Главная | Матчи | Соперники | Игроки | Тренеры

НОВОСТИ / ОБЗОР ПРЕССЫ

МАГОМЕД ОЗДОЕВ: «МЫ ЖИВЁМ, ЧТОБЫ БЫТЬ ЧЕМПИОНАМИ»

Магомед Оздоев пришел в «Зенит» в середине прошлого сезона, на флажке зимнего трансферного окна. Карьера в Санкт-Петербурге началась тяжело — при Роберто Манчини российский полузащитник появился на поле всего четыре раза, а за первые полгода с Сергеем Семаком его игрового времени в сумме не набралось и на три полных матча. Но этой зимой 26-летний Оздоев заметно прибавил — закрепился в основе сине-бело-голубых, вернулся в сборную России, забил «Фенербахче» и отдал победную голевую передачу во встрече с «Уралом». О причинах падения и взлета, отношениях с Манчини и Семаком и родовых башнях в горах Ингушетии Магомед рассказал в интервью «Спорт-Экспрессу».

Оздоев, Магомед Мустафаевич. Полузащитник.
Родился 5 ноября 1992 г. в г. Грозном. Футболу учил отец, Мустафа Оздоев, бывший игрок «Терека», который организовал в станице Орджоникидзевская, куда переехала семья Оздоевых, дворовую команду («Сунжа») из местных ребят, которая выступала в детских соревнованиях разного уровня. Потом два года занимался в ДЮСШ в г. Малгобек.
Клубы: «Локомотив» Москва (2010–2014), «Рубин» Казань (2014–2016), «Терек» Грозный (2017), «Зенит» Санкт-Петербург (2018–...).
За сборную России сыграл 13 матчей, забил 1 гол.

Когда играл в «Локомотиве», Орлов называл меня лучшим опорником России

— Сейчас лучшее время в вашей карьере? Во второй половине сезона резко пошли на взлет.

— Не сказал бы, что это какой-то огромный рывок — считаю, сделал то, что и должен был. Всегда отдавался работе на 100 процентов, уважал тренерский штаб и его решения — и вот выпал шанс выйти и помочь команде. Но это и правда счастливый момент — идти на первом месте, бороться за чемпионство, наслаждаться игрой. У меня немаленькая карьера, много было хорошего, но это время — самое прекрасное.

— При этом первый ваш год в Петербурге прошел очень тяжело.

— Сложно до сих пор, потому что постоянно нужно работать и доказывать.

— Вы читаете то, что о вас пишут? Было много критики в ваш адрес — Геннадий Орлов, например, говорил, что вы — не уровень основного состава «Зенита».

— Честно — я всегда уважительно относился к Орлову, потому что он взрослый человек, и это его личное мнение. А еще могу сказать, что Геннадий Орлов, когда я играл в «Локомотиве», называл меня лучшим опорником России. Поэтому у меня нет вопросов — это работа такая: когда ты играешь хорошо, о тебе говорят хорошо, и наоборот. К этому нужно нормально относиться, просто есть некоторые вещи, которые нельзя говорить, существуют же рамки.

— Недавняя цитата Орлова: «Оздоев набрал потрясающую форму и это помогает ему раскрыться на поле».

— Знаю по себе, что тренируюсь всегда очень хорошо, выкладываюсь. Когда я не играю, то первый вопрос, который задаю тренерскому штабу — ко мне есть претензии по тренировочному процессу? Это самое главное для меня, все остальное — нюансы. Если претензий нет, я всегда спокоен — значит, так сложилось, кому-то другому больше везет, кто-то качественнее тебя, или ты не подходишь под схему. Я к этому нормально отношусь — есть главный тренер, он все решает, и я уважаю его решения.

В прошлом апреле жена во сне увидела, что Семак будет тренером «Зенита»

— Вы чувствовали доверие Манчини?

— Нет. Когда я перешел, у нас не было даже разговора — просто поздоровались на тренировке и все, для меня это было странно.

— Он использовал вас на чужой позиции?

— Смотрите, я перешел, тренируюсь с командой 10 дней, действую в центральной зоне с Паредесом, меня наигрывают на матч с «Амкаром». И в день игры ко мне подходит Манчини и говорит, что я выхожу левым полузащитником. Я говорю — левый полузащитник? А какая у нас схема будет? — «Играем 4-4-2. Ты когда-нибудь играл слева?» — Я могу вам сказать, что никогда не играл слева в полузащите, так же, как и в воротах, хотя однажды по юношам я как-то был вратарем. Если вы говорите, что я сегодня должен сыграть, готов выйти где угодно, но вы поймите — я не смогу быть левым полузащитником, я не Усэйн Болт, чтобы работать на таких скоростях, как фланговые игроки.

В итоге я вышел слева, мы играли 4-4-2, и это было безумие. Я не знал, что делать, и Манчини был мной недоволен. Мне неизвестно, почему было принято такое решение, но он тренер, он так решил — может, хотел обмануть «Амкар» этим.

— Было ощущение, что Манчини уйдет?

— У моей жены отличная интуиция. Она всегда помогает мне, когда что-то не так. Как-то раз она проснулась год назад — еще апрель, чемпионат полным ходом идет, до конца пять-шесть туров — и спрашивает: «У вас какие-то изменения что ли, тренера поменяли?» — «Да нет, а что такое?» — «Ничего, во сне сегодня видела, что Сергей Богданович у вас будет тренером».

Я ей отвечаю — никаких изменений вроде нет, у нас команда за Лигу чемпионов борется, как и Семак с «Уфой» — за Лигу Европы. С трудом, говорю, верится, что Манчини уберут — человек первый год работает, только переехал. Жена мне — «уверена на 90 процентов, что тренером будет Семак». Потом, когда он только приехал на совет директоров, я ей показал фото в сети, и она сказала — «теперь на 100 процентов».

Несколько раз пропускал тренировки — нужно было быть в больнице с детьми

— Семак, в отличие от Манчини, сразу поговорил с вами?

— Сразу после его прихода разговора не было, но мы ведь знакомы очень давно — еще со сборной. Дело тут вот в чем — во всех командах, где бы я ни играл, мне в пример как футболиста всегда ставили Семака. Что, с учетом моей позиции, не удивительно. Поэтому когда Сергей Богданович еще выходил на поле — я всегда за ним наблюдал. Тот же Семин часто спрашивал: «Ты видел как Семак играет?» — «Да». — «И что ты заметил?» — «Он всегда там, где нужен». — «Да! — говорил Семин. — Вот ты и наблюдай за ним почаще. Семак постоянно в движении и ищет пространство, где может оказаться мяч. В итоге сам в этом месте и оказывается. Он вроде бы и не работает на максимальных скоростях, но быстрее всех». По моим наблюдениям, так и получалось.

Так что могу сказать — очень многое для себя я почерпнул именно у Семака-игрока. Ведь у меня, по сути, та же позиция — box-to-box, как сейчас принято говорить.

— У Семака за предыдущие полгода спрашивали, есть ли к вам претензии?

— Первый разговор состоялся в августе, когда я на некоторые матчи даже в заявку не попадал. Тогда спросил у Сергея Богдановича — какова моя ситуация в команде? Тем более, до закрытия трансферного окна оставалось очень мало времени, около недели. Сказал, у меня нет претензий ни к кому, ни к одному человеку в «Зените», но я вижу, как складывается ситуация и, может быть, стоит искать команду — мне надо играть. Ответ был один: «Вопросов к тебе нет — жди своего шанса. Работаешь ты прекрасно. Тренируйся так же. А что жизнь так складывается — ты же сам все понимаешь. Это футбол!». Еще Сергей Богданович сказал, что прекрасно понимает, как мне было тяжело. Из-за семейных нюансов.

— О чем речь, если не секрет.

— После переезда в Петербург детям не очень пошел на пользу местный климат, и в какой-то момент футбол на время ушел на второй план. Мучились с ними обоими с конца августа до января. Хочу в связи с этим сказать отдельное спасибо тренерскому штабу. Они приняли это, поняли и помогли. Когда отпрашивался по необходимости и реально не мог приехать на тренировку, потому что надо было быть в больнице — отпускали. Так случалось несколько раз. В зимний отпуск из-за этой ситуации уехал заранее, еще до того как освободилась вся команда — и даже за несколько заключительных осенних туров. Вернее, не в отпуск ушел, а уехал в связи с состоянием детей, чтобы быть рядом. Тогда же и состоялся еще один разговор с Семаком.

— Что он сказал на этот раз?

— «Самое главное — это семья. Ты должен быть рядом, так что поезжай без вопросов. Никаких других команд не ищи — жду тебя обратно».

— Как сейчас здоровье детей?

— Все хорошо. Обнаружили, в чем была проблема, и вылечили.

Сразу сказал — если Азмун отличится в первом матче, будет забивать много

— Вы с Азмуном вместе выступали в «Рубине». Ждали, что он с ходу так ударно включится в игру «Зенита»?

— Я сразу сказал — если Азмун отличится в первом матче, то будет забивать много. И ему то же самое повторил. Сказал — не нервничай, спокойно, у тебя точно будут моменты, за матч минимум пять — потому что у него феноменальные скорость и прыжок, защитнику легко 5–6 метров привозит. Для нападающего это лучшее, что может быть. Еще сказал ему, что класс футболистов здесь гораздо выше, чем в его прежних командах, и свои голы он будет щелкать.

— Ваша футбольная связка работает как и в Казани?

— Я всегда знаю, что мне нужно делать, когда он находится в той или иной позиции. Так же и с Дзюбой, потому что я Артема знаю с 19 лет, когда мы первый раз вместе приехали в сборную. И мне хватает пары тренировок, чтобы понять, что делает футболист и как под него подстраиваться. Это моя работа как центрального полузащитника.

Если бы удар Перейры пришелся в голеностоп, его разорвало бы

— Матч с «Краснодаром». Со стороны фол Перейры выглядел жутко. О чем подумали в первый момент?

— Мысли были ужасные. Чувствовал — что-то не так, но сначала не хотел трогать ногу, не зная, что там внизу, думаю, подожду лучше докторов. Потом все же решил пощупать — вроде нога не пополам. Боль начала чуть отпускать, врач посмотрел, сказал — нормально, кость выдержала. Хорошо, что удар пришелся в берцовую кость, она жесткая — если бы ниже, в голеностоп, думаю, его разорвало бы. Повезло еще, что не с другой стороны ударили.

— Как вы потом отыграли еще несколько минут?

— Немного отпустило, я сказал врачу, что попробую, но когда сделал пару рывков, вернулся в штрафную и хотел подпрыгнуть, почувствовал резкую боль. Пришлось садиться. Наверное, адреналин начал уходить и заморозка перестала действовать.

— Что вам сказал Мартынович?

— Не помню. Что-то вроде «вставай!», а я ему ответил — занимайся своим делом. Не в такой форме, конечно, шел, разговор.

— Перейра извинился?

— Нет, он еще и после игры был недоволен, разговаривал о чем-то. Суть не в этом, счет на табло — это все отражает.

— Вы выросли на Кавказе. На поле удается сохранять хладнокровие?

— Я справедлив и спокоен — до того момента, пока человек не переходит грань. Если я виноват, всегда признаю вину и скажу — извини.

В Краснодаре не стал целовать Ракицкого. Уже жена начала ревновать!

— Поцелуй в лысину Ракицкого — кто это придумал?

— Все было спонтанно. Просто пожелал ему удачи, подсказал свое видение, как лучше ударить, куда надо попасть — я дольше играю в России, понимаю, какие маневры делают вратари.

Так было и в матче с «Локомотивом» — я с Гильерме вырос, можно сказать, мы хорошие друзья, общаемся семьями. Знаю и сильные его качества, и другие — это даже не слабые точки, а, скорее, излишки роста. Он очень высокий, его руки могут ворота закрыть, и если низкий вратарь за счет прыжка может вытащить, то Гиля — за счет рук. Поэтому все зависит от удара.

— Вы еще и советы Ракицкому даете.

— Команда — это как дорогой часовой механизм, который должен постоянно работать, помогать друг другу, чтобы стрелочка ходила как нужно, а не опаздывала. Поэтому всегда подсказываем друг другу и ждем помощи от каждого. Это здорово — так и добываются большие победы.

— В Краснодаре снова подсказали ему?

— Да, но целовать не стал — хватит. Уже жена начала ревновать! (смеется) А вообще я считаю, что игроки с таким ударом — они уникальны для стандартов, их немного в мире. «Щекой» пробить с такой силой! Мы передачу только отдать можем, а он бьет и кладет как хочет. Такими были Бэкхем, Михайлович, Жунинью Пернамбукану. Ракицкий даже на тренировках штрафные не отрабатывает — с такой-то левой ногой зачем это нужно?

— Гильерме на вас не обиделся?

