Клубы: «Локомотив» Нижний Новгород (1996–2000), «Динамо» Москва (2000–2001),
«Сатурн» Раменское (2002–2005), «Москва» Москва (2006–2008), «Рубин» Казань
(2009–2012).
Чемпион России: 2009. Обладатель Кубка России: 2012.
За сборную России сыграл 2 матча.
* * *
ГЛАВНЫЙ ВОПРОС ПЕТРА БЫСТРОВА
Практически во всех футбольных странах капитаны молодежных сборных, взрослея,
плавно переходят в национальную команду, где становятся если не лидерами,
то хотя бы твердыми игроками основы. В России, к сожалению, наблюдается
иная картина. Футболисты, подававшие в начале своей карьеры большие надежды
и со временем обещавшие вырасти в настоящих звезд, по разным причинам
исчезают из поля зрения тренерского штаба главной команды страны. Так
случилось и с Петром Быстровым. Полузащитник, некогда выводивший на поле
«молодежку» с капитанской повязкой на руке, оказался не востребован в
первой сборной. Впрочем, один шанс закрепиться в национальной команде
у полузащитника «Сатурна» был, но с уходом из сборной Валерия Газзаева
еще в 2003 году Быстров больше не попадал в поле зрения новых наставников.
А между тем при дефиците крайних хавбеков, давно просматривающемся в сборной
России, Петр вполне мог бы оказаться полезным. Впрочем, Быстров пока не
отчаивается. Недавно Петру исполнилось 26 лет, и он чувствует в себе силы
подняться на новую ступень своей карьеры. И будем надеяться, что одному
из лидеров подмосковного «Сатурна» это по силам!
— Петр, ты выступаешь за «Сатурн» уже почти четыре года. В подмосковном
клубе ты единственный сторожил, все остальные футболисты появились в «Сатурне»
позже тебя либо, как Валерий Чижов, выступают за клуб с перерывом. Что
это такое — в 26 лет чувствовать себя ветераном команды?
— Ко мне определение «ветеран» не подходит вовсе. Пока во всяком случае.
Все-таки в «Сатурне» есть более опытные игроки — Витя Онопко, Андрей Канчельскис.
Мое место в команде где-то посередине — между ветеранами и молодежью.
Я бы назвал свою роль в «Сатурне» иначе — связующее звено.
— И все же для болельщиков «Сатурна» Петр Быстров успел стать символом
клуба…
— Да, для меня «Сатурн» стал родным клубом. И со стороны болельщиков отношение
ко мне самое доброе. Надеюсь, и в будущем не разочарую поклонников «Сатурна».
Нужно отвечать на их любовь взаимностью, понимаю, какой груз ответственности
лежит на мне. Когда я приходил в команду, то она выступала лучше, чем
в прошлом году, да и в нынешнем тоже получается, что ожидания болельщиков
не оправдываются, и это меня беспокоит. Поклонники «Сатурна» и руководство
мечтают увидеть свой клуб в еврокубках. А в таких случаях с кого повышенный
спрос? С лидеров. Поэтому мне очень хочется чего-то добиться вместе с
«Сатурном». К сожалению, пока не получается.
— В последние годы состав «Сатурна» неизменно претерпевает существенные
кадровые изменения. На твой взгляд, есть какая-то одна главная причина
такой нестабильности?
— Все сводится к одному — руководство недовольно результатами команды.
И раз нет успехов, значит, руководители вправе менять состав так, как
считают нужным. А ведь «Сатурн» из года в год не выполняет поставленных
задач. Я даже не скажу сразу, сколько тренеров у нас поменялось за последнее
время… А ведь когда приходит новый специалист, то меняется стиль игры
команды. Все тренеры всегда стремятся подобрать под свою тактику своих
исполнителей. Отсюда и постоянная смена футболистов. Сейчас в «Сатурн»
вернулся Владимир Шевчук. Полагаю, к следующему году состав вновь претерпит
изменения. Можно сказать, наш клуб пребывает в поиске оптимальных исполнителей.
— В подмосковный клуб, по словам руководителей области, вкладываются значительные
средства. Игроки это ощущают?
— Конечно, построена отличная база в Кратово, хороший стадион… В плане
материальном никаких проблем нет. Посмотришь на турнирную таблицу — впереди
нас команды, где по несколько месяцев не платят зарплату. Почему так получается?
Нет у нас какой-то целостной игры, взаимопонимания на поле. От этого зачастую
мы и уступали в ряде матчей на последних минутах. Не хватало того духа
коллективизма, который был в «Сатурне» образца 2002 года. Тогда все наши
соперники по чемпионату боялись играть в Раменском. Тяжело им приходилось…
А сейчас тот дух пропал. Нужно время, чтобы «Сатурн» стал единым целым.
И конечно, необходимы громкие победы, чтобы команда психологически раскрепостилась,
почувствовала уверенность в своих силах.
— Ты сам упомянул о большом количестве тренерских отставок, происходивших
в «Сатурне» за последние четыре года…
—
Давайте посчитаем: Шевчук, Шевченко, Романцев, Игнатьев, Тарханов и опять
Шевчук.
— По-твоему, эти перестановки были оправданны?
