РОМАН ШИРОКОВ: «КТО ХОЧЕТ ИНВЕСТИРОВАТЬ, ТОТ ДЕЛАЕТ САМ»

Капитан сборной России по футболу Роман Широков рассказывает, сколько получают футболисты и куда вкладывают заработанное.


Роман Широков. Фото: vedomosti.ru

Капитан сборной России по футболу Роман Широков — давний читатель «Ведомостей» — приехал в редакцию газеты незадолго до решающего матча сборной страны с командой Черногории, победа в котором вывела нашу сборную в финальную часть Чемпионата Европы-2016. Но разговор у нас состоялся не о перспективах национальной команды и не о феномене тренера Леонида Слуцкого, а бизнесе и о деньгах — футбольных клубов и игроков.

— Когда российский футбол станет бизнесом? Что для этого нужно сделать?

— На спортивной составляющей, я думаю, у нас в ближайшие десять лет вряд ли удастся заработать. Нужны современные стадионы и инфраструктура вокруг них. Как это делает Леонид Арнольдович [Федун] на стадионе «Спартак», — вокруг него построят много коммерческой недвижимости. Это и будет приносить доход. Сейчас прилегающую территорию обустроят в течение двух лет, и тогда, я думаю, он будет на самоокупаемости точно.

— А производство товаров с клубной символикой — здесь есть потенциал?

— Безусловно. Хороший пример — Питер, их хоккейный и футбольный клубы. Роман Ротенберг пришел [в СКА], и у них значительно поднялись продажи, много магазинов открыли. До 2009 г. у них, наверное, только один был, и то на стадионе. А сейчас у них магазин на Невском. Мне кажется, не самая дешевая аренда магазина на Невском, а у них тем хорошо торговля идет, много покупают.

— Другие клубы особо этим не занимаются. С чем это может быть связано? Проще деньги у спонсора получить?

— Конечно проще. Зачем что-то развивать, когда дают так. На этом у нас, как мне кажется, весь спортивный бизнес пока, к сожалению, и построен.

— Правило финансового fair play, которое продвигает UEFA, может сдвинуть дело с мертвой точки? Ведь декларируется, что у клуба должны быть рыночные контракты, а хозяин не может закрывать все дыры в финансах, UEFA это проверяет и наказывает нарушителей.

— Я думаю, в Восточной Европе это тяжело сейчас применимо. Конечно, нужно от этого отходить, но все равно нам нужны спонсоры — частные, госструктуры, — те, кто будет давать деньги. Потому что заработать здесь практически нереально на данный момент.

— Это понятно и давно уже обсуждается, но тем не менее UEFA на уступки не идет.

— Будут применять схемы разные. А как у нас могут выйти по-другому из ситуации?

— Вы за последние два года выступали за три разных клуба. Можете сравнить их бизнес-модели?

— Мне кажется, что у тех клубов, в которых я играл, приблизительно одинаковые модели. Просто «Зенит» и «Спартак» обладают огромной армией болельщиков, и маркетинг могут строить по-другому, отлично от того, что может делать «Краснодар». У него еще совсем маленькая база болельщиков, но она постоянно растет и расширяется, благодаря главному спонсору [основателю сети «Магнит» Сергею Галицкому], который сам очень много делает для этого. А у двух больших клубов есть большая база для как раз расширения прибыли за счет болельщиков, но для этого нужно иметь стадионы. У «Спартака», слава богу, он есть.

— А есть ли разница в том, как три ваших клуба занимались маркетингом, вовлекали в маркетинг спортсменов?

— Разница есть. В этом плане «Зенит» более продвинут, чем остальные клубы. Видимо потому, что в Питере только одна команда. А спортсмены должны осознавать, что чем больше они будут вовлечены в маркетинг, тем больше узнаваемость, тем больше прибыль у клуба, который они представляют.

— В контрактах прописаны маркетинговые обязанности спортсменов? Разные ли они в разных клубах?

— Нет, практически у всех типовые контракты. Прописано, но размыто. Нужно и нужно, но никто за это не штрафует по большому счету.

— У «Спартака» клубный автомобильный спонсор — Nissan. Вы обязаны ездить на машине этой марки?

