ГАДЖИ ГАДЖИЕВ: «БРОСИЛ КУРИТЬ В ВОСЕМЬ ЛЕТ»

Откровенное интервью дал дуайен российского тренерского цеха Гаджи Гаджиев, который без малого два года передает свои знания и опыт игрокам пермского «Амкара».

ДАЖЕ ВСПОМИНАТЬ СТРАШНО, КАК МЫ ЛАЗАЛИ ПО ОТВЕСНОЙ СКАЛЕ

— Многие люди из мира футбола не без удовольствия вспоминают о том, как чудили в юности. Вы же, судя по всему, были правильным молодым человеком. Верно?

— Ну, в чем-то правильным, а в чем-то и неправильным… Не знаю, насколько уместно сейчас об этом говорить, но мне врезались в память слова одного профессора, преподававшего в ВШТ. Он цитировал всесоюзного старосту Калинина, который говорил: «Молодежь должна быть драчливой». Нет, я не могу сказать, что был таким уж правильным.

— Примеры приведете?

— Цеплялись на ходу, на повороте, за грузовые машины, так же на ходу спрыгивали. Или у нас в Буйнакске есть такая Кавалер-батарея. Это скала, и с одной стороны там такая пропасть, что если смотреть вниз, то людей видишь примерно как букашек. В этой отвесной стене есть входы в пещеру, и мы по выступам лазали и прятались в комнатах. Сейчас даже подумать об этом страшно.

— Нравилось вам это чувство риска?

— Видимо, да. Зима у нас была короткая, и подмораживало только по вечерам. И мы до часу, до двух катались на коньках. Но если бы просто катались — цеплялись к машинам и автобусам, чем, конечно, возмущали водителей. Они выбегали, гонялись за нами. Все было…

С шести до восьми лет, например, покуривал со старшим братом. Он чувствовал себя уже взрослым и мне рассказывал, что да как надо делать. Мама страшно ругалась… Но в восемь лет бросил, и потом, когда мне лет шестнадцать исполнилось, уже при мне никто из мальчишек не курил. Я тогда как раз фанатом спорта, футбола стал — читал все подряд и от корки до корки на эту тему, включая профессиональные книжки и статьи про тренировки и игру. Уже тогда тренировать хотелось ничуть не меньше, чем играть. Почему? Понятия не имею. Зрение? Может быть, не знаю. Упрашивал председателя спорткомитета города, чтобы он мне дал такую возможность.

— Наверняка многие из ваших сверстников пошли, что называется, по наклонной?

— Кто-то да, кто-то нет — все как у людей.

— А у вас были ситуации, когда вы тоже могли пойти вместе с ними?

— Да, они возникали. Но в какую-то крайнюю сторону я бы категорически не свалился в силу того, что очень большое влияние на меня оказывала семья. Не могло быть такого, чтобы я украл что-то, например. Не могло, чтобы я стал курить анашу, хотя она была у нас популярна. Мамочке спасибо, она в основном нас воспитывала. Все время говорила: «Отцу скажу». А он никогда не кричал, никогда не бил, просто говорил веско.

Я сейчас понимаю, какая была ее заслуга. Мы ведь все находились в пограничной зоне — сейчас мои дети под полным контролем, а у нас свободы было куда больше. И опасностей тоже. Но она умела доносить до сознания многие основополагающие мысли. Я и сейчас ощущаю ее влияние и дома пользуюсь ее выражениями. Я их все помню.

— Надо же. А ведь считается, что на мальчишку отец всегда более сильное влияние оказывает…

— У нас отец вступал в диалог только в крайнем случае. А мама всегда говорила об отце как о какой-то значимой личности, поддерживала его авторитет. Время бедное было, и она всегда говорила, что ему, к примеру, надо оставить лучший кусок мяса. Она постоянно напоминала о том, что он, будучи инвалидом войны, ради нас работает целыми днями. Она умела так говорить, что это запоминалось.

В ШКОЛЕ УЧИЛСЯ ПЛОХО

— Вы до сих пор здорово играете на бильярде. Игра могла стать для вас способом заработка?