— При Шевченко мы весь сезон-2003 уверенно шли, боролись с ЦСКА даже за
первое место. Был матч на стадионе «Динамо», выиграв который мы бы приблизились
вплотную к армейцам. «Сатурн» тогда в очень эмоциональной по характеру
встрече сумел добиться только ничьи, но шансы занять призовое место у
нас оставались отличные. Чуть-чуть тогда не хватило… С Романцевым поработать
пришлось всего пару месяцев, по состоянию здоровья он покинул команду…
Потом Борис Петрович Игнатьев пришел. Трудно сказать, на пользу отставка
пошла «Сатурну» или нет. Тяжело ему было, Игнатьев ведь пришел перед самым
стартом чемпионата, не готовил команду к сезону, не вел селекционной работы.
Естественно, возникли проблемы. Пусть мы не проигрывали, но и не побеждали.
Потом «Сатурн» возглавил Тарханов, и из семи последних матчей турнира-2004
пять мы выиграли. Не знаю, с чем это было связано, может, с тем самым
раскрепощением коллектива. Сейчас, вспоминая те сезоны, результаты говорят
сами за себя. В 2002 году при Шевчуке мы заняли шестое место, а в последующие
годы останавливались на седьмом, что можно расценить как шаг назад. Получается,
команда топчется на месте, а не прогрессирует.
— Работа с каждым тренером всегда чем-то обогащает футболиста. Может,
смена наставника для игрока не всегда является негативным фактором?
— Мне интересно было с каждым тренером работать. У всех специалистов,
трудившихся в «Сатурне», были разные тренировочные занятия, свои стили
игры. Можно сказать, что за четыре года я стал более разносторонним футболистом,
чем был до этого. Жизнь профессионального спортсмена такая — нужно постоянно
привыкать к новым требованиям. Думаю, мне это удавалось, ведь все тренеры
«Сатурна» ставили меня в основной состав.
— Вместе с тем в одном из интервью ты как-то отметил, что «своего тренера»
пока так и не встретил…
— Так я большой срок не работал ни с кем из наставников — год, максимум
полтора. За такое время тяжело сказать о ком-то «мой тренер».
— Каждый их пяти тренеров уходил из «Сатурна» по-разному. Чей уход тебе
особенно запомнился?
— Шевченко. До сих пор не могу понять, с чем он был связан. На финише
сезона-2003 случились две неудачные игры — с «Аланией» и с «Крыльями Советов»,
после них команда откатилась на четвертое место, но до третьей позиции
было совсем близко. И тут Шевченко был отправлен в отставку. Не только
для меня, для всей команды это стало потрясением.
— А вообще у футболистов возникают сожаления по поводу ухода того или
иного тренера или между теми и другими такое расстояние, что ничего личного
быть не может?
— Когда работаешь под руководством какого-то человека, привыкаешь к его
требованиям. Негативный осадок от отставки тренера у футболиста остается
всегда. Неприятно на душе первые два дня. Постоянно анализируешь: почему
так произошло? А потом все забывается. Профессиональный футбол такой —
тренеры приходят и уходят. Могу добавить, что со всеми наставниками после
их отставок у меня остались достаточно теплые отношения.
— Помимо расставаний с тренерами в твоей карьере были и расставания с
клубами: нижегородским «Локомотивом» и московским «Динамо». Остались у
тебя к ним теплые чувства?
— Нижегородский «Локомотив» — команда моего родного города, там я делал
свои первые шаги в футболе. И до сих пор слежу за ее выступлением. В «Локомотиве»
работает много знакомых, и я считаю этот клуб родным для себя. Он сейчас
выступает во втором дивизионе, но я мечтаю, чтобы Нижний Новгород вновь
когда-нибудь попал в элитную лигу. Что касается «Динамо», то о том периоде
своей карьеры я не думаю.
— Есть какие-то эпизоды твоего выступления за нижегородский клуб, которые
ты до сих пор вспоминаешь с удовольствием?
— В первую очередь вспоминаю то, что был нападающим, а Валерий Викторович
Овчинников сделал меня крайним полузащитником (смеется). Помню свой дебют
в «Локомотиве». Против «Алании», в домашнем матче, я вышел на позиции
форварда. «Старички» не давали мне, семнадцатилетнему, стоять на поле,
бегал я как заведенный. Ну, а после той игры уже появлялся на поле только
в полузащите. Для меня тогда было счастьем просто играть. В команде не
было левого хавбека, вот я и был определен на это место. Может, благодаря
такой переквалификации и состоялась моя карьера. Был еще один памятный
матч — в Кубке Интертото. На переполненном стадионе в Нижнем Новгороде
мы выиграли у югославов со счетом 1:0. До сих пор с удовольствием вспоминаю!
— Покинув «Локомотив», ты перебрался в Москву, в «Динамо», а твой родной
клуб спустя год с небольшим прекратил существование. Как к этому ты тогда
отнесся?
— Я перешел в «Динамо» в 2000 году, тогда нижегородцы еще выступали в
высшем дивизионе, боролись за выживание. У «Локомотива» оставались шансы
спастись, но в московском матче на динамовском стадионе я забил нижегородцам
мяч. Похоронил свою родную команду. Еще газеты тогда писали: «Быстров
вбил гвоздь в гроб «Локомотива». Ну, а когда через некоторое время Нижний
Новгород остался без команды, то, конечно, расстроился, тем более что
в городе перестал существовать не только клуб, который появился в 1989
году, но и все детские футбольные школы. Для нижегородских болельщиков
это стало шоком… Но ничего, сейчас команда возрождается.
— За свой второй клуб в карьере — «Динамо» ты выступал недолго, покинув
его после разбирательства в Контрольно-дисциплинарном комитете (КДК).
Об этом эпизоде своей жизни ты практически всегда умалчиваешь. Процедура
была очень неприятной?
