Родился: 19 марта 1964, Ленинград (ныне – Санкт-Петербург).
Воспитанник футбольной школы Калининского р-на г. Ленинграда (первый тренер
– Марк Абрамович Рубин) и ленинградской СДЮШОР «Смена» (тренер – Геннадий
Федорович Ермаков).
Клубы: «Динамо» Ленинград/Санкт-Петербург (1981,
1998–1999), «Зенит II» Ленинград (1982), «Зенит» Ленинград/Санкт-Петербург
(1983–1988, 1995–1996), «Динамо» Москва (1989), ЦСКА Москва (1989–1990,
1991), «Херес» Херес-де-Ла-Фронтера, Испания (1991), «Линц» Линц, Австрия
(1992–1993), «Санкт-Галлен» Санкт-Галлен, Швейцария (1993), «Хапоэль»
Ашкелон, Израиль (1994), «Бекумер» (Beckumer SV)
Бекум, Германия (1994), «Тюмень» Тюмень (1997), «Спартак» Москва (1997),
«Кристалл» Смоленск (1999), «Светогорец» Светогорск (2000–2001).
3-кратный чемпион СССР/России: 1984 (с «Зенитом»), 1991 (с ЦСКА), 1997
(со «Спартаком»).
Участник чемпионата Европы 1988 года (был в заявке команды, на поле не
выходил).
* * *
НЕ ОТВЕРНИСЬ, УДАЧА!
Что жизнь футбольная — удача, огорченье? А между ними что? Одно мгновенье.
Оно порой решает все…
28 июля 1984 года он сидел на скамейке в компании запасных и тренеров.
Посмотрел на табло. «Динамо», Тбилиси - «Зенит», Ленинград - 0:0… А сколько
там осталось? Полчаса… Конечно, еще можно забить. Только со скамейки разве
забьешь.
— Сергей, готовься. Должен выручить, — услышал он знакомый голос Садырина.
И почему-то вспомнил их первую встречу.
…Настроение
было ужасное. Ленинградское «Динамо» проигрывало «Атлантасу» — 0:1, и
Сергея заменили. Кто-то крикнул: «Устал, парень, отдохни». И это насмешливое
«отдохни» гулким эхом прокатилось по пустым трибунам стадиона.
— Хотите играть в высшей лиге? — спросил его после матча тренер «Зенита»
Павел Федорович Садырин.
— Хочу, — ответил Сергей. И остался в «Динамо»…
…«Вот тебе и выручил, — подумал Сергей. — И не забил, И два мяча пропустили.
А кто виноват? Тот, кто вышел на замену». Он еще раз взглянул на табло
— оно отсчитывало 35-ю минуту второго тайма, «Зенит» проигрывал — 0:2.
И тогда…
— Слушай, кто такой Дмитриев, а? Один за 10 минут все наше «Динамо» обыграл!
— не переставали поражаться увиденному тбилисские болельщики, покидавшие
стадион. В эмоциональном запале действительность всегда преувеличена.
И в данном случае, вероятно, тоже. Но разве можно было спокойно отреагировать
на два гола, забитые молодым форвардом в течение двух минут — на 80-й
и 82-й?! В растерянности были не только зрители, но и соперники «Зенита».
И тогда Клементьев забил третий гол — 3:2.
— Похоже, это было чемпионское везение? — поинтересовался я У Сергея,
когда мы встретились с ним в минувшее воскресенье вечером незадолго до
отхода «Красной стрелы», на которой «Зенит» возвращался в Ленинград.
— Похоже… Как раз после победы над тбилисцами мы вышли на первое место
и почувствовали, что можем выиграть чемпионат.
— И что же помогло вам выиграть его?
— Отдача в игре и на тренировках. Взаимовыручка. Настоящие, искренние
товарищеские отношения.
— Но в начале следующего сезона чемпион был неузнаваем. Неужели отношения
в команде стали иными?
— Нет, причина не в этом. Сезон восемьдесят четвертого года мы закончили
22 декабря, а подготовка к будущему началась 3 января. Вот мы и не успели
восстановить силы, отдохнуть от футбола, А дальше — виноваты были мы сами.
Сто раз слышали: чемпионом стать, легче, чем удержаться на этой высоте.
И что же? Мы оказались не готовыми к той энергичной, азартной игре, которую
показывали соперники в матчах против нас. Два поражения дома — от ростовчан
и «Спартака» — еще на старте выбили нас из колеи. Мы словно потеряли чувство
мяча, чувство партнера. Оправиться от этого психологического удара смогли
лишь во втором круге. Что и говорить, урок мы получили хороший. А вообще
в футболе надо через все пройти — и через радости, и через неудачи… Заодно
проверишь себя.
— Вам в этом смысле повезло. Взять, к примеру, прошлый сезон. Вас приглашают
в первую сборную, а у себя в клубе серию матчей играете за «дубль». В
такой ситуации, наверное, и проверяется характер спортсмена?
— Не только характер, во и умение, подобно шахматисту, спокойно оценить
создавшуюся обстановку. Только не на доске, а в жизни, что, пожалуй, сложнее.
Понятно, после возвращения из сборной не очень-то радуешься, когда твою
фамилию заносят в резервный состав. И мне, не скрою, было обидно, хотя
обиды старался не выдавать. А когда все взвесил, понял: тренеры-то по-своему
правы. У нас в команде достаточно хороших форвардов — Клементьев, Герасимов,
Желудков, Чухлов… Пока я в сборной, тренеры в клубе наигрывают свой состав,
определенные сочетания в линиях или связках — как у альпинистов. И нарушать
их с моим возвращением было рискованно. И я выходил за «дубль», снова
доказывая свое право на место в основном составе.
— А когда вам доверили его впервые?
