АЛЕКСАНДР МИНАЕВ: «Я ТВОЯ АЛЬФА И ОМЕГА», — ГОВОРИЛА МНЕ ГУНДАРЕВА»

В 70-е он был фигурой. Отыграть двадцать с лишним матчей за сборную Лобановского, не являясь футболистом киевского «Динамо», — многим ли такое удавалось? Александр Минаев становился бронзовым призером монреальской Олимпиады. Выигрывал чемпионат СССР с московским «Динамо».

Но это ли главное? Главное — воспоминания!

О футболе. О товарищах. О долгом и прекрасном романе с Натальей Гундаревой.

Минаев, Александр Алексеевич. Полузащитник. Мастер спорта СССР международного класса (1976). Заслуженный мастер спорта России (2010).
Родился 11 августа 1954 г. в г. Железнодорожный Московской обл. Воспитанник московской ДЮСШ «Спартак» (первый тренер – Николай Иванович Паршин).
Выступал за клубы «Спартак» Москва (1972–1975), «Динамо» Москва (1976–1984).
Чемпион СССР 1976 (весна) г. Обладатель Кубка СССР 1977 г.
В сборной СССР сыграл 22 матча, забил 4 мяча.
Бронзовый призер олимпийского футбольного турнира 1976 г.

— Вы, кажется, тянете какую-то ветеранскую команду?

— Называется «Столица». А еще полгода назад открылась футбольная академия моего имени.

— Сами тренируете?

— Есть ребята помоложе. Я же могу что-то подсказать, посоветовать. Мастер-класс провожу.

— Много сейчас ветеранских матчей?

— Почти не зовут. Это прежде было 30 — 35 игр в год. В конце сезона обязательно проводим матч «памяти ушедших». В 2012-м умер Астаповский, мой лучший друг Максименков, Кобзев, Разинский и Суслопаров. Да я сам едва выжил, на тот свет заглянул.

— Что стряслось?

— В 1989-м пригласили сыграть в Ждановском парке. Какой-то армянин метра под два собирается мяч выносить, я из-за спины выскакиваю. Он вместо мяча мне засадил. Гляжу: ступня осталась в бутсе — а кости торчат!

— Ого.

— Нога на коже держалась. В лефортовской больнице гипс наложили: «Вы бы дня три у нас полежали…» " Нет, отвечаю. Домой поеду. Еще дочку в этот день засандалил.

— В смысле — родилась?

— Заделал я ее. Через девять месяцев появилась на свет — день в день.

— Вот это подробность. Вы просто эквилибрист. Как же удалось — с гипсом-то?

— А как мы в футболиграли? Морально-волевые включаешь. Перелом годы спустя мне аукнулся. Проверяли ногу, синеватая была в том месте, опухоль до паха. Врачи ужаснулись: «Срочная госпитализация! Тромб плавающий, пять сантиметров. В любую секунду можете улететь на тот свет…»

— Куда отвезли?

— В больницу на Калужской, нашли шикарного хирурга, который оперировал Симоняна и Валерия Золотухина. Лекарства мне кололи, чтоб тромб рассосался. Вроде полегчало. Но что врачи говорили — я не выполнял. У сестры жены умерла дочь, еще Новый год… Однажды утром стало плохо, вырубился на кухне. Счастье, дочка не успела на работу уйти. Вызвала «скорую», два здоровых бугая уложили меня в кухне на пол. Кардиограмму делают — ровная линия.

— То есть, вы покойник?

— Да. Мертвый, говорят. Начали сердце прокачивать. Как жена рассказала — 42 минуты меня запускали. Восемь дней в реанимации.

Пришел ко мне в палату Витька Папаев. По глазам вижу — прощаться. Смеюсь: «Вить, расслабься! Все будет нормально. Лучше возьми диск, посмотри, как мы „Кельн“ в 1975-м раздели…»

— Хороший матч?

— Невероятный! Немцы годом раньше чемпионами мира стали. Так у «Кельна» в составе человека четыре было из сборной. А мы дома их 2:0 хлопнули и 1:0 на выезде. В одно касание начали играть, немцы поплыли от этих скоростей.

— Кто вам в палату диск принес?

— Дочка записала. Еще фильм принесла про Высоцкого, как тот клиническую смерть пережил. Саша Кокарев кассету принес — как мы с «Динамо» в гостях «Нант» обыграли 3:2. Я сначала сам забил, потом Колесову выложил под удар…

— Похудели быстро?

