АНДРЕЙ МАНАННИКОВ: «ПЕРВАК МАХАЛ ПИСТОЛЕТОМ: «ВСЕХ ПОЛОЖУ!»


1989 год. В игре вратарь «Памира» Андрей Мананников. Фото: sport-express.ru

Футбол 90-х знакомил нас с яркими персонажами. Они действительно были прекрасны — Гарин, Терехин, Наталушко… Одним из самых-самых в череде новых героев казался голкипер «Зенита» и «Ротора» Андрей Мананников.

И вдруг — пропал. Исчез из большого футбола при обстоятельствах драматичных.

Мы его нашли годы спустя. В Петербурге.

ШМАРОВ

— Вы долго жили в Душанбе. Таджики — что за люди?

— Те, кого видим на наших улицах, — это таджики, спустившиеся с гор. Кто родился в Душанбе, оттуда не уезжает. А если уж перебираются в Москву или Питер, должности у них хорошие.

— Не дворники?

— Ни в коем случае! Открывают рестораны, занимаются бизнесом.

— Бываете в Душанбе?

— Прошлой осенью съездил с ветеранами, играли против «Спартака». До этого 12 лет не был. Город не узнать. На Эмираты похож.

— Ярче всех из того «Памира» сложилась тренерская судьба у Маматкуловича.

— Маматкулович — это кто такой?

— Рашид Рахимов.

— Рашида знаю с 1984-го. Всегда был с высокомерием. Как говорят, человек переехал в Европу, но Душанбе в нем остался.

— Учитывая характер Рахимова, драки внутри команды случались?

— Скандалить — скандалили, но дрался он постоянно только с Игорем Амирченко. Был такой защитник.

— Кто кого?

— Один на один Амирченко, может, и завалил бы его. Но у Рахимова много друзей. Еще и братья приезжали.

— Нам казалось, не самой простой характер у Мухсина Мухамадиева.

— Мухсин, ха… Как объяснить? Вам кажется, что Мухамадиева «понесло». А на меня он смотрит, и его не «несет» никогда. Мухсин знает, где его место. После того как закончил ВШТ, стал немножко… Дергаться. Но при мне — адекватный.

Мы с Батуренко поначалу Мухсина повсюду с собой таскали. Приезжаем в Сибирь, идем куда-то, а Мухамадиев при нас как диковина. Маленький, толстенький, черный, как вот этот стол. В Сибири таких и не видели. Но когда заиграл, от нашей компании отбился.

— Ваш «Памир» тренировал Юрий Семин.

— Кому я благодарен, так это Семину. Пришел в «Памир» — сразу меня поставил. Хоть я был третьим вратарем. Уехал на Спартакиаду школьников, а «Памир» на матч с «Кайратом». Неожиданно меня срочно вызывают в Алма-Ату. Наш Тростенюк отыграл первый тайм, получил два от грека…

— Пехлеваниди?

— Вот-вот. Семин усадил Тростенюка на лавку — выпустил меня. С тех пор играл без замен. Кроме года, когда забрали в ЦСКА.

— Вывел в высшую лигу «Памир» Шариф Назаров. Так никуда из Таджикистана и не уехавший.

— Шариф — далекий от футбола человек. Никогда не играл. В «Памире» был администратором, начальником команды. Вдруг назначили тренером. На том, что заложил Семин, полетели.

— «Спартак» громили — 5:1.

— Я вам расскажу, почему 5:1. История давняя, уже можно. После первого тайма — 4:0. Забиваем пятый. А тогда Шмарова тянули в бомбардиры. Попросил — ну, Мамаджанов на 90-й и уронил его специально в штрафной. Чтоб он пенальти забил.

— Это что-то стоило?

— В данном случае — никаких денег. Он попросил — мы сделали. Хотя раньше и судьи были другие, и отношения, и футбол. Все продавалось и покупалось.

— «Памир» работал с судьями?

— О том, чтоб им деньги давали, не слышал, честно. Но принимали хорошо, накрывали поляну. Одного привезли на стадион пьяным в стельку. «Му» сказать не мог. Полчаса отмокал под холодным душем. Вышел — нормально отсудил. В высшей лиге я не сталкивался с беспределом. Не то что во второй.

Когда в Термезе начинал, был в нашей зоне «бермудский треугольник» — Хива, Нукус, Наманган. В этих городах никто очки не брал. Прибивали внаглую. Например, подача углового, свисток, пенальти. «Товарищ судья, за что?!" А он: «В такой куче наверняка была игра рукой…»

А в «Памире», чтоб зацепиться за высшую лигу, хитрости придумывали. Матчи начинали в пять часов дня — когда температура градусов сорок. Сами к этому как-то адаптировались. Ледяную минералку заносили в гостевую раздевалку. Кто понимал — чай пил. Остальные брали эту воду.

— Что такого?

