— Вот некстати позвонил... В жизни у вас, надеюсь, дела получше?

— Я бы не сказал. Уже шесть лет — с марта 2004 года — безработный. Я не знаю, что происходит вокруг! Как получилось, что в Грузии для меня, единственного в республике олимпийского чемпиона по футболу, работы не нашлось? От этого у меня самого потихоньку срывает «крышу». Последние два года даже не инспектирую матчи. Сейчас, правда, сменилось руководство федерации футбола. Посмотрим, что будет дальше.

— Может, в федерации найдут какое-то место и для вас?

— Честно говоря, мало в это верю. Потому что, хотя и пришел новый президент федерации — Звиад Сичинава, на большинстве своих постов продолжают трудиться старые люди. У меня кое с кем из них были конфликты. А в первую очередь не заладились отношения с прежним президентом Федерации футбола Грузии Нодаром Ахалкаци-младшим (сын экс-тренера тбилисского «Динамо». — Прим. ред.).

— Вас лишили даже инспектирования матчей. Посчитали вашу работу необъективной или непрофессиональной?

— Мой непрофессионализм объяснялся одной-единственной причиной. Повторюсь: Кеташвили на то время был оппонентом действующего президента федерации футбола Нодара Ахалкаци.

«НА СТИПЕНДИЮ КОРМЛЮ СЕМЬЮ»

— Сколько платят в Грузии за инспектирование матчей?

— Если перевести из лари в свободно конвертируемую валюту, то около 70—80 долларов за игру.

— Простите, но на что вы сейчас живете?!

— У меня есть государственная стипендия как олимпийскому чемпиону — 1000 грузинских лари в месяц. Разделите на 1,7 — и получите цифру в долларах. На эти деньги мне кроме себя нужно прокормить жену, сына Георгия с невесткой и внучкой Наташей, а также второго сына Беку. Беке пошел 19-й год, я едва-едва справляюсь с оплатой его учебы в институте. Сейчас даже на бензин денег нет — «мерседес» стоит в гараже.

— «Мерседес» — это остатки былой роскоши? Покупали, наверное, когда возглавляли отдел регистрации и оформления машин дорожной полиции Грузии?

— Не угадали. Купил три года назад. Продал дачный участок, потому что накопились долги. С долгами расквитался и на оставшиеся деньги позволил себе авто 1998 года выпуска.

— Подождите, ваш старший сын — Георгий еще в прошлом году играл за «Спартак» Цхинвали. Почему же вам приходится содержать и его семью?

— Он стал жертвой моего конфликта с футбольными людьми. С 1 января сын без команды. У него сейчас непростой период. Он выступал на моей позиции — правого защитника и полузащитника. Играл в основном составе «Спартака», даже привлекался в молодежную сборную Грузии. Но ныне у сына возникли проблемы с карьерой. Георгию уже 23 года, поэтому о его футбольных перспективах сейчас говорить сложно. Зато в жизни у него все хорошо — женился, дочка Наташа родилась. Так что я уже полтора года дедушка. Живем все вместе в моей трехкомнатной квартире.

— Перспектив купить жилье старшему сыну пока никаких?

— Строим ему дом. Мои родители подарили старый дом. Его мы продали, а на полученные деньги начали строительство жилья для Георгия.

«АВТОИНСПЕКТОРОМ ОТПАХАЛ ДВА ГОДА»

— Как получилось, что вы стали работать в дорожной полиции МВД Грузии?

— Не забывайте, что тбилисское «Динамо» входило в состав МВД республики. Когда моя футбольная карьера подошла к финишу, один из заместителей министра МВД предложил мне попробовать себя на этом поприще. Большого выбора у меня на тот момент не было. Да и работу инспектора дорожной полиции я не посчитал зазорной.

— Быстро адаптировались к новому делу?

— Человек привыкает ко всему. У меня на дороге все складывалось успешно. Отпахал там два года. А затем уже в звании капитана меня перевели в главное управление. Предоставили кабинет, назначили начальником отдела. Я отвечал за регистрацию и оформление машин.

— С таким карьерным ростом могли бы уже стать главным гаишником страны. Но шесть лет назад вас уволили, обвинив в коррупции. Что случилось?