— Конечно, гораздо приятнее уходить из команды, пожав руки руководству,
оставшись в хороших отношениях. «Динамо» тогда не хотело выполнять контрактных
условий, а я не шел на компромисс. Пришлось прибегнуть к услугам КДК.
— Из нижегородского «Локомотива» ты ушел тогда, когда клуб испытывал финансовые
проблемы. «Динамо» покинул тоже в тот момент, когда у клуба были сложности…
— Ну, не соглашусь. Из «Локомотива» — да, а в «Динамо» была другая ситуация.
Там пришел новый генеральный — Сергеенко. В начале сезона он заявил: «Клуб
ждет светлое будущее». Так что уходил я из очень перспективной команды
(смеется). А если серьезно, то сейчас в «Динамо» появился новый хозяин
— Федорычев, но нельзя сказать, что проблем у клуба стало меньше. Денег
на селекцию потрачено немало, но иностранных звезд лихорадит. Наш чемпионат
очень специфический, не каждый футболист тут может раскрыться.
— Случись ситуация, аналогичная той динамовской, ты бы вновь обратился
в Палату по разрешению споров, которая выполняет сейчас часть функций
КДК?
— Теперь приложил бы максимум усилий, чтобы решить все по-хорошему. Впрочем,
и тогда я тоже стремился урегулировать вопрос без КДК. Но ни выполнять
условия контракта, ни отпустить меня в другой клуб руководители «Динамо»
не хотели и твердили одно: «Никуда мы тебя не отпускаем, сиди и терпи».
Ну, я и написал заявление в КДК, который рассмотрел мое дело. После чего
меня вызвали на комиссию. Все это было похоже на суд: выслушали мою точку
зрения, потом — клуба, посовещались и вынесли решение. Нервная процедура.
Если бы КДК принял сторону «Динамо», то меня могли бы подвергнуть годичной
дисквалификации. Вообще не смог бы нигде играть!
— А в нынешнем российском футбольном мире насколько игрок чувствует себя
защищенным?
— Лично я уверен в тех людях, с которыми сейчас работаю в «Сатурне». Не
дай бог, случится какая сложная ситуация, убежден, клуб меня не бросит.
А вот на примере «Крыльев» можно обосновать и другую точку зрения. Люди
подписали контракты, выполняли свою работу, а им по несколько месяцев
не платят деньги. Получается, не защищены футболисты. Пожалуй, защищенность
игрока зависит от конкретного клуба.
— Недавно в России был создан уже второй по счету профсоюз футболистов.
Есть у тебя намерение вступить в эту организацию?
— Читал где-то, что есть профсоюз, главный там — Аршавин. Думаете, будут
прислушиваться у нас к этой организации? Если бы эта организация стояла
на страже игроков, как, например, в Англии, я бы с удовольствием в нее
вступил. Правда, пока не знаю ни одного футболиста, кроме того же Аршавина,
который уже является членом профсоюза. Не знаю, но постараюсь выяснить.
Теперь даже самому интересно…
— Петр, двадцать шесть лет считается лучшим возрастом для футболиста.
Чувствуешь, что находишься в расцвете своей игровой карьеры?
— Наверное, да. Хочется что-то выиграть в своей жизни, добиться каких-то
результатов. И я чувствую, что силы и желание на это есть.
— Накануне беседы с тобой мы сошлись во мнении, что есть вопрос, на который
особенно хочется получить твой ответ: почему Петр Быстров, бывший когда-то
капитаном молодежной сборной России, редко привлекается в национальную
команду страны?
— Я сам постоянно задаю себе тот же самый вопрос. Стабильности, к сожалению,
мне не хватает. Яркие матчи есть, а проводить все игры чемпионата на общем
высоком уровне пока не получается. Для игрока сборной провалы неприемлемы.
Шанс в национальной сборной у меня был, при Газзаеве. Но потом произошла
смена тренера. Ярцев меня не вызывал. Мог бы, наверное, все-таки. В прошлом
году в целом провел неплохой сезон — восемь мячей забил. Для полузащитника
вполне нормальный результат.
— Может, дорога в первую сборную из «Сатурна» длиннее, чем из остальных
команд премьер-лиги?
— Не сказал бы. Просто когда команда находится в нижней части турнирной
таблицы, на нее не очень обращают внимание. Меня три раза вызывали в национальную
команду, и это было тогда, когда «Сатурн» шел на втором месте в чемпионате.
— Петр, когда ты только пришел в московское «Динамо», а потом в «Сатурн»,
складывалось ощущение, что твое мастерство растет. В последние же два
года твоя игра поблекла…
— Когда я пришел в «Сатурн» в 2002 году, то команда прогрессировала, и
футболисты тоже прогрессировали. А сейчас перед нами ставят задачи, а
выполнить их мы не можем… Но теперь в команду вернулся Владимир Шевчук.
Это тренер-максималист. Прийти из ЦСКА, чтобы бороться за десятые места…
Это не для него. Надеюсь, изменения обязательно будут.
— Как ты думаешь, чем «Сатурн» отличается от «Локомотива», «Спартака»?
В чем изюминка команды?
— Индивидуальность? «Сатурн» всегда был силен в игре в обороне, мало пропускал
и остро действовал в контратаках. И при Шевчуке, и при Шевченко мы много
матчей выигрывали со счетом 1:0 благодаря желанию и волевым качествам.
Козырем «Сатурна» было то, что очень высоко ценится в современном футболе,
— игра на результат. А сейчас, не уступая никому по игре, мы часто терпим
поражения.