— Осенью 1982 года. «Зенит» принимал харьковский «Металлист», вел в счете
— 1:0, и меня выпустили под самый занавес. У меня аж дух захватило оттого,
что я оказался на поле стадиона имени Кирова. Готов был горы свернуть,
а ноги от волнения не слушались… По-настоящему же в основном составе я
дебютировал в следующем сезоне в Ташкенте, когда забил голы в матче с
«Пахтакором». Счет стал 2:0, и мы не упустили победу. Потом мы выиграли
у «Нефтчи» — 5:2 и у тбилисских динамовцев — 2:1. И в том, и в другом
матче мне удалось забить.
— Выходит, вы сразу зарекомендовали себя форвардом, которому везет?..
— Везет?! Как бы не наоборот. В прошлом чемпионате, например, имел как
минимум двадцать почти стопроцентных голевых моментов, а использовал только
семь. И невезением это не назовешь. Игровой практики не хватает, то есть
опыта. Вот и горячишься порой не по делу. Но я не унываю, не отчаиваюсь,
когда промахиваюсь. Ищу, подстерегаю свой, шанс: побежал за безнадежно
потерянным мячом — напрасно. Другой раз — и снова вроде бы зря. А в третьем
случае чутье не подвело: ошибся соперник — вот он мой шанс.
— Именно так недавно вы и забили гол в ворота московского «Динамо». Кстати,
бросилось в глаза, что партнеры сейчас играют на вас чаще, чем прежде.
Не так ли?
— Все правильно. Ребята стали больше доверять мне, видимо, верят, что
я могу забить…
«Целеустремленность и доброта — вот главные качества, присущие моему другу
Сергею Дмитриеву и на поле, и за его пределами, — говорит игрок „Зенита“
Дмитрий Баранник, — я ведь знаю его лучше других. Мы и учимся оба на 3-м
курсе института физкультуры, и львиную долю свободного времени проводим
вместе. Правда, я женат, а он пока нет. Считает, что рановато…».
Целеустремленность, доброта… Полагаю, что эти качества воспитали в нем
родители. А любовь к спорту привила мама, занимавшаяся легкой атлетикой.
Чем только не увлекался Сергей в детстве — плаванием и коньками, бегом
и прыжками, волейболом и баскетболом… Но футбол, что может быть прекраснее
его! И Сережа не пропускал ни одной тренировки в команде Калининского
района Ленинграда, которой руководил Марк Рубин. А потом был счастлив,
когда его приняли в специализированную футбольную школу «Смена». И хотя
ростом форвард был невелик («подрос я только в 9-м классе»), тренеру Геннадию
Ермакову мальчишка приглянулся. Так же, как впоследствии и тренерам ленинградского
«Динамо», в котором он провел почти полтора сезона, прежде чем получил
соблазнительное предложение Садырина: «Хотите играть в высшей лиге?».
«Хочу», — ответил он и остался в «Динамо», потому что сомневался, потому
что его отговаривали: «Будешь сидеть в зенитовском дубле — чего хорошего?».
Месяц он боролся с собой и пришел в «Зенит». 12 мячей в 19 играх забил
Сергей в дублирующем составе. И заслужил право на дебют в основном…
Это было в год чемпионата мира в Испании, когда Дмитриеву исполнилось
18 лет. А сейчас он в числе тех, кто в составе сборной СССР готовится
к мексиканскому мировому первенству.
— В ходе февральских матчей в Мексике нам очень хотелось понравиться мексиканским
болельщикам, чтобы, во время чемпионата они поддерживали нашу команду:
В Гвадалахаре и в Ирапуато игра у нас получилась, а в Мехико… С такой
игрой симпатии ценителей футбола не завоюешь. Мы это лучше других понимаем.
— Сергей, а как складывается ваш день непосредственно перед матчем?
— О футболе стараюсь не думать. Читаю, смотрю, кино. Особенно люблю комедии
«Кавказская пленница» и
«Бриллиантовая рука». Они поднимают настроение перед игрой.
— А после игры тоже предпочитаете кинокомедии?
— В зависимости от результата. Иногда и говорить ни с кем не хочется.
— И так бывает?
— Бывает, — сказал он. И, попрощавшись, двинулся в сторону перрона.
Я взглянул на вокзальное табло. Чем-то оно было похоже на футбольное.
Только время, мне показалось, отсчитывало медленнее…
Л. ТРАХТЕНБЕРГ
Газета «Советский спорт», 13.03.1986
* * *
«ЛЮБЛЮ ПОБЕЖДАТЬ, НО ПРОИГРЫВАТЬ ТОЖЕ НАДО УМЕТЬ»
Золотая осень наступила для нападающего ЦСКА Сергея Дмитриева.
Яркая игра и прекрасный гол в Риме, два мяча в ворота минчан в чемпионате
страны, которые подняли шансы ЦСКА в борьбе за золото. Дмитриев включен
в символическую сборную «Спорт-Экспресса» последнего тура.
—
Благодарен ли я своей футбольной судьбе? — переспросил меня Сергей Дмитриев,
когда мы устроились друг против друга в холле армейской базы в подмосковном
Архангельском. — Наверное, да, хотя, конечно, сетовать есть на что. И
прежде всего на травмы, преследующие меня в течение всей футбольной карьеры.
— А с чего начался ваш путь в большой футбол?
— Ленинград, Калининский район. Там я играл со второго по шестой класс.
Мой первый тренер — Марк Абрамович Рубин. Когда была создана специализированная
футбольная школа «Смена», попал в нее. Ну, а потом — ленинградское «Динамо».
— Там вы оказались в 81-м. А в 82-м уже выступали за «Зенит».
— Да, Садырин увидел меня и пригласил к себе в команду. В 82-м я провел
за дубль восемнадцать игр и забил 12 мячей. Дважды вышел на замену в матчах
основных составов.
— А когда забили первый мяч?
— В следующем сезоне. Выйдя на замену, дважды поразил ворота тбилисского
«Динамо». А всего в 83-м году забил 5 голов.
— А сколькими мячами исчисляется ваш вклад в «золото» «Зенита» в 84-м?
— Восемью. Но у Желудкова было семнадцать, а у Клементьева десять.
— Что было дальше?
