ЛЕОНИД СЛУЦКИЙ: «ГИНЕР ПРЕДЛАГАЛ МНОГО ВАРИАНТОВ, ЧТОБЫ ИЗБЕЖАТЬ МОЕГО УХОДА»

Обозреватель «Спорт-Экспресса», побывал в Волгограде на открытии футбольной школы имени Леонида Слуцкого.

ШЕРЕМЕТЬЕВО

В Волгограде туман. Еще б не туман, если легкая декабрьская стужа обернулась внезапными «плюс 2»! Назавтра обещают «минус 13», но это уже другая история. Завтра — не сегодня.

Рейс наш откладывают на час, еще на час, еще… Я сижу в шереметьевском накопителе — и представляю, как выглядит монумент Родина-мать в груде сползших на город жирных облаков. Вот это картина!

Легкоатлетический манеж в этом городе точно напротив Мамаева кургана, только дорогу перейти. Мне б ее перемахнуть вот прямо сейчас, да поскорее, но вместо этого перехожу мысленно. Представляю, как в эту самую минуту волгоградские пацанята с мамами-папами пришли записываться в футбол. Как выходит вот сейчас к ним Леонид Слуцкий. Ни папы, ни мальчишки еще глазам не верят. Мне б тоже сидеть на трибуне, но вместо этого… «О дьявол!» — как восклицают в схожих обстоятельствах мои ростовские друзья…

Вылет дали к часу дня, когда мне уж казалось, можно и не лететь. Везут к самолету так долго, будто из Шереметьева перебрасывают во Внуково. Хочется протереть глаза от таких знаков судьбы — вот разгружают A320, раскрашенный лошадками. Борт футбольного ЦСКА!

Через три часа я буду рассказывать Леониду Слуцкому:

— Гляжу на этот самолет — и сердце щемит. Будто не вы из ЦСКА ушли, а я сам…

Слуцкий усмехнется как-то горько.

Но это будет через три часа.

ВОЛГОГРАД

Каждый в Волгограде знает, что Слуцкий вернулся. Пусть на два дня — но здесь, в родном городе. Рассказываю таксисту, к кому еду, — тот скидку не предлагает, но симпатией проникается. Сует какие-то незаполненные квитанции, инструктирует:

— Сам цифру напишешь, в бухгалтерию отдашь…

Машу руками, отказываюсь. Я ж не министр экономического развития.

Внезапный волгоградский «плюс» превратил дорогу к манежу в полосу препятствий, в игру «Зарница». Настоящий Сталинград. Грязь по колено, котлованы, досточки вдоль ям — попробуй, корреспондент, проберись. Иду, балансирую, втягиваю живот — лишь мыслью подпитываюсь, что и Слуцкий здесь шел с утра. Наверняка справился. Так и я справлюсь!

ШКОЛА

— У вас здесь дитя на просмотре? — никаких пропусков на вахте не спрашивают. Верят на слово.

Да, отвечаю. Все четверо.

…Вот это картина, жаль не взял фотоаппарат — Слуцкий добрался-таки до трибуны, никакие стюарды не удержали. Однако ж ни с кем не расправился могучими кулаками, а вполне мил и улыбчив. Стоит внизу, а целая трибуна внимает, ловит слово.

— Интернат? Нет, интерната не будет. Эта школа только для волгоградских мальчишек. Кто придет завтра к одиннадцати — обещаю подарки от школы и от себя лично. А вот кто-то из вратарей перчатки забыл. Чьи?

Леонид Викторович берет застиранные детские перчаточки, поднимает. Хозяин не отзывается.

— У кого-то есть вопросы?

К Слуцкому, опережая всех, подлетает девчонка лет шести, светлые косички.

— Вот это да! — восхищен Леонид Викторович проворством. — Девочка — первая!

Та от волнения забывает вопрос, встает рядом — кто-то с трибуны фотографирует.

Жаль, эту малышку в футбол не запишут. Хотя как знать.

На расспросы ушло полчаса.

