Главная
Матчи
Соперники
Игроки
Тренеры

ИГРОКИ

Владимир ФЕДОТОВ

Федотов, Владимир Григорьевич. Полузащитник.

Родился: 18 января 1943, Москва. Умер: 29 марта 2009, Москва.

Воспитанник московской Футбольной школы молодежи (ФШМ). Первый тренер – Валерий Александрович Маслов.

Клуб: ЦСКА Москва (1960–1975).

Чемпион СССР: 1970.

За сборную СССР сыграл 22 матча, забил 4 мяча.

*  *  *

ЗАКОН НАСЛЕДОВАНИЯ

Гриша Федотов встретил меня улыбкой во весь рот, взял за руку, повел в гостиную и, подойдя к стене, показал на портрет: «Деда! Мой деда!». Со стены улыбался, мягко и добродушно, Григорий Федотов, смотрел на сына Владимира, которого не дано ему было увидеть известным игроком, своим футбольным наследником, на внука Григория, на его мать Любу Бескову, дочь своего знаменитого соперника. Мы, взрослые, молчали в грусти от мысли, что не довелось Григорию Ивановичу побывать в этой молодой семье, которой достались в наследство не только знаменитые футбольные фамилии, но и настоящее отношение к футболу, как к замечательному и важному делу жизни.

А Григорий-младший не умолкал, не уставая повторять одно из самых любимых слов своего маленького пока словарного запаса. И когда они с Любой ушли, создав нам с Володей тишину для беседы, мы долго не начинали разговор, словно боясь ее нарушить. А потом он заговорил, не дождавшись вопроса:

— Мне не пришлось выбирать в детстве свой спортивный путь. Футбол вошел в жизнь с первыми шагами по земле, когда я норовил толкнуть ногой все, что попадалось на пути. И дошкольником, и школьником я грезил футболом, хотя учился неплохо и интересовался всем, что может и должно интересовать мальчишек. Но едва заслышав по радио футбольные позывные, я бросал все, хватал мяч и бежал во двор играть. Репортажи не слушал — позывные были для меня сигналом к действию.

— А помните отца на поле?

— Нет, не помню. Только позже его видел в игре — в матчах ветеранов. И на тренировках, когда он занимался с футболистами ЦСКА. Лет с десяти я бывал на южных сборах, на тренировках в Москве. Как сейчас, помню упражнения, в которых участвовал отец. Устанавливал он, например, десять мячей на линии штрафной площадки и бил по воротам Борису Разинскому. Удар был не особенно сильным, но редкой точности: по заказу отец отправлял мяч в левый верхний угол, в правый нижний, на высоте метра, впритирку со штангой… А к концу тренировки Виктор Федоров, Александр Петров обычно просили: «Григорий Иванович, покажите класс.» Они уходили с мячами на фланги и оттуда навешивали в штрафную, а отец бил с лету. Поразительно, как он группировался, клал корпус, ловил мяч так, что прикладывалась нога плотно, и удар получался мощный! У нас на тренировках тоже может удар такой выйти раз-другой, но чтобы подряд серия — такого я с тех пор ни у кого не видел. Такое совершенство — от природы, талант.

— Как вы думаете, тогда больше тренировались?

— Не думаю, а твердо знаю, что меньше. Время было другое, меньше требований, меньше обязанностей у футболистов в игре. За счет способностей можно было достичь большего, чем сейчас. Сегодня футбол заставляет всех, даже самых талантливых, проявлять огромное трудолюбие, работоспособность. Отцу сейчас пришлось бы гораздо больше тренироваться и в игре затрачивать больше усилий. Он об этом сам говорил футболистам, когда работал тренером, а прошло ведь с тех пор уже шестнадцать лет. Футбол усложнился, требует еще большей отдачи. Другое дело, что наше трудолюбие не поспевает за темпами развития игры, и не все понимают, как много надо теперь работать.

— С какого же возраста вы начали заниматься в юношеской команде?

