ДМИТРИЙ КУЗНЕЦОВ: «САДЫРИН РАСПАХНУЛ ДВЕРЬ: «ВЫ ЧТО, КОЗЛЫ, ОДУРЕЛИ?!»

Поклонники ЦСКА еще в октябре отметили славный юбилей — 25 лет победы в последнем чемпионате СССР. Но капитана «золотой» команды мы дождались в гости лишь на исходе года. Дмитрий Кузнецов навестил «Чемпионат», как только управился с делами в Казани. С «Рубина» и начали разговор.

Кузнецов, Дмитрий Викторович. Полузащитник.
Родился 28 августа 1965 г. в г. Москве. Воспитанник московских СК «Союз» (первый тренер — Анатолий Фёдорович Брагин) и ФШМ.
Выступал за команды ЦСКА Москва (1984–1991, 1992, 1997–1998), «Эспаньол» Барселона, Испания (1992, 1992–1995), «Лерида» Лерида, Испания (1995), «Депортиво Алавес» Витория, Испания (1995–1996), «Осасуна» Памплона, Испания (1996–1997), «Арсенал» Тула (1998), «Локомотив» Нижний Новгород (1999), «Сокол» Саратов (2000–2001), «Торпедо-ЗИЛ» Москва (2002), «Волгарь-Газпром» Астрахань (2002).
Чемпион СССР 1991 г. Обладатель Кубка СССР 1990/1991 г.
Сыграл за сборную СССР/СНГ/России 28 матчей, забил 2 гола.
Участник чемпионата Европы 1992 г. Участник чемпионата мира 1994 г.

«Грасия Карпина часто вспоминал»

— Летняя революция в Казани — что это было?

— Неожиданность для всех. Насколько я понимаю, основные покупки делались клубом, а Грасия привез только Санчеса и Самуэля. Была озвучена цель: за три года выйти в лидеры российского футбола. Задача-минимум на этот сезон — четвертое место и Лига Европы. Притом что команда создавалась фактически заново: из прежнего состава остались 7–8 человек.

— За свое место в штабе не волновались?

— Я отдыхал на Мальорке, когда позвонил гендиректор Ильгиз Фахриев: «Клейменов и Чалый уходят — ты остаешься один. Возвращайся». Наверное, сыграло свою роль знание испанского языка и нашего чемпионата. Считаю, мы неплохо работали с Чалым. И результаты были, и игра появилась. Практически после каждого тура, за редким исключением, «Рубин» входил в тройку лидеров по основным статистическим параметрам — владению мячом, атакам, ударам. При нашей короткой «скамейке» это было вдвойне удивительно. Мы взяли команду на последнем месте, и задача звучала просто: не вылететь. По мере выправления ситуации она корректировалась и к концу сезона подразумевала место в десятке.

— Грасия на первых порах задавал много вопросов?

— Миллион, и не только по работе. Например, Хави пришел в ужас от манеры вождения наших автолюбителей. Глядя, как люди чешут по «встречке», по тротуару, испанцы одуревали: «Ни фига себе, вот это да!». Естественно, много общались по тренировочному процессу. Все-таки мы и с Билялетдиновым, и с Чалым играли 4-2-3-1, а Грасия придерживается схемы 4-4-2. С приходом Хави некоторым футболистам пришлось перестраиваться. Канунников стал играть чистого нападающего. Оздоева, наоборот, Грасия отодвинул глубже.

— А потом — в глубокий запас. Новый тренер был недоволен Магомедом?

— Кому играть, Хави решал самостоятельно. Даже мы, его ассистенты, узнавали стартовый состав на установке.

— Пожалуй, самый большой сюрприз Грасия преподнес, пожертвовав Сонгом в пользу Камболова.

— Мы и в прошлом году видели у Камболова большой потенциал, и именно на этой позиции. А некоторые иностранные футболисты, по-моему, думали, что им в чемпионате России будет легко и просто. На деле все оказалось иначе, особенно вначале.

— Грасия запомнил вас как футболиста?

— Конечно. Он Карпина часто вспоминал — играл с Валерой в Сан-Себастьяне. У нас с Хави тоже есть пересечения: он из Памплоны — и я там выступал, оба в «Алавесе» поиграли, пускай и в разное время.

— Какой Грасия в жизни?

— Открытый человек, как и большинство иностранцев. Они постоянно улыбаются, доверяют людям, а у нас так нельзя. В России — доверяй, но проверяй (смеется)!

— Когда в команде больше трех десятков футболистов, как в Казани летом, брожения в раздевалке неизбежны.

— Очень тяжело было тренировочный процесс составлять. Мы с ума сходили! Потихонечку с людьми прощались. Сейчас осталось 20–22 футболиста.

— В том числе М’Вилла, который казался уже отрезанным ломтем.

— Так это же игрок! Человек не просто так был одним из лучших в «Саутгемптоне». Видимо, мы не доглядели, когда отправили его туда. Или, может быть, кто-то не захотел, чтобы Ян остался…

«Гришину пора на следующий уровень»

— Какие чувства испытывали по ходу заключительного матча прошлого чемпионата в Казани? Ваш «Рубин» мог отобрать золото у вашего родного ЦСКА. И чуть не отобрал.