— Обязаны те, кому по контракту положена клубная машина. Им дали.

— А у вас в контракте прописана машина?

— Нет.

— Как же так: главной звезде клуба не положена машина?

— На тот момент (Широков подписал контракт со «Спартаком» летом 2014 г. — «Ведомости») спонсором «Спартака» был другой автомобильный партнёр (Kia — «Ведомости»), и у меня не было никакой потребности в автомобиле.

— У вас есть какие-то ограничения по рекламным контрактам? Должны ли вы носить одежду какой-то марки на публике, например?

— Такого жесткого нет. У меня есть контракт личный с Nike. И естественно, когда я иду на публичное мероприятие, на котором нет дресс-кода, то я должен быть в Nike. Если меня сфотографируют в кроссовках другой фирмы, то последуют санкции.

— Вам пришлось их все выкинуть?

— (Смеется) У меня их и не было.

— Личные рекламные контракты фиксированные или привязаны к результатам игрока и тех команд, за которые он выступает?

— Конечно, предусмотрены бонусы за результат, причем как за личные, так и командные достижения.

— А по количеству упоминаний или фотографий вас в Nike?

— Нет. Несколько раз в год надо быть на мероприятиях, которые они считают нужными. Мне заранее присылают список.

— Полтора года назад вы были самым упоминаемым в прессе игроком российской футбольной сборной. Известность подстегивает интерес рекламодателей?

— У нас не так сильно развит рынок именно спортивной рекламы — к спортсменам пока не очень сильный интерес. Больше шоу-бизнес, потому что они чаще мелькают на экране.

— Какие еще ограничения на вашу жизнь, на ваши решения накладывают клубы? Была информация, например, что все игроки «Зенита» обязаны были держать деньги в Газпромбанке. Было такое?

— Первый раз слышу. Деньги не обязательно держать. Естественно, приходят деньги в Газпромбанк, так как все расчеты идут через «Газпромбанк». Услуги по управлению деньгами тоже никто не навязывал. Были встречи, когда приезжали специалисты, — если кто-то желал, то мог с ними обсудить более конкретно.

— А в «Спартаке» обязательных программ для спортсменов нет?

— Обязательных нет. К сожалению, и необязательных пока тоже. «Открытие» только интегрировалось с «Петрокоммерцем» — может быть, еще не успели. Кто хочет инвестировать, тот делает сам. Я делаю с «Газпромбанком», с «Петрокоммерцем», в последнее время со Сбербанком CIB. В «Зените» достаточно много тех, кто сам занимался.

— Как результат, они довольны?

— Кого я знаю, да. Допустим, Костя Зырянов сам занимается этим. Говорит [брокеру], когда покупать, когда продавать.

— А когда он находит время, — это же надо отслеживать котировки?

— Он же не ежеминутно это отслеживает. Вот он едет на тренировку, посмотрел котировки, прочитал аналитику какую-то: если считает нужным, что надо продать — продает, покупать — покупает.

— Вы к его советам прислушиваетесь?

— Я у него не спрашивал, но я знаю, что у него неплохо получается.

— А почему у Аршавина с Кержаковым плохо получалось?

— Может, другие советчики были.

— В одном из интервью вас спрашивали про собственный бизнес и вы сказали, что у вас бизнеса нет, так как вам некогда этим заниматься. По-прежнему ли это так?

— Естественно. Потому что если я буду бизнесом заниматься, мне тогда надо с футболом закончить.

— Тем не менее известно, что у спортсменов иногда бывают доли в каком-то бизнесе. Но когда читаешь про их бизнес — это всегда либо автодилеры, либо рестораны или бары, недвижимость еще может быть. Почему такой выбор? Эти виды бизнеса кажутся наиболее понятными, более простыми?

— Просто знакомыми. Плюс в тот момент — в 2006—2010 гг. — реклама шла такая, что на недвижимости можно заработать, на машинах тоже, потому что много открывалось дилеров.

— А вам не предлагают участвовать в каких-то бизнесах?

