ВЛАДИМИР РАДИОНОВ: «ТРЕНЕРОВ ВЫГОНЯЮТ, А Я ЭТОГО НЕ ЛЮБЛЮ»

Несмотря на предположение бывшего наставника молодежной сборной СССР Владимира Радионова о том, что в природе не существует фотографий, запечатлевших героев Euro-1990, высказанное им в первой части обстоятельного разговора в редакции EF, нам удалось отыскать снимок, на котором триумфаторы турнира предстают во всей красе сразу после окончания решающего матча с командой Югославии на стадионе «Локомотив» в Симферополе. Предлагаем взглянуть на счастливые лица тех, кто ковал эту историческую победу, а также продолжить погружение в события четвертьвековой давности, которые, естественно, получили развитие.


Молодежная сборная СССР — чемпион Европы 1990 года. Владимир Радионов третий слева в верхнем ряду.

— Владимир Вениаминович, что бы вы выделили в выступлении сборной СССР на молодежном чемпионате Европы 1990 года, помимо самой победы, разумеется?

— Для меня главным во всей этой эпопее было то, что это не просто чемпионы, это люди, у которых есть будущее. Они его себе обеспечили своим отношением к футболу и желанием выигрывать. И все исполнилось, все заиграли, причем не только в сборной, но и в зарубежных клубах. И не просто, как наш, извините, Павлюченко в «Тоттенхэме», а реально играли в хороший футбол. Возьмите того же Канчельскиса. Сколько сезонов он провел в «Манчестер Юнайтед» у такого тренера, как Фергюсон. Да и потом Андрей играл в «Эвертоне», «Фиорентине», «Глазго Рейнджерс». То есть клубы-то были топовые. Значит, то, что у парня было, ему позволяло выступать на таком уровне.

— На самом высоком уровне довелось поиграть и Игорю Шалимову…

— У Шалимова немножко не сложилось в «Интере». У него там был приятель Никола Берти. И так они с ним подружились, что тот научил его курить марихуану или что-то такое веселящее, что не убивает. Все это стало достоянием допинг-контрольных служб. Знаю это подробно, потому что пришлось парня спасать. Я пытался ему помочь вплоть до того, что дошел до Блаттера и с ним просто по-людски объяснился. Игорь — человек, который не может сознательно пойти на такие дела. Ведь он у меня играл, и я его хорошо знаю. Но даже Блаттер ничего не смог сделать. После этого ему пришлось уйти из «Интера». Поскольку никто же не будет держать в команде футболиста, на которого наложена такая дисквалификация. Вот так судьба сложилась. Прошло несколько лет, Игорь отбыл свое наказание, но больше на таком уровне уже не играл. Он был где-то в Швейцарии, затем вернулся в Италию. Однако это было все уже не то.

— Сейчас Шалимов вернулся к активной тренерской деятельности и работает в «Краснодаре-2».

— Слава Богу! А то парень маялся тут. И как там у него идут дела, если знаете?

— Мы некоторое время назад ему туда звонили, и в разговоре чувствовалось, что Игорь Михайлович прибивает в очень хорошем настроении и доволен текущей работой.

— То есть он сейчас работает в структуре Галицкого, где занимается второй командой? Ясно. Я очень за него рад. Он ведь очень разумный парень. Когда Игорь играл в Италии, то вел конспекты всех тренировок, которые там давали в «Интере». Это говорит о том, что он приехал оттуда с определенным багажом. Хотя не каждый футболист этим занимается. И я еще тогда видел его в перспективе хорошим тренером.

— Пожалуй, наибольшего успеха в Европе из этой сборной добился Игорь Добровольский, ставший победителем Лиги чемпионов в составе марсельского «Олимпика», который считался одной из сильнейших команд Старого Света начала 90-х годов.

— Я вам скажу, что Добровольский, вообще-то, свой талант погубил. Потому что в нем не было стержня вот такого вот: я хочу играть в футбол, я буду играть в футбол, я играю в футбол! Он такой расхлябанный паренек. Хотя одарен он был больше, чем все остальные в сборной Лобановского. Вроде бы он с виду хрупкий, но когда первая сборная собиралась на сбор и сдавала нормативы, Добровольский, несмотря ни на что, был всегда лучшим во всех физических упражнениях. У него и понимание игры и видение поля — все на высочайшем уровне. Про таких, как он, говорят, что это человек, Богом наделенный. А выходит, Богом обделенный тоже!

— На ваш взгляд, его что-то отвлекало от игры в футбол?

— Я думаю, да. Но если в случае с Шалимовым свою роль сыграл приятель, который сбил его с толку, то здесь я не могу сказать, что конкретно было. Однако его же никто из футбола не выкинул. Он же тренировал и молдавские клубы и сборную Молдавии. Я просто говорю о том, что он себя как футболист не реализовал. Потенциал там был еще огромный.

— Иными словами, победа в финале Лиги чемпионов в 1993-м и чемпионство во Франции в том же году — это далеко не максимум того, чего мог добиться Добровольский?

