Главная
Матчи
Соперники
Игроки
Тренеры

ИГРОКИ

Сергей ГОРЛУКОВИЧ

Горлукович, Сергей Вадимович. Защитник. Заслуженный мастер спорта СССР (1989).

Родился: 18 ноября 1961, деревня Боруны Ошмянского района Гродненской области, Белорусская ССР.

Воспитанник могилевской СДЮШОР-7 (первые тренеры – Иван Антонович Турков и Николай Иванович Киселев).

Клубы: «Торпедо» Могилев, Белорусская ССР (1980), «Гомсельмаш» Гомель, Белорусская ССР (1981–1984), «Динамо» Минск, Белорусская ССР (1985–1986), «Локомотив» Москва (1986–1989), «Боруссия-09» Дортмунд, Германия (1990–1992), «Байер-05» Крефельд, Германия (1992–1995), «Спартак-Алания» Владикавказ (1995), «Спартак» Москва (1996–1998), «Торпедо-ЗИЛ» Москва (1999), «Чкаловец-Олимпия» Новосибирск (2000), «Локомотив» Нижний Новгород (2001), «Мика» Аштарак, Армения (2002).

4-кратный чемпион России: 1995, 1996, 1997, 1998. Обладатель Кубка России: 1998.

За сборную СССР/России сыграл 38 матчей, забил 1 гол.

(За олимпийскую сборную СССР сыграл 9 матчей.*)

Чемпион Олимпийских игр 1988 года. Участник чемпионатов мира 1990, 1994 годов. Участник чемпионата Европы 1996 года.

*  *  *

ПРОФЕССИОНАЛ

О нем всегда говорили, что не переносит журналистов и никогда не соглашается на интервью. Что обладает совершенно невыносимым характером, груб и независим в суждениях. Однако, оценивая футбольные качества Горлуковича-игрока, работавший с ним в «Торпедо-ЗИЛ» тренер Борис Игнатьев сказал коротко: «Абсолютно надежен».

Об интервью мы договаривались долго. Встречаться на базе между тренировками Горлукович отказался («Что это будет за разговор!»). Выходные же, как назло, то и дело совпадали с моими командировками. Но однажды, вернувшись с очередных соревнований в Москву, я дежурно набрала телефонный номер и вдруг услышала: «Давайте встретимся завтра. В 12 часов устроит?»

К назначенному месту встречи я подъехала на 15 минут раньше. Сергей уже ждал.

— Честно говоря, не рассчитывала, что вы приедете. Думала, что в очередной раз образуются какие-то дела. Или просто найдете повод отказаться.

— Я же пообещал. А в этом случае никогда не обманываю. Помните, мы должны были встретиться два месяца назад? Я же перезвонил вам сразу, как только понял, что не смогу приехать. Но это было по независящим от меня причинам.

— А как относитесь к чужой непунктуальности?

— Сначала появляется раздражение, потом человек становится просто неинтересен.

— Кто же из моих коллег насолил вам до такой степени, что вы вообще перестали общаться с прессой?

— Никто. Просто за всю свою жизнь не приходилось встречать журналиста, с которым было бы интересно разговаривать. Дежурные вопросы, дежурные ответы. Мне это неинтересно. И не нужно. Никогда не хотелось становиться объектом повышенного внимания.

— Вы настолько нечестолюбивы?

— Для удовлетворения честолюбия мне хватает футбола.

— Как давно вы стали воспринимать себя как профессионального футболиста?

— С 1980 года, когда стал играть в Могилеве за заводскую команду на первенстве республики. Попасть в команду мастеров тогда было чрезвычайно сложно. Если помните, существовали определенные правила, вроде разнарядки, которую спускали сверху: из каждого выпуска детско-юношеской школы лишь двое спортсменов могли перейти на более высокий уровень. Я в это число не попадал. Переживал тогда очень: «Почему они, а не я? Чем я хуже?» А потом просто повезло: заметили, пригласили в Гомель, где через год я уже играл в команде мастеров. Перевелся из могилевского машиностроительного института в гомельский политехнический.

— Почему столь странный для спортсмена выбор институтов?

— Так в Могилеве их всего три было — технологический, машиностроительный и педагогический. Я выбрал машиностроительный. Хотя мне по большому счету было все равно куда идти.

— А зачем переводились в Гомель? Учились бы заочно.

— Заочно неинтересно учиться. Я тогда себе конкретную задачу поставил: закончить институт и получить нормальное высшее образование. Хотя на последнем курсе было тяжеловато писать дипломную работу и одновременно тренироваться.

— Тему диплома помните?

— Технология и оборудование литейного производства. Но тогда я уже понимал, что эта специальность мне вряд ли пригодится. Мне снова повезло: судьба свела с московским тренером Николаем Ивановичем Киселевым. В свое время он играл за «Спартак», выступал на чемпионате мира. В Гомеле я научился у него очень многому. У любого другого тренера может быть и за всю жизнь не научился бы. Кстати, значительно позже стал понимать, что в спорте, как, наверное, и вообще в жизни, от случая зависит очень многое.

— Когда в 86-м вы оказались в московском «Локомотиве», тоже считали это везением?