— Еще 7 мячей забил в 85-м году. А со следующего сезона начались мои первые
травмы. В конце первого круга в 86-м году сломал ногу.
— И, несмотря на это, за вами охотились сразу несколько клубов?
— Да, в частности, в Палангу, где я отдыхал и лечился, приезжал Малофеев
и приглашал в столичное «Динамо», но я отказался. Отказался я и от повторного
приглашения в этот клуб, полученного спустя год уже от Бышовца.
— Не повлияли ли ваши отказы на приглашения в сборные команды? Ведь Малофеев
тренировал тогда первую, а Бышовец олимпийскую сборную?
— Не берусь прямо ответить на этот вопрос, но в сборную страны я не привлекался
и на Олимпиаду в Сеул не попал.
— Что же помешало вам привить эти заманчивые предложения?
— «Зенит» все эти годы был для меня не просто «моей командой», он был
всей моей жизнью. И тогда расстаться с ним я не смог.
— Но все-таки спустя год с небольшим вы оказались в московском «Динамо»…
— Здесь сразу несколько причин, побудивших меня пойти на этот шаг. Во-первых,
мне необходима была команда, которая могла бы способствовать моему росту,
во-вторых, нездоровая атмосфера сложилась вокруг меня в Ленинграде. Ходили
слухи, что Дмитриев, дескать, играть не хочет, только и думает, как быстрее
на сторону податься. А дело было в том, что в 88-м, перед чемпионатом
Европы, я сломал палец. Да еще паховая грыжа. Знал об этом только врач
сборной Савелий Мышалов. Так я и просидел весь европейский чемпионат на
скамье запасных. А вернувшись в клуб, не смог набрать необходимой формы.
В общем, переход в другой клуб означал для меня качало новой жизни.
— А почему именно «Динамо»?
— Вы хотите сказать, почему именно московское, ведь было еще и киевское
предложение? Но в Киев отправился мой друг Саленко, а я, подумав, решил,
что могу оказаться там лишним.
— 1989 год для вас тоже был же самым удачным. Вновь начались травмы.
— Сыграл в начале сезона четыре матча, но потом снова выбыл из строя из-за
мениска.
— И тут последовало приглашение от Садырина.
— Да, меня позвал мой бывший тренер, и я без колебаний согласился.
— Как влились в новую дли себя команду, решавшую в то время задачу выхода
в высшую лигу?
— В первых двух матчах забил три мяча, потом еще четыре. Только по окончании
сезона удалось прооперироваться, затем последовал восстановительный период.
Весной начал тренироваться, а пришел в себя только летом.
— Не считаете ли, что ваша игра несколько потускнела после ухода из «Зенита»?
— Не собираюсь ни оправдываться, ни оценивать себя. Скажу лишь, что ЦСКА
и «Зенит» — две разные команды, разные, прежде всего по стилю игры. В
ЦСКА все держится на средней линии, очень мобильной и с хорошими исполнителями.
В «Зените» же игра строилась больше на длинных передачах, навесах, прострелах,
в расчете на умение нападающих побороться. И именно атака «Зенита» решала
исходы многих матчей в нашу пользу. Игровая нагрузка была значительно
выше той, что сейчас у меня в ЦСКА.
— Каковы сильные стороны Дмитриева-форварда?
— Сильные? По-моему недостатков значительно больше.
— И все-таки о достоинствах.
— Люблю силовую игру, игру на опережение. Это умение для форварда просто
необходимо.
— А недостатки?
— Прежде всего это игра головой. Ну и реализация голевых моментов: убегаю
от защиты, а забить не могу.
— Как вы уже сказали, силовая игра вам по душе. Но, идя в борьбу, как
мне кажется, вы подчас не думаете о ее последствиях.
— Да, так и есть. И за это я и сам получал достаточно. Но футбол ныне
таков, что и форварду необходимо выполнять червовую работу, постоянно
идти в борьбу.
— В футболе вы мыслите себя только нападающим?
— Вовсе нет. С удовольствием играю в защите. За образец беру игру Анатолия
Демьяненко.
— Теперь давайте поговорим о ЦСКА. Уже второй сезон команда борется за
медали, в этом году за золото. Качественный скачок в игре команды можно
полностью отвести за счет Садырина?
— Да, его приход в команду изменил буквально все. Он и начальник ЦСКА
Анатолий Акентьев раскрепостили игроков, внесли в коллектив здоровую атмосферу.
Улучшилось материальное положение футболистов. Садырин увеличил нагрузки,
обновил тренировочный процесс, заставил играть все 90 минут.
— В начале этого сезона вы уже поиграли в зарубежном клубе. Испанский
«Перес'' стал для вас четвертой командой большого футбола.
— Футбол второго дивизиона Испании, в котором выступал мой «Перес», пожалуй,
большим назвать нельзя. Уровень игры почти всех команд незначительно отличается
от уровня каких-нибудь наших заводских коллективов.
— Как вы оказалась в этой команде?
— ЦСКА проводил турне по Испании, и после одной из контрольных игр ко
мне подошел тренер «Переса» и, обозначив проблему с центральным нападающим,
предложил контракт до конца сезона. В это же воскресенье я сыграл матч
чемпионата Испании и забил в нем два мяча. Затем уехал в Москву, а вернувшись
назад, обнаружил, что форвард, на чье место я был приглашен, уже в строю.
В следующем матче я уже играл в линии полузащиты.
— Команда «Перес» во итогам первенства заняла последнее место. Чем можно
объяснить провал вашего клуба?
— Да его неплатежеспособностью! Игроки не получали зарплату и просто-напросто
перестали играть. Так мы и проиграли семь встреч подряд на финише турнира.
— Ситуация с зарплатой коснулась в вас?
— Да, я смог получить причитающиеся мне по контракту деньги совсем недавно,
да и то не от клуба, а от фирмы-спонсора.
— Вы постоянно выступали в основном составе?
— Да, но после смены тренера на совсем не привычном для себя месте правого
полузащитника.
— Говоря об игроках ЦСКА, собирающихся покидать команду, вы имеете в виду
и себя?
— Вероятно, да. Интересные предложения есть уже сейчас, но надо доиграть
чемпионат.
— Куда бы хотели отправиться?
— Конечно, хотелось бы поиграть в первом дивизионе в команде, действующей
в европейских кубках.
— Сергей, вы одаренный игрок?
— Да, и не только на поле. Во всем — и в футболе, и в жизни люблю побеждать…
правда, получается не всегда. Но ведь проигрывать тоже надо уметь.
Михаил ПУКШАНСКИЙ
Газета «Спорт-Экспресс», 22.10.1991
* * *
«САДЫРИН ДУМАЛ, ЧТО Я ПОГИБ ВМЕСТЕ С ЕРЁМИНЫМ»
Бывший форвард сборной СССР по футболу и «Зенита» назначил встречу у зоопарка.
Где и встретил — никем, кроме корреспондента «Спорт-Экспресса», не узнанный.
У нового времени свои герои — а чемпионов-84 на невских берегах узнают
не всегда. Интересно, будут ли через 23 года узнавать Аршавина?
УЗБЕКСКИЙ КОММУНИЗМ
— За что вас, Сергей Игоревич, недавно уволили из тренеров питерского
«Динамо»?
— История простая. Давным-давно в ВШТ была запланирована стажировка в
Испании. Сказал динамовским начальникам, что собираюсь отъехать, но они,
видно, не совсем поняли. Запретили. Я тут же позвонил Лексакову, директору
ВШТ. Тот тоже не церемонится: «Если не поедешь — отчислю!» Метался я меж
двух огней, пока не услышал от руководителей «Динамо»: «Ты не понимаешь
политику нашей команды. Давай-ка, пиши заявление…» Я подумал: из команды
все равно рано или поздно выгонят, а бросать учебу нельзя. Написал заявление.
Генеральный директор «Динамо» Алексеев слухи потом распространял: Дмитриев,
мол, получил предложение, от которого не смог отказаться. Хотя на свете
существует только одно предложение, от которого я не смогу отказаться.
— Какое?
— В «Зенит».
— Теперь с ветеранами по миру колесите?
— Вот именно. В Узбекистане, например, принимает нас человек, который
с советских времен командует золотым прииском. Такое изобилие, что глаза
из орбит лезут. Коммунизм.
— Большого вы мужества человек. Два года отработали в Махачкале, жили
на базе — и с ума не сошли от скуки.
— Галямин, главный тренер, скучать не давал. Море рядом, неплохая база,
тренажерный зал… Если Галямин не большой любитель тренажеров, то я — с
удовольствием. А вечерами с Галяминым кассеты просматривали по сотому
разу До безумия. Обидно только — с деньгами меня нагрели в этом городе.
Не рассчитались за целый сезон.
Я ведь в Махачкале чуть было на поле не вернулся, всерьез об этом задумывался.
Но как побегаешь — колено опухает. А то поиграл бы еще пару лет.
«А ГДЕ ВАСИЛЬИЧ?»
— Травмы вас преследовали. Из-за чего пропустили мексиканский чемпионат
мира 1986 года?
— Играли с «Днепром» в ленинградском СКК. Там и хоккейные матчи проводили,
и концерты, и в баскетбол играли. Обычно перед футболом клали картонный
настил, поверх — синтетику. А в тот день времени не хватало, поле уложили
прямо на бетон. Между настилом и люком образовалась дыра сантиметров в
тридцать, туда-то нога у меня и ушла. Сломал лодыжку.
— Представляю, какая боль.
— Ее вообще не было. Я не очень чувствительный к боли. Малофеев хотел
меня на чемпионат мира свозить и отправил в Курган к знаменитому доктору
Илизарову. Тот, совсем уже старенький, лично меня принимал. Рассказал,
что я второй спортсмен, которого он смотрит.
— Кто был первым?
— Брумель. Но Илизаров не помог, кость не приняла железные спицы. Опухоль
была огромная. В Сочи я восстанавливался, куда мне Малофеев и дозвонился.
Ободрил: «Завтра в самолет, ко мне в Новогорск — ты едешь в Мексику. Будешь
готовиться».
Приезжаю в Новогорск. Смотрю — какое-то странное движение на базе, кто-то
приезжает, кто-то уезжает. Навстречу киевские ребята, улыбаются. Спрашиваю:
«А где Васильич-то?» — «Какой Васильич? Эдуард Васильевич уже дома, а
Валерий Васильевич — вон он, в кабинете…»
— С Лобановским поговорили?
— Он как раз на крыльцо вышел. Разговор получился недолгим: «Тренироваться
можешь?» Отвечаю: даже ходить пока толком не могу. «До свидания!» Вопрос
закрылся за полторы минуты.
— Вы говорили, что боли не чувствовали. Никогда?
— По-настоящему больно было один раз. Не помню фамилию парня из «Металлиста»,
который прыгнул шипами в ногу и разорвал надкостницу сантиметров на пятнадцать.
Но я даже вернулся на поле и доиграл матч. Рану зашивать не стали, сама
затянулась.
Только из-за травм я не вошел в «Клуб Федотова». После перелома лодыжки
посыпались травмы. Мениск за мениском. Все потому, что нога неправильно
срослась, из-за перекоса большая нагрузка на колено шла.
— А еще у вас был самый страшный шрам в советском футболе.
— У Валерки Брошина еще страшнее — после разрыва передней поверхности
бедра. У Бессонова все ноги исполосованы, но у него мышцы не выдерживали
перегрузок. Мой шрам — память о кисте. Как-то его увидели в немецкой клинике,
поразились: «Тебе операцию сразу после войны делали? Тупым ножом?»
— Самый грубый защитник в чемпионате СССР?
— Все вспоминают про Новикова и Никулина, но я с ними нормально ладил.
Сами говорили: «На нас все обижаются, а вот Дмитриева хоть как бей — ничего».
Вот в «Металлисте» и «Шахтере» банда так банда была. Варнавский из Донецка
всегда двумя ногами прыгал…
В КГБ ВСЕ ЗНАЛИ
— У кого из «Зенита»-84 — самая трагичная судьба?
—
Лешка Степанов. Остальные по крайней мере живы. Он бежал, опоздал на поезд
— и сердце отказало… Степанов долго играл, но с футболом закончил резко,
сразу много веса набрал. Так нельзя, конечно.
— А Желудков?
— Он в питерском «Динамо» был у меня помощником, а сейчас там второй тренер
у Леонида Ткаченко. До этого работал водителем у бизнесмена, который помогал
«Зениту»-84.
— Кто-то из той команды стал большим человек в ФСБ.
— Игорь Комаров. После чемпионства из-за проблем со здоровьем закончил
с футболом, пошел по комсомольской линии. Оказался в КГБ. Недавно встречались,
теперь он газом занимается.
— С КГБ вы в жизни тоже сталкивались?
— Когда вернулся с чемпионата Европы в 88-м. Нам по тем временам бешеные
деньги заплатили. Я, не игравший, получил 8 тысяч марок, а те, кто играл,
— по 22. Набрали прямо в Германии аппаратуры, один я привез коробок пятнадцать.
Начал продавать по знакомым. Пришел в гости Серега Мигицко — забрал видеодвойку.
Кто-то другой — видеокамеру. Аппаратура разлетелась, не успел оглянуться.
А потом, когда расставался с «Зенитом», надо было заглянуть в одну кагэбэшную
контору. Там услышал: «Как же ты, Дмитриев, нас достал! Даже знаем, за
сколько ты видеокамеру продал…» Я заинтересовался: за сколько? «За 11
тысяч рублей. И еще три тысячи тебе не доплатили, потому что инструкцию
по эксплуатации не отдал». Все в точку: мне обещали три тысячи вернуть,
когда этот листок отыщу. До слова все знали. Но, видно, им сказали: Дмитриева
не трогать.
— Как письмо против Садырина принесли на подпись в 85-м, помните?
— Да. Положили передо мной эту бумажку, говорят: «Ставь автограф. Все
уже подписали». Но я очень сомневался. Подписал, но стыдно было потом
— просто смертельно. Через день-два приехал к Садырину домой: «Федорыч,
это не значит, что я с ними заодно». Садырин только рукой махнул: «Все
я, Сереж, понимаю…»
— Кто-то не подписал?
— Только Серега Приходько. Но его, по-моему, особо и не спрашивали. Часто
вспоминаю, как уже в ЦСКА Садырин меня окликнул: «Дмитриев, зайди!» Иду
и думаю: где попался? Что натворил? А Пал Федорыч открывает холодильник,
достает бутылку пива, разливает по стаканам. Молча выпиваем. Спрашивает:
«Хорошо?» — «Великолепно!» Иди, говорит, теперь ужинай.
— Не забыли, как в 84-м Желудков бил знаменитые штрафные Дасаеву?
— Слышу, Родионов кричит из «стенки» Дасаеву во время второго штрафного:
«Будет бить в тот же угол!» Дасаев огрызнулся: «Стой спокойно, все знаю!»
А когда Желудков снова забил, Родионов лишь сплюнул: «Я ж тебе говорил…»
Но эти удары никто не взял бы.
До этого мы «Спартак» размазали в Лужниках, 3:0 на Кубок. Когда минут
за десять до конца Вовку Клементьева выпустили на замену и тот третий
гол забил, Бесков спустился с трибуны и ушел в раздевалку.
Особенно сильно в чемпионскую осень «Шахтер» против нас упирался, еле-еле
1:0 выиграли. А потом узнали: «Спартак» им отдавал коммерческую поездку
в США, если хотя бы очко у нас отберут.
— После чемпионства насиделись в президиумах?
— По всем заводам проехались, по всем исполкомам и райкомам. Месяц мы
после этого не пили, но неделю «гудели» точно. Меня в этом смысле поражал
Юрка Желудков.
— Красиво пил?
— Нет, красиво пил Игорь Корнеев в ЦСКА. Бокальчик шампанского пригубит,
и хватит. А Желудкова я пьяным ни разу не видел. Всегда адекватный был,
бодрый. И с утра никогда ему плохо не было, как некоторым.
В «Зените» если пили, то все вместе. Кого-то обыграли на Кубок и решили
отпраздновать. В разгар торжества заходит Садырин: «Кого здесь нет, кто
пьет отдельно — с тех штраф…»
— Что на заводах дарили?
— С фарфорового завода как-то принес домой чайный сервиз, до сих пор сохранился.
Кучу всяких хрустальных ваз, которые в свободной продаже не достать было.
На каком-то заводе презентовали, помню, крошечные автомобильные телевизоры.
Что-то после развода осталось, что-то бывшая жена забрала. Но самый дорогой
подарок — при мне: «Золотая бутса» за 95-й год. Тогда с «Зенитом» вернулся
в высшую лигу, а вручал мне ее Мутко как лучшему игроку первого дивизиона.
— После сезона-84 еще «волги» вам обещали дать?
— Обещать-то обещали, да Валерке Брошину с Димкой Баранником так и не
дали. А я получил в 87-м, когда жестко вопрос поставил. Или даете, или
ухожу. До этого меня Николай Толстых в московское «Динамо» забрал. Вместе
с Эдуардом Малофеевым отправились к их шефу генералу Богданову. Тот говорит:
«Что хочешь?» — «Только играть». — «Так не годится. Получишь и машину,
и квартиру…»
— Но не дали?
— Ключи прямо на стол положили. Но я зачем-то позвонил Садырину, тот наорал:
«Пока не приедешь в Ленинград, разговаривать не будем!» Отпросился у Малофеева,
тот лишь рукой махнул: «Сам решай. Не важно, будешь ли ты в московском
«Динамо», — в сборную тебя приглашать не перестану." Кстати, ничего
мне в «Зените» не дали, несмотря на то что вернулся.
