Байдачный Анатолий Николаевич. Сборная России по футболу

Анатолий БАЙДАЧНЫЙ

Байдачный, Анатолий Николаевич. Нападающий. Мастер спорта СССР международного класса (1973).

Родился: 1 октября 1952, Москва.

Воспитанник ДЮСШ «Квант» /город Обнинск/ (первый тренер – Юрий Алексеевич Шуванов).

Клубы: «Динамо»-дубль Москва (1969–1970), «Динамо» Москва (1971–1974), «Динамо» Минск, Белорусская ССР (1975–1979).

За сборную СССР сыграл 5 матчей.

Серебряный призер чемпионата Европы 1972 года.

* * *

«ЖАЛЬ, БЕСКОВ УШЁЛ В 72-М»

Анатолий Байдачный был не очень приветлив. Объяснил: «А что это вы там пишете?» Имел в виду юниорский чемпионат мира, закончившийся недавно в Катаре.

Как известно, на том чемпионате «постсоветских» главных тренеров двое было: один, естественно, тренер сборной России, а второй — что, впрочем, не так уж и неестественно — готовил сборную Сирии. Байдачный его фамилия. Интересно, что и россияне, и сирийцы в одной группе играли и за выход в 1/4 столкнулись. Команда Байдачного проиграла, и в дальнейшую стадию прошли россияне, другое дело, что на этом их путь закончился. Беда в том, что не совсем понравились главному тренеру сборной Сирии реплики, которые главный тренер сборной России известно в чью сторону отпустил. А еще вернее говоря, совсем не понравились. Хотя, конечно, чего между тренерами не бывает. «Спорт-Экспресс» тем и славится, что свою точку зрения обеим сторонам высказать дает.

Впрочем, до точки еще дойти надо. Первым делом мы, пожалуй, вспомним те временя, когда мастер спорта международного класса Анатолий Байдачный играл сам. В московским и минском «Динамо», сборной СССР. А дело все в Москве начиналось.

— …Родился я там. Потом, до 10-го класса, жил в Обнинске. Первым тренером был у меня Юрий Алексеевич Шуванов. В 69-м году, когда закончил среднюю школу, Бесков пригласил в московское «Динамо». Сильная у нас тогда в дубле компания подобралась. Маховиков, Кожемякин, Якубик, Комаров, Никулин. Несколько лет на рубеже 60-х и 70-х мы были сильнейшим дублем Союза. Константин Иванович любил молодежь, давал ей поиграть. Хорошее время было. И у меня все как по заказу получалось. Из юношеской сборной России попал в юношескую Союза, в 18 лет в — «Динамо», в 19 — в национальную сборную СССР.

Но так только до ухода Бескова из «Динамо» было. В силу этой причины, я считаю, никто из нас по большому счету так звездой-то и не стал. После сезона 72-го года динамовское руководство, видимо, посчитало, что команда могла сыграть и успешнее в Кубке кубков (проигрыш в финале «Глазго Рейнджере» — 2:3. — С. Щ.). Вдобавок в том сезоне мы все силы сосредоточили на Кубке и в чемпионате выступили не лучшим образом, оказались где-то в середине таблицы. Вот Бескова и убрали.

Рядом с нами в юношеской сборной киевляне играли. Я не скажу, что тот же Блохин был талантливее нас с Кожемякиным, но благодаря тому, что все годы с ним вдумчиво работал Лобановский, он сумел раскрыться с самой лучшей стороны. Тренерская чехарда, наступившая в московском «Динамо» после снятия Бескова, на пользу клубу не пошла. При всем моем уважении к Качалину как к специалисту, я бы не сказал, чтобы в игре команды появились новые грани после того, как ее принял Гавриил Дмитриевич.

— Отдушиной для вас вполне могла стать сборная, в составе которой вы уже успели стать серебряным призером чемпионата Европы 72-го года. Вот только в финале вы — 0:3 сборной ФРГ проиграли, и счет этот многих в недоумение ввел…

— Немцы были объективно выше нас на голову. Шен после игры на пресс-конференции хорошо сказал о том, что советская команда состоит из отдельно взятых неплохих футболистов, но ее беда в том, что сборной СССР пришлось бороться с командой-машиной, где все отрегулировано, как в отличном немецком автомобиле. Мы ничего не могли им противопоставить. Даже зная о том, что проигрыш дорого нам обойдется. Когда команду накачивали перед финалом, в ход шли любые примеры и параллели из истории. Ну, после матча, как всегда, были сделаны выводы — и половина команды в сборной следующего созыва места себе уже не нашла.

— В том числе и вы.