— Петр, в заключение беседы назови, пожалуйста, самое большое достижение
Быстрова-футболиста?
— …Даже не знаю, в тупик меня поставили. Максимум, чего добивался, так
это пятое место в составе «Динамо» занимал… Капитаном «молодежки» был
— тоже достижение. Впрочем, поставьте прочерк пока.
Денис ВДОВИН, Михаил СТРОГАНОВ. Журнал «2х45», 2005
* * *
«ГОД ПОЛУЧИЛСЯ ЧУДОВИЩНЫМ»
СУББОТА, 13-Е
Петр Быстров был заметной фигурой даже в нижегородском «Локомотиве» —
страшно сказать, сколько лет назад. Недавно доехали мы до города Владимира,
где тихо заканчивает с футболом Дмитрий Вязьмикин. Вспомнил много интересного
из той поры.
— Гонял нас Валерий Овчинников как сидоровых коз. Однажды заставил подкаты
отрабатывать. По триста подкатов за тренировку — вся задница разодрана.
Или упражнение: останови мяч животом. Лежа. Причем на каждой фишке ставил
человека — специально присматривать за Петей Быстровым. Тот любил уголок
срезать. У Бормана он был чемпионом по критике. Как-то на собрании Овчинников
речь дал: «Петя, сколько тебе лет?» — «19». — «У тебя же все есть, тебе
ничего не надо! Ты же ничего не хочешь! А машина у тебя какая?» — «99-я».
— «Вот! „99-я“! Ты ж домой приходишь, холодильник пинаешь — у тебя оттуда
сервелат сыпется, в 19 лет…»
Прошли годы — из той команды лишь 30-летний Быстров в большом футболе
на виду. Хотя ездит давным-давно не на «Жигулях» и сменил четыре команды.
На днях стал чемпионом. Первая в его жизни медаль.
Летом его имя не сходило с газетных полос по печальному поводу — 13 июня
Быстров получил тяжелейший тепловой удар во время матча «Рубин» — «Ростов».
С тех пор на эту тему не давал интервью. Сегодня он впервые решился на
откровенный разговор.
КАК ПОЧЕТНЫЙ ДОНОР
— Вы наверняка анализировали все, что предшествовало тепловому удару.
Дурных предчувствий не было?
— Все предыдущие дни перебрал в памяти — вообще ничего подозрительного.
Все как обычно. До сих пор не могу понять, почему это случилось. Какое-то
стечение обстоятельств. Думаю, одна из причин — жара, наступившая накануне.
Организм не успел адаптироваться.
— В ту субботу стояла ужасная жара?
— Да, было тяжело. Мы изначально готовились бороться не только с соперником,
но и с погодой. Как потом сказали, во время матча было плюс 37 в тени!
— Начался он в два часа дня?
— В три.
— Тогда из игроков «Рубина» не только вы скверно себя чувствовали. Кажется,
Орехов в перерыве просил замену?
— Нет, в перерыве не просил. Ему стало плохо в начале второго тайма. Насколько
я помню, Баляйкин в первом тайме к доктору обращался.
— Вы почему замену не просили?
— Не предполагал, что так все обернется. Повторюсь, я же не первый раз
играл в такую жару. Глупо жаловаться, тяжело было всем.
— До вас потом дошел комментарий Владимира Маслаченко, который заявил,
что все ваши беды со здоровьем — «обыкновенная неготовность»?
— Это его мнение. Если бы человек видел все, что там происходило, наверняка
так не говорил бы. Играть в жару можно, но нужны ли подобные матчи болельщикам?
Из-за таких комментаторов складывается неправильное мнение людей о происходящем.
Слышит звон, да не знает где он.
— Была бы возможность все повернуть назад, что сделали бы по-другому?
— Если б знал, что так произойдет — окажусь в реанимации, жизнь будет
висеть на волоске, не говоря уже о том, вернусь ли я футбол, — наверняка
поступил бы иначе. Но даже не представляю как…
— Возвращаясь к матчу — что помните?
— Помню все, кроме последних пяти минут.
— Видеозапись позже смотрели?
— А зачем?
— Получается, о происходящем в конце игры можете судить лишь с чужих слов?
— Вот именно. Жена была на трибуне, рассказывает: я сыграл в подкате и
потом еле-еле встал… А я этот эпизод не помню вовсе. Стерлось. Ребята
говорили, как я уходил с поля — поднял руки, похлопал зрителям. Потом
сидел в раздевалке, всем казалось, что все нормально.
— Вам тоже казалось?
— Что происходило в раздевалке, я не помню… Год вообще получился чудовищным.
Помимо собственных проблем со здоровьем потерял родителей. В январе отец
умер. Я только успел на сборы уехать, и 9-го числа у него случился инфаркт.
А в августе не стало мамы. Она тяжело болела. Да и мои неприятности усугубили
ее болезнь.
— У вас получается жить сегодняшним днем? Или до сих пор умом в тех событиях?
— Стараюсь гнать мысли о тех днях, хоть уходить от этого очень трудно.
Родителей никто не заменит. Думаешь: почему все это произошло? Почему
со мной? Но надо жить… Жаль только, папа с мамой не успели порадоваться
чемпионству.
— Многие близкие открылись с новой стороны?
— В близких я всегда был уверен. Звонили даже те знакомые, с которыми
давным-давно не общался. Желали здоровья.
— Что говорит жена? Вы после этой истории изменились?
— Довольно сильно. Раньше все разговоры сводились к футболу, а сейчас
понял — есть вещи поважнее.
— С Ольгой познакомились в Москве?