— Абсолютно! Я в этом совершенно убежден.

— А кто в таком случае из игроков вашей сборной себя реализовал сполна?

— О Канчельскисе я уже сказал. Все-таки провести столько матчей на таком уровне — это не просто так. Или тот же Кирьяков. Ведь никто же не ставил под сомнение его игру в «Карлсруэ». Он всегда там был в составе. Колыванов в Серии, А? Да, может быть, у Игоря были не ведущие клубы. Но выступление там на протяжении 10 лет — это что-то да значит.

— Что в данном контексте можно сказать об одном из самых одаренных футболистов этого поколения Александре Мостовом?

— Мостовой неплохо проявил себя во Франции, а потом в Испании вместе с Карпиным. Ему в Виго чуть ли не памятник собирались ставить. Это говорит о том, что его там знают и помнят о нем. Хотя, наверное, и Саша мог бы добиться большего.

— Вы сейчас говорите о клубной карьере, однако вся эта плеяда талантливых игроков составляла костяк первой сборной России. И добиться чего-то значимого с главной командой страны на взрослом уровне ей было не суждено.

— Вы меня сейчас к этой тяжелой истории подводите?

— От этого никуда не деться, поскольку на этих ребят небезосновательно возлагались огромные надежды. Почему они так не смогли их в полной мере оправдать?

— На мой взгляд, вся эта история началась в 1993 году перед чемпионатом мира в США. Сборная сыграла последний матч в отборочной группе с греками. По моей информации, руководство нашей делегации что-то почувствовало и направило туда Семина. Садырин тогда не удосужился пойти с ребятами поговорить почему-то. Может быть, он очень расстроился.

— Вас, насколько можно судить, тем ноябрьским вечером 1993 года в составе российской делегации в Афинах не было?

— Я был генеральным секретарем, но ездил, естественно, не на все матчи. Потому что кто-то должен был в хозяйстве оставаться. Поэтому я знаю об этом только из рассказов. Вроде бы сразу после матча с греками Колосков зашел в раздевалку и, на мой взгляд, достаточно неосторожно сказал: «Что с такой игрой делать в Америке?», и прочее-прочее. Короче говоря, ребята, видимо, после этого и собрались, и все это закрутилось.

— Давайте уточним, Юрий Семин отправился для беседы с командой уже после гневной речи Вячеслава Колоскова?

— Да, это было уже в гостинице. Он пошел к ребятам, смотрит, а что-то никого нет. Может, они где-то собрались, может, выпивают или что-то еще. В конце концов, он обнаружил их всех где-то в комнате, где они что-то обсуждали. Оказалось, они были на связи с Москвой и их уже готовили.

— Что означает: «были на связи с Москвой»?

— Ну не сам же Шалимов придумал писать письмо. Я в это не поверю никогда. Да, Игорь там был одной из главных фигур внутри команды. Но я абсолютно уверен в том, что не нашлось бы в команде человека, который собрал бы ребят и сказал: «Давайте письмо напишем!». Это может быть у биатлонистов или еще у кого-то. Однако чтобы у футболистов — я плохо себе это представляю. Вы нам этого тренера снимите, а этого поставьте — я такого не понимаю. Поэтому я не стал этим вплотную заниматься. Мне было и больно, и обидно. Я поговорил с Канчельскисом. Это было в Англии. Он мне сказал: «Что ж вы хотите? Мы слово друг другу дали!».

— Вы знаете человека или людей, кто направлял ребят из Москвы?

— Я же не могу сказать, если точно не знаю.

— То есть вы точно не знаете?

— Нет. Хотя потом все ребята ко мне подходили и говорили: «Какую же глупость мы сделали! Это же наша футбольная жизнь, а она короткая. Вот чемпионат мира, а мы что натворили?». Вот и натворили — теперь не вернешь ничего. А ведь могли тогда выстрелить? Вполне! Шведы же выстрелили в Америке. А почему мы нет?

— Вы тогда в душе были на стороне игроков?

— Нет. Конечно, я был на стороне футбола. Как это можно пропустить чемпионат мира из-за каких-то там внутренних разногласий. Я был на пресс-конференции, где находился Шалимов, Кирьяков подошел, Юран, по-моему, присутствовал. Это все проходило в Доме печати на Зубовском бульваре. Прекрасный зал, народу битком, все бегают, суетятся. То, что говорили ребята на пресс-конференции, было просто неприятно. Шалимов рассказывал, что он не умеет стирать. Кирьяков был прямо в шоке. Он все время повторял: «Я был прямо в шоке, я был прямо в шоке!». Почему в шоке? Отчего в шоке? Он так и не объяснил. Юран вообще говорить не умеет. Вот такая пресс-конференция. Мне стало понятно, что искали некий повод. А повод был либо финансовый (о чем-то там не договорились, что-то не доплатили), либо организационный.

— По-вашему, футболисты выдвигали разумные требования?