— В начале 73-го на тренировочном сборе в Болгарии я порвал четырехглавую мышцу ноги. Вышел из строя на шесть месяцев. В 74-м Бесков хотел вернуть меня в сборную, через несколько дней мне надо было лететь вместе с его командой в Швецию, а вместо этого я отправился в воинскую часть. Служить.

— А В чем вы провинились?

— Дело было после товарищеской встречи со сборной Болгарин, мы, то есть динамовцы, летели из Софии в Москву. В самолете, как обычно, выпили. На глаза попался я. Но и сам, откровенно говоря, вину свою усугубил. Кто-то промолчал, отделался выговором, а я по молодости не сдержался, сказал пару лестных слов в адрес руководства. Вот после этого меня — в часть, а затем — в минское «Динамо».

— Как Ильича в Шушенское?

— Похоже. Минчане тогда в первой лиге находились. А мне город так понравился, что я
решил из него никуда не уезжать. Да и команда у нас неплохая собиралась. После меня по проторенной тропе из московского «Динамо» пришли Пудышев и Курненин. Местные ребята хорошие подрастали: Боровский, Шавейко, Курбыко. Добрые слова могу сказать в адрес Горянского, Базилевича, который заложил команде хорошую функциональную подготовку. Но взаимопонимания с ним у команды не сложились. Не знаю, может, он допустил какие-то ошибки, может, мы еще не доросли до его требований, но в середине чемпионата 78-го года команду возглавил новый старший тренер — Эдуард Малофеев. В том же сезоне мы добыли путевку в высшую лигу. А в следующем сезоне карьера футболиста Байдачного закончилась. В результате столкновения с Дасаевым у меня произошел разрыв крестообразной боковой связки. Операция в ЦИТО — и приговор врачей: «В футбол вам лучше не играть». Обидно, тем более что в том же 79-м меня пригласили в олимпийскую сборную. Пришлось все начинать сначала. Теперь уже на тренерском поприще. Предложили могилевский «Днепр». Вторая лига. Не отказался, поработал годик. Вижу — нравится мне это дело. На следующий год мы второе место заняли в подгруппе, еще через год — первое, победили в переходном турнире и вышли в первую лигу.

— В сезоне 1983 года могилевский «Днепр» во второй лиге не закрепился, хотя многие специалисты отмечали, что команда исповедует футбол, который нравится.

— Команда была не самой худшей, даже, могу сказать, интересной. Это по игре, а по всем потусторонним делам, работе с судьями, сговорам мы действительно были достойны последнего места. Мы так и не смогли понять, почему «старожилы» первой лиги, попадая в сложные ситуации, неизменно из них выходили, а мы…

— Почему так испокон веку сложилось, что ни одна из белорусских команд не чувствует себя рыбой во всей этой мутной воде?

— Наверное, потому, что финансовые возможности у наших команд всегда были куда слабее, чем у всех остальных. Не было у наших тренеров связей, а, скорее всего — желания заниматься этими делами. Всегда нам ставилась в пример честная и бескомпромиссная игра минского «Динамо». Между прочим, за все годы, проведенные в минском клубе, я действительно не помню такого случая, чтобы мы сыграли договорной матч.

— Анатолий Николаевич, но ведь с вашим тестем, первым секретарем Могилевского обкома партии, вы наверняка могли решить вопросы, связанные с преждевременным расставанием «Днепра» с первой лигой…

— Вы знаете, в Белоруссии и руководство отличалось подобной чистоплотностью. Это вам не какая-нибудь другая республика, где любой секретарь был и царь, и бог в одном лице. Я не мог обратиться к тестю со словами: «Дайте мне денег, я пойду, отнесу их куда надо — и все будет хорошо». Хотя, конечно, команде помогали. Построили футбольную базу, создавались все условия, в том числе и материальные, для игроков.

— После Белоруссии вам довелось поработать и на Украине. Где вы получили от работы наибольшее удовлетворение?

— Наверное, все-таки в Белоруссии, там я смог в большей степени претворить в жизнь свои идеи. В Луганске, где я работал с «Зарей», получил отрицательный опыт, но ведь это тоже опыт. В Херсоне я получил удовольствие, потому что смог поднять команду с 26-го места на 4-е.

— Потом в вашей тренерской биографии был Кипр, на который, не сговариваясь, жалуются все ваши коллеги, когда-либо там работавшие.

— Если там в команду пригласили тренера (не важно, на каком она идет месте, втором, или самом последнем), то задача ставится, как правило, одна — стать чемпионом. Это несколько утрированно, но в принципе так оно и есть. Когда я принял команду, она боролась за право остаться во второй лиге. Затем в ходе чемпионата мой клуб шел на третьем-четвертом местах. Ближе к концу руководство решило, что надо бы продать несколько игр, чтобы заработать деньги на следующий год. Ну и как мне прикажете было это воспринять? Естественно, я отказался во всем этом участвовать. В таких условиях невозможно работать на перспективу. Совершенно обратная ситуация в Сирии.

