СБОРНАЯ РОССИИ ПО ФУТБОЛУ | СБОРНАЯ СССР ПО ФУТБОЛУ | ОФИЦИАЛЬНЫЙ РЕЕСТР
МАТЧЕЙ
ОБЗОР ПРЕССЫ / НОВОСТИ
ЛЮДМИЛА СЛУЦКАЯ: «АНАНАС ОТ СЫНА С ПЕРВОЙ
ПОЛУЧКИ ДЛЯ МЕНЯ ДОРОЖЕ ЛЮБЫХ БРИЛЛИАНТОВ»
Семья Слуцких - Ирина, супруга Леонида, его мама
Людмила Николаевна и сын Дмитрий. Фото из архива Леонида Слуцкого
«Спорт-Экспресс» продолжает публиковать отрывки из книги «Леонид
Слуцкий. Тренер из соседнего двора». Сегодня о сыне откровенно рассказывает
мама тренера Людмила Николаевна, заслуженный работник народного
образования России, которая после ранней смерти мужа вырастила Леонида
в одиночку и заложила в него все главные черты личности.
О ТОМ, КАК СЛУЦКИЙ ПОСВЯТИЛ ЕЙ ПЕРВОЕ ЗОЛОТО В 2013 ГОДУ
— Знаете, как я смотрю футбол? Выключаю звук телевизора и хожу по
квартире туда-сюда, бросая взгляды на экран. И только когда вижу,
что-либо мы уверенно выигрываем, либо проигрываем так, что уже не
отыграться, сажусь и включаю громкость.
Вот и тогда, с «Кубанью», включила, когда все уже закончилось, —
ведь счет до конца был 0:0. И на полуфразе услышала про себя! А
может, я вообще ослышалась? Но едва поняла, что нет, — как слезы
полили!
Ведь живешь своей жизнью и не думаешь обо всем этом. Я-то всем говорю,
что люблю их, — и Лене, и внуку Димке. Тому — вообще каждый день.
А когда сын звонит, всегда прощаюсь так: «Ну все, сынок, целую.
Я тебя люблю». Но так, чтобы он мне говорил: «Мама, я тебя люблю,
ты у меня самая-самая!» — такого нет. Просто знаю, что у него есть
я. И вижу по отношению, как он меня воспринимает. Он правильный
по жизни человек. И ребенком был таким же. Правда, мне казалось,
что все так живут.
Но когда ЭТО услышала — совсем по-другому на своего сына посмотрела.
В такой момент посвятить свой главный трофей мне… Я была к этому
не готова. Даже и не подозревала, что такое может быть. Не всегда
слова значат много. Но тут — значили. Конечно, мне было очень приятно.
Я сильно плакала.
Говорите больше своим родителям, что вы их любите. Что помните,
что скучаете, что вам их не хватает. Это приятно. Это нужно.
Маленький Лёня Слуцкий с родителями - мамой и отцом
Виктором Борисовичем. Фото из архива Леонида Слуцкого
О СМЕРТИ МУЖА И ЖИЗНИ ПОСЛЕ НЕЕ
— Виктор проболел недолго. Впервые он обратился к врачу с жалобами
на сильные боли в груди в сентябре 1977-го. На самом деле болело
легкое, а ему принялись лечить сердце. Никто не додумался даже сделать
флюорографию. Но боли продолжались, и однажды мы поехали в Москву,
к серьезному профессору. Но было уже поздно. Рак легких в последней
стадии. Димка теперь говорит, что, когда вырастет, будет ученым.
И откроет таблетки, которые помогут от СПИДа и рака…
7 марта 1978-го Виктор умер, 19 марта мне исполнилось 30 лет, 4
мая Лене — семь. Представляете, как мы остались, потерянные, с кооперативной
квартирой, за которую нужно было платить? Как жить, что делать,
как выживать? Было очень трудно. Но выжили.
Квартира казалась мне огромной. Когда купили, думала — все, это
наша жизнь, здесь Леня женится, потом будем все вместе жить… Правда,
платить за нее надо было очень много — 120 рублей в месяц. По-нынешнему
выражаясь, это была ипотека на 25 лет. Но Виктор зарабатывал неплохо,
и жили мы хорошо. И машина была, «Волга» с оленем на капоте…
Со дня смерти Виктора началась другая жизнь. Мы продали машину,
гараж. Со мной мама жила, пенсию получала — на нее и жили. А моя
зарплата и пенсия по потере кормильца, которую платили Лене, шли
на оплату квартиры.
Леня был маленький, он не мог и не должен был знать, что у меня
зарплата заведующей в детском саду — 90 рублей, а за квартиру платить
надо было 120. Причем еще столько лет… А деньги, которые были отложены,
мы потратили на лечение Виктора, когда в Москву ездили.
Когда классе в шестом-седьмом у Лени стали расти потребности, я
пошла подрабатывать. Мыть полы ночью в учреждении. Старалась сделать
так, чтобы этого никто не увидел и никто не узнал, — все-таки днем
руководила детским садом, а тут — уборщицей.
Работала там года два, получала 70 рублей в месяц. Это было большое
подспорье. Леня потом говорил: «Вот все говорят: „Трудно жили“,
но я не помню, чтобы нам когда-то на что-то не хватало». В это время
он не знал, что я подрабатываю, я ему уже потом сказала.
А то, что замуж больше не вышла… Нет, сразу ничего не решала. Просто
так вышло. Вначале работала, надо было кормить сына, было не до
того. И потом, это же были другие времена. Жила с мамой, домой человека
не привести. Как и уйти из дома на ночь. Это ж надо было маме рассказать
— а как? Мы родителей не то что боялись, но стеснялись. И я себе
такого позволить не могла, было неудобно.
По поводу личной жизни я не переживала. Это сегодня что-то там говорят
про одиночество, депрессию. А тогда и слова-то такого не знали.
В худшем случае у тебя могло быть плохое настроение. И то какие-то
часы. Некогда было неделю горевать. Утром надо было идти на работу
и все забыть.
И казалось, что все у меня нормально. Я дружила с соседкой сверху,
Леня — с ее сыном Сашкой. Так их муж и отец каждый день пьяный домой
приходил. Такого мужа я не хотела. А другого в жизни больше не встретилось.
О СЛУЦКОМ В ДЕТСТВЕ
— Леня в детстве с Димкой в чем-то похожи. Очень добрые. Очень внимательные.
Но Димка — более смелый. Взять хотя бы этот его экстремальный самокат,
с которого он не слезает. И со всеми находит общий язык. А Леня
страшно переживал, если ему взрослый человек на улице просто делал
какое-то замечание. Для Лени это был крах. У него не припомню драк,
а Димка подраться может — но по делу, только если нужно кого-нибудь
защитить.
Меня часто спрашивают: как ты его воспитывала? Да не воспитывала
я его! И вообще, будучи педагогом, не знаю, что такое воспитание.
Можно научить здороваться, вести себя культурно. А все остальное…
Не будешь же говорить: «Ты меня, сынок, люби, я твоя мама».
Мы его никогда не наказывали. Никогда не били. Никогда не ругали.
Он же у нас отличником был. Иногда с работы прихожу — и вижу, как
бабушка Лене говорит: «Ты почему сегодня „четверку“ в дневнике принес?»
И делает важный вид. А он делал вид, что ее боится. Ему все давалось
очень легко. Он ничего не зубрил, почти все уроки дома не учил.
Все запоминал прямо в школе.
Но к Лене я все-таки жестче относилась, чем к Диме. Умела говорить
«нет». Когда я внуку сейчас что-то в очередной раз позволяю, сын
ворчит: «Ты в нем растворилась».
О СЕРДЕЧНОМ ПРИСТУПЕ, КОГДА СЛУЦКИЙ ПОШЕЛ В ИНСТИТУТ ФИЗКУЛЬТУРЫ
— Вряд ли он мог бы вырасти в хорошего футболиста. У него немножко
другой склад ума. Тренерское, аналитическое ему ближе. Он должен
думать, а не только бегать. Может, потому во вратари и подался.
Кстати, и игрушки у него были «тренерские» — он любил из индейцев,
солдатиков команды строить. И его «армии» у других детишек эти войнушки
почти всегда выигрывали.
А потом он подал документы в институт физкультуры. Для меня это
был конец света. Сердце болело, приступ был. Я лежала. И этого Дергача
Василия Васильевича, который его туда зазвал, последними словами
ругала! Это уже потом мы подружились, и лишь спустя много лет я
задумалась — видимо, не зря он пошел туда, в этот футбол.
Варианта было два — юрфак и журфак. Журналистика, кстати, ему очень
нравилась, а говорить он всегда умел. И рассуждал: «Если я когда-нибудь
и буду журналистом, то только спортивным».
А на юридический он даже собеседования прошел. У нас в Волгограде
есть следственная школа. Чтобы туда попасть, нужно было пройти собеседования
в прокуратуре, еще где-то. И он прошел — причем, как потом выяснилось,
уже зная, что туда не пойдет! А я-то счастливая ходила, везде его
хвалили: «Да мы его и без экзаменов взять можем». Он благодаря золотой
медали и так только с одним экзаменом мог поступить.
А потом Леня тихо отнес документы в институт физкультуры на отделение
футбола и просто поставил меня перед фактом. Рассказал, что люди
в приемной комиссии были сильно удивлены и друг другу показывали
его аттестат с одними пятерками.
Почему я так расстроилась? Когда-то, чтобы отвезти домой и установить
какой-то новый шкаф или стенку, нужно было зайти с заднего двора
в мебельный магазин и поговорить с грузчиками. За умеренную плату
они все делали. Когда отец Лени был еще жив и в 1972 году мы получили
новую квартиру, надо было ее обставлять. Я пошла к грузчикам — и
разговорилась с ними.
Оказалось, что все они закончили институт физкультуры. Мне и Леня
про них рассказывал: «А, я его знаю. Он бывший боксер». Сын вообще,
по-моему, всех спортсменов в мире с детства знал по именам. До сих
пор и легкую атлетику смотрит, и волейбол, и что угодно.
И как же эти грузчики отложились у меня в голове! И когда спустя
17 лет мой сын, умный, красивый и все такое, пошел в институт физкультуры,
у меня они сразу в памяти всплыли.
Нет, на Леню я не кричала. Но у меня сразу созрел план. Я слышала
про Василия Васильевича Дергача, что он на кафедре футбола все решает.
И пошла к нему, поставив себе задачу: вначале уговоры, затем злость,
потом гнев. В итоге наговорила ему много нехороших слов. Мне надо
было выпустить пар, найти виноватого и все ему рассказать. А кому?
Леня меня уже не слушал.
Дергач оказался человеком очень тактичным и выдержанным. И выстоял
под моим натиском. А много лет спустя порекомендовал Леню другому
своему ученику — Сергею Павлову, когда тот вывел «Уралан» в высшую
лигу и надо было формировать дубль и искать туда тренера.
О ТОМ, КАК СЛУЦКИЙ УПАЛ С ДЕРЕВА И ГОД ВОССТАНАВЛИВАЛСЯ
— На всю жизнь запомнила тот день. Это было 13 октября 1989 года,
воскресенье. Меня дома не было. Леня собирался идти на тренировку.
И тут соседка позвонила в дверь со своей просьбой. До того она прошла
многих мальчиков, в том числе заглянула к Саше, нашему соседу сверху.
Тот, парень категоричный, спокойно ответил: «Я? На дерево? Вы что,
не пойду». И закрыл дверь.
А Леня никогда в жизни не мог никому отказать. Он не умел лазить
по деревьям, ничего о них не знал. Это потом уже выяснил, что осенью
у тополей тонкие веточки и на них забираться нельзя. А он полез.
Кошечку-то снял. Но потом под ним обломилась ветка, и он полетел.
Со всем своим ростом упал на переносицу и заодно повредил колено.
Я была у сестры, мне позвонила мама девочки, чья кошка на дерево
залезла. Я тут же на такси в больницу. Его уже отвезли на операцию,
которая длилась долго. Спасибо дежурному доктору, который собрал
ему колено как положено, не тяп-ляп. Когда Леню везли на каталке,
вместо лица у него было сплошное месиво.
Насчет 20-местной палаты — это Лене так показалось. На самом деле
там было восемь человек — впрочем, тоже немало. Самое страшное,
что, когда сняли гипс, нога у него была абсолютно ровная. Колено
не сгибалось. Вообще. Его надо было разрабатывать.
После снятия гипса я забрала Леню домой. Каждый день он ложился
на диван, я грела парафин, накладывала на колено. И по миллиметру
гнула ему ногу. Боль — дикая, хотя переносил он ее мужественно,
не кричал.
Но ногу мы согнули. Полностью. Хотя чего это стоило! Первое время
после гипса мы ездили на физиотерапию. В такси садимся — а хороших
машин тогда еще не было. Места для ноги нет — иногда приоткрывали
окно, и нога торчала оттуда…
И все-таки во всем, что в больнице происходило, было кое-что хорошее.
Вы не представляете, сколько у него перебывало людей. Я же там со
всеми врачами перезнакомилась — благо больница была прямо напротив
моего детского сада.
Одному его соседу по палате ноги отрезало полностью. У второго в
голове что-то перемкнуло. Ему делали какие-то тяжелые уколы, но
он мог сорваться и с бешеными глазами куда-то побежать. Один раз
так по Лене пробежался. Третий был на Шарикова похож — просто копия!
К тому же и бездомный — то есть и биография напоминала.
Он тяжело переживал, что в футбол играть не будет. Потому что очень
этого хотел. А понимание того, что великим спортсменом он в любом
случае не стал бы, думаю, пришло к нему позже. Тогда рана еще была
свежа. Но какое могло быть возвращение в футбол, если у него каких-то
косточек в колене не хватало — настолько оно при ударе было раздроблено?
Попытка вернуться, если и была, то скорее для себя, чтобы во всем
убедиться. А вдруг чудо? Хотя чудо — это то, что разработали колено.
Иначе хромал бы всю оставшуюся жизнь.
О ТОМ, КАК АДАМОВА ДОМА ВЫХАЖИВАЛИ
— С первой получки в «Олимпии» Леня купил и принес домой… ананас.
А мы с бабушкой и не знали, что это такое, как его есть, чистить.
Для Волгограда тогда это было диво дивное. И для меня тот ананас
был дороже бриллиантов, которые Леня подарил мне, попав в «Уралан»…
Не забуду и другого: когда сын набирал детей в свою первую команду,
то писал дома от руки объявления, а я ходила и расклеивала их по
району.
Сколько я с «олимпийцами» возилась! Как-то Леонид мне Рому Адамова
привел с высокой температурой. Но сначала я отвела его в больницу
— она была недалеко, полчаса пешком. У мальчика был отит, стреляли
уши, и я боялась заниматься самолечением. Помню, доктор спрашивает:
«Ты с кем пришел?» Рома отвечает: «С мамой». Они все между собой
меня мамой называли.
Я его оставила в больнице, потому что доктор сказал: «Надо». Но
когда пришла домой, увидела там Рому! Пока шла, он успел из больницы
сбежать и примчаться раньше меня. Ну что мне оставалось делать?
Не могла же я его второй раз отправить в больницу, если ребенку
в 11 лет страшно там было одному находиться?
Тогда уже пришлось уйти с работы на несколько дней, и мы дома его
лечили. Мы вообще всех дома лечили. Леня приводил всех детей. Кто-то
закурил и был пойман? Домой на профилактику, неделю у нас живет.
Кто-то еще сильно провинился? Тоже домой, под жесткий контроль.
Он очень строго относился к ним в плане курения, пива, режима вообще.
Так и надо было.
О ТОМ, ПОЧЕМУ НЕ ХОДИТ НА МАТЧИ СЫНА
— Однажды пошла на «Олимпию» — и она, выигрывавшая почти все матчи,
проиграла. После того проигрыша детей в «Олимпии» Леня решил, что
я нефартовая и мне нельзя ходить на футбол. Но я и не сильно хочу,
потому что не выдержу всего этого. Дома-то ухожу от телевизора,
счет только гляну — и опять бродить по квартире. С утра в день игры
поднимается давление, все знают, что трогать меня нельзя — ответить
могу не так, как надо.
Но, если честно, так хотела осенью пойти, когда сборная играла!
Тем более что много наших друзей на те матчи ходили, да и Димка
тоже первый раз на папин футбол выбрался. Хотелось выйти в свет
и показаться. Но не тут-то было…
О ЖЕНЕ СЛУЦКОГО И СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ
— К появлению в нашей жизни Ирины отнеслась нормально. Потому что
уже шли разговоры об этом, Лене было 32 года. И сама я понимала,
что — надо. Заранее подготовила себя к такому повороту событий.
Помню нашу первую встречу, Леня с Ириной пришли к нам домой в Волгограде.
А через год Димка родился.
Свадьбы действительно почти не было — Леня был очень занят в «Москве».
И потом, он очень не любит какие-то пышные вещи, касающиеся его
самого. Вот Адамову или Колодину, другим «олимпийцам» он может устроить
все что угодно. Но не себе.
Ирина — абсолютно непубличный человек и Лене очень подошла. Она
не требует постоянного внимания. Другая могла: «Ах, вот я вышла
замуж, а мне не с кем в кино сходить!» Такого нет. Она сразу приняла
весь его образ и стиль жизни, который совершенно не изменился. С
ее стороны не было никаких требований.
На Леню никак нельзя воздействовать. И из нас троих — Димы, Ирины
и меня — никто и не пытается. Думаю, что это бесполезно — да и нужды
нет. Он никогда не считает наши деньги, не спрашивает, кто, что
и за сколько купил. Может, поэтому мы с Димкой и разбаловались,
позволяем себе много лишнего — чего, может, и не надо бы.
Вот сегодня купили второй монитор. Только в прошлом году купили
монитор, который был самый крутой, — а вот сегодня, оказывается,
самый крутой уже этот. Леня никогда нас ни в чем не ограничивал.
А что Ирина за человек… Она — Рыба и я — Рыба. Тем самым хочу сказать,
что мы по гороскопу одинаковые. И Димка тоже. Он родился 14 марта,
я — 19-го, она — 20-го. Для меня важна чистота, порядок, еда. Чтобы
все было убрано, разложено по полочкам. Чтобы ты пульт отсюда взял
и сюда же его положил. И Ирина или сама по жизни такая же, или ухватила
это в один момент. Вроде бы мелочи, но в каждодневной жизни они
очень важны. И в них разногласий нет.
Димка родился, когда Леня еще в дубле «Москвы» работал. Приехал
дня через два. И до выписки Ирины был у нее, и на самой выписке.
В первый момент очень растрогался и немножко растерялся. Звонил
всем друзьям, знакомым, спрашивал: «Что мне делать?» Одна подружка
сказала: «Что делать? Пойди напейся». Но это не для Лени.
А в его жизни ничего не изменилось. До того, как Димке стукнул год,
по-моему, он особо и не понимал, что сын растет. Только когда внук
уже начал что-то лепетать, ходить, тогда его папа и проникся. А
когда лежал в люльке — не было такого…
О ЖУТКОЙ ПЕРВОЙ МОСКОВСКОЙ КВАРТИРЕ
— Представьте, как нам «повезло». Мы купили свою первую в Москве
квартиру — на улице Сайкина, недалеко от стадиона «Торпедо». Потом
уже выяснилось, что в каждом доме выделяются муниципальные квартиры
неимущим людям. И надо же такому случиться, чтобы такая квартира
оказалась для нас соседней! Более того, та «однушка» досталась сумасшедшей
семье. Реально сумасшедшей.