— Сколько раз Лобановский вас звал?
— Лобановский всегда звал только один раз. И меня тоже, после чемпионата
Европы-88.
— Почему не пошли?
— Считал, что слишком обязан Толстых, тот меня в госпиталь КГБ как-то
пристроил. И очень удачно там прооперировали. Он меня параллельно в московское
«Динамо» звал — и я ответил «да». Хотя предполагал, что с Бышовцем не
сработаюсь.
ЛУЧШИЙ ТРЕНЕР
— Почему?
— Потому что до этого была некрасивая история с Олимпиадой. Бышовец всем
говорил, что я еду. И последний турнир в Швеции и Норвегии я целиком отыграл.
— Как объявили, что не едете?
— Никак. Сам позвонил администратору Боре Кулачко. «Когда приезжать за
формой?» — «А тебе не надо приезжать, в Сеул не берут…» На три дня после
этой новости я ушел в себя.
— Кто поехал вместо вас?
— Пономарев из «Нефтчи». Который ни в одном турнире накануне Олимпиады
не участвовал. Еще Вадик Тищенко — после операции, совершенно больной.
— Почему Пономарев, а не вы?
— Как все рассказывали — за деньги. Абсолютно в стиле Анатолия Федоровича.
Знаю точно: Бышовец выставил Пономарева в первом матче, а потом к нему
в кабинет пришли Михайличенко, Добровольский и Лосев. Сказали: «Если Пономарев
еще будет играть, мы на поле не выйдем».
— Нынешним скандалам вокруг Бышовца поражаетесь?
— Нет. Я с Анатолием Федоровичем достаточно общался, чтобы удивляться.
Знаю, как он поступил со мной в московском «Динамо». Я, семейный человек,
за собственные деньги вынужден был снимать гостиничный номер недалеко
от стадиона «Динамо». До этого Бышовец привел меня в новую квартиру на
Речном вокзале, где шел ремонт: «Эту квартиру отдаю тебе».
— Не отдал?
— Смеетесь? Прошло время, я стал расспрашивать: когда, мол, въезжать?
И выяснилось, что никогда. «Я тебе ничего не обещал!» «Как не обещали?!
— опешил я. — Может, вы меня, Анатолий Федорович, и в команду не приглашали?»
Тут он меня окончательно сразил: «Да, не приглашал. Это тебя Толстых приглашал,
вот у него квартиру и проси». После этих слов мне хватило получаса, чтобы
дозвониться до Садырина и очутиться у него в ЦСКА. Тот прислал за мной
уазик и Марьяна Плахетко, начальника команды.
— Из Киева приглашение пропало?
— Да. Когда уезжали с чемпионата Европы, Лобановский подозвал: «После
сезона ты — в Киеве. Если хочешь играть в сборной. А не хочешь — сиди
в своем „Зените“…»
Думал, никогда в жизни больше с Бышовцем не встречусь — а жизнь свела
в Питере. Он «Зенит» принял. Я стал первым человеком, которому Анатолий
Федорович позвонил.
— Зачем?
— Застал меня по дороге в Таиланд: «В вашей команде столько подводных
течений! Помоги, Сережа, мне их разрулить…» Я уж как дурак решил, что
человек прошлое забыл. А оказывается, Бышовец ничего не забывает. Буквально
через два месяца отчислил.
Смешная история: во время разминки Анатолий Федорович затеял рассказ о
том, что видел в Корее. Марадона приехал, опоздал на прием к президенту,
зато два дня не ел и на показательной тренировке смотрелся хоть куда.
Несколько часов работал, не останавливаясь. Я же всегда мог такое ляпнуть,
что всем смешно. Садырин на это не обижался.
— Не сдержались и в этот раз?
— Не сдержался. Говорю: что нам на Марадону-то равняться? Он кокаинчика
нюхнет — может трое суток бегать как дурак… Бышовец насупился. Решил,
что я ему воспитательную тему сорвал. Вызвал меня: «Когда я говорю — все
молчат».
Как-то летели из Питера, проходили таможню — меня знакомые увидели: «Пошли,
проведем через зеленый коридор…» И мы с Серегой Приходько рванули туда.
Садимся в баре, заказываем кофе. Тут появляется Бышовец, отстоявший общую
очередь: «Что-то не понимаю. Я стою в очереди, а ты проходишь? Почему
я стою?» Извините, говорю, Анатолий Федорович, не подумал. Но дальше еще
круче. Хочу за кофе рассчитаться, бармен только отмахнулся: «Серый, ты
чего…» Бышовец уже в «дьюти-фри» меня нагнал: «Что-то снова не понимаю.
Почему я за кофе плачу, а ты — не платишь?»
Наконец, он вызвал Валю Егунова, нашего нападающего: «Хочешь играть в
„Зените“?» — «Хочу!» — «Тогда приходи и докладывай все, что говорит обо
мне Дмитриев!» Тот пришел — только не к Бышовцу, а ко мне. «Серега, что
делать?» А ты, говорю, иди и докладывай: Дмитриев говорит, что Бышовец
— лучший тренер. И человек тоже замечательный…
НОГУ СОБИРАЛИСЬ АМПУТИРОВАТЬ
— Другой тренер «Зенита», Станислав Завидонов, обвинял вас в продаже игры
Днепропетровску, кажется?
— Было. Я в тот год чуть не умер от паховой грыжи, как мне потом в госпитале
КГБ объяснили. Как весной прихватила, так до осени и болела. А зенитовские
начальники все приговаривали, что Дмитриев халтурит, не желает тренироваться.
«Косит». А мне кашлянуть невмоготу, с кровати самому слезть вообще пытка.
На игру-то еще выходил — после укола. Знаете, что нам кололи?
— Что?
— Дозу анальгина в задницу, и вперед. Беги. Тут игра с Днепропетровском,
где полсостава — мои друзья по сборной. Лютый, Таран, Пучков… Приглашают
меня на разговор. Попроси, дескать, своих, чтоб отдали игру. Не бесплатно,
понятное дело. Нет проблем, я нашим сообщил, но помогать «Днепру» отказались.
