Главная
Матчи
Соперники
Игроки
Тренеры

ИГРОКИ

Геннадий ЕВРЮЖИХИН

Еврюжихин, Геннадий Егорович. Нападающий. Мастер спорта СССР международного класса (1972).

Родился: 4 февраля 1944, поселок Киндери Юдинского района, Татарская АССР. Умер: 15 марта 1998, Москва.

Воспитанник ДЮСШ «Ракета» /Казань/.

Клубы: «Локомотив» Ленинград (1964), «Динамо» Ленинград (1965–1966), «Динамо» Москва (1966–1976).

Чемпион СССР: 1976 (весна). 2-кратный обладатель Кубка СССР: 1967 и 1970.

За сборную СССР сыграл 37 матчей, забил 6 мячей

(в том числе за олимпийскую сборную СССР сыграл 8 матчей, забил 1 гол*).

Серебряный призер чемпионата Европы 1972 года (был в заявке команды, на поле не выходил). Бронзовый призер Олимпийских игр 1972 года. Участник чемпионата мира 1970 года. Участник чемпионата Европы 1968 года.

*  *  *

ВЕДУЩИЙ ВПЕРЁД

При всей кажущейся нелогичности своих действий Геннадий Еврюжихин и есть тот футболист, который на протяжении последних лет задает темп и тон атакам московского «Динамо». Замысловатые геометрические фигуры, вычерчиваемые им в стремительном продвижении с мячом, запутывают соперников, и партнеры его, увлекаемые необычайной энергией товарища, идут — не могут не идти! — вперед.

Я хорошо помню дебют Еврюжвхина в высшей лиге летом 1966 года и восторженное удивление трибун, сопровождавшее его игру на протяжении всего матча. Помню, как он рвался к воротам и бил по ним из всех положений — мыслимых и немыслимых. Эта редкая целеустремленность и энергичность вызвали к нему тогда симпатию зрителей, которая сохраняется и до сих пор.

Поначалу он удивлял не только зрителей, но и специалистов. Еврюжихин часто бил по воротам из позиций, про которые обычно говорят «безнадежные», но удивительно — мяч, направленный им, оказывался в сетке. Он и потом вгонял в краску вратарей после этих своих полуударов-полунавесов. Напомню один такой гол — в матче со сборной Шотландии в Москве в 1971 году, когда наша команда выиграла — 1:0. Еврюжихин направил тогда мяч метров с семнадцати в сторону ворот верхом. Казалось, простой навес, и никто так толком не понял, почему же все-таки мяч оказался в сетке. Один такой гол случайный, второй, допустим, тоже, ну, а если их больше?..

Позже, когда я услышал историю Еврюжихина-футболиста, мне многое стало ясным в его игре. Из нашей беседы с ним и вы узнаете о ней, а пока я подчеркну лишь одно — первую свою настоящую тренировку в футболе Еврюжихин провел только в 21 год. Для современного игрока это слишком поздно. И какими же надо обладать способностями и трудолюбием, чтобы без настоящей футбольной школы стать ведущим футболистом страны, игроком сборной СССР (к моменту этой беседы Еврюжихин провел в ней 36 матчей)!

— Как началась ваша футбольная карьера, Геннадий?

— Жил я в Казани. Между прочим, в одном дворе с Николаем Осяниным. Правда, играть вместе с ним мне пришлось только в уличной команде. В заводской же, где мы с ним состояли, — ни разу! Коля был старше на три года и все время шел впереди меня. Я — в мальчишках, он — в юношах, я в юношах, он — во взрослой команде. Играть нравилось, любил я футбол, но имели мы о нем смутное представление. Каждый играл во что горазд. Тренировки были примитивные — только били по воротам. Подсказать что-нибудь, объяснить или прием показать какой-нибудь было некому. Телевидение в ту пору футбол еще широко не показывало, а на игры казанской команды класса «Б» нам, мальчишкам, попасть было трудно — жили мы в 12 километрах от центра города.

— Так продолжалось до…

— …осени 1963 года. В 19 лет я поступил в Ленинградский институт точной механики и оптики. Стал студентом, жил в общежитии. Как отличник, получал повышенную стипендию. В футбол играл в основном зимой, на деревянной баскетбольной площадке. Помню, что за один сезон этих импровизированных игр у меня резко улучшились скоростные показатели. Если осенью я пробегал 100 метров за 13,5 секунды, то весной в кедах — за 12,2. Уже потом, в московском «Динамо», тренер по легкой атлетике говорил мне — переходи, мол, к нам, через год будешь бегать 100 метров за 10,5. Разговор носил, конечно, шутливый характер — меня от футбола уже оторвать было нельзя…

— Но прежде московского «Динамо» было ленинградское…

— А еще раньше — «Локомотив», в молодежной команде которого я выступал в 1964 году на первенство Ленинграда по второй группе. Золотые были времена! Каких только голов я тогда не забивал! Один раз даже с центра поля с лета послал в сетку мяч, выбитый перед этим вратарем. В «Локомотив» меня пригласил один из его тренеров, увидевший мою игру на деревянной площадке. В этом же году я был включен в молодежную сборную Ленинграда и участвовал в «Кубке надежды». Только после этого я оказался в ленинградском «Динамо». Уговорил меня туда перейти известный в прошлом футболист, судья всесоюзной категории Аркадий Иванович Алов. Он и стал моим первым настоящим тренером. Учеба шла своим чередом, хотелось попробовать свои силы и в команде мастеров. Провел поначалу два матча за дубль, а потом стал и основным игроком. Удачным для меня был сезон дебюта. Забил я в чемпионате второй группы класса «А» 15 голов, успешно играл и в Кубке СССР.

— И вы оказались в центре внимания…

— Еще какого! Меня приглашали «Зенит», ЦСКА, «Спартак», московское «Динамо»… Честно говоря, тогда голова кругом пошла. Никак не мог уразуметь, что происходит. Ведь до этого не думал, не мечтал о большом футболе… А тут предложения одно заманчивей другого!

— И выбор пал на московское «Динамо»?

— Да. Долго думал и решил: если уж есть у меня футбольные способности, то надо играть в хорошей команде. Динамовцы, во-первых, были одноклубниками. Во-вторых, мне почему-то всегда хотелось играть в команде вместе с Численко. Помню, что первым, кого я встретил из динамовцев, был Яшин.

— Помнится, и в первые годы выступлений за московское «Дияамо» вы провели в ворота соперников немало голов. Что же случилось потом? Почему мало стали забивать?

— Сам, но пойму. Думаю об этом беспрестанно. Ведь моменты есть, а голов и в самом деле мало. Видно, все-таки играть по-другому стал. Раньше терзал защитников соперника, убегал от них, удачно действовал на опережение во время прострелов и забивал, забивал… Сейчас же все норовлю в пас сыграть. Несколько раз ловил себя вот на какой мысли. У крайнего нападающего есть два главных варианта игры при встрече с соперником: уйти с мячом на фланг или рисковать, обходить защитника и прорываться по центру. Так вот если раньше я, как правило, выбирал второй вариант и благодаря этому добивался результата, то теперь чаще ухожу на край и делаю передачу партнерам. Стереотип уже какой-то выработался.

— Были, вероятно, все-таки какие-то обстоятельства, повлиявшие на изменение вашей манеры игры?

— Возможно, сама мапера игры московского «Динамо». Ведь я раньше- в пас вообще не мог играть. У нас же в команде не играть в пас никак нельзя, потому что главный ее принцип — коллективная игра. Обстоятельства меня и заставили уделить большое внимание игре в пас. Может быть, я и переусердствовал.

— Трудней ли стало играть в последние годы?

— Безусловно. Меня уже все хорошо знают и опекают значительно внимательней. Раньше за игру бывало до десяти толевых моментов имел, а сейчас в лучшем случае два-три. Научились защитники подключаться к атакам, и нам, нападающим, стало неизмеримо тяжелей.

— Вы игрок, зависимый от партнеров?

— А как же? Прежде всего, от полузащитников.

— Кто же ив них вам больше всего по душе?

— Гусаров и Маслов. Оба они знали, в какой момент мне надо отдать пас. Выиграл я у защитника хотя бы полкорпуса и… получаю мяч. Гусаров особенно тонко чувствовал обстановку да и технически выполнял передачи безупречно. Наши же нынешние молодые полузащитники то в дело заигрываются, медлят с пасом да и игру часто строят для себя — передачу делают только затем, чтобы с ними в «стенку» сыграли. Один Долматов, как мне кажется, владеет у нас пасом. Понимаете, что получается — оторвался от соперника, открылся вдали, а передачи не дождешься. Или не умеют они длинный пас дать, или боятся рисковать. Есть, конечно, риск мяч потерять, но ведь зато острота атак другая! Идет у нас игра — вдвоем против одного защитника оказываемся, и жди тут острого момента.

— Вот уже много лет про московское «Динамо» говорят, что по подбору игроков команда никому не уступает. Почему же она никак не может выиграть звание чемпиона?

— В нашей команде в последние годы появилось немало способных молодых игроков. Многие из них выступали даже в сборной страны. Так что с составом вроде бы все в порядке. В футболе, однако, не всегда следует сравнивать силы команд вообще — по именам игроков, по их потенциальным возможностям. Надо каждый раз смотреть конкретно, что тот или иной футболист делает на поле. С сожалением должен признать, что наши игроки слишком часто играют неровно. Причина — в самих футболистах. Каждый из нас должен сам отвечать за свою подготовку к матчу. Не все, однако, чувствуют эту ответственность. Вот и получается, что, как правило, у нас один-два игрока (причем разные) чуть ли не обязательно в той или иной встрече играют не в полную силу — то настроения пет, то еще что-нибудь… Когда же за победу борются не все одиннадцать, то на хорошие показатели рассчитывать трудно. Поэтому-то, не уступая в подборе игроков, скажем, лидерам нынешнего сезона — киевлянам и ереванцам, мы проигрываем им в не менее важном качестве — умении мобилизоваться на каждый матч.

— В последние годы у всех команд заметна тенденция к сокращению числа нападающих. Вы за это?

— Думаю, не от хорошей жизни те же киевляне проводят матчи с одним нападающим. И у нас часто выходят на поле только два форварда. Причины вроде уважительные: не в форме, к примеру, Байдачный или Эштреков, больны Козлов или Гершкович. На мой взгляд, нападающих должно обязательно быть три, из них два — крайних. Футбол от этого интересней становится! Верно, что при моей манере игры мне нужен большой простор и вроде бы лучше, когда всего два нападающих. Но когда у нас справа, скажем, играл Владимир Эштреков, находившийся в хорошей форме, то он к себе приковывал такое внимание, что мне хватало и простора, и возможностей для атаки.

— Как вы понимаете популярный ныне принцип, вернее, одну его часть: «все — в атаке…»?

— Конечно, это не значит, что все должны идти вперед сразу. Главное — занять позицию, удобную для продолжения атаки. У нас как часто бывает? Отдал пас и остался стоять на месте, посчитав, что свое дело сделал.

— Если бы вас попросили дать характеристику форварду Еврюжихину, что бы вы сказали?

— Сказал бы, прежде всего, о недостатках. С техникой, конечно, у меня не все благополучно. И очень жалею, что не представилась мне в детстве возможность поступить в какую-нибудь футбольную школу… Понимаю также, что надо быть смелее в игре, агрессивнее… И опять-таки спортивный характер надо было закалять раньше!

— А как, кстати, у вас с учебой?

— Перевелся я в Московский институт геодезии, аэрофотосъемки и картографии.

— Довольны ли вы своей футбольной судьбой?

— Еще бы нет! Ведь я, повторяю, никогда не думал и не мечтал о большом футболе, а тут — игрок московского «Динамо»! Много раз выступал в составе сборной СССР, участвовал в чемпионатах мира, Европы, олимпийских играх, финале Кубка кубков. Конечно, многие надежды не сбылись. Я имею в виду результаты участия в этих турнирах. Обидно, что ни разу не был чемпионом страны.

О. КУЧЕРЕНКО

Еженедельник «Футбол-Хоккей», 1973

*  *  *

ВЕЧНЫЙ СТРАННИК

Сегодня он ведет такой же подвижный образ жизни, как и 18 лет назад, когда болельщики в последний раз видели игру своего кумира. С той лишь существенной разницей, что тогда его подвижность ограничивалась замкнутым пространством прямоугольника футбольного поля, а теперь распространена, без преувеличения, на весь мир. По этой уважительной причине наша встреча с Геннадием Еврюжихиным — в прошлом знаменитым нападающим московского «Динамо» и сборной СССР, а восемнадцать последних лет — дипкурьером — переносилась несколько раз. «Должен вот-вот прилететь», — обнадеживали меня по телефону с вечера. «Только что срочно улетел в командировку», — гасили надежду на следующее утро. И все же долготерпение всегда вознаграждается.

