СТАНИСЛАВ ЧЕРЧЕСОВ: «КОГДА
ЖЕРТВУЕШЬ СОБОЙ, ТЕ, КТО РЯДОМ, ДЕЛАЮТ ТО ЖЕ САМОЕ»
Накануне возобновления отборочного турнира Евро-2020 главный
тренер сборной России Станислав Черчесов в интервью Тине Канделаки
для сайта welcome2020.ru рассказал о принципах своей работы, наследии
чемпионата мира и о том, какой он руководитель.
—
Станислав Саламович, мы сейчас на стадионе «Лужники». Когда я здесь
нахожусь, сразу вспоминаю тот самый матч с командой Испании. А вы
часто вспоминаете эту легендарную ногу Акинфеева?
— Ну, чтобы такая нога была, нужна голова — подсказывать правильные
вещи. А по поводу Игоря Акинфеева… Мы не то чтобы вспоминаем: недавно
с ним виделись — открывали турнир в Бронницах, переписываемся, созваниваемся.
Связь не теряем.
— То есть на легендарную ногу надеяться еще можем?
— Пока у него ЦСКА, а там посмотрим, как все будет выглядеть в будущем.
— В октябре мы возвращаемся на «Лужники» матчем с Шотландией.
— До октября у нас еще две игры, готовимся. Мы говорили, обещали,
что сборная посетит все стадионы чемпионата мира. У нас остались
Екатеринбург и Волгоград. Шотландию мы не могли здесь не принять,
а Бельгию примем в Санкт-Петербурге. Надеемся, что наш стадион будет
заполнен и мы дадим болельщикам возможность снова эти эмоции пережить.
— Мне кажется, вы приносите «Лужникам» удачу.
— Первый свой большой титул я заработал здесь. Кубок выиграл здесь.
Чемпионом стал здесь.
— Значит, это ваш стадион! Удачный!
— Ну, я же и перед испанцами сказал, что это наш стадион!
— Благодаря чемпионату мира в нашей стране была построена фантастическая
инфраструктура. И когда мы говорим про наследие, то в первую очередь
имеем в виду техническое оснащение.
— Согласен.
— А для вас наследие чемпионата мира — это что?
— Вот вы вспоминаете игру с Испанией. И это уже наследие. Это уже
история. А если к вашему вопросу, то… вот вы включаете телевизор,
футбол, и там теперь совершенно другая картинка. Люди пошли на стадион:
играют в Волгограде «Ротор» и «Торпедо», а за несколько дней до
матча все билеты уже проданы. 35 тысяч! Раньше такого не было. Или
вот — «Лужники». ЦСКА играл здесь домашние матчи Лиги чемпионов.
Пожалуйста — играйте на здоровье! В Ростове на последнем матче тоже
было 35 тысяч.
То есть теперь у нас есть стадионы, куда можно привести народ. Но
тем, кто туда приходит, надо что-то показывать. И слава богу, что
с начала чемпионата России команды демонстрируют интересный футбол.
Ну и, естественно, для меня, как для главного тренера сборной, важно,
чтобы на футбол пошла молодежь. Дети записываются в секции, и это,
наверное, одно из самых главных достижений и наследий чемпионата
мира.
— В вашей жизни много переездов, перемещений, вы видите разные арены.
Есть ли у вас какая-то история, с этим связанная? Может быть, что-то
особенно удивило, запомнилось?
— Да нет. Особо ничего не удивило. Когда как тренер или как игрок
едешь на матч, тем более такого масштаба, концентрируешься только
на своем — как сделать свою работу, и ничего вокруг не видишь и
не слышишь.
— А когда вы наблюдаете как зритель?
— Честно говоря, я не люблю быть на трибуне. У меня там возникают
совершенно другие ощущения.
— Нервничаете сильнее?
— Наоборот — смотришь и… Да и, честно говоря, на бровке я тоже не
особо нервничаю — нет времени ни нервничать, ни переживать. Надо
свою работу делать. Ну и плюс, сверху смотришь уже чисто профессионально:
кто, куда, зачем, что это мне даст в будущем, могу ли я у своего
коллеги чему-то подучиться, вовремя сделана замена или нет. И вот
как-то все равно не получается смотреть как болельщик.
— Как у пилотов — они очень не любят летать рейсовыми самолетами
в качестве пассажиров, потому что у каждого свое видение работы.
