ДАВИД ТРЕЗЕГЕ: «СЛОВО, КОТОРОЕ СОПРОВОЖДАЛО МЕНЯ НА ПРОТЯЖЕНИИ ВСЕЙ КАРЬЕРЫ — «ЭФФЕКТИВНОСТЬ»



Чемпион мира и Европы в составе сборной Франции в интервью газете L'Equipe — о роли отца в своей карьере, дружбе с Тьерри Анри, о том, как ПСЖ отказался платить ему три тысячи евро, мини-футболе и незабитом пенальти в финале чемпионата мира.

— Вы всегда отличались худощавым телосложением. В детстве, наверное, пришлось выслушать много шуток на эту тему.

— О да! (смеется). Особенно в день моего первого матча в профессиональной карьере, за «Атлетико» (Платенсе). Тренер вызвал меня на игру, хотя мне было всего шестнадцать с половиной, а с физической точки зрения я еще должен был развиваться и развиваться. Но комментарии болельщиков меня не задевали, так как я прекрасно осознавал все свои недостатки. Так что пришлось их компенсировать, развивая скорость и работая над пониманием игры. Именно поэтому на протяжении всей своей карьеры я старался проявить себя в штрафной площади, бил с обеих ног, головой, пытался опередить самых быстрых игроков, усыпить защитников… Дух моей игры был таким. Мини-футбол, которым я занимался с семи до десяти лет, очень мне помог, так как я с ранних лет тренировал технику и мобильность.

— В предисловии к вашей автобиографии Тьерри Анри заметил, что изощренные финты не были вашим коньком.

— В моей игре не было места излишествам. Слово, которое сопровождало меня на протяжении всей карьеры — «эффективность». Особенно это качество пригодилось в Италии, ведь в «Ювентусе» требовали побед, во что бы то ни стало. И мне удалось сжиться с этим образцом. С того момента, будь то в футболе или в жизни, желание быть эффективным стало для меня определяющим.

— Известно, что отец с детства приучал вас играть двумя ногами.

— Да, как только он понял, что я могу стать профессионалом. В начале мне это не нравилось, но я послушался его совета, и в итоге мне он очень помог. Дома я отрабатывал удар с обеих ног у стены сада. После моего первого вызова в команду мастеров, отец обратил мое внимание на важность многих других деталей, например, правильного питания.

— Он также заставлял вас работать над мускулатурой, используя небольшие гантели.

— С пятнадцати лет я тренировался с профессионалами, но до этого со мной работал папа. Мне нужно было улучшать физические данные, и он построил тренажерный зал в нашем доме. Каждое лето, перед началом сборов, две недели я проводил там.

— 25 июня 1995-го года вы с радостью покинули Аргентину, чтобы отправиться во Францию. Без малейшего сожаления?

— Без, потому что изо всех сил хотел уехать. Для меня это был замечательный шанс. Тогда я постоянно думал о чемпионате мира 1998-го года в Мексике, Мишеле Платини и майке сборной. К тому же отец провел два отличных сезона в составе «Руана» (прим. Жорж Трезеге, центральный защитник, подписал контракт с «Руаном» в 1976-м. Давид родился в Руане, но спустя два года оказался в Аргентине). В аэропорту я был так счастлив, что не замечал грусти на лицах близких. Мне очень хотелось скорее оказаться на борту самолета. Что-то толкало меня вперед, мне сложно объяснить это ощущение.

— Это можно назвать «Божьим промыслом», ведь вы уже тогда были верующим человеком.

— Да, это было что-то религиозного порядка. И чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, что судьба каждого предначертана. Я ехал во Францию побеждать (прим. В 8 лет Давид сказал отцу: «Я буду играть за сборную Франции и стану чемпионом мира»). Я не спрашивал себя: «Что я буду делать, если ничего не получится?». Нет! Я знал, что меня ждет безоблачное будущее. Понятия «может быть» для меня не существовало.

— А между тем просмотр в ПСЖ подписанием контракта не завершился.

— «Пари Сен-Жермен» был моей мечтой! Во время просмотра Луис Фернандес мне сказал: «Давид, ты останешься в команде». Единственное, чего я хотел — чтобы контракт предусматривал квартиру для моей семьи и зарплату в 15 тысяч франков (прим. ориентировочно 3 тысячи евро). В общем-то, мы нашли общий язык, но мои требования удовлетворены не были. Два дня спустя мне пришлось уехать в Монако. До сих пор мне не ясно, что же произошло. Может быть, когда-нибудь я узнаю, в чем было дело.

— Видимо, вам было предначертано оказаться в «Монако» и познакомиться с Тьерри Анри.

— Да, вот она судьба! «Монако» был, конечно, менее популярен, чем ПСЖ, но там меня ждали профессионализм, Сонни Андерсон и Тьерри Анри. Он стал для меня первым настоящим другом и поддержкой. Для нас обоих период в «Монако» оказался замечательным. Мы до сих пор очень сильно дружим. При этом мы подталкивали друг друга наверх, ведь между нами, конечно же, было соревнование. Как между Роналду и Месси… Чтобы быть на вершине, они оба нуждаются друг в друге.



— Вы всегда очень тепло отзывались об Эме Жаке.

— Это единственный тренер, который разговаривал с нами простым языком и при этом никогда не повышал голос. Он любил беседовать со своими игроками и умел подстраиваться под них, сколько бы лет им не было — двадцать или тридцать. Жаке понимал, как и с кем говорить. За него мы стояли горой. Между Эме и нами была настоящая любовь.

— В четвертьфинале чемпионата мира вы вызвались бить пенальти. Зидан об этом говорит так: «Четвертьфинал, серия послематчевых пенальти, соперник — Италия, 80 тысяч зрителей, переполненный „Стад де Франс“, а этот двадцатилетний парень, не раздумывая, вызывается идти к „точке“…» Что это было — смелость или недопонимание ответственности?

— Просто желание. Были товарищи по команде, которые не чувствовали в себе сил бить пенальти. Такое ответственное дело нельзя доверять тому, кто не хочет бить. Я вот хотел. Ко мне подошел Эме, и я ему сказал: «Я готов пробить». Тьерри сделал то же самое. У нас не было ни малейшего страха. Точно такое же чувство у меня было и в финале чемпионата мира-2006. Единственное отличие — все закончилось плохо.

— Тот факт, что вы не сыграли в финале-1998, подпортил вам ощущения от титула чемпиона мира?

— Вовсе нет. Одно из ярчайших воспоминаний детства — Диего Марадона, поднимающий над головой Кубок в 1986-м. В 1998-м я оказался в такой же ситуации. И этот трофей я трогал, поднимал над головой, фотографировался с ним — в общем, сделал все, как надо! Выигрыш этого Грааля — огромные эмоции, даже если ты не выходишь на поле в финале. А вот в двухтысячном — напротив, должен признать, что был больше рад за своих партнеров, чем за себя, потому что в том турнире я мог бы принести больше пользы.

— Даже несмотря на «золотой гол» в финале против Италии?

— Да. Это был лучший из всех моих голов, но он не стер все ощущения от чемпионата, который я провел на лавке. В 1998-м я играл больше. А ведь в том сезоне «Монако» показывал хороший футбол, мой уровень рос. У меня было много амбиций, в сборной мне хотелось играть больше. Но это был не тот случай. Турнир получился для меня странным.



— Алессандро Дель Пьеро рассказывал, что после гола в ворота итальянцев в финале не все были рады увидеть вас в раздевалке «Ювентуса».

— Да, в начале пришлось непросто. Но со временем мои новые партнеры поняли, что я всего лишь сделал свою работу в качестве нападающего сборной своей страны и что у меня большое желание адаптироваться к итальянскому футболу и самим итальянцам.

— После того, как вы не забили пенальти в финале чемпионата мира, Вилли Саньоль сказал: «Давид начала плакать сразу после финала и закончил, лишь когда отправился в отпуск».

— Все так и было. Для меня это было просто ужасно. А еще хуже было на следующий день, когда мы приехали на Площадь Согласия, чтобы поприветствовать болельщиков. Я надеялся спрятаться в углу и не показываться им на глаза. Но люди скандировали мое имя, и мне пришлось выйти на первый план. Меня это очень растрогало. В тот момент я понял, что меня действительно любят.




— Между тем в автобиографии вы говорите, что самое большое сожаление — так ни разу не выигранная Лига чемпионов.

-Да, ведь это единственный трофей, которого у меня нет. Во время финала с «Миланом» в 2003-м мы были намного сильнее, но уступили. Когда тебе двадцать три ты говоришь себе, что еще сыграешь в финале. Но время проходит, а новый еще один шанс так и не появляется.

Андрей ПЕТРОВ. «ФутболРевю», 25.02.2016

Фото: footballreview.ru