Главная | Матчи | Соперники | Игроки | Тренеры

НОВОСТИ / ОБЗОР ПРЕССЫ

СТАНИСЛАВ ЧЕРЧЕСОВ: «КОГДА ЖЕРТВУЕШЬ СОБОЙ, ТЕ, КТО РЯДОМ, ДЕЛАЮТ ТО ЖЕ САМОЕ»

Накануне возобновления отборочного турнира Евро-2020 главный тренер сборной России Станислав Черчесов в интервью Тине Канделаки для сайта welcome2020.ru рассказал о принципах своей работы, наследии чемпионата мира и о том, какой он руководитель.

— Станислав Саламович, мы сейчас на стадионе «Лужники». Когда я здесь нахожусь, сразу вспоминаю тот самый матч с командой Испании. А вы часто вспоминаете эту легендарную ногу Акинфеева?

— Ну, чтобы такая нога была, нужна голова — подсказывать правильные вещи. А по поводу Игоря Акинфеева… Мы не то чтобы вспоминаем: недавно с ним виделись — открывали турнир в Бронницах, переписываемся, созваниваемся. Связь не теряем.

— То есть на легендарную ногу надеяться еще можем?

— Пока у него ЦСКА, а там посмотрим, как все будет выглядеть в будущем.

— В октябре мы возвращаемся на «Лужники» матчем с Шотландией.

— До октября у нас еще две игры, готовимся. Мы говорили, обещали, что сборная посетит все стадионы чемпионата мира. У нас остались Екатеринбург и Волгоград. Шотландию мы не могли здесь не принять, а Бельгию примем в Санкт-Петербурге. Надеемся, что наш стадион будет заполнен и мы дадим болельщикам возможность снова эти эмоции пережить.

— Мне кажется, вы приносите «Лужникам» удачу.

— Первый свой большой титул я заработал здесь. Кубок выиграл здесь. Чемпионом стал здесь.

— Значит, это ваш стадион! Удачный!

— Ну, я же и перед испанцами сказал, что это наш стадион!

— Благодаря чемпионату мира в нашей стране была построена фантастическая инфраструктура. И когда мы говорим про наследие, то в первую очередь имеем в виду техническое оснащение.

— Согласен.

— А для вас наследие чемпионата мира — это что?

— Вот вы вспоминаете игру с Испанией. И это уже наследие. Это уже история. А если к вашему вопросу, то… вот вы включаете телевизор, футбол, и там теперь совершенно другая картинка. Люди пошли на стадион: играют в Волгограде «Ротор» и «Торпедо», а за несколько дней до матча все билеты уже проданы. 35 тысяч! Раньше такого не было. Или вот — «Лужники». ЦСКА играл здесь домашние матчи Лиги чемпионов. Пожалуйста — играйте на здоровье! В Ростове на последнем матче тоже было 35 тысяч.

То есть теперь у нас есть стадионы, куда можно привести народ. Но тем, кто туда приходит, надо что-то показывать. И слава богу, что с начала чемпионата России команды демонстрируют интересный футбол. Ну и, естественно, для меня, как для главного тренера сборной, важно, чтобы на футбол пошла молодежь. Дети записываются в секции, и это, наверное, одно из самых главных достижений и наследий чемпионата мира.

— В вашей жизни много переездов, перемещений, вы видите разные арены. Есть ли у вас какая-то история, с этим связанная? Может быть, что-то особенно удивило, запомнилось?

— Да нет. Особо ничего не удивило. Когда как тренер или как игрок едешь на матч, тем более такого масштаба, концентрируешься только на своем — как сделать свою работу, и ничего вокруг не видишь и не слышишь.

— А когда вы наблюдаете как зритель?

— Честно говоря, я не люблю быть на трибуне. У меня там возникают совершенно другие ощущения.

— Нервничаете сильнее?

— Наоборот — смотришь и… Да и, честно говоря, на бровке я тоже не особо нервничаю — нет времени ни нервничать, ни переживать. Надо свою работу делать. Ну и плюс, сверху смотришь уже чисто профессионально: кто, куда, зачем, что это мне даст в будущем, могу ли я у своего коллеги чему-то подучиться, вовремя сделана замена или нет. И вот как-то все равно не получается смотреть как болельщик.

— Как у пилотов — они очень не любят летать рейсовыми самолетами в качестве пассажиров, потому что у каждого свое видение работы. Вот и вам, очевидно, просто сложно в качестве зрителя.

— Ну, может, только если моя команда играет, а я сверху… Но в моей тренерской карьере это было один раз — в «Амкаре», когда меня дисквалифицировали. А так — абсолютно спокойно. Тем более как тренер ты приезжаешь смотреть игроков и делаешь какие-то выводы исключительно без эмоций — как и кто сыграл. Больше тебя ничего не интересует. Ничего личного, только работа.

— После чемпионата мира к вам сильно возросло внимание. Вас стали узнавать больше, чем многих артистов. Это не давит? Не устали от этого?

— Не давит. И до чемпионата мира было внимание, только чуть-чуть в другой плоскости. Как-то к этому не то чтобы привыкаешь… это определенная роль, которую надо выполнять. И лучше, когда внимание позитивное, а не когда ты на улицу можешь выйти только в парике и по ночам.

— А бывало такое, чтобы в ресторанах говорили: «Станислав Саламович, счет закрыт!»

— Нет.

— Да ладно?! Ни разу не было?

— Наоборот: «Двойная цена». Да и, честно говоря, я по ресторанам не хожу. Очень редко, и… даже не знаю… только по какой-то причине. Не большой любитель.

— То есть вы давления от известности не ощущаете, вам комфортно.

— Нормально. Смотря как к этому относиться.

— А вы чувствуете, что после успеха на чемпионате мира у вас появилось право на ошибку?

— Права на ошибку не то чтобы нет, но ошибок лучше не делать. Потому что ты, конечно, можешь ее исправить, но результат к тому моменту уже может быть сделан. У нас короткая дистанция. Спринтер — он же не может споткнуться. Бежишь ты 10 тысяч метров. Споткнулся — ничего страшного, потом догнал. А здесь — старт прозевал или что-то там во время бега у тебя случилось — и все, кто-то на пьедестале, а кто-то нет. Сейчас вот — чемпионат Европы. И важно к каждой игре подходить как к решающей.

— Но спринтер — это одиночник. Вы же тащите целый коллектив мужиков.

— Не знаю, является ли маленьким секретом то, что я вам сейчас скажу, но мы общаемся с футболистами еще до начала сбора — они готовятся, мы их настраиваем на определенный лад, чтобы, приезжая к нам, они уже знали, что и как. Не просто там: «О, привет-привет! А через два дня игра». Нет, я уже переговорил практически со всеми игроками и сказал, на что надо обратить внимание, чтобы быть готовыми. Потому что за те два дня, что у нас есть перед большими играми, невозможно перестроить голову. Так что голову игрокам мы настраиваем задолго до этого.

— А за счет чего вы смогли организовать этот маленький отряд?

— Игроки сами должны понимать, что мы хотим, куда мы идем и что нас ждет. Во-вторых, надо подбирать футболистов соответствующей группы крови что ли. Потому что сборная, гимн, флаг. Чемпионат мира или большие турниры — это совершенно другие ощущения. И не каждый может это выдержать. Если игрок хороший, это еще не означает, что он может попасть к нам и сделать здесь свою работу. Кстати, именно поэтому у нас зачастую и происходит недопонимание (в прессе) — почему был вызван один, второй или третий. Но мы как раз для этого и есть, чтобы каждый день думать и принимать правильные, а не поверхностные решения. А еще важно — они сами должны самодисциплинироваться. И они это сделают, если им будет интересно. Потому что интерес движет людьми больше и дольше, чем страх или наказание.

— Наши футболисты часто уступают в сравнении иностранцам: вот там игрок после первого контракта в миллион долларов начинает убиваться и работать на то, чтобы миллион стал десятью, десять превратились в сто и так далее, а российского игрока большие деньги…

— …Кто это вам сказал?

— Люди, влюбленные в футбол.

— Ну, давайте так… Вот вам кто-то там сказал. Но я же там жил? И играл, и тренировал.

— Потому я вас и спрашиваю.

— А я отвечаю. Во всех странах, командах, нациях есть люди и такие, и другие. И не надо обобщать. Я не думаю, что это правда.

— А было такое, что вы наблюдаете за игроком на молодежном уровне, он выглядит блестяще, а потом как будто исчезает? Можете объяснить, с чем это связано?

— Это естественный отбор. Кто-то в молодежке себя проявляет, его восхваляют, потом начинается стагнация, а следом — деградация. Иногда в юношах происходит так, как вы говорите — играет. Но может молодой человек влюбиться? Может. Может жениться? Может. Интересы разнятся. Поэтому самое главное — к кому этот игрок попадает в тот или иной период времени: к какому тренеру, в какой клуб, с какими целями. Много нюансов из серии «с кем поведешься».

— Со стороны представляется, что если тренер сильный как личность, то футболисты у него ведомые. А вы говорите — каждый должен решать за себя, что ему важнее — карьера, личная жизнь, развлечения, возможности.

— — Ну, тут как в сказке — три дороги: налево пойдешь, направо или прямо. Каждый принимает свое решение. Остаться в этом городе, перейти в другой клуб, сделать то или это. У меня тоже каждый раз возникает вопрос. Ну, например, того поставить или этого, так потренировать или по-другому. Все время, каждый день тебе надо выбирать. Ты не можешь все время все делать одинаково. Потому что ситуации бывают разные.

— Вот вы сказали: «Каждый день надо выбирать». А что именно?

— Много чего. Допустим, на какой матч сходить: «Локомотив» — «Спартак» или ЦСКА — «Динамо». Выбор? Выбор. Где надо быть — там или тут? По какой причине? Что мне это даст?

— Долго ли еще будет длиться вот этот вау-эффект чемпионата мира? И перейдет ли он в конкретные изменения футбольной индустрии в нашей стране?

— Перейдет, если мы вот этот ваш «вау» превратим не в «вау», а в такое стабильное действо. Надо сейчас попадать на чемпионат Европы. У нас в стране пройдет несколько игр. Это, опять же, толчок к чему-то. Не знаю, решил ли уже УЕФА или нет, но Лига чемпионов в 2021 году может пройти у нас. Во всяком случае, шансы на это велики. И вот я сегодня нахожусь на этой должности. И я должен сделать максимум, чтобы этот вау, как вы говорите, эффект превратился в осязаемую вещь.

— То есть вы думаете, что Санкт-Петербург в итоге примет финал Лиги чемпионов?

— Почему-то есть такая стойкая уверенность.

— Вроде бы серьезные источники это подтверждают.

— Ну, я не серьезный источник, но возникает вопрос: «А почему нет?» Лично я никаких минусов не вижу.

— Во время одного из сборов национальной команды вы сказали: «Я себя чувствую больше менеджером, чем тренером». Это все еще так?

— Да, это так.

— Почему?

— Потому что вечером первого мы собираемся, второго я их приглашу пообщаться, третьего тренировка, четвертого вылетаем, пятого разминка, а шестого игра. Все. Как тренер ты, конечно, какие-то нюансики подправишь, но, по большому счету, твоя задача — правильно определить на дистанции тех, кто сегодня даст результат. Найти этих людей и за эти пару дней их объединить. И вперед. И никому не интересно, было ли у нас на один день больше или меньше времени, кто соперник, как судили, что делали. Надо просто давать результат. А вот перед большими турнирами, как было перед чемпионатом мира, когда есть плюс-минус три-четыре недели, ты уже можешь их спокойно как надо подготовить, вывести на определенный уровень. Тогда ты начинаешь владеть их мозгами в большей степени, и ими легче и правильнее управлять.

— Обывательское понимание, почему они вообще вас слушают, заключается в их желании победить. Иначе зачем вообще это все? А меж тем управление людьми — достаточно тяжелая штука. Какой вы руководитель? Вы больше одухотворяете или отрезвляете?

— Вот вы сказали — меня слушают. Но я бы не сказал, что слушают меня. Слушают нас. Потому что есть тренерский штаб, в котором каждый выполняет свою работу. Есть административный штаб. Есть медицинский. И каждый на своем месте. Если игрок попадает к нашему врачу, то ему говорят: сделай вот это и это. Он делает и становится здоровым. Тренер говорит: если сделать вот так и так, то ты станешь лучше. И если это реально осуществляется, то к этому тренеру со стороны игрока больше веры, доверия, желания и интереса: а что мне еще скажут сделать, чтобы я стал лучше? Ведь ни одного медика или учителя не будут слушать, если после его наставлений становится хуже.

— А к вам приходят игроки с какими-нибудь инициативами? «Станислав Саламович, я вот тут такое увидел, а давайте попробуем с точки зрения подготовки, питания…»

— Мои двери всегда открыты. Реально открыты и в прямом, и в переносном смысле. Они никогда не закрываются. Зашли, пообщались, послушали. И сделали так, как я сказал. Есть игрок, есть идеи и есть коллектив. В котором всегда будут какие-то нюансики. Если у кого-то появилась какая-то идея — пожалуйста. Если они что-то недопонимают и им кажется, что правильно вот это, ты начинаешь объяснять: первое, второе, третье, четвертое, пятое, десятое. И вот так ты их убеждаешь, что сегодня этого делать нельзя. Может быть, то, что они предлагают, правильно. Но не сегодня. Мы сделаем это через три дня. Они тебя выслушивают, и если ты им говоришь какие-то вещи аргументированно, они же взрослые люди — понимают. У нас есть доверие. Мы созваниваемся. Любой футболист может позвонить. И если нужна моя помощь, мы всегда все сделаем.

— После чемпионата мира из прежнего состава сборной осталось только десять футболистов.

— Я был бы счастливым человеком, если бы всегда все были, и не нужно было бы ни о чем думать: всех поставил, все играют, все выигрывают. Но так не бывает. Это случилось не потому, что я так хочу, а потому, что жизнь меняется: кто-то закончил, кто-то хочет, но не может, а кто-то может, но не хочет. Вот сейчас нам надо играть с Шотландией и Казахстаном. И сегодня будут те игроки, которые готовы на данный конкретный момент.

— То есть вы не согласны, что в сборной большая текучка?

— Ну, вот смотрите: четыре человека закончили. У кого-то травма. У кого-то еще что-то. Кто-то после травмы не в форме. А когда игрока на один или, не дай бог, два сбора не вызываешь, это практически год. И получается, что человека фактически год в сборной нет. Но это происходит не потому, что мы его не хотим, а потому, что не каждый день собираемся.

— А им от этого психологически тяжело, они нервничают…

— …А им не надо нервничать! Вот вчера общался с Газинским. Не по телефону, по видеосвязи. Чтобы видеть друг друга. Я с ним раза четыре разговаривал. Он получил тяжелую травму у нас на сборе. Сделал операцию. Сейчас сбор — а его опять нет. Но должен же быть какой-то контакт, чтобы он знал: «Мы знаем, что ты вот в таком вот состоянии, и мы с тобой». Другое дело, что самое главное — и он это тоже знает — что какие бы у нас отношения ни были, ему надо быть готовым. Потому что в следующий раз от того, что мы с ним переговариваемся, ничего не будет. Надо быть го-то-вым. Они знают, что мы всегда рядом, всегда помогаем, но нам нужны те, кто сегодня даст результат. У нас от них никогда нет каких-то недоговорок. Вот, допустим, сейчас я не вызвал в сборную Чалова. Он поедет в «молодежку». Но я до вызова — когда еще никто не знал — сам ему позвонил и объяснил ситуацию.

— То есть вы им все объясняете заранее.

— Есть вещи, которые надо объяснять. Чтобы футболист понимал. Мнение наше он знает, и теперь его задача — понять, принять или нет. Во всяком случае, мы никогда не лицемерим — говорим то, что есть. Футболист принял — да. Не принял — ну, как говорится…

— Когда вы только пришли на пост главного тренера, были немногословны. Единственное, что тогда сказали — дайте время.

— Время всегда и всем нужно. Кому-то — больше, кому-то — меньше. Команда может быть такой или другой, но у нее что-то не получается, ты подправляешь, и они играют. Или как у нас было после чемпионата Европы: сказали — петиция! Всех выгнать! Ситуация была такая. Сейчас — другая. Это не значит, что она легче или сложнее. Она просто другая. Следовательно, к ней и подходить надо по-другому.

— Получается, вы — кризис-менеджер?

— Не знаю, кризис или не кризис, я кто есть, тот есть. Оценивайте сами. Так, как вы видите.

— А как вы считаете, как вдохновить людей ходить на футбол уровня ФНЛ и болеть за свои региональные команды на аренах чемпионата мира?

— Вот я отвечаю за поле. На поле что-то происходит, и это дает шанс менеджменту делать какие-то рекламные вещи. Здесь все связано. Так не бывает, что ты пиаришь стадион, а на нем ничего не происходит. Другое дело, что вот теперь есть новые арены, но нельзя сделать так, чтобы на этих аренах по взмаху волшебной палочки сразу появились какие-то команды. Наверное, определенное время потребуется, чтобы и в Нижнем Новгороде, и в Волгограде, и в Саранске, и в Калининграде были свои команды. Но этим надо заниматься. Надо хотеть это делать и надо довериться тем людям, которые смогут это сделать.

— А на ваш взгляд, хватит нашей стране менеджеров, чтобы региональный футбол поднять на этот уровень?

— Не хотел бы выставлять какие-то оценки. Я лично стараюсь, чтобы нашу сборную и то место, где мы работаем, окружали понимающие профессиональные люди.

— Вопрос не в персоналиях, а в индустрии в целом. Никто не просит вас называть конкретные имена и фамилии.

— Я не готов ответить, потому что это будет оценкой. А как я голословно могу что-то говорить, например, про Волгоград, если там лет сто не был?

— Хорошо, давайте так… изменить существующее положение вещей можно?

— Не можно, а нужно! Потому что есть где изменять. Если бы не было возможностей — да. А когда эти возможности есть, надо побыстрее впрягаться и делать! Но я еще раз повторю: есть региональные власти, которые должны понимать, что делать с этим добром. Так не бывает, чтобы вот захотели — и команда есть. Все равно определенные вещи надо выстраивать.

— А как вы относитесь к женскому футболу? Сейчас это очень модная тема…

— Вот на днях, кстати, как раз смотрел — наши играли со Словенией, выиграли на выезде со счетом 1:0.

— Смогли бы женщин тренировать?

— Нет.

— Почему? Ну вот просто интересно.

— Нет!

— Что нужно сделать в нашей стране, чтобы вот эта визуальная инфраструктурная часть, которая у нас сейчас есть, совпадала с результатами не только у сборной, но и у клубов?

— Ну, мы — сборная — все время играем на европейском, мировом уровне. Все время изучаем своих соперников. Чемпионат мира показал, что интенсивность игры растет. И вот в этом плане нам надо работать. Кстати, президент РФС Александр Дюков после чемпионата мира собрал руководителей клубов, мы им показали определенные цифры, которые им тоже важно знать, чтобы в своих командах спрашивать с тренеров определенные вещи. В этом плане нам надо выходить на новый уровень, потому что отборочные матчи Лиги чемпионов и Лиги Европы показали — не так все просто. Деликатность тут надо убирать, потому что спорт — это выиграл — проиграл. Сегодня мы проиграли. Это не хорошо или плохо, это просто факт.

— Получается, оказались не готовы?

— Мне тут нельзя сказать определенно, для этого надо быть внутри, а я… Результат виден. Все. А почему — надо проанализировать и сделать следующие шаги. Сейчас нас ждет Лига чемпионов. Вы видите, какие группы — не будет ни одной проходной игры.

— И все-таки, вот что нужно сделать, чтобы результат, который вы даете в сборной, был и в клубном футболе?

— Во-первых, надо подбирать соответствующих игроков. Которые сами хотят, которых не надо все время заставлять. Ведь легче же управлять футболистом, который сам хочет, а ты его только подправляешь? Вот было в Советском Союзе выражение: «Тренируйте меня тренера». Таких футболистов, кто так думает, нам не надо. Мы им должны помогать, что-то развивать, но хотеть они должны сами. Я что, извините, должен все время говорить футболисту: «Не забывай, что у нас чемпионат мира?» Или что? Он сам не должен понимать, что нас ждет? Или как? И если ему такие вещи нужно объяснять, то зачем он нам нужен? Конечно, кто-то может «заблудиться». Тогда надо подсказать. Все мы блуждаем и блуждали, нас же тоже, как говорится, кто-то выводил в мастера. Мы для этого и есть, чтобы наблюдать: обучаемый — не обучаемый, слышит — не слышит. Многие вещи или действия мы не озвучиваем, но всегда внимательно смотрим.

— Выбор стать тренером, спортсменом — это все равно жертвенный путь. Потому что нет жертвы — нет победы. И вот чем надо жертвовать в первую очередь?

— Собой.

— И вы по сей день собой жертвуете?

— Ну, а как иначе? Надо либо работать, либо нет. Пахать или нет. Принимать решения. Когда ты жертвуешь собой, те, кто рядом, глядя на тебя, будут делать то же самое. Невозможно говорить кому-то: «Не кури», и при этом самому при всех курить. Наверное, в такой ситуации сложно убедить кого-то в том, что курить плохо. Так и здесь — надо работать и отвечать за то, что ты делаешь. Жить этим. И все будет.

— Видимо, у таких людей работа в приоритете над личной жизнью.

— Я теперь… как бы это сказать… начал правильнее расставлять акценты. Работа — это работа. А дом — это дом. Домой прихожу — китель снимаю, так говорят военные. А свистка у меня дома нет. И секундомера тоже. Домой прихожу как нормальный человек.

— А как при этом дома расслабиться?

— Диван, телевизор, пульт.

— И что смотрите?

— Футбол.

— Когда мы еще раз испытаем такие эмоции, как во время чемпионата мира?

— Ну, мы же не выполняем заказы на эмоции. У нас есть четкое понимание того, что мы хотим. Впереди две важные отборочные игры. Хотя неважных для нас не бывает. В Саранске на Сан-Марино было 43 тысячи болельщиков, в Нижнем Новгороде с Кипром — 45 тысяч, полный стадион. Никто никуда силой людей не загонял. Значит — приходят, значит — любят, значит — хотят, значит — болеют. А наша задача — вот этот интерес — я даже не говорю про любовь, потому что спорт и любовь — это как-то разные темы — который есть у нашего болельщика к сборной, поддерживать не словами, а делом. А дело — это победы, голы, очки… ну и все. А остальное покажет время.

— А как сделать так, чтобы такие команды, как Бельгия и Испания, мы могли бы обыгрывать без длительных сборов в Нойштифте?

— Для этого надо иметь стабильный уровень. Кстати, когда мы играли с Бельгией — мы же какие-то свои подсчеты делаем — бельгийцы сыграли на том же уровне, на котором они играли на чемпионате мира. А мы сыграли хуже. Результат видим — 1:3. Вот игрок — он сам по себе быстрее, умнее, сильнее, техничнее. Так бывает. А другого на этот уровень надо вывести.

— Есть утверждение, что наш менталитет таков, что нам, чтобы собраться и на морально-волевых совершить подвиг, нужны огромные вызовы. А у них это просто процесс.

— Опять не согласен. Столько я там прожил и проработал. Сам ощущал все и видел. Везде одно и то же.

— А раз так, то вероятность, что мы рано или поздно станем чемпионами мира, существует?

— Существует. Если правильно использовать то, что мы имеем. Надо нацелиться на это и работать.

— Сколько вы спите?

— Сплю я всегда хорошо. Всегда вовремя.

— И в самолетах?

— В самолетах меньше.

— Просто интересно, как восстанавливаются такие люди, у которых в сутках как будто больше, чем 24 часа.

— Ну, чтобы не восстанавливаться, не надо уставать.

— Надо любимым делом заниматься.

— Но я же не один это делаю. У меня есть штаб. Если я Ромащенко что-то сказал, то я про это уже забыл. Знаю, что это сделано. Сказал врачу Безуглову — знаю, что сделано. Владимиров, пресс-атташе, знает — все уже сделано. Так что если те, с кем ты работаешь, делают свою работу, значит, ты занимаешься только своим делом. Скажу по-менеджерски: надо уметь делегировать полномочия. Делегировал — и все работает. А если ты сам все делаешь и за всем следишь, вот тогда и 24 часов мало.

— Получается, те, кому вы делегируете полномочия, конкретно в этих вопросах профессиональнее вас?

— А здесь нет разницы, они все — профессионалы своего дела. У нас в сборной есть девиз: «Свобода и ответственность». Не надо никого напрягать. Если человек не свободен, он не может реализовать свои амбиции. В конце концов, никто не застрахован от ошибок. Но другое дело — ответственность всегда лежит на руководителе: я этот народ собирал, я им делегировал, значит и ответственность в любом случае на мне. Но если ты сам все делаешь, то тогда должен быть девиз: «Самое лучшее поручение — это то, которое дал себе»? Так, что ли?

— Типа того.

— Нет, у нас такого нет. Вот если будет так, тогда это реально плохо.

— У некоторых руководителей есть правило трех ошибок. Один раз ошибся — ну, бывает. Два — иди сюда, давай поговорим. А три — уже система. И вот тогда — давай, до свидания.

— Это тот случай, когда если ты кого-то берешь на работу, то 150 раз подумай и один раз реши. Потому что, наверное, потом говорить «до свидания» сложнее. А когда системные ошибки… самое главное — ошибки-то могут быть, но любые ошибки надо исправлять. И ты видишь — исправляет их человек или нет. Потому что все мы ошибались. И я в том числе.

— Лояльность или профессионализм?

— Профессионализм. А потом уже, как говорят в Осетии, we will see.

— А когда вы в последний раз себя ощущали счастливым человеком?

— Да я и сейчас счастливый.

— А какой вы можете вспомнить самый яркий момент?

— Ох… да я как-то в этом плане…

— Вы эмоциональный?

— Безэмоциональный. Вот есть действие, и — можете верить, а можете нет — когда один фильм заканчивается, идем смотреть следующий.

— Хорошо, тогда так: самые сильные эмоции вы испытывали, когда были игроком или уже будучи тренером?

— Вот знаете… Это можно сравнить с ситуацией, когда прозвучал финальный свисток, у тебя в руках кубок или медаль на шее. Вот тогда можно радоваться. Все остальное — это так… По большому счету, счастливым тебя делают титулы.

— И каким из своих титулов вы больше всего гордитесь?

— А они все одинаковые. Потому что путь к титулам всегда один. И нет разницы, в какой это произошло стране или в какой сборной. Чувства всегда одни и те же.

— А чемпионский дух, воля к победе — то, о чем вы сейчас говорите, это от чего зависит? Гены? Родители? Работа тренера?

— Здесь много компонентов. Мы во время разговора уже упоминали группу крови. Конечно, должна быть соответствующая ДНК. Другое дело, что ты не можешь проявить силу воли, характер и так далее, если ты не готов. Ну вот представьте: у меня характер, наверное, не меньше, чем у Николая Валуева. Но если мне выйти с ним в ринг, то мой характер мне не поможет. Понимаете? Вот есть соперник, есть характер, а готовности нет. И тогда этот характер действует секунд пять, пока ты еще можешь передвигаться. А потом, когда уже нет ничего, соперник, может быть менее характерный, но более качественный, тебя переиграет.

— У детей есть такой период, когда они взрослеют, и им надо эти вещи объяснять.

— Ну, что такое хорошо, а что такое плохо, надо объяснять везде. А в профессиональном спорте, наверное, даже в большей степени.

— В случае с футболом кто должен это объяснять — родитель или тренер?

— На профессиональные рельсы поставит, наверное, все-таки тренер. Дома слушаем маму-папу, а на работе или на тренировке слушаем тренера. А как по-другому? Другое дело, что тренер может говорить одно, а родители — другое. И вот тут как быть? Тренер говорит: «Больше тренируйся», а мама-папа говорят: «Больше на фортепиано играй». Но так не бывает! Давайте мы уже сразу определимся — или это, или то. Примите решение, и тогда все будет нормально.

— Сегодня у вас день рождения. Я знаю, что вы — мужчина скромный и не любите поздравления. Но, если позволите, хочу вам сказать: вы очень многих из нас заставили плакать. И заставили смеяться. И вернули надежду. В день вашего рождения я бы хотела сказать, что вы — невероятный человек. То, что вы сделали со сборной, то, что вы сделали с нашим футболом: вы показали стране, что мы умеем быть первыми. И мы можем быть первыми.

— Нам надо быть первыми.

— Без вариантов. Спасибо.

Welcome2020.ru, 02.09.2019