— За десять дней. Как вода стала выходить — все вернулось. Спиртное мне запретили. Но я чуть-чуть выпиваю. Вот газету купил, там про долгожителей. Одна дама ела много шоколада, запивала красным вином. Другой мужик всю жизнь курил крепкие сигары. Умерли в 115 лет!

— Что-то в вас после клинической смерти изменилось?

— Поначалу в Сретенский монастырь ходил. Потом чувствую — тяжеловато на утренней службе стоять. Учили нас атеизму, но я верую. Вот у меня на цепочке ангел-спаситель, крест. А рядом медальон с Высоцким.

— Высоцкий — рядом с крестом?

— Купил около Ваганьковского кладбища. А этот медальончик — Леонардо да Винчи. В 1973-м с юниорской сборной был в его имении, где уже в те века вертолеты изобретал. Эти медальоны прямо там штамповали. Ребята во все глаза смотрели — Володя Федоров, Саша Новиков, Самвел Петросян, забивший удивительный гол «Вест Хэму» в Ереване…

— Не он ли у вратаря из рук мяч выбил?

— Да! Вратарь берет мяч, судья в другую сторону смотрит. Петросян головой выбивает из рук — и закатывает. Судья поворачивается, мяч в воротах. На центр указывает — гол… А вот видите — брелок?

— Мадридский «Реал». Прекрасная штука.

— Подарок Яшина, когда в больнице навещал. Ему испанские журналисты таких целую кучу насыпали. Один Яшин мне протянул: «Это тебе, Саша…»

***

— Про Олимпиаду-1976 нам ярко рассказывал Виктор Звягинцев: Лобановский, дескать, ставил эксперименты на выживание для своих же футболистов…

— Я все выдержал — поэтому попал в Монреаль. Трехразовые тренировки. Все начиналось час спустя после завтрака — «музыкальная шкатулка». Надо пройти несколько тренажеров, на каждом секунд по тридцать с максимальным темпом. Затем переходишь к следующему, всего снарядов шесть. Звон от железа на всю округу. У Блохина и Ловчева завтрак еще не переварился — их от нагрузок тошнило. До обеда вторая тренировка в зале.

— А вечером?

— Кросс. Лобан придумывал — меня заставлял играть один в один против Степы Решко. Могли прессинг отрабатывать на чужой половине поля. Или, наоборот, на своей. Четко помню момент, после которого меня Лобан заценил.

— Что за момент?

— Кросс в Болгарии, среднегорье. Километров пять вниз по снегу и назад. Поблажек никому, хотя вратари у нас сильно курящие были. Что Володя Астаповский, что Женька Рудаков. Чтоб никто не срезал, на каждом повороте Лобановский наблюдателей расставил — здесь Зеленцов, там Базилевич, а в конце Юрий Морозов дежурил.

— Тоже яркая личность.

— Морозов — замечательный мужик. Только дергался все время, почесывался… Ближе к финишу в лидерах держались трое — Гладилин, Буряк и я. Говорю: «Раз ребята отстали, дальше бежим вместе?» Буряк, ни слова не говоря, прибавил скорость. Глаша за ним. А ну вас к черту, думаю. Дал так, что первый прибегаю. Лобановский смотрит: «Срезал?» — «Обижаете, Валерий Васильевич…» Вот тогда он меня признал.

Давал упражнения — «челноки». Пять углов надо пробежать. Никто в десять секунд уложиться не может, даже Блоха. Лобановский кричит: «Кто из десятки выбежит, тут же заканчиваем!» Р-раз — у меня 9,9.

— Что ж Лобановский вас в Киев не звал?

— Почему? Звал! На сборах вызывает в кабинет. Захожу. Сидят Лобановский, Базилевич. Валерий Васильевич пальцы расставил — характерный его жест: «Саша, хотим тебя пригласить». Я молча достаю красную книжицу — а там: «Оперуполномоченный Комитета государственной безопасности». Подпись — Андропов. Лобановский прочитал, протягивает обратно: «Вопросов нет». Разве попрет Щербицкий против Андропова?

— Нереально было перейти?

— Да я сам не хотел!

— Вскоре после Олимпиады киевское «Динамо» взбунтовалось против Лобановского. Чувствовалось напряжение?

— Да нет. Больше ненавидели Базилевича. Нос у него такой загнутый, так Вовка Федоров все шептал: «У-у, Базиль! Взять бы его за нос — и вдавить…»

— Чем Базилевич-то не угодил?