— Куда вы попали…

— …в ноябре 93-го года. Пришел на должность тренера национальном сборной. Которая, к слову, только что проиграла отборочные матчи чемпионата Азии. Что делать? Ну езди, говорят, смотри игроков, если есть желание возглавить молодежную сборную страны, которой вскоре предстояло играть в чемпионате Азии, то — пожалуйста. Согласился, надо же было с чего-то начинать делать сборную. Показали мне 45 молодых игроков, отобрал я из них 25 и начал работать. Ну что сказать про уровень сирийского футбола? Кое-кого приходилось учить бить по мячу. Не все умели выполнять этот прием. Были проблемы. Но чего у них не отнимешь, так это любви к футболу. Они его просто обожают. Потихоньку повышали нагрузки. С одноразовых тренировок перешли на двух-, трехразовые. Ребята не роптали, особо избалованных среди них не было, в основном из семей с небольшим достатком.

Вообще-то в Сирии должен был проходить финал молодежного чемпионата Азии. Но от его проведения отказались: «Какой смысл проводить турнир, если у нас, по существу, нет сборной?» Поэтому на квалификационные игры нам пришлось ехать в Саудовскую Аравию.

— А по мне, какая бы ни была сборная, лучше дома играть.

— Что вы, они бы не пережили поражения. Там признают только первое место.

— Как на Кипре?

— На Кипре хоть привыкли к поражениям сборной. Они знают реальный уровень развития своего футбола. В Сирии же живут мерками двадцатилетней давности, когда у них действительно была неплохая команда. Утратила же она свою грозную славу потому, что футбол в стране по-прежнему остался полупрофессиональным, тогда как во многих странах Азии перешли на профессиональные рельсы. Позиции сборная сдала, и амбиции остались с давних лет.

Мы неплохо подготовились к первому этапу, сыграли несколько игр с сочинской «Жемчужиной», съездили к нам домой, в «Стайки», где играли с белорусскими клубами. Турнир мы начали удачно, сборные Бангладеш и Гонконга не представляли реальной силы. Матч же с Саудовской Аравией, прошлогодним азиатским чемпионом, с лихвой компенсировал недостаток нервного напряжения, который наблюдался в стартовых матчах. По ходу матча мы два раза проигрывали, последний мяч забили за две минуты до конца. Дело дошло до пенальти. При счете 3:3 мы не забиваем, они тоже промахиваются, следующий тоже не забиваем. Забьет Аравия — и все, прощай, чемпионат Азии… Наш вратарь берет мяч, а потом мы все-таки их обыгрываем с общим счетом 7:6. Дома нас встретили на ура. Особенно сирийцев радовал тот факт, что мы высадили не кого-нибудь, а именно саудовцев. Бедные любят обыгрывать богатых.

Так мы попали на чемпионат в Индонезию. Выиграли там у сильной сборной Ирака- 2:1, у хозяев — 4:0, У Казахстана — 6:1, сыграли вничью с Катаром и вышли в финальную часть. В полуфинале обыграли Таиланд 1:0, а затем, в финале, Японию — 2:1.

— Я представляю, как вас встретили в Сирии…

— В аэропорту и по всему маршруту следования сборной нас встречало около трех миллионов человек. По существу, день нашего приезда стал национальным праздником. Президент страны решил лично отметить заслуги главного тренера и подарил мне роскошный большой автомобиль «Хюндай».

— После всего этого от вас наверняка ждали и победы на юниорском чемпионате мира.

— Естественно. Надо знать характер сирийцев. Только первое место. Но в их оправдание следует сказать, что они довольно приблизительно ориентируются в таком понятии, как уровень развития футбола в мире. Тем не менее, считаю, что в Катаре мы могли выступить и успешнее. Психология. После первого тайма, проигранного бразильцам — 0:2, я зашел в раздевалку и увидел, что мои игроки плачут. Я не сразу смог найти для них слова утешения. Я понимал их. Не проиграть в течение года ни одной игры — и вдруг так получить по ушам… Попросил ребят во втором тайме просто поиграть в футбол, почувствовать соперника, это же чемпионат мира! Тем более что это был ведь только первый матч. И самое главное, ни в коем случае не трогать бразильцев, малейшее соприкосновение с ними заканчивалось тем, что латиноамериканец валился на траву, а судья лез за желтой карточкой. Ребята восприняли мои слова несколько превратно. Они решили поиграть с бразильцами в открытый футбол и сразу получили шесть мячей. Это был нокаут, из которого команду было вывести довольно непросто. Но удалось — хозяев мы победили со счетом 1:0. Хотя могли забить и больше. Затем предстоял матч с Россией. Нас, для того чтобы выйти в следующий круг, устраивала и ничья. Ничем иным, кроме как трагедией, назвать матч не могу. Пропустить мяч на третьей минуте! Со штрафного метров с сорока из-за несогласованных действий центрального защитника и голкипера. Затем атаковать весь матч (Россия играла в отбойный, довольно хаотичный футбол), иметь 7 голевых моментов — и пропустить еще один гол на 89-й минуте игры…

— Что, с вашей точки зрения, представляли собой на чемпионате мира россияне?