— С ЦСКА меня сейчас ничего не связывает. Желание было одно — победить.

— «Старички» «Рубина» действительно дрались за Бердыева?

— Мы просто хотели доказать, что у нас чистый чемпионат. Все видели: «Рубин» бился и мог вничью сыграть. Чудом Акинфеев вытащил…

— Из «армейской» старой гвардии с кем общаетесь?

— С Валерой Масалитиным часто перезваниваемся. С Васькой Ивановым, Мишей Колесниковым, Серегой Дмитриевым. С Гришиным и Минько видимся постоянно. Я больше всего с Брошиным дружил. Жили вместе, общались.

— Почему никто из вашего поколения не выбился на ведущие тренерские роли?

— У кого-то желания не было, у кого-то — возможностей. Я думал, Сашка Гришин главным в ЦСКА станет. Заслужил человек. Ему уже взрослых тренировать надо, а не детей. Он показал, что умеет работать. Пора переходить на следующий уровень. Застрянет в дубле — крест на карьере можно будет ставить. Если мы не будем людям даже шанс давать — не найдем тренеров.

«Козьмич приговаривал: «Вы втроем всю Европу порвете»

— Многие ваши сослуживцы, отдавая должное Садырину, отмечали, что фундамент «золотой» команды 1991 года заложил все-таки Морозов.

— Естественно, Морозов нам очень много дал — в плане тактики, физики. Мы досконально знали, в какой момент прессинговать, в какой — отскакивать. Морозов тиран был, и это хорошо, наверное. Но когда ты постоянно находишься под давлением — боишься неверный шаг сделать.

— Морозов кого-то отчислял?

— И в часть отправлял! Юра Романов последние три месяца до дембеля границу в Чите охранял. Говорят, даже орден получил — китайца какого-то поймал.

— За что с ним так сурово?

— Тренировки пропускал. Где-то огрызнулся — и поехал. Все в те времена было. Все! И в часть ссылали, и на «губу» сажали, как того же Татарчука. Поэтому все боялись. А Федорович нас «отпустил». И мы полетели! Творить начали. Тем более играли вместе по четыре-пять лет — друг друга с полуслова, с полувзгляда понимали! Первую лигу проскочили на ура. В «вышке» второе место сразу заняли — наверное, ни одна команда Союза и России за историю так резко не взлетала.

— Кто-то порывался уйти после прихода Садырина?

— Многие. Федорович на первом собрании в 1989 году объявил: «Кто хочет — уходите. Никого не держу». Человека три-четыре ушло. Я в «Торпедо» собирался.

— Почему?

— Во-первых, в «Торпедо» играли Савичевы, а я с детства с ними — в одной школе, в одном классе. В ФШМ вместе были. Во-вторых, отец с Ивановым дружил. Валентин Козьмич приговаривал: «Вы втроем всю Европу порвете!». Я и сдался. Поехал на «Торпедо» и подписал три заявления — на квартиру, на машину и в команду. И быть бы мне автозаводцем, если бы звание не присвоили — младшего лейтенанта. После этого разве что в Читу мог поехать. Служить…

«Вылезаем — мы на кладбище! Ночь, темно…»

— Кто Татарчука Малышом прозвал?

— Броха. Валера всем клички придумывал. Я был Кузьмичом и Казей. Масалитин — Шума.

— Почему Шума?

— Много шума создавал — любил поговорить. Олег Сергеев был Телегой. Быстров Димка — Дядя, а его жена Ленка — Тетя.

— Корнеев в команде особняком держался.

— Тяжелый характер…

— Поэтому «армейцы» не упомянули Игоря в анкетах на звание футболиста года, которое Корнеев в итоге выиграл?

— Поэтому. Я, например, назвал Татарчука. Хотя глупо отрицать: Корнеев забивал важные голы.

— Вы же на одной базе с хоккейными одноклубниками жили?

— Я дружил с Хомутовым, Быковым и Каменским. Когда хоккеисты на Новый год в Штаты выезжали на выставочные игры, магнитофоны привозили, другую технику. Нам продавали. А я у Сереги Бабинова в основном одежду покупал — джинсы, кофты. В магазинах пусто было!

— Как вы командой в аварию попали?

— Из Ярославля возвращались в 1989-м. Выиграли 3:1 у «Шинника» и решили уехать чуть раньше, с администратором. Шесть человек в «рафик» набилось — Масалитин, Еремин, Татарчук, Брошин, Колесников и я. Взяли в дорогу два ящика шампанского. Один оприходовали, только второй открывать — меня как швырнет в проход! Все сверху попадали. Машина несколько раз перекувыркнулась — и стала на бок. И тишина… Никто не понял, что случилось.

— Потом сообразили?

— Водитель, солдатик, не вписался в поворот, начал выруливать — машину и понесло. Лежим. Раздается голос Иваныча, Кардивара, администратора: «Все живые?» — «Все…». — «У кого-нибудь что-то есть?». Ни царапины. Ни одной, представляете! Шампанское — и то целое. Вылезаем — залетели на кладбище! Ночь, темно. Могилы кругом…

— Весело.

— Подхватили оставшееся шампанское и потрусили на дорогу — голосовать. Там нас клубный автобус и подобрал.

— Что Садырин?