— Конечно. В то время было тяжело в Москву попасть. До этого отслужил полтора года в армии. Играл в минском «Динамо». Опять же, благодаря Киселеву. Мне предлагали два варианта — ехать в Смоленск, играть за армейскую «Искру», или в минское «Динамо». Киселев посоветовал Минск. Кто теперь знает: поехал бы я в Смоленск, может быть, и в Москве оказался бы раньше. А может быть, вообще не попал бы в столицу.

— В армии вы, получается, лишь числились? Или успели пройти хотя бы курс молодого бойца?

— Служил два с половиной месяца. Сначала было даже забавно: я — после института, а все остальные — совсем пацаны — по 18 лет. Но когда прошел месяц, потом второй, а в команду все не вызывали, стало не до смеха. Начал себя потихоньку настраивать на то, что служить по полной программе придется. «Динамо» — это ведь войска МВД, а для них армейские приказы никогда много не значили. Как я узнал позже, было шесть директив отправить меня в команду, но на них просто не обращали внимания. Но потом все-таки вызвали. А в 86-м я оказался в Москве.

— Тяжело было привыкать?

— Полгода неуютно себя чувствовал. А через год уже не мыслил себя в другом городе.

— Приглашение в олимпийскую команду было для вас неожиданным?

— Даже не знаю. «Локомотив» как раз только в высшую лигу вышел. В каком-то из матчей я и попал на глаза Бышовцу.

— Мечтали об Олимпийских играх?

— А как же! Игры в Сеуле ведь особыми для футболистов были — в них разрешили играть профессионалам. Немцы, итальянцы, бразильцы, аргентинцы очень сильные составы привезли. Это сейчас можно рассказывать, какими мы сильными и уверенными тогда себя считали, мол, только о победе думали. Но я-то помню, как было на самом деле. Тогда же в прессе почти не было никакой информации о западном футболе. Это сейчас любой номер вашей газеты откроешь — и чемпионат Германии, и чемпионат Италии… В немецкой олимпийской сборной собрали всех ведущих игроков сильнейших на тот момент немецких клубов. Клиннсманн, Хесслер… У бразильцев играл Ромарио, у итальянцев — Раванелли… Через два года после Игр, когда я уже уехал в Германию, случайно увидел на стене одного из клубов фотографию: «Сборная Германии — бронзовый призер Олимпийских игр». Состав прочитал — за голову схватился: Боже, кого мы обыграли!

Поэтому олимпийская медаль мне дороже, чем любые другие награды. Хотя, — смешно вспомнить — премии нам выплатили, как за третье место. Никому из руководителей даже в голову не могло прийти, что футболисты могут на что-то рассчитывать. Так что денег на нас просто не хватило.

— Много воспоминаний осталось с того времени?

— Самым странным было то, что став олимпийским чемпионом я не ощутил этого. Дома продолжался чемпионат, потом начался новый сезон… Для меня Игры были особенными еще и потому, что в моей карьере это был первый турнир на уровне сборной. Все до одной игры до сих пор помню. Особенно — матч с Аргентиной, когда из-за моей ошибки Димке Харину гол забили. Убежал из-под меня игрок. Причина была обидной: попал на освещение и упустил момент — промахнулся мимо мяча. Был тогда страшно благодарен Бышовцу, что продолжал ставить меня на игры. Там же, в Сеуле, я впервые сыграл в амплуа либеро. Со стороны тренеров это было очень большим доверием.

— Тяжело играть на новой позиции в первый раз?

— Непривычно. Любая футбольная работа по своему тяжела. Просто нужно время, чтобы привыкнуть. А в Сеуле этого времени не было. Были экстремальные условия.

— Почему через год после Игр вы уехали в Германию? Не смогли отказаться от выгодного предложения, или не захотели этого делать?

— К тому времени уже многие уехали. Саша Заваров, Игорь Беланов, Вагиз Хидиятуллин, Ринат Дасаев. Я не думал уезжать — мне в Москве нравилось. С точки зрения денег зарубежные контракты меня не интересовали. Интерес был исключительно спортивный: посмотреть, что такое западный футбол, себя попробовать…

— Германия не разочаровала?

— Нет. В смысле футбола я получил в «Боруссии» именно то, что хотел.

— Что именно?

— Немецкий футбол непредсказуем до самой последней минуты каждого матча. Это всегда непрерывная и очень жесткая борьба, которая идет на поле, независимо от счета — будь то 0:5 или 4:1. К этому футболистов приучают еще в детских лигах. Западный футбол был интересен еще тем, что в команде в то время могли играть лишь два легионера из трех. Причем, в основном-то клубы старались приобретать нападающих, а не защитников. Нападающие дороже обходятся, естественно, по логике, именно они должны были в первую очередь эти деньги на поле отрабатывать. Плохо играешь — оглянуться не успеешь, как продадут. Вот и приходилось пробиваться, доказывать. В каждом новом сезоне — все сначала. Но играл ведь.

— А почему вернулись?

— Контракт заканчивался, и нужно было решать, где жить. Если бы я продлил контракт (такие варианты были), думаю, уже не вернулся бы. Но меня всегда тянуло в Москву.

— Решение принимали сами?

— Глобальные вопросы в семье всегда решаю я.

— Не жалели, что пришлось уехать не в Москву, а во Владикавказ, — в «Аланию»?

— Никогда не сожалею о своих поступках. Но о владикавказском периоде не хотел бы вспоминать. Это был очень неудачный эксперимент. Может быть, главная проблема заключалась в том, что я продолжал жить прежними, советскими мерками и понятиями, когда данное человеком слово порой значило гораздо больше, чем любые бумажки. Но… не хочу больше говорить об этом.