— У России был очень неплохой подбор футболистов. Но, на мой взгляд, команде не хватало функциональной подготовленности. Только поэтому, мне кажется, она не смогла пробиться в полуфинал.

— Говорят, россияне весьма приветствовали шведский стол в гостинице, а по полю бегали с набитыми животами.

— Никто там не бегал с набитыми животами, просто команда не была подготовлена. Может, главному тренеру Кузнецову стоило обратить внимание на формирование игры команды, которая, право же, была достойна лучшей участи, а не выискивать в составе сирийской сборной несуществующего бывшего игрока сочинской «Жемчужины» Аль-Халиди. Он бы и по игре в нашу сборную не прошел. Ну да Бог ему, Кузнецову, судья.

— Подозреваю, что на сей раз вас в Сирии встречали без излишней помпы… Президент часом автомобиль не отобрал?

— Оставил. Нормальные люди поняли, что особенной трагедии не произошло, а вот чиновники — те да, возмущались. Чиновники от спорта. Они везде одинаковы. Ведь всегда говорят больше всего те, кто ничего не делает. Я и в газетах местных по этому поводу выразился достаточно недвусмысленно. Ясно, что они не приносят никакой реальной пользы большому спорту.

— Своей нынешней жизнью в Сирии вы довольны?

— Жизнь у меня там неплохая. Вот сейчас готовимся выступать в олимпийском отборочном турнире. В нашей подгруппе, кстати, и Кувейт будет — с Лобановским и Базилевичем.

— А домой не тянет?

— Знаете, я должен кормить свою семью. Хотя, конечно же, осадок от того, что не имеешь возможности работать на свою страну, есть. Ведь даже если что-то и выиграешь, то это будет для Сирин. А так хотелось бы что-нибудь сделать для Родины…

Сергей ЩУРКО, Минск

Газета «Спорт-Экспресс», 16.06.1995

* * *

ВОЙНА И МИР ПРАВОГО КРАЙНЕГО

Поймал я себя на мысли, сидя напротив тренера «Ростсельмаша» в гостиничном номере Новогорска: вроде здесь Байдачный Анатолий Николаевич, а вроде и далеко где-то мыслями. Может, там. где селекционеры выискивают очередного новобранца для главного донского клуба? Может. в Минске — где семья? А может, еще где-то… Такое вот диковенное впечатление. Хотя и не поглядывал Байдачный на часы, а напротив, всем видом как бы даже и подталкивал: вы, мол, спрашивайте, не робейте…

— Не вписывается ваш портрет, Анатолий Николаевич, в общее впечатление о футболисте — со школьной медалью, с журфаком…

— Почему не вписывается? Я же играл в футбол, и неплохо! Это раньше было представление: если футболист, то обязательно дебил. Но все при этом видели, насколько интересен в жизни Эдик Стрельцов, например…

— Вы с ним тесно общались?

— Я моложе. Но и общались, случалось… А разве не интересным человеком был Яшин? Маслов? Аничкин?

— И не отторгала футбольная среда форварда Байдачного как «слишком умного»?

— Отторгает она не за то, что «умный», а по человеческим качествам. Если человек закончил журфак, как я, он играть лучше не станет. Хотя уровень развития в целом на игре сказывается.

— Сейчас хоть чуть-чуть журналистом себя чувствуете?

— Почему у меня с журналистами конфликты выходят? Профессию эту знаю! Когда знаешь — необъективность раздражает еще сильнее. Противно, когда с заказными вещами сталкиваешься, — я это сразу чувствую. Многие журналисты забыли, что изучали профессиональную этику. И вот это — самое отвратительное.

— Отправились бы сами когда-то работать по специальности — «заказы» исполняли бы?

— Никогда! Это против моей натуры. Отсюда и многие конфликты — не иду ни у кого на поводу. Не хотите со мной иметь дело — ну и ладно, но против воли делать не стану. И взгляды на жизнь давно сформировались.

— Оттого, что профессию нашу понимаете, превращаете каждую пресс-конференцию в шоу, да?

— Вот именно. Я и подыграть пытаюсь, и спровоцировать. Я хотел стать журналистом — и стал бы, если б не травма.

— Ни об одном из бурных своих постматчевых заявлений не жалели?

— Жалел. Вообще, если честно, считаю эти пресс-конференции делом вредным. Приходишь взвинченным, на эмоциях, иногда себя не контролируешь, в раздевалке только что всякого наговорил — не успеваешь переключиться. Слышишь провокационный вопрос — и отвечаешь так, что потом терзаешься.

— О чем жалели, помните?

— Скажешь про кого-то из игроков — он, мол, не высшей лиге соответствует, а второй… Одно дело после игры такое от тренера услышать, другое — на следующий день в газетах читать.

— Про Коваленко вы и пожестче высказывались.

— Про божий дар Коваленко я ничего плохого не говорил. Этот парень — разговор отдельный.

— Вот давайте и поговорим. Как-то Тарханов сказал: «Не знаю, чего Байдачный с Коваленко возится? Я бы такого игрока выгнал сразу».

— Потому возился, что это талант! Мне хотелось, чтобы он принес пользу и себе, и российскому футболу. Такие игроки слишком редко попадаются, чтобы сразу крест ставить. Безумно жалко было видеть, как губит парень собственный талант. Возился я с ним до конца, хотел победить.

— Против себя шли?

— Против себя, против команды. Таланту нужно многое прощать. Был в работе момент, когда, казалось, все он понял — девять голов в восьми матчах забил. И опять сорвался. Не может человек сдерживаться ради футбола.

— В каких-то чертах Коваленко себя молодого не узнаете?

— В отличие от Коваленко я много работал на тренировках. Да, характер у меня тот еще был, но по самоотдаче вопросов не возникало. Я всегда любил тренироваться.

И Хомич вам прочил славу Василия Трофимова. Что помешало стать «правым краем на все времена»?

— Много чего. Рано в сборную попал, со славой не совладал… Москва. Я один. Предоставлен сам себе.

— Весь мир для вас, карманы полны денег»

— Да, да. Тот же случай — Толик Кожемякин. Мой друг покойный. О нас рано заговорили, мы рано заиграли… Вот Блохину повезло, у него родители рядом были. Мать, бывшая спортсменка, удерживала от многих вещей. Почему я Блохина вспомнил — мы втроем и играли, от юношеской сборной СССР до национальной дошли. Блохин слева, Кожемякин в центре, я правее. Мы с Толиком сильнее начали, быстрее до сборной доросли, а великим стал Блохин. Правильная поговорка — рано начал, рано закончил. Одна травма — и все. Наверное, где-то я неправильно отнесся к футболу, и жизнь наказала.

— Как Кипиани говорил: «Кто должен был сыграть, тот сыграл».

— О чем и речь! Я не сыграл, не сделал того, что мог. А как начинал — финал Кубка кубков, серебряный призер чемпионата Европы…

— Вам природой меньше было отпущено, чем Блохину?

— Кожемякину было дано гораздо больше, чем Блохину или мне. На чемпионате Европы он получил приз не только лучшего бомбардира, но игрока вообще. Конечно, он был сильнее нас. Погиб в 21 год…

— О подробностях гибели Кожемякина многие не знают.

— Случайность. После игры застрял в лифте, стал выбираться, лифт тронулся, зажало… Не хочется вспоминать, страшно. На «Динамо» панихида была, мы всей командой присутствовали, похоронили Толю на Головинском кладбище.

— Вы же, кажется, в Москве выросли?

— Стояли два барака рядом на Москве-Сортировочной — вот в одном я с родителями и обитал. Потом в область перебрались, получили комнату в «хрущевке». Никогда не забуду, как первый раз узнал, что такое футбол. До того мы, послевоенные ребята, по большей части дрались. Однажды пригласили в соседний двор — там я и увидел, как играют мячом со шнуровкой. Ладно, думаю, сейчас посмотрим, что это такое. Попробовал. С тех пор мячом бредил, настолько игра поразила. Со следующего дня сам компании искал, где поиграть. До сих пор для меня футбол — потрясение…

— А зачем вам институт физкультуры был, Анатолий Николаевич? Вы же умный!

— Футбол любил беззаветно. Обречен был пойти одной дорогой — как все. Если «как все», то в институт физкультуры. Играть закончишь — станешь тренером. Потом взгляды изменились, появились друзья-журналисты. Причем высокого класса.

— Кто?

— Например, Павел Якубович. В Минске человек известный, редактор «Советской Беларуси»… Раз попросили меня написать статью, потом отчет с игры… 24 года — все новое, все интересно.

— При вашем-то начале футбольной карьеры нынче слава игрока Байдачного должна перекрывать славу тренера.

18 июня 1972 года. Анатолий Байдачный в матче со сборной ФРГ.

— Да, но того, что могло было случиться, не случилось. Где-то помешала динамовская конкуренция — молодому если и давали дорогу, то на его место всегда претендовали два «старика». Тогда в «Динамо» было девять нападающих, и все — классные. Да и недолюбливали нас, молодых, динамовские ветераны…

— Пудышев рассказывал, что вы, раньше него перебравшийся в Минск, его там неласково встретили.

— А я что. целовать его должен был? Когда играли в «Динамо» — были нормальные отношения, но друзьями мы не считались.

— Не «считались друзьями» и со Львом Яшиным. Тот, кажется, даже сказал: «В „Динамо“ останусь либо я, либо Байдачный» …

— Так вопрос не стоял. Кто я такой по сравнению с Львом Иванычем?

— После игры в Болгарии вы, кажется, ним, начальником «Динамо», в аэропорту по вздорили?

— По большому счету ничего я такого Яшину не наговорил. Ни-че-го! Просто в советское время людей «оберегали» от некоторы вещей. «Непринятых». Я лучший бомбардир команды, с режимом тоже порядок. Когда воз вращались из Болгарии, после банкета… Ну сами понимаете. С Яшиным — да, вышел неприятный разговор. Вы думаете, я один «под градусом» был?.. Из конфликта на пустом месте устроили прилюдную казнь. Демонстрацию.

— И чем демонстрация завершилась?

— Я получил запрет на профессию. Не мог играть. А поскольку офицером числился, от правили служить на два месяца. Меня тогда как раз «Спартак» приглашал.

— Там узнали, что в «Динамо» у вас проблемы?

— Так скандал вышел на всю страну! Что бы в «Спартак» перейти, надо освободиться о армии. Получаю в ответ: «Пошлем не в „Спартак“, а лагеря охранять». Действительно, отправили в ссылку. Только не лагеря охранять, а голы забивать за минское «Динамо».

— Тогда заметка про вас вышла в еженедельнике «Футбол».

— Даже название помню — «Крайняя точка правого крайнего»…

— И недобрые слова в ней говорили про молодого форварда игроки «Динамо» — Петрушин, Долматов, Гершкович, Пильгуй, Долбоносов. Простили?

— А я и не обижался. Прощает Бог! У каждого есть свое мнение, свой взгляд и право его высказать. Никаких обид. Так и тогда было — хотя для молодого человека читать про себя такое — удар.

— Представляю, с какой радостью вы дорвались до мяча в минском «Динамо».

— Я уезжал из Москвы — плакал! В голове не укладывалось — неужели уезжаю?! Для меня это была ссылка. Все казалось ненастоящим, второсортным. Две недели пожил в общежитии, потом получил квартиру, женился… Через год возвращаться в Москву расхотелось.

— Женились-то на дочери первого секретаря?

— Ох, я сто раз об этом рассказывал, повторяться не хочется… В этом году серебряная свадьба.

— Минск после Москвы деревней казался?

— Да нет, никогда Минск деревней не был. Красивый город. И хоть уровень футбола не московский, зато отношение к нему потрясающее. После московских скандалов мне больше всего хотелось передохнуть. В Минске я это спокойствие получил…

— И внутренне успокоились?

— Может быть. Постоянно в составе, большой конкуренции нет… Потом как-то задумался: а хочется мне возвращаться в Москву? Остался навсегда. И вспоминал, как Севидов провожал меня из «Динамо». Уезжай, говорит, в Ленинград, а через месяца три вернешься. Нет, отвечаю. Лучше в Минск. «Если поедешь туда, обратно не вернешься!». — «Как так?». — «Я там работал, знаю, как в этом городе принимают -точно не вернешься». Как в воду глядел.

— Действительно «принимали»?

— Конечно. И генерал Шкундич, председатель совета «Динамо», все делал, что мог. Про Машерова, руководителя республики, не говорю — человек был удивительный. Все правительство — болельщики. Тесть рассказывал, как Машеров вел заседания. Смотрит на часы: «Та-а-к, продолжим после игры»… Идет пешком на стадион, с болельщиками общается, а за ним следом все ЦК.

— В Минск вслед за вами из московского «Динамо» перебрались Курненин с Пудышевым. Последний, говорят, здорово на новом месте чудил?

— Юра — он по характеру такой человек. Веселый. Анархист. Но в то же время игре Пудышев отдавался полностью. Единственное, неприятно, какие он интервью раздает — рассказывает про Малофеева вещи хоть и веселые, но… Почитаешь — впечатление, что мы только пили, а в промежутках играли. Но мы же действительно много работали!

— Пудышева, кстати, фраза — «Кто не пьет, тот не играет»…

— Он сам прекрасно знает, что это не так. Актер… А если говорить о Малофееве — любили мы его, хоть временами и посмеивались. Чемпионами СССР просто так не становились… Главное, мы его не предавали.