— Может быть, и разумные. Но это все решаемые вопросы. В конце концов, мы же не сразу смогли все это сделать-то. Это сейчас вам любой администратор футболочки повесит в раздевалке, бутсы положит, капитанскую повязочку приложит. Это считается супер, высший уровень. А тогда не было принято у нас этим заниматься. Приехал, значит, администратор, футболки на стол выкинули, каждый свой номер забирает и все. А ребята-то в Европе все это уже подсмотрели, и началось — вода не та, это не то, то не то. Это был, конечно, повод. Эти вопросы решались — подходите! Неужели Колосков не выслушает, что ли? Вы прямо скажите: «Вот нам бы хотелось то-то, то-то, то-то. Мы обратили внимание, что у них на Западе вот так вот. Хорошо бы и нам так!». Постепенно все это сделалось бы. А так, где-то кому-то за кофе пришлось заплатить. Где-то он пошел, видите ли, кофе выпить. Ну, хорошо! (смеется). За кофе! (восторженно).

— А то, что команда требовала смены главного тренера Павла Садырина, — это тоже был повод или за этим стояло что-то реальное?

— Конечно, это был повод. Реально надо было убрать одного и поставить другого. Кого — вы знаете! Я же сам не могу назвать фамилию.

— То, что во всей этой истории за ребятами стоял Анатолий Бышовец, — это секрет Полишинеля. И упоминание его фамилии в «письме четырнадцати» — это же, наверное, неслучайно?

— Ну вот вы все и рассказали (смеется). Это не я сказал!

— Тогда мы так и напишем от себя!

— От себя — пожалуйста! А от меня — нет. Честно говоря, так я понимаю тренерскую этику. Почему ее Бышовец не понимает — я не знаю. У меня с ним много было стычек по игрокам. Он заберет человека, выдернет у тебя того, который ему не нужен, но тебе плохо сделает. Потому что у него Олимпийская сборная, а у меня молодежная.

— Как же вы потом вместе работали с Анатолием Федоровичем, когда он возглавил сборную России в 1998 году, а вы были генеральным секретарем РФС? Ваши отношения не потеплели?

— А почему я должен плохо к нему относиться, если исполком утвердил его на посту главного тренера сборной страны? Моя задача — всячески ему помочь. Так оно и было всегда.

— Выходит, что в дальнейшем между вами проблем не было?

— Их не могло быть. Он — тренер сборной, и все мы обязаны ему помогать, а не говорить ему: «Ты что там?» (смеется). Это я понимаю так. Хотя Бышовец все время вовлекал команду в различные склоки, финансовые требования и все такое прочее. Считалось, что он для ребят выбивает условия.

— Со стороны вся эта ситуация выглядит несколько абсурдно в том числе и потому, что сборная России образца 1993 года — это на 70–80% была ваша команда, которая несколькими годами ранее завоевала золото молодежного чемпионата Европы. Почему ребята предпочли продвинуть Бышовца, а не вас?

— Я тогда был генеральным секретарем Российского футбольного союза. Поэтому к тому моменту вопрос уже был закрыт. Если я вам расскажу, чем занимался в те годы! (смеется). Я был не секретарь, который бумажки подписывает и носит их туда-сюда. Чтобы понять, надо было прожить все это, когда мы оказались без финансирования, когда мы оказались под ударом Федерации футбола РСФСР. То есть нас не было вообще! Советского Союза нет, все союзные структуры исчезли и нам сказали: «Вас тоже нет! У нас своя Федерация есть — российская, вон там — на улице Фурманова». Как мы от всего этого отбивались, как мы это все отстаивали, в каких судах и в каких кулуарах — об этом мало кто знает.

— Почему вы все-таки выбрали стезю футбольного функционера, а не пошли дальше по тренерскому пути?

— А мне это интересно стало, честно скажу. Заниматься одним и тем же я как-то не очень любил. Если посмотреть на мою жизнь в футболе, то я достаточно наигрался. Тренером я начал, извините, с мальчишек в «Локомотиве» и не требовал, чтобы мне сразу дали какую-то команду. Потом я был старшим тренером в ФШМ. Когда создали там Экспериментальную школу высшего спортивного мастерства, меня вызвали в Спорткомитет и сказали: «Надо заняться этим! Экспериментируйте, предлагайте, чтобы эта школа была ведущей!». Интересно? Конечно.

— Однако показалось, что ваша тренерская карьера оборвалась как-то неожиданно. Вы начинали с детей, затем были юноши, потом молодежный футбол, где была достигнута победа на чемпионате Европы 1990 года. Следующий шаг во взрослый футбол выглядел вполне логично. Разве нет?

— Потому что мне предложили еще более интересную вещь — генеральный секретарь Федерации. То есть весь футбол. Интересно же. Каждый день журналисты (смеется). Ведь Вячеслав Иванович Колосков — очень мудрый человек. Он обладал сильным качеством подбирать кадры. Может быть, иногда ошибался. Но, я считаю, со мной он не ошибся. Он спокойно через пару месяцев понял, что здесь у него закрыто все, и перестал вообще этим заниматься.