— Вопрос снят. Давайте тогда поговорим о более удачном эксперименте в вашей жизни — о «Спартаке».

— До этого был еще «Локомотив». Я уже было собрал вещи — ехать вслед за командой, которая находилась на тренировочном сборе в Германии. Там же где-то по-соседству тренировались и спартаковцы. За день до вылета мне позвонили и сказали, что на одном из турниров Дима Хлестов сломал ногу и ему ищут замену. И пригласили хотя бы поговорить, поскольку я честно предупредил, что уже связан определенными обязательствами с «Локомотивом». Короче, после разговора я позвонил Семину, извинился и сказал, что буду играть в «Спартаке».

— Насколько могу судить, возможность поиграть в «Спартаке» все игроки воспринимают, как счастливейший лотерейный билет. А чем было для вас это приглашение?

— Оно было тоже из разряда случайных. Меня взяли на место Хлестова и, естественно, могли через некоторое время точно так же отказаться от моих услуг. Поэтому надо было просто работать.

— Как в любой другой команде?

— Если я скажу, что «Спартак» — команда, каких много, это будет неправдой. Когда кто-либо из футболистов говорит, что игра против «Спартака» для него просто игра, как любая другая в чемпионате, — это тоже неправда. Или у человека не все в порядке с головой. К «Спартаку» можно относиться как угодно, но это — лучшая команда России. Достаточно взглянуть на статистику. По себе помню: когда играл за владикавказскую «Аланию» и мы обыграли «Спартак», эмоциональный подъем был огромный. Как бы то ни было, на фоне сильнейшей команды каждый игрок проверяет себя по-особому.

— Вы продолжаете болеть за «Спартак»?

— Я болею исключительно за «Торпедо-ЗИЛ». Сейчас это для меня самая лучшая в мире команда.

— Почему вы решили уйти именно туда?

— Почему решил уйти — когда-нибудь расскажу. Но не сейчас. Из «Спартака», кстати, меня никто не выгонял. Контракт позволял играть в этом клубе еще год.

— Но почему «Торпедо-ЗИЛ»?

— Мне нравится команда, которая ставит перед собой высокие цели.

— Вам постоянно нужен вызов?

— Конечно. А иначе — какой смысл заниматься каким-либо делом?

— Возможно, вопрос не очень тактичен, но насколько могу припомнить, у вас одно время была репутация человека, который весьма вольно относится к такому понятию, как режим. Сейчас же, по словам ваших коллег, крепче минеральной воды в рот ничего не берете.

— С дисциплиной у меня всегда было все нормально. Нужно просто понимать, когда что позволительно. Мне никто не нальет, если я этого не захочу. До работы или во время — любые вольности исключены. Когда сезон закончен — ради Бога. Вот и весь принцип.

— Откуда же берутся слухи?

— Могу лишь сказать, что ни один нормальный человек не станет пить, если получает удовольствие от работы.

— В начале карьеры вас не раздражало, что приходится ради футбола жертвовать какими-то удовольствиями, которыми живут сверстники, отказывать себе в развлечениях?

— Я жил интереснее. Да и потом с самого начала понимал: раз уж занялся делом, нужно довести его до конца. Если бы в какой-то момент почувствовал, что не могу себя реализовать, давно бы закончил с футболом.

— Другими словами, мысль об окончании карьеры вас еще не посещала?

— Почему, было такое. После «Алании». Когда меня никто не хотел брать. В «Локомотив» я напросился сам. Если сейчас скажу вам, во сколько меня тогда оценил главный тренер команды Юрий Семин — как профессиональный тренер — профессионального игрока… Ниже упасть было просто некуда. Но я пошел на это.

— Потому что хотели играть?

— Да.

— Подобная оценка вашей профессиональной пригодности стала большим ударом?

— Даже не знаю, какое подобрать слово. Это был не удар, не шок, скорее обида. Ведь именно Семин знал меня, как никто другой — у него я начинал играть еще в 86-м. С другой стороны, эта история очень здорово меня встряхнула. Появился раздражитель.

— Желание доказать всем и самому себе, что все не так?

— Я и доказал. Три раза в составе «Спартака» становился чемпионом страны, два с половиной года — с 35 до 37 с половиной лет — постоянно был в составе. Из шести раз за это время все шесть раз семинский «Локомотив» обыгрывал. И сам забивал. «Алании», кстати, тоже. Большое удовольствие от этих игр получал. Знаете, как приятно иногда на табло смотреть, когда там, к примеру, 3:0 горит? Невероятное блаженство.

— А переход из высшей лиги в низшую не бьет по самолюбию?

— Какое самолюбие может быть? Работать надо.

— Теоретически это, конечно, так…

— Почему теоретически? Это как раз практика: не будешь работать в первой лиге, значит тебя в составе не будет. Другое дело, что у каждого человека свои принципы. К тому же я отдаю себе отчет в том, что мне уже 38 лет.

— Об этом я и хотела спросить. Не так давно Сергей Шавло, который много лет играл в Австрии, сказал мне, что в 37 лет понял, что осталось только «доиграть», и со спокойным сердцем перешел из «Рапида» в один из клубов третьей австрийской лиги.