— А вам никогда не хотелось на манер Малофеева своей команде вместо установки сказки Пушкина прочитать? Или «12 заповедей игрока» на стену базы приколотить?

— «В бою температуру не меряют», да? Я прагматичный человек, мне ближе Бесков или Лобановский…

— А вас Дасаев «сломал»?

— Я выходил один на один, перебросил через него мяч — и получил от Рината двумя ногами в правое колено. Хорошо, поле было сыроватое, а то неизвестно, чем бы все закончилось. Боль страшная.

— Когда поняли, что это — все?

— Когда Миронова в ЦИТО сказала, что только 7 процентов оставляет на то, что смогу играть. 93 — против. Можно было поехать в Германию, сделать операцию, но тогда такое не практиковалось. Случись такая травма сейчас, через два дня смог бы бегать-прыгать… Но, знать, так суждено было. Где-то я предал футбол, и был наказан.

— А может, для того вас судьба и ударила, чтобы вы стали тренером?

— Может быть. Не факт, что доиграл бы я до тридцати с лишним — и пошел после этого в тренеры. Все в руках Божьих. Удары судьбы — тоже на пользу.

— Сегодня вы счастливы?

— Сложно ответить… Вот пример с Новороссийском — все делалось правильно, шли к успеху, но в какой-то момент люди решили заработать денег. Пришлось пойти навстречу руководству клуба — команда была распродана. А потом еще и говорят вслед: дескать, продавал игроков Байдачный… Как это объяснить? Беспредел! Иногда думаю — вот разражусь статьей, в которой расскажу про ситуацию в Новороссийске все. А потом задумываюсь — зачем? Не буду выносить сор из избы. Но если и дальше из Новороссийска будет доноситься всякая чушь — не выдержу и действительно все расскажу. Многим будет очень больно, поверьте… Столько сделал, в УЕФА «Черноморец» вышел — а кто-то на этом нажился, теперь еще и грязью поливает. Хоть бы слово благодарности сказали — но впечатление, что такой скверный тренер был, что просто деваться им, беднягам, некуда…

— А не устали, Анатолий Николаевич, по гостиницам да самолетам жить?

— Устал. Но это футбол. Свыкся. С 16 лет так живу.

— Где, кстати, вы дома?

— В Минске.

— В такой ситуации не замечаешь, как собственные дети вырастают.

— Да. Я и не заметил, как сын вырос, женился…

— Помните первые месяцы вне футбола?

— Такое не забывают. Еще вчера ты играл, с тобой считались, — и вдруг понимаешь, что больше никому не нужен. Тебе говорят: «Рассчитывайся по-быстрому, увольняйся из армии, получай последнюю зарплату». В команде есть ставка, лучше ее отдать другому, который играет. До этого за тебя держались, из этой самой армии не выпускали… На этом моменте многие ломались, начинали спиваться. Я тоже тот период тяжело переживал. Раздражало все — и жалость, и злорадство.

— Выпивали?

— Да. Потом заставил взять себя в руки. Сказали мне как-то: «Анатолий, не хочешь тренером поработать?». — «Да какой из меня тренер?!». — «Ты попробуй, все когда-то начинали». Пришел на тренировку, смотрю — напротив меня, худенького, стоят здоровые мужики. все старше меня, у каждого килограмм по пять лишнего веса… Да-а, думаю. Смотрю на поле — а через него тропинка идет. Но ничего — авторитет у меня большой был в той команде. Которая шла в тот момент на последнем месте. Обращение с первого дня — строго на «вы». Панибратства не признаю.

— Все, что недоиграли, туда вложили?

— Титаническая работа. Последний матч в Риге 1:4 проиграли, и прямо в автобусе команда моя праздновать начала — непонятно что. Будто победили. Так. говорю, ребята, пока вы еще при доброй памяти, по одному ко мне с заявлениями. Из 18 человек 16 освободил.

— В таких ситуациях команда сама не собирается тренера «освобождать»?

— Надо уметь делать так, чтобы не собиралась. Отправился на Украину, набрал молодых игроков — на следующий год заняли второе место. Потом вышли в первую лигу.

— Когда вы поняли, что не просто называетесь тренером, а стали им?

— Когда мне понравилось это дело. Когда первый неудачный сезон закончился, когда пришлось убеждать обком, что футбол этому городу нужен. Я не знаю, хороший ли я тренер, даже сейчас. Но то, что могу влиять на ситуацию и на команду, понял сразу. Всегда ощущал, что подчиняю себе.

— Никогда ситуацию на самотек не пускали?

— Никогда. Иначе будет конфликт.

— Конфликтов боитесь?

— Не боюсь. Умение сделать из конфликта правильный вывод, направить людей куда надо — большое искусство, между прочим. Многие тренеры так поступают — искусственно создают конфликтную ситуацию, напряжение, которое потом выплескивается на поле. Большое искусство.