— Такой он, знаете… Хитренький. Лобан делает разбор. Он-то видел все. Буряку говорит: «Много ложной активности! Не надо этого!»

— Это что ж такое?

— Подходил к защитникам, получал пас. Вроде он с мячом, но отдает ближнему. Никакой борьбы. Вот ситуация — во Франции мы отыграли, Лобановский что-то сказал — и позволил Базилевичу выступить: «Сейчас Олег Петрович добавит». Тот начинает: «По Буряку. Опять много ложной активности!» Леня глаза вытаращил: «Я вообще-то не играл сегодня…»

— Почему в полуфинале проиграли ГДР?

— В чем-то — из-за меня. Немец пробрасывает мяч Решко в «очко», я кидаюсь подстраховывать, забыв про своего. А тому пас, приближается к воротам — и Колотов ему по ногам, пенальти. Астаповский почти взял, мяч по мокрой травме еле-еле вполз в ворота… Давили мы, давили, но проиграли 1:2.

В тоннеле Федоров на судью накинулся: «Ах ты, баран!» Тот раз, и желтую. К матчу за третье место Лобановский состав подбирает — смотрит-смотрит, понять не может: «Федоров, откуда у тебя карточка?» — «В тоннеле получил…» Без него бразильцев обыгрывали.

— Кроме полуфинала с ГДР — самое обидное поражение?

— В 1977-м прилетает сборная в Салоники, встречает Хадзипанагис в аэропорту: «Обыграйте этих гадов, греков, такие вредные…» Коньков на замахе поймал — забивает! А судья показывает — где-то у углового Онищенко в офсайде стоит. Не засчитали. В конце от Папаиоанну пропускаем, проигрываем — 0:1. Его Сеильда Байшаков из «Кайрата» держал.

— Мы такого и не помним.

— Зато мы помним. До этого в Венгрии Симонян Ольшанскому напихал: «Ты гол привез!» — «Я мяч потерял на чужой половине, до гола было, как до луны…» В Греции вместо Ольшанского на матч Байшакова поставил. А Сеильда — лунатик. Жил с Федоровым в номере. Тот просыпается от шороха — это Байшаков бродит в темноте. Страшно жить с таким!

— У вас неординарные соседи случались?

— Разве что Максименков — жутко храпел. Как-то с ветеранской сборной поехали в Финляндию, все жили в спортзале. Так мужики, устав от храпа, его взяли да на балкон вынесли. А меня Макс приучил на всю жизнь — одним ухом ложусь на подушку, а другое затыкаю.

— С Лобановским общий язык вы нашли. А с Бесковым?

— Знал бы, что спросите, — принес бы значок.

— Что за значок?

— Играем на выезде с исландцами. Те на своем корявом поле сборную ГДР только-только приложили. Бесков напутствует — соперник опасный. Вдруг лезет в карман, копошится — достает пластмассовый значок с иголкой, простенький: «Вот! „Космос“ Нью-Йорк! В 1972-м я был в Америке…» Чуть ли не Пеле ему этот значок вручил, оказывается.

— Зачем показывал?

— «Лучшему игроку матча подарю!»

— Вот это широкая душа.

— Я правого хава играю. Трошкин катит мяч, я простреливаю — попадаю в ногу защитнику. В ближний угол залетает. На табло пишут: «Минаев». Время проходит, Хадзипанагис подает. Мяч бьется в землю — я падаю на него, закрыв глаза. Клянусь, не вижу ничего! В меня мяч попадает — и в ворота, 2:0. Бесков заходит в раздевалку. Про значок не забыл: «Так! Я считаю, что лучшим игроком был Звягинцев. Но ведь газеты напишут — кто два гола забил, тот и лучший. Держи, Минаев!»

***

— С Добровольским вы когда-то дружили.

— Так в одном доме жили!

— Динамовском?

— Да. Кагэбэшный. Эта однокомнатная квартира из рук в руки переходила. Сначала в ней Гонтарь прописался, затем к Толстых перешла. Когда тот на Варшавку съехал, Добровольскому отдали. Вся олимпийская сборная там зависала. От Иванаускаса до Тищенко.

— Все прокурено было?

— Абсолютно все. Девчонок море. Как-то собрались у Добровольского, выпили. Сашка Смирнов по прозвищу Война выступать начал: «Я самый техничный!» Нашли мяч, начали жонглировать прям посреди квартиры.