— Кстати, физические данные у игроков первой российской лиги не ниже, чем у тех, кто играет в высшей. Хотя бы потому, что на протяжении всего сезона приходится проводить не одну, а две официальных игры в неделю. И везде все бьются за максимальный результат.

— Но ведь наверное безумно тяжело тренироваться вместе с теми, кто на 20 лет моложе?

— Я тренируюсь. Другое дело, — физиологию не обманешь. Если десять лет назад мне хватало суток, чтобы после игры привести организм в порядок, то сейчас надо как минимум двое. Бессмысленно начинать работу, если полностью не восстановился. Резко возрастает вероятность травм. А в моем возрасте они ни к чему.

— А разница в возрасте не создает психологических проблем?

— Тяжелее всего было в 96-м, когда Романцева на посту главного тренера команды заменил Ярцев. Он тогда сразу ввел в основной состав молодняк из дубля. Удовольствия было мало.

— Почему?

— Да потому что нормально играть в тот период можно было лишь с Цымбаларем и еще двумя-тремя игроками. Остальных приходилось учить и натаскивать. Через два года все, естественно, вышли на совершенно иной уровень. Хотя могли бы быстрее, если бы относились к себе и к работе немножко по другому. Но такие вещи обычно начинаешь понимать лишь к концу карьеры. Я же прекрасно помню, как в 1987 году в «Локомотив» пришел Юра Гаврилов. Команда тогда играла «как получится». Но за ним вдруг все стали тянуться. И те кто хотел, научились очень многому.

— К поражениям вы относитесь болезненно?

— Проигрывать не люблю. Футбол — такая штука, что поражения — неизбежная составляющая професии. Но — не люблю. Хочешь — не хочешь, а думаешь, что вся предыдущая работа сделана не то чтобы впустую, но не принесла никаких положительных эмоций.

— Всегда можно все бросить и уйти на пенсию.

— Разве? Я слышал, «спортивную» пенсию сейчас уже не оформляют. Только в 65 лет можно уйти — как всем нормальным. Да и не к чему: не советские ведь времена, когда на пенсию прожить можно было.

— Зато можно на метро бесплатно кататься. Хотя, о чем это я? Футболисты на метро не ездят.

— Почему? Я езжу довольно регулярно. На метро ведь по Москве быстрее получается, чем на машине. Никогда, кстати, не стремился сесть за руль. Неинтересно было. Стал водить машину только в Германии. Но там без машины не обойтись. Да по имиджу не положено. Там и поменял советские права на немецкие.

— Советские, получается, в свое время просто купили?

— Какая разница? Езжу я нормально.

— В Германии вы тоже избегали журналистов?

— По возможности.

— Но ведь в контракте просто обязан был быть соответствующий пункт.

— Всегда можно было сослаться на незнание языка.

— Вы его и взаправду не знали?

— Знал. У меня были очень хорошие преподаватели и в школе, и в институте. За первый же год в Германии все вспомнилось. Проблем не было.

— Как вы думаете, настанет когда-нибудь день, когда сборная России выиграет чемпионат мира?

— Когда-то естественно это произойдет. По теории вероятности. Далеко ходить не надо: кто мог еще десять лет назад представить, что Нижний Новгород когда-нибудь возьмет очко у «Спартака» в Москве? Но ведь случилось? Любое невезение должно когда-то прекратиться.

— Вы считаете, что все неудачные выступления российской сборной объясняются только невезением?

— Какие-то — невезением, какие-то — неумением работать. Сейчас очень радует, что удача хоть чуть-чуть к нам повернулась. А главное — ребята сумели воспользоваться шансом. Не так это просто. Сумеют продержаться до конца — тогда они просто герои.

— Не зря ведь говорят, что настоящий профессионализм спортсмена заключается в умении сделать максимум возможного в единственно нужный и важный момент.

— В том-то и дело. Шансы, если разобраться, у каждого возникают постоянно. Только сам человек должен быть готов их использовать. А не страдать и не жаловаться на судьбу, когда понимаешь, что никаких шансов уже не будет. Я вообще считаю, что помогать надо в первую очередь не тому, кто наиболее талантлив, а тому, кто больше хочет чего-то добиться. Собственно, выдающиеся игроки чаще всего из таких и получаются.

— Что такое в вашем понимании «выдающийся игрок»?

— Прежде всего — стабильный игрок. Который на протяжение всего сезона, неважно, везет ему, или не везет, не опускается ниже определенного уровня. Если же человек способен два месяца в сезоне демонстрировать на поле чудеса, а потом исчезает, мне это говорит только о том, что на такого нельзя положиться.

— Поэтому вы так скептически относитесь к титулам типа «лучшего игрока месяца», которые любит присуждать футболистам пресса?

— А как еще к этому относиться?

— У вас есть связанная с футболом мечта?

— Вывести команду «Торпедо-ЗИЛ» в высшую лигу.

— На более длительный срок не загадываете?

— Так ведь я уже все выполнил.

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ, 1999

*  *  *

«КОГДА-ТО МЕНЯ ПРИЗНАЛИ БЕСПЕРСПЕКТИВНЫМ»

Заслуженный мастер спорта, олимпийский чемпион 1988 года, 3-кратный чемпион России. В составе нашей сборной участвовал в финальных турнирах ЧМ-90, ЧМ-94 и ЧЕ-96. В 35 лет Сергей Горлукович еще выступал за сборную России. В более старшем возрасте играли в сборной только Блохин и вратари Яшин и Черчесов. Но в матчах еврокубков среди наших футболистов Горлукович — рекордсмен: играл в 36 лет 6 месяцев. И в каких матчах! Глядя на его игру против суперклубов — «Аякса» и «Интера», о возрасте спартаковского капитана задумываться не приходилось — он был одним из лучших на поле.