— Нет, в Нижнем Новгороде. Я тогда в «Сатурне» играл. В родной город приехал
на выходные — и встретил Ольгу. Она моя самая большая удача в жизни. Мы
уже пять лет вместе.
— Какие советы сейчас можете дать людям, которым предстоит играть в жару?
— Воду пить. Если у тебя постоянно пересыхает во рту — значит, наступает
обезвоживание. По губам это чувствуется. Надо хоть глоточек сделать.
— Может, вы мало пили?
— Видимо, надо было больше.
— Прежде случались матчи, когда невмоготу было из-за жары?
— И много — я ж не первый год в футболе!
— Какой сразу всплывает в памяти?
— Финал Кубка России, когда «Москва» 120 минут билась в Лужниках с «Локомотивом».
Тогда пекло было еще страшнее, градусов сорок. На синтетике в жару играть
невыносимо. Потом два дня кожа с ног слезала.
— Сколько дней пробыли в больнице?
— Десять. Затем отправился в санаторий под Казанью. Мне летать нельзя
было, переезды тоже не рекомендовались.
— Эти десять дней в больнице — самые скучные в вашей жизни? Или в санатории
было еще скучнее?
— В санатории было повеселее — жена рядом, сын… А в больнице — тоска.
Лето, духота, у меня капельницы. Процедуры без конца. Столько крови взяли
за это время — могу почетным донором стать. Каждый день — то из вены,
то из пальца. После больницы чувствовал себя великолепно. Хотел уже на
летние сборы с «Рубином» в Австрию лететь.
— Что помешало?
— Врачи запретили. Во-первых, сам перелет. Во-вторых, в Австрии большая
влажность. Решили не рисковать.
КОМА
— Долго еще прислушивались к собственному организму, ожидая сюрпризов?
— Недели три бегал с датчиками. Сам наблюдал — какой пульс, что с сердцем…
Хотя знал, что все должно быть в норме. В Москве меня за две недели полностью
обследовали. Врачи хотели выяснить, из-за чего такая реакция организма.
— Оказалось, все с вами в порядке?
— Абсолютно здоров. В клинике сказали — организм сильный. В рубашке родился.
— Все было настолько серьезно?
— 60 процентов людей после теплового удара четвертой степени умирают.
20 — на годы впадают в кому. И только каждый пятый, выжив, остается нормальным
человеком.
— Когда тренировались с датчиками, был подсознательный страх — вдруг увидите
что-то не то?
— Никакого. Даже не понимаю, откуда такая уверенность взялась. На первых
тренировках врач все время одергивал: «Петя, спокойнее, не надо пока больших
нагрузок…»
— Курбан Бердыев тоже так считал?
— Когда приступил к тренировкам, Бердыев говорил: «Набирай форму постепенно,
не надо форсировать». Все прекрасно понимали, что начинаю практически
с нуля. Мне приходилось себя сдерживать. Но людей можно понять — они помнили,
что творилось в раздевалке. Никогда прежде такого не видели. Не видел
только я — потому и был готов на серьезную работу почти сразу.
— Первый раз вышли в Ростове?
— Да, 25 октября. Вот как все закруглилось — от Ростова до Ростова.
— Сезон завершится — надо будет снова сдавать анализы?
— В «Рубине» раз в неделю осмотр, электрокардиограмма. Это нормальная
практика. Специально у меня никаких анализов уже не берут.
— Сегодня нет ничего, что напоминало бы об июне 2009-го?
— Ничего. Только чувствую, что врач в команде наблюдает за мной пристально.
Постоянно подходит: «Как самочувствие?» Уже привык к этому, доктор очень
щепетильный человек. Думаю, еще долго он будет ко мне присматриваться.
— Бердыев после вашего обморока сказал: «Смотреть на то, что происходило
в раздевалке, было невозможно. Многие ребята, глядя на это, не сдержали
слез».
— Скажу больше — мне до сих пор стараются не рассказывать, что там было.
— Даже Ольга?
— Она не была в раздевалке. Да и зачем ей это знать? Достаточно того,
что меня пронесли на носилках мимо нее из раздевалки. Она стояла у дверей.
Сказали жуткое — дескать, у меня, скорее всего, геморрагический инсульт…
— Врачи «Рубина» сделали что могли?
— Благодаря профессионализму наших докторов я сижу перед вами. Тогда первые
минуты многое решали. Случись заминка — мог быть летальный исход.
— Олег Романцев нам на днях рассказывал, как очнулся в реанимации — и
около кровати увидел друга, артиста Александра Фатюшина. Когда в реанимации
очнулись вы — что было перед глазами?
— Сколько раз приходил в себя — видел Ольгу. Первый раз очнулся ночью
— помню лишь, сплошная темень. Жену отпустили домой поспать, и в 7 утра
ей дозвонился. Это поразительно — в 6 часов вечера был в коме, а в 7 утра
уже общался по телефону.
— Говорят, люди в состоянии комы видят много интересного.
— Почему-то всех этот вопрос интересует, часто расспрашивают. Кусок жизни
просто выпал. Будто свет выключили — чик…
— В больнице только и думали, сможете ли вернуться в футбол?
— Все не так. Первая мысль у меня была: эх, проиграли «Ростову»… Ха-ха!
Это правда!
— Бердыев приходил к вам в палату?
— Конечно. Курбан Бекиевич с большой теплотой отнесся ко мне и Ольге.
И вообще, благодарен руководству «Рубина» за поддержку.
— У Бердыева никто не играет на уколах. А в других командах приходилось?