Ладно, не будем — значит, не будем. Я так днепропетровским ребятам и передал.
Мы честно им проиграли — то ли 0:1, то ли 1:2… Но после этого матча из
«Зенита» отчислили Толика Давыдова. Которому играть и играть еще было.
— За что?
— Чтобы он случайно за «Зенит» не наиграл больше, чем Лев Бурчалкин. Чтобы
рекорд не переписал. Давыдов плакал, а я его утешал: «Толя, пойдем лучше
шампусика возьмем. Отметим расставание». А меня за то, что якобы не слишком
отдавался, перевели в дубль.
— Самый нелепый доктор, которого встречали?
— Был один в ЦСКА — чуть ноги из-за него не лишился. Я приехал из-за границы,
Тарханов меня хотел брать в команду. Так этот доктор зарядил мне укол
в колено — и занес стафилококк. С утра встаю — колено, как голова. В больнице
жидкость откачали, врач уже там сомневаться начал: «Какая-то нога странная…»
Дошло до того, что собирались ампутировать, но один врач из госпиталя
Бурденко отстоял. Сказал: «Попытаемся бороться». За две недели я столько
антибиотиков сожрал, что лысина образовалась. Но ногу спасли.
— И лысина заросла?
— Не заросла, к сожалению. Вот она.
— Удивительная у вас судьба.
— Это точно. Между прочим, когда Миша Еремин погиб, все думали, что за
рулем «шестерки» был я. А мы в тот вечер с Колотовкиным у него дома сидели,
шампанское пили. От человека, который с Мишей за рулем сидел, ничего не
осталось. По частям собирали. Достали руку, смотрят — перстень. Такой
же, как у меня. И Садырин звонил Колотовкину сказать, что Еремин с Дмитриевым
убились… Если бы устроили после Кубка нормальный банкет, все живы были
бы. Сели бы и отметили. А так — команда разъехалась по домам.
— Почему вы к Колотовкину отправились?
— Меня в общаге поселили. А у Сереги хоть пельмешки были, теща делала.
ПОСТРАДАЛ ОТ МАДАМ МИЛЕВСКОЙ
— Зенитовская майка, в которой чемпионом становились, осталась?
— Нет, тогда форму принято было сдавать. Не вернешь — не рассчитают. Но
я хитро сделал: накатал в милицию заявление, что у меня форму украли.
Принес в профком «Зенита» справку, что возбуждено уголовное дело. Но все
равно, от старых времен только одна футболка осталась, сборной СССР. С
автографами ребят, которые ездили на Еurо-88…
— Один из них умер совсем молодым, Иван Вишневский.
— Нелепая смерть. В бане сковырнул родинку, пошли метастазы — за какой-то
месяц парня не стало. А Витьку Янушевского, с которым в ЦСКА играли, нашли
в Германии повешенным. Никто не знает, почему. Хотя Витька был такой человек…
Профессионал. Не курил, сильно не выпивал.
— Московская квартира от ЦСКА осталась?
— Нет. По собственной глупости. Тогда ЦСКА давал квартиру, но для этого
надо было с женой фиктивно развестись. Потом снова расписались бы. Однако
тогдашней жене подруги нашептали, что я не для себя квартиру хочу получить,
а для любовницы. Из Америки возвращаюсь, чувствую — жена от меня лицо
воротит. «Что такое?» — «Мне рассказали — завел ты любовницу в Москве…»
А сейчас такая хата стоит под полмиллиона долларов.
Поэтому от игровых времен осталась разве что Gazetta dello sport с шикарными
оценками за матчи против «Ромы». После римского матча ужинал с одной нашей
легкоатлеткой и ее мужем-итальянцем. Он бизнесмен со связями, при мне
звонил в четыре клуба серии, А — и все соглашались меня взять. Нужно было
дождаться трансферного окна. А потом по мою душу в Москву приехал из Австрии
менеджер, будь он неладен, доктор Петершелько. Предложил контракт. И я,
дурачок, поддался…
— Там и настигли вас неприятности?
— Да, благодаря жене футболиста Милевского. Сказала по телефону: «Ты много
вопросов не задавай, подписывай все бумаги, которые дадут. Не обманут».
Следом доктор подсунул контракт на немецком, который я подмахнул. Поверил
людям. Потом в самолете мне перевели, что я подписал: и сумма в два раза
меньше, и Петершелько становился моим агентом на три года. С процентом
от всех выплат.
— До сих пор ему платите?
— «Зенит» ему позже бросил тысяч двадцать, чтобы отстал. Договаривались,
что в Австрии буду получать десять тысяч долларов, а платили четыре. Все
равно сумасшедшие деньги — в России-то давали 500 рублей. От этой мадам
Милевской много наших пострадало: Леонов, Кобозев, Поздняков, Имреков,
Янонис, Шмаров, Нарбековас…
— Да еще и никакого удовольствия от футбола?
— Может, я не в ту команду попал? Нам, русским, наливали, с нами сидели,
а потом нас же и закладывали. Мы с Поздняковым и Имрековым их в какой-то
момент раскусили — зареклись с этими австрийцами за стол садиться. Ссылались
на дела — и уходили в сторону.
— Зато от ЦСКА не только газеты у вас остались. Еще и две медали за чемпионство.
— Да. Одна — официальная, золотая, а другую выдал какой-то банк. Сказали,
что банк будет расти с каждым днем, а медалька — дорожать. Чтобы сразу
не обменивали на 5 тысяч рублей. Потом как-то вернулся из-за границы,
отдал ее другу, чтобы проверил — сколько тысяч теперь стоит. Оказалось,
нисколько — банк развалился… Она даже не золотая, будто жетон на метро.
Смешно мы то чемпионство отметили. Сами в шоке были. После чествования
приходим на банкет. Там специально для игроков столы расставили. Смотрим:
на наших местах уже орудуют популярные комментаторы, еду накладывают,
выпивают вовсю. Нас никто не ждет.