— Отхлебнул — и не можешь играть. Организм остывает, перепад давления, силы ушли.

— Экскаваторы ночью перед гостиницей гостей тарахтели?

— До таких подлостей не опускались. Вот против нас в Хабаровске устраивали один и тот же трюк. Первый тайм — открывают ворота стадиона так, чтоб хозяева играли по ветру. Во втором тайме уже другие — хоп, снова СКА по ветру…

— Хабаровск мог вас холодом испытать. Так, как вы испытывали жарой.

— Это в Перми намучились. Последний тур. Было минус сорок.

— Да ну, какие сорок?

— Может, мне показалось. Накануне вышли на тренировку — проковырялись минут двадцать. Поле укатано, шипы не держат. На следующий день явился какой-то мужик, заставил нас в резиновые шипы вкрутить шурупы. Головки пооткусывали.

Задубел в Перми как цуцик. Штанги еще были чугунные — дотронешься, перчатка примерзает. Еле руку отрываешь. Мяч улетает за ворота, ребятишек нет. Надо самому топать. Я подбежал к трибуне, там пермяки — без шапок, нараспашку. Водка, сало порезано, черный хлеб. Кричат: «Эй, вратарь, давай к нам, разлито!» С удовольствием, отвечаю. Но пока нельзя.

— Правда, что за выход в высшую лигу футболистам «Памира» вручили уазики?

— Чушь. В «Памире» с деньгами было отлично. Самой плохой машиной считалась «шестерка». Я сначала получил «Волгу», а когда вернулся из армии — «девятку». Цвет — «брызги шампанского». Номер 13–00, как сейчас помню…

Жила команда за счет хлопка. На столе всегда была и красная икра, и черная. Разве что с кофе проблема.

— Почему?

— Таджики кофе не пьют. Только зеленый чай.

— Зато легкие наркотики считаются пустяком.

— Что вы имеете в виду?

— То, что жуют.

— Насвай? Да это ерунда, а не наркотик. Я пробовал. Тот же самый табак, ощущение, как от первой затяжки сигареты. Чуть кружится голова. Попадает в кровь через слюну.

— Вся команда на этом сидела?

— Не вся, но… Употребляли. В Средней Азии — обычное дело. Пятницкий до сих пор насвай жрет. Его продают везде. Можем в Питере выйти — на любом углу куплю у таджиков.

БУБУКИН

— С уходом в ЦСКА история приключилась детективная.

— 1985-й. «Памир» и ЦСКА претендуют на выход в высшую лигу. Накануне матча с ЦСКА семерых наших, которые формально служили, отвозят в комендатуру. Болельщики узнали, стали собираться вокруг. Начальник перепугался — ладно, говорит, выпускайте их. Но предупредили: «Проигрываете — мы вас не трогаем».

— Как сыграли?

— Победили — 1:0. На следующий день все семеро отправились служить. Четверо в Ашхабад, трое — в Ташкент.

— Может, лучше было отдать матч?

— Это даже не обсуждали. Почему-то страха не было. Как-то в Хабаровске играли, тренер СКА Назаренко знал, что я служу. Ходил за моими воротами весь матч: «Не пропустишь — останешься здесь». 3:1 их обыграли.

Попасть, кстати, должны были не в ЦСКА, а в «Динамо». Но специальным приказом министра обороны нас, пограничников, перевели из КГБ в армию. Учебку проходил в десантно-штурмовой бригаде. Все эти ребята готовились в Афган. Под боевые действия.

— Кем вы числились?

— Минометчиком. При том что генерал Гафуров был болельщиком «Памира», все приходилось выполнять наравне с десантниками. Самая граница. Обрыв — и вот Афганистан. Через речку Пяндж.

— Афганцы на эту сторону набегали?

— В свое время они целиком заставу вырезали. Зашли в учебку, а постовые с деревянными автоматами. Потому что до присяги настоящее оружие не дают.

— Глупостями в армии занимались? Траву красили?

— Нет, это в ЦСКА дурь была. Осенью листья сбивали с деревьев, например. Командовал операцией человек с погонялом Шлюпка.

— Почему?

— Мичман. Батуренко в ЦСКА устроили «дембельский аккорд» — яму с опилками. У спортсменов есть упражнение — прыжки на опилки. Так эту яму пятьдесят метров в длину рыл как раз Юра.

— Герой.

— Но он хитрый, договорился с экскаваторщиком. Принимать работу явился тот же мичман: «Что-то слишком глубоко. Прикапывай назад». Вот это Юре пришлось делать уже самому.

— С вами в ЦСКА забавное случалось?

— Тренировал вратарей Валентин Бубукин. Уже забавно. Все на шутках-прибаутках. Что в голову придет — то и давал. В Болгарии загнал на поле, где снега по колено. Мяч кидает — а ты лови. Успей еще из сугроба вылезти. Ну глупость!