— Нет, я же не настолько хорошо играю! Тогда, как правило, в бильярдном клубе собирались игроки постарше, многие — со сложными судьбами. Поначалу я по мелочи проигрывал, а потом договорился с руководством клуба, брал ключи, до двух часов ночи гонял шары и постепенно начал выигрывать. Но не ради денег. У меня спортивный азарт был на все — в шахматы, например, я был вторым в городе. Партии Таля, очень популярного в то время гроссмейстера, разбирал…

Раньше вообще во все играли — в волейбол, баскетбол, легкой атлетикой занимались, спартакиады, даже дворовые, сами организовывали. Другая жизнь была.

— Азарт — опасная штука. Замыкало вас на этой почве когда-нибудь?

— Нет.

— Есть такое мнение, что наибольших успехов в жизни должны добиваться троечники — у них более раскованное мышление, для них не существует авторитетов, они, как правило, более задиристые. Согласны?

— Разные есть ситуации, разные личности. Например, про Эйнштейна в школе говорили, что он способен только на ловлю крыс.

А я учился по-разному, в том числе в школе порой очень плохо. Вот в ВШТ учился хорошо, потому что было интересно. А в школе я говорил примерно следующее — зачем мне эти ваши предметы, если я буду профессиональным тренером? Я, конечно, многого не понимал, та же химия потом все равно понадобилась.

— Ваши взгляды на воспитание с годами изменились?

— Основа, которая была заложена в детстве, осталась. Многие вещи я говорю своим детям исходя из того, чему меня учили родители. А что касается профессиональной деятельности, то и здесь важны общечеловеческие подходы, которые не меняются. Футболист должен быть волевым, целеустремленным, испытывать тягу к самосовершенствованию. Хочется создавать такой коллектив, в котором личность чувствует себя раскрепощенно, но она подчинена общим интересам. Она свободна, независима, но служит общему делу. Это — основа.

Очень важно, чтобы игроки чувствовали, что тренер справедлив к ним. Мне не нравится слово «любимчик» — у нас мужской вид спорта, и здесь лучше говорить об уважительном отношении. Оно складывается в первую очередь к игрокам, на сто процентов выполняющим свои профессиональные обязанности, к тем людям, которые преданы футболу. Но важно, чтобы и те, к кому приходится относиться более критично, тоже ощущали, что к ним тренер справедлив. Больнее всего люди переживают именно отсутствие справедливости. Более талантливые и мастеровитые игроки должны ощущать разницу только в кассе, а в жизни отношение должно быть одинаковым ко всем.

РАНЬШЕ ЗА ПРОВИННОСТЬ БИЛИ ПОСОХОМ ПО ГОЛОВЕ, А СЕЙЧАС И ЗАМЕЧАНИЕ СДЕЛАТЬ НЕЛОВКО

— У вас не возникали проблемы в семье из-за того, что вы переносили туда эти принципы? Ведь своим должно больше прощаться, с них не стоит требовать по максимуму.

— В семье требовательность должна быть зачастую более высокой, чем в команде. Другое дело, что с возрастом я стал более мягким в силу того, что оценку ситуации даю несколько другую. Не то что закрываю на что-то глаза — видеть стараюсь все. Но в отдельных случаях ты можешь сделать замечание, а можешь и не сделать. Если я раньше замечания делал все время, то сейчас реагирую на многое иначе. Вот если одна и та же деталь повторяется из раза в раз, тогда к ней уже надо возвращаться. Но мелочей нет, и в семье тоже важно, чтобы дети понимали, что такое хорошо и что такое плохо. Что можно, а что нельзя. Одному моему сыну уже 11, другому 9, это возраст достаточно значимый, чтобы укладывать в своей голове правила поведения.

— Они имеют право спорить с вами?

— Конечно. Они только не имеют права пререкаться. Им все доходчиво объясняет мать. И если они многократно одни и те же просчеты допускают, то им делается замечание в более жестком тоне. Я в этом случае чаще всего говорю: вы нервируете маму, заставляете ее переживать, нельзя так поступать по отношению к матери, которая для вас делает все. Как правило, этого оказывается достаточно.

— У них есть лимит времени, которое можно проводить за разными гаджетами?

— Он у них порой слишком большой получается, и мать их за это ругает. Девочки в этом плане более послушные, а мальчишки пытаются обходить запреты.

— Сейчас труднее запрещать, согласитесь?

— У Расула Гамзатова есть хорошая мысль: раньше за провинность били посохом по голове, потом стали ремнем, потом ладошкой, затем стали просто говорить, а сейчас уже даже замечание сделать неловко. Эта философия правильная, раньше отношение к детям было более строгим. Поэтому сам процесс воспитания стал сложнее.

Раньше привязанность к семье была выше. Сама жизнь стала более динамичной, расстояния сократились. Если раньше кто-то из ребят нашего двора ездил в Москву, это было огромным событием, а сейчас дети рано начинают жить самостоятельно, легко уезжают за тридевять земель. Еще недавно воспитание было более протяженным по времени, а сейчас родительское влияние по времени сокращается, в том числе и внутри каждого дня. Но это говорит только об одном: ответственность родителей выросла, и они должны понимать и принимать эту новую ситуацию.

— Вы наверняка хотите, чтобы ваши дети выросли людьми с самостоятельным мышлением.

— Конечно.

— А они могут, например, противостоять рекламе? Если, скажем, они слышали с экрана, что этот йогурт — самый вкусный на свете, они понимают, что это туфта?

— Да, непросто этому противостоять. Но мне запомнились сцены, когда моя супруга Лена им объясняла: мы же не знаем, из какого продукта это сделано. Тут, в конечном счете, вопрос доверия — кому ребенок будет доверять больше, телевизору или родителям. Запретный плод всегда вкусен, но здесь все зависит от настойчивости и убедительности родителей. И чтобы была какая-то замена: вот две вещи — одна из рекламы, а вот тебе другая.

Конечно, очень важно, чтобы ребенок мог противостоять этому и не проникся принципом: все пошли туда — значит, и я должен. Хотя сейчас у них такой возраст, что дружбу с каким-нибудь мальчишкой они могут поставить выше отношений с родителями. Важно, чтобы родители все это понимали и при этом все время были в теме.

— Ваши дети находят поддержку со стороны родителей, когда другие взрослые неправы по отношению к ним?

— Хуже всего, когда учитель неправ в том, что стремится подавить, навязать свое мнение в силу своих эгоистических стремлений. Конечно, детей надо защищать. Они должны понимать, что конфликты -это неизбежная часть нашей жизни.

РАСУЛА ГАМЗАТОВА НА АВАРСКОМ ПОЧТИ НЕ ЧИТАЛ

— Вы уже упомянули Расула Гамзатова, а я как раз хотел задать несколько вопросов о нем. Как правило, перевод стихов всегда хуже оригинала. А его стихи на каком языке сильнее — на аварском или в русском переводе?

— Я почти не читал его на аварском, потому что не так хорошо знаю мой родной язык. Но мне довелось быть знакомым с ним. Первые свои стихи он поместил в стенгазете аварского педучилища, а мой отец был тогда студентом третьего курса и редактором этой стенгазеты.

Еще я помню документальный фильм про него. Вместе с переводчиком Яковом Козловским они снимались, и Гамзатов говорит: ты не пиши, что ты хочешь, ты переводи мои мысли. Потому что рифма сохранилась, а мысль не была доведена в том ключе, как хотел бы Расул Гамзатов. Многолетнее совместное творчество говорило о том, что они прекрасно друг друга понимали. Ведь мало сохранить рифму — важно сохранить мысль.

А стихи-то у него были непростые, философские. (С видимым удовольствием декламирует.)

День твоего рождения опять
Родил в моей душе недоуменье,
Ужель земля могла существовать
До твоего на свете появленья?
О чьей красе печалясь, Пушкин мог
Писать стихи про чудное мгновенье?
С чьим именем в кровавое сраженье
Летел Шамиль, свой обнажив клинок?
И я не отступлюсь от убежденья,
Что был безлюден мир со дня творенья,
Что до тебя земля была пуста,
И потому я летоисчисленье
Веду с минуты твоего рожденья.
А не со дня рождения Христа.