— Как начинался ваш путь в футболе? Занимались какими-то еще видами спорта? Вы всегда демонстрировали скоростную и атлетичную игру, да и телосложение у вас мощное для футболиста.

— Нет, кроме футбола, никакие другие спортивные секции не посещал. Но к общефизической подготовке, особенно в межсезонье, относился очень серьезно. Потому и по части физической готовности никогда не имел проблем.

А начало спортивного пути было довольно обычным: с десяти лет регулярно занимался в могилевской СДЮСШОР. Родители к спорту не имели отношения и моего увлечения не приветствовали. Проявляли интерес к футболу, только когда я стал уже известным спортсменом. Но к этому пришлось идти долгие годы. В детстве больших надежд я не подавал. Более того, после окончания спортшколы ни одна из команд в регионе меня не хотела брать. И это при том, что в то время существовало положение, по которому в любой команде — участнице 2-й лиги всесоюзного первенства должны были играть минимум два воспитанника местной ДЮСШ выпуска последнего года! Мне такой вердикт и вынесли: «Бесперспективный».

— И чем вы занимались по окончании средней школы?

— Я поступил на дневное отделение Могилевского машиностроительного института. Будучи студентом первого курса, я продолжал заниматься в секции у своего тренера Ивана Антоновича Туркова вместе со школьниками. Хотя, ясное дело, Турков зарплату за меня не получал и выставлять за свою команду на игры не имел права. Через год по рекомендации Туркова тренер юношеской сборной Белоруссии Абрамович взял меня в свою команду на турнир «Переправа». Мы играли на юге, попадали на глаза именитым тренерам. (Выступавший тогда со мной Сергей Алейников в 1982 году стал чемпионом СССР, а позже играл со мной в сборной). На втором курсе я играл за КФК «Торпедо», Могилев. Спустя год съездил на сбор с могилевским «Днепром», который тренировал Анатолий Байдачный. Но в конце концов я оказался в «Гомсельмаше» — также в команде 2-й лиги. По окончании второго курса перевелся в Гомельский политехнический институт, который и окончил, получив специальность инженера-механика по оборудованию литейного производства.

— А каким образом вы попали в «Динамо» (Минск)? Кто пригласил?

— Просто я окончил институт, и, соответственно, закончилась отсрочка от армии. Это у меня было срочной службой.

— Можно, конечно, позавидовать такой срочной службе — в команде высшей лиги!.. Но ведь в минском «Динамо» в течение первого же сезона вы провели в основном составе более половины матчей. До этого момента кто из тренеров помимо Туркова сыграл наибольшую роль в становлении Горлуковича-футболиста?

— За всю мою карьеру игрока со мной работало много наставников, и каждый что-то мне дал, всем я благодарен. Но за свой белорусский период футбола я кроме Туркова выделил бы Киселева.

— Того самого спартаковца Николая Киселева, одного из лидеров «Спартака», игравшего за сборную на чемпионате мира в Мексике в 1970-м?

— Я как болельщик уже не застал Киселева в игре, но в качестве тренера «Гомсельмаша» в 1984 году Николай Иванович сделал для меня очень много. В том сезоне я забил 17 мячей и вообще раскрылся, почувствовал уверенность в своих силах. Скажу больше: для меня было счастьем, что судьба свела с этим прекрасным человеком и специалистом. Низкий ему поклон.

— Отчего вы не остались в минском «Динамо» после окончания срочной службы?

— Хотя со мной в команде играло еще полсостава из тех ребят, что в 1982 году стали чемпионами страны, при Арзамасцеве минское «Динамо» уже было не тем, что при Малафееве, переехавшем в Москву. Ну и республиканское руководство при Арзамасцеве не давало того обеспечения и условий, что были ранее. Возможно, за меня руководство клуба особо не держалось, и отношения с Арзамасцевым у меня не сложились. Когда уходил из команды, мне сообщили, что я «условно дисквалифицирован». Что это означает, я до конца не понял. Но долго без дела не сидел. Мои товарищи по минскому «Динамо» — Кондратьев и Шишкин познакомили меня с Юрием Павловичем Семиным, и с июля 1986 года я играл в «Локомотиве».

— Не обидно было из высшей лиги сойти в первую?

— Зато здесь я постоянно играл в основе, а для меня это главное. С 1988-го меня стали привлекать в первую и в олимпийскую сборные. Но чем больше я работал с Бышовцем, и особенно с Лобановским, тем острее чувствовал, что мое пребывание в «Локомотиве» тормозит рост моей игровой квалификации. Летом 1989-го я сам заявил, что не хочу дальше играть в «Локомотиве».

— Неужели вас не устраивал Семин-тренер?

— Семин сейчас и тогда — это разный уровень. За 17 лет Юрий Павлович прошел большой путь в своей команде. Сейчас он на самом взлете своей карьеры. И заметно, как игроки «Локо» у него растут год от года. А тогда опыта у него было немного, и на тот момент он не шел ни в какое сравнение с Лобановским и Бышовцем. В 1987 году «Локомотив» поднялся в высшую лигу, а в 1988-м занял там 6-е место. Это было большой удачей и заслугой Семина. Но он не смог далее развить успех, по ряду причин, в частности, не смог осуществить точечную селекцию в той мере, как это ему удается сейчас.