— Кипел: «Кардивар, я тебя уволю!». Зашли в автобус, сели: «Открывай. Второе рождение надо отметить». Как дали! С тех пор игроки на «рафике» не ездили. Запретили.

«Будут кони-скакуны чемпионами страны»

— Еще в истории попадали?

— Да сколько угодно. В Голландии на сборах в карты резались, на желание. Пятеро играют, четыре проигравших ползут по-пластунски по гостиничному коридору. А с нами сборная Нигерии жила. Они нас увидали — испугались: больные, что ли, русские?! Морозов вообще запрещал в карты играть.

— Причина?

— Проиграешь — потом на тренировке будешь злость на партнерах вымещать. Кому это надо?

— На шашлыки в ЦСКА собирались?

— Постоянно. У Татарчука, в Строгино, места хорошие: река, спуск метра два. Искупаться можно, мангал поставить. Собиралось по 60 человек — с женами, детьми. Каждый по ящику напитков с собой приносил. За шашлык Димка Быстров отвечал, Масалитин — за музыку. Только вышел какой-нибудь сборник — а у него уже есть. Помню, выиграли у «Спартака» в 1990-м. Масел кассету принес: «Красногорский хит-парад»! Попурри на разные песни. Врубили в автобусе, а там слова: «Будут кони-скакуны чемпионами страны». В следующем году, когда чемпионат выиграли, Валера все уши прожужжал: «А помните, я вам песню ставил?!».

— Чудили по молодости?

— В «Лужниках» раздевалки были старые. Тесная душевая. А за дверью — здоровенная запущенная комната. В перерыве «агент» — чей-нибудь знакомый — втихаря заносил туда сумку: шампанское, пиво, сигареты, шоколадки, зажигалочки…

— Ничего себе.

— Мы приходили — и туда, обсуждать игру. Садырин — доктор потом рассказывал — как-то заинтересовался: а где все? Раздевалка пустая. Аркадьич, Копейкин, отвечает: «В душ пошли, мыться». Федорыч в недоумении: «15 человек в душ пошли? Там же четыре соска всего». Заглянул — пусто. Потайную дверь заметил, распахивает — а там разлив идет!

— Главный обалдел?

— Вы че, говорит, козлы, одурели, что ли?!..

— Жестко.

— Он нас часто «козлами» звал. Любимое было: «Ну что, козлы, когда играть будете?». Мы не обижались. Понимали, что это по-доброму. Садырин любил нас как детей.

— Чем история кончилась?

— Мы ему в ответ: «Федорыч, садись. Все равно выиграли…». Присел. Но лавочку эту прикрыл. Мы в раздевалке и дни рождения отмечали. Что ни матч, кто-то шампанское приносит. Садырин однажды не выдержал: «Я не понял, календарь чемпионата СССР по вашим дням рождения составляли?».

— Чувствуется, ваш ЦСКА не только в футболе знал толк — в хороших напитках тоже.

— ЦСКА на сборе в Австрии на завод «Гессера» пригласили. Так директор потом недоумевал: «Первый раз на моей памяти на заводе пиво кончилось. Что у вас за команда?». Они нам еще форму презентовали, бело-зеленого цвета. Один матч в ней провели — с «Днепром».

— Как «старики» в ЦСКА молодежь воспитывали — в гастроном посылали?

— А как же. И за водкой, и за шампанским бегали — я, Колесо, Мох, Гречнев Вовка, Афанасьев Андрюха. Иногда давали деньги, иногда — за свои. После игры в городе остаешься — что еще делать? Колбаску на газетке порезали, картишки… «Дедушки» играют, матч обсуждают, а мы, молодые слушаем, мотаем на ус. Раньше выпивали, но играли. А сейчас поколение — и не пьют, и не играют…

— Колотовкин с Садыриным были заядлыми рыбаками. Вы не участвовали?

— Если бы другие пошли, уже через 10 минут начали бы бутылки в поплавок швырять (смеется)! От скуки.

— У вас какая была первая машина?

— «Волга» в 1987 году. За выход в высшую лигу дали открытку — право на покупку машины вне очереди. Поехал на Дмитровское шоссе, выбрал. А на выходе уже армяне стоят: «Продай». За две цены отдал. Она тогда около 15 тысяч стоила, уступил за 30. Одному мужику, из Сочи, позже две машины толкнул. Так он мне потом на Новый год фейхоа, мандарины, варенье, вино домашнее поездом передавал.

— С машинами истории случались?

— У Гутеева с базы «девятку» угнали. Он пошел разбираться в милицию, посулил денег. Так ему на следующий день ее пригнали, еще и с полным баком бензина! А у Сереги Дмитриева стекло лобовое сняли. Побежал в соседнюю казарму, всех солдат построил. Отдали! За стекло он бы там всех поубивал.

«Федорович заходит — губа разбита, кровь…»

— Вы застали экстремальные выезды в южные республики.

— Экстремальная ситуация была в Кировабаде. Я, Корней, Мишка Еремин поехали с дублем на Кубок играть, в мае 1989-го. А там мало того что жара — плюс 40, еще и полный беспредел судейский. Я играл последнего, принимаю мяч на грудь, а Джавадов руками мяч схватил, бросил себе на ход и побежал дальше. Я судье: «Мы во что играем тут?». Духота, бегать невозможно. «Свисти уже», — под конец молили арбитра. На пятой добавленной Серега Крутов на удачу бахнул мяч вперед — и попал!