— Погнали их?
— Нет, отправились в соседний зал, где руководство выпивало вместе с Розенбаумом.
Говорим жестко: «Раз сесть нельзя, мы сейчас уходим и пьем где хотим.
А поездку в Италию отменяем…» Как раз на турнир в Сицилию с участием «Милана»
и «Ювентуса» должны были лететь. Начальник команды от наших угроз побледнел,
помчался в соседний зал и комментаторов разогнал. Те, что успели, из тарелок
по карманам рассовали и бежать. Команде заново столы накрыли.
МАХАР БАБОКЕР
— Преследуют вас приключения.
— Так получается. Приезжаю в Израиль — на все вопросы слышу один ответ:
«Махар бабокер». Завтра, то есть. «Когда в квартиру меня перевезете?»
— «Махар бабокер». — «Телевизор когда поставите?» — «Махар бабокер». Прошел
месяц — дали какую-то халупу, с Вадиком Каратаевым на двоих. Говорят:
«Это твоя комната, эта — его. А вот здесь Каратаев спать будет…» И указали
на детскую кровать. Прямо при нас стали кресло подбивать, чтоб не упало.
Только сели — развалилось. Опять подбивают. Меняйте его, говорю. И слышу:
«Махар бабокер!» А однажды приехали на игру меня забирать. Вот тут уж
я им врезал — их же словечком. Нет, отвечают, не завтра играем, а сегодня.
«Вы сегодня играете, а я — махар бабокер…»
Через неделю самолет на Москву был — так я эту неделю прожил у Колотовкина,
в Иерусалиме. Вот он и Гречнев шикарно устроились в «Бейтаре». Великолепные
квартиры, телевизоры со ста каналами.
— Потешная история. А тренеры смешные попадались?
— Самым смешным был на моей памяти тренер Платонов из Смоленска. Вообще
ничего не соображал. Бывший военный — это многое объясняет. Думаю: куда
он с портупеей в футбол-то полез?! Как-то на «Як» полетели играть в Томск.
Самолет крошечный, сиденья не откидываются. Долетаем и узнаем: Томск не
принимает. Что делать? Полетели в Новосибирск. Было часа четыре вечера.
И Платонов вместо того, чтобы отвезти нас в город и разместить в гостинице,
оставил сидеть в самолете. В город выпустил только доктора, чтобы тот
каждому купил по бутылке кефира и батону колбасы. Раздал команде, закрыл
самолет: «Если кто хочет в туалет — терпеть!» И мы терпели до 7 утра.
Пока не пришли летчики и нас не открыли.
—
Сам тренер в портупее тоже сидел в самолете?
— Конечно. А потом мы наконец долетели до Томска. Платонов говорит — теперь,
мол, в гостиницу, пообедаем. Проезжаем мимо стадиона, видим: народ на
трибунах. Платонов у водителя спрашивает — что такое? «Скоро футбол, через
час». Оказывается, наш тренер часы не перевел. И мы, не обедая и не отдыхая,
скрюченные после «Як» вышли на поле.
— В «Спартаке» таких бед не знали?
— В «Спартаке» своих особенностей хватало. В Лигу чемпионов не попали,
вылетели от «Кошице». Даже мой гол не помог. Тут же Олег Иванович объяснил,
что собирается строить новую команду. Как-то «Спартак» отправлялся на
матч Кубка УЕФА, а меня даже никто не разбудил. Сам проснулся, спускаюсь
вниз — никого нет, эхо гуляет по базе…
Через день-другой зашел к Сереге Горлуковичу, старому приятелю. Умному
парню. «Сергунь, что делать-то? Наверное, домой поеду в Ленинград». Тот
успокоил: «Деньги платят? Ты же нигде столько не заработаешь? Вот и сиди,
три месяца осталось до конца контракта!» Я подумал: в самом деле зачем
терять такие бабки?
— Сколько тогда платили в «Спартаке»?
— Мне выдавали пять тысяч долларов в конверте. А когда с футболом завязал,
вся жизнь висела на волоске. Ни работы, ни денег. Только завел новую семью,
жена беременная. Не представлял, что делать. Пришел в «Зенит», попросил
помочь — ответили: «Мест нет». И в этот момент всякие мысли закрадывались.
— Узнали, что такое полное безденежье?
— Играл за ветеранов — какие-то копейки подкидывали. Что-то капало с ларьков,
которые в свое время поставил. Все. Хотел извозом промышлять, но страшно
стало. В те годы частников часто убивали. У меня друг так едва не погиб,
крепко поколотили.
— Но вас-то поколотить трудно — с таким телосложением.
— Я до какого-то момента худющий был. Но попал в юношескую сборную к Киселеву
меня и разнесло. Там хорошая была команда: Протасов, Черчесов, Еременко,
Петров, Яковенко… Четыре тренировки в день. За месяц меня накачали так,
что потом в ленинградском «Динамо» сказали: «Уехала сосиска, а приехала
сарделька». Я из-за этих мышц ходил, как Буратино. По двадцать минут приходилось
разминаться, нагнуться не мог на тренировке.
Но драться не стеснялся и прежде. Помню, только попал десятиклассником
в ленинградское «Динамо». А там ветераны: Саша Маркин, Женька Соколов…
В одном матче мячи все теряю и теряю. Соколов кричит: «Не давайте ему
больше пас!» Я не смолчал, ответил. Слово за слово — дошло до драки. Потом
я, правда, понял, что с ветеранами ссориться не стоит, — поплелся извиняться.
Но авторитет заработал.
«ШАГНИ Я В ПОДЪЕЗД — МОГЛИ УБИТЬ» «Спорт-Экспресс»,
14.08.2015
В Петербурге его нынче не застать — двукратный чемпион СССР в составе
«Зенита» и ЦСКА служит в клубе «Сахалин». Но нам удалось. И застать, и
разговорить. Читать далее
»