— Зато весело.

— Еще веселее было, когда Юрий Морозов уехал на чемпионат мира, Бубукину оставил конспекты. Тот поглядел на эти бумаги: «За хорошую работу — срезаю половину!» И половиночку от конспекта оторвал. Команда к приезду Морозова расслабилась так, что не узнать.

Тогда мечтали создать новую «команду лейтенантов». Привезли служить всю юношескую сборную, которая играла на чемпионате Европы. Но подписались на звание Малюков и Татарчук. Да Брошина заставили. Броха выпивал прилично, его приперли: либо становишься лейтенантом, либо насильно спрячем в больницу…

— Жестко.

— Но больницы не избежал, подшили его. После матча со «Спартаком» он был тепленький, шарахался по второму этажу ЛФК. В бордовом костюме сборной СССР. Тут навстречу толпа генералов — и кто-то захотел Брошина им представить. Подозвал — а Валерка лыка не вяжет: «Вя-вя-вя…» Прямо оттуда отправили в больницу. Полежал, пришел в себя от такого потрясения — и вновь заиграл.

БЕЛОШЕЙКИН

— Чьей способности пить и играть вы поражались?

— Себя могу отметить. Шариф Назаров говорил: «Лучше пьяный Мананников, чем трезвый Гертнер». Консультантом «Памира» был Вячеслав Соловьев, и я прокололся. Открывал «чебурашку»…

— Водку?

— Да, зеленую, с крышечкой. В руке лопнула, поранился. Опоздал на базу, тренеры сидят на скамеечке. А у нас принято было — подойти, каждому пожать руку. Я попытался отделаться «добрым утром», быстро спрятаться — не вышло. Вытянули на разговор, который завершился фразой Соловьева: «Он ни в коем случае играть не будет». На что Назаров тихо ответил: «Только Мананников». Доктор меня в баньке выхаживал.

— Были на вашей памяти комичные нарушения режима?

— В Душанбе после матча с Литовченко, Протасовым и Горилым рванули на пивзавод. Без часов, без времени. Когда вернулись — их «Днепр» улетел в Ташкент.

Ну и в «Роторе» случай. Команда вылетала зимой на сбор из Москвы. Туда добирались по железной дороге. Из Волжского на просмотр пригласили Александра Еременко. Ночью вышел в тамбур покурить и выпал на ходу из поезда.

— Пьяный?

— Сами-то как думаете? Но в сугробе протрезвел моментально. В шортах и тапочках несколько часов топал по шпалам. Добрел до сторожки, разбудил бабульку. Отогрела, накормила, теплые вещи дала. Еременко золотую цепочку ей подарил — хоть чем-то отблагодарить. После той истории его сразу отправили обратно в Волжский. Виктор Прокопенко смеялся: «Не думал, что паровоз — опасный транспорт…»

— С ЦСКА на базе в Архангельском вы соседствовали с хоккеистами. Вот те поддать — мастера.

— Жили они этажом выше. Пили больше футболистов, это точно. Я с Женей Белошейкиным подружился. В 1999-м, за полгода до самоубийства, встретил на Московском вокзале. Выглядел он замечательно: «У меня все нормально, играю». А потом открываю «СЭ» на последней странице — повесился!

— Причину знаете?

— Все пьянки-гулянки пошли с женитьбы на Светлане. Ее брат был при хоккее, он их и познакомил. Белошейкина на стакан подсадили.

— Женили — потому что выгодная партия?

— Конечно! Вратарь сборной, олимпийский чемпион. Тихонов его наказывал. Команда возвращается, все получают одни премиальные, Белошейкину — половину. Ничего не помогало. На базе по веревкам спускался из окна — и в загул. Хоть можно было уйти через хозяйственные пристройки — ставь лестницу и делай что хочешь. Рядом, в лесу, ресторан.

Как-то в этом ресторане он справлял день рождения. От футбола были Иванаускас, Савченко и я. Заходим — столы красиво накрыты, человек на сорок. Белошейкин один. Из хоккеистов никто не пришел.

— Самые трагичные судьбы вашего «Памира»?

— Васька Постнов играл в Марокко, стал там почетным гражданином. На парадах ходил едва ли не в первых рядах. И пропал. Неизвестно, жив ли. Тренеру Олегу Хаби полгода назад ногу отрезали. Курит много.

ВОЙНА

— В 1989-м в «Памир» привезли трех замбийцев.

— Чудные. Выпить очень любили, на водочку налегали. Жили в «Интуристе», из бара не вылезали. Как наступила осень, на поле выходить отказывались: «Не можем играть по такому холоду». Натирались каким-то смердячим жиром.

— С «Памиром» пол-Африки объездили?

— Каждый год в конце сезона летали на товарищеские матчи. Мавритания, Бирма, Сенегал… В Европу по линии Спорткомитета таджиков не пускали, зато в Африