Валерий Кузьмич Непомнящий, ныне 75-летний пенсионер, проживающий
в подмосковном Толстопальцеве, и сам считает камерунскую эпопею
наиболее яркой страницей своей богатой событиями жизни.
— Как вам удается поддерживать такую прекрасную форму? На тренерской
работе — понятно, но сейчас-то?
— Даже не знаю. Думаю, это заслуга не моя, а папы с мамой.
— Может, сказывается благотворный воздух Подмосковья?
— Это уж точно! Места здесь сказочные. Да и судьбе было угодно,
чтобы я смолоду вел правильный образ жизни. Передо мной все время
были хорошие примеры. Вот так, без вредных привычек, жизнь и прожил.
— Снежок зимой около дома сами чистите или кто-то помогает?
— Сам, только сам! По осени — листья, потом — снег. От такой работы
плечевой пояс укрепляется.
— Как относитесь к тому, что журналисты частенько называют вас дуайеном,
старейшиной российского тренерского цеха?
— А на что тут обижаться?! Это так и есть. Мне, наивному, казалось,
что я во все времена был самым молодым. В юности все мои друзья
были на два-три года старше. Затем стал самым молодым тренером первой
лиги… Вот так — молодой, молодой, а потом вдруг — раз и самый старый.
(Смеется.) Конечно, хочется казаться помоложе, но ничего не сделаешь.
— Не докучают звонки с просьбами дать прогноз на матч или экспертную
оценку каких-то футбольных событий?
— Нет. Но я давным-давно заметил: как только даю прогноз на тот
или иной матч — всякий раз невпопад. Правда, у меня есть железная
отговорка — это футбол, а в футболе все бывает. Недавно меня попросили
быть полуофициальным экспертом в одной букмекерской конторе. Недели
три я с ними сотрудничаю, и из восьми прогнозов результат угадал
в половине случаев, а вот со счетом просто беда.
«Переводчиком у меня был боксер»
— У вас богатейшая биография — родились на Алтае, играли и учились
в университете в Туркмении, тренировали в Камеруне, Китае, Турции,
Корее, Японии, Узбекистане, да и Россию почти всю объездили. Что
стало самым ярким в вашей футбольной жизни?
— Что тут лукавить — Камерун. Чемпионат мира 1990 года в Италии.
А вот 88-й и 89-й готов забыть, вычеркнуть из жизни — это кошмар
какой-то.
— Что вас побудило в 1988 году поехать в Африку? Крайне решительный
шаг, если не сказать авантюрный…
— Это все с подачи тогдашнего директора Высшей школы тренеров Вячеслава
Васильевича Варюшина. В те времена в Африку посылали в командировку
— два года поработает человек, вместо него приезжает другой. Меня
несколько раз оформляли на работу за границу в качестве тренера
молодежной сборной — то в Алжир, то в Тунис, то в Марокко, то в
Суринам. Но каждый раз что-то срывалось. Для меня это уже стало
чем-то несбыточным.
И вдруг поступает сигнал — ты нужен молодежной сборной Камеруна.
Какая, думаю, разница — Суринам, Камерун… Тем более что у меня уже
было представление о камерунцах. В 1982 году, когда я был на чемпионате
мира в Испании в составе группы из 30 советских специалистов, эта
сборная произвела на меня впечатление: она сыграла вничью в трех
матчах — с поляками, итальянцами и перуанцами — и не вышла во второй
раунд только из-за худшей разности мячей. Поэтому Камерун был для
меня футбольной страной.
— Читал, что вы прибыли прямо с корабля на бал…
— Да уж, приехал в Камерун, кажется, 2 ноября, а уже 8-го там начинался
турнир Таможенного союза стран Центральной Африки. И играть нужно
было не молодежной, а национальной сборной. Мне сказали — ну давайте,
руководите. Мы турнир выиграли, но моей роли в победе не было никакой.
Я просто смотрел, а игрой руководили помощники. Вот так я и начал
работать с национальной командой.
— Ни французского, ни английского языка толком не знали?
— Абсолютно. Когда я оформлялся в Алжир, Тунис, Марокко, то есть
во франкоязычные страны, мне в рекомендациях почему-то писали, что
надо поднажать на изучение… английского. Я начинал им заниматься
и хотя бы знал несколько фраз — типа how much? А по-французски —
только cherchez la femme. (Смеется.)
А дальше — прилетаю в Камерун, и вдруг выясняется, что в этой стране
север англоязычный, а центр и юг говорят на французском. А я по
сути не знаю ни того, ни другого.
— Переводчика-то вам хотя бы дали?
— Дали. Камерунца, который по-русски говорил очень плохо. Понимать-то
вроде понимал, но сказать правильно не мог. Он в свое время занимался
боксом у Станислава Степашкина, который приезжал в Камерун тренировать
местных спортсменов. Но мне на первом этапе здорово помогали молодые
посольские ребята, они очень любили футбол и никогда не отказывались
помочь мне провести собрание, установку на игру или просто с кем-то
поговорить.
А годика через полтора я уже сам заговорил по-французски. К чемпионату
мира мог провести индивидуальную беседу с игроком или дать установку
без переводчика.
«Козлятина, джин-тоник, суп из змеи…»
— Многие наши соотечественники, отправляясь в Африку, опасаются
жары, малярии и других болезней, нищеты. Вас это не смущало?
— Честно говоря, когда ехал в Камерун, понятия не имел, что такое
Центральная Африка. На самом деле я легко адаптируюсь ко всему.
Да и климат оказался не таким уж страшным — там нет изнуряющей жары,
сезон дождей довольно короткий. Правда, в летнее время город накрывает
пелена песка, которую ветры приносят из Сахары. Это создает дискомфорт.
Да, там можно обгореть даже в пасмурную погоду, но я был к этому
подготовлен, потому что до того много лет жил в Туркмении.
А что касается малярии, то опять же судьба меня миловала — ни разу
не слег. Супруга — да, страдала.
— Вы постоянно проживали в столице — Яунде?
— Да. В первые четыре месяца мы с супругой жили в отеле, потом нам
предоставили виллу. Она принадлежала министру молодежи и спорта,
а мы ее вроде как арендовали.
— Быстро свыклись с местным бытом?
— Где бы я ни был, мне не составляло труда привыкнуть к новой обстановке.
Может, потому, что меня еще в детстве научили, как правильно себя
вести. И я понял: в любой стране нужно выполнять ее законы и питаться
тем, что едят местные. Я вообще человек не привередливый, поэтому
меня это не угнетало ни в Азии, ни в Камеруне.
Раньше я с алкоголем не дружил, а там научился пить джин с тоником,
и этот напиток мне очень даже понравился. Тем более что, как мне
сказали, джин — чуть ли не лекарство против малярии. Я им не злоупотреблял,
конечно, но по вечерам порцию себе позволял.
— А что выделите в местной кухне? Что для нее типично?
— Первое время мы с супругой питались в ресторанах, но поскольку
по-французски не говорили, случалось всякое. Помню, заказали какое-то
камерунское блюдо, нам подали его на банановых листьях. Смотрю —
кусок мяса, я начинаю пилить его ножом, а оно не поддается. Выяснилось,
что это камерунский козел, у которого очень крепкие мышцы. Думаю,
ну все, больше я это блюдо не заказываю. Приходим вечером на ужин,
думаем, что меню уже поменяли. Я показываю на блюдо, а официант
несколько удивленно на меня посмотрел и пожал плечами. Потом принес
мясо и торжественно доложил, что это то же самое, что он подавал
на обед — то, что мы не съели.
В общем, получилось так, что в первые несколько дней мы, кроме завтрака,
нормально не ели. Потом пригласил переводчика на ужин — он помог
нам выбрать нужное. И только со временем научились сами правильно
делать заказ.
— Что-то экзотическое, помимо козлятины, пробовали?
— Как-то раз у нас с командой был общий ужин. Подали суп с белым
мясом, я решил, что это рыба-капитан, и с удовольствием поел. Я
к супам вообще неравнодушен — советское воспитание. А потом мне
сказали, что это было мясо крупной змеи, типа питона.
А вот в Китае я ел змею в жареном виде, и так она мне понравилось
гораздо больше, чем в супе.
— По одной из версий название страны Камерун произошло от португальского
слова camarao — креветка. Там действительно какие-то особые креветки?
— Знаете, у меня много недостатков, и один из них — то, что я абсолютно
равнодушен к морепродуктам. Даже не знаю почему. Кто-то объяснял
мне, что я по гороскопу лев и поэтому интуитивно отказываюсь от
того, что мне есть не нужно. Так что креветки для меня совсем не
деликатес, хотя и в Камеруне, и в Китае, и в Корее их готовили великое
множество. Даже удивительно: все в моей семье их обожают, а вот
я дружу с мясом.
«40 процентов мне, 60 — «Совинтерспорту»
— Чем вы с супругой занимались в Африке в свободное время?
— В Камеруне очень четкий распорядок дня: там рабочая жизнь начинается
в 6 утра и заканчивается в 6 вечера. Из этих 12 часов обязательно
есть время на сиесту. Камерунцы вообще готовы спать и днем, и ночью.
А вот после шести вечера у них начинается самое интересное. Но за
все время моего пребывания в Камеруне, за исключением последнего
периода перед ЧМ-1990, когда команда жила в отеле, я ни разу не
был в пивном ресторане или в простой пивнушке, хотя к пиву неравнодушен.
Свободное время обычно проводил в посольстве. Там популярны были
волейбол, бильярд. Даже в домино рубились к моему удивлению.
Что касается телевидения, то был всего один канал, причем открыли
его незадолго до моего приезда. Он работал с 6 до 11 вечера, и каждый
день обязательно транслировали какой-то футбольный матч — как правило,
в записи. И я, естественно, проводил время у телевизора.
— Охрана у вас была?
— Первые четыре месяца, как я уже говорил, мы с женой жили в гостинице,
а потом переехали на виллу и перевезли весь наш скарб. Вдруг обнаружилось,
что ни вода, ни свет там пока не подключены. Поэтому на ночь мы
были вынуждены вернуться в гостиницу. Когда на следующий день вернулись
на виллу, сразу поняли, что нас ограбили. Унесли все, что было нажито.
В том числе бутылку вина и десяток яиц. (Смеется.)
Жена испугалась: «Как я буду тут жить, если в любой момент могут
прийти и ограбить?» Я написал письмо в Москву — и мне разрешили
нанять охранника. Им стал молодой парень из нашего торгпредства.
Я встречался с ним в 1993 году, когда ездил в Камерун уже по окончании
командировки. Он с гордостью признался, что за то время, что работал
у меня, сумел накопить на свадьбу. Вот пожалуйста — еще один счастливый
человек рядом со мной оказался!
Но справедливости ради надо сказать, что с тех пор на наши средства
никто не посягал.
— Платили-то исправно?
— Из полутора тысяч долларов, которые мне были положены по контракту,
40 процентов получал я, а 60 процентов уходили в «Совинтерспорт».
Но и это меня вполне устраивало.
— Как тренеру сборной, вам наверняка приходилось много передвигаться
по стране. Ездили на машине? Или летали?
— Кроме Дуалы — экономической столицы Камеруна, расположенной на
побережье, — я почти никуда не выезжал. В другие города гораздо
сложнее было добираться на машине, потому что там бездорожье. Я
ездил на очень серьезном авто — Nissan Patrol, это прямо бензоколонка
на колесах! В Камеруне всегда были проблемы с дизельным топливом.
В федерации мне постоянно бубнили одно и то же — денег нет, топлива
нет, экономический кризис и все такое. И тогда меня вновь выручали
торгпредовские и посольские — одалживали дизтопливо.
А летали мы только командой, на матчи национальной сборной. А на
просмотры игр — только на своей машине. Иногда проводили сборы в
таких местах, что вспомнить страшно. Ужас!
«К моему счастью, грохнули мы этот Габон»
— В Африке нередки случаи, когда в работу главного тренера сборной
вмешиваются сильные мира сего — министры, парламентарии, а то и
президенты. Вечно хотят порулить. В вашей практике не было подобного?
— Я подписал контракт через восемь дней после приезда в Камеруне.
Один из пунктов гласил, что я должен в своей работе следовать рекомендациям
Президентского совета, в который входили руководители государства,
спорта и так далее. Один раз я действительно попал в критическую
ситуацию. Начало отборочного цикла у нас получилось не очень удачным:
мы сыграли дома вничью с Анголой и на выезде уступили Нигерии. Третья
игра у нас была с Габоном — и если бы проиграли и ему, уже никак
не попадали бы в финальную часть чемпионата мира.
За неделю до матча меня вызвали в Президентский совет. Захожу —
там группа товарищей с суровыми лицами. Дают мне листок бумаги с
восемью фамилиями и говорят: «Ситуация сложная, поэтому мы рекомендуем
вам привлечь в стартовый состав эту восьмерку. А еще троих можете
выбрать сами». Я сначала не понял, потому что четверо из восьмерых
вообще не находились на нашем сборе.