— А как бы вы сравнили Бышовца и Лобановского? Как они договаривались между собой, когда каждый из них хотел видеть одного и того же игрока в своей сборной?

— Лобановский имел некоторый приоритет в выборе игроков. Я в их проблемы не был посвящен, но о конфликтах между ними я ничего не слышал. Как-то договаривались. Вот олимпийский чемпион Михайличенко и на чемпионате Европы был одним из лучших в сборной. Насколько мне известно, Лобановский хотел иметь в своей команде Добровольского и еще нескольких игроков олимпийской сборной.

У Бышовца команда была представлена игроками самой широкой географии и разных игровых школ, но он сумел объединить их в сплоченный коллектив. И предолимпийский сбор в Японии был проведен грамотно. И в Корее сборная СССР наращивала свою мощь от матча к матчу, победила команды с игроками-звездами. А вообще за два года команда Бышовца не потерпела ни одного поражения. Соответственно, и все действия Анатолия Федоровича за тот период следует оценивать только со знаком «плюс».

В Симферополе перед отборочным матчем с Болгарией он впервые поставил меня в состав, на позицию опорного полузащитника. Анатолий Федорович так и сказал: это твой шанс, все зависит от того, как сейчас сыграешь. Почему после Сеула у Бышовца не было громких побед? Не мне судить. О нем лучше расскажут его динамовские воспитанники и игроки олимпийской сборной, прошедшие весь цикл. Я попал к нему в апреле 1988 года.

А Лобановский — самый успешный наш тренер. Он в нашем футболе с командой добился больше всех побед в чемпионатах СССР и еврокубках, это самый объективный показатель для тренера клуба. А мое личное впечатление — более великого тренера и человека я не встречал.

— Но у Лобановского были большие возможности для селекции: он мог взять в команду любого футболиста с территории Украины. И почему говорят о его чрезмерной жесткости, прагматизме?

— Это надо спрашивать у тех, кто так говорит. Мне на эту тему сказать нечего. Для меня он остается идеалом профессионального и человеческого отношения к футболисту. И в советское время возможности для комплектования команды у некоторых других тренеров были не меньшие — в ЦСКА, в московском «Динамо». Но одно дело — взять себе талантливого футболиста, другое — чтобы он заиграл, раскрылся, а тем более прибавил.

В Европе Лобановского тоже достаточно высоко оценили: его методику серьезно изучают и в Италии, и в Германии.

Когда Лобановский вызывал нас на сбор, каждый из игроков знал: выйдет ли он на игру или нет, это зависит только от того, как он сам покажет себя за последние 5 дней сборов — по сумме всех параметров медицинских показателей и своего состояния на тренировках. Реальный шанс был у каждого. Меня он ставил в состав, когда мой «Локомотив» находился на предпоследнем месте турнирной таблицы. Подобное случается не часто.

— Правда, что вас Лобановский приглашал в киевское «Динамо»?

— В 1988 году от его имени со мной говорил Чубаров, на следующий год — он сам лично. Отказывался я по многим причинам. И квартиру от «Локомотива» только-только получил, и прочее.

— О немецких тренерах какие остались впечатления?

— Тренер «Боруссии» Кёппель в некоторой степени был подвержен влиянию самых авторитетных футболистов команды. Они могли навязать ему свое мнение. Впрочем, на мне это не отражалось — это мой взгляд на проблему как бы со стороны. Принявший от него пост Отмар Хитцфельд не делал ни различий, ни поблажек «звездам». Правила были едины для всех. Главное для него — игровая дисциплина, а былые заслуги каждого футболиста не в счет. Кроме того, своим подъемом клуб «Боруссия» обязан прекрасной работе своего менеджера Михаэля Майера. До него клуб был в долгах, а он выправил положение.

Когда я перешел в «Байер» (Юрдинген), команду тренировал молодой тогда Фридхельм Функель. Все тренировочные нагрузки он испытывал на себе: наравне с игроками занимался и ОФП, и игровыми упражнениями, и участвовал в двусторонках. Как тренер он постоянно прогрессировал. Сейчас он возглавляет «Кельн».

— В момент перехода в немецкий клуб вас не мучили сомнения: а как мне быть, если доведется играть против советской команды в еврокубках?

— Таких мыслей не было. Дальних перспектив на будущее в профессиональном футболе строить невозможно. Главное — хорошо работать сегодня, чтобы завтра достойно выглядеть на поле. Вообще успешное выступление россиян за иностранные клубы повышает авторитет нашего футбола, а не наоборот. Национальная сборная — другое дело. О ней я никогда не забывал и всегда стремился за нее выступать.

— У игрока «Локомотива» Горлуковича был в 1989 году выбор: в какой команде играть дальше? Как осуществился переход?

— Летом я объявил руководству «Локомотива», что не хочу здесь играть дальше. Они в подробности переговоров меня не посвящали. В декабре меня пригласили в Дортмунд на три дня. Пару дней я потренировался в составе «Боруссии», сыграл двусторонку. Меня приняли в команду.

— Какие главные трудности испытывали в то время как российский легионер?