— В 13 лет я поступил в ФШМ, и моим первым официальным тренером стал Константин Иванович Бесков. Интересно, что, рассказывая нам о мастерстве Григория Ивановича, Бесков в первую очередь отмечал не федотовский удар, а его понимание игры, умение дать хороший пас партнеру. Правда, когда я забил сравнительно недавно гол в ворота' сборной Кипра — с лету, правильно положив корпус, — Константин Иванович дома сказал мне: «Ты все сделал точно, как отец». В юношеской команде и потом в команде мастеров ЦСКА, куда меня пригласил Бесков и восемнадцатилетнего поставил в основной состав, я тоже, хоть и забивал достаточно, очень ценил пас и старался быть «комбинатором».

— Как я понимаю, это у вас осталось навсегда, за умение вести игру вас обычно и ценят…

— На словах-то все признают, что нашим командам нужны диспетчеры, организаторы игры, что в футболе главное — мысль. Но на практике получается, что к диспетчерам всегда наибольшие претензии, их умение «читать» и вести игру тренеры зачастую считают как бы второй задачей, требуя от них прежде всего выполнения заданий по обороне, по нейтрализации соперников. Наверное, поэтому футбольная карьера таких игроков, как Короленков, Гусаров, Амбарцумян, заканчивается раньше, чем полузащитников-работяг. Не случайно Панаеву или Мунтяну приходится чаще выслушивать критические замечания, чем, скажем, Киселеву, Булгакову или Трошкину.



Вот и я в сборной какой-то спорный игрок! Чувствую к себе настороженное отношение. Предпочтение часто отдается полузащитникам, выполняющим локальное задание или так называемый «большой объем работы». Ну, в сборной еще куда ни шло: там ведь есть Мунтян, Коньков, Андреасян! А в ЦСКА только мне приходится выполнять обязанности организатора атакующих действий. И если игра не получается, меня считают первым виновником. Б современном же футболе, я убежден, каждый полузащитник, и не только полузащитник, а любой игрок — должен быть «комбинатором».

— Но ведь вы хавбеком стали не сразу?

— Когда нападающих было четверо, я играл чуть сзади и при этом много забивал. Но самое большое удовольствие, повторяю, я получал от игры в пас, особенно взаимодействуя с Борисом Казаковым. К сожалению, только после его ухода из ЦСКА, я по-настоящему понял, как хорошо было играть с ним. Он не был примитивным «тараном», действовал впереди разнообразно, защитникам соперников доставлял столько трудностей, что нам, его партнерам, облегчал жизнь. Но вот команды стали играть с тремя форвардами, и я логично оказался в средней линии. Сразу почувствовал, что необходимость активно участвовать в обороне обедняет мою игру, я реже стал появляться впереди. Конечно, в идеале нужны игроки-универсалы, но, пока их мало, нужно так распределить обязанности в команде, чтобы каждый больше занимался тем, в чем он полезнее, сильнее. Вспомните, Воронин на чемпионате мира в Англии сумел нейтрализовать Альберта и Эйсебио, но в тех матчах он меньше участвовал в созидательной игре.

— Один тренер недавно сказал мне: «Федотов всем хорош, да вот „машинки“ не хватает».

— Не согласен я с этим. Физических сил у меня достаточно, но вот не всегда хватает душевного подъема. Причем в тех матчах, когда поставлена задача сначала не дать сыграть сопернику и. лишь при случае сыграть самому. А когда, мне говорят: «Ты должен играть, а не работать, атаковать, создавать игру для форвардов», вот тогда у меня «машинки» хватает.

— Вам уже тридцать. Как вы считаете, все ли вам удалось сделать в футболе, что хотели, счастливой ли была ваша спортивная жизнь?