— Я в Махачкале слышал такую историю, что Расул Гамзатов долгое время был настроен резко против футбола, потому что его, как свободомыслящего человека, раздражало наличие арбитра на поле и резала слух судейская трель. И что именно благодаря вам он изменил свою точку зрения. Это так?

— Нет. Я даже не знаю, так он думал или нет. Но на футбол Гамзатов действительно не ходил. А интересоваться начал, скорее всего, с подачи бывшего председателя правительства Дагестана Хизри Исаевича Шихсаидова. Он уже в то время был глубоко в возрасте, но ходил на футбол с удовольствием.

НАДО БЫ ЗАПИСАТЬ ДИСК С КАРЯКОЙ И МАСЛОВЫМ

— Вы замечательно поете. Нет желания записать диск?

— Желание-то есть, но это, видимо, не мое. Потому что, как у Высоцкого, «тот, который во мне сидит», мешает, вызывает во мне чувство дискомфорта. Однажды в шутку, но как-то убедительно сказал супруге, что записываю диск, и она поверила. А потом через какое-то время спрашивает: диск-то записал? Я только рассмеялся: ну, какой диск?!

Но надо бы с кем-нибудь спеть… С Карякой — он любит пошутить, да и песен много знает. Или с Масловым (исполнительный директор «Амкара». — Прим. ред.), тот и наши песни 60-х знает.

— Это будет шансон?

— Любой жанр, можно и шансон. Лирическую, патриотическую, разницы нет. Песен хороших море.

— Ваши команды чаще всего ездят на сборы в Турцию. У вас какие-то особые симпатии к этой стране?

— А какие симпатии? Если поехать в Рим, то можно посмотреть много достопримечательностей, в Испании — своя культура. А до Турции недалеко лететь, там есть все условия для тренировок, для восстановления, много команд по соседству. Это — тема чисто футбольная. А для нас, для «Амкара», очень важно и то, сколько мы потратим денег на эти сборы. Здесь турки тоже у нас в приоритете.

— Когда Юрий Гагарин вернулся из космоса, партия сделала ему подарок, почти нереальный для советского человека: ему предложили выбрать любую точку земного шара, куда он мог бы совершить путешествие. И Гагарин побывал на Цейлоне, о котором мечтал с детства. А у вас есть такое знаковое место?

— Советский Союз. Я каждый день просыпался под гимн СССР, нам все время рассказывали, что наша страна первая в мире будет жить при коммунизме, и я думал, какое счастье, что я родился в ней.

— Автографы у кого-нибудь брали?

— Не могу вспомнить. Скорее всего, нет, вот фотографии с Фергюсоном и Дешамом у меня есть. И еще с Йоахимом Левом.

А автограф взял бы у Аркадьева, с которым не был знаком, у Яшина, кожаный пиджак которого до сих пор греет сердце. Никогда не забуду, как я приехал в 75-м на стажировку в московское «Динамо», которое было на сборах в Гаграх. Там было очень холодно, и он снял с себя этот свой огромный пиджак и отдал его мне…

И у других тренеров старшего поколения тоже взял бы автографы. Они меня многому научили, даже те, с кем я не был знаком. Виктор Маслов, например, четырежды выигравший чемпионат Союза в 60-е. Взял бы у Волкова, Зациорского, Годика, Матвеева — великих советских ученых, преподававших нам в ВШТ и помогавших мне писать диссертацию.

— А какие детские мечты у вас не сбылись? Может, с парашютом прыгнуть?

— Нет, никогда не хотел.

— Шпиона американского обезвредить?

— В жизни не было такого.

А вот это было —

Пью темно-красное французское вино
И заедаю русским шоколадом,
Ем сыр овечий из селенья Ахульго
И чувствую сейчас себя комбатом.

Я написал это стихотворение в конце 90-х, под впечатлением от всем известных трагических событий в Дагестане. Это из детства — индейцы, борьба за независимость, Оцеола, вождь семинолов, например. Майн Рид, Фенимор Купер. Вот о чем я мечтал — стать участником таких событий.

Николай ЭПШТЕЙН. «Советский спорт», 07.12.2016