— Геннадий Егорович, когда вы бываете на стадионе, вас болельщики по-прежнему узнают?

— Узнают, не забыли. Даже иногда кричат: «Гена, вышел бы ты на поле, как раньше». Сейчас ведь кто в основном на футбол ходит? Только самые беззаветные, с многолетним стажем. Сам я, честно сказать, редко бываю на играх чемпионата страны. Скучно.

— Вы случайно не из тех, кто убежден, что «в наше время» и сахар был слаще, и соль солонее?

— Да нет, не брюзга я. А свой взгляд на футбол считаю в меру объективным хотя бы уже потому, что давно смотрю на все со стороны и смысла жизни из игры никогда не делал.

— Любопытное признание для человека, раз триста, наверное, не меньше, выходившего в официальных матчах за клуб и проведшего десятки игр за сборную страны.

— В моем критическом восприятии нашего сегодняшнего клубного футбола эти обстоятельства ничего не меняют. Исключение — московский «Спартак» в Лиге чемпионов да сборная России: попав в Англию, она вселила надежду в болельщиков.

— Сами вы какие надежды питали, когда приходили в футбол?

— В моей жизни — так уж сложилось — не было ни спортшколы, ни даже секции с профессиональным детским тренером. Зато жил в нашем казанском дворе дружок — Коля Осянин. Да-да, тот самый, впоследствии спартаковский кумир. Разыгрывали мы с пацанами свои дворовые чемпионаты. Потом Коля — он постарше меня на три года — подался в футбольные профессионалы: в Куйбышев уехал играть за «Крылья Советов». Ну, а я — в Ленинград.

— В «Зенит»?

— Какой там «Зенит»! Учиться поехал. Поступил в Ленинградский институт точной механики и оптики. Жил в общежитии. В футбол, как и все студенты, поигрывал. Даже в ленинградский «Локомотив» попал, потом в сборную молодежную области. Играли мы на Кубок надежды — помните, был такой? Оказались в одной подгруппе с Украиной, а у них — Мунтян, Бышовец… Как-то незаметно для себя втянулся в футбол. Подумал: почему бы не совмещать с учебой, коль получается? Тут как раз приглашение от Аркадия Ивановича Алова в ленинградское «Динамо» подоспело. Это уже серьезно — первая лига. Полтора сезона отыграл в охотку, ради собственного удовольствия, и вдруг моей скромной персоной начали интересоваться именитые клубы. По инициативе Коли Осянина, который уже в Москву перебрался, приезжали гонцы из «Спартака». Потом из ЦСКА. Председатель КГБ Семичастный, который в ту пору был шефом московского «Динамо», в армию хотел меня призвать, да не тут-то было: институтская военная кафедра от подобных происков меня надежно защищала. Ну и, само собой, «Зенит» в стороне не остался. Откровенно говоря, последний вариант меня больше всего бы устроил — не хотел никуда уезжать из Ленинграда, душой к нему прикипел.

— Что же помешало этому варианту состояться?

— Там такой ленинградский междусобойчик получился: динамовцы хотели, чтобы я доиграл сезон за них, а «Зенит» тянул одеяло на себя. Я с зенитовскими футболистами, среди которых тогда были Бурчалкин, Садырин, даже с месяц уже тренировался, на календарные матчи выезжал. Но разрешения на переход не было. Этот конфликт двух питерских клубов дошел до товарища Толстикова, первого секретаря обкома партии. Вызвал он меня на беседу в Смольный…

— Партийный вождь, наверное, хотел вас видеть в «Зените»?

— Вот этого я как раз до конца и не понял. Потому что не выдержал, вспылил на приеме у первого: дескать, оставьте вы все меня в покое, я приехал в ваш город учиться и готов хоть сегодня вообще завязать с футболом.

— Подействовало?

— По крайней мере, разрешили спокойно, без нервотрепки, доиграть сезон за «Динамо».

— Как вы оказались в следующем сезоне в другом «Динамо» — московском?

— Если угодно, меня купили.

— Шутить изволите? Тогда все еще были «любителями» и не продавались.

— Московские динамовцы «купили» меня не совсем обычно: они сделали так, чтоб моим родителям, жившим в сыром подвале, дали, наконец, в Казани квартиру. Тут уж я устоять не смог.

— А как же учеба?

— Перевелся в московский вуз, где был оптико-механический факультет. Учеба по-прежнему оставалась делом святым, занимался, как и в Питере, на дневном отделении. Потому что, повторяю, на футбол смотрел как на хобби и делать серьезную карьеру в нем не собирался.

— И, тем не менее, сделали.

— Так получилось. Вячеслав Дмитриевич Соловьев готов был с первого дня поставить меня в состав. Не удалось. Заявляли меня в Федерации футбола недели три: теперь уже козни строил не только «Спартак», но и едва не ставший родным «Зенит». Хотя никаких формальных претензий ко мне быть не могло: правила перехода нарушены не были. Впрочем, что я засиделся на старте — даже к лучшему вышло.

— Это в каком смысле?

— Московское «Динамо» крайне неудачно — с двух тяжелых поражений — начало чемпионат страны 1966 года. Играй я, новичок, в этих матчах, неизвестно, как дальше бы все сложилось, отправили бы, чего доброго, в дубль. А так — вышел, когда разрешение подоспело, «незапятнанный». Один раз удачно сыграл, второй. В третьем матче с моим участием мы «Спартак» в пух и прах разнесли — 4:0. Я три мяча забил. И тут же получил приглашение в сборную Союза.

— Прямо-таки сказочное начало для человека, рассматривавшего футбол как хобби, особенно если вспомнить, какие зубры выступали тогда в составе бело-голубых.

— Да, состав был дай Боже: Численко, Гусаров, Короленков, Вшивцев, Мудрик. Ну и Яшин, конечно.

— На чье же место вы пришли, кого «вытолкали»?

— Да сам он себя и вытолкал — это Валера Фадеев был. Они тогда с Глотовым на пару нарушили спортивный режим, и оба оказались в глухом запасе.

— С кем из партнеров вам легче и приятнее всего было взаимодействовать на поле?

— Если говорить о «Динамо», не трогая сборную, то самым удобным для меня партнером был, безусловно, Юра Вшивцев. Мы понимали друг друга на поле с полувзгляда. В первом круге чемпионата страны 1967 года, когда Соловьева на тренерском мостике сменил Бесков, Вшивцев забил 12 мячей, а я — 10. Скорость была нашим общим с Юрой козырем, он всегда успевал за моими фланговыми перемещениями и прострелами. Но Бесков почему-то решил, что надо резко обновлять состав — и под сокращение попали Гусаров, Короленков, Вшивцев. На место последнего пришел Козлов, а это было совсем не то. Я уже успевал протащить мяч до углового флажка, а подать некому: Козлов заметно уступал Вшивцеву в скорости.

— Неужели такой знаменитый тренер, как Бесков, разбирался в футболе хуже, чем начинающий форвард Еврюжихин? Трудно подобное даже предположить.

— Константин Иванович — тренер великий, это бесспорно. И, тем не менее, некоторые его шаги логике не подчинялись, были чем-то вроде каприза гения. И уж во всяком случае, он явно не относился к той категории людей, которые предпочитают жить по принципу: от добра добра не ищут. Все время что-то искал, состав тасовал, как карточную колоду. В итоге нередко рубил сук, на котором сидел. Точнее, команда, мы все сидели. Особенно наглядно, по-моему, это проявилось в одном из самых драматичных в истории московского «Динамо» матчей — с «Рейнджерс» из Глазго в финале Кубка кубков 1972 года, куда мы пробились первыми из советских клубов, раньше на три года, чем киевляне.

— Но киевляне вернулись из Базеля в 75-м со щитом, а вы в 72-м из Барселоны — увы, на щите. К тому же это был едва ли не самый скандальный финал во всей сорокалетней истории еврокубковых турниров. Расскажите об этой игре и о том, что ей сопутствовало, поподробнее.

— Фаворитами в Барселону, конечно же, приехали шотландцы. Однако исхода матча это само по себе никак не предопределило. У нас была реальная возможность побороться с ними на равных и даже взять верх. Но, увы… Серьезные просчеты при определении состава на игру допустил, на мой взгляд, Бесков. Со свойственной ему непредсказуемостью Константин Иванович перераспределил обязанности между игроками обороны так, как никто не ожидал.

— Например?

— Сабо, например, со своего привычного места свободного защитника был переведен в середину поля. А на его позиции вдруг оказался Долбоносов, который до этого долго вообще не выступал из-за травмы и был далек от своих лучших кондиций. А впереди, по непонятным для нас соображениям тренера, не нашлось места в стартовом составе ни Гершковичу, ни Эштрекову, от которых в решающей степени зависела атакующая мощь «Динамо».

— Подсказать главному тренеру на его возможные промахи еще до игры никто не мог?

— Теоретически возразить мог бы, скажем, Лев Иванович Яшин, бывший в ту пору уже начальником команды, или Дерюгин, председатель горсовета «Динамо», ездивший с нами в Барселону. Но практически это ничего бы не изменило. Константин Иванович мог выслушать чужое суждение, но поступал всегда по-своему.

— Как развивались события на поле?

— Для нас — хуже некуда. Воспользовавшись неразберихой в защитных порядках «Динамо» шотландцы после первого тайма вели — 2:0. Начинается вторая половина, неудачно сталкиваются у своих ворот Долбоносов с Долматовым, и «Рейнджерс» наказывает нас в третий раз. Только при счете 0:3 на поле наконец-то появляются Гершкович с Эштрековым. Шотландцы решили, очевидно, что дело сделано, слегка расслабились, за что дважды — Эштрековым и Маховиковым — были наказаны — 2:3. У меня тоже возник хороший момент, но вратарь удачно сыграл, проявив недюжинную реакцию. А потом произошло то, что и сделало матч одним из самых скандальных в истории европейских клуубных турниров. Минуты за две-три до конца, когда игровой перевес «Динамо» стал подавляющим и соперники помышляли только о тем, как бы отбиться, судья дал свисток, назначая свободный удар в сторону «Рейнджерс». Честно говоря, сколько продолжалась эта игра, никто точно не знает. Шотландские болельщики после каждого забитого гола в наши ворота выбегали на поле, откуда их выдворяла испанская полиция. А когда буйные, изрядно накачанные спиртным британцы ошибочно приняли обычный свисток арбитра за финальный — что тут началось, я не могу передать словами. Никакая полиция не могла удержать беснующуюся толпу, которая оккупировала поле окончательно и бесповоротно. Решив, что доиграть матч в такой ситуации невозможно, судьи ушли в раздевалку — подальше от греха. Туда же быстренько побежали и футболисты «Рейнджерс». Матч так и остался недоигранным даже по официальному хронометражу, который вели арбитры.

— «Динамо» не опротестовало игру?

— Как же, протест был написан. Когда вся эта каша заварилась, инспектор матча (помнится, он был из Венгрии) как будто бы принял нашу сторону, возмущался по поводу случившегося. Но потом, при разборе протеста, от своих слов отказался, получив, как я подозреваю, «компенсацию» от шотландцев. Мало кто, наверное, знает, что беспорядки, устроенные на радостях болельщиками «Рейнджерс», привели после игры к трагическому финалу: 17 человек погибли в пьяных драках, десятки были ранены. Барселонцы боялись в тот вечер выходить на улицу: обезумевшая толпа крушила магазинные витрины, припаркованные в районе стадиона автомобили. В конце концов, УЕФА наказал за все это клуб «Рейнджерс», отлучив его от участия в европейских турнирах на два следующих сезона. Только нам-то от этих санкций против соперников легче не стало.

— На вашей памяти должен быть еще один драматический матч, в котором «Динамо» тоже оказалось потерпевшей стороной. Я имею в виду, конечно, ташкентскую битву за золотые медали чемпионов страны в 1970 году с ЦСКА.

— Там случилась не драма, берите выше — трагедия. В первой игре обе команды очень уж осторожничали, в итоге — 0:0. В переигровке мы вели к перерыву — 3:1. Наверное, в 99 случаях из 100 такие матчи спасти невозможно. И мы, видимо, слишком в это уверовали. Только армейцы думали иначе, они пошли ва-банк: заменили защитника на четвертого нападающего. Наши тренеры этому как-то значения не придали, ответного хода не последовало. Да и Физически соперники оказались покрепче. Вырвал ЦСКА победу — 4:3, во что ни армейцы, ни мы долго не могли поверить: так один тайм все перевернул, поставил с ног на голову.

— А какой матч в вашей игровой биографии оставил, наоборот, самые приятные воспоминания, которые до сих пор волнуют кровь?

— Пожалуй, это повторная четвертьфинальная игра чемпионата Европы сборной СССР против Венгрии в 1968 году. В Будапеште, куда меня не взяли, наши уступили — 0:2, и мало кто верил, что в Москве возможно отыграть такую фору у команды, которую вел за собой Флориан Альберт, признанный недавно лучшим футболистом Европы. Под стать лидеру была и вся сборная Венгрии. У нее, казалось, не было слабых мест. И, тем не менее, мы решили сверхзадачу. Якушин доверил мне место в составе с первых минут, и я летал по флангу словно на крыльях. Уже где-то в начале игры подаю угловой — и венгерский защитник Шоймоши срезает мяч в собственные ворота. Потом Хурцилава, подключившись к атаке, бьет из-за пределов штрафной — 2:0. А решающий гол с моей подачи во втором тайме провел Бышовец — 3:0! А как за нас болели 103 тысячи зрителей на лужниковском стадионе! Никогда больше я не ощущал прямо-таки кожей такого единения с болельщиками, которые после матча зажгли на трибунах факелы из газет — это было потрясающее, невиданное для наших стадионов зрелище.

— Жаль, что победного продолжения в решающих играх европейского первенства не последовало.

— Это дико, конечно, когда судьбу нашего полуфинального матча с итальянцами в Неаполе после 120 минут изматывающей игры решала подброшенная арбитром монетка. Мы в это время уже мылись в душе, когда услышали сквозь шум воды восторженный вопль стадиона и поняли, что капитан итальянцев Факкетти оказался счастливее нашего Алика Шестернева. Упади та злополучная монета другой стороной и в решающем матче с югославами, которые довольно неожиданно в другом полуфинале переиграли англичан, мы уж как-нибудь разобрались. Я в этом уверен, потому что и в 1956-м на Олимпиаде в Мельбурне, и в 1960-м в финале Кубка Европы в Париже югославы не могли устоять против нашей сборной, у них, по-моему, комплекс на этой почве возник.

— Следует признать, что в сборной, за которую вы сыграли, если верить справочникам, 39 официальных матчей, вам не особенно везло.

— Это еще мягко сказано. Я считаю, что просто фатально не везло! Один чемпионат мира 1970 года в Мексике чего стоит… Вспоминая о нем, у нас все проклинают арбитра, который на последних минутах добавочного времени четвертьфинального матча с уругвайцами не заметил, что мяч уже побывал за пределами поля за мгновение до того, как последовал роковой прострел вдоль ворот Кавазашвили, и — гол. Но никто почему-то не говорит о том, что предшествовало этому в течение почти 120 игровых минут.

— Не очень понимаю, к чему вы клоните?

— К тому, что не надо было нам доводить дело до жребия. Я хорошо помню тот матч и уверяю, что уругвайцы серьезно нас боялись. Недаром же они насытили свою оборону таким количеством игроков, что нам с Хмельницким и Бышовцем втроем никак было с ними не сладить. А поддержки из глубины по большому счету не получалось, потому что наша сборная тоже играла от обороны — и в этом заключалась главная ошибка. Игры как таковой не было — все толклись в середине поля. Я знаю, что Гавриила Дмитриевича Качалина тогда уговорили опытные игроки команды действовать от обороны — и он пошел у них на поводу. Хотя по реальному раскладу сил мы могли и должны были обыгрывать уругвайцев, в этом я убежден.

— С кем из партнеров по сборной Союза вы чувствовали себя на поле наиболее комфортно?

— Вообще-то крайний нападающий как подносчик снарядов, которому положено больше думать не о собственном комфорте, а об удобствах для других, штатных бомбардиров. Клянусь вам, я получал большее удовольствие, когда забивали с моих подач, нежели когда мой собственный удар становился решающим. Что касается взаимодействия с партнерами по сборной, то мне очень нравился язык паса, которым владел Кахи Асатиани. У него были выдающиеся диспетчерские качества. Как, впрочем, и у Володи Мунтяна, с которым у нас получалась неплохая связка в отборочных играх к чемпионату Европы-72.

— А в финальной стадии этого турнира уже нет?

— Там тренеры сборной Зонин и Пономарев предпочли другую связку — Онищенко и Байдачного, а нас с Мунтяном посадили на лавку.

— Однако в том же 72-м году вы могли стать олимпийским чемпионом и рассчитаться с судьбой сразу же за все подножки, которые она вам ставила в сборной страны. Но в Мюнхене наша команда снова споткнулась — в полуфинале о сборную Польши.

— Да, это тоже был по-своему памятный матч. Пришелся он на самый черный день Олимпиады, когда арабские боевики совершили террористический акт против делегации Израиля, в результате чего погибли люди. Мы узнали об этом, когда вышли на предматчевую разминку. Сразу пошел слух, будто игра вообще не состоится, да и вся Олимпиада может прекратиться досрочно. Вернулись в раздевалку, сняли бутсы. Но через полчаса ожидания объявили, что матч все-таки будет сыгран.

— Все эти перипетии как-то повлияли на состояние футболистов?

— Во всяком случае, искать в этом оправдание нашей неудачи я бы не стал. Поляки в данной ситуации перенервничали не меньше. Да и начали игру мы хорошо, повели в счете: мне удался прострел со штрафного, который замкнул Блохин. Но потом стало выясняться, что физически соперники подготовлены лучше. Плюс к этому индивидуально сильных игроков, способных в одиночку решить многое, у них все-таки побольше — Любаньский, Дейна, Гадоха. Добил нас во втором тайме, уже при счете 1:1, выход на поле Шолтысека. Он был просто в ударе и накручивал оборону нашей команды как хотел. Особенно доставалось Дзодзуашвили, который еле держался на ногах. Помню, Сабо кричал тренерам: «Замените его!» Но те почему-то не решились это сделать. В конце концов, именно Дзодзуашвили допустил роковую ошибку в штрафной площади, и поляки с пенальти вырвали победу.