— Мне много что предлагают. Примерно все то же самое — недвижимость, машины. Но я не вижу смысла. Потому что считаю, что нужно самому заниматься, чтобы быть в теме и понимать структуру всего этого бизнеса от начала до конца.

— А много ли вы знаете случаев, когда эти люди, которые предлагают что-то спортсменам, оказывались мошенниками? С известными спортсменами эти случаи становятся известны публике. Насколько это распространенное явление?

— Мошенничество достаточно распространено. Но каждый же думает, что он самый умный: если кто-то прогорел, то я обязательно заработаю. Кому-то агенты предлагают бизнес. Насколько я знаю, все достаточно успешны.

— Что вы думаете про агентов? Прежний президент РФС, Николай Толстых, пытался с ними бороться.

— Система не у нас зародилась. Не думаю, что есть российская специфика, — наверное, все так же как и везде. Комиссии, главное, чтобы поменьше были.

— Экономический кризис и девальвация рубля привели к тому, что футболистам стали платить меньше?

— Да, сейчас тенденция такова, что зарплаты уменьшаются, и уже не платят таких баснословных денег. Во многих клубах при подписании фиксировали курс.

— Клубы не пытаются пересмотреть контракты из-за девальвации?

— Я не слышал такое.

— У вас контракт в валюте?

— На этот вопрос отвечу так: я получаю зарплату в рублях.

— Насколько, по вашим ощущениям, упали зарплаты в российском футболе?

— Цифр назвать не могу, но чувствительно. Особенно для тех, кто средние зарплаты получал.

— А что такое средняя зарплата у футболиста?

— Я думаю от $10 000 до $25 000 в месяц.

— У нас было другое представление о зарплатах футболистов, что они намного выше…

— Ну вот пишут «90 топ-зарплат футболистов» на одном ресурсе. Но 90 на всю премьер-лигу поделите, по два-три человека в команде выходит. В топовых командах — 5–6 человек, которые больше получают.

— Это не баснословные деньги. В чем тогда резон становиться профессиональным футболистом?

— Ну, миллион, может, не соберешь, но квартира, машина, возможность куда-то вложить, — это будет. Плюс есть премиальные.

— Что вы думаете о возможности введения потолка зарплат в российском футболе? Это поможет бизнесу клубов?

— Думаю, что в НХЛ эту систему не просто так придумали. Мы в сборной между собой это обсуждали. В принципе, все были за то, чтобы и у нас было тоже самое. У нас, допустим, человек может сверкнуть один сезон, ему предложат большой контракт, а потом его пять лет не видно. А в НХЛ система такова, что первые три года у игрока контракт новичка. Это, если не ошибаюсь, $800 000 плюс бонусы, — выходит максимум около $3,5 млн минус налоги. Если ты в течение трех лет постоянно держишь высокий уровень, только тогда тебе могут предложить значительно больший контракт.

— Но введение потолка зарплат противоречит вашим интересам, как игрока.

— Да, но перспектива должна быть. Если мы хотим остаться в футболе, он должен развиваться, чтобы как раз эти зарплаты потом росли или хотя бы оставались на том же уровне. Чтобы качество продукта улучшалось, приходили новые рекламодатели и приток денег становился больше. У нас позиция такая была.

— Как спортсмены готовят себя к окончанию карьеры, как выбирают то, чем будут заниматься дальше? Особенно когда есть привычка к высокому уровню доходов?

— В процессе того, как карьера близится к завершению, надо готовить себя к тому, что если у вас нет никакого бизнеса, и конкретных планов, то нужно поумерить аппетиты и готовиться к тому, что доход будет меньше.

— А клубы как-то участвуют в трудоустройстве? Помимо «Зенита», который декларирует, что все его звезды будет интегрированы в структуру клуба.

— Многие предлагают работу — если видят потенциал тренерский или еще какой-то. Есть еще селекционные службы, многие ребята идут в селекционеры.

— Вы получили диплом юриста. И говорили, что хотели бы по окончании спортивной карьеры заняться спортивным менеджментом.

— Да, и сейчас хочу.

— Но сколько еще лет вы планируете продолжать профессиональную карьеру?

— Хотелось бы подольше, но пока ориентируюсь на 2018 г.

«Ведомости», 16.10.2015