Днем они спали. А ночью начинали выяснять отношения. Бить, резать
друг друга, орать: «Спасите, помогите!» Вот как сдали дом — кирпичные
стены и больше ничего, так у них все и было. Даже полов — картон
какой-то бросали. У них не было ни воды, ни газа. Электричество
заменяла керосиновая лампа. Дочь в сумасшедшем доме лежала, но туда,
мне кажется, маму надо было класть. Сын два раза себя ножом резал.
А мы, когда Леонид уезжал, оставались одни. Две женщины и ребенок.
Сейчас, думаем, дверь откроем, а там кто-нибудь мертвый лежит. Или
на нас с ножом бросятся. За хлебом боялись выйти.
Помню, Леня был в поездке, и последняя ночь была ужасная. Соседи
там орали как оглашенные, мы с Иринкой, женой Леонида, проснулись:
«Боже, что делать?» Наконец я Лене позвонила: «Очень страшно нам
с Димкой». Он тут же: «Ищите квартиру». Через какое-то время их
оттуда все-таки выселили, поскольку очень уж большими стали долги
по оплате коммунальных расходов. Но нас это уже не интересовало.
Вот мы и съехали. Вы такое когда-нибудь слышали, чтобы люди добровольно
уходили из собственного жилья на съемное? А с нами такое было. И
лишь через какое-то время, уже в ЦСКА, нашли нынешнюю, в «Алых парусах».
О ГИНЕРЕ, ТРУДНОСТЯХ ПЕРВЫХ ЛЕТ И ОБСТАНОВКЕ ДОМА ПОСЛЕ ПОРАЖЕНИЙ
— Думаю, что Гинер — умнейший человек и не один день наблюдал за
Леонидом. Может, скажу высокопарно, но умный человек тянется к умному
человеку. Евгений Леннорович просто в нем этот ум увидел.
Первое время в ЦСКА сыну было очень тяжело. Он же не зря потом заявление
об уходе подавал. Это не потому, что он просто психанул. А от этой
самой тяжести. От взаимного непонимания. Мы беседовали, и я всегда
говорила: «Для всего нужно время». За один день ничего не делается.
Это не «Москва», не «Крылья». А сегодня в его отношениях с игроками
все стало так, как когда-то было там. Он знает всех жен, всех детей
игроков. Ему это интересно, и им — тоже. Но сколько для этого потребовалось
времени, сил и терпения!
Мы иногда с ним можем очень долго сидеть вот здесь, на диване, вдвоем,
когда все спят. До четырех утра, до пяти. И о многом, многом говорить.
О том, что он никому не скажет. А я его слушаю — и иногда даже,
как он говорит, даю правильные… Ну, может быть, не советы. Я даже
Димке, хотя ему и 11 лет, советы не могу давать. А тем более Лене.
Скорее всего, делаю правильные выводы из того, что он говорит. А
иногда даже знаю, что он хочет услышать. Исходя из обстановки и
его настроения, могу даже немножко подыграть, чтобы ему стало легче.
Три-четыре последние игры в 2015 году были очень тяжелые у нас в
доме. Сразу после поражений никогда не звоню, не лезу в душу, а
вот если результат нормальный, минут через 20 после окончания игры,
когда знаю, что он уже включил телефон, набираю…
Когда проигрываем, он приходит, ложится на диван и молчит. Мы где-то
тут. Но его не трогаем. Я знаю, когда у него какое настроение и
как с ним надо разговаривать. Иногда даже пожестче. А то, бывало,
ляжет на диван и начинает: «Ой, все, мы проиграли. Мне теперь кажется,
что моя команда никогда не выиграет. Это крах. Ну что я сделал неправильно?»
Слушала день, два, три, пять. А потом сказала: «Ну-ка хватит лежать
на диване и жалеть себя. Сделал ошибки — значит, анализируй и не
ной!» Подействовало. По себе знаю, что взгляд со стороны лучше,
чем когда ты только сам в себе копаешься. И важно, что Леня готов
слушать и слышать. По крайней мере меня — о других судить не могу.