Вот и вам, очевидно, просто сложно в качестве зрителя.
— Ну, может, только если моя команда играет, а я сверху… Но в моей
тренерской карьере это было один раз — в «Амкаре», когда меня дисквалифицировали.
А так — абсолютно спокойно. Тем более как тренер ты приезжаешь смотреть
игроков и делаешь какие-то выводы исключительно без эмоций — как
и кто сыграл. Больше тебя ничего не интересует. Ничего личного,
только работа.
— После чемпионата мира к вам сильно возросло внимание. Вас стали
узнавать больше, чем многих артистов. Это не давит? Не устали от
этого?
— Не давит. И до чемпионата мира было внимание, только чуть-чуть
в другой плоскости. Как-то к этому не то чтобы привыкаешь… это определенная
роль, которую надо выполнять. И лучше, когда внимание позитивное,
а не когда ты на улицу можешь выйти только в парике и по ночам.
— А бывало такое, чтобы в ресторанах говорили: «Станислав Саламович,
счет закрыт!»
— Нет.
— Да ладно?! Ни разу не было?
— Наоборот: «Двойная цена». Да и, честно говоря, я по ресторанам
не хожу. Очень редко, и… даже не знаю… только по какой-то причине.
Не большой любитель.
— То есть вы давления от известности не ощущаете, вам комфортно.
— Нормально. Смотря как к этому относиться.
— А вы чувствуете, что после успеха на чемпионате мира у вас появилось
право на ошибку?
— Права на ошибку не то чтобы нет, но ошибок лучше не делать. Потому
что ты, конечно, можешь ее исправить, но результат к тому моменту
уже может быть сделан. У нас короткая дистанция. Спринтер — он же
не может споткнуться. Бежишь ты 10 тысяч метров. Споткнулся — ничего
страшного, потом догнал. А здесь — старт прозевал или что-то там
во время бега у тебя случилось — и все, кто-то на пьедестале, а
кто-то нет. Сейчас вот — чемпионат Европы. И важно к каждой игре
подходить как к решающей.
— Но спринтер — это одиночник. Вы же тащите целый коллектив мужиков.
— Не знаю, является ли маленьким секретом то, что я вам сейчас скажу,
но мы общаемся с футболистами еще до начала сбора — они готовятся,
мы их настраиваем на определенный лад, чтобы, приезжая к нам, они
уже знали, что и как. Не просто там: «О, привет-привет! А через
два дня игра». Нет, я уже переговорил практически со всеми игроками
и сказал, на что надо обратить внимание, чтобы быть готовыми. Потому
что за те два дня, что у нас есть перед большими играми, невозможно
перестроить голову. Так что голову игрокам мы настраиваем задолго
до этого.
— А за счет чего вы смогли организовать этот маленький отряд?
— Игроки сами должны понимать, что мы хотим, куда мы идем и что
нас ждет. Во-вторых, надо подбирать футболистов соответствующей
группы крови что ли. Потому что сборная, гимн, флаг. Чемпионат мира
или большие турниры — это совершенно другие ощущения. И не каждый
может это выдержать. Если игрок хороший, это еще не означает, что
он может попасть к нам и сделать здесь свою работу. Кстати, именно
поэтому у нас зачастую и происходит недопонимание (в прессе) — почему
был вызван один, второй или третий. Но мы как раз для этого и есть,
чтобы каждый день думать и принимать правильные, а не поверхностные
решения. А еще важно — они сами должны самодисциплинироваться. И
они это сделают, если им будет интересно. Потому что интерес движет
людьми больше и дольше, чем страх или наказание.
— Наши футболисты часто уступают в сравнении иностранцам: вот там
игрок после первого контракта в миллион долларов начинает убиваться
и работать на то, чтобы миллион стал десятью, десять превратились
в сто и так далее, а российского игрока большие деньги…
— …Кто это вам сказал?
— Люди, влюбленные в футбол.
— Ну, давайте так… Вот вам кто-то там сказал. Но я же там жил? И
играл, и тренировал.
— Потому я вас и спрашиваю.
— А я отвечаю. Во всех странах, командах, нациях есть люди и такие,
и другие. И не надо обобщать. Я не думаю, что это правда.
— А было такое, что вы наблюдаете за игроком на молодежном уровне,
он выглядит блестяще, а потом как будто исчезает? Можете объяснить,
с чем это связано?
— Это естественный отбор. Кто-то в молодежке себя проявляет, его
восхваляют, потом начинается стагнация, а следом — деградация. Иногда
в юношах происходит так, как вы говорите — играет. Но может молодой
человек влюбиться? Может. Может жениться? Может. Интересы разнятся.
Поэтому самое главное — к кому этот игрок попадает в тот или иной
период времени: к какому тренеру, в какой клуб, с какими целями.
Много нюансов из серии «с кем поведешься».
— Со стороны представляется, что если тренер сильный как личность,
то футболисты у него ведомые. А вы говорите — каждый должен решать
за себя, что ему важнее — карьера, личная жизнь, развлечения, возможности.
— — Ну, тут как в сказке — три дороги: налево пойдешь, направо или
прямо. Каждый принимает свое решение. Остаться в этом городе, перейти
в другой клуб, сделать то или это. У меня тоже каждый раз возникает
вопрос. Ну, например, того поставить или этого, так потренировать
или по-другому. Все время, каждый день тебе надо выбирать. Ты не
можешь все время все делать одинаково. Потому что ситуации бывают
разные.
— Вот вы сказали: «Каждый день надо выбирать». А что именно?
— Много чего. Допустим, на какой матч сходить: «Локомотив» — «Спартак»
или ЦСКА — «Динамо». Выбор? Выбор. Где надо быть — там или тут?
По какой причине? Что мне это даст?
— Долго ли еще будет длиться вот этот вау-эффект чемпионата мира?
И перейдет ли он в конкретные изменения футбольной индустрии в нашей
стране?
— Перейдет, если мы вот этот ваш «вау» превратим не в «вау», а в
такое стабильное действо. Надо сейчас попадать на чемпионат Европы.
У нас в стране пройдет несколько игр. Это, опять же, толчок к чему-то.
Не знаю, решил ли уже УЕФА или нет, но Лига чемпионов в 2021 году
может пройти у нас. Во всяком случае, шансы на это велики. И вот
я сегодня нахожусь на этой должности. И я должен сделать максимум,
чтобы этот вау, как вы говорите, эффект превратился в осязаемую
вещь.
— То есть вы думаете, что Санкт-Петербург в итоге примет финал Лиги
чемпионов?
— Почему-то есть такая стойкая уверенность.
— Вроде бы серьезные источники это подтверждают.
— Ну, я не серьезный источник, но возникает вопрос: «А почему нет?»
Лично я никаких минусов не вижу.
— Во время одного из сборов национальной команды вы сказали: «Я
себя чувствую больше менеджером, чем тренером». Это все еще так?
— Да, это так.
— Почему?
— Потому что вечером первого мы собираемся, второго я их приглашу
пообщаться, третьего тренировка, четвертого вылетаем, пятого разминка,
а шестого игра. Все. Как тренер ты, конечно, какие-то нюансики подправишь,
но, по большому счету, твоя задача — правильно определить на дистанции
тех, кто сегодня даст результат. Найти этих людей и за эти пару
дней их объединить. И вперед. И никому не интересно, было ли у нас
на один день больше или меньше времени, кто соперник, как судили,
что делали. Надо просто давать результат. А вот перед большими турнирами,
как было перед чемпионатом мира, когда есть плюс-минус три-четыре
недели, ты уже можешь их спокойно как надо подготовить, вывести
на определенный уровень. Тогда ты начинаешь владеть их мозгами в
большей степени, и ими легче и правильнее управлять.
— Обывательское понимание, почему они вообще вас слушают, заключается
в их желании победить. Иначе зачем вообще это все? А меж тем управление
людьми — достаточно тяжелая штука. Какой вы руководитель? Вы больше
одухотворяете или отрезвляете?
— Вот вы сказали — меня слушают. Но я бы не сказал, что слушают
меня. Слушают нас. Потому что есть тренерский штаб, в котором каждый
выполняет свою работу. Есть административный штаб. Есть медицинский.
И каждый на своем месте. Если игрок попадает к нашему врачу, то
ему говорят: сделай вот это и это. Он делает и становится здоровым.
Тренер говорит: если сделать вот так и так, то ты станешь лучше.
И если это реально осуществляется, то к этому тренеру со стороны
игрока больше веры, доверия, желания и интереса: а что мне еще скажут
сделать, чтобы я стал лучше? Ведь ни одного медика или учителя не
будут слушать, если после его наставлений становится хуже.
— А к вам приходят игроки с какими-нибудь инициативами? «Станислав
Саламович, я вот тут такое увидел, а давайте попробуем с точки зрения
подготовки, питания…»
— Мои двери всегда открыты. Реально открыты и в прямом, и в переносном
смысле. Они никогда не закрываются. Зашли, пообщались, послушали.
И сделали так, как я сказал. Есть игрок, есть идеи и есть коллектив.
В котором всегда будут какие-то нюансики. Если у кого-то появилась
какая-то идея — пожалуйста. Если они что-то недопонимают и им кажется,
что правильно вот это, ты начинаешь объяснять: первое, второе, третье,
четвертое, пятое, десятое. И вот так ты их убеждаешь, что сегодня
этого делать нельзя. Может быть, то, что они предлагают, правильно.
Но не сегодня. Мы сделаем это через три дня. Они тебя выслушивают,
и если ты им говоришь какие-то вещи аргументированно, они же взрослые
люди — понимают. У нас есть доверие. Мы созваниваемся. Любой футболист
может позвонить. И если нужна моя помощь, мы всегда все сделаем.
— После чемпионата мира из прежнего состава сборной осталось только
десять футболистов.
— Я был бы счастливым человеком, если бы всегда все были, и не нужно
было бы ни о чем думать: всех поставил, все играют, все выигрывают.
Но так не бывает. Это случилось не потому, что я так хочу, а потому,
что жизнь меняется: кто-то закончил, кто-то хочет, но не может,
а кто-то может, но не хочет. Вот сейчас нам надо играть с Шотландией
и Казахстаном. И сегодня будут те игроки, которые готовы на данный
конкретный момент.
— То есть вы не согласны, что в сборной большая текучка?
— Ну, вот смотрите: четыре человека закончили. У кого-то травма.
У кого-то еще что-то. Кто-то после травмы не в форме. А когда игрока
на один или, не дай бог, два сбора не вызываешь, это практически
год. И получается, что человека фактически год в сборной нет. Но
это происходит не потому, что мы его не хотим, а потому, что не
каждый день собираемся.
— А им от этого психологически тяжело, они нервничают…
— …А им не надо нервничать! Вот вчера общался с Газинским. Не по
телефону, по видеосвязи. Чтобы видеть друг друга. Я с ним раза четыре
разговаривал. Он получил тяжелую травму у нас на сборе. Сделал операцию.
Сейчас сбор — а его опять нет. Но должен же быть какой-то контакт,
чтобы он знал: «Мы знаем, что ты вот в таком вот состоянии, и мы
с тобой». Другое дело, что самое главное — и он это тоже знает —
что какие бы у нас отношения ни были, ему надо быть готовым. Потому
что в следующий раз от того, что мы с ним переговариваемся, ничего
не будет. Надо быть го-то-вым. Они знают, что мы всегда рядом, всегда
помогаем, но нам нужны те, кто сегодня даст результат. У нас от
них никогда нет каких-то недоговорок. Вот, допустим, сейчас я не
вызвал в сборную Чалова. Он поедет в «молодежку». Но я до вызова
— когда еще никто не знал — сам ему позвонил и объяснил ситуацию.
— То есть вы им все объясняете заранее.
— Есть вещи, которые надо объяснять. Чтобы футболист понимал. Мнение
наше он знает, и теперь его задача — понять, принять или нет. Во
всяком случае, мы никогда не лицемерим — говорим то, что есть. Футболист
принял — да. Не принял — ну, как говорится…
— Когда вы только пришли на пост главного тренера, были немногословны.
Единственное, что тогда сказали — дайте время.
— Время всегда и всем нужно. Кому-то — больше, кому-то — меньше.
Команда может быть такой или другой, но у нее что-то не получается,
ты подправляешь, и они играют. Или как у нас было после чемпионата
Европы: сказали — петиция! Всех выгнать! Ситуация была такая. Сейчас
— другая. Это не значит, что она легче или сложнее. Она просто другая.
Следовательно, к ней и подходить надо по-другому.
— Получается, вы — кризис-менеджер?
— Не знаю, кризис или не кризис, я кто есть, тот есть. Оценивайте
сами. Так, как вы видите.
— А как вы считаете, как вдохновить людей ходить на футбол уровня
ФНЛ и болеть за свои региональные команды на аренах чемпионата мира?
— Вот я отвечаю за поле. На поле что-то происходит, и это дает шанс
менеджменту делать какие-то рекламные вещи. Здесь все связано. Так
не бывает, что ты пиаришь стадион, а на нем ничего не происходит.
Другое дело, что вот теперь есть новые арены, но нельзя сделать
так, чтобы на этих аренах по взмаху волшебной палочки сразу появились
какие-то команды. Наверное, определенное время потребуется, чтобы
и в Нижнем Новгороде, и в Волгограде, и в Саранске, и в Калининграде
были свои команды. Но этим надо заниматься. Надо хотеть это делать
и надо довериться тем людям, которые смогут это сделать.
— А на ваш взгляд, хватит нашей стране менеджеров, чтобы региональный
футбол поднять на этот уровень?
— Не хотел бы выставлять какие-то оценки. Я лично стараюсь, чтобы
нашу сборную и то место, где мы работаем, окружали понимающие профессиональные
люди.
— Вопрос не в персоналиях, а в индустрии в целом. Никто не просит
вас называть конкретные имена и фамилии.
— Я не готов ответить, потому что это будет оценкой. А как я голословно
могу что-то говорить, например, про Волгоград, если там лет сто
не был?
— Хорошо, давайте так… изменить существующее положение вещей можно?
— Не можно, а нужно! Потому что есть где изменять. Если бы не было
возможностей — да. А когда эти возможности есть, надо побыстрее
впрягаться и делать! Но я еще раз повторю: есть региональные власти,
которые должны понимать, что делать с этим добром. Так не бывает,
чтобы вот захотели — и команда есть. Все равно определенные вещи
надо выстраивать.
— А как вы относитесь к женскому футболу? Сейчас это очень модная
тема…
— Вот на днях, кстати, как раз смотрел — наши играли со Словенией,
выиграли на выезде со счетом 1:0.
— Смогли бы женщин тренировать?
— Нет.
— Почему? Ну вот просто интересно.
— Нет!
— Что нужно сделать в нашей стране, чтобы вот эта визуальная инфраструктурная
часть, которая у нас сейчас есть, совпадала с результатами не только
у сборной, но и у клубов?
— Ну, мы — сборная — все время играем на европейском, мировом уровне.
Все время изучаем своих соперников. Чемпионат мира показал, что
интенсивность игры растет. И вот в этом плане нам надо работать.
Кстати, президент РФС Александр Дюков после чемпионата мира собрал
руководителей клубов, мы им показали определенные цифры, которые
им тоже важно знать, чтобы в своих командах спрашивать с тренеров
определенные вещи. В этом плане нам надо выходить на новый уровень,
потому что отборочные матчи Лиги чемпионов и Лиги Европы показали
— не так все просто. Деликатность тут надо убирать, потому что спорт
— это выиграл — проиграл. Сегодня мы проиграли. Это не хорошо или
плохо, это просто факт.
— Получается, оказались не готовы?
— Мне тут нельзя сказать определенно, для этого надо быть внутри,
а я… Результат виден. Все. А почему — надо проанализировать и сделать
следующие шаги. Сейчас нас ждет Лига чемпионов. Вы видите, какие
группы — не будет ни одной проходной игры.
— И все-таки, вот что нужно сделать, чтобы результат, который вы
даете в сборной, был и в клубном футболе?
— Во-первых, надо подбирать соответствующих игроков. Которые сами
хотят, которых не надо все время заставлять. Ведь легче же управлять
футболистом, который сам хочет, а ты его только подправляешь? Вот
было в Советском Союзе выражение: «Тренируйте меня тренера». Таких
футболистов, кто так думает, нам не надо. Мы им должны помогать,
что-то развивать, но хотеть они должны сами. Я что, извините, должен
все время говорить футболисту: «Не забывай, что у нас чемпионат
мира?» Или что? Он сам не должен понимать, что нас ждет? Или как?
И если ему такие вещи нужно объяснять, то зачем он нам нужен? Конечно,
кто-то может «заблудиться». Тогда надо подсказать. Все мы блуждаем
и блуждали, нас же тоже, как говорится, кто-то выводил в мастера.
Мы для этого и есть, чтобы наблюдать: обучаемый — не обучаемый,
слышит — не слышит. Многие вещи или действия мы не озвучиваем, но
всегда внимательно смотрим.
— Выбор стать тренером, спортсменом — это все равно жертвенный путь.
Потому что нет жертвы — нет победы. И вот чем надо жертвовать в
первую очередь?
— Собой.
— И вы по сей день собой жертвуете?
— Ну, а как иначе? Надо либо работать, либо нет. Пахать или нет.
Принимать решения. Когда ты жертвуешь собой, те, кто рядом, глядя
на тебя, будут делать то же самое. Невозможно говорить кому-то:
«Не кури», и при этом самому при всех курить. Наверное, в такой
ситуации сложно убедить кого-то в том, что курить плохо. Так и здесь
— надо работать и отвечать за то, что ты делаешь. Жить этим. И все
будет.
— Видимо, у таких людей работа в приоритете над личной жизнью.
— Я теперь… как бы это сказать… начал правильнее расставлять акценты.
Работа — это работа. А дом — это дом. Домой прихожу — китель снимаю,
так говорят военные. А свистка у меня дома нет. И секундомера тоже.
Домой прихожу как нормальный человек.
— А как при этом дома расслабиться?
— Диван, телевизор, пульт.
— И что смотрите?
— Футбол.
— Когда мы еще раз испытаем такие эмоции, как во время чемпионата
мира?
— Ну, мы же не выполняем заказы на эмоции. У нас есть четкое понимание
того, что мы хотим. Впереди две важные отборочные игры. Хотя неважных
для нас не бывает. В Саранске на Сан-Марино было 43 тысячи болельщиков,
в Нижнем Новгороде с Кипром — 45 тысяч, полный стадион. Никто никуда
силой людей не загонял. Значит — приходят, значит — любят, значит
— хотят, значит — болеют. А наша задача — вот этот интерес — я даже
не говорю про любовь, потому что спорт и любовь — это как-то разные
темы — который есть у нашего болельщика к сборной, поддерживать
не словами, а делом. А дело — это победы, голы, очки… ну и все.
А остальное покажет время.
— А как сделать так, чтобы такие команды, как Бельгия и Испания,
мы могли бы обыгрывать без длительных сборов в Нойштифте?
— Для этого надо иметь стабильный уровень. Кстати, когда мы играли
с Бельгией — мы же какие-то свои подсчеты делаем — бельгийцы сыграли
на том же уровне, на котором они играли на чемпионате мира. А мы
сыграли хуже. Результат видим — 1:3. Вот игрок — он сам по себе
быстрее, умнее, сильнее, техничнее. Так бывает. А другого на этот
уровень надо вывести.
— Есть утверждение, что наш менталитет таков, что нам, чтобы собраться
и на морально-волевых совершить подвиг, нужны огромные вызовы. А
у них это просто процесс.
— Опять не согласен. Столько я там прожил и проработал. Сам ощущал
все и видел. Везде одно и то же.
— А раз так, то вероятность, что мы рано или поздно станем чемпионами
мира, существует?
— Существует. Если правильно использовать то, что мы имеем. Надо
нацелиться на это и работать.
— Сколько вы спите?
— Сплю я всегда хорошо. Всегда вовремя.
— И в самолетах?
— В самолетах меньше.
— Просто интересно, как восстанавливаются такие люди, у которых
в сутках как будто больше, чем 24 часа.
— Ну, чтобы не восстанавливаться, не надо уставать.
— Надо любимым делом заниматься.
— Но я же не один это делаю. У меня есть штаб. Если я Ромащенко
что-то сказал, то я про это уже забыл. Знаю, что это сделано. Сказал
врачу Безуглову — знаю, что сделано. Владимиров, пресс-атташе, знает
— все уже сделано. Так что если те, с кем ты работаешь, делают свою
работу, значит, ты занимаешься только своим делом. Скажу по-менеджерски:
надо уметь делегировать полномочия. Делегировал — и все работает.
А если ты сам все делаешь и за всем следишь, вот тогда и 24 часов
мало.
— Получается, те, кому вы делегируете полномочия, конкретно в этих
вопросах профессиональнее вас?
— А здесь нет разницы, они все — профессионалы своего дела. У нас
в сборной есть девиз: «Свобода и ответственность». Не надо никого
напрягать. Если человек не свободен, он не может реализовать свои
амбиции. В конце концов, никто не застрахован от ошибок. Но другое
дело — ответственность всегда лежит на руководителе: я этот народ
собирал, я им делегировал, значит и ответственность в любом случае
на мне. Но если ты сам все делаешь, то тогда должен быть девиз:
«Самое лучшее поручение — это то, которое дал себе»? Так, что ли?
— Типа того.
— Нет, у нас такого нет. Вот если будет так, тогда это реально плохо.
— У некоторых руководителей есть правило трех ошибок. Один раз ошибся
— ну, бывает. Два — иди сюда, давай поговорим. А три — уже система.
И вот тогда — давай, до свидания.
— Это тот случай, когда если ты кого-то берешь на работу, то 150
раз подумай и один раз реши. Потому что, наверное, потом говорить
«до свидания» сложнее. А когда системные ошибки… самое главное —
ошибки-то могут быть, но любые ошибки надо исправлять. И ты видишь
— исправляет их человек или нет. Потому что все мы ошибались. И
я в том числе.
— Лояльность или профессионализм?
— Профессионализм. А потом уже, как говорят в Осетии, we will see.
— А когда вы в последний раз себя ощущали счастливым человеком?
— Да я и сейчас счастливый.
— А какой вы можете вспомнить самый яркий момент?
— Ох… да я как-то в этом плане…
— Вы эмоциональный?
— Безэмоциональный. Вот есть действие, и — можете верить, а можете
нет — когда один фильм заканчивается, идем смотреть следующий.
— Хорошо, тогда так: самые сильные эмоции вы испытывали, когда были
игроком или уже будучи тренером?
— Вот знаете… Это можно сравнить с ситуацией, когда прозвучал финальный
свисток, у тебя в руках кубок или медаль на шее. Вот тогда можно
радоваться. Все остальное — это так… По большому счету, счастливым
тебя делают титулы.
— И каким из своих титулов вы больше всего гордитесь?
— А они все одинаковые. Потому что путь к титулам всегда один. И
нет разницы, в какой это произошло стране или в какой сборной. Чувства
всегда одни и те же.
— А чемпионский дух, воля к победе — то, о чем вы сейчас говорите,
это от чего зависит? Гены? Родители? Работа тренера?
— Здесь много компонентов. Мы во время разговора уже упоминали группу
крови. Конечно, должна быть соответствующая ДНК. Другое дело, что
ты не можешь проявить силу воли, характер и так далее, если ты не
готов. Ну вот представьте: у меня характер, наверное, не меньше,
чем у Николая Валуева. Но если мне выйти с ним в ринг, то мой характер
мне не поможет. Понимаете? Вот есть соперник, есть характер, а готовности
нет. И тогда этот характер действует секунд пять, пока ты еще можешь
передвигаться. А потом, когда уже нет ничего, соперник, может быть
менее характерный, но более качественный, тебя переиграет.
— У детей есть такой период, когда они взрослеют, и им надо эти
вещи объяснять.
— Ну, что такое хорошо, а что такое плохо, надо объяснять везде.
А в профессиональном спорте, наверное, даже в большей степени.
— В случае с футболом кто должен это объяснять — родитель или тренер?
— На профессиональные рельсы поставит, наверное, все-таки тренер.
Дома слушаем маму-папу, а на работе или на тренировке слушаем тренера.
А как по-другому? Другое дело, что тренер может говорить одно, а
родители — другое. И вот тут как быть? Тренер говорит: «Больше тренируйся»,
а мама-папа говорят: «Больше на фортепиано играй». Но так не бывает!
Давайте мы уже сразу определимся — или это, или то. Примите решение,
и тогда все будет нормально.
— Сегодня у вас день рождения. Я знаю, что вы — мужчина скромный
и не любите поздравления. Но, если позволите, хочу вам сказать:
вы очень многих из нас заставили плакать. И заставили смеяться.
И вернули надежду. В день вашего рождения я бы хотела сказать, что
вы — невероятный человек. То, что вы сделали со сборной, то, что
вы сделали с нашим футболом: вы показали стране, что мы умеем быть
первыми. И мы можем быть первыми.
— Нам надо быть первыми.
— Без вариантов. Спасибо.
Welcome2020.ru,
02.09.2019
|
|