— А теперь — автографы, фотографии… — Слуцкий выглядит абсолютно счастливым в таком окружении.

Я понимаю, автографы — это еще полчаса, не меньше. Слуцкий в таком кольце, какое не снилось и Паулюсу. Фотографируются отцы, фотографируются дети. Краснея, пристраиваются поближе молодые мамы.

Я смотрю с тоской в окно — там тают в дымке очертания Мамаева кургана. Родина-мать словно подмигивает одобрительно — не робей, корреспондент. Раз уж долетел — не тушуйся.

Я не тушуюсь! Меняю дислокацию, подсаживаюсь так, чтоб Леонид Викторович на меня наткнулся глазами. Во время следующей смены караула из пацанов. Слуцкий, кажется, и руку уже не опускает, а люди из очереди меняются один за другим.

Слуцкий наконец натыкается на меня глазами — и чуть меняется в лице. То ли рад, то ли нет гостям из Москвы с их приветами. А может, узнал, но не сразу вспомнил. Я не гордый, я допускаю.

«НАСТРОЕНИЕ? ВЕЛИКОЛЕПНОЕ!»

Здоровается, впрочем, довольно приветливо. Помогает перемахнуть через ряд скамеек.

— Откуда вы здесь? — поражается улыбаясь. Будто не в Волгограде встречаемся, а у моря Лаптевых. Впрочем, наверняка догадывается, откуда я здесь и зачем.

В голове моей проносится странная мысль: мы со Слуцким почти ровесники. Три года разницы — это не считается. Когда-то делали первое для Слуцкого интервью в столице — его только-только назначили тренером дубля «Москвы». Помнит ли, интересно? Пришел с теннисной сумкой, сели в кафе прямо на стадионе. Рассказал и про кошку на дереве, и про то, как лично нашивал одни фамилии вместо других на футболки в обнищавшей Элисте. Потом он расскажет обо всем этом и другим, но тогда — только мне.

После этого были десятки встреч, новые и новые интервью. Но остались на «вы». Сейчас вот тоже на «вы». Как странно.

— Приехал к вам, Леонид Викторович. Найдете полчасика?

Я знаю Слуцкого! Позвони ему из Москвы, напросись на встречу — догадываюсь, что услышал бы. «Вас уважаю, читаю, спасибо за доброе отношение. Но сейчас — не время. Поймите правильно. Давайте потом? Через пару месяцев?»

Но если уж прилетел, если дождался — Леонид Викторович не откажет. Хороший он человек.

И Слуцкий не отказывает. Кажется, удивляясь самому себе. Ведь наверняка же решил — пока репортерам ни слова:

— Знаете… Давайте.

Ликую. Но следует продолжение:

— Только о ЦСКА — ни слова. Будем говорить о школе. Решили?

Я в скорби. Впрочем, лучше пять вопросов, чем ноль.

Мы поднимаемся по лестнице, снова спускаемся — по пути Леонид Викторович успевает пожать тысячу рук. Представить меня кому-то. Сфотографироваться с отроками и дедами.

— Настроение? — спрашиваю вкрадчиво.

— Великолепное! — искренне улыбается Слуцкий. Вдруг, замедлив шаг, улыбается еще шире:

— Вы ведь не за этим приехали? Не школа вас интересует?

Думаю, с такой ловкостью меня не раскололи бы и в институте Сербского.

Не помню, что я ответил. Да и не важно.

Мы садимся у краешка поля — и начинаем.

«МОЕ ИМЯ — МОЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ»

— Я смотрю, глубина проникновения в предмет у вас потрясающая. Вы на детских соревнованиях не свадебный генерал.

— Так это же мое детище! — поразился Слуцкий. — Моя идея. Я очень благодарен Барышеву, начальнику «большого» ЦСКА, ректору института, Виталию Леонтьевичу Мутко, в ведомстве которого находится вуз. Спасибо, что помогли реализовать мечту. Сейчас у нас пошел набор по четырем возрастам, так за сегодня пришло 170 детей. Мы планируем всего набрать 200 человек в школу. А у нас остается еще три возраста!

— Вот проблема так проблема.

— Пока мы никого не отсеиваем — но это проект сугубо спортивный. Поэтому в будущем все-таки постараемся оставить по 20 самых талантливых детей в каждой из групп. Основная задача — подготовить их, чтоб перешили в ведущие академии страны. То есть никто не собирается конкурировать с Сергеем Николаевичем Галицким или школами ЦСКА, «Спартака»… Моя личная задача — я ее ставлю перед тренерами, — дать возможность 200 волгоградским мальчишкам работать на качественном уровне. Чтоб попасть в главные академии страны.

— Строго волгоградским?

— Да!

— Точно никаких интернатов не будет?

— Нет!

— А почему?

— Потому что это чуть-чуть другое. Мы не планируем довести их до профессионального футбола. В стране есть 8–9 интернатов высокого уровня. Все при больших клубах располагаются — там все суперпрофессионально. Поэтому моя задача — помочь мальчишкам из своего родного города. Город много дал мне — теперь пытаюсь что-то дать ему.

Я указываю Слуцкому на большое табло, где светится надпись: «Школа ЦСКА при академии физической культуры г. Волгограда им. Л. В. Слуцкого». Он зачитывает вслух, не спотыкаясь на собственной фамилии. Леониду Викторовичу кажется, спросить я хочу о чем-то другом.

— Надо понимать — это общество ЦСКА…

— Это понятно, я о другом. Даже Фетисов усомнился, стоит ли арену во Владивостоке называть его именем. Вас ничего не смущает?

Мне показалось, Леонид Викторович чуть раздражился.

— Я вам объясню ситуацию. С одной стороны — это вроде бы нескромно. С другой — во-первых, под мое имя пришло большее количество детей, чем в обычную школу № 15. Вы согласны?

— Абсолютно.

— Мое имя привлекает детей. Как и родителей. С другой стороны, я служу гарантом того, что в этой школе будут работать квалифицированные тренеры. Я ставлю под удар собственное имя. Потому что понимаю — должна быть хорошая методика, не должно быть никаких претензий. То есть это персонализированная ответственность!

Мне становится все понятно. Даже неловко, что усомнился в чем-то. А Слуцкий продолжает:

— Одно дело — арена, которая не несет никакой ответственности. Другое дело — школа, работа которой будет ассоциироваться персонально со мной. Я подбирал тренеров. Многие из которых являются моими воспитанниками и прекрасно знают требования. Мое имя, естественно, возникло после «общества ЦСКА» и «Академии физкультуры» как дополнительная реклама школы и как дополнительная ответственность. Больше ничего в этом не вижу.

«МОЛОДЫЕ ФУТБОЛИСТЫ? НЕ СОБИРАЮСЬ ОПРАВДЫВАТЬСЯ»

— Мне казалось, взять любого восьмилетнего мальчишку, дать ему хорошего тренера — из кого угодно можно сделать нормального футболиста.

— Нет, конечно.

— Почему?

— Потому что из «любого» — нет. Нужны способности. Мне кажется, в футболе пробиться значительно сложнее, чем в любом другом виде спорта.

Нас прерывают — подходит очередной ветеран с внучком. Внук, оказывается, не верил, что можно вот так подойти к Слуцкому, пожать руку.

Леонид Викторович смеется, подает ладонь первым. Пацаненок смущается. Готов, кажется, сбежать.

— В каком возрасте пропадает большинство молодых футболистов?

— Не знаю. По-разному. Нет закономерностей — в интернате год на год не приходится. Как и возраст на возраст не приходится. Все говорят, что самый сложный переход — из дубля в основной состав. А на самом деле — он просто самый невозможный.

— Ничего не понимаю.

— Потому что сегодня ты играешь в турнире дублеров — по существу, юношеском первенстве России. Для ребят 18 лет. Завтра ты должен играть в премьер-лиге. Это невозможно!

— Снова непонятно.

— Турнир дублеров по своему уровню ниже даже, чем уровень второй лиги. Почему-то никто не говорит, что «вот, из второй лиги не появляются», а про дубль это слышишь постоянно.

— Сейчас у фанатов раскол на вашу тему. Одна из самых претензий — будто Слуцкий не давал дорогу молодым. Не пускал. Глупость?

— Я отвечу: за шесть полноценных сезонов три игрока ЦСКА получили премию «Первая пятерка». При мне!

— Прекрасный ответ. Кто получал?

— Щенников, Базелюк и Головин. Еще раз говорю — я не собираюсь оправдываться или что-то анализировать сейчас. Если вы мне назовете клуб, в котором играет большее количество молодых футболистов, чем в ЦСКА, я приму эту претензию. Если вы мне назовете футболистов, которые были в системе ЦСКА, не были здесь оценены и ушли в другие команды, где хорошо играют, — я приму эту претензию.

— Знаю фамилии, которые вам назовут.

— Если кто-то мне скажет про Караваева, тоже отвечу — это совсем другое. Во-первых, у клуба есть право возврата. Это раз. Во-вторых, он был продан. В-третьих, это скорее говорит о плюсе, чем о минусе. Мы смогли подготовить Караваева на уровень достаточно серьезной игры. Все должно быть очень аргументированно. Говорить-то можно о чем угодно.

— Для меня большая загадка — история с Базелюком.

— Не готов сейчас персонализированно комментировать. У молодых ребят разные пути. Часто они сложны. То количество молодых, которые появляются, говорит, что не все этот путь преодолевают. Любой из них еще молод, имеет шансы. Тот же Костя в «Эшториле» забил гол — молодец! Дай бог, чтоб у всех все получилось…

— Смородская, выпроваживая из «Локомотива» Алиева, дала совет — «больше читать». Что посоветуете сейчас Базелюку?

— Не буду! Была возможность давать Косте огромное количество советов. Все их ему давал, собственно говоря. Давайте все-таки не будем разговаривать про ЦСКА?

— А давайте. Владимир Горюнов, еще один прекрасный житель этого города, мне рассказывал — в Сталинграде были удивительные ветераны.

— Это точно. Я еще застал их живыми. Это же Сталинград!

— Самый живописный, которого встречали?

— Они к нам постоянно приходили в школу. Но был особенный человек, с которым я познакомился уже позже, — тот в войну был медиком. Рассказывал мне, в каких условиях проходили операции, что это было… Я уже был постарше — все понимал. Уникальный человек, удивительный. В своем возрасте вел активный образ жизни. Часто его вспоминаю.

«ХОЧУ ВЫУЧИТЬ АНГЛИЙСКИЙ, ОСВОИТЬ ЛЫЖИ И ПОДТЯГИВАТЬСЯ 25 РАЗ»

— Все понятно. Давайте про вас, не по ЦСКА. Как вам удается поддерживать нормальное настроение после такого года?

— Я сам по себе человек достаточно позитивный. Впадать в депрессию… У меня такое иногда бывает. Но в целом — не вижу никаких поводов для горечи. Открывается школа, я приехал на свою малую родину, у нас будет встреча олимпийцев, предстоит отпуск интересный… Не вижу смысла и повода грустить!

— Родной город умиротворяет?

— Да. Безусловно. Иногда и огорчает — мне бы хотелось, чтоб его жители чуть-чуть получше себя чувствовали. Моя задача — чтоб хотя бы эти 200 мальчишек жили чуть интереснее. Мне кажется, это уже немало. Тем более поражаюсь, когда встречаются люди, которые говорят: «это неправильно, это не очень хорошо…»

— Про вашу школу?!

— Ну да. Какие-то болельщики «Ротора». Якобы написали: «Что это такое?! Школа ЦСКА — в Волгограде? Вот была бы школа „Ротора“!»

— Есть что ответить?

— Футбольный клуб «Ротор» может открывать школу «Ротора». У меня была возможность привлечь общество ЦСКА к открытию — при том, что это третья школа, которую общество ЦСКА здесь открывает. Еще по боксу и по плаванию. У общества ЦСКА заключен договор о сотрудничестве с правительством Волгоградской области. Не вижу разницы — для кого наша школа будет готовить людей. Для «Ротора», ЦСКА, «Спартака» или «Локомотива». Главное — чтоб у ребят просто была возможность заниматься.

— Вы свои деньги сюда не вкладывали?

— Основное финансирование тянет все-таки общество ЦСКА, институт предоставил бесплатно базу. Но с моей стороны расходы тоже есть.

— Я второй раз в этом городе. Куда стоит сходить москвичу обязательно — три места?

— Мамаев курган — без вопросов. Панорама Сталинградской битвы — вторе место. Третье — набережная.

— Не начало вас в этом году тошнить от количества футбола в жизни?

— Меня не тошнит от количества футбола. Просто я его могу смотреть в чуть меньшем объеме. Если раньше наш матч пересматривал пять-шесть раз, то в этом году делал это два-три раза. Все равно это много. Но с какого-то момента — не так много, как обычно.

— Удается сейчас мыслями не возвращаться в большой футбол?

— Да.

— Зная собственный характер — какую паузу попросит организм?

— Не знаю. Честно — не могу сказать. Это для меня самого загадка.

— Сейчас у вас прекрасное время осваивать новое. Три вещи, которые не умеете, но очень хотели бы научиться?

— Разговаривать на английском языке. Освоить беговые лыжи. И… Третье… Не знаю! Подтягиваться двадцать раз.

— На сколько сейчас подпишетесь?

— Раз пять, пожалуй, смогу.

ОН МНЕ ХАМИЛ МНОГО ЛЕТ. В ЛОНДОНЕ РЕШИЛ ПРОЯСНИТЬ ВОПРОС ПО-МУЖСКИ

— Обещал не касаться ЦСКА — и не буду. Но вся страна задается вопросами — что должен был сказать тот человек с трибуны, чтоб вы так полыхнули?

— Вот это единственная тема про ЦСКА, о которой могу говорить. Как раз про этого человека.

— Сделайте милость.

— Его фамилия Маликов, кличка Микамо. Считает себя VIP-болельщиком, который якобы многое делает для клуба. На каком-то этапе был его спонсором. Когда-то перечислил школе три миллиона — за что ему огромное спасибо. Считает, что вправе критиковать тренеров, оценивать внутреннюю жизнь клуба, вступать в отрытое противоборство с тренерским составом, с руководителями. К сожалению, сегодня многие люди могут быть услышанными. Потому что есть интернет, есть возможность подойти где-то на трибуне близко. Он на протяжении многих лет неоднократно ко мне обращался с хамскими заявлениями. Это тот болельщик, который обещал купить бегемота, знаменитая история….

— Но не купил.

— Потом в открытую требовал — мне лично в глаза! — чтоб я ушел из клуба. У нас были мини-конфликты. Сейчас он организовал целую пиар-историю по этому поводу. То есть человек, который… А, еще он подарил Понтусу Вернблуму машину за продление контракта!

— Вот это сильно.

— Считал, что это какое-то нереальное достижение.

— Что за автомобиль?

— Я точно не знаю. Но подарил. Еще раз говорю — он позиционирует себя как болельщик, но при этом все семь лет моего пребывания в клубе настолько свалился к индивидуальной ненависти, что совершенно забыл, за какой клуб он болеет. Что он делает и что он несет. К нему крайне негативное отношение со стороны всех футболистов команды. Всех руководителей. Смог настроить против себя абсолютно всех. Всем ясно — человек позиционирует себя так, а ведет себя — иначе. Когда после лондонской игры он подошел и стал хамить в очень резкой форме, я решил прояснить этот вопрос, что называется, по-мужски. Потому что больше мне такой возможности не представится.

— Что было дальше?

— Сначала он упал, потом убежал с места событий. Позиционируя себя как нереально брутальный человек, который готов со всеми биться за правоту дела. К сожалению, есть вот такие люди. Считают, что наделены властью. У него есть какой-то бизнес. Такие люди считают, что разбираются во всех сферах деятельности, могут свое мнение высказывать другим людям. Пожалуй, я извиняюсь за свои действия — но это было связано с конкретной кандидатурой именно этого человека. Он всем твердит, какие у него есть друзья в сфере футбола, кого он знает… Еще раз повторяю — все к нему относятся крайне негативно. Вот такой отрицательный фон. Болельщик ЦСКА, которого ненавидят абсолютно все футболисты внутри команды, даже несмотря на подаренные машины! Все считают его поведение абсолютно неправомерным! Зато он сам считает себя, должно быть, Дон Кихотом. Который бился со злом в виде меня на протяжении семи лет. Но вот смог настроить против себя еще огромное количество людей внутри команды. Право считать как угодно есть у любого человека — но у меня есть право не выслушивать оскорбления в свой адрес.

— Ходит слух — он сказал всего лишь: «За такую игру должно быть стыдно».

— Нет, он хамил. Как и всегда. На протяжении всего этого времени хамил и вел себя непотребно. Поэтому и нарвался, на мой взгляд, на сверх-адекватную реакцию. Он думал, что все опять покивают головой и скажут: «Да, да…» — а когда я попытался узнать суть его претензий, как-то быстро развернулся и убежал. Это выглядело, на мой взгляд, крайне позорно с его стороны. Если ты уже пошел — будь тогда любезен по-мужски разговаривать до конца.

— Вас не поражает, что при таких результатах ЦСКА на вас лилось огромное количество помоев?

— Один неадекватный, неуравновешенный и высокомерный человек не может испортить общего впечатления. Я могу сказать, что сейчас огромное количество писем пришло в клуб. Сколько теплого писалось на страницах Instagram!

— На вашей страничке?

— Меня нет в социальных сетях. На страничке клуба я все это изучил. Мне пришло множество эсэмэс. Один неадекватный человек, который уже много раз не выполнял своих обещаний, никак не может влиять на общую картину.

— Чьи добрые слова за это время особенно врезались в память? Ребята-то с юмором, могли высказаться…

— Столько было слов, все с юмором… Мы пытались вести себя, как в фильмах про «Крепкий орешек». Даже нет смысла комментировать. Много услышал от футболистов, с которыми раньше работал. От болельщиков. От незнакомых людей. Если честно, я просто поражен. Клуб сделал все. Если Галицкий Сергей Николаевич говорит: «Красивых расставаний не бывает» — то вот мое было как раз красивое! Все максимально корректно, позитивно и доброжелательно.

— Красиво — это когда в ресторане. Куда приходит вся команда.

— Нет, ресторана пока не было. Я приеду на сбор в Компоамор, мы договорились. Потому что все случилось очень быстро. Вот там обязательно всей командой сходим и поужинаем. Пока я сказал ребятам «до свидания».

Я СТАЛ ДЛЯ ГИНЕРА СВОИМ

— Зачем вы ушли, Леонид Викторович?

— Ха! Я не готов сейчас отвечать на этот вопрос…

— Хорошо. Чему вы научились за этот год?

— Почему я должен был научиться за этот год?

— Потому что он — особенный. По количеству испытаний.

— Я получил необычный опыт в сборной. Это — да. Такого прежде не было, он очень полезен. А испытания я получал каждый год. Преодолеваешь — когда-то лучше, когда-то — хуже. В этом году был очень счастливый день — чемпионство. Это какое мая? 14-е?

— Кажется, да.

— Матч с «Рубином». Разве забудешь?

— Наверняка у вас сейчас большое искушение что-то изменить в себе как в тренере. Если вы ушли — значит, нашли в себе ошибки.

— Нет. Почему ошибки? Не обязательно! Ошибки я нахожу в себе каждый день — но это не заставляет меня менять что-то. Скажу вам так: оценки, которые происходят внутри у тебя, часто разнятся с оценками, которые идут со стороны. Мне следовало что-то поменять, я точно знаю. Сейчас не готов делиться планами, но… Надо было поступить так, как поступил. Может, это ошибочное решение. Не знаю. Я не могу жить не в ладу с самим собой. Поэтому сделал вот так. При этом — огромная благодарность ЦСКА. Вообще никаких вопросов! Полностью поддерживали, дали время подумать… Все делали, что возможно. Я никому не сказал «прощайте». Ни работникам клуба, ни футболистами. Даже сейчас созваниваемся и обмениваемся смс. У меня нет ощущения ухода. Потому что там остались близкие мне люди.

— Что услышали от Гинера?

— У нас было несколько встреч на эту тему. Разговоры шли на протяжении последних нескольких месяцев. Поэтому, когда кто-то говорит про «последнюю каплю»… Не было никаких капель! Это очень давнее, продуманное решение. От Гинера услышал такое количество бесценных советов, что — на все случаи жизни это со мной…

— Последний, который запомнился?

— «Каждому возрасту соответствует отдельное состояние души».

— Вы и сейчас живете по расписанию команды? Думаете: «Вот сейчас у ребят обед, а скоро — вторая тренировка»?

— Я без ЦСКА только два дня! Подождите немного! Тем более я в отпуске был бы в любом случае. Нет такого.

— Допустим, пишете письмо самому себе в 2009 год. От каких трех мин себя предостерегли бы?

— Какой хороший вопрос… Да ни от каких. Ни о чем не жалею. Разве что в плане селекционном. Это такая вещь: когда-то ты угадываешь, когда-то — нет. Иногда попадаешь в 100 процентов. Хотя ЦСКА грех жаловаться. Когда мы могли приобретать — не помню ни одного человека, которого бы мы прибрели вхолостую.

— А я помню. Витинью.

— Даже по Витинью — я уверен, с точки зрения что финансовой, что спортивной — это точно не провал. Что доказали его полтора года в «Интернационале». От селекционных моментов невозможно себя уберечь. Потому что многое влияет. А так… Нет. Все было — и подъемы, и спады, и сумасшедшие успехи. Я доволен временем, проведенным в ЦСКА.

— Про Гинера многие думают — человек холодный. Но вы-то можете рассказать историю, чтоб все поняли — он тонкий и чувствующий?

— Гинер — разный… Очень разный!

— Самый теплый момент общения?

— Наверное, расставание. Какое количество вариантов он мне предлагал, чтоб избежать ухода — меня просто потрясло в человеческом плане. При этом, повторяю, для разных людей Евгений Леннорович — разный. Поэтому основным своим завоеванием в ЦСКА считаю то, что я стал своим. Евгений Леннорович очень четко делит людей на категории. Стать своим для него очень непросто. Это мои ощущения. Может, они разнятся с его позицией.

— Что не помешало Гинеру штук пять очень чувствительных штрафов вам выписать.

— Не было ни одного!

— Вы нам с Сашей Кружковым рассказывали — за интервью периодически доставалось.

— Ну… Как вам сказать… Эти штрафы все-таки не были доведены до ума. Это был этап привыкания. Со временем я научился говорить правильно.

КАРПИН — ЭТО КОСМОС

— Среди ваших критиков выделяется предшественник в ЦСКА. Обижает такое?

— Я не разделяю критиков… Еще раз повторяю — кроме того случая с болельщиком, который вам описал, меня невозможно больно ударить извне. Изнутри — можно соплей перешибить. Потому что все это на очень оголенном нерве. А со стороны — хоть дубиной бейте, хоть чем. Мне абсолютно без разницы.

— Когда вы это поняли?

— Давно. У меня было три этапа. Первый — я все читал и ужасно расстраивался от какой-то критики, которая случалась в интернете. Второй этап…

Тут подходит мальчонка, тянет привычное:

— Семь лет уже болею за ЦСКА, спасибо вам за все… Можно селфи?

Слуцкий учит правильно делать селфи:

— Присаживайся вот так. Осторожно, на телефон мой не сядь! Кто ж так селфи делает? Вот, жми теперь…

Пацан счастлив — а мы продолжаем:

— Три этапа, — напоминаю я.

— Да, я читал всё. Ужасно растравливался — если среди ста комментариев было 90 хороших, а десять — плохих. Второй этап — не читал ничего. Третий — читаю всё, и вообще по барабану. Хорошее, плохое… Комментарии не изучаю — просто неинтересно. А статьи вообще не трогают. Могу оценивать уровень компетенции журналиста. Для себя. Не более.

— Кто сегодня — лучший журналист?

— Не буду говорить! Некорректно! Я же со многими журналистами дружу. Просто для себя определил круг, с которым я общаюсь. Остальные мне не слишком интересны. Если б вы меня спросили, например, про экспертов — я бы ответил.

— Если можно.

— Валерий Георгиевич Карпин — это просто космос! Коль уж мне принадлежит фраза — то я могу ее использовать. На фоне тех экспертов и людей из мира футбола, которые пришли на телевидение, Валерии Георгиевич — это нереально высокий уровень. Всегда смотрю и слушаю оценки. Безумно интересно. Вот здесь могу оценить — человек, который находится на принципиально ином уровне. Остальные — плюс-минус, оценивать не желаю.

— Для меня это тоже стало большим открытием. А для вас? Или вы всегда знали, что Карпин — это космос?

— Да. Мы с ним общаемся.

НА ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕНИРОВКЕ В ЦСКА ВАСЯ ПОПРОСИЛ ТАК ШИРОКО НЕ УЛЫБАТЬСЯ

— Кстати, про селфи. С кем-нибудь делали — для себя?

— Никогда в жизни.

— Автограф тоже не брали?

— Нет.

— Какая музыка сейчас соответствует вашему состоянию души?

— Хм… Лирическая.

— О предшественнике своем говорить вы не хотите. Но о преемнике стоит. Воспринял его народ настороженно.

— Гончаренко — мой товарищ. Не очень этично описывать дружбу. Могу пожелать ему большой удачи. И творческой, и спортивной, и личной. Буду сильно за него переживать.

— Когда вас в последний раз крепко удивил вопросом собственный игрок?

— Расскажу один полукомичный случай… Заключительная моя тренировка в ЦСКА. Уже все объявлено, какой-то груз рухнул с плеч. Улыбка на лице. Тут подходит Вася Березуцкий: «Леонид Викторович, вы могли бы так широко не улыбаться? Ощущение, что настолько рады уходу! Мы же не самые плохие футболисты, с которыми вы работали…» Это было настолько душевно, смешно и в тему!

— Вася — классный. За эти годы — лучший по качеству футбола матч вашего ЦСКА? Чтоб душа пела?

— Не знаю… Столько всего! Я не могу сейчас отлистать события далеко назад.

— Тогда — за последние пару лет.

— Почему-то приходит на ум матч со «Спортингом», когда мы выиграли 3:1. Четвертый квалификационный раунд Лиги чемпионов. Не могу говорить про качество — но вызывала игра какие-то невероятные эмоции!

— А какой хотелось бы переиграть?

— Россия - Уэльс.

— Главное пожелание сейчас самому себе?

— Пожелания для самого себя не обязательно озвучивать через газеты… Я могу пожелать что-то огромной армии болельщиков ЦСКА. Сказать еще раз им огромное спасибо. Ребята, меня потрясла ваша реакция — за редким исключением. Поэтому — вы лучшие. С вами было классно. Уверен, с такими болельщиками у клуба всегда все будет хорошо. А вам я и так рассказал больше, чем собирался…

Юрий ГОЛЫШАК из Волгограда. «Спорт-Экспресс», 13.12.2016