— Кто оказался самым техничным?

— Я был самым трезвым. Больше всех начеканил, раз двадцать. Но смешнее всего, когда Добровольский за границу уехал играть. Оставил ключи от квартиры приятелю, сыну директора магазина «Океан». Мы общались с Игорем, говорил: «С квартирой все нормально, за ней присматривают, платят…»

— Ну и что случилось?

— Лет через пять Добровольский решил наведаться в Москву. Заходит в квартиру — балкон нараспашку, по комнате голуби шастают, все загадили. Открывает холодильник — а там стоит бутылка терпкого красного вина, Игорь его любил. Как, уезжая за границу, оставил, так и стоит.

— Добровольский рассказывал — закончил играть из-за того, что страшно боялся летать. С каждым годом все сильнее.

— Так можно понять! Знаете, сколько раз со мной рядом снаряд ложился? 1974 год, я еще в «Спартаке». У Гладилина первый выезд — и чуть не стал последним. Молния в рыло бьет — искры летят!

— Ужас какой.

— Со сборной я летел в Братиславу, сели — гляжу в окно: черные ошметки! Шасси развалилось! Про эту Братиславу еще тяжелее воспоминания есть. С девчонками из молодежной сборной СССР по баскетболу ждем рейс в аэропорту. Они в Братиславу, я со «Спартаком» в ФРГ. Нам чуть дольше добираться, приземлились — и сразу новость: самолет с девчатами разбился. Разломился при посадке, почти все погибли. Кажется, две девчонки уцелели, которые впереди сидели.

— Советский самолет?

— Советский. Ну и что? Мы из Салоник с Симоняном добирались на «Боинге». Как начало швырять! Бедная стюардесса головой о потолок ударилась. Зато Никита Павлович сохранял полное спокойствие. А в 1972-м со «Спартаком» еле приземлились, кромешный туман. В эти же минуты Ил-62, который доставлял из Парижа в Союз прах композитора Глазунова, промахнулся мимо полосы — сел на высоковольтные провода. Никто не выжил.

— После всего этого поверишь в мистику. Сколько раз было близко — но вас не коснулось.

— В мистику поверишь, когда узнаешь о другом. Мишка Ан, капитан «Пахтакора», жутко боялся летать. А знаете, почему? Цыганка в детстве нагадала — погибнет в воздухе. Но в тот-то день он мог уцелеть. Из-за травмы в Минске все равно не играл бы. Пришел проводить команду, так уговорили сесть в самолет: «Поддержишь нас…» Вот и сошлись с другим бортом на высоте 8400.

— Друзья у вас в том самолете были?

— Вовка Федоров. Живы остались тренер Базилевич, который отправился к семье в Сочи, и три игрока. Сашка Яновский накануне с дублем улетел, Толя Могильный был травмирован. А Тулягана Исакова в первом круге наш защитник Новиков поломал. Потом Саше говорил: «Ты мой крестный отец!»

— Как про гибель «Пахтакора» узнали?

— Мне 25 лет исполнялось. В этот день финал Кубка с Тбилиси. Один судья нас дважды сплавил — Сергиенко из Харькова. Директор таксомоторного парка. В ноябре 1976-го в Москве с «Араратом». Если б «Динамо» побеждало — «Арарат» вылетал. Поле — сплошной лед. Никулин с Новиковым насечки делали на титановых шипах, чтоб хоть как-то тормозить можно было. Мы сыграли 0:0 — все считали, что отдали матч…

— Не отдавали?

— Не думали даже! Нас в Новогорске заперли, чтоб никто денег не взял. «Арарат» привез очень много, 9 или 10 тысяч рублей. Что делать? Отдали судье. Чистый гол забиваем — не засчитывает!

И вот финал Кубка — Сергиенко уже на линии судит. Я метров с одиннадцати шведой бью, мяч от Габелия отскакивает, Валерка Газзаев добивает. Гол — чище некуда. Смотрим — Сергиенко стоит с поднятым флагом. Проиграли мы по пенальти. Последний никто бить не хотел, Газзаева вытолкали: «Ты нападающий…» Габелия мяч потащил.

— Неприятно.

— А у меня дома полная ванна шампанского. Стол накрыт. Все-таки 25 лет! Приезжаю с Ловчевым и знаменитым хирургом Балакиревым. Как-то отметили. Наутро еду к родителям в Железнодорожный и узнаю — «Пахтакор» разбился. Сразу про Вовку Федорова подумал. Я ведь его чуть в московское «Динамо» не пристроил, водил к Сан Санычу Севидову…

— Не договорились?