— Играл, и это большая ошибка. Один-два матча проведешь через боль, и
закончиться все может печально. Серьезной травмой. Что у меня и произошло.
— Это в «Сатурне»?
— Да. Игнатьев попросил сыграть, я и сыграл. В итоге мышца разорвалась.
Потом лечился два месяца. Кому что доказал?
— На ваших глазах случались страшные травмы?
— Как-то играл за «Сатурн» против «Спартака». В том матче Бесчастных врезался
в Чижова, нашего вратаря, и сломал ему лицевую кость. Чижов, по-моему,
сознание потерял. Жуткая картина — кость куда-то ушла, лицо провалилось…
Валера долго лечился.
ЦАХКАДЗОР
— Бывало, что собственный организм вас поражал, выдерживая колоссальные
нагрузки?
— Знаете, я ведь у Овчинникова прошел через запредельные нагрузки. Особенно
на предсезонке. Ни разу не было момента, чтоб я сказал: «Все, не могу».
— Кроссы вам были в радость?
— Кроссы на моей памяти были в радость одному парню — Валере Макарову,
мы со школы дружим. Вот он мог бегать сколько угодно. Нас в детстве гоняли
будь здоров — то на 10 километров отправят, то на 15. По снегу, по морозу.
Никакой пользы от этой беготни не было, как сейчас понимаю. Да и тогда
я все время старался срезать. А приятель мой не срезал никогда. Я кричу:
«Валер, зачем? Куда?» — «Давай со мной…»
— Он так и не заиграл?
— Заиграл — во второй лиге. А сейчас в команде по футзалу — «Волга-Трансгаз»,
кажется.
— Вы поработали с Валерием Овчинниковым. Борман — мастер художественного
слова. Что осталось в памяти?
— Я не любитель запоминать эти афоризмы — зато сразу пришел на ум Димка
Вязьмикин. Тот, кажется, каждое собрание Овчинникова помнил.
— Да любой запомнил бы собрание, которое шло семь часов.
— Да, было такое!
— Как можно семь часов сидеть на стуле?
— Сам не понимаю. Но можно, оказывается.
— Не заснули?
— В другом месте, может, и задремал бы, но только не там. Очень шумный
был диалог.
— Борман говорил не останавливаясь?
— Нет, мы крутили взад-вперед кассету. Проиграли дома «Локомотиву» 1:3.
Каждый момент он останавливал, и начиналось обсуждение. В итоге за семь
часов даже первый тайм не досмотрели.
— Игроки не боялись отвечать?
— После этого собрания Дурнев собрал сумку и уехал из команды. Разругался
с Борманом. Кто-то мог с ним поспорить — например, Мухамадиев или Афанасьев.
Но если Овчинников завелся — и они молчали.
— А вы?
— Для меня, молодого, на таких собраниях главное было затеряться в зале.
Чтоб осколками не посекло.
— Самый памятный ваш разговор с Овчинниковым?
— Как-то привез меня к себе домой, усадил в кресло: «Ну, куда поедешь?
В „Торпедо“ или „Динамо“?» Я и понятия не имел, что меня туда зовут. Выдавил:
«Не знаю…»
— Очутились в «Динамо»?
— Да. Хоть на сборы съездил еще и с московским «Локомотивом». Смотрины
вроде нормально прошли, Семин подходит в конце: «Все в порядке, только
Овчинников за тебя большие деньги просит». Еще и доктору «Локомотива»
мое колено не понравилось.
— Мышалову?
— Ярдошвили. У меня как раз мениск удалили. После того сорвавшегося перехода
прошла неделя, и я подписал контракт с «Динамо». Естественно, ни о каком
«Локомотиве» уже не жалел.
— Больше в гостях у главного тренера не бывали?
— Нет. И тогда-то дальше гостиной не ходил. Я перед Овчинниковым был как
кролик. Я — мальчишка, а он — великий и ужасный. Еще случай помню, когда
Овчинников поразил. Меня, 17-летнего, только-только взял из дубля. Встречаемся
на пороге столовой перед установкой на матч. А играть нам с «Ротором».
Вдруг слышу: «Ну что, не испугаешься?» — «В смысле?» — «Играть не испугаешься?!"
«Нет», — отвечаю. «Да, тебе вообще все по барабану, — реагирует Овчинников.
— Ты-то точно не испугаешься».
— Неужели на поле выпустил?
— Выпустил, на последние 20 минут.
— Во время встречи с нами он курил не останавливаясь.
— Очень много курил, это правда. Еще кофе ему Козин делал по спецзаказу
— не представляю, сколько ложек на чашку клал. В комнату, где они игры
разбирали, потом не зайти было — сплошной дым. Так накурено, что минуту
побудешь — костюм можно в чистку сдавать.
— В «Спартаке» тех времен самая большая зарплата была 5 тысяч долларов.
Сколько платили в Нижнем Новгороде?
— Я получал две с половиной тысячи долларов. Лидеры, наверное, чуть больше.
— Первых российских бразильцев, Жуниора и Да Силву, в Нижнем застали?
— Да. Смешные ребята. Жуниор-то еще был не совсем деревянный, а вот Да
Силва — с пляжа. Зато успехом у нижегородских девиц пользовались бешеным.
Очереди к ним выстраивались. Кто-то из них, говорят, увез с собой в Бразилию
русскую жену.
— К вам Овчинников относился с большой симпатией. На нагрузках это не
сказывалось?
—
Никак. В этом плане меня не берег. Я на всю жизнь запомнил сбор в Цахкадзоре…
— Вы и там побывали?
— А как же!
— Трудно вас с этим поздравить.
— 18 дней носились без мячей, трехразовые тренировки. Будили нас в 7 утра,
и бежали по дикому морозу. Кругом темень, не видишь, куда бежишь… Ухнула
бы пара футболистов в ущелье — никто бы не заметил. Бегали прямо в пуховиках,
иначе невозможно. Если ветровку наденешь поверх спортивного костюма —
умрешь от стужи. На собраниях Борман говорил: «Ребята, надо заложить фундамент».
Вот мне и заложили — до сих пор на нем играю.
— Тренера Козина, который вас будил в Цахкадзоре, ненавидели?
— Мы его за зарядки не любили. Большой был любитель этого дела. В Сочи
бегали вокруг гостиницы «Камелия», вставали — и прямо из постели на кросс.
Нижегородский «Локомотив» в этих краях все знали.
— Сколько сил уходило в никуда.
— Мне жалко одного — что мало работали с мячом. Никакая беготня мяч не
заменит. Сейчас я знаю, что функционально можно подготовиться за короткий
срок. В «Рубине» очень грамотный тренер по физподготовке.
— Испанец Рауль Гонсалес Рианчо?
— Да. Во многом его заслуга, что «Рубин» без спадов прошел весь чемпионат.
У него очень эмоциональные тренировки, поднимают настроение. Могут быть
тяжелыми, но при таких эмоциях нагрузок не замечаешь.
— Овчинникова, ныне вице-президента эстонской «Левадии», давно видели?
— Он заезжал в «Москву», о чем-то толковал с Белоусом. Приехал, сильно
похудевший, на древнем «порше». «Хорошо выглядите, Викторович», — сказал
я. Видно, что прежних стрессов нет.
«Я — МЕНТ…»
— В свое время вас зазывали разные клубы. Кто особенно красиво уговаривал?
— Слуцкий. Прежде не были знакомы, а тут он позвонил, лично пригласил
в «Москву». И наговорил массу комплиментов, я был потрясен. Думаю, елки-палки,
вот уж не подозревал, что я настолько сильный футболист…
— Он и в интервью позже назвал вас «одним из самых одаренных и недооцененных
российских футболистов».
— Вот видите. Мне говорил приблизительно то же самое.
— Вы были капитаном молодежки. Почему в первой сборной так толком и не
сыграли?
— Не судьба, значит.
— Валерий Овчинников говорил, что по таланту вы достойны большего. Но
полностью раскрыться помешала травма колена.
— Травм действительно хватало. Но жалеть мне не о чем. Тем более карьера
еще не закончена. Бог даст, самое интересное впереди.
— Из московского «Динамо» вы уходили в «Сатурн» со скандалом. Александр
Новиков, тренер «Динамо», говорил, что у вас закружилась голова и работали
на сборах спустя рукава…
— Теперь вспоминаю этот момент со смехом. Все получилось банально — клуб
не захотел выполнять условия контракта. И мне об этом недвусмысленно намекнули.
— Кто намекнул?
— Новиков. В присутствии руководства устроил мне разнос: ты, мол, такой-сякой,
плохо тренируешься, голова закружилась, и вообще, хватит думать о новом
контракте.
— Нашли, что ответить?
— Я, говорю, за язык никого не тянул. Это вы завели речь о новом соглашении.
И квартиру еще год назад по контракту обязаны были дать. Я готов, — пожалуйста,
можем хоть сейчас все подписать. Вы же сами «завтраками» кормите. До последнего
надеялся решить вопрос мирным путем. Но в итоге пришлось подать заявление
на КДК.
— Помимо «Сатурна» вас приглашали еще «Локомотив» и «Шахтер». Получается,
«Локо» больше не смущало ваше колено?
— То-то и оно, что смущало. Ярдошвили сказал, что в его практики лишь
два футболиста играли с порванной передней крестообразной связкой. Один
из них — я. В «Динамо» полгода отыграл с травмой. Колено периодически
«вылетало». В «Сатурне» это пару раз повторилось. И Шевчук не выдержал:
«Хватит мучиться. Езжай на операцию в Германию». Отвечаю: «Как-то неудобно.
Пришел в команду, сыграл всего 12 матчей — и весь оставшийся сезон буду
лечиться». — «Об этом не беспокойся. Здоровье — важнее». Между прочим,
другой тренер на месте Шевчука мог бы и не говорить такое. Просто ждал
бы, когда окончательно доломаюсь.
— А «Шахтеру» почему отказали?
— К тому времени уже дал слово руководству «Сатурна». Да и не хотел уезжать
из России. Тогда это был еще далеко не тот «Шахтер», который выиграл Кубок
УЕФА.
— Гендиректор «Сатурна» Аксаков говорил, что приходил на тренировки в
тулупе, прятался в кустах и смотрел, как работает команда. Игроки знали
об этом?
— Слухи доходили, но не думали, что это правда. По крайней мере Аксакова
в тулупе ни разу не видели. Но он ведь бывший милиционер — так что прятался,
наверное, как надо.
— О своем богатом милицейском прошлом рассказывал?
— Нет. Говорил лишь с усмешкой: «Я — мент, поэтому знаю все, что происходит
в команде. От меня ничего не утаишь». Но при всех его чудачествах Аксаков
много полезного сделал для «Сатурна». В Раменском серьезный футбол появился
благодаря губернатору Громову и Аксакову.
— В «Сатурне» вы ненадолго пересеклись с Романцевым…
— Работать с ним было интересно! Все тренировки игровые, с мячами. Уделял
большое внимание передачам. Романцев повторял: «В пасе совершенства нет.
Его нужно постоянно шлифовать и доводить до автоматизма. Чтоб партнер
получал мяч на ход, под удобную ногу».
— Ухода ничто не предвещало?
— Абсолютно. Прилетели на очередной сбор — Романцева нет. Думаем, наверное,
дела в клубе задержали. Или игрока поехал просматривать. А через пару
дней выясняется, что Романцев в отставке.
КОНЦЕРТ БРАКАМОНТЕ
— Вы, говорят, недавно поменяли агента?
— Да, сейчас работаю с Олегом Артемовым. До этого был Шандор Варга.
— Почему расстались?
— Не понимаю агентов, которые помогут заключить контракт, получат комиссионные
и пропадают. Ему уже все равно, как потом у тебя складываются отношения
с руководством, играешь ты или нет. Это неправильно. Можно хотя бы иногда
снять трубку, позвонить. С Варгой нас разлучили расстояния (смеется).
Сегодня он в Лондоне, завтра — в Будапеште, послезавтра — в Киеве. У него
клиентов много. Один из них, Канчельскис, нас когда-то и познакомил.
— До Варги у вас был агент?
— Нет. Переходом из «Локомотива» в «Динамо» занимался лично Овчинников.
Когда перебрался в «Сатурн», вести дела помогали знакомые.
— Что запомнилось на «Ноу Камп» кроме победы?
— То, что игроки «Барселоны» выбегают на поле под музыку из фильма «Гладиатор».
— С кем-то футболками поменялись?
— Нет. После матча в раздевалку принесли несколько футболок «Барселоны».
Кто захотел — забрал на память. Но я к таким вещам равнодушен.
— Кто из ваших футбольных друзей собирает майки?
— Многие. Правда, дома ни у кого не видел. Вот интересно: меняются, меняются
— а куда потом-то их девают? Где они лежат?
— Лучший легионер, с которым вас сводила жизнь в одной команде, — Домингес?
— Еще бы назвал Баррьентоса. Феноменальный талант. Уехав из «Москвы» в
аргентинский «Сан-Лоренцо», сразу стал чемпионом и одним из лучших игроков
страны. Его и в сборную привлекают.
— За что же Блохин невзлюбил Баррьентоса?
— Питу — парень с характером. Взрывной, эмоциональный. Но и про Блохина
можно сказать то же самое. Таким людям общий язык найти сложно.
— Вас не удивило, насколько быстро Блохин успел в «Москве» со всеми рассориться?
— Такой он человек. Не признает компромиссы. Отношения строит по принципу:
«Я — главный тренер, и мои решения не обсуждаются». Хотя иногда эти решения
не поддавались логике. Например, была у меня травма голеностопа. Только-только
восстановился, впереди матч с «Зенитом» на выезде. Блохин спрашивает:
«Минут на тридцать тебя хватит?» — «Не вопрос». — «Хорошо, готовься. Я
на тебя надеюсь». Лечу с командой в Петербург и не попадаю в заявку.
— Почему?
— Загадка.
— Блохин не скрывал раздражения Макси Лопесом, который перевез из Барселоны
«Мерседес-Макларен» за миллион долларов.
— Так и было. С Лопесом ситуация тоже очень странная. Человек блестяще
проводит концовку сезона, на сборах забивает чуть ли не в каждом матче.
Но стартует чемпионат — и Лопес оказывается в глухом запасе.
— Из аргентинцев с Блохиным сумел сработаться лишь Бракамонте. Потому
что дольше всех играет в России и на какие-то проблемы смотрит проще?
— Мне кажется, дело в другом. Но от подробностей воздержусь.
— С музыкальным творчеством Бракамонте знакомы?
— Конечно. Брака не расстается с гитарой. Как-то в кафе собрал всю команду
и дал концерт часа на полтора. Это было здорово! Потом каждому диск подарил
со своими песнями. У меня до сих пор в машине лежит.
— Дмитрия Тарасова, который перешел в «Москву» минувшей зимой, поселили
на базе в соседней комнате с Бракамонте. Так для бедняги Тарасова каждый
вечер превращался в испытание…
— Может, Бракамонте сменил репертуар? Раньше всем нравилось, как он поет.
— Одна из песен Бракамонте называется «Тюрьма Петракова». Как впечатление?
— «Тюрьма Петракова»? Хм, не знал. У Браки-то все песни на испанском.
Вот если б по-русски спел, тогда я бы запомнил.
— Последняя книжка, которую вы прочитали?
— Роман Пауло Коэльо «Победитель остается один».
— Символично. В какой момент поняли, что не упустите золото?
— Когда в Лужниках победили ЦСКА.
— А когда стало ясно, что можно обыгрывать «Барсу»?
— После второго гола мелькнула мысль. Но в победу поверил лишь с финальным
свистком.
— Танец Бердыева в чемпионской раздевалке большое впечатление произвел?
— Огромное. Таким счастливым Курбана Бекиевича я прежде не видел.
— Главный тренер после этого вечера два дня сушил пиджак. Ваши вещи тоже
вымокли в шампанском?
— Мне повезло — вещи остались сухими. Зато Сибайю окатили с головы до
ног. Да и некоторым журналистам не поздоровилось. Думаю, до сих пор не
просохли.
— Впервые пили шампанское в раздевалке?
— Случалось и раньше. Когда нижегородский «Локомотив» вышел в премьер-лигу,
шампанское тоже было. Но разве тот праздник сравнить с нынешним?