— Ваша работа строилась на том, что вместе с Вячеславом Колосковым приходилось ходить по высоким кабинетам в Кремле и просить финансирования для российского футбола?

— В то время мы в Кремль не ходили. Мы создавали свою Федерацию. Заметьте — негосударственную. Ходить приходилось, потому что нам мешали. Я ходил к председателю Государственной думы, объяснял — что и как. Ведь у нас же образовалась группа депутатов, которая хотела, чтобы Федерацию создали на базе той российской, где были Кавазашвили, Понедельник и вся вот эта безграмотная шатия-братия. А мы им объясняем, что мы единственные, кто находится в контакте с международными структурами. У нас-то все отработано, а им с нуля будет так тяжело, что нас отовсюду могут и выкинуть.

— Анзор Кавазашвили неоднократно подчеркивал, что возглавляемая им Всероссийская ассоциация футбола была первой организацией нашей страны, которая была зарегистрирована в ФИФА. Это так?

— Не зарегистрирована, а туда было принесено письмо за подписью Филатова, который, по-моему, руководил администрацией президента Ельцина. Он поехал туда и привез письмо. Не знаю, как там все рассматривалось, но мы настояли и убедили всех в нашей правоте. Это интересно было? Или интереснее тренировать сборную?

— Вам виднее.

— Ведь тренеров выгоняют, а я этого не люблю.

— А генеральных секретарей — нет?

— Я 15 лет оттрубил и ушел сам, когда понял, что пришел человек, с которым мы не сработаемся.

— Виталий Мутко?

— Я же вам не буду про него рассказывать (смеется). Мутко же вчера одно говорил, а сегодня другое. Просто внимательнее смотрите за ним и за его подвигами (улыбается). То Капелло — великий тренер, то Капелло — не великий тренер.

— Если верить тому же Анзору Амберковичу, то получается, что Борису Ельцину обманным путем подсунули бумагу, на которой он поставил свою подпись, чтобы ФИФА признала Российский футбольный союз в качестве единственной организации, осуществляющей управление нашим футболом. При этом Всероссийская ассоциация футбола автоматически оказалась на задворках. Такое могло быть?

— Трудно сказать. Может быть, Кавазашвили больше знает. Мы занимались этим во имя футбола и ради футбола, прекрасно понимая, что потерять позиции в международных структурах очень легко, но восстанавливать потом будет тяжко. Единственное, что нам не удалось сделать, так это то, что мы не сохранили позицию в уставе ФИФА, что Советский Союз имеет гарантированное место вице-президента в исполкоме ФИФА. Не знаю, можно ли было это сделать. Против нас объединились все — Африка, Азия и т. д. Поднялся вой: «Советского Союза нет, а почему в уставе это есть?».

— Неужели Россия не могла получить это место как правопреемница Советского Союза?

— Мы и это доказывали. Но ведь даже в Организации объединенных наций тоже не сразу все сделалось. Но мы были ядерной державой, и там — в ООН, никто бы себе не позволил этого. А здесь Африка нами командовала (смеется).

— Какова была роль в сложившейся ситуации стремительно набиравшего в то время политический вес Шамиля Тарпищева, ставшего впоследствии членом МОК, а также тогдашнего главы ОКР Виталия Смирнова?

— Виталий Георгиевич нас поддержал. Он же был в Международном Олимпийском комитете, который признал Российский футбольный союз как свою структуру. Это их право. И это, видимо, очень помогло нам. Есть Олимпийский комитет, а Федерация под ним. Так что все нормально. Кто еще там? Тарпищев? Ну там уже такая каша была, какие-то еще комитеты…

— Олимпийский комитет России так или иначе оказался заинтересованной стороной и в истории с «письмом четырнадцати». Ведь контракт с компанией «Reebok» был подписан не РФС, а именно ОКР. Насколько это обстоятельство стало проблемой?

— Конечно, такая проблема была. Она возникала, собственно, не только у нас. Потому что есть контракт Федерации. В этом контракте обязательно прописывается, в чем команда, которая подписала контракт, выходит на поле, на тренировку и т. д. Естественно, у ребят возникали проблемы, потому что они имели личные контракты с другими производителями спортивной экипировки. Чаще всего это касалось бутс. Мы в то время были еще достаточно неопытные в этих вопросах. Они в советское время просто не возникали и не могли возникнуть. Что надели на вас — в том и играйте! Подписали контракт с «Adidas» — все в «Adidas» (улыбается).

— Тем не менее эти вопросы кто-то пытался решить?