— Однозначно тут не ответишь. Кажется, я могу быть удовлетворен внешней, что ли, стороной своей футбольной жизни. Играл только в самой любимой команде — ЦСКА, был чемпионом страны, лучшим бомбардиром, членом сборной СССР. Постараюсь довести счет голов до ста и попасть в Клуб Григория Федотова, Но в каждом пункте есть свое «но». Почти все время, что я играю, ЦСКА переживает трудные времена, постоянно идет разговор о становлении, поисках игроков и игры. Часто менялись у нас тренеры и футболисты — чуть ли не 50 нападающих были за это время моими партнерами! Однажды мы вышли на поле, и ц обнаружил, что не знаю имен половины игроков. А каждая смена тренера… В таких условиях нелегко было оставаться самим собой. А для того чтобы игра приносила полное удовлетворение, команда и каждый футболист должны иметь свое игровое лицо, отстаивать собственные взгляды. Если бы в ЦСКА был в эти годы настоящий цельный коллектив, то было бы больше уверенности и в партнерах, и в себе и забил бы я больше и больше пользы принес бы команде.

— Но вы ведь еще не собираетесь заканчивать?

— Конечно, нет. Совершенно не чувствую груза 30 лет. Если бы вы не напомнили, если б другие не. напоминали… Нет, кончать не собираюсь. Только сейчас я в полной мере осознаю, что такое настоящий футбол. У меня теперь меньше интуитивных, подсознательных действий, стараюсь все делать осмысленно, понимаю, на. чем нужно сосредоточиваться в тренировках, как лучше готовиться к играм. Никогда не соглашусь, что 30-летние должны заканчивать. Разве не обидно, например, что так рано сошли Маношин, Мамыкин? Если б они, да и некоторые другие, остались в ЦСКА в свое время, вероятно, не затянулось бы так надолго становление нашей команды.

— Вы говорили, что не вы выбрали футбол, что это он, так сказать, вас выбрал. Теперь, как сложившийся человек, задумывались ли вы о том, что вообще футбол дает людям, в чем причина такой его популярности, такого внимания к нему со стороны миллионов людей?

— Да, трудный вопрос. Придётся начать издалека. Мне было всего 12 лет, когда я понял, что в футболе есть и нечто иное, кроме его технической стороны. В 1955 году команде ЦСКА вручали Кубок перед матчем с «Торпедо». Я сидел на восточной трибуне стадиона «Динамо». Зрителей было множество. Когда армейцы совершали круг почета, все аплодировали. Отец вместе с другими тренерами. шел впереди цепочки игроков. И вот зрители, сидевшие вокруг меня (они не знали, конечно, что я его сын), приветствовали его, обращались к нему с теплыми, дружескими словами, как к близкому, даже родному человеку. Он слышал их, улыбался, махал рукой, а ведь он тогда уже давно не играл! Тогда-то я и понял, что футбол не кончается с последним свистком судьи. Футбол приносит людям радость, и они благодарят тех, кто честно ему служит. В футбольной игре, как в искусстве, есть неповторимость, поэтому нам и запоминаются красивые голы и футболисты, играющие красиво. Из отдельных, присущих только им черточек складывается и остается надолго в памяти облик команды, облик игрока.

Наконец, десятилетие в большом футболе — это концентрированный отрезок жизни, насыщенной борьбой, страстями. И футбол требует полного проявления наших человеческих качеств: трудолюбия, ума, честности, товарищества. Футбол заставляет нас пережить высшие эмоциональные нагрузки, дает испытать радость и горе, счастье и разочарование. Бывает, что сильные на поле люди, испытавшие все это, в жизни оказываются слабыми. Но хочется верить, что это исключения. Хочется, чтобы мастера футбола, закончив играть, оставались и в жизни такими же сильными. То, что было плохого в нашей футбольной биографии, забудется, а хорошее останется навсегда. Но сейчас мне пока трудно даже представить себе, как и могу оказаться вне футбола…

— И о чем же вы мечтаете?

— Мечтаю, чтобы Гришка когда-нибудь испытал по отношению ко мне то, что я, двенадцатилетний, почувствовал, когда мой отец с армейцами совершал круг почета. Мечтаю, чтобы Григорий-младший прожил яркую жизнь в футболе. Должна же ведь проявиться наследственность!..

В. ВИНОКУРОВ

Еженедельник «Футбол-Хоккей», 1973

*  *  *

«ТОГДА ЧИТАЮ «ДОН-КИХОТА»

— Так кто же вы все-таки, Владимир Григорьевич, баловень судьбы или, коль речь пойдет о вашем тренерском пути, ее пасынок?

— Последний романтик. Как Готфрид Ленц из «Трех товарищей» Ремарка. Причем, как и он, из разряда неисправимых.

— Начну с того, что я родился не просто в семье великого игрока, Григория Федотова, — все мое окружение буквально с пеленок было абсолютно футбольным. Ведь мои дядья — популярнейшие братья Жарковы из «Торпедо». Если честно, мне не особенно помнятся школьные эпизоды, зато любая футбольная мелочь видится до сих пор выпукло и живо. Будучи мальчишкой, я даже играл сам с собой «один на один». Полем служила комната, воротами — большой шкаф.

— Каковы ваши самые яркие воспоминания об отце? Как о футболисте. Как о человеке.

— Мы жили на «Соколе». Когда выходили на улицу, квартала не могли пройти, чтобы Григория Ивановича кто-нибудь не остановил. И меня уже тогда просто потрясало его удивительно уважительное отношение к людям, в подавляющем большинстве совершенно незнакомым. Для каждого он находил пару добрых слов. Что же касается игры отца, ее по малолетству не помню. Зато и сейчас стоят в глазах цээсковские послетренировочные спектакли, собиравшие всю команду. Вот отец выполняет — по заказу — свои знаменитые удары с лета и полулета. С точностью потрясающей. Или тщательно устанавливает за штрафной десяток мячей. «Боря, не зевай!» — это Борису Разинскому, известному армейскому голкиперу. И аккуратно по очереди посылает их в верхние углы.

— Полагаю, футбольный монолог «Быть или не быть» вам не грозило произносить?

— Конечно. Другое дело, что, когда я попал в знаменитую столичную ФШМ, сработало везение. Такого созвездия тренеров нигде и никогда, наверное, не было и не будет. Судите сами: Маслов, Акимов, Бесков, Дементьев, Лахонин. Лично со мной работал Николай Николаевич Никитин из старого русского футбола.

— Вероятно, для вас не стояла проблема и с выбором клуба? Ведь отец — коренной армеец.

— В армейской команде я, по сути, вырос. Жил с ней на сборах, в поездках. Был настолько свой, что ребята ухитрялись и меня, мальца, брать в лихие «самоволки». Но, как ни удивительно, первым меня пригласил из ФШМ… «Спартак». Конкретно, Николай Дементьев и Никита Симонян. Я легко, без особых раздумий написал заявление. Спартаковцем не стал чудом. Как раз в ту же пору Константин Иванович Бесков принял ЦСКА, и я не мог не пойти к нему.

— Скажите, наверное, непросто и волнительно было появиться в футбольном свете с такой легендарной фамилией?

— У меня, 18-летнего, дебют получился какой-то сказочный. Самому себе на зависть. Матч в Ереване — два гола, в Ташкенте — гол, в Кишиневе хет-трик. Шесть точных ударов сразу определили мой рейтинг.

— Мне кажется, ваш звездный миг — «исторический», решающий гол в знаменитой переигровке «Динамо» — ЦСКА в Ташкенте (4:3), когда в 70-м армейцы вернули себе спустя двадцать лет чемпионское звание?

— Собственно, был дубль. Сначала я забил, когда мы проигрывали — 1:3, затем провел четвертый мяч, все решивший. Плюс заработанный пенальти — меня снес Виктор Аничкин. Я тогда действительно чувствовал себя, как натянутая струна. Динамовцам на беду.

— Ваш дебют и на тренерском поприще получился реактивным. Первая самостоятельная команда, ростовский СКА, — и сразу же выигрыш Кубка, выход на европейскую арену.