— Федорова и Лобановский звал — Володя лишь усмехался: «Ну, нет…» Знаете, почему?

— Почему?

— Столько в Ташкенте платили! Играют с «Кайратом» каким-нибудь, матч считается принципиальным. Каждому за победу по 700 рублей. С московскими командами — по 500. Поэтому матчи назначали на 3 часа дня. Сами-то к жаре привыкли, а все приезжие расклеивались.

***

— До «Динамо» вы сыграли не так мало за «Спартак» — 92 матча. Самые памятные?

— С «Зарей» в 1972-м — она уже решила вопрос с чемпионством. Киев обыграла — 3:0. А «Спартак» занимал 13-е место. 0:1 проигрываем — и тут я забиваю. Увел этим голом с 13-го места на 11-е. Фотография осталась. Я под 8-м номером, моим любимым…

— Почему, кстати?

— Потому что Старшинова обожал. С детства болел за «Спартак». В школе учился — вся тетрадь была расписана: «Спартак» — чемпион!».

— Матч номер два?

— 1974-й, Ташкент, последний тур. «Спартак» уже обеспечил серебряные медали, а «Пахтакор» пытался зацепиться за шестое место, которое приносило игрокам звание «мастер спорта».

— Стимул?

— В те годы? Еще какой! Федоров просил: «Отдайте игру. Деньгами не обидим. Вам-то уже ничего не надо». Когда слухи долетели до Старостина, на собрании толкнул речь: «Сыграете честно — будет у вас серебро с золотым отливом. А так — ближе к бронзе».

— Что ответили Федорову?

— «Вов, мы не сдаем, но и на рожон лезть не будем. Играйте…» Так на пятой минуте мяч ко мне отскочил, лупанул не глядя по воротам — в «девятку»! Потом Ловчеву случайно голевую отдал.

— Выиграли?

— 3:0. «Пахтакор» на шестом не удержался. Федоров обиделся… А матч номер три — в 1973-м, с «Араратом». Он уже чемпион и обладатель Кубка. Стадион битком. Со своей половины делаю рывок, Ловчев слева отдает на ход. Кидаю мяч Алеше Абрамяну под правую руку — 1:0 выигрываем! До этого матча я был на сборах в парашютно-десантных войсках, между Костромой и Ярославлем.

— Прыгали с парашютом?

— Три прыжка должен был сделать. Иначе из части не отпустят. Но я справку показал: у меня перелом пятой плюсневой кости, прыгать никак не могу.

— Это трезво.

— Зато на игры отпрашивался. Брал такси до Ярославля. Там на поезд — и в Москву… Помню, в «Физкультуре и спорте» обо мне написали: «Вот матч заканчивается — и Минаев снова торопится на электричку, к родителям, в Железнодорожный». Квартиры у меня еще не было. Потом «Спартак» давал в том доме на ВДНХ, где целая банда жила — Абрамов, Калинов, рядом Ловчев. Спартаковский автобус едет в Тарасовку, этих подбирает. Им только к шоссе выйти. Удобно. А у меня мозгов-то нет, 20 лет! Решил, что мне надо о футболе думать. От компаний подальше держаться. Даже смотреть эту квартиру не стал, взял на Рязанском проспекте. 19 квадратных метров, без балкона.

— Это шаг интересный.

— Еще б не интересный — спартаковский автобус отъезжал от Большого театра. Пилил туда минут сорок.

— Какие в «Спартаке» были прозвища?

— У Симоняна — Глазок. Он жмурился так раньше. Еще головой делал, как штабс-капитан Овечкин. Сейчас присматриваюсь — уже не делает. «Игра оставила плохой осадок» — и головой крутит. Ха!

Исаева называли Крюк. Ему в 1972-м лет сорок было, с нами играл в баскетбол. Встанет под кольцом — и с крюка закидывает. Коршунов — Шнур. Длинный, как шнурок. Ловчева Прохоров звал Ваньят.

— В честь известного корреспондента?

— Нет, Воньят. От слова «Вонь». Попахивало от Женьки. А Мишу Булгакова Валерка Андреев прозвал Самоцвет. Не буду говорить, почему. История совсем похабная. Было у Миши и другое прозвище — Изюм.

— Почему?