— Безусловно. Были и компенсационные выплаты ребятам за те потери, которые они понесли. Но какое-то время это заняло прежде, чем мы все это утрясли и с командами, и с нашими партнерами. Однако все это еще изначально вызвало ярость со стороны Олимпийского комитета. Мы ведь вообще отказались подписывать общий контракт. Потому что он распространялся на все виды спорта. Мы объяснили им, что в дальнейшем у вас возникнут проблемы со всеми видами спорта и каждая Федерация станет индивидуально решать эти вопросы. Ведь «Reebok», может быть, вообще не делает форму для какого-нибудь керлинга. Но они прекрасно понимали, что футбол — это очень привлекательная вишенка на торте. Кстати, как и хоккей, который тоже пошел по своему пути. В итоге Олимпийскому комитету пришлось со всеми обсуждать и решать эти вопросы.

— Одной из наиболее заметных фигур, вращавшихся в спортивных кругах в начале 90-х годов, был Отари Квантришвили. Он также принял определенное участие в разруливании вопроса между игроками сборной России и РФС. Насколько велико было его влияние на происходившие процессы?

— Откровенно говоря, я предрекал ему такую судьбу. Потому что человек, в общем-то, зарвался. Он ходил и открывал ногой дверь. Помните был такой момент, когда Тишкову сломал ногу Бодак. Наш дисциплинарный комитет принимает решение дисквалифицировать этого Бодака. И тут приходит Квантришвили: «Чем вы тут занимаетесь? У парня семья, а вы его куска хлеба лишили!». Не знаю, бандит он или не бандит, но я-то с ним нормально разговаривал. Я ему говорю: «А в чем дело-то? Этому парню сломали ногу, он тоже лишился куска хлеба». Причем я понимал, что Тишков больше играть не будет, потому что там такой перелом был, после которого на футбольное поле не возвращаются. Вот я и спросил Квантришвили, почему он защищает Бодака. Он пошел к Колоскову с этим же вопросом. В итоге никакого решения никто не отменил. Но вот такая у него была манера поведения. Он хвастался, что у него все схвачено в МВД и т. д.

— Выходит, что несмотря на репутацию Квантришвили, это была дутая фигура?

— Да пристрелили его — вот и вся его фигура!

— За 15 лет работы в РФС вы наверняка сталкивались с разными людьми. Поэтому вам есть с чем сравнивать. Однако о чем вы в первую очередь вспоминаете применительно к той деятельности, которую вы осуществляли в роли футбольного функционера?

— У меня действительно есть что вспомнить. А если бы я в футболе работал тренером, то вспомнил бы, что меня там пять раз выгнали. Но первое, чем я лично горжусь, это то, что в мое время из Российского футбольного союза никогда не выходили глупости. Потому что я держал под контролем все, что выходило из РФС.

— Вы хотите сказать, что до Кодекса чести в те годы вы бы не додумались?

— Не то чтобы я не додумался, а того, кто пришел бы ко мне с этим, подверг бы пытке образованием!

— Есть одна проблема: в тот момент, когда Сергей Фурсенко, будучи президентом РФС, придумывал Кодексы чести, его брат Андрей как раз занимался образованием!

— У нас всякое может быть. Но приведу вам один пример: я смотрю документы, которые выходят из юридического отдела. А там написаны фразы, над которыми я просто смеялся: «Члены избирательного комитета должны быть крайне щепетильны!» (восторженно). Это что такое — щепетильны? Я понимаю, что они не должны быть коррупционерами, подвергаться какому-то давлению на выборах и т. д. А тут, оказывается, они должны быть крайне щепетильны! (смеется). И там была куча вот этого. Я не кончал, конечно, юридический ВУЗ. Но, извините, я очень много занимался этим, потому что просто был вынужден это делать. Уставы ФИФА, УЕФА, их документы все и прочее-прочее. Одним словом, я понимал, что нужно и как нужно делать. Трудно было, потому что многих сотрудников мы взяли из Российской федерации футбола. А у многих из них максимум пять классов образования.

— Снятие и назначение главного тренера первой сборной России входило в сферу вашей ответственности?

— Я готовил исполком. Подготовить заседание исполкома — достаточно сложная штука. Нужно учитывать, что за люди в исполкоме, какие могут возникнуть вопросы, кто будет там возражать и т. д. Мы с Колосковым сидели и довольно плотно обсуждали, как все это пройдет.

— То есть ко всем громким тренерским отставкам в сборной вы имеете прямое отношение?

— Естественно. Я вам расскажу про такой момент, который был с Бышовцем, когда он приехал из Исландии в 1998 году. Я тоже туда не летал, а сидел здесь. Они почему-то приземлились в Белгороде, Москва не принимала. Вечером следующего дня приходит Вячеслав Иванович, и мы садимся. А уже было очевидно, что поставят вопрос об отставке на каких-то уровнях. Потому что было ясно, что дальше так оставлять команду невозможно. Ладно еще уступили Украине и Франции, но зачем Исландии-то проигрывать? И я впервые увидел Колоскова таким растерянным. В итоге нам пришлось пройти через процедуру внеочередной конференции. Мы проработали с Вячеславом Ивановичем весь путь — как это все должно выглядеть для того, чтобы этот вопрос снять. Иначе можно было дождаться крика из Кремля, и тогда уже ничего не сделаешь. Он поставил вопрос о доверии. Так что готовить пришлось и этот форум. То есть отрабатывать каждое слово, сценарий всего этого. На мой вкус, нормальная работа. Я очень многому научился, с очень многими людьми познакомился, изучил практически весь мировой футбол.