— Ситуация была простая, как три копейки. Одному из высокопоставленных чиновников нужно было пристроить своего человека на тепленькое место. Вот и пристроили вместо меня. Нужно было найти какие-то обоснования для моего смещения. Вот и нашли.

— Вы не пытались бороться?

— Пытался. Вызывал своих оппонентов на теледебаты. Однако люди, которые обвинили меня в коррупции, на теледебаты не пришли, потому что я честно трудился на своем посту. Но там все было предрешено сверху. Так что уходить пришлось мне.

— У вас не возникало мыслей вернуться на дорогу простым инспектором?

— Не видел в этом смысла. Да и возраст уже не самый юный. Плюс болячек накопилось столько, что думал пойти получить инвалидность. Потом, правда, передумал — стыдно в 44 года инвалидом становиться, хотя со здоровьем у меня действительно неважно — хронический артроз и подагра. Когда погода меняется, тело ломит.

— У вас два высших образования — историческое и юридическое. Необычно для футболиста...

— А я в этом ничего удивительного не вижу. На исторический факультет университета поступил еще в бытность игроком. История мне всегда нравилась. А затем, когда уже начал работать в Налоговой полиции Грузии, поступил на юридический факультет.

— Были мысли параллельно податься в футбольные агенты?

— Нет, это не мое. Нет у меня коммерческой жилки. Хотя по юридической линии можно было и дальше пойти. Но я бы предпочел вернуться в футбол. Тренерская работа мне тоже не подходит — и так нервы на пределе. А вот с администраторскими функциями наверняка бы справился.

«ВАЙ-ВАЙ, ГДЕ МОЯ МАШИНА?!»

— В олимпийской сборной СССР вы были объектом шуток для всей команды за свой ярко выраженный кавказский акцент. Не обижались?

— Ну ребята же не со зла. Веселая у нас была компания. Помню, как перед Олимпиадой в Сеуле надо мной пошутили Володя Лютый и Леша Чередник. Я к тому времени приобрел себе «Волгу». Взял не с нуля — до этого авто эксплуатировалось как такси. Машина была предметом моей гордости. Мыл ее едва ли не каждый день. На тот момент «Волги» в СССР были большим дефицитом. Незадолго до Игр мы проводили сбор в Сухуми. «Волга» стояла на тренировочной базе.

Одним прекрасным утром выхожу, смотрю на свою любимицу — и ничего не пойму. Вроде номера мои, но сверху «шашечка» стоит. Я чуть с ума не сошел! Кричу испуганно «Вай, вай, где моя машина?» Подумал, что у меня «Волгу» обратно в такси забрать решили. Вся команда хохотала несколько минут. Как оказалось, Лютый с Чередником ночью спустились к моей красавице, наклеили на нее «шашечки» и надпись «такси дальнего следования». Развели меня по полной программе!

— В «Динамо» над вами так жестко не шутили?

— Гия Гурули постоянно что-то придумывал. Как-то раз на базе положил мне на кровать портмоне. Я, конечно, понимал, что в этом кроется какой-то подвох, но природное любопытство взяло вверх. Взял портмоне в руки и начал раскрывать. Только раскрыл — раздался взрыв, и все лицо в краске. Отмывался потом битый час.

— Чем сейчас Гурули занимается?

— Вот он-то как раз стал футбольным агентом. А его сын Александр играет в Украине за львовские «Карпаты». Гия же обосновался во Франции, в Дюнкерке.

— Если вернуться к Олимпиаде в Сеуле. На Харина не обижались, когда он вас в финальном матче «подбадривал» на «великом и могучем»? Микрофоны стояли слишком близко к полю, поэтому вся страна слышала эти «комплименты».

— Как я могу обидеться на своего младшего друга? Это ведь игра, и Дима мне просто подсказывал. Он ведь даже предположить не мог, что его «подсказки» будут слышны телезрителям. Харин ведь тогда чуть не пострадал — по возвращении в Москву над ним устроили специальное разбирательство. Хорошо, что для Димы все обошлось.

— Вам орден «Знак почета» вручили? Я недавно у Сергея Фокина спрашивал, так он говорил, что его орденом вообще не награждали.