— Да нет, это игровой момент. Я всегда говорил, Гиля входит в тройку лучших вратарей России за последние 10 лет. В нашей стране не много таких голкиперов, которые так вводят мяч рукой и ногой. Он рукой может выдать пас на 40 метров — по сборной видели же.

— Семак сказал, что долго быть на первом месте — психологически сложно. Вы тоже это чувствуете?

— Да, тяжело всегда лидировать, но могу сказать вам — это прекрасное чувство. Мы живем, чтобы быть чемпионами.

Отец вывез нас из Чечни перед войной

— Немного истории. Вы родились в Грозном, но футбольная родина — Ингушетия, верно?

— Да, в маленьком возрасте, перед началом войны, родители перевезли нас из Чечни, поэтому все воспоминания детские связаны с Ингушетией. Можно сказать, о Грозном я ничего не помню.

— Уехали заранее или когда что-то уже началось?

— Насколько я знаю, заранее — папа сказал, что были какие-то предположения, нестабильная ситуация, поэтому маму с детьми он вывез в 1994-м. Бабушка долго не хотела ехать, до последнего думала, что ничего не будет, поэтому выезжала уже в период войны.

— Война — запретная тема в семье или родные рассказывали вам что-то?

— Из всех бабушек-дедушек мне довелось расти только с бабушкой по папиной линии — слушал ее рассказы, но для меня они всегда были тяжелыми, поэтому я никогда не говорил об этом.

— Второй дом — станица Орджоникидзевская?

— Да. Сначала мы переехали в один из районов Ингушетии, Сунженский, потом некоторое время жили у тети, а затем уже обосновались в этой станице. Ее недавно переименовали в Сунжу, теперь это город.

— Род Оздоевых — один из самых старинных в Ингушетии?

— Да, и один из самых больших, если не самый большой. Насколько мне известно, нас насчитывается около 90 тысяч человек. Очень много родственников.

— Вы свою родословную до какого колена знаете?

— Знаю от первого поколения. У папы есть старинная бумага с фамильным древом.

Наши родовые башни считаются наследием

— У вас есть родовая башня. Расскажите об этом.

— У всех больших родов есть башни в горах Ингушетии — там изначально оседали предки, от которых ведутся родословные. Они бывают жилые и оборонительные. У последних из бойниц простреливалось все ущелье — откуда бы ни наступал враг, дозорные зажигали огни, и сигнал передавался от башни к башне. Сделаны они очень прочно, строители были уникальными людьми — приезжаешь туда и попадаешь в историю. Время на строительство одной башни давалось — ровно год. Если не успевал, считалось, что ты не достоин этого.

Наши родовые башни называются Вoвнушки. Это две башни, которые стоят на неприступной скале — вход есть только с одной стороны. Ко второй башне вообще не подступиться — между ними был натянут канат, по которому туда и перебирались люди.

Несколько лет назад мы заходили туда, поднимались — они большие, у одной башни внутри есть еще одна, человек 10–15 могут разместиться. Эти башни сейчас считаются наследием, и каждый род обязан следить и ухаживать за своими башнями.

— А еще вы открыли футбольную школу в Сунже.

— Да, работает уже четвертый год, результатами я очень доволен, как и тренерский штаб. Самое главное — доволен папа, он там генеральный директор, за всем следит и видит прогресс детей.

Не смотрел ни одной серии «Игры престолов»

— Сын есть, дом вы родителям построили. Дело за деревом?

— Дерево сажал — и не одно.

— О чем тогда мечтать в этой жизни?

— Только об одном — чтобы дети выросли достойными своих родителей. Это самое главное — чтобы передать им то, что передали нам наши родители. Дочь растет, глядя на маму, сын — на отца, так было всегда. Личный пример — это и есть воспитание.

— Как-то вы написали в Инстаграме «Зима близко». Любите «Игру престолов»?

— Если честно, не смотрел ни одного сезона. Все говорят вокруг, но у меня не так много свободного времени. Хотя сериалы иногда смотрю. Из того, что действительно зацепило — «Табу», очень жду второй сезон, мне нравится Том Харди. Еще «Настоящий детектив» — первый сезон там самый сильный. Мэтью Макконахи — топовый актер, как и Леонардо Ди Каприо. Они вытаскивают любой фильм.

Егор БЫЧКОВ

«Спорт-Экспресс», 30.04.2019