— Но хотя бы олимпийскую бронзу вы все-таки получили?

— В матче за третье место сыграли 2:2 со сборной ГДР, и организаторы Олимпиады приняли соломоново решение: вручили обеим командам по комплекту бронзовых медалей. Откровенно говоря, это было слабым утешением.

— Со сборной страны, в общем, вам не слишком фартило. А с клубами?

— Если вы о регалиях, то давайте считать: два кубка Советского Союза, золотая медаль весеннего чемпионата страны 1976 года, два серебра и две бронзы. Да, еще серебряная медаль за финал Кубка кубков. Все, пожалуй.

— Правду говорят, будто в ваше время победа «Динамо» над «Спартаком» в чемпионате ценилась подчас дороже, чем завоеванные медали?

— Если и есть тут преувеличение, то совсем небольшое. Приведу пример, который это подтверждает. В 1968 году мы из рук вон плохо провели первый круг чемпионата страны, плелись где-то в хвосте таблицы. Но потом игра «Динамо» стабилизировалась, мы стали подниматься все выше и выше, однако до бронзы — своего же «соцобязательства», принятого перед началом сезона, уже не дотягивались. Слава Богу, предстоял еще матч со «Спартаком», победа над которым всегда была как индульгенция, отпускавшая любые грехи сезона. Динамовское начальство нам говорило: «Побьете спартачей — все простим». Так оно и случилось: выиграли мы — 3:2 и ходили героями.

— Вы объявились в большом футболе как-то внезапно и не менее внезапно — по крайней мере так казалось со стороны — из футбола исчезли. Было это в 1976 году, сразу после того, как московское «Динамо' выиграло весенний чемпионат страны. Решили уйти красиво — непобежденным?

— Если бы так. Это Сан Саныч Севидов отшил меня от футбола. Он еще покруче Бескова с составом чудил. Павленко лучшим бомбардиром весеннего чемпионата в 76-м стал, но чем-то Севидову не понравился. Зато понабрал Сан Саныч людей, которые нам, с моей точки зрения, совсем были не нужны: Минаева, Максименкова, Шепеля…

— С вами-то почему Севидов решил расстаться?

— Официальный аргумент был один — возраст. Хотя в 32 года — и это при желании легко проверялось — все мое оставалось еще при мне: и стартовая скорость, и выносливость. Об опыте, накопленном за десять лет, просто не говорю. И если Севидова смущал мой возраст, то с других, полагаю, позиций: как «старик», я не был таким же податливым для тренера, как молодые игроки. Севидов скорее всего страховал себя от возможных недоразумений между нами, когда объявил на собрании команды, что расстается со мной.

— Команда как на это отреагировала?

— Молча. И это меня поразило больше всего. Гершкович, Пильгуй, Долматов, Маховиков, Якубик — все словно в рот воды набрали. После собрания, правда, подходили, сочувствие выражали: мол, как же так, почему так рано? На что я им отвечал: чего же на собрании вы в молчанку играли, теперь-то уж что говорить — поздно.

— В каком-то другом клубе продолжить игровую карьеру нельзя было?

— Теоретически — вполне. Тот же Бесков звал вызволять из беды «Спартак», оказавшийся в первой лиге.

— Не пошли по принципиальным соображениям — потому что это «Спартак»?

— Ничего подобного. Просто начать все с нуля я бы не смог нигде.

— Остаться в футболе в каком-то ином качестве тоже не захотели?

— Помимо своего «серьезного» вуза я инфизкульт, пока играл, тоже закончил — на всякий случай. Но в футболе такой случай не представился. Серьезной работы никто не предложил, а самому навязываться — не в моих правилах.

Судя по вашей постфутбольной жизни, диплом технического вуза тоже остался невостребованным?

— Выходит, что так. Сразу после футбола мне предложили пойти начальником физподготовки в девятое управление КГБ, которое отвечало за безопасность наших вождей. Я ведь был динамовец, имел уже 11 лет военной выслуги, звание капитана. Но представил, что еще как минимум десять лет придется эту лямку тянуть, ходить перед начальством навытяжку — нет, думаю, не по мне это.

— Дипломатический курьер — это что, динамовская традиция, начатая Савдуниным, знаменитым форвардом бело-голубых первых послевоенных лет?

— Я Владимира Григорьевича в МИДе еще застал, теперь-то он уже на пенсии. Рядом со мной сейчас работают Жора Рябов, Юра Вшивцев. Только я бы не сказал, будто эта профессия чисто «динамовская». Начальник нашего управления, например, — Володя Бреднев, он торпедовец по происхождению. Как и еще один наш товарищ-дипкурьер — Виктор Круглов.

— Объясните тогда, почему бывших футболистов так охотно берут на эту службу?

— Дипкурьерство с его постоянными перелетами требует отменного здоровья, которое у нас, видимо, покрепче, чем у многих других. А самое главное, как мне кажется, заключается в том, что мы легче других адаптируемся к кочевой жизни: сегодня — здесь, завтра — на другом конце Земли. Мы ведь и в футболе были такие — вечные странники.

Юрий ЮРИС

Приложение «Футбол от «Спорт-Экспресса» №20, ноябрь 1995

*  *  *

ПОСЛЕДНЯЯ КОЛЕЯ ДИПКУРЬЕРА

Не знаю, насколько уместны личные воспоминания в ситуации, когда пишу о человеке, с которым никогда не был лично знаком, и тем не менее услужливая память настаивает: Геннадий Еврюжихин — имя из твоего детства. Говорят, что время нарастает, ложится слоями, как обои на стены, закрывая прежнее так, что даже рисунка не вспомнишь. Полнейшая чушь! Разве могу я, мальчишка 60-х, забыть тот восторг (вперемежку с дикой завистью) сверстников, который вызвало мое появление на очередном дворовом футбольном матче в синих «динамовских» трусах с белыми полосками, подаренных мне отцом в день рождения?! Вместе с этими (страшно дефицитными по тем временам) трусами я надолго обрел кличку «Еврюжихин», благо никогда не скрывал своих футбольных динамовских пристрастий. А где нынче пылится мой школьный портфель, на черном дерматиновом «брюхе» которого белой краской старательно выведено моей рукой слово «Еврюжихин»?.. В памяти навечно зафиксировались все голы нападающего московского «Динамо» и сборной СССР Геннадия Еврюжихина, которые хотя бы однажды были показаны на маленьком экране нашего домашнего телевизора «Старт-3». Но особенно почему-то запомнилась его «свеча» в матче со сборной Шотландии в «Лужниках» 14 июня 1971 года, когда мяч, пущенный Еврюжихой с правого фланга, по немыслимой траектории опустился в дальнем углу ворот британцев. Наши тогда победили 1:0.

