ГЕННАДИЙ ОРЛОВ. ДВЕ НОЧИ НА ДИВАНЕ БРОДСКОГО


Конец 80-х. Санкт-Петербург. Геннадий Орлов (слева) и Николай Озеров. Фото: ФК «Зенит»

Героем рубрики «Спорт-Экспресса» «Разговор по пятницам» стал голос «Зенита» Геннадий Орлов.

Геннадий Сергеевич везет нас на прекрасном автомобиле по Крестовскому острову, с которым столько связано. И у него лично, и у «Зенита».

— Вон он, новый стадион. Почти достроили. А вот здесь я играл в  юности. Здесь жил. А здесь — сейчас живу…

Воскресенье, утро — и мы долетаем до улицы Чапыгина, здания телецентра, за минуты. Садимся в какой-то аппаратной, чтоб выйти четыре часа спустя. Пожалуй, особенно незаметно пролетевшие четыре часа в нашей жизни.

ЛАВРОВ

— Мы общались с футболистами, которые застали вас в «Зените» и ленинградском «Динамо». Говорят: «Генка Орлов? Умненький игрок, но тихоход». А  вы в интервью рассказываете, что стометровку бежали за 11,2. Кому верить?

— Вы о Васе Данилове и Саше Ракитском? Читал. Ребята, я не обманываю! Играл крайнего нападающего, обладал приличной скоростью. Десятый класс заканчивал в Сумах. На Спартакиаде школьников назабивал голов, меня заметил Алексей Парамонов и пригласил в юношескую сборную СССР, которая готовилась к чемпионату Европы в Румынии. Алексей Александрович  — интеллигентнейший человек. Представляете, с нами, мальчишками, был на «вы»!

— В Румынию вас, кажется, не взяли.

— Совершенно верно. Провел месяц на сборе в Краснодаре. В контрольном матче с финнами выпустили во втором тайме. На стадионе всю игру работал репродуктор. Переполняли смешанные чувства. Радость от дебюта и тревога — а вдруг война?

— Какая?

— Третья мировая! Это ж 1962 год, разгар Карибского кризиса! По  всему городу были включены репродукторы. Помню те дни — страшное напряжение, ожидание войны, каждое сообщение Левитана люди слушали, затаив дыхание.

— С юношеской сборной не сложилось, зато позвали в харьковский «Авангард».

— Так раньше «Металлист» назывался. Я не только хорошо бежал, но  и был техничным, здорово исполнял «стандарты». С углового закручивал мяч в ворота!

— Как Лобановский?

— Ну да. «Сухой лист». Натренировать этот удар несложно — было бы желание да терпение. Летом 1966-го рванул в «Зенит», успел сыграть пять матчей. Потом травма приводящей мышцы, надрыв в трех местах. Восстановился, но скорость потерял. Главное ушло! Вот тут Данилов и Ракитский правы. А Васе я благодарен.

— За что?

— В новой команде освоиться было непросто. Ветераны во главе с Завидоновым и Бурчалкиным встретили холодно. Видели во мне конкурента, пас не  давали. Данилов — единственный, кто регулярно снабжал мячом, да  и вообще молодых поддерживал. Классный игрок, основной защитник сборной на чемпионате мира 1966-го. Вася опередил время.

— В смысле?

— Его критиковали за то, что любит подключаться к атаке, носится от флажка до флажка. Сегодня для крайнего защитника — это норма.

— В 90-е уже вы Данилову помогли.

— За бронзу чемпионата мира лишь он не получил «заслуженного». Парень добрый, скромный, но обидчивый. Разругался с тренером «Зенита» Фальяном, развелся с женой, оставил ей квартиру и уехал в Новгород. Опустился. Связался с компанией, попал в тюрягу. Сам мне говорил — стоял на  шухере, когда его дружки квартиру грабили… Через много лет случайно увидел Данилова, бедного, всеми забытого. Начал выяснять, почему до сих пор у него нет звания. До Колоскова дошел!

— Что Вячеслав Иванович?

— «Без ходатайства из Санкт-Петербурга присвоить не можем». Я к  Толе Васильеву в Спорткомитет, он тоже с Даниловым в «Зените» играл. Уперся: «Как просить за человека, который был в тюрьме?!« — «Толя, это разные вещи. Да, оступился, отсидел. Но игрой-то заслужил».

— Убедили?

— Нет. Тогда рассказал о Васе в своей программе на «Пятом канале». Утром звонит депутат: «Про Данилова правда?» — «Разумеется». В Москве через Тягачева быстро решил вопрос. Советский Союз развалился, поэтому Вася стал первым заслуженным мастером спорта России… Про мебель историю слышали?

— Нет.

— Несколько лет назад стоит с ветеранами на «Петровском». Подходит Алексей Миллер: «Как дела?» Завидонов кивает на Данилова: «Да вот, ремонт в квартире сделал, а на мебель не хватает…» Миллер сразу: «Сколько нужно?» Вася мнется: «Миллион» — «Долларов?» — «Рублей!» Алексей Борисович звонит генеральному директору «Зенита» Митрофанову, объясняет ситуацию. Клуб тут же выделил деньги.

— Вам квартиру в Ленинграде дал «Зенит»?

— «Динамо». Первые месяцев пять с женой, актрисой театра Комиссаржевской, ютились в общаге на стадионе. Как у Высоцкого: «Система коридорная, на тридцать восемь комнаток всего одна уборная…» За стенкой жил Юра Тармак, будущий олимпийский чемпион Мюнхена-1972 по прыжкам в высоту. А у меня к 26 годам стерлись межпозвоночные диски, вылезла грыжа. Плюс в детстве переболел желтухой, это отразилось на печени. Врачи рекомендовали снизить нагрузки. С футболом пришлось закончить.

— Старые травмы дают о себе знать?

— В марте стукнуло 71, но возраста не чувствую. Раз в неделю обязательно баня, массаж. Кручу велосипед, хожу с палочками.

— Скандинавская ходьба?

— Да. В России она только набирает популярность, а в Финляндии эти палочки купил давным-давно. Когда идешь с ними — спина не болит… Всерьез меня прихватило в 1997 году. «Скорая» увезла с подозрением на инфаркт. Оказалось — стенокардия. Кровь не поступала в сердце равномерно. Я с трудом поднимался на второй этаж, гуляло давление. Друг оплатил операцию в Париже.

— Хороший друг.

— Вадим Сомов, бизнесмен, экс-президент федерации водного поло России. Для меня-то 10 тысяч долларов по тем временам — гигантская сумма! Вставили стент в коронарную артерию. Уже девятнадцать лет — никаких проблем. А Вадим и Кириллу Лаврову помог. Фактически продлил жизнь на полгода.

— Каким образом?

— Тоже дружил с Кириллом Юрьевичем, вместе навещали его в Первом Медицинском институте. Выглядел Лавров ужасно. Бледный, худой, голос слабый. Нас увидел — глазки заблестели. Первый вопрос: «Как там „Зенит“, Гена?» Я начал рассказывать.

— А он?

— Улыбнулся: «Представляешь, ко мне заходили Фурсенко с Адвокатом, наговорили теплых слов. Сразу настроение поднялось!» Я подумал: «Какой молодец Фурсенко, что привел Дика». Но обстановка была пропитана скорбью. Смотрели на Лаврова и понимали — дни его сочтены. В коридоре врач сообщил: «Организм выработал ресурс. Преклонный возраст, онкология». А Вадим купил уникальный немецкий препарат. Невероятно дорогой. Лаврову полегчало, выписали. Прожил еще полгода, причем играл спектакли, ездил за границу.

— Закрутил со студенткой роман.

— Это Настя, костюмер БДТ. Его последняя любовь. К тому моменту Лавров овдовел. Жить один физически не мог, болел, за ним надо было ухаживать. Настя посвятила себя ему, разделила с ним самые трудные минуты. Относилась настолько трепетно, что никогда об этой девушке не скажу плохого слова.

ОЗЕРОВ

— Юбилеи идут за вами по пятам. В прошлом году — 70-летие, в этом  — золотая свадьба.

— С Наташей познакомился в Харькове в феврале 1966-го, а 22-го мая  — расписались. В день матча «Авангарда» с «Днепром». Сопровождал меня в загс Виталий Зуб, начальник команды. Когда мне протянули бокал шампанского, он руками замахал: «Ты что! Сегодня игра!» Но  я бы и так пить не стал. Поцеловал Наташу, она с мамой пошла домой. А я с Зубом — на стадион. Очень хотел гол забить, но сыграли 0:0. Дальше — выходной, собрал ребят на базе «Авангарда» в Пятихатках, отметили.

— Пятихатки — это что?

— Поселок на севере Харькова. Там физико-технический факультет. Позже выяснилось, что рядом с базой под землей был полигон, где впервые в СССР расщепили атомное ядро искусственно ускоренными частицами.

— Жена — актриса?

— Как и ее мама, которая работала в Харьковском драмтеатре. Когда переехали в Ленинград, Наташу сразу взяли в театр Комиссаржевской. Служит там до сих пор.

— Вы однолюб?

— Да. Хотя расставались года на полтора. Встречаю Юру Овчинникова, фигуриста. Рассказываю, что развелся. Он пожимает плечами: «И я  разводился. Потом сошлись — живем прекрасно». У нас с Наташей то  же самое!

— На юбилей кто-нибудь удивил подарком?

— Сюрприз на 60-летие никто не переплюнул. Рано утром звонок в дверь. Открываю — на пороге женщина в зеленоватой форме. Фельдъегерь: «Геннадий Сергеевич Орлов? Распишитесь». Вручает телеграмму от президента страны. Я, конечно, знаком с Путиным, но не так близко, чтоб рассчитывать на персональное поздравление. Самое смешное — едва на сайте правительства опубликовали эту новость, меня завалили телеграммами остальные руководители. Спортивные и не только. Синдром инерции!

— Тоже с фельдъегерями?

— Нет. Почтальон приносил.

— Вы верующий человек?

— В церковь захожу, свечки ставлю. В ангела-хранителя верю. Я автомобилист, сколько на дороге возникало ситуаций!

— Например?

— Дача у меня была в Приозерском районе. Еду на «Жигулях», мне б приостановиться. Но выезжаю на главную дорогу — проскочив под самым носом у огромной военной машины. Разделил нас метр. Видел испуганные глаза солдата за рулем, он оцепенел, не тормозил. Летел с бешеной скоростью — я почувствовал, что смерть пронеслась мимо. Холодок такой…

— Повезло.

— А в 1978-м с женой попал в автокатастрофу. Ехали в «газике» документального кино, Наташа впереди, я за водителем. На углу Бассейной и Космонавтов, где строился СКК, в нас влетел грузовик. Парень-белорус, 26 лет  — пьяный! Половина седьмого вечера!

— Чем закончилось?

— Три раза наш «газик» перевернулся. Неподалеку троллейбусная остановка, народ набежал, все помогают. Жена вылетела через лобовое стекло. Разбила голову. Я оказался под дугой, на которую крепится брезент. Зажала мне живот. Казалось, сильный вздох — и все внутри порвется…

— Кошмар.

— Люди приподняли машину, я выбрался сам. Хотя вылезла наружу сломанная кость. Из-за этого не полетел на чемпионат мира по водным видам спорта в Западный Берлин.

— Главное — живы.

— Мы с женой в больнице, а кинорежиссер Виктор Садовский привел ко мне Николая Озерова! Это произвело фурор! Вся больница приходила в мою палату: «Правда, что здесь был Озеров?»

— Протаранивший вас белорус уцелел?

— Да. Его посадили лет на пять. А водителю нашему руку обрубило! Я помню ощущения, когда переворачиваешься в автомобиле. Боли нет вообще, только шок. У меня была клиническая смерть, полностью отключился. А потом вернулся, организм оказался сильный. Зато накрыло безразличие ко всему вокруг. Апатия. Приход Озерова немножко встряхнул.

Николай Николаевич — добрейший человек, каждому помогал. Я слова матерного от него не услышал за всю жизнь. Вы знаете, как его выгнали с телевидения? Как повели себя коллеги, которых он же выводил в  эфир? Это ужасно!

— Вещи Озерова вынесли в коридор.

— Да, сказали: «Освободите кабинет». Ушел он с одним портфелем, ничего брать не стал. Встретил в этот момент моего товарища Эрика Серебряникова: «Представляешь, выгнали…»

— Вас как утешил в больнице?

— Подумал, что из-за сорвавшейся командировки такой хмурый: «Ген, ну что ты? Еще наездишься, я обещаю». А это была первая командировка в западную страну! С суточными!

— Вы же тем летом побывали в Аргентине на футбольном чемпионате мира.

— За свой счет! Как пишущий журналист, в составе туристической группы, организованной Спорткомитетом. Заплатил 1100 рублей. Деньги собирал по друзьям и знакомым. Чтоб «отбить» поездку, назад тащил магнитофоны, кожаное пальто, которое в Ленинграде продал за тысячу.

А в память о Николае Николаевиче сейчас всегда начинаю репортаж его словами: «Говорит и показывает…» Это дань уважения выдающемуся комментатору.

МАХАРАДЗЕ

— С Котэ Махарадзе дружили?

— Семьями! Нас многое объединяло. Жены — актрисы. Не москвичи. На  Гостелерадио существовал жесткий отбор комментаторов. Специальная комиссия отслеживала знание русского языка. Если за матч три ошибки в ударениях — свободен. Но мы с Котэ были допущены Москвой к прямому эфиру.

Меня он называл: «Гено». В Ленинград частенько брал с собой жену, Софико Чиаурели, к нам заглядывали. Когда Котэ приходил в гости, с порога задавал вопрос: «Гено, вода в морозилке?»

— Зачем?

— И летом, и зимой пил только ледяную воду. Как не боялся ангины?! В Тбилиси он был фантастически популярен. Иногда водил меня на базар. Сразу шепот вдоль прилавков: «Котэ… Наш Котэ…» Его догоняли, вручали фрукты, мясо, сыр. Полные сумки! От денег отказывались: «Это подарок». Я завидовал.

— У вас не так?

— Петербург — город сдержанных эмоций. Северный. Чувствую — ко мне относятся с симпатией, узнают, грех жаловаться. Но до обожания, как у Котэ, далеко.

— Были на его похоронах?

— Да, в декабре 2002-го. Единственный из России. За год до этого приезжали с Лавровым к Котэ на 75-летие. Из Москвы еще были Алексей Петренко с женой и Маргарита Эскина, директор дома Актера, подруга Софико. В ресторане подходит Саша Чивадзе: «Ген, можешь познакомить с Кириллом Юрьевичем?» — «Да он будет счастлив». Окликаю Лаврова. Смотрит на Сашу, других знаменитых футболистов тбилисского «Динамо». Начинает каждого обнимать: «Это же мои любимцы!» А на 60-летие я  приготовил Махарадзе сюрприз.

— Какой?

— Котэ попросил все клубы высшей лиги Союза подарить ему по мячу. Я вез от «Зенита», но мячом решил не ограничиваться. Снял короткий фильм-поздравление. Помогли поэт Михаил Дудин, руководитель петербургского мюзик-холла Лев Рахлин и начальник аэропорта «Пулково» Геннадий Иванов. Они любили футбол.

— Даже Дудин, герой Соцтруда?