— Из-за Старостина. Раздали перед матчем игрокам листочки — писать свой вариант состава. Все за меня. На собрании Николай Петрович поднялся: «А я бы поставил Булгакова! Да, Минаев, ты сильнее, вопросов нет. Но в нем есть какая-то изюминка…»

— Булгаков сбросился с 11-го этажа.

— В жены взял девчонку из деревни. «Галка» ее звал. Так она загуляла с каким-то американцем, уехала в Штаты. Маленькая дочь с ним осталась, рядом была и в этот момент. Сказал ей: «Дочка, прощай!» — и улетел с 11-го этажа. Только умер — и как раз начались ветеранские выезды, мини-футбол. Гладилин говорил: «Вот Мишино время настало, он бы здесь пошустрил…» Они друзья были. Прохоров звал одного «Е…нько», а другого — «Е…тько». Ровесники, родились с разницей в неделю.

***

— Как из «Спартака» вы уходили в «Динамо»?

— В 1975-м футбольный ЦСКА возглавил Анатолий Тарасов. С его подачи в армию загребли из «Торпедо» Вадика Никонова, которому было 26, и Сергея Ольшанского, капитана «Спартака» и олимпийской сборной. Сереге исполнилось 27, взяли прямо в день рождения. Приказом министра обороны Гречко отправили на Камчатку, Никонова — в Челябинскую область. Меня, лейтенанта запаса, призвать вроде бы не могли. Но когда Севидов пригласил в «Динамо», решил подстраховаться. Из «Спартака» к тому же в конце сезона убрали Старостина, посоветоваться было не с кем.

— С переходом вы угадали. В «Динамо» весной 1976-го стали чемпионом, а «Спартак» осенью опустился в первую лигу.

— Свой вклад в чемпионство не переоцениваю. Золотую медаль получил, хоть играл больше за олимпийскую сборную, чем за «Динамо». А «Спартак», если б проходил двухкруговой чемпионат, в жизни бы не вылетел. Тогда же в интересах сборной придумали ерунду, разделили первенство на весеннее и осеннее. «Спартаку» одной победы не хватило, чтоб остаться. Когда команду принял Бесков, звал обратно.

— Коса и Автоген, Никулин и Новиков, на тренировках тоже не щадили?

— Что было, то было. Бубнов до сих пор зол на Новикова. Считает, в 1976-м тот специально прыгнул в него шипами, разорвал большеберцовую мышцу, и Буба не поехал в Испанию. А я про Никулина стихотворение написал. Прочесть отрывок?

— Конечно.

— Игрок, идущий напрямик,
В него упрется, как в тупик.
И вовсе это не миф
Проверил на себе Круифф.

Корректен он необычайно,
Наносит травмы лишь случайно.
Вот и сейчас имеет силы
Кому-нибудь порвать ахиллы.

Природа много потрудилась,
Но все же своего добилась.
Что засыпал всегда он первым.
Так как отсутствовали нервы.

Он мог уснуть уже на взлете
В ревущем страшно самолете.
Во сне летал он на ракете
Спя на партийном комитете.

Когда мы едем все на базу,
Сергей уже кемарит сразу.
Автобус очень быстро мчится
Он головой в стекло стучится…

— Как Круифф, точнее Кройф, на себе «проверил»?

— Был в середине 70-х матч на «Ноу Камп». Сборная Москвы, составленная из футболистов «Динамо», встречалась со сборной Каталонии. За нее вышли игроки «Барселоны» и «Эспаньола», в том числе легионеры. Новиков и Никулин с первых же секунд в подкатах выжигали. Бедный Йохан тайма не доиграл, попросил замену. Максименков пошел к нему в раздевалку, хотел майками поменяться. Кройф только из душа, на ноги показывает, головой качает: «Так играть нельзя!»

— Никулин в матче за дубль Стрельцова сломал.

— Вот вам история. Осенью 1984-го поехал с ветеранами в Кустанай. Жил в одном номере со Стрельцовым и Никулиным. Отыграли матч, банкет. На следующий день перебрались в соседний городок. Чувствую — у Стрельцова после вчерашнего душа горит, надо по рюмашке хлопнуть. В магазинах шаром покати.

— Выкрутились?

— На втором этаже универмага наткнулся на аптечный киоск, там элеутерококк продается. Градус небольшой, но хоть что-то. Я к Стрельцову: «Анатольич, знаю, где можно тебя освежить!» Приходим — перерыв на обед.

— Час ждали?

— Куда деваться? Когда киоск открыли, Стрельцов сразу упаковку купил. Разошлась быстро, а четыре пузырька он в номере под подушку спрятал. Никулин нашел, выпил.

— Некрасиво.

— Стрельцов простил. Вечером Никула говорит: «Анатольич, в твоей книге „Вижу поле“ на такой-то странице ошибка. Написано, мол, защитник Никулин, который никогда не отличался корректной игрой, пробегая мимо, ударил по ноге, и я порвал ахилл. Все не так было!» — «А как?» — удивился Стрельцов. — «Зацепил тебя Коля Кулебякин, а я был рядом. Будет следующая книжка — напиши, что Никулин ни при чем!»

***

— Роман ваш с Натальей Гундаревой окутан тайной. Как познакомились?

— Через Сашу Фатюшина. Мы дружили. Он болел за «Спартак», но и на матчи «Динамо» нередко заглядывал. Футбол обожал, сам играл.

— Хорошо?

— На уровне любителя. Максименков таких называл — «плюшевенький». В 80-е при театре Маяковского создали футбольную команду. Главным тренером пригласили Гавриила Дмитриевича Качалина, помощником числился Армен Джигарханян. На воротах был Саша Мартынов, известный по фильму «Военно-полевой роман», а в атаке — Фатюшин.

Однажды заскочил к нему в «Маяковку». После репетиции сели в кафе — Фатюшин, Гундарева, еще кто-то из театра. Взяли бутылочку коньяка. У Наташи тогда в личной жизни было непросто. От мужа, Виктора Корешкова, с которым играла в спектакле «Леди Макбет Мценского уезда», ушла к Сергею Насибову. Он тоже в «Маяковке» работал. В какой-то момент и с ним рассталась. А тут я — молодой, холостой…

— Когда первый раз у нее дома оказались, для вас это было событие?

— Первый раз ничего не было. Собралась у Наташи компания, выпивали, байки травили. Я остался ночевать — не садиться же поддатым за руль. Ну, а дальше закрутилось.

— Где она жила?

— В сталинской высотке у Красных ворот. Восьмой этаж, окна на Садовое кольцо. Стеклопакетов в Советском Союзе не было, от шума автомобилей, которые ночью несутся к трем вокзалам, уснуть невозможно. Наташа-то привыкла, а меня только беруши спасали.

— Мы слышали, характер у Гундаревой был скверный.

— Да бросьте. Это с ее матерью поладить было сложно. Человек тяжелый, властный. До конца жизни «Беломор» курила. Наташа больше на отца похожа — и внешне, и характером. Говорят, хороший был мужик, очень добрый. Развелись родители, когда она в школе училась. Мне с Наташей было легко. Остроумная, обаятельная. Готовила прекрасно. Настоящая русская женщина.

— Из тех, кто и коня на скаку, и в горящую избу?

— Вот-вот. Любимая присказка: «От винта!» Но и работала на износ. Как Фатюшин, кстати. Наверное, поэтому так рано ушли, у Саши к тому же сердечко слабенькое. А график сумасшедший — репетиции, спектакли, съемки, концерты. Я смотрел, в каких фильмах снималась Наташа за полтора года, что мы были вместе, и поражался: когда успевала?!

— На съемки к ней выбирались?

— Один раз, в Одессу. Поселились в домике на берегу моря у родственников Наташи. На съемочной площадке я не появлялся — зачем людей отвлекать? А к нам вечерами приходил Игорь Скляр. Славный парень, здорово на гитаре играл. Наташин дядя грозил ему пальцем и указывал на меня: «Будешь к Гундаревой приставать — он тебе сразу навешает…»

— Что за фильм-то?

— «Подвиг Одессы». Но мне больше нравятся роли Наташи в других картинах — «Однажды двадцать лет спустя», «Хозяйка детского дома». На премьеру «Одиноким предоставляется общежитие» в кинотеатр «Россия» пришли с Фатюшиным. К нему с криком: «Фатя!» — подлетел Александр Михайлов. Обхватил сзади так, что у Саши шею заклинило, голову повернуть не мог.

— В 80-е Гундарева попала в аварию, три месяца не выходила на сцену. Знаете эту историю?

— «Авария» — громко сказано. Случилось все на моей «Волге». Я даже день помню — 6 июня 1984-го. Был у меня дружок, Мишка. Крутил роман с администратором ресторана «Закарпатские узоры», которая была старше его матери!