С возрастом стала говорить и то, чего ему порой не хотелось бы услышать.
Был такой момент, когда он немножко… Нет, не звездную болезнь поймал,
а перепутал работу с домом. Это касалось его отношения к Димке.
Пару раз излишне резко с ним поговорил — когда можно было сказать
совершенно по-другому, без раздражения. На работе он может себя
сдерживать, когда считает, что это нужно? Значит, и дома должен!
Больше такого не повторялось.
О НЕПРИСПОСОБЛЕННОСТИ СЛУЦКОГО К БЫТУ
— Он вообще ничего не умеет делать руками! Если даже скажешь: «Леня,
налей чай!» — он не знает, где у нас стоят чашки. Хотя вроде бы
— на виду. У него и отец был такой. Я ему говорила: «Ой, Виктор,
лампочка перегорела. Высоко, не достану». — «На тебе три рубля,
иди вызови электрика. Это его работа».
Ха, да разве я отдам три рубля?! Делаю вид, что иду звать электрика,
— а сама ставлю одну табуретку на другую, стремянок тогда не было.
И вкручиваю. Поэтому умею все — и гвоздь забить, и покрасить, и
побелить, полы настелить.
Чистоту Леня, наверное, любит, но не видит ее и не поддерживает.
Когда он приходит домой, мы втроем потом из разных углов квартиры
приносим его вещи. Она из одной комнаты несет куртку, я из другой
— штаны, Димка из третьей — носки…
Димка в этом плане такой же, как папа. Вот тут, наверное, уже воспитание.
Мы не учили Леню этому в детстве, потому что было кому убирать.
Была бабушка, которая с удовольствием это делала. Сегодня у Димки
есть я, которая тоже с удовольствием это делает.
А Леня уже привык. Когда Димка маленький был, помню, бежит: «Бабушка,
папа опять носки вон там бросил! Будете с мамой его ругать?» И при
этом сам делает то же самое…
О СМЕРТИ ШУСТИКОВА
— Когда я узнала о смерти Сергея Шустикова — плакала. Леня говорил:
лучше человека в своей жизни он не встречал. Всегда говорил, даже
когда они расстались. Первое время — и долго, — что ему очень не
хватает Шустикова. В первую очередь не как помощника, а как человека.
Они буквально обо всем могли говорить, Сережа мог поддержать любую
беседу — и чаще всего их мнения сходились. Они были близки.
Решение по нему принималось не в одночасье, а очень долго. Сел и
решил: все, мол, — такого не было. Это для Лени было мучительно.
Причину называть не буду. Мне очень жалко этого человека. И его
родных. Мы ведь и его родителей знаем, и детей. Почему же все так
получается…
О НАЗНАЧЕНИИ В СБОРНУЮ И СОВМЕЩЕНИИ
— Часто ему говорила: «Леня, наверное, ты будешь в сборной». Он
отмахивался: «С чего ты взяла? Такого не может быть и никогда не
будет». — «Да кто же, сынок, если не ты?»
Помню, мы с Димкой в Турции отдыхали. И по телевизору в программе
«Время» прошла информация, что в сборную есть три кандидата — Слуцкий,
Бородюк и кто-то еще. Приходим утром на завтрак, какой-то мужчина
незнакомый подходит: «Я болею за вашего сына, тренером сборной должен
быть он». Откуда узнал, кто я такая? Дня три-четыре была пауза,
потом остались Слуцкий и Бородюк. И в какой-то день утром прихожу
на завтрак, а все меня уже поздравляют. Но я-то не в курсе!
Бегу в номер, включаю телевизор. И целый день на всех каналах, включая
турецкие, идет бегущая строка. Так было приятно, когда администрация
отеля принесла цветы и нас отвезли в какой-то необыкновенный ресторан!