— Что за бред?
— Оказалось, одна камерунская команда играла в отборочном турнире
Африканской лиги чемпионов и выиграла в нем один матч. Четверо из
этого клуба были у меня в сборной, а еще четверых не было. Впоследствии
выяснилось, что играли они против клуба из Чада, страны, в которой
футбол вообще не в моде…
— Ну, а с Габоном-то как сыграли?
— Мы полетели на эту игру военным грузовым самолетом, сидели в нем
на лавках, прямо как десантники. А перед самим матчем министр спорта
мне неожиданно поведал: «Месье Валери, я к вам очень хорошо отношусь,
вы — мой выбор, это я вас пригласил, но давайте так договоримся
— если мы проиграем, вас сразу же отправляем в Москву, а следом
попробуем эвакуировать и вашу жену. Потому что в случае проигрыша
вашу виллу точно сожгут».
Прилетели в Габон за три часа до начала игры. Добрались до стадиона
— за два. Там нас уже ждали ребята-легионеры…
Эта длинная история закончилась тем, что мы выиграли у Габона со
счетом 3:1, потом обыграли нигерийцев и ангольцев, в стыковых матчах
взяли верх над Тунисом — дома и на выезде — и так пробились на чемпионат
мира.
Перед мировым первенством на меня тоже давили, хотели заменить на
какого-то французского тренера, но обошлось.
«Добро на улицу Валери дали через две минуты»
— Перейдем к хорошему. Можно утверждать, что с ЧМ-1990 вы и ваша
команда вернулись героями?
— Это тоже целая история. Мы летели из Италии чартерным рейсом на
«Боинге», который еле-еле взлетел. Ребята хорошо закупились и набили
багажом чуть ли не весь лайнер. Нашим футболистам долго не платили,
а перед первой игрой с Аргентиной выдали все премиальные — получилась
кругленькая сумма. Вот и разгулялись!
Прилетели в Дуалу, там от аэропорта до города, наверное, километров
пятнадцать. Это было ранним утром — между 6 и 7 часами. Так на протяжении
всего этого пути нас встречали, как в Москве Гагарина! Был шикарный
обед, потом такой же ужин.
На следующий день приземлились в Яунде. Из аэропорта на шести автомобилях
с открытым верхом поехали в отель — какими-то зигзагами через весь
город. И везде толпы народа — мне показалось, там была вся страна.
Эти три или четыре километра мы ехали часа два с половиной.
Такого обожания, такого энтузиазма я, наверное, больше в жизни не
видел. Просто не описать! Мне давали подержать на руках каких-то
детей — и только потом объяснили, что это в Камеруне проявление
высшего уважения.
В отеле тоже было столпотворение — журналисты, родственники, друзья,
да и просто незнакомые люди. Все ликовали.
А на следующее утро нас отвезли к президенту страны, который нас
награждал орденами и медалями.
— Правда, что в Яунде есть улица вашего имени?
— Ох, смотрю, эта история гуляет из одного СМИ в другое. Расскажу,
как было на самом деле. После чемпионата мира ко мне в Яунде приехала
дочь. Ей было 20 лет, она выходила замуж, и мы решили купить ей
там свадебное платье. В общем, два-три раза проехались с ней по
городу.
Один мой знакомый из посольства сказал: «Валерий Кузьмич, поедемте
в ваше кафе!» Я удивился. Привозит — стоит избушка, внутри — столы
и лавки. Не стулья, а настоящие лавки. И вывеска такая — художественно
исполненная, но в стиле примитивизма: Bar M Valery и еще две буквы
в конце. Я спрашиваю у товарища: «Ты уверен, что привез меня куда
надо?» Я знал, что в городе еще есть NepoBar, тоже вроде как в честь
меня. А этот — Valery.
Тут выходит хозяин — у него глаза из орбит. Лобызает меня четыре
раза, как принято в Камеруне. И подтверждает, что заведение названо
моим именем.
Теперь про улицу. На следующий день тот же товарищ отвез меня на
окраину Яунде, уже в предгорье. Подъезжаем, там вывеска — Rue Valery.
Он говорит — вот улица вашего имени. Должен, правда, сказать, что
там частный сектор и всего два дома. Выходит камерунец, прилично
одет, с удивлением на меня смотрит и рассказывает, что он обратился
в муниципалитет с просьбой, чтобы улица на его территории была названа
в честь главного тренера сборной Камеруна. Так ему дали добро через
две минуты!
— Когда и при каких обстоятельствах вам вручили орден Почетного
легиона?
— На приеме у президента страны, на следующий день после прилета
в Яунде. Кстати, в статуте ордена написано, что его кавалер является
неприкосновенной личностью на территории камерунской столицы.
— Это самая высокая награда в вашей жизни или было что-то ценнее?
— Даже не знаю. У меня нет ни советских, ни российских правительственных
наград за исключением медали «20-летие победы над фашистской Германией»,
которой меня наградили еще в армии, в 1965 году. Она, кстати, пригодилась,
когда мне назначали пенсию. Удивительное дело, у меня трудовой стаж
50 лет, а мне говорили, что его не хватает, потому что работа за
рубежом якобы не считается.
— Что представляет собой орден Почетного легиона?
— Это такая скромная петличка, как у французов, только у них она
красная, а у меня желтая, ну и сам орден.
— Что еще у вас осталось на память о годах, проведенных в Камеруне?
— Есть у меня девушка-красавица из слоновой кости, есть маски, где-то
лежит копье. Кстати, деревянных масок у меня две, одна оказалось
ценной, а вторая — обычная.
— Наверняка фотографии того времени сохранились, видео…
— Видео — нет, тогда это была редкость. А фотографий, конечно, много.
«Милла — легенда, икона»
— Поддерживаете связь с кем-то из камерунских футболистов?
— В 1993 году, когда уже работал в Турции, съездил Камерун, чтобы
найти там какого-нибудь игрока для своего клуба. За неделю до меня
там был Володя Федотов, трудившийся тогда в «Спартаке». Я об этом
знать не знал, а когда прилетел в Камерун, мне сказали, что ловить
там нечего. Потому что, во-первых, прилетел не вовремя, а во-вторых,
перспективных молодых ребят отслеживают французские клубы, они их
как косой косят — забирают в свои интернаты, обучают и тренируют.
Зато за три дня встретился со всеми своими камерунскими помощниками.
С тех пор ни с кем из футболистов не виделся. Но в свое время обменялся
видео-обращениями с Роже Милла.
На Кубке конфедераций в России в 2017 году сборная Камеруна была
в Москве. Оргкомитет попросил меня встретиться с этой командой.
Как ни странно, в ее составе был человек из моего призыва — защитник
Альфонс Жомби. В 1990-м ему было 20 лет, и он лишь раз тогда вышел
на замену — если не ошибаюсь, в матче с румынами. А сейчас работает
в федерации футбола Камеруна. Мы с ним встретились, очень хорошо
поговорили и отлично друг друга поняли.
— А с Это’О встречались?
— Да, после матча ЦСКА — «Реал» в Лиге чемпионов. Он был одет в
шубу, потому что было холодно. Сказал, что меня лично не знает,
но его папа просил передать мне большой привет, потому что в Камеруне
меня по-прежнему ценят и уважают. Минут десять пообщались.
— Кто, по-вашему, лучший игрок в истории камерунского футбола?
— Милла. В Европе он был совершенно недооценен в свое время. Ну,
а в Камеруне это легенда, икона. У него было феноменальное понимание
футбола. Он настолько тонко чувствовал игру, лишних движений совсем
не делал. А как следил за собой! Ни грамма лишнего веса. На ЧМ-1990
ему 38 было, а он и в 42 еще сыграл в Америке.
— Работа с камерунской сборной была вашим первым иностранным опытом.
Он потом вам пригодился в Турции, Китае, Корее, Японии?
— Думаю, да. Я понял, что нельзя приезжать за границу с апломбом.
Нужно понимать, что ты едешь в первую очередь, чтобы быть полезным,
ни в коем случае не диктовать свои условия и не требовать ничего
несбыточного. Нужно приспособиться к тем условиям, в которых работаешь.
В том же Камеруне не было ни нормальных мячей, ни мест для тренировок,
но надо было находить выход из ситуации, а не становиться в позу.
— И последний вопрос. Я и сам два года жизни отдал Африке, только
чуть пораньше вас и поюжнее. Признаться, время от времени тянет
туда вернуться на недельку-другую. У вас такое бывает?
— Если говорить о Камеруне, то нет — уж очень там все сложно. А
вот в Турцию, Китай, Корею, Японию возвращаюсь с удовольствием.
Владимир КОНСТАНТИНОВ
Sportbox.ru,
17.03.2019
|
|