— Ни одним иностранным языком на момент выезда в Германию я не владел. Ко мне приставили преподавателя немецкого языка из недавних выпускников местного университета — специалиста по русскому языку. Оказалось, что я ему должен платить по 50 марок за занятие из своего кармана. И для меня это стало делом принципа: почему я должен платить? А клуб на что? Я попросил преподавателя записать на бумажку все немецкие футбольные термины, дал ему 50 марок и велел больше не приходить. Освоил немецкий в процессе работы.

Непривычной оказалась формула чемпионата — с двумя перерывами (зимой и летом), но в сумме более короткими, чем межсезонье в советском и российском чемпионатах.

Главная трудность, которую я испытывал, — это существовавшее в те годы положение, по которому команда не могла выставлять на матч более двух легионеров. В «Боруссии» кроме меня были еще шотландец Маклеод и датчанин Польсен. Спустя некоторое время Маклеод уехал в Шотландию. Потом «Боруссия» за немалые деньги приобрела Шапиюзу. Форварды, как правило, стоят дороже защитников. Польсен обошелся клубу в 4 млн. марок, Шапиюза — в 5. Для того времени это большие суммы, и таких людей держать на скамейке запасных неумно. Оба — форварды. Выиграет команда — оба они играют. Проиграет — я выхожу на поле. В 92-м году мы стали вице-чемпионами Германии, а в последнем матче за 5 минут до финального свистка мы лидировали в чемпионате, но другая игра закончилась в пользу наших конкурентов за чемпионское звание. «Боруссия» — прекрасная команда, но я ее покинул только ради того, чтобы в «Байере» постоянно играть в основе.

— То есть в «Боруссии» защитник Горлукович, как ни старался на тренировках и какую бы классную игру ни показывал, заведомое преимущество было на стороне конкурентов?

— Это жестокий закон, когда в команде имеют право выходить на поле не более двух легионеров, но я считаю его справедливым. Легионер должен играть в команде только в том случае, если он на голову сильнее своих. У нас какие-то ограничения собираются ввести к 2005 году. Я думаю, это правильный шаг. Когда в европейских клубах после дела Боссмана ограничения убрали, клубный футбол в Германии заметно ослаб и только в последние три года приблизился к прежнему уровню. И в клубах-грандах из легионеров играют в основном сборники.

— За счет каких качеств бразильцу Робсону удавалось долгое время удерживаться в основном составе «Спартака»?

— Затрудняюсь сказать. По сравнению с Леандро и Самарони он хорошо смотрелся, но для бразильца он слаб. А Маркао и Тчуйссе уже играли не при мне.

— Романцев и Ярцев сильно отличаются друг от друга в работе?

— Такое не могло случиться, чтобы Георгий Александрович, приняв команду, стал бы кардинально менять методику тренировок, стиль игры. Принципы были одни и те же. Ведь до того он с Романцевым действовал в одной связке. Но при мне Ярцев смело вводил в игру дублеров, молодежь, и некоторые из них показали зрелую, достойную игру.

— На какой позиции вы удобнее всего чувствовали себя на поле? Против кого персонально сложнее всего было играть?

— Довелось играть против Гуллита. Когда я выступал за «Локомотив» — против Черенкова… Вообще редко действовал против кого-то персонально. В Германии приходилось, но тоже эпизодически. Я играл в полузащите и защите, в центре и на краю. Куда поставит тренер. Главное — всегда быть в основном составе.

— С кем из бывших партнеров по своим командам поддерживаете дружеские отношения?

— В командах мастеров дружба складывается не так, как в повседневной жизни у большинства людей. И ты, и твои друзья — все волею случая или руководства могут оказаться друг от друга на большом расстоянии и навсегда. Потому длительные дружеские отношения не всегда удается поддерживать. В минском «Динамо» я больше дружил с Кондратьевым и Зыгмантовичем. В «Локомотиве» со всеми у меня сложились прекрасные отношения — не стану и перечислять… В настоящее время из той команды чаще всего общаюсь с Ринатом Атаулиным. В «Спартаке» же я оказался лет на десять с лишним старше своих партнеров, о близости интересов за пределами футбольного поля и тренировочной базы говорить не приходится. Капитаном команды меня назначил Ярцев после того, как большая группа спартаковцев покинула команду.

Когда играл за «Байер», немецкий к тому времени освоил. С несколькими футболистами сдружился и сейчас поддерживаю связь. Кое-кто из них еще играет в бундеслиге.

— В немецких командах между легионерами-конкурентами непроизвольная, подспудная вражда присутствовала?

— Мысль о проблематичности попадания в основу создает у тебя внутреннее напряжение. Но в отношении партнера-конкурента агрессии у меня не возникало. Ты должен уровнем своей готовности доказывать тренеру и всем остальным, что заслужил право выйти на поле. На каждой игре и на каждой тренировке ты борешься за место в основном составе.

— В «Спартаке», лучшей команде отечественного футбола, вы были капитаном и постоянно играли в основе. Почему ушли? Намекнули насчет возраста?

— Я ушел именно из-за того, что во второй половине 1998 года все чаще стал сидеть на скамейке запасных. Сидеть на скамейке могу и дома. В футболе для меня главное правило: если тренер мне не доверяет, то не следует нам работать вместе. В «Торпедо»-ЗИЛ в 1999 году я провел 42 матча, забил 5 мячей. Так что я не жалею, что высшую лигу сменил на первую.