— Люди, с которыми вы контактировали, это оценили?

— Когда я для себя уже решил, что ухожу, мы поехали на конгресс УЕФА. И тут подходит генеральный секретарь ФИФА Линси, обнимается со мной и я ему представляю Мутко как нового президента Федерации. И он вдруг Мутко говорит: «Берегите его! Его все знают, он всех знает. Так что смотрите!» (смеется). Ну мне-то пришлось переводить Мутко. Он, конечно, все это проглотил, но затаил что-то там внутри. То есть ему не нравилось, что я с каждым вторым здесь здороваюсь, а с каждым третьим обнимаюсь. Ведь нормальные рабочие отношения за 15 лет устанавливаются же. Коллеги хоть и меняются, но все равно все же на виду. А вы говорите! Это же интересно.

— Можно сказать, что для вас работа генеральным секретарем — это уникальный опыт?

— А где его еще возьмешь-то? Вспомните, сколько их поменялось после меня. Это говорит о стабильности организации, о защищенности организации, когда все грамотно. Можно вспомнить хотя бы историю, как ЦСКА собирались выкинуть из еврокубков после матча с «Пармой». Тогда возле вратаря итальянцев взорвалась петарда, он получил травму и все шло к тому, что «армейцев» снимут с соревнований. Так вот, я 9 мая полетел в Женеву на заседание дисциплинарного комитета. И на мое счастье они собрали этот комитет в том составе, в котором мне было нужно. Там достаточно было всего трех человек. В общей сложности их там где-то 13 человек. Но если явка троих обеспечена, то комитет уполномочен решать любые вопросы. И оказалось, что все трое — генеральные секретари (смеется). Один из Люксембурга, второй из Венгрии, а третий из Швейцарии. А генеральные секретари — это некое товарищество, которое не любит президентов Федераций и общается между собой.

— Одним словом, вы с ними быстро нашли общий язык.

— Конечно. Мы спасли «армейцев», потому что у них это был уже не первый случай. Поэтому на данном примере можно еще раз убедиться, насколько важное значение имеют личные отношения во всем. Вы бы знали, как нам пришлось отбиваться, когда разразился скандал вокруг сборной России с допингом в 2003 году. Нас же тоже готовы были вышвырнуть. Так что огромную роль играет то, что тебя понимают. В конце концов, в следующий раз и мы тоже чем-нибудь вам поможем. Когда мы собираемся на конгресс в период выборов, то проводим определенную работу. Значит, вы — нас, мы — вас. То, что происходит сейчас вокруг ФИФА, — это, что называется, пена всплыла. Там глубоко внутри много всего. Чтобы обо всем рассказать, никакого времени не хватит. Ведь я с 1992 года работал в комитете УЕФА по проведению чемпионатов Европы. И был такой момент, когда именно наш комитет решал вопрос: кому отдать соревнование? Заметьте — не исполком, а комитет. Исполком только принимал к сведению. И вдруг посыпались звонки, визиты, почему-то меня полюбили очень резко (смеется). Вот так это все делается.

— Если вы нисколько не жалеете о том, как сложилась ваша судьба после победы на молодежном чемпионате Европы 1990 года, то вашим подопечным, вероятно, есть от чего кусать локти. Понятно, что Андрей Канчельскис играл в «Манчестер Юнайтед», Игорь Шалимов в «Интере», Сергей Кирьяков в «Карлсруэ», Сергей Юран в «Бенфике» и «Порту» и т. д. Но поверженные ими югославы были на ведущих ролях в «Реале», Барселоне», Милане» и других европейских грандах. Могло ли у наших ребят сложиться по-другому как на клубном уровне, так и на уровне сборной?

— В этом смысле они более профессиональные. Они знают, чего хотят, и добиваются этого. Мы несколько расхлябанные. Я так понимаю, что мы не воспитали бойцов, которые были бы готовы играть за «Реал», «Барселону» и т. д. Попадая туда, они не всегда себя там проявляли. Плюс новая культура, образ жизни, незнание языка. Хотя ребята в этом плане тоже разные. Например, Мостовой блестяще говорит по-испански. Шалимов и Колыванов выучили итальянский, давали на нем интервью. Я сам слышал, как Колыванов беседовал с каким-то итальянцем и делал это совершенно без пауз. Одним словом, нормально. Но когда к нам приезжают иностранцы, многие ли из них начинают говорить по-русски? По сути только сербы да болгары. Ну, хорошо! Еще чехи. А остальные?

— Остальные — как придется?

— Вот именно. Так же и у наших. Все же от них самих зависело. Ты получаешь приглашение, подписываешь контракт и попадаешь в обойму клуба. А там уже надо начинать работать и доказывать, что ты сильнее какого-то футболиста. Ведь тебя пригласили, увидев в деле. Значит, на тебя рассчитывают как на человека, который должен оправдывать выданные авансы.