Весной 1998 года в 50-й московской больнице на 55-м году жизни скончался мастер спорта международного класса, бывший форвард московского «Динамо» и сборной СССР Геннадий Еврюжихин. Дипкурьер с более чем 20-летним стажем, он, по собственному признанию, никогда не мечтал, подобно товарищу Нетте, стать пароходом, но имя, завоеванное в футболе, все равно не сделало его смерть событием для страны. Что уж говорить о рядовых болельщиках, если даже некоторые мои коллеги, узнав о том, что я собираюсь писать в рубрике «Не чокаясь» о Еврюжихине, искренне удивлялись: «А что, разве он умер?» Увы… Четыре года назад вечный странник обрел вечный покой на Троекуровском кладбище столицы.

ЧЕТЫРЕ ТРАГЕДИИ ОДНОГО АКТЕРА

В свое время я как-то попытался составить список самых драматических футбольных матчей с участием наших футболистов и совершенно неожиданно для себя увидел, что спортивная судьба московского динамовца Геннадия Еврюжихина уготовила ему сразу четыре такие встречи, каждая из которых могла навсегда отбить охоту заниматься футболом. Ему просто фатально не везло…

Давайте вспомним. Чемпионат Европы 1968 года. Неаполь. После нулевой ничьи в 120-минутной изматывающей полуфинальной игре с итальянцами финалиста определила монета, подброшенная главным арбитром матча. «Мы в это время уже мылись в душе, когда услышали сквозь шум воды восторженный рев стадиона и поняли, что капитан итальянцев Факкетти оказался счастливее нашего Альберта Шестернева», — вспоминал впоследствии Еврюжихин. А упади тогда злополучная монета другой стороной, быть бы нашим почти наверняка чемпионами Европы, поскольку у пробившихся накануне в финал югославов было не много шансов устоять против сборной СССР: уж очень хорошо они помнили печальные для себя итоги финальных поединков с советскими футболистами на Олимпиаде-56 в Мельбурне и Кубке Европы-60 в Париже…

1970 год. Ташкентская битва за золотые медали чемпионов страны между ЦСКА и «Динамо». Снова нулевая ничья после первого матча. Во втором — за 19 минут до конца динамовцы вели 3:1 (один мяч забил Еврюжихин) и контролировали события на поле. В 99 случаях из 100 такие матчи спасти невозможно, но армейцы каким-то невероятным образом встречу спасли — выиграли 4:3 и получили золотые медали…

1970 год. Чемпионат мира в Мексике. Четвертьфинальный матч против команды Уругвая. На последних минутах добавочного времени, при счете 0:0 судья не заметил, как уругвайцы упустили мяч за пределы поля (хотя ему об этом отчаянно сигнализировала почти вся оборона сборной СССР) — последовал роковой прострел вдоль наших ворот и — гол, отправивший Еврюжихина и компанию домой…

И, наконец, 1972 год. Барселона. Финал Кубка кубков, в котором московскому «Динамо» (первой советской команде, добившейся права оспаривать в решающей игре столь престижный европейский трофей) противостоял шотландский «Глазго Рейнджерс». Воспользовавшись неразберихой в защитных порядках «Динамо», шотландцы повели после первого тайма 2:0. В самом начале второго еще более закрепили свое преимущество — 3:0. А потом, решив, видимо, что дело сделано, расслабились и пропустили два гола. В последние минуты игра шла практически в одни, шотландские ворота — по меньшей мере три наших игрока, включая Еврюжихина, имели почти стопроцентный шанс сравнять счет, но мяч, словно заколдованный, летел мимо. А потом произошло то, что сделало эту встречу одной из самых скандальных в истории европейских клубных турниров: за три минуты до ее окончания, когда игровое преимущество «Динамо» стало подавляющим, накачанные спиртным шотландские фанаты выбежали на поле, практически заставив судью закончить матч раньше времени. В итоге он так и остался недоигранным, несмотря на все официальные протесты динамовцев…

ДВОРОВЫЕ УНИВЕРСИТЕТЫ

И все-таки несмотря ни на что футбольная судьба Геннадия Еврюжихина сложилась счастливо, я бы даже назвал ее уникальной по тем временам, поскольку, дебютировав в высшей лиге в составе московского «Динамо» в июне 66-го, он уже в октябре того же года вышел на поле в составе сборной. Это был матч в Москве против команды не существующей ныне страны ГДР. Интересно, что именно в игре против восточных немцев в октябре 1973-го Еврюжихин и закончил свои выступления под флагом национальной сборной.

Рассказывает Георгий Рябов, защитник московского «Динамо» с 1960 по 1970 г., игрок сборной СССР, многолетний коллега Еврюжихина в отряде дипломатических курьеров МИД СССР:

— Геннадий, насколько я знаю, начал играть в футбол в Казани, где родился и вырос. Потом рассказывал, что никаких спортивных школ и секций с профессиональными детскими тренерами в его жизни не было. Футбольными университетами стали для него дворовые чемпионаты, в которых, кстати, участвовал и его детский дружок Коля Осянин, ставший впоследствии известным нападающим московского «Спартака». В середине 60-х Геннадий уехал в Ленинград, поступил в тамошний институт точной механики и оптики и, как все студенты, продолжал играть в футбол. Впрочем, не как все, потому что очень скоро оказался в основном составе сначала ленинградского «Локомотива», а потом и «Динамо», игравшего в то время в первой лиге чемпионата СССР. Матч между московскими и ленинградскими динамовцами, которых жеребьевка свела в розыгрыше Кубка страны, стал определяющим в судьбе Еврюжихина, хотя в тот момент на него уже положили глаз селекционеры из московского «Спартака» (с подачи Осянина) и ЦСКА, не говоря уж о ленинградском «Зените». Но кубковый динамовский междусобойчик в Москве в одночасье сломал все их планы. Я очень хорошо помню ту встречу, тем более что мы неожиданно проиграли 1:2. Еврюжихин, против которого играл Володя Кесарев, терзал нашу оборону со страшной силой. Это был абсолютно непредсказуемый игрок, шустрый, мощный, несмотря на его маленькие габариты. Он мог сделать рывок на три метра, тут же остановиться и уйти в другую сторону. Скоростью он обладал просто фантастической, она компенсировала некоторые огрехи в технике…