— Ничего себе.

— Ему 27, подруге — 53. Снимали дачу в Жаворонках. Приехали к ним с Наташей, грибов в лесу набрали. Начало июня — но подберезовики уже пошли. Потом в магазинчике у железнодорожной станции купили все, что надо. Подходим к машине, Наташа говорит: «У меня тоже права есть, водить умею. Можно прокатиться?» — «Да пожалуйста». На первой скорости разворачивается, втыкается в дерево и бьется об руль подбородком. Кровь хлещет…

— А вы?

— Да ни царапины. Скорость-то маленькая. Просто Наташа неудачно ударилась. Помчались в одинцовскую больницу. А там не хирург — коновал. Наташу не узнал. «Как фамилия? Гон-да-рева?» — «Гундарева!» — отвечаю. Рану толком не осмотрел, зашил наспех. Загноилась.

— Кошмар.

— Через пару дней Наташа отправилась в Институт красоты. Врачи ахнули: «Господи, у вас же сквозная дыра! Сепсис начинается!» Какие-то лекарства кололи, шили заново. Наташа плакала, переживала, что из-за шрама снимать не будут. Но сделали изумительно — его почти не видно.

Так что «Волга» у меня была легендарная. Высоцкого на ней возили, Гундарева ее била, Газзаев…

— Газзаев-то когда?

— На олимпийской базе в Новогорске отключили горячую воду. Помыться после тренировки решили на динамовской. Валера попросил ключи. То ли зазевался, то ли вместо тормоза на газ нажал — влетел прямиком в заборчик. Слава богу, деревянный — а то бы последствия были печальные.

— Футболом Гундарева интересовалась?

— Не особо. Осталось в памяти, как пришла на мой последний матч.

— С ЦСКА?

— Нет, за дубль. К лету 1984-го из-за травмы я уже фактически закончил, готовился тренировать ребятишек в динамовской школе. Вдруг утром звонит Макс.

— Максименков, главный тренер дубля «Динамо»?

— Ну да. «Мина, сегодня в Химках матч с дублем „Спартака“. У нас играть некому. Выручай!» Наташа поехала со мной. Отыграл я слабо, сгорели — 1:5. Макс на бровке бушевал, мне тоже попало. После игры в гости нас зазвал. Едва присели, Наташа матом на него поперла: «Ты ох…ел?! На меня даже Гончаров в театре не повышает голос! А ты почему на Мину орешь?!»

— Насчет Гончарова, худрука «Маяковки», — правда?

— Да. О том, как Андрей Александрович кричал на репетициях, до сих пор легенды ходят. Гундарева — единственная, на кого никогда не срывался.

— Любила она вас?

— Мне кажется, да. Как-то услышал от нее: «Я твоя первая и последняя звезда. Я твоя Альфа и Омега…» А когда разбежались уже, призналась, что хотела от меня ребенка.

— Бог не дал ей детей.

— После неудачной операции, которая случилась задолго до нашего знакомства, их быть не могло. Поэтому и расстались.

— Гундарева на свадьбе не настаивала?

— Нет. Жили вместе, нам было хорошо. Я не меркантильный. Не думал о выгоде, которую принесет брак с популярной актрисой. То, что Наташа на шесть лет старше, не смущало. Но без детей семью не мыслил… А тут еще мать ее подлила масла в огонь.

— Каким образом?

— Наташа, Джигарханян, Симонова, Лазарев и Немоляева отправились на халтуру в Венгрию. Около месяца ездили с концертами по нашим воинским частям. Я в это время помогал другу дачу строить. А мать, когда Наташа вернулась, преподнесла — будто куролесил, по девкам шлялся. Настроила против меня. Увидела, что «Волги» под окном нет, ну и вообразила бог знает что.

— А дальше?

— Я в 1985-м на Ольге женился. Наташа год спустя вышла замуж за артиста Мишу Филиппова, который до этого был женат на дочке Андропова. Когда тот умер, Филиппов вторым за гробом шел. Я с Мишей мало знаком, в компаниях не пересекались. При мне в гости к Наташе заходили Фатюшин, Стеблов, Шакуров, Проскурин, Садальский… Стаса я про Высоцкого расспрашивал, про съемки в «Место встречи изменить нельзя». Он отмахивался: «Да зачем тебе Высоцкий? Вон, у тебя Гундарева есть…»

Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ. «Спорт-Экспресс», 21.10.2016