— По-моему, всех награждали. Может, он забыл? Мой орден до сих пор дома лежит. А золотую олимпийскую медаль я сдал в Государственный музей Грузии. Вернее, она там оказалась — изначально я отдал ее в фонд помощи беженцам из Абхазии. Деньгами на тот момент помочь не мог — тяжелые времена были, поэтому решил отдать самое дорогое, что у меня было. В итоге у моей медали появилась своя собственная история — с драматизмом и, слава Богу, счастливым концом. Сначала она попала в нехорошие руки. Ее даже едва не вывезли из Грузии. Но наши таможенники нашли медаль и конфисковали. Сейчас она выставлена в Государственном музее Грузии — я пару раз там был, любовался ею.

«ЭТОТ АВТОГОЛ СЛОМАЛ МНЕ КАРЬЕРУ»

— Олимпийская победа в Сеуле стала зенитом вашей карьеры. Хотя тогда, в 23 года вы наверняка думали, что впереди у вас будет еще много побед и наград.

— Да, тогда и представить себе не мог, что все так повернется. Меня ведь активно приглашали в Москву и Киев. Анатолий Бышовец, который прекрасно знал мои возможности по совместной работе в олимпийской сборной СССР, уговаривал перейти в московское «Динамо». А Валерий Лобановский настойчиво звал в столицу Украины. Валерий Васильевич звонил мне в Тбилиси по нескольку раз в день. Намекал, что с переходом в киевское «Динамо» передо мной зажжется зеленый свет и в национальной сборной СССР — я ведь под началом Лобановского успел сыграть три игры за первую команду страны. Но меня из Тбилиси не отпускали. Можно было бежать, но я из патриотических побуждений даже не рассматривал этот вариант. Нужно было, конечно, менять команду. Я тогда в самом соку был. А в итоге закончил с большим футболом очень скоро.

— Считаете, что вашу футбольную карьеру сломала первая игра чемпионата Грузии «Динамо» Тбилиси — «Колхети» Поти, где вы «отличились» автоголом?

— Это был матч-открытие дебютного чемпионата Грузии. Прямая трансляция на всю страну. Я неудачно сыграл на простреле — мяч залетел в собственные ворота. Матч так и закончился — 0:1 в пользу «Колхети». Конечно, я был виноват. Чувствовал себя паршиво. Здорово разозлился на себя. И угодил в психологическую яму. Плюс отношения с тренером дали трещину. Короче, никому бы не пожелал пережить то, что пережил тогда. Плюс через год в автокатастрофу попал. После аварии врачи вырезали мне мениск. На прежний уровень игры уже сложно было выйти.

По-моему, в 1995 году я поехал на смотрины в ЦСКА. Шесть недель тренировался с дублем команды. Понял, что не подойду, собрал вещи и уехал. Даже не попрощался с Тархановым. А уже через несколько месяцев инспектировал матчи чемпионата Грузии и ловил нарушителей на дороге.

— В России давно были в последний раз?

— Пять лет назад играл за ветеранов тбилисского «Динамо». Жаль только, что с большинством партнеров по олимпийской сборной потерял связь.

Хотя недавно с Игорем Добровольским разговаривал по телефону. Виделся с Лешей Чередником, Женей Яровенко и Володей Лютым. Вместе вспоминали светлые дни Сеула — как после первого тайма дополнительного времени в финале с Бразилией я, не сориентировавшись, стал прыгать на поле и орать «Мы победили!», а ребята меня одернули: «Гела, погоди радоваться, нам еще 15 минут играть». Как затем мы так отмечали победу, что большинство ребят проспали награждение. И как мы за два с половиной года, готовясь к Олимпиаде, не проиграли ни одного матча. Такой команды больше никогда не будет.

Как начну вспоминать, так сразу на душе светло становится, забываю про все нынешние невзгоды. Я ведь шесть лет без работы, но не сломался. Если бы я пришел к своим недоброжелателям, поклонился бы им в ноги — сразу бы мне работу нашли: как же, сам олимпийский чемпион кается... Но я всех послал на три веселые буквы. Шесть лет терпел и еще потерплю. Подхалимом все равно не стану. Верю, что у меня все изменится к лучшему. Бог ведь все видит.

М. РОЗЕНКО

«Советский спорт – Футбол», 16-22.03.2010

© Сборная России по футболу