— Ха! Михаил Александрович — страстный болельщик, ходил на все матчи «Зенита». А умер дома, когда смотрел футбол по телевизору. Его жена рассказывала: «Миша слушал ваш репортаж — и сердце не выдержало». Она хотела на могиле мужа установить памятник, денег не хватало. Я обратился к руководителям «Зенита» и СКА. Оба клуба выделили солидную сумму… А тогда, в 1986-м, попросил Дудин написать оду Котэ.

— Сильно.

— Первые кадры картины: Нева, проплывают льдины, Петропавловская крепость. Звучит голос Дудина, в комнате читает оду. Второй план  — панорама танцовщиц мюзик-холла. Каждая поднимает ножку. Когда Котэ и его гостям демонстрировали фильм, на этом месте реакция была особенная бурная. Вы же понимаете, что такое для грузина голые женские ноги. Следующий кадр — Рахлин произносит: «Котэ, мы тебя любим!» И бьет по мячу, на нем выведено: «Котэ — 60». Далее крупный план человека, который с мячом поднимается по трапу.

— Это кто?

— Я. Захожу в салон. Самолет разворачивается, идет на взлет. Тут на борту, где надпись Ил-18, появляется таким же шрифтом: «Котэ-60». Съемку в аэропорту обеспечил мой друг Гена Иванов. В зале был грандиозный эффект!

— Фильм сохранился?

— Он был в единственном экземпляре. Недавно беседовал с родными Котэ, спросил про кассету. Говорят — нет в архиве. Текст оды тоже потерян. Безумно жалко.

— За какие еще утраченные кадры болит душа?

— Чествование «Зенита» в январе 1985-го. Переполненный СКК, футболистов награждали золотыми медалями. Все молодые, нарядные, с женами… Я  был ведущим вечера. Поздравляли команду пятнадцать народных артистов во главе с Лавровым. Это что-то необыкновенное! Ира Селезнева пела в образе Нани Брегвадзе:

Желудков, Желудков,
Если женщина просит,
Через «стенку» опять
Мяч в «девятку» всади!

— Блокадная хроника есть. Как же эту запись не сохранили?!

— Пленка рассыпалась. Не успели в «цифру» перегнать. А если вы о  легендарном матче в блокадном Ленинграде, то уцелело, кажется, 12 секунд…

МАСЛАЧЕНКО

— Вы первым в России показали итальянский футбол. Кто подкинул идею?

— Когда был на чемпионате мира в Италии, узнал, как там транслируют Серию А. В прямом эфире — центральный матч тура, остальные продают за границу. Году в 1994-м Бэлла Куркова, возглавлявшая петербургское телевидение, отправлялась в Милан на встречу с Берлускони. Ему тогда принадлежали три телеканала. Я попросил закинуть удочки насчет футбольных трансляций.

Бэлла возвращается: «Договорилась! Сказала, что есть у меня сумасшедший комментатор, мечтает показывать в России итальянский чемпионат». Берлускони спрашивает: «Ну и в чем проблема?» — «Как это сделать, мы не знаем. А главное, денег нет». Распорядился: «Дайте русским для начала десять трансляций. Бесплатно». В итоге их набралось 75.

— Ради этих матчей вся страна ловила ваш «Пятый канал».

— Сколько писем я получал! Запомнились два — из Архангельска и Кемерова. В первом отец писал, что мы помогли наладить ему контакт с 14-летним сыном. «Он целыми днями слонялся по улице с какими-то подонками, со мной не разговаривал, нас ничто не объединяло. Но итальянский футбол полюбил. Теперь каждая трансляция — семейный праздник. Вместе смотрим, вырезаем из газет и журналов информацию о командах… Огромное спасибо!»

— А письмо из Кемерова?

— «Пятый канал» охватывал там часть территории. Так губернатор Тулеев по просьбе болельщиков протянул кабель на сто километров — чтоб вся область смотрела футбол! В Питере создавались фан-клубы Роберто Баджо, девчата были в него влюблены. Когда трансляции закончились, мы переключились на Кубок Англии. Вскоре девочки из фан-клуба Баджо прислали гневные письма: «Вы убеждали нас, что итальянский футбол  — лучший в мире! Как могли его предать?!»

— Вот чистые души.

— Да уж. Не ведали, по чьей вине всё зарубили.

— Едва ли по вашей.

— Конечно. Против трансляций восстали наши рекламщики: «За матч нужно 10 тысяч долларов!» Ладно, говорю, поищу спонсоров. Савик Шустер предложил итальянскую компанию, которая была готова оплачивать футбол. Все равно не договорились.

— Почему?

— Тогда все рекламные агентства на телевидении контролировали ОПГ.  Людей не устраивало, что деньги идут не через них.

— Сколько раз вас могли уволить с работы?

— Давайте считать… Три-четыре — точно. Закончив с футболом, устроился в «Строительный рабочий», еженедельник обкома партии. Там жизнь свела с мировыми мужиками, светлая им память. Главный редактор Николай Милош — фронтовик, без ноги. Его зам Вадим Михельсон — бывший военный летчик. Когда я уходил на телевидение, напутствовал: «Гена, ты должен так говорить в микрофон, чтоб у твоих врагов из живота выходили газики!»

— Прекрасный совет.

— Я в еженедельнике вел спортивную полосу. В 1972-м написал в заметке, что здорово было бы собрать в «Зените» всех ленинградцев, разбросанных по Советскому Союзу. В том числе Германа Зонина, который выводил «Зарю» в чемпионы. На следующий день звонят главному редактору из  горкома: гоните в шею этого щелкопера, такие, как он, вредят городу. «Зенит» жалуется, что вы снимаете с работы тренера Горянского… Милош меня защитил.

— Случай номер два.

— Это уже на телевидении. В 1987-м комментировал матч «Зенит» — «Арарат». Акопян забивает дальним ударом, но судья не засчитывает  — «вне игры». Хоть ассистент флажок не поднимает. Смотрю повтор  — все чисто. О чем и говорю в эфире. Заканчиваю репортаж фразой: «Жаль „Арарат“. Арбитр лишил его заслуженного гола». Что началось! Из Армении засыпали телеграммами. Благодарили за объективность.

— «Зенит» ваш порыв не оценил?

— Наутро звонок возмущенного Садырина: «Что ты наговорил?! Я включил запись, провел линию — стопроцентный офсайд!» — «Почему же боковой не шелохнулся?» — «Понятия не имею. Дай телефон Перетурина». Ему тоже позвонил, но в «Футбольном обозрении», которое выходило вечером, Перетурин принял мою сторону. Садырин с начальником команды отправился к Коржову.

— Кто такой?

— Глава профсоюзов города и области. Тот набирает моему начальству, рвет и мечет. Снова обошлось. Руководил тогда ленинградским телевидением Ростислав Николаев. Сын командарма. Феноменально держал паузу. Зайдешь к нему — сидит, рисует, на тебя ноль внимания. Сам начинаешь разговор. Хотя с начальником и следователем этого делать нельзя! Запомните!

— Спасибо, учтем.

— Золотое правило — дождись, что тебе скажут. Перед кабинетом Николаева я постоянно давал зарок: «Молчи!» Но заходил — все повторялось. Как под гипнозом. Так вот, после очередного матча «Зенита» меня с двумя пишущими журналистам внезапно пригласили в горком. На беседу. Я насторожился, пошел за советом к Николаеву. Тот сказал: «Не вздумай! Если что — прикрою». А коллеги потом рассказали, что в горкоме целый час мурыжили. Учили, как надо писать о футболе, что говорить. Грозили  — если ослушаетесь, партбилет на стол… Да, был же еще эпизод!

— Когда?

— На московской Олимпиаде. Комментировал плавание. Статный лысый англичанин Дункан Гудхью выиграл стометровку брассом. Великобритания была среди стран, которые бойкотировали Олимпиаду-1980. Но некоторым спортсменам разрешили участвовать. И я в репортаже воскликнул: «Интересно, Маргарет Тэтчер пришлет соотечественнику поздравительную телеграмму?» Для того времени фраза прозвучала фривольно.

— Последствия?

— В 8 утра звонит брат, который дружил с Виктором Суходревым. Переводчиком Брежнева, в МИДе был замом заведующего отделом США и Канады. Диктует номер: «Тебя разыскивает Виктор Михайлович. Срочно набери». Дозвонился ближе к обеду. В трубку слышу: «Генка, ну ты даешь! В следующий раз выбирай слова аккуратнее…»

Выясняется — вечером, сразу после репортажа, поднялся шум на коллегии. Дескать, только-только наладили отношения с Тэтчер, а тут необдуманное заявление на весь мир, грубая идеологическая ошибка. Надо сообщить Лапину (председателю Гостелерадио. — Прим. «СЭ»), пускай наведет порядок… Счастье, там не было Громыко.

— Министра иностранных дел.

— Ну да. А его заместителя Суходрев успокоил, спустил на тормозах. Если б Лапину позвонили из МИДа, меня бы в ту же секунду вышвырнули с Олимпиады и надолго отстранили бы от эфира.

— На вашей памяти кого-то отстраняли по совсем уж нелепому поводу?

— Пожалуй, нет. Всегда за дело. Взять историю с Маслаченко, который дружил с Тягачевым, тренером сборной СССР по горным лыжам. В коробках из-под горнолыжных ботинок ребята возили джинсы. Однажды на таможне повязали.

— При чем здесь Маслаченко?

— Брал у Тягачева интервью по телефону. Для радио. Тот рассказывал об очередном этапе Кубка мира, делился ближайшими планами, называл дату возвращения в Москву. По версии следствия, это был сигнал таможеннику, который работал с ними в комбинации, — когда привезут товар.

— Ловко.

— Это недоказуемо, но суд по Маслаку вынес частное определение. Его отстранили. Когда время спустя главный редактор Иваницкий пытался задействовать Володьку, сразу звонок Лапину.

— От кого?

— Иваницкий рассказывал мне так: «Завелся в редакции „фрукт“. Чуть что — докладывает в „Динамо“, структуру, близкую к КГБ. Оттуда выходят на Лапина, мол, на каком основании выпускаете в эфир Маслаченко?» Его вновь задвигают.

— Что за «фрукт»?

— Мы-то вычислили. Но доказательств нет, поэтому фамилию называть не буду. А Маслака в конце концов Иваницкий отстоял.

— Нина Еремина про Иваницкого в интервью отзывается скверно.

— Недолюбливает. Прозвала его «девушка с веслом». Кстати, о Ереминой. Недавно с изумлением обнаружил, что на «НТВ плюс» переозвучили ее  репортаж о баскетбольном финале мюнхенской Олимпиады. Сорванный голос, знаменитый победный крик, который пробирает и сегодня… Это история! Братцы, такие вещи недопустимы!

ПРОТАСОВ

— Самая странная анонимка, которая на вас пришла?

— Из Днепропетровска. 1985-й, «Зенит» в матче с «Днепром» ведет 2:0, но в концовке позволяет забить Протасову, которого тянут на  «Золотую бутсу». Я веду репортаж и в прямом эфире задаюсь вопросом: «Зачем вот это все?» Через несколько дней Иваницкий звонит: «Гена, не обращай внимания. Но помни — письмо лежит». 400 человек подписали, «Южмаш», ракеты…

— Что хотели?

— От эфира отстранить, что ж еще: «Как можно доверять микрофон человеку, который такое говорит про нашего Олежку?» У меня отлегло, когда прочитал вскоре интервью Симоняна — Протасов-то его рекорд сокрушил. Никита Палыч прокомментировал сухо: «Голы забивают по-разному…»

— Репортаж, который вспоминаете с содроганием?

— Бывали сложности с техникой — вдруг сваливается эсэмэска: «Говорите в микрофон!» А ты уже час кричишь в этот самый микрофон: «Москва! Москва!» Чемпионат мира-2002, Франция — Сенегал. Я так подготовился! Пошла игра — нет Москвы! Нет связи!

— Что стряслось?

— Потом докопался, в чем причина. Я работал от Первого канала, а  всей связью занималась «Россия». С Первого кто-то не позвонил, чтоб сделали перемычку. Вопрос двух минут! Мы с Костей Выборновым паниковали в Сеуле, а матч под картинку отработал из Москвы Андрюша Голованов.

Но самый неприятный случай — Euro-2012, Россия — Польша. Перед матчем захожу в пресс-центр, по телевизору «Русский марш». Кто придумал? Зачем? Варшава, сложные отношения с поляками… Показывают: человек сто шагают. Естественно, местная молодежь начала нападать. А наши первые ряды — мощные бойцы. Значит, готовили акцию, решили блеснуть. Вот это вывело из себя! Привело в жуткое состояние!

— Чем обернулось в репортаже?

— Потерей концентрации. Раза три назвал сборную «Зенитом». Это очень серьезная ошибка. Вы не представляете, как комментаторы переживают после любой оговорки! И Махарадзе переживал, и Озеров! Ты должен быть безупречен. Непозволительно в эфире черти что говорить.

— Вы слушали «сонный» эфир Уткина?

— Разумеется. Я оторопел. С первой фразы понял — что-то не то. Вася не соответствует происходящему… Он талантливый человек, найдет себя. Великолепно вел программу на СТС, я постоянно ее смотрел. Дай Бог ему здоровья. Вы полагаете, комментатор — легкая работа?

— Ни в коем случае.

— Вот вы матч «Зенита» смотрите, сидя на диване. А я с «Петровского» должен вести репортаж стоя. Вынужденно!

— Из-за нервов?

— Да каких нервов? Из кабины углы не видны! Пока стенокардией мучался, голова кружилась, чувствовал себя ужасно во время репортажей. А  видели бы вы, в каких кабинах трудятся на «НТВ плюс». Сам оттуда вел в январе итальянский чемпионат. Воздуха не хватает! Как-то пришлось раздеться до майки. Там жарища зимой. Ребята руками разводят: «Здесь так топят…»

— Головной болью это не аукалось?

— «Аукалось» — мягко сказано! Раскалывается всю ночь, не заснуть! Маслаченко последние годы работал в таких условиях — а у него давление. Сердечные дела.

— Это и добило?

— Вполне возможно. Геничу говорю: «Костя! Уменьши количество эфиров под картинку!» Я с симпатией к нему отношусь. У этих ребят по 18–20 репортажей в месяц. Так нельзя. Но «Матч ТВ» теперь этим озаботился.

— Самая жуткая погода, при которой комментировали?

— 1990 год, Флоренция, четвертьфинал Аргентина — Югославия. 120  минут. Жара за 30 градусов, сидел на солнцепеке. Не взяв даже кепочку. Это было испытание — не знаю, как не потерял сознание.

Второй случай — финал чемпионата мира-1994. Матч начали в 12 часов дня, чтоб Европа в нормальное время смотрела. Стадион старый, без козырька. Мы отработали первый тайм — и передали эстафету Первому каналу. Потом один начальник попрекал: «Вы зачем произнесли фамилию Гусева? Он же с другого канала!»

— Какие матчи видели живьем. Счастливый вы человек.

— Я же комментировал вместе с Пашей Борщом волейбольный финал мужской Олимпиады в Лондоне! Представляете, насколько я счастливый? Но из-за грязи, которая сейчас вылезает, не хочу работать на Играх. Допинг всегда был, еще в 1980-м с этим столкнулся.

— Где?

— Делал из олимпийского Лейк-Плэсида репортажи на радио о коньках. На дистанции 500 метров Наташа Петрусева выиграла бронзу. Вижу — совершенно не радуется! Да и вообще, спортсмены как-то обреченно бредут на допинг-контроль. Понял, о чем думают: «Проскочишь — не  проскочишь…» По моим ощущениям, рубежом стал 1992 год. Тогда криминал мощно подключился к олимпийскому движению.

ДОВЛАТОВ

— Бог с ним, с допингом. Вы же общались с Бродским?

— С Иосифом?! Да мы с Наташей две ночи провели на его знаменитом диване!

— Вот это номер.

— Сначала познакомился с Толей Найманом, поэтом, секретарем Ахматовой. У меня начались передряги с «Зенитом», а Толя так тепло отнесся, к каждой житейской проблеме. Я уезжал играть в Харьков, надо было куда-то пристроить свою румынскую мебель. Найман узнал: «Давай так. На Карла Маркса живут мои родители, последний этаж. Рядом дверь на чердак. Ставим там!» Все организовал.

— С Бродским он вас свел?

— Да, одна компания. Иосиф только вернулся из лагеря. Синие джинсы, замшевый пиджак и спидола.

— Вы хоть поняли, что это за человек?

— Еще бы! Тем более, Бродский любил футбол. Это же он написал:

Я бы вплетал свой голос в общий звериный вой
Там, где нога продолжает начатое головой.
Изо всех законов, изданных Хаммурапи,
Самые главные — пенальти и угловой.

— Замечательно.

— Бродский обожал Стрельцова. Я играл за ленинградское «Динамо»  — они с Найманом ходили за меня болеть. Потом с ними пошли на стрелку Васильевского острова. Наутро ко мне явился человек в сером костюме с вопросом: «Это правда был Бродский?» — «Да…»

Иосиф же находился под наблюдением после лагеря. Отправляли в ссылку, куда-то в Архангельскую область. Я спросил: «Была помощь от Запада?» Бродский усмехнулся: «Приехал какой-то русский. Привез мне вот эти джинсы, пиджак и спидолу. Всё».

— Так как оказались на диване у Бродского?

— Я вернулся из Харькова, начал играть за «Динамо». А жить негде. Иосиф предложил: «Генка, давай пока ко мне!» Очень хорошо помню эту комнату. Шкаф без задней стенки, облеплен коробками из-под яиц. Перегородка. Две ночи провели с женой там.

— Что еще помнится из обстановки?

— Дерматиновый диван — такие в судах стояли. Вдвоем можно было спать, хоть и узковат. Но мы молодые люди — в обнимку укладывались… Черный телефон. Фотографии с подписями.

Мама Иосифа готовила нам завтрак. Наташа моя все время вспоминает историю: чувствует — за дверью кто-то сопит, слушает у замочной скважины… Резко открывает дверь.

— Кто был?

— Соседка, которая «стучала» на Иосифа. Так Наташа ей лоб расшибла! Дверью засадила!

— Поделом.

— У Иосифа вещей не было — а казался щеголем! Эрудированный, мог сходу кусками читать Батюшкова, например. Сколько знал стихов — фантастика. Необыкновенной доброты парень. Если уж диван мне свой уступил!

— Не из этой квартиры сейчас делают музей?

— Именно! Но никак не могут выселить соседку. Не исключено, ту самую, которой моя жена разбила лоб. Не уходит, и все. Цену заломила несусветную.

Однажды заглядываю к Бродскому, встречает в коридоре: «Генка, явился  бы чуть раньше — мог бы познакомиться с Мэрилин Монро». Я отстранился: «Ка-а-к? Приезжала, что ли?» Да нет, отвечает. Приезжала новая жена Артура Миллера. А предыдущей была как раз Монро!

— Новая чем занималась?

— Журналистка. Записывала интервью и фотографировала Иосифа для «Нью-Йорк Таймс». Вот, говорит, полчаса назад сидели, пили кофе, печеньем ее угощал.

Компания была потрясающая. Леша Лифшиц — который стал Львом Лосевым… Тоже Найман познакомил. Лосев отвечал в «Костре» за публицистику, поэзию и спорт. Мне говорит: «Давай что-нибудь придумаем для журнала?» Недавно отыскал этот номер и выкупил. В статье описываю вымышленный матч между сборной СССР и мира — а я, футболист Орлов, комментирую!

— Невероятно.

— Решающий гол по моей версии забивает Стрельцов. Вот такой шутливый репортаж. 1 июля 1968 года ленинградское «Динамо» играло в Риге. Утром вышел из гостиницы, вижу в киоске «Костер», беру в руки. А  там — Орлов, публикация! Цветная! Вот тогда я и понял, что такое журналистика… А друг мой Лифшиц вскоре уехал в Америку. Стал там биографом Бродского.

— Странно, что с Довлатовым вы не пересеклись.

— Еще как пересекался! Лена Довлатова служила корректором в «Строительном рабочем». Довлатов нередко бывал с нами на редакционных посиделках. Маленькая газета — как семья. Фонтанка, 59, здание Лениздата.

— Чем Довлатов поражал, кроме роста?

— Мы и в «Костре» встречались — он там подкармливался. Остроумный парень. Хотя никто не подозревал, что станет писать так здорово. Рядом был Леша Орлов, с которым Довлатов разругается уже в «Новом американце». Когда я уходил из «Строительного рабочего» на телевидение, редактору привел этого Лешу. Получилось, Орлова сменил Орлов. А  тот вдруг эмигрировал! Мне попеняли: «Кого ж ты рекомендовал в газету обкома партии?»

— Лена Довлатова какой была?

— Замечательная девушка. Черненькая, симпатичная. А отделом писем у нас заведовала Галя Невзорова, мама Александра Глебовича. Газета была полна талантливыми людьми.

 

КЕРЖАКОВ

— Вы как-то рассказывали — увидели в руках у Брошина журнал «Иностранная литература».

— Да! Это я летел на матч «Рома» — ЦСКА. На обратном пути Валера читал журнал. С супругой ему повезло. Как и Касатонову. Они были ребята малоуправляемые — но жены их вытаскивали. Знаете, как Брошин умер? По глупости!

— Рак.

— А откуда этот рак взялся? У друга своего Татарчука с шампура ел  горячий шашлык. Проколол язык. Не стал обращаться к врачу — а язык набух, загноился. Вот тогда пошел, но было поздно.

Валерка — удивительный мальчишка! Сейчас вспомнил историю. В «Зените» 1984-го все выпивали. А я работаю на телевидении, к нам стекается информация по городу. Звонок из магазина «Экран» на Невском.

— Кто?

— Продавец: «Ваш Брошин опять лежит здесь пьяный!» А Валерке надо было грамм пятьдесят — сразу улетал. Есть такие люди. Раз мне позвонили, значит, еще куда-то. А у «Зенита» не идет игра!

— Это 1985-й? Следующий после чемпионства?

— Да. Решили команду встряхнуть — кого-нибудь выгнать. Так «Зенит» покинул Брошин. Но в Таллине нашелся замечательный человек, начальник военного училища. Валерка играл у него — вроде как служил в армии. Тут Морозов принимает ЦСКА — и Брошина вытаскивает.

— Многие Садырину не простили отчисление Брошина.

— А вот я всех простил! Даже Сашу Кержакова. Говорил, что как личность для меня Кержаков умер. Но сейчас — прощаю! Потому что сам был и  футболист, и «ревизионист». Чего не натворишь по молодости.

— Вы об истории, когда Кержаков вас «кинул» со съемкой?

— Да. Он-то этой истории не заметил. Не говоря уж о том, чтоб извиниться… Задумали передачу о нем на «Пятом канале». У «Зенита» перерыв дня на четыре. Заранее звоню: «Надо встретиться» — «Да-да, обязательно буду». Подготовили студию, работает большая бригада. 12 человек!

— Ого.

— Это ж телевидение! За пару часов до эфира набираю: «Саша, где ты?» И слышу: «А я в Карелии. Когда еще смогу отдохнуть». Хоть бы предупредил!