В той игре Геннадия заметило наше руководство — начались переговоры. Уж не знаю, что ему посулили, но потом он говорил, что Москва его «купила» тем, что дала квартиру в Казани его родителям, всю жизнь прожившим в сыром подвале…

В московском «Динамо» началась настоящая футбольная карьера Еврюжихина. Я никогда не забуду его первую загранпоездку во Францию на матч с «Марселем». Что он там делал с французскими защитниками — этого на словах не передать!..

ЯВЛЕНИЕ АНГЕЛА-СПАСИТЕЛЯ

Появление 22-летнего Геннадия Еврюжихина на левом краю московского «Динамо» летом 1966 года болельщики восприняли как явление ангела-спасителя команды. Вернее, новый игрок своими действиями на поле заставил их поверить в чудесное возрождение «Динамо», занимавшего в тот момент 13-е место в чемпионате: команда начала выигрывать одну игру за другой. «Новое лицо «Динамо» — так назывался отчет в «Советском спорте» о матче «Динамо» (Москва) — СКА (Ростов-на-Дону), в котором состоялся дебют Геннадия Еврюжихина. «Динамо» одержало победу со счетом 4:0 (Еврюжихин забил один мяч и сделал две голевые передачи). Это стало своего рода сенсацией, поскольку в предыдущий приезд в Москву ростовчане обыграли «Торпедо» во главе с Эдуардом Стрельцовым 3:1 и ЦСКА с хоккейным счетом 6:4.

Далее динамовцами был повержен ереванский «Арарат» — 7:2, одесский СКА — 2:0, а потом Геннадий Еврюжихин дал настоящий бенефис в матче с московским «Спартаком», который «Динамо» выиграло со счетом 4:0. Это была 50-я встреча извечных соперников в истории отечественного футбола, и Геннадий отметился в ней двумя забитыми мячами и голевой передачей.

ОТЛУЧЕНИЕ ОТ ФУТБОЛА

Отыграв в чемпионате страны 283 матча и 37 — за сборную, Геннадий Еврюжихин также внезапно исчез из большого футбола, как и появился в нем. Случилось это в 1976 году, сразу после того, как «Динамо» выиграло весенний чемпионат СССР. В том сезоне в игре против киевского «Динамо» Леонид Буряк сломал Геннадию ногу, и это стало началом конца футбольной карьеры 32-летнего футболиста.

Рассказывает Галина Еврюжихина, супруга Геннадия:

— Когда стало понятно, что с футболом закончено, остро встал вопрос: что дальше? У Гены, конечно, было высшее образование (в том же 76-м он окончил Московский государственный институт геодезии, аэродинамики и картографии), но диплом дипломом, а поскольку практика совершенно отсутствовала, искать работу по специальности было смешно. Ему предложили должность начальника физподготовки в девятом управлении КГБ, но Гена отказался: какой, говорил, из меня военный? А потом, глядя на бывшего партнера по «Динамо» Жору Рябова, который в то время уже работал дипкурьером в МИДе, сделал свой выбор. Правда, в 76-м спортсменов в отряд дипкурьеров брали уже с большой оглядкой, но помог большой поклонник футбольного таланта Гены полковник КГБ Владимир Верхолашин…

Однако, как ни странно, эта, казалось бы, очень престижная работа полного удовлетворения мужу не принесла. Более того, со временем он даже стал уставать от нее: почти каждый месяц командировки, сроки которых доходили до трех недель, в самолетах приходилось сидеть по 20 часов, не вставая. Представляете, какая это нагрузка! Может быть, и есть в этой работе некая романтика, но для Гены, который, еще будучи футболистом, вдоволь помотался по свету, она, в конце концов, перестала быть интересной. Особенно в период так называемой перестройки, когда его заработки совершенно не стали соответствовать огромным физическим и нервным перегрузкам. Я в тот момент временно не работала, и Гена очень переживал, что не в силах достойно содержать семью — у нас ведь росли сын и дочь…

ИЗ АЭРОПОРТА — В БОЛЬНИЦУ

Вся эта жизненная неустроенность на фоне внешнего лоска, постоянные мысли о том, что все-таки не удалось реализовать себя после футбола, и заставили его, в конце концов, искать истину в стакане. К тому же и профессия в какой-то мере к этому располагала, хотя за чрезмерную дружбу с зеленым змием здесь карают беспощадно. Бывший боксер, неоднократный призер чемпионата СССР Борис Курочкин, много лет проработавший в отряде дипкурьеров, как-то сказал мне, что иногда просто заставлял себя выпить рюмку-другую, чтобы снять стресс и заснуть после 10–20-часовых перелетов…

Рассказывает Галина Еврюжихина:

— Я уже не помню, в какую страну была последняя командировка Гены. Кажется, куда-то в Азию. Там ему стало очень плохо, но он все-таки нашел в себе силы добраться до Москвы в вертикальном положении. А из аэропорта его сразу увезли в больницу, потом в другую, в третью—врачи никак не могли поставить правильный диагноз. Поначалу даже были подозрения на инфекционное заболевание, но потом выяснилось, что у Гены серьезные проблемы с желудком, печенью и особенно с легкими. Когда после звонка из МИДа я приехала в больницу, его вывезли ко мне на коляске. Он был очень слаб, с трудом находил в себе силы даже на то, чтобы произнести две-три фразы, и тяжело дышал… Увы, из больничной палаты ему уже не суждено было выйти…

КСТАТИ

После ухода из «Динамо» Константин Бесков приглашал Еврюжихина спасать «Спартак», оказавшийся в первой лиге, но Геннадий отказался.

Борис ВАЛИЕВ

Газета «Советский спорт», 15.16.2002

© Сборная России по футболу