— Это на уровне клубов, а на уровне сборной? Когда вся эта история с поездкой на чемпионат мира в США осталась позади, почему у этого поколения игроков не получилось добиться успеха на Euro-1996?

— А вы вспомните, в какую группу мы попали — Германия, Италия, Чехия. И потом Германия с Чехией играли в финале. Очень тяжело было. Хотя там тоже были не все ребята. Кто-то ведь до конца стоял на своем. Поэтому не все сильнейшие приехали в сборную. Тот же Канчельскис так и не появился.

— В Англии тогда тоже не обошлось без скандалов. Из сборной России прямо по ходу турнира по разным причинам были отчислены Игорь Шалимов и Сергей Кирьяков. Неужели мы в то время без этого не могли?

— Тогда со сборной уже работал Романцев. В ее составе было много спартаковцев. Но, по правде говоря, я не особо вникал в те вопросы, которые там возникли в ходе подготовки и прибывания нашей команды в Англии

— Олег Романцев рассказывал, что в расположение сборной России в Англии буквально в преддверии стартового матча с итальянцами приехала делегация, в составе которой был один из серьезных государственных мужей, пообещавший футболистам повышенные премиальные. Однако после ее отъезда им объявили, что никакого увеличения выплат не будет. В итоге дошло до того, что в команде наметился очередной раскол, и часть игроков готова была отказаться выходить на поле. Вам об этом что-либо известно?

— Я не видел никаких делегаций и ничего об этом не слышал. Я был на чемпионате Европы, посетил все матчи нашей сборной. Но мне сложно представить, что подобная ситуация могла возникнуть. Ведь это 1996 год. В России в это время были президентские выборы. Поэтому никто из высокопоставленных людей оттуда бы не приехал. В Манчестере был образован участок для выборов, чтобы русские люди могли проголосовать. В городе тогда произошел взрыв рядом с этим местом. Однако все были здесь, и никто в Англию тогда не ездил. Может быть, игрокам от Ельцина кто-то что-то пообещал из Москвы?

— Олег Иванович утверждал, что все происходило непосредственно в Англии. То же самое в личной беседе подтвердил и Георгий Ярцев, работавший на том чемпионате Европы в качестве комментатора для российского телевидения. Правда, фамилий они так и не назвали.

— Тогда не знаю. Хотя тогда в 1996 году много всего происходило, связанного с выборами. На утреннем совещании перед финалом Кубка России между «Локомотивом» и «Спартаком» на стадионе «Динамо», где я был комиссаром матча от РФС, вдруг какой-то товарищ заявляет: «Значит, так! Перед матчем будет объявлено о том, что „Локомотив“ и „Спартак“ поддерживают на выборах президента Ельцина Бориса Николаевича». Я спрашиваю: «Это кто решил? Кто вообще организует матч? Чего вы сюда лезете?». Короче говоря, поднялся маленький переполох, потом был уже совершенно другой тон, приглашают меня не то в КГБ, не то в ФСБ и говорят: «Вы знаете, мы хотели тут провести такую акцию в поддержку Бориса Николаевича. Неужели вы его не поддерживаете?» — «Я поддержу тем, что пойду голосовать» — «А почему нельзя-то?» — «А вот письмо есть из Швейцарии о том, что футбольные матчи использовать в целях проведения политических акций запрещено! Штраф!». На этом все закончилось. А так, меня могли и на Лубянку отправить.

— А как же тогда относиться к той акции, которую проводила одна из политических партий непосредственно на отборочном матче Euro-2000 между сборными России и Украины?

— А что это хоть было-то?

— Партия, возглавляемая Юрием Лужковым и Евгением Примаковым, вела масштабную предвыборную компанию, в ходе которой была выкуплена едва ли не половина билетов на предстоящую игру, болельщики в «Лужниках» на заворотной трибуне «В» были облачены в одежду с символикой данной партии и прочее-прочее.

— Слава Богу, это был международный матч. Там были представители УЕФА. Так что, меня это не касалось (улыбается).

— Напоследок, хотелось бы заглянуть немножко в будущее. У нас неплохо выступили юношеские сборные под руководством Игоря Колыванова в 2006 году, а также Дмитрия Хомухи в 2013-м, да и в этом году. Это говорит о том, что не все в российском футболе так плохо и у него все-таки есть определенные перспективы?