— Вот вы и нажили в итоге репутацию человека конфликтного.

— Я всегда пытаюсь понять людей. Обратите внимание: как бы игроки ко мне ни относились, все хотят играть у Байдачного. Да. я могу лидеру команды жестко выговорить -если он начал предавать футбол. Мы сами этого не понимали в 1973-м, когда из «Динамо» уходил Бесков… никто не понял, что тогда рухнула команда — и рухнула на десятилетия. И до сих пор подняться не может! Игроки Бескова предали. Бесков никогда бы не ушел, была колоссальная поддержка в МВД — скорее, разогнали бы всю команду, но Константина Иваныча не отпустили бы… После тренировки посадил нас в раздевалке, спрашивает: как ты ко мне относишься? Я был, Кожемякин, Якубик… Все — его воспитанники. Начал Якубик: «Вы, Константин Иваныч, великий тренер, но как с человеком работать с вами не могу!». Мы поддались, Андрея поддержали.

— Тяжело такое Бескову в лицо говорить.

— А мы — говорили. Каждым словом губили «Динамо». Бесков сказал: «Мне все ясно». Развернулся и ушел. Он-то понимал, что нас, молодых, как глупых баранов повели на бойню, и вместо того. чтобы стать звездами, мы все потерялись в футболе. При нем — становились звездами. Наверное, Бог меня за это и наказал.

— А почему, любопытно, «Жемчужина» развалилась?

— Поехал я учиться сначала в ВШТ, а потом в «Милан» на стажировку. Туда только-только ван Бастен с Гуллитом пришли. Огромное впечатление! И началась моя эпопея -«Заря», Херсон, Азия, «Тилигул»… И Сочи. «Жемчужина»… Отчего развалилась, спрашиваете? Все было нормально до 17 августа, а там рухнула вся страна — и «Жемчужина» вместе с ней. Куда от кризиса денешься?

— Для вас каждый уход из команды — трагедия?

— Не скажу, что трагедия… Пытаешься что-то сделать, за какие-то места борешься, работаешь — жизнь уходит, а она одна отведена.

— Зато после азиатского периода есть у вас самое главное — материальная независимость. Не страшно просидеть год без работы?

— Да какая там независимость… Ерунда! Сколько бы денег ни было — на три бифштекса больше не съешь. Смысл жизни — в работе. Год без работы? Очень тяжело. Хоть и нет у меня никогда запасного варианта

— Для вас не удивительно, что как только уходите с одного места, моментально появляются другие желающие видеть тренера Байдачного у себя?

— Наверное, всем хочется в «зону УЕФА».

— Прямо как «Черноморцу».

— Да. От которого осадок тяжелый. Знаете, как произошло? Приглашает Ростов. У меня даже мысли не было то приглашение принимать, но решил проэкспериментировать. Прихожу к руководству «Черноморца», говорю: так и так, зовут — может, лучше уйти? Поддержали с таким энтузиазмом! Разве что плясать и аплодировать не начали. С удо-воль-ст-вием меня отпустили.

— Почему?

— Потому что я постоянно конфликтовал. Хотел быть наверху. Требовал условий для команды. А людям из «Черноморца» гораздо удобнее было находиться с 10-го по 14-е место, чем с 1-го по 6-е… Спокойнее. Когда наверху — ты постоянно в трансе, внимание большое, на тебя обрушивается поток информации. Им не нужен тренер, который требует.

— Нынче в Новороссийске жалеют, что Байдачный ушел?

— Ни сожаления, ни жалости. Мне только за то обидно, что обманули людей в Новороссийске — народ пошел на футбол, болельщики ночевали на стадионе, а мы их предали. Пошли назад, а не вперед. И напрасно в Новороссийске говорят: не знают, мол, куда ушли деньги за Левицкого, Тчуйсе, Попова, остальных… Все прекрасно знают.

— Давайте темы поприятнее обсудим. Правда, что «Войну и мир» вы четыре раза перечитывали?

— Три. В каждый период жизни эта великая книга воспринимается по-своему.

— Курить, говорят, не так давно бросили?

— Третий год пошел. Пока держусь.

— Вы уверены, что «Ростсельмаш» — ваша команда?

— Пока не знаю. Сейчас у руководства есть желание сделать хорошую команду. Я готов идти дальше, даже через конфликты…

— Не боитесь, что прочтет это, скажем, губернатор Чуб — и не поймет вас?

— Нет, не боюсь. Кстати, на эту тему мы недавно с ним говорили. А что тут скрывать? И зачем? Нет движения — нет жизни…

Константин ФЕДИН

Еженедельник «Футбол-Review», 2001