— Как дальше сложилась футбольная карьера?

— В межсезонье перед чемпионатом 2000 года у меня случился надрыв передней мышцы бедра — рецидив 20-летней давности. Сезон 2000 года я провел во второй лиге в новосибирской команде «Чкаловец-Олимпия», куда меня пригласил тренер Юрий Васильевич Гаврилов. Клуб дебютировал во второй лиге и занял шестое место. В 2001 году я играл в первой лиге в нижегородском «Локомотиве».

С марта по май 2002 года я был играющим тренером в армянской команде «Мика». Когда главный тренер Валерий Павлович Гладилин оттуда ушел, я ушел вместе с ним, так как приглашал туда меня именно он — помогать ему. С ноября 2002 года я — тренер-селекционер в «Спартаке».

— После технического вуза в физкультурный институт не стали поступать?

— Будь я сейчас вдвое моложе, обязательно там учился бы. Но сейчас, после 20 с лишним лет выступлений за команды мастеров, вряд ли есть в этом необходимость.

— Чем объясните причину своего долголетия в большом футболе?

— Для меня это выглядит естественно. Все стало результатом процесса, который шел на протяжении всей моей футбольной карьеры. В межсезонье я закладывал солидный базис общефизической подготовки и потом постоянно его поддерживал. Чем становился старше, тем больше внимания уделял состоянию опорно-двигательного аппарата, мышечной системы. Этим серьезно занимался почти ежедневно.

— Насколько скрупулезно соблюдали спортивный режим?

— Никогда не курил. Абсолютного аскета изображать из себя не буду, но позволял себе спиртное только после матча.

— Как с высоты прожитых лет смотрите на тот конфликт в сборной, членом которой вы были?

— Я не принял позицию ни той, ни другой стороны, потому что в разгар конфликта находился в Юрдингене — клуб не отпустил меня в сборную, так как предстояла перенесенная игра. Я не имею права судить ребят. Более того — я их уважаю за принципиальность, за то, что они до конца стояли на своем и пожертвовали своим участием в финальной стадии чемпионата мира. Но было бы логичней выступить непосредственно против руководства федерации. Не я назначал тренерскую бригаду — не мне ее снимать, тем более что она выполнила задачу попадания на финальную стадию чемпионата.

— В финальных турнирах чемпионата мира 90-го и 94-го годов нашей сборной по силам было пройти дальше? В обоих случаях игра команды нашей спортивной «общественностью» была признана неудачной.

— В 1990 году в игре с румынами мы допустили две грубейшие ошибки в обороне, определившие исход встречи. Матч против аргентинцев испортил судья — при иных его решениях счет мог бы оказаться другим. Но и мы в этих матчах еще не вышли на оптимальный уровень физической формы.

— То есть тогда Лобановский учел уроки Мексики-86, когда в группе наша сборная сыграла великолепно, а в матче против бельгийцев был заметен спад физической формы?

— Во всяком случае, в 1990-м в матче против Камеруна мы почувствовали подъем, в движении мы полностью превзошли соперников. Жаль, что этот матч уже ничего не решал.

В 1994 году многое из той подготовительной работы, что была проведена нашими тренерами и футболистами, пошло насмарку. Отборочный турнир выиграла одна команда, а к чемпионату готовился уже другой состав. И эта команда тоже показала неплохую игру — в товарищеских матчах с Ирландией, Мексикой, США. Но потом вдруг в последний момент в заявку на чемпионат попали другие футболисты.

— Но ведь проиграть будущим чемпионам и бронзовым призерам 1994 года не так уж стыдно — если б подобное случилось в Японии-2002…

— Все равно после чемпионата 1994 года остался неприятный осадок: не было тогда единого коллектива, тренерский штаб не был последователен в своей политике, в своих действиях.

— Ваша дочь интересуется футболом?

— Наташе сейчас 19. Спортом серьезно она не занималась, но футбол любит смотреть. Когда я играл, конечно, игры моей команды не пропускала. Сейчас российскому чемпионату предпочитает трансляции зарубежных, особенно итальянского. И разбирается в футболе она неплохо.

— Какова ваша спортивная форма на данный момент?

— Тренируюсь регулярно. Два раза в неделю играю с ветеранами. Но сегодня на первом месте — работа, мои служебные обязанности. Все остальное потом.

Георгий НАСТЕНКО

Football.by, 18.02.2003

*  *  *

«НЕ ТОТ НЫНЧЕ ГЕНОФОНД В НАШЕМ ФУТБОЛЕ»
«Советский спорт - Футбол», 24.02-02.03.2009
Горлукович-игрок за всю карьеру действительно дал лишь несколько интервью — и за это получил прозвище уже от журналистов — Великий Немой. А когда человек молчит — рождаются слухи, причем самые невероятные: в них Горлукович превратился в футболиста, который пьет, ругается матом, бьет молодежь, не вылезает из бань и носит синие резиновые сапоги… Горлукович-тренер уже не молчит: на пресс-конференциях после игр своими сочными и острыми откровениями он срывает аплодисменты. Хотя «СКА-Энергию» поднял в таблице с одиннадцатого места на пятое, подольский «Витязь» спас от второй лиги. Но «слухи» все равно впереди него бегут: говорят, что в Хабаровске Горлукович «не так» праздновал победы… Подробнее ››

© Сборная России по футболу