— Я вам напомню одну простую вещь про сборную Колыванова: почему, кроме Прудникова, больше никто не заиграл нигде? Когда мы добились успеха в 1990 году, еще никаких легионеров не было. Они не занимали места наших ребят. Это один из множества факторов. То есть они все получали место в составе и играли. А ребята из сборной Колыванова были недостаточно готовы, чтобы бороться за право выходить на поле. Я смотрел все матчи той команды, и для меня еще тогда было очевидно, что мы сборной Колыванова ни у кого больше не выиграем. Сейчас я очень внимательно смотрел сборную Хомухи, которая в финале уступила испанцам. Картина та же самая. По сравнению с испанцами они просто не умеют играть в футбол. Поэтому думать об их перспективах пока совершенно не приходится. Хотя мы все время говорим, что основная задача этих сборных состоит в том, чтобы готовить людей в первую команду. Всякий чемпионат мира или Европы — это великолепнейший урок и отличная возможность набраться международного опыта. Но мы это совершенно не используем, и у нас ребята просто не растут. Возьмите хотя бы Шейдаева. Где он сейчас?

— В «Рубине» на скамейке сидит.

— А был в «Зените», и все говорили, что Шейдаев скоро заиграет. А сейчас он попал в «Рубин», где не проходит в состав. Вот вам и ответ!

— Возможно, Рамилю Шейдаеву или кому-то из его партнеров по той команде все же придется сыграть на чемпионате мира в 2018 году. В целом, каковы ваши ожидания от мундиаля, который скоро пройдет в нашей стране?

— Конечно, это очень важно, что чемпионат мира пройдет в России. Я думаю, что здесь не произойдет того, что случилось, скажем, с Олимпиадой в Сочи, когда на открытие не приехал никто из руководителей ведущих держав. Это было немножко непонятно, потому что по сути обвиняли нас только в том, что у нас преследуют гомосеков. Вроде бы больше претензий никаких не было. Они себе что-то придумали и боялись, что их тоже причислят к ним.

— Что конкретно даст нам домашний чемпионат мира?

— Страна может просто преобразиться. Прежде всего города. Все-таки это не один Сочи. Здесь задействовано сразу несколько городов. Между ними проведут какие-то железнодорожные пути, отремонтируют дороги и т. д. В общем, все, что называется — инфраструктура, которая должна обеспечить комфортное пребывание здесь массы болельщиков из множества стран, будет сделано. И они откроют для себя Россию по-настоящему. А то я здесь читаю, что приехал какой-то баскетболист, который не знал, что, оказывается, есть какой-то Санкт-Петербург, какой-то «Эрмитаж». То есть дикари приезжают, а мы тут восторгаемся: «О-о-о! Звезда НБА приехала!». Что вы его слушаете? Про баскетбол пусть рассказывает! И подобное сплошь и рядом.

— На что мы можем рассчитывать через 2,5 года, с точки зрения результата?

— Когда мы только получили чемпионат мира, мне позвонили журналисты и я попросил их сделать одну простую вещь: известно, что на чемпионатах мира, как правило, добиваются успеха те команды, в которых средний возраст игроков 27–28 лет. Давайте мы сориентируемся и просчитаем, что этим, этим и этим футболистам исполнится примерно столько лет. При этом супер-талантливые ребята могут быть и чуть-чуть помоложе. Мы можем и с вами сейчас посмотреть, есть ли у нас игроки, которые подходят под эти возрастные параметры. Вот команда Колыванова. И что? (смеется). Нет ее! Для чемпионата мира она потеряна.

— Игрокам из той сборной в 2018 году будет по 29 лет.

— Получается, что это самый-самый возраст для ребят. А их нет. Может быть, из игроков этого же возраста кто-нибудь и откроется, попозже возникнет на горизонте. Бывает, что футболисты поздно раскрываются, как, например, Широков или Зырянов. Но, пожалуй, мы особо на это рассчитывать не будем. Можно и дальше так прикинуть, кто примерно будет представлять нашу страну на чемпионате мира в 2018 году. Получается — не очень! Братьям Березуцким будет по 36 лет, Игнашевичу — 39, Широкову — 37. Значит, их надо вывести за скобки. Но тут возникает еще одна большущая проблема, которая всегда встает перед всеми хозяевами чемпионатов: у нас не будет официальных игр до старта на самом турнире.

— Виталий Мутко сказал, что мы будем играть товарищеские матчи с самыми сильными командами. На ваш взгляд, это положительный момент?

— А самые сильные будут на нас проверять свою молодежь. Правда, сейчас решили таким образом, что все равно нас в какую-то группу засовывают, чтобы мы жили в этом же режиме. Но матчи-то эти будут товарищеские. При этом мы будем еще играть с Андоррой и ей подобными. Пойдет ли это нам на пользу? Не уверен. Поэтому время до чемпионата мира еще есть, однако и забот у нас хватает.

P. S. «Будущее не предопределено. Нет судьбы, кроме той, что мы творим сами». Эта фраза из кинофильма «Терминатор 2: Судный день» как нельзя лучше подходит к тому, что ждет российский футбол в ближайшие несколько лет. Опираясь на опыт предшественников, у нас есть все возможности для того, чтобы достойно выступить на домашнем чемпионате мира в 2018 году. Захотим ли мы в полной мере использовать этот опыт или последуем принципу: кто живет прошлым — у того нет будущего? Этот вопрос пока остается без ответа.

«Eurofootball», 19.10.2015