Незадолго до этого момент был. Угловой, удар, Ерема мяч между ног зажал. Трибуны беснуются, матерят его, а он им — средний палец: на! После финального свистка местные побежали к нему разбираться.

— Поколотили?

— К счастью, не успели. Мишка на колени бухнулся: «Извините, мужики». Те оценили. На следующий день болельщики на рынке завалили его гостинцами — помидоры, зелень, вино, клубника. Все бесплатно! Уговаривали остаться. Нам завидно: «Ерема, замолви словечко — может, и нам чего перепадет?».

— В Кутаиси все закончилось хуже.

— Это вообще было что-то с чем-то. Нас с Фокиным местные забрали из гостиницы и увещевают: «У нас тяжелая ситуация. Помогите». Договорились: 3 тысячи рублей — и играем вничью. Тем более Садырин дружил с Дзодзуашвили, тренером кутаисцев, учились вместе в ВШТ. Мы пересказали разговор ребятам. Наутро денег нет. Приезжаем на стадион — денег нет. Играем, 1:0 ведем. Начинается хамство — прыжки в ноги, отмашки, плевки. В перерыве сидим в раздевалке. Вдруг Федорович заходит — губа разбита, кровь. Мы всполошились: «Что случилось?». Оказалось, местный тренер в драку полез — с криками: «Подонок, обманщик». И тут этот кадр влетает в раздевалку и пальцем в меня с Фокиным тычет: «Вы следующие. Обещали сдать, деньги взяли — и выигрываете!». Тут уже я не сдержался: «Слышь, ты! Денег не было, и ничего мы вам не обещали». Он опешил: «А где бабки?». Посоветовал ему у толстого администратора поинтересоваться.

— Что было потом?

— Выходим на второй тайм — и началось. Масалитина ломают. Подают угловой, двое держат Ерему за руки. Нам забивают, судья Кобичик (классный мужик, из Черновцов) отменяет гол. Ему Мегреладзе как дал в губу, тот падает. Мы кричим: «Удаляй!». И тут смотрим: Ерема как побежит. Спрашиваем: «Ты куда?». А он: «Назад оглянитесь». Поворачиваемся — а на нас вся трибуна несется! Хорошо, с других секторов не побежали. Успели в тоннель проскочить. Я сразу снял майку: «Играть не буду». Принял душ, переоделся. Приходит мэр Кутаиси, просит вернуться на поле. «ОМОН вызывайте», — отвечаем. Уговорил-таки он нас доиграть матч. 1:1 закончили. «Ну ничего, — думаем, — вы у нас попляшете во втором круге».

— Поплясали?

— 8:1. За 20 минут пять голов забили. Они бегают, орут: «Мы вас дома порвем!». «А мы к вам в следующем году не приедем, — говорим. — Мы в „вышке“ будем, а вы тут останетесь».

— Еще были опасные гастроли?

— Ереван был, уже в «вышке». Нас там хорошо побили — за то, что отказались сдавать.

— А смысл вам сдавать, если сами на чемпионство шли?

— Мы так и объяснили. После того как на 89-й забили, нас хотели там оставить навсегда. Федоровичу попало. Все стекла в раздевалке побили. Мы душевые трубы повыламывали — отбиваться готовились. И все «Арарату» с рук сошло — будто ничего и не было! В Донецке в раздевалку вообще уйти не могли — бутылки с трибун сыпались.

— Даже так?

— Полчаса стояли в центре поля! Потом нас вывел ОМОН, со стадиона вывозили на военных грузовиках. Полный беспредел…

— Украинские команды по-братски подсобляли киевскому «Динамо»?

— Ходили разговоры. Зато все московские насмерть бились с нами. Насмерть! Вылетать будешь — не помогут. Еще и подтолкнут. Но все равно уровень чемпионата хороший был. Физику ставили — любого соперника в Европе перебегать могли. В Киеве на выживание работали. Я у Морозова это прошел — он же с Лобановским работал. У него проскальзывали фразы: «Вот в сборной…». Мы возражали: «Андреич, мы не в сборной — мы только начинаем свой путь в футболе, а ты нас прессуешь, 19-20-летних…». Просто бега были.

«У Еремина только сердце работало — голова уже все…»

— Вы одним из первых узнали о трагедии с Ереминым?

— Меня разбудил звонок Садырина — в пять или шесть утра. «Живой?» — спрашивает. «Живой, а что такое?». — «Ерема разбился». Второго опознать не могли. У Дмитриева такая же печатка была — подумали, он. Потом оказалось — друг Мишки…

— Куда и зачем они ездили?

— Мы почему после финала не поехали в ресторан — у Мишкиного товарища был день рождения, и он попросил нас перенести посиделки на день-два. И поехал к другу в Зеленоград. Попраздновали — и в пять утра двинули в сторону Москвы. Зачем — непонятно. Машина Мишина, но за рулем был не он…

— Покрышка лопнула?

— По версии водителя «Икаруса», их машина за пять метров перед ним вильнула — мост выбила передний… У Еремина 14, что ли, ранений, и все — несовместимые с жизнью…

— Когда собрались командой?

— Через день. 23 мая Кубок был, а 27-го — «Шахтер». На базу съехались 25-го. Все в шоке — какая тут игра?! На реку, где Садырин с Колотовкиным рыбачили, пошли. Расселись кто где. По одному человеку. Кто с пивом, кто с вином, кто с водкой. Просто сидели и пили, одуревшие. Молча. В больницу нас не пустили.

— Почему?

— У него только сердце работало — голова уже все…

— Как команда пережила удар?

— Яма была сильная. На морально-волевых выходили. Не меньше месяца в чувство приходили. Из рук все валилось. Бегаешь, а думаешь совсем о другом.

«В федерацию футбола Рима счет отправь!»

— Как чемпионы Союза оказались чужими на праздновании собственной победы?

— До сих пор помню дату: 23 декабря 1991 года. 24-го улетали на Сицилию — играть с «Ювентусом» и «Миланом» коммерческий турнир. После концерта спустились в ресторан — все столы заняты. Предложили рассаживаться на свободные места. Я возмутился: «Как вы себе это представляете?». В итоге нам дали один стол. Но мы все равно уехали через 20 минут. Неприятно было.

— А сувенирную монету в качестве призовых получить — приятно?

— Не то слово… Банк обанкротился, и 10-тысячная монета за месяц в рубль превратилась. Получилось, ни копейки не получили за чемпионство. За игры платили премиальные, а за решение задачи — ничего.

— Солидные были премиальные?

— В первой лиге домашняя победа оценивалась в 100 долларов, выездная — в 150. В золотой год давали уже по 400, вне зависимости от поля.

— В Италии подзаработали?

— Дали 50 тысяч долларов на команду, из которых игроки получили по 500 баксов. На правах капитана предложил ребятам вернуть все. Все до одного согласились. Вот это коллектив был! Я передал деньги Мурашко, начальнику команды, и предупредил: пока с нами не рассчитаются по совести — тренироваться не будем. На следующий день выдали по тысяче. Нас было около 25 человек. Половину призовых мы им простили. Корнееву с Галяминым вообще ничего не досталось — они к тому времени улетели в «Эспаньол».

Мне еще запомнилась пресс-конференция в Италии. Сидят Мальдини, Донадони, ван Бастен, Баджо. И Садырин. Журналист спрашивает у Федоровича: «А сколько вы получаете?». Тот: «300 долларов». Журналист решил уточнить: «В час»? Садырин: «Какой час — в год!». Зал лег.

— В 1991 году предполагали, что команда разбежится?

— По прошествии времени узнали, что на игроков ЦСКА было столько предложений — на вырученные деньги клуб мог еще долго жить и покупать футболистов. А тогда информация до нас не доходила.

— Кто пользовался спросом?

— Да все — Дмитриев, Татарчук, Брошин, Масалитин, Колесников, Фокин… Когда «Рому» обыграли, там люди с ума сошли…

— Больно вспоминать те игры?

— Очень. Недавно пересматривал: гол Фокина — чистый! Не он — на нем фолили, Феллер держал! Но Фокин вырвался и забил. Нам потом популярно объяснили: «Этот турнир — не для вас, ребята. Он — для богатых». Зато нам в Риме дискотека запомнилась.

— Чем?

— Мы после матча дней на пять-шесть оставались в Риме, решили отдохуть. Огромный зал — что наш «Олимпийский». Народу тысяч 20! Заходим обалдевшие, и тут ведущий объявляет: «Тишина! Наш клуб посетила команда ЦСКА, которая сегодня обыграла «Рому». Народ как начал орать, шарфы «Лацио» на шеи вязать, за столики приглашать. Книгу для почетных гостей поднесли: «Напишите что-нибудь». Димка Харин вывел: «Прав тот, у кого больше денег». Намек на то, что нас сплавили.

Мы потом еще вечеринку в отеле закатили. Весь бар опустошили. Управляющий прибежал: «Эй, а кто платить будет?». Валерка Масалитин ему и выдал: «В федерацию футбола Рима счет отправь!».

«После третьего гола Карсака на «Камп Ноу» орали, как полоумные»

— Когда на следующий год ЦСКА «Барселону» выбил — удивились?

— Вы знаете, не очень. С их стороны недооценка была, а наши ребята, наоборот, настроились и выдали лучший матч в жизни. Молодцы.

— Вы его из VIP-ложи «Камп Ноу» смотрели?

— Из-за спины у президента «Барсы» Нуньеса. Нас туда «Эспаньол» посадил. Когда ЦСКА два пропустил — мы с Корнеевым тихо сидели. Когда Бушманов в конце тайма один отыграл, вскочили — и мигом получили замечание: «Сядьте». После второго мяча еле-еле сдерживали эмоции, но уже после третьего гола Карсака — орали, как полоумные. Никто не одергивал — люди в прострации находились… А игроки «Барселоны» нам с Корнеевым после матча кое-что припомнили.

— Что?

— Мы перед игрой заглянули в раздевалку к нашим. По дороге встретили Стоичкова, Гвардиолу — уже знали друг друга. Пожелали, как водится, удачи: «Suerte, suerte». После матча опять столкнулись, они с обидой: «Ничего себе, удачи пожелали нам…». Через четыре дня у нас дерби. В «Барсе» злые все, как собаки. 5:0 нас порвали.

«Каждый выход на поле — 11 тысяч долларов»

— Как «Эспаньол» вас травмированным купил?

— Я вернулся из Америки — со сборной играли в Майами и Детройте. Звонок: зайди в клуб. Удивился: отпуск, как-никак. Приехал в офис. Иньяки Уркихо, агент, выкладывает: «Корнеев сломался, Клементе, тренер «Эспаньола», посмотрев видео, ткнул пальцем в тебя: «Этого мне привезите». Ну я и полетел — мало того что не отдохнувший, так еще и травмированный.

— Как угораздило сломаться?

— 16 декабря с Димкой Быстровым играли у него во дворе на Ленинском. Оступился — хрусь! — звук, будто карандаш сломался. Нога на глазах распухла. Оказалось, пятая плюсневая, стрессовый перелом — от усталости или смены грунта. Мы в коробке, на снегу бегали. Испанцы посмотрели снимки: «Мы с тобой не будем ничего подписывать».

— Но подписали же.

— Подписали. Каждый выход на поле — 11 тысяч долларов. Если остаемся в высшей лиге — а «Эспаньол» болтался на последнем месте — еще по 14 тысяч сверху. Так я на радостях в первом же матче гол забил — мадридскому «Атлетико»! На следующий день вызвали в клуб — подписывай контракт на три года. Естественно, подписал.

— На первых порах через боль играли?

— С фиксирующей повязкой. В игре с Хихоном чудак полетел в подкате, я мяч прокинул, а нога осталась под ним. Не сломал, но боль была такой, что пришлось выезд в Мадрид пропустить. Знаете, как сыграли? 0:7! Бутрагеньо, Мичел, Санчес, Саморано — забивали все…

«Меня предателем объявили»

— С армией в итоге как развязались?

— Я уехал в «Эспаньол», и меня уволили из рядов вооруженных сил. Нормально? Я бы сейчас получал армейскую пенсию. Мне звонят из военкомата: «Дмитрий Викторович, а где ваше удостоверение и жетон?». А я понятия не имею — все в клубе лежало. Потом нашли. На память об армии осталось только удостоверение — капитан запаса. Дома лежит.

— Из общения с генералитетом что запомнилось?

— Только негатив. Солдафоны. С Морозовым был случай. Болгария, сборы. Жили в кемпинге. Холодина. И три тренировки в день. Спозаранку бредем на берег на зарядку. Сонные, поеживаемся. И сотрудник органов — с нами. Потом на собрании заявляет: «Я не понимаю одного: почему вам на работе пот глаза не заливает?». Морозов ему: «Извините, товарищ, у нас другие задачи. Первая тренировка — она, чтобы проснуться, размяться, а вот потом будет настоящая работа». А тот знай себе талдычит: «У вас каждая тренировка должна такая быть». Андреич только махнул рукой: «Мы друг друга не поймем». Нашла коса на камень.

— Прояснилась судьба пропавших 800 тысяч за ваш трансфер в «Эспаньол»?

— Неа. Меня в суд вызывали в Испании, через три или четыре года после переезда. Я уже в «Алавесе» играл. Нарисовался агент мой, Уркихо. Инструктирует: «Ты молчишь — я отвечаю». Приехали, спрашивают: «Какой контракт вы подписывали?». «Я, — говорю, — подписывал только личный договор с „Эспаньолом“. А кто подписывал соглашение между клубами, не знаю. Ищите там». Ничего не нашли. Деньги пошли и… пропали по дороге! Из миллиона 200 тысяч только попали по назначению.

— Как ЦСКА себя повел?

— Через полгода после отъезда приехал в Москву в отпуск, а в ЦСКА мне и говорят: «Не уедешь, пока за тебя не заплатят. Будешь за нас играть». Я в недоумении: «Как я могу за вас играть, когда у меня контракт там?!».

— Но все же сыграли.

— Попросили — согласился. Начал играть. Без зарплаты, без премиальных — за бесплатно! Даже страховки не было. В конце концов мне это надоело, поднял вопрос: «Подождите, я в шести играх семь забил — мне-то полагается что-то?». А в ответ: «У тебя же контракт с другой командой». «Нет, — говорю, — так дело не пойдет. А если я сломаюсь, кто мне будет выплачивать?». Я вообще не понимал, как играю за ЦСКА, имея трехлетний контракт с «Эспаньолом». И в конце концов отказался лететь на игру в Находку.

— Чем история кончилась?

— Предателем объявили. В прессе пропесочили: дескать, Кузнецов отказывается играть за родной клуб. После игры с «Аланией» пошли еще дальше — заявили, что я и Харин продали игру. При том, что в том матче пенальти реализовал.

— А что было на самом деле?

— Не знаю. Проиграли — 2:4. Потом читаю в прессе заметки: Кузнецов взял деньги. Со слов начальника команды. Сначала написали 5 тысяч долларов, потом 10, потом 20 — сумма постоянно менялась. Я чуть с ума не сошел! Бегал за вашими коллегами — рыло хотел набить. Вот так неприятно закончилась история возвращения в ЦСКА. Помогаешь родному клубу, а тебя за это еще и имеют…

«Садырина плавили…»

— Второй раз в ЦСКА как вернулись?

— Федорович позвонил: «Возвращайся». Я уже в «Осасуне» играл — самый плохой год. Душили как иностранца: все хороши, а ты — плохой.

— Бенитес притеснял?

— Как раз с Рафой хорошо ладил, но там три тренера сменилось. Душили пресса и президент. Одноклубники все понимали: мне 33 года, а им — по 18–19 лет. Короче говоря, разорвал контракт за год до окончания — и вернулся в Россию.

— Второй заход в ЦСКА у Садырина не удался.

— Мне очень странно было видеть, когда первый круг команда идет на предпоследнем месте, а во втором — все выигрывает. Это выглядело нелогично.

— Плавили тренера?

— Обвинять никого не могу. Но ни желания, ни борьбы не было. Апатия какая-то…

— Сразу после Садырина ЦСКА покинули и вы.

— Меня вызвало руководство. Говорят: «Тебя Долматов не хочет. Говорит, мы будем четыре в линию в обороне играть, а ты в его систему не вписываешься». «А ничего, — спрашиваю, — что я в Испании шесть лет в линию отыграл? Нестыковка у вас получается». Пришел к Долматову. Кивает на руководство: «Тебя эти не хотят». Предложил всем вместе сесть и выяснить, кто врет. Отказались. Сказали, что контракт не продлевают, и до свидания. Ну я и поехал в турне по России…

«Премиальные зарыты в чужой штрафной»

— Что больше всего запомнилось?

— Саратов. Сумасшедшая команда, одно время даже на первом месте шла…

— Думали, Нижний Новгород и Овчинникова назовете.

— Борман — это что-то! Своими действиями, текстом завораживал просто.

— Премиальные в чемоданах приносил?

— Не, говорил: «Премиальные зарыты в чужой штрафной. Идите и отройте». Овчина — молодец. Слово держал. Раз в Волгограде играли, 1:1 после первого тайма. Он в перерыве кипятится: «Вам сколько ни дай — все равно не выиграете». Кто-то подал голос: «Викторыч, ты скажи — сколько?». Он такой: «Ну ладно, по 5 тысяч». Раз — 3:2 выигрываем! В раздевалку заходим, Овчинников спрашивает: «Вы что, меня по миру пустить вздумали? Хотел сказать — по 15! Что меня удержало, сам не знаю…». Я у него в доме жил…

— Дворец?

— Ну да, каменный дом, три входа. Меня и Гочу Гогричиани Викторович приютил. В Нижнем спонсоры за игрока матча то диван, то другую мебель давали. Так я все к Борману тащил — квартиру обставлял.

— Какое самое странное упражнение в вашей карьере было?

— У Бормана, опять-таки: пинаешь мяч, догоняешь и двумя ногами в него прыгаешь. Потом опять, и опять — до конца поля. Остановку мяча в падении животом отрабатывали. Мы с Татарчуком в шоке были. Бывало, жалуешься Овчинникову: «Викторович, не могу играть — нога правая болит». — «Да? Ну так бей левой».

— В Туле интересная команда была.

— Интересная. Люди — непорядочные. Ни копейки не заплатили — все простили. Ноль!

— Как так?

— За пять минут до начала матча с «Сатурном» подсовывают бумагу. Спрашиваю, где цифры? «Да ты подпиши, мы тебе все сделаем». Надули.

«С Бебето и Мауро Силвой ящик пива на допинг-тесте выдули»

— Расскажите, как после Германии на Евро-1992 допинг-тест сдавали.

— Четыре часа я сидел. Четыре! С Эффенбергом и Хесслером. Я Хесслеру по-английски говорю: «Не помнишь меня? Мы с ЦСКА „Рому“ вашу возили». Он заулыбался: «Точно». Другой раз я так на допинг-тесте в Испании застрял. С Бебето и Мауро Силвой из «Депортиво» ящик пива выдули втроем!

— Полупьяные шотландцы в последнем туре чемпионата Европы — миф?

— Я по себе скажу: чувствовал запах. Чувствовал!

— Как же они вас обыграли?

— Знаете, когда на людей ничего не давит, они играют в удовольствие — и все получается. А мы, наоборот, под давлением: надо побеждать! Плюс рикошеты — от головы, от штанги… Потом оказалось, и ничьей хватило бы. Жутко обидно было: ни немцам, ни голландцам не проиграли, а от Шотландии — получили…

— Ваши слова: «Помню, вез домой огромный пакет цветных денег».

— Ага. И купюры такие интересные: на одной утконос, на другой — пеликан, на третьей — еще какое-то животное. Полный целлофановый пакет шведских крон. И это еще половина суммы была. Нам задолжали за выход на Евро — обещали в Швеции отдать. А потом Колосков заявляет: «Денег нет». «Тогда, — выдвигаем ультиматум, — не поедем домой. Здесь останемся». Деньги сразу нашлись. Половину на месте выплатили, оставшуюся часть в течение полугода вернули.

— Помните, как рождалось печально известное «Письмо четырнадцати»?

— Нет. Даже если бы предложили — естественно, не подписал бы. Понятно же, кому Садырин был неугоден… Футболисты в этой истории оказались пешками.

— Неудача на чемпионате была неизбежной?

— Группа нам досталась не подарок — Бразилия первой на чемпионате стала, Швеция — третьей. А у нас коллектива не было. Тем не менее и с одними играли нормально, и с другими.

— Камеруну вообще полную кошелку набросали.

— Кураж был. Залетело все. И они — совсем слабые, худшая команда чемпионата.

— У камерунцев номера на форме чуть не фломастером нарисованы были.

— Я разговаривал с Н’Коно, мы по «Эспаньолу» знакомы. Так он жаловался, что у них даже формы не было — американцы купили. Денег не платили. Камерунцы порывались бойкотировать игру с Россией. Накануне еще в баре заседали. Организаторы упросили выйти на матч. Я уточнил у Томаса: «Ты стоишь сегодня?». Он засмеялся: «Не-е-е, Белл! Вы же нам набьете…». Мне все стало ясно: люди разобранные.

«Стоичков просил у меня бутсы»

— Испанцы водку пили?

— В «Алавесе» после последней игры пошли гулять по городу. Они пристали: «А с чем русские пьют водку?». Говорю, с томатным соком. Они «Фанту» предпочитали. Двое блевали потом…

— На поле в Испании били исподтишка?

— Еще как. Один специально наступил на ногу. Знаете, какой звук раздается, когда кожу шипами бутсы протыкают? Как при разрыве полиэтилена. «Ты что делаешь?» — ору. «А ты хотел, чтобы я тебя угостил „Маргаритой“?» — ухмыляется он. Я человека запомнил — и во втором тайме угостил «Кровавой Мэри»…

— В Испании вы со многими звездами пересекались. О ком можете рассказать историю?

— Со Стоичковым одна была интересная. Я играл в бутсах Mizuno, а он — в Kronos. Как-то встретились у знакомого мануала. Христо у меня в руках две пары бутс увидел: «Русский, подари одну!». Предложил ему поменяться: я тебе Mizuno, ты мне — Kronos. Стоичков замахал руками: «Не-не, подари!». Чистый цыган! Хотя по жизни Христо вообще не звездный — отличный мужик. Мы с ним на 60-летии Оганесяна в Ереване встретились, душевно пообщались.

— У «Эспаньола» чудной президент был.

— Лара. Начал с нуля. Приехал в Барселону нищим пацаном. Сорвал яблоко — продал за доллар. Купил два — продал за четыре. Так и разбогател. По крайней мере, так рассказывали. Став миллионером, купил «Эспаньол». «Барса» для него как красная тряпка для быка была — ненавидел соседей. Все время с пистолетом за поясом ходил. Когда мы вышли в высший дивизион, он пришел в раздевалку с чемоданом денег — и начал раздавать.

«Поставлю Валере баночку Lowenbrau, положу рядом пачку Marlboro…»

— Из чемпионского ЦСКА многих уже нет в живых. Защитник Янушевский ушел из жизни при загадочных обстоятельствах.

— Мы тоже не поняли, что случилось. Одни говорили — сердечный приступ, другие — повесился, третьи — повесили… Как человек может наложить на себя руки, когда у него жена и двое детей? Витька веселый мужик был. Здорово играл, помогал молодым. А потом уехал в Германию — и вот…

— От чего Быстров так рано сгорел?

— У Димки двустороннее воспаление легких было. Два раза отказывался от госпитализации по скорой — бумагу подписывал. А третий раз приехали — он уже не узнает никого. Забрали насильно. Ночью умер.

— У Брошина судьба трагически сложилась.

— Честно скажу: не видел футболиста сильнее Валерки. Да, небезгрешен, были свои слабости… Но у него такая левая нога была, такое мышление — дай бог любому левому крайнему. Куда хочешь мяч как рукой кидал. По-футбольному злой, а в жизни — сплошная доброта…

— Часто попадал в истории?

— В чемпионский год позволили себе немножко расслабиться после матча. Не буду называть фамилии — полкоманды участвовало. Садырин поймал. Перед следующим матчем сокрушается в раздевалке: «Я не знаю, как вы будете играть…». А мы вышли и выиграли. Пал Федорыч заходит: «Слышь, алкаши, как вы выигрываете? Пьете — и выигрываете. Объясните — как?!». Брошин нашелся, что ответить: «Федорыч, вы же знаете, везет дуракам и пьяницам».

— Что с ним все-таки произошло?

— Рак горла. Запустил, поздно спохватился. Язык прикусил — опухоль пошла. Думал, туберкулез. Оказалось — онкология, третья степень…

— Последние недели жизни Валерия были жуткими?

— Когда звонили, просил: «Не приходите. Не хочу, чтобы вы меня таким видели». Похудел страшно. Я и хоронил его. Гинер без вопросов денег дал на похороны — 300 тысяч. 280 я отдал за место на Хованском кладбище и 20 — батюшке. Памятник хороший поставили — спасибо ветеранам «Зенита»-84… Надо будет съездить 5 марта. Поставить Валере баночку любимого Lowenbrau и пачку Marlboro рядом положить…

«Чемпионат», 19.12.2016

Фото: championat.com