Подарки принесли в номер, поздравляли все…
Сам Леня в этот момент был в Австрии, в санатории для лечебного
голодания. Ему туда позвонил Мутко и сказал, что он завтра утром
должен быть в РФС. Сын там был с братом (сводный брат Слуцкого Дмитрий
от первого брака их отца живет в Германии. — Прим. И.Р.), они заехали
к нему в Мюнхен, купили костюм, туфли. Потому что на отдыхе ничего,
кроме шортов и шлепанцев, у него не было, а домой он никак не успевал.
И прямо из аэропорта поехал в РФС. Мы, наверное, одновременно с
ним узнали — я по телевизору, он из уст Мутко.
Я за то, чтобы он совмещал. Не знаю, что он будет делать, когда
у него целые дни окажутся свободными. Он привык работать. Привык
с утра идти на тренировку, а в предыдущий вечер, пусть даже до трех
ночи, — писать для нее конспект.
О ГРАФИКЕ СЛУЦКОГО И ЕГО ОТПУСКАХ В США
— В прошлом декабре Леня прилетел из Эйндховена, где ЦСКА играл
в Лиге чемпионов. На следующий день улетел в Волгоград, где каждый
год помимо «олимпийцев» встречается с одноклассниками. Там сложилась
устойчивая компания: классный руководитель, шесть девочек и он.
Сидят в ресторане, он всем подарки делает.
Он пообщался с ними, потом сел за руль и в ночь уехал в Ростов на
свадьбу Адамова. Попраздновал там. Был выходной, на следующее утро
Димка в школу не шел и допоздна не ложился. Где-то в полночь подходит:
«Бабушка, смотри!» А в интернете как раз выложили рэп, который он
Роме исполнял. Внук с друзьями общался, и кто-то из них ссылку прислал:
«Смотри, Димон, твой папа рэп читает! Вот это у тебя классный папа!»
После свадьбы в два часа ночи он сел в самолет и прилетел в Москву,
а в 11 утра улетел в Париж на жеребьевку финального турнира чемпионата
Европы. Из Франции прилетел в семь утра, а в полдень они вместе
с Димкой, который в предыдущий день на своем самокате порвал связку
ноги, улетели в отпуск в Калифорнию…
Именно внук первым сказал, что хочет побывать в Америке. Подошел
момент, когда у Лени было время — и вот они уже две зимы подряд
туда ездили: сначала вместе со мной на Восточное побережье, потом
без меня — на Западное. А сейчас Димка хочет на Байкал. Может, после
чемпионата Европы туда и поедут.
В Америке Леня был за рулем, при том что водить не любит. Но за
рулем он с 24 лет. А здесь тем более не водит, потому что по дороге
успевает переделать очень много важных дел.
О ЗНАКОМСТВЕ С ОЛЕГОМ МЕНЬШИКОВЫМ И РАБОТЕ В АНГЛИИ
— Леня говорит: «Мам, разве я когда-нибудь думал, что смогу с Меньшиковым
вот так разговаривать? Отвечаю: «Сынок, сегодня ты тоже достаточно
узнаваемый, даже знаменитый человек. Не думаешь, что Меньшикову
такое знакомство тоже приятно? И что он сам может сказать: „Никогда
не думал, что с главным тренером сборной России по футболу буду
на „ты“ разговаривать“?» А меньшиковский Костик из «Покровских ворот»
— один из любимых Лениных киногероев, он всю его роль наизусть знает.
Думаю, что в Англии сын смог бы работать. Потому что очень целеустремленный
и умный. Поехала ли бы я с ним? Не хотела бы, но пришлось бы. Я
же не могу с Димкой расстаться. А он поехал бы. Хотя внук и не хочет
никуда за границу. Ездить любит, а жить хочет здесь.
Леня — трудоголик. Он по-прежнему не стесняется учиться, читает
множество книг, автобиографию того же Алекса Фергюсона перечитывает.
Он спокойно может сказать, что в чем-то не прав или к чему-то не
готов. Так что я люблю своего мальчика. Он у меня самый умный, самый
талантливый, самый воспитанный, в общем — самый лучший. И он победит.
Обязательно.