— Все не так просто. Я не новичком в Ростов прикатил. Успел и вторым тренером в ЦСКА быть, и в олимпийской сборной. А СКА дался мне непросто. Когда меня назначили туда главным, команду к сезону готовил Борис Стрельцов. И при его вынужденном, не по моей вине, уходе меня ребята встретили настороженно, иные даже враждебно. Лед растаял в процессе работы. То была прекрасная команда — Андреев, Заваров, Виктор Кузнецов, Андрющенко, Зуев, Гамула, Гусев, Радаев, другие незаурядные футболисты, способные обыграть кого угодно.

— Финал Кубка-81 был уникален тем, что, вероятно, единственный раз в истории противостояли друг другу на тренерском посту тесть и зять. В тот кубковый вечер ваша бесковско-федотовская семья за кого болела?

— Думаю, за деда, то есть за Бескова. Кроме моего сына, сидевшего со мной на лавочке.

— И жена Люба?

— Но она же Любовь Константиновна!

— Вы с ребятами попили тогда шампанского из хрустального приза, и… пошли неудачи. Грянула даже невиданная сенсация — обладатель Кубка выбыл из высшей лиги. А ведь, как вы говорите, в команде были Андреев, Заваров, Виктор Кузнецов и другие асы.

— У меня собственное жесткое кредо — все решает профессионализм. На отдельно взятом участке футбольной работы. Я знаю секреты подведения к боевой форме команды, знаю, как реализовать лучшие черты игрока вплоть до уровня сборной. Но не мое дело после кубковой или иной победы бегать по кабинетам, выбивать для футболиста деньги, машину, квартиру. Не в моей натуре разбираться в хитросплетениях внутрикомандной жизни. Тем более в околофутбольных интригах.

— Помню, одно из ваших первых распоряжений в СКА — запретить «принимать» судей, обеспечивать их только тем, что положено, без всяких «привилегий». В итоге арбитры, негласно скооперировавшись, по сути, убили вашу команду в том самом хрустальном 81-м году.

— Скажите, в чем я по большому счету не прав? Если бы все отказались «работать» с арбитрами, само судейство оказалось бы только в выигрыше. В смысле профессионализма, а не улучшения личного благосостояния.

— Но все, увы, не отказались. Вы оказались идеалистом.

— И остаюсь им, что здесь поделаешь.

— А прагматики по-прежнему на коне. Вспомните нынешний чемпионат. Сколько матчей было с предсказанным исходом, сколько результатов вызывало у искушенных и даже неискушенных в футболе ухмылку. Тот же коварный арбитраж. Вы сами, будучи у руля владикавказского «Спартака», пали жертвой роковой судейской «ошибки» в Нижнем Новгороде. Может, все же есть резон перестроиться?

— Знаете, какую книгу я снимаю с полки в непростую минуту? «Дон-Кихот»! Настольное подспорье романтика.

— Мне пришло бы в голову считать вас неудачником, не будь я свидетелем, как в том же СКА люди в генеральских погонах грубо убирали такого метра, как Герман Зонин. Он тоже ставил команде классную игру, но оказался бессилен перед внутренними и внешними интригами.

— Обидно, что хоть в конце концов справедливость и торжествует, но… когда все безнадежно завалено. Скажите, к чему пришел нынче СКА, при нас, между прочим, дававший игроков для сборных команд страны?

— И ЦСКА, которому вы отдали 26 лет, вас не востребовал, и СКА, где-то ли получилось, то ли не получилось, похоже, в тренерском плане не истинно ваши команды. Какая же «ваша»?

— «Асмарал». Собирал по винтику. Не моя вина, что не дали механизм отрегулировать до совершенства.

— Ваша работа в Бахрейне — бегство от нашей действительности? И что там все же получилось, какая незадача?

— Работа была не из самых сложных. Случился же… анекдот. Брошенное на матче своими же болельщиками яйцо угодило в президента федерации футбола, на беду сына эмира Бахрейна. Разгневанный, он, в сталинских традициях, не разбираясь, снял команду с розыгрыша.

— Владимир Григорьевич, давайте ненадолго вернемся еще раз в прошлое. Вот вы говорите о профессионализме. Вы были на чемпионате мира в Испании рядом с несложившимся тренерским штабом Бесков — Лобановский — Ахалкаци. Было ли это «профессионально»? И кто мог тогда реально осуществить поставленную высокую задачу?

— Совершенно непрофессионально было вообще сколачивать подобное несовместимое трио. Решение, лишенное каких-либо принципов. Задача же была по плечу только Бескову. Именно его идеи импонировали большинству игроков. В том числе киевских и тбилисских. Уверяю, утверждение мое совершенно объективно.

— Этот сезон вы заканчивали с владикавказским «Спартаком». Недолго — от ваших услуг вскоре отказались. Не обидно?

— Нет. Хотя в «Спартаке» есть с кем в охотку поработать. Но уже там мне стало ясно, что руководство республики устраивает Бесков и никто иной. Напрашиваться не в моих принципах. Скажу только, что в свое время Валерий Газзаев, уходивший тогда в столицу, рекомендовал на свое место именно меня. Думаю, зла своей родной команде он не хотел.

— Возвращаюсь к началу нашей беседы. Вы, бесспорно, если не баловень фортуны, то ее безусловный фаворит, которого тем не менее она раз за разом проверяет на прочность. Готовы ли вы к новым испытаниям?

— То есть, не нужен ли мне бронежилет от грядущих ударов? Не нужен. Свое в футболе все равно сумею еще высказать.

Евгений СЕРОВ, Владикавказ - Москва

Газета «Спорт-Экспресс», 18.12.1993

*  *  *

ФЕДОТОВЫ

Сразу же предупрежу, что речь здесь, в основном, пойдет о Владимире Григорьевиче. Он много лет уже не оказывался в центре внимания, возникал фигурой скорее назывной, вскользь упоминаемой, но никак не заглавной. Поэтому грешно не воспользоваться случаем — и не поговорить о нем, о его фигуре, в футболе нашем весьма примечательной и уважаемой. Однако не слишком и везучей — в сравнении со славными его игроцкими годами.

Вот ведь даже сенсационная победа ростовского СКА в финале Кубка восемьдесят первого года, когда Федотов-младший отобрал приз у своего великого тестя, Константина Бескова, оказалась смазана последовавшими неудачами. А затем и тренерскими мытарствами, в которых Владимиру Григорьевичу не всегда и доставалось ведущее место на той скамеечке, где размещается штаб и запасные игроки. Заметим в то же время, что вообще-то из этих «кибиток» Федотов и на очень крутых поворотах судьбы надолго не выпадал — пересаживался (приглашали) в другие «экипажи» и мчался дальше, неизменно оставаясь в работе, при деле. И достойно встретил шестидесятилетие, о пенсионных лаврах ветерана и не помышляя.

Конечно, сегодняшняя должность Владимира Григорьевича почетна: «Спартак» — что и добавить? Только вряд ли сама по себе завидна. Федотов сражается сегодня за спартаковское возрождение — как двадцать шесть лет назад Константин Иванович, оказавшийся в ситуации и еще потруднее. Правда, скрывать не станем: авторитет у тренера Федотова несравнимо меньше, и называется он исполняющим обязанности, причем лишь до конца нынешнего сезона. Вот и судачат вокруг вполне открыто о возможных кандидатурах тех специалистов, кто не будет в скором будущем именоваться шатким «и.о.».

Не будем и пытаться спрогнозировать, что ждет Федотова не то что в ближайшие месяцы — дни. Просто отметим, что маршальский жезл тренера — только в мяче, управляемом и направляемом футболистами. И еще отметим, что руководит сейчас «Спартаком» человек из удивительной семьи и знаменитейшей династии: ведь по материнской линии Владимир Григорьевич еще и родственник известных торпедовских инсайдов братьев Жарковых — сподвижников Александра Пономарева…

Упомянув династию, я, однако, пока ни словом не обмолвился о Григории Ивановиче Федотове. И в общем-то сознательно. Что могу я в короткой заметке существенно добавить к легендам и мифам, уже всеми заученным наизусть? Лишь упомянуть старшего Федотова всуе? О всеобщем восхищении этой фигурой ВСЕ, пожалуй, сказано — и устно, и письменно. И какими людьми сказано — тоже ведь легендарными.

Получи я достаточное место на газетной полосе, страницами бы цитировал великого писателя Юрия Олешу, который выразил Григория Федотова в слове, как никто, стереоскопично. А сколько сказано специалистами наивысшего класса на тему удара Григория Ивановича с лета при отклоненном корпусе — этим эталонным исполнением сложнейшего приема все, кто понимал в футболе, у нас гордились. Не все же одним бразильцам…

Фирменный жест Владимира Федотова. Таким он останется в памяти российских болельщиков вне зависимости от клубной принадлежности.

Я видел Федотова несколько раз воочию — и смотрел на него, восьмилетний и девятилетний, как на редкостную картину, не отрываясь и забывая, что он все же по-прежнему игрок состава, чьи действия следует как-то оценивать. Впечатление от него — пусть уже постаревшего и несколько заторможенного множеством тяжелейших травм — я словно вдыхал в себя, впитывал. Иной раз глаза даже закрывал, чтобы лучше образ его запечатлеть. А он, между прочим, и мячи еще забивал — за два своих последних сезона, выступая с большими пропусками, тридцать один гол…

Говорят — и чему тут удивляться? — их отношения с Бобровым не были совсем уж простыми. Но (вот характерная деталь) оба сразу же полюбили юного Эдуарда Стрельцова. Кстати, сам Стрельцов был до конца жизни потрясен поступком Григория Ивановича: он однажды забыл плавки в дрезденской гостинице, и второй тренер Федотов (торпедовца пригласили сыграть в ГДР за армейский клуб) привез их ему из гостиницы на стадион — специально съездил обратно. Эдуард буквально спекся от смущения, а Григорий Иванович, утешая свекольно-красного центрфорварда, сказал: «Ничего… Все в порядке. Я, конечно, тоже играл… Но как ты, Эдик, боюсь, что нет». На мой взгляд, и такие эпизоды должны быть вписаны в историю футбола наряду с золотыми и серебряными голами.

Бобров — человек тоже очень широкий. И все же сомневаюсь: смог бы он проявить такого рода заботу о человеке, который заступал на его место в футбольной летописи. Впрочем, для знатоков они стоят в этой летописи рядом — все трое…

Поговаривали (за что купил, за то и продаю), что в качестве тренера Всеволод Михайлович недолюбливал Володю как игрока, и потому сезоны при нем оказались не самыми удачными в жизни Федотова-младшего. А открылся и раскрылся он при Бескове в сезонах начала шестидесятых — он же у Константина Ивановича и в ФШМ занимался (одновременно, между прочим, с иллюзионистом Игорем Кио, тоже подававшим надежды). Позднее Бесков рассказывал, что обратил на Володю внимание, когда тот уже был в ЦСКА и, искусно придержав мячик, решил дождаться партнеров для обострения атаки.

И все же главные удачи младшего Федотова пришлись на годы, когда работал он с другим отцовским партнером и позже тренером — Валентином Николаевым. На семидесятые. Это — и сборная страны. И четырежды Федотов оказывался в списке 33 лучших под номером первым.

Из наконечника копья Владимира с годами переквалифицируют в полузащитника. Что ж, и отец завершал карьеру, как бы теперь сказали, плеймейкером, оставаясь, правда, центрфорвардом. Тем не менее в клуб имени своего отца со ста пятью голами Федотов-младший войти успел.

Габаритами они с отцом совпадали, да и манерой держаться Владимир иногда родителя напоминал. Хотя зачем же скрывать — судачили тогда злые языки: мол, один Федотов — не чета другому. Можно подумать, что великий российский футболист в какой-нибудь из мировых звезд повторился — и лишь одному Володе этого не удалось.

Да Бог с ними, с недоброжелателями. Династия Федотовых продолжается, вот главное. Удачи ей. И еще раз — удачи.

Александр НИЛИН

«Спорт-Экспресс», 01.11.2003

© Сборная России по футболу