— Повесили трубку — и все?

— Что с ним разговаривать? Дорога каждая секунда — надо искать старые материалы, что-то придумывать. Два часа мы были в мыле, но выкрутились… Футболисты часто считают, что им все вокруг должны. Затем взрослеют, мозги сразу переворачиваются.

— А ведь вы Кержакову помогали.

— Перед отъездом в «Севилью» надо было ему высказаться — и мы всё для него делали. Когда Саша попал в московское «Динамо», не общались. Но я чувствовал — не хочет он там играть, мечтает возвратиться в  Петербург. Тут у меня встреча с Миллером: «Алексей Борисович, давайте Кержакова вернем в „Зенит“! 15 мячей за сезон забьет!»

— Заинтересовался?

— Позже перезванивает: «Можете обосновать свою идею?» А я понимаю  — Миллер не один, рядом члены совета директоров. Сказал: «В чемпионате России Кержаков — это гарантия. Вот в Европе — сложнее…»

В чем была проблема? Саша уезжал в «Севилью» с большим скандалом, наговорил всякого. Скверно себя повел. Конечно, остались недоброжелатели. Вообще парень с характером. Конфликтовал с Адвокатом, Спаллетти, Виллаш-Боашем. Три тренера — три конфликта. Нужно покопаться в себе!

— Но тема-то одна?

— Да — «недооценивают». А в «Севилью» Кержакова обещали отпустить  — но держат. Испанцы ждут, он уже договорился! При том, что Сарсания его почему-то толкал в «Бетис», вторую команду из того же города. С «Севильей»-то не сравнить!

— В нынешнем «Зените» Кержаков объективно не прошел бы в состав?

— Нет. Хотя Митрофанов на его стороне. Но что он сделает? Есть главный тренер! Здесь еще творческий нюанс — когда Халк получал мяч, Кержаков опускал руки. Испытывал такую неприязнь к нему, что останавливался. А Дзюба, Шатов бегут рядом — и Халк с ними играет!

— В какой момент у вас подломилось отношение к Денисову — несмотря на всю его игру?

— Видел, как он ведет себя со Спаллетти. Ну, неприлично! А потом эпизод с Радимовым, собрание это…

— Когда Денисов кидался на Радимова с кулаками?

— Нет-нет, я про отстранение Влада от работы с основой. Он рассчитывал, что группа игроков — и Денисов тоже, — его поддержат. Но выступили против. Радимова объявили виноватым за промашку с лишним легионером на поле. Ничего, пройдет пять-десять лет, и эти ребята поймут, какие поступки совершали.

БУХАРОВ

— Вы обронили, что Брошину и Касатонову с женами повезло. Кому еще?

— Самая милая из футбольных жен — Юля Барановская. Аршавин отыграет  — Юля вечером звонит: «Геннадий Сергеевич, спасибо. Вы так хорошо про Андрея сказали…» — «Да он достоин! Начнет плохо играть — думаешь, буду хорошо говорить?» Исключительно воспитанная девушка.

— Любила Андрея без памяти?

— Не то слово! Для нее расставания стало сильным ударом. Я рад, что она поднялась. А то, что происходит с Аршавиным — расплата за  его поведение. Как минимум, не дорожил тем, что имел.

— Новую его женщину видели?

— Алиса была моей соседкой. Мужа ее знаю, двое детей… Пусть живут как хотят.

— Кого именно жена сделала большим игроком?

— Из хоккеистов — Касатонова. Кто-то говорил: Жанна старше, то, сё… Да она Алексея спасла! Вылепила из него человека!

— Говорят, в юности поддавал будь здоров.

— Что он творил в Ленинграде! Брал две бутылки портвейна, закладывал в рот — пил одновременно. Была у некоторых игроков такая «феня», как они выражались. А мама у Касатонова волейболистка, знала Тихонова. Обратилась: «Заберите сына в Москву!»

— Кому на вашей памяти жена помешала?

— Первый брак Кержакова. Мне рассказывали люди, знакомые с ситуацией  — девушка вообще не понимала, как Саша может уезжать на матчи. Вместо того, чтоб оставаться с ней.

— Кажется, про Романа Максимюка рассказывали — показывал жене «Спорт-Экспресс» со «сборной тура»: «Видишь, меня в сборную вызвали». Исчезал дня на три.

— Про Максимюка — не знаю. А вот вдова Численко вспоминала — возвращается Игорь из-за границы. Садятся за стол, он всплескивает руками: «Шампанского  же нет! Я сбегаю» — и пропадает на три дня.

— Кому из игроков «Зенита» удавалось удивить вас автомобилем?

— Как-то в Удельной наткнулся на «Порше» в динамовских цветах, с  московскими номерами. Думаю: «Наверное, Юсупова». Точно! А Халк, к примеру, ездит на «Феррари».

— Периодически выдаете в эфир что-то тонкое из внутренней жизни «Зенита». Кто-нибудь обижался на ваши инсайды?

— О, я про Спаллетти скажу! Матч на Суперкубок в Краснодаре. Семак отдает пас, кто-то забивает, «Зенит» выигрывает… Я произношу: «Семак пришел в команду — и мы видим, для чего. Но с ним взяли Бухарова. Где он — неизвестно. Набрал лишний вес, повредил ахилл, никак не  восстановится. Вот вам два отношения». Это я еще умолчал, что Бухаров время от времени оправдывает собственную фамилию.

— Вы все это знали?

— Я же журналист — интересуюсь: «Где Бухаров? Что с ним?» А он лечится где-то в Германии… Тогда прошла пресс-конференция, заходим в самолет. Я сижу за тренерами. За мной врачи и игроки, каждый занимает три места. Чтоб удобнее было спать. Поворачивается Спаллетти и через Симутенкова: «Зачем вы про Бухарова сказали? Ну, не надо было…» Полтора часа после репортажа — Лучано уже в курсе!

— Откуда?

— Слушайте дальше. К концу полета пошел я по салону — Широков остановил: «А кто вам сказал про Бухарова?»

— Кстати — кто?

— Митрофанов! Диалог был такой прямо перед матчем: «Мы не знаем, что с ним делать…» — «Можно, скажу об этом?» — «Пожалуйста. Но не  так, помягче». Я и сказал мягко. А Бухаров с Быстровым, оказывается, смотрели трансляцию в Германии. Сразу отзвонились кому-то в команде  — может, Широкову. Я все понял: игроки пожаловались Спаллетти на  комментатора!

— Помним, укорял вас за что-то венгр Хусти.

— Тоже в самолете. В репортаже рассказываю — мол, Риксен взял в  напарники Хусти, тот загулял. Объяснил, почему не играет. Всем в  «Зените» это было известно. Подошел с переводчиком: «Зачем вы так?»  — «Стоп. Разве не правда?» Хусти осекся.

— Мог вырасти в большого футболиста?

— Едва ли. Но в «Ганновере» играл. После того случая изменил отношение в лучшую сторону. Поэтому говорить надо! Сколько критиковали Халка? И он прибавил, с судьями перестал ругаться!

— Риксен написал в книжке, что в Петербурге не только выпивал, но  и крепко сидел на наркотиках. Вы знали?

— Конечно. Так и было.

— Все на ваших глазах?

— Ребята, я же — комментатор Орлов! Останавливает меня сотрудник ГАИ, говорит: «Геннадий, что за подонок у вас этот полузащитник! Пьяный ехал, его тормознули. Всех обложил матом, пообещал уволить…» Случались такие истории с зенитовскими воспитанниками. И про Риксена все были в курсе. В какой ночной клуб ходит.

— В какой?

— Да на Лиговке…

— Вы понимали, насколько серьезные у него увлечения?

— У каждого, кто пропадает в ночных клубах, серьезные увлечения. Без этого не бывает. Наркоборцы наши знают — но покрывают… Могу рассказать, как пропала команда из Новокузнецка.

— Интересно.

— Был момент: тренер Соловьев перевез в СКА из новокузнецкого «Металлурга» несколько игроков. Чтоб оживить команду. Есть у нас бар «Забава», кораблик такой. Девочки танцуют топлесс. Оголенные, значит.

— Это мы поняли.

— На столах танцуют!

— Восхитительно.

— Там же специальные кабинки, шторками занавешены. Я один раз сходил, посмотрел. Это, конечно, разврат!

— Разделяем ваше возмущение.

— А стоял кораблик прямо у Петропавловской крепости. Потом «Забаву» перегнали к Выборгской набережной. Вот и погибла с точки зрения спорта хоккеисты из Новокузнецка. Все свободное время проводили там.

ЗОНИН

— Вы столько лет с «Зенитом». Бывали сложные перелеты?

— Нередко! Противно было, когда играли с «Твенте». В Энсхеде маленький аэропорт, добраться можно лишь крошечным самолетиком. Как же его швыряло! В «Зените» последних лет есть люди, которые орут от страха. В предыдущем поколении почему-то такие не попадались.

— Даже администраторы прежде были уникальные. А в «Зените» совершенно особенный человек.

— Да, Матвей Соломонович… Этих администраторов в советском футболе знали все. Но самые-самые — наш Юдкович, Рафа Фельдштейн из киевского «Динамо» и Николай Морозов из московского «Спартака».

«Зенит» переезжал из Донецка в Ростов. Приходим на вокзал — нет нашего вагона! Юдкович поезд задержал на полчаса — видим, вагон подгоняют. Он организовал!

— Вас выручал?

— Один раз спас. Я уже в газете работал — завис в Адлере с женой. Нет билетов в Ленинград, и все! Дозвониться Юдковичу реально было только ночью. Набираю: «Матвей Соломонович, это Орлов…» — «Да, Гена. Что случилось?» Рассказываю. Завтра, говорит, приходи в гостиницу «Москва» — на твое имя будут два билета.

— Были?

— Какой-то Арам без лишних разговоров вынес билеты, забрал деньги. После спрашиваю: «Это кто?» — «Главный диспетчер сочинского аэропорта».

— Правда, что администратор ваш носил деньги в трусах?

— На булавке! Жена его заставляла. Рассчитывал всех до копейки.

— Говорил: «Никогда тбилисское „Динамо“ в Ленинграде не выиграет!» Засылал к ним в гостиницу лучших девиц.

— Это у него налажено было. Не он один вопросом заведовал, помогали люди.

— Последний случай, когда вы смотрели на футболиста и понять не  могли — как он оказался в «Зените»?

— Несвадьба, чех. Сыграл за «Зенит» минут пять. Петржела, приняв команду, втюхал эту Несвадьбу за 500 тысяч долларов Фурсенко. Уверял, что талантище. А тот просто не соответствовал уровню! Но еще смешнее другой персонаж. Мы с Володей Казаченком сидели на трибуне и хохотали, когда к нему попадал мяч. Человек приехал учиться играть в футбол.

— Это кто же?

— Пошкус!

— В команде над ним угорали.

— Да он не умел играть! Центрфорвард! Агентская работа в чистом виде. Нынче в «Зените» все иначе.

— Случалось вам, комментируя, понимать — а матч-то договорный?

— Да. Я это вижу с первой минуты.

— Симонян говорил, что ему нужно минут пять.

— Ну, ладно. Пять минут. Достаточно увидеть, как убирается нога в первом стыке. Ведь на установка тренер говорит защитнику: «Ты  вломи своему нападающему. Первый прием мяча — бей его сразу! Может, испугается». Да защитники и сами это знают. В хороших командах даже на двусторонки люди выходят в щитках — там всё по-настоящему, жизнь заставляет.

— Вот поняли, что матч не самый честный. У вас это прорывалось?

— Прорывалось… 1977 год. Играл «Зенит» в Баку, Зонин тренер. В защите Голубев и Лохов. Неожиданно Лохов падает в собственной штрафной, кто-то из «Нефтчи» подхватывает мяч — и забивает!

— Как же так?

— Я говорю: «Странно! Почему упал Лохов? Поскользнулся?» Дают повтор  — снова задаюсь вопросом. Лохов мне предъявлял претензии: «Зачем ты сказал?» — «А ты зачем упал?» Матч был договорный.

— Зонин знал?

— После матча ужинали с Германом Семеновичем в ресторане, подошел Алекпер Мамедов: «Гера, вы и не должны были выигрывать. Несколько ваших футболистов взяли деньги». Зонин чуть с ума не сошел! Но кто конкретно взял, тогда не выяснил.

— Позже выгнал из «Зенита» несколько футболистов.

— К этому шло — потому что там были игроки, бравшие деньги.

— Причем известные.

— Да ведущие! Дают-то кому?

— Не вы ли комментировали легендарный матч «Зенита» против «Спартака» в 1996-м, когда Березовский запускал?

— Я!

— Тоже задавались вопросами в прямом эфире?

— Я и сказал — очень странный гол. Как вратарь мог не взять этот мяч? Потом у Сереги Дмитриева прорвалось. Да и Паша Садырин мне говорил — кто дал команду Березовскому пропустить. Хотя он плакал, все такое… Когда «Зенит» становился чемпионом в 1984-м, там была длинная комбинация. Малофеев с Минском где-то проигрывал, еще что-то. Сговоры всегда были!

— А сейчас?

— Нет! По одной причине. Иностранцы в команде! Они тут же сольют!

— Часто в последнем туре советского чемпионата расклады были понятны. «Спартак» помог Минску стать чемпионом, чтоб те обошли Киев в 1982-м. Решающий матч «Зенита» в 1984-м против «Металлиста» был чистым?

— Скажу абсолютную правду: он был чистый. Но!

— Но?

— Была подстраховка. И «Шахтеру» в предыдущем матче, и «Металлисту» заплатили по 1200 рублей.

— Откуда сведения?

— Мой друг Витя Носов был тренером «Шахтера». Мы сидели вечером накануне игры. Он назвал сумму.

ТАРАСОВ

— Вы сняли чудесный фильм про Анатолия Тарасова.

— Придумал эту картину Эмиль Мухин, режиссер с Лентелевидения. Вписал меня в список ведущих — еще было, кажется, четыре фамилии. Утверждал сам Тарасов. Я и подумать не мог, что выберет меня!

— Но выбрал?

— Звонок от Мухина: «Мы сидим с Анатолием Владимировичем, он говорит  — «буду работать с Генкой!» А я сбросить с себя хотел эту затею. Говорю: «Передай Тарасову мое условие: займусь этим, если расскажет правду о взаимоотношениях с Бобровым, Пучковым…» Трубку взял сам Тарасов: «Гена! Я тебе расскажу все, что знаю!» Закипела работа.

— Сколько заплатили?

— 15 тысяч рублей. Но тут как раз деньги поползли. Получи я эти тысячи на полгода раньше — была бы «Волга». Ну и черт с ней — главное, фильм хороший. Все-таки мы Тарасова показали по-настоящему. Я следил, чтоб он правду говорил.

— 20 часов записей тоже рассыпались? Или где-то лежат?

— Были у Мухина, а он умер. Говорил: «У меня еще на один фильм хватит!» Если остались родственники — значит, есть шанс найти.

— С Пучковым вы близко общались?

— Мы дружили. Это гениальный дядька! Выучил английский, играл на  фортепиано, был председателем общества дружбы «СССР — Канада»… Ленинградцы его обожали! Хотя и он, и Юрий Морозов говорили мне удивительную вещь: «Команда у меня классная, а вот педагог я никакой».

— Почему?

— Ребята умирали от пьянства. Тренер воздействовать не мог. Саша Андреев, Миша Кропотов… А история с вратарями? Трое покончили с  собой!

— Кто?

— Первый — Олег Володяев.

— Белошейкин?

— Евгений Белошейкин — третий. Второй — Владимир Шеповалов! А еще свел счеты с жизнью футбольный вратарь Лисицын из московского «Спартака». Жена у него была красавица, что-то на почве любви и ревности.

— А Пучков сниматься в фильме про Тарасова согласился легко?

— Тарасов тогда обмолвился: «Я в долгу перед Николаем Георгиевичем…» Очередь Пучкова, звоню ему в Швецию. Работал он где-то на границе с Норвегией. Вот-вот Новый год, на это была моя надежда: «На праздники в Ленинград приедете? Про вас Тарасов хорошо сказал. Но вы можете говорить то, что считаете нужным». Отношения у них были тяжелые  — Бобров с Пучковым сменили в сборной Тарасова с Чернышевым.

— Согласился?

— Задумался. Потом говорит: «Ладно, приеду!» А фильм вот-вот сдавать, третью серию из-за Пучкова держим. Звоню жене его Маргарите, она оставалась в Ленинграде: «Приедет Николай?» Вздыхает: «Приедет… Но это же так опасно!» Рассказывает — Пучков не только специально вернется ради пяти минут в фильме. Он машину для этого купил — едет на ней! Декабрь! Думаю — елки-палки, не дай Бог, что-то произойдет. Это ж на моей совести, с ума сойду!

— Добрался нормально. Про Тарасова тоже сказал добрые слова — впервые в жизни.

— Начал так: «Тарасов — гений тренировки…» — и долго рассказывал. Это была единственная серия, которую до эфира сам Тарасов не успел отсмотреть, увидел уже по телевизору. Вечером звонок: «Генка, я  рыдаю! Теперь могу спокойно умирать…» Вот оно — счастье журналистской работы!

Интересно было в Лиллехаммере. Комментирую матч за бронзу, Россия играет с Финляндией. Тарасова туда привезли на коляске. Сидит на  центральной трибуне. Вижу его, спускаюсь, обнимаемся… Наши выходят на раскатку. Тарасов сразу: «Генка, ну все! Они уже проиграли!» До матча 45 минут. Я поражен: «Да почему?»

— Почему?

— Отвечает: «Ты на лица их посмотри. На лица тренеров». Поворачиваю голову — Тихонов стоит. Тихонов как Тихонов. Анатолий Владимирович продолжает: «Ты им анекдот расскажи, заведи пацанов!» Проиграли наши — 0:4. Тарасову хватило взгляда, чтоб все понять. Вот такая хоккейная глыба.

ПАНОВ

— Для московских телеведущих серьезный источник дохода — корпоративы. А для вас?

— Это и мой источник! Но чаще вел шоу на стадионах. Началось в 90-е, сдружился с Женькой Ловчевым. Он тренировал команду артистов. До  матча в Киеве команда была одна — «Старко». Там ребята разругались на денежной почве и разошлись.

— Делили бы поровну.

— Да вот оказалось, что не поровну. В «Старко» остался Давыдов, в новую команду «Фортуна» ушли Лоза, Малежик… Но матч в Киеве был особенный!

— Чем?

— Организовали его два брата, которым на Республиканском стадионе рынок принадлежал. Решили устроить представление: сначала артисты Украины играют против артистов России, вечером концерт. Сплошные звезды: Боярский, оба Пресняковых, Беликов, Лоза, Малежик… Я комментирую от бровки. 75 тысяч на трибунах! Чем народ заманили? Объявили, что разыгрывают белую Volvo! Машина — вот она, стоит. Народ купился. Веду матч — вдруг ко мне прорывается мальчишка: «Дядя Гена! Папу избивают, у него билет на машину!»

— Что сделали?

— А что я мог сделать? Микрофон-то не брошу, матч в разгаре. Пацана оттащили, а мне все стало понятно. Человек предъявил билет, так ему не только автомобиль не отдали — еще и поколотили. Обманули. Страшно!

— С вами на корпоративах инциденты случались?

— Я с корпоративами лет пять как завязал. Иногда друзья просят выручить, провести день рождения. Ну и помогу без всяких денег! Почему нет? А в 90-е зарабатывал…

— Самый памятный гонорар?

— Это не за корпоратив. В 1988 году вышла первая моя книжка «Футбольный экспресс Мюнхен — Мехико». Получил 2 тысячи рублей. При зарплате в 250.

— Сколько предлагал Юрий Белоус, чтоб вы отвечали за пиар «Москвы»?

— 3 тысячи долларов в месяц!

— Что удержало?

— Надо было перебираться в Москву. Менять образ жизни, уходить с  телевидения. В свое время Куркова предложила стажировку на ВВС, год в Лондоне. Я ответил: «Как в Ленинграде все брошу?!»

— Потом пожалели?

— Да. Хотя бы английский язык выучил.

— Особенно поразившее вас проявление собственной популярности?

— На выходные приезжал в Москву, комментировал чемпионат Италии. В понедельник обратно, «Сапсан» в час дня. Я в кепке, очках. Не  каждый узнает. На Ленинградском вокзале подскочила женщина: «Геннадий Сергеевич! Можно с вами сфотографироваться?» — «Прямо здесь? На  фоне туалета?» — «Да ничего, мой сын фанат, вас обожает».

Или прилетаю с «Зенитом» в Краснодар. Чудесный город, у них давно весна, все цветет… Захожу в ресторан — передо мной молодой человек: «Геннадий Сергеевич, здравствуйте! Рады вам!» — «Как узнали? Вы  что, поклонник „Зенита“?» — «Нет, „Кубани“. Но телевизор смотрю».

А в Нижнем Новгороде гостиница у меня неприхотливая. Пойду-ка, думаю, прогуляюсь. Вечер, сумерки. Параллельно со мной идет мужик. Я присмотрелся  — вроде прилично одет. Не отстает. Наконец решился: «Извините, у  меня есть ваша первая книжка. Не могли бы подписать?»

— С собой?

— Нет. Отвечаю — приходите завтра к гостинице за полтора часа до  матча. Обязательно выйду и подпишу. Не пришел.

— Вы говорили, зареклись ездить в метро. После какого случая?

— Столько их было, этих случаев. Самое гадкое, когда подвыпивший человек узнает. Начинает кричать на весь вагон: «Это же Геннадий Орлов! Смотрите!» Куда мне деваться? Идиотская ситуация!

— Действительно.

— Сейчас открыли новую станцию — Адмиралтейскую. Несколько остановок от моего Крестовского острова. Вот их успеваю проскочить. Люблю гулять по Дворцовой площади, Адмиралтейскому проспекту… Узнают — но ведут себя пристойно. Зато от поддатых покоя нет.

— На сайтах вас обсуждают чаще, чем футболистов.

— Один меня умиляет, все пишет: «Орлов — болельщик «Динамо»! Аргументы приводит.

— С чего взял?

— В какой-то момент Мутко отстранил меня от «Зенита». А на «Пятом канале» начали показывать питерское «Динамо». Хорошая команда, Сашка Панов там играл… А что для комментатора важно? Чтоб было, о чем говорить. Чтоб были люди, способные творить на поле парадоксальные вещи. Как Халк, Аршавин, Панов. Так этот фанат вспоминает: «Десять лет назад Орлов болел за «Динамо» и уничтожал «Зенит»!

— Уничтожали?

— Пару раз сказал что-то про Петржелу: «Зачем нам иностранные тренеры?» Вот точно так же мне припоминают оговорки 2006 года. Ребята, прошло десять лет, что-нибудь другое найдите!

Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ, Санкт-Петербург – Москва. «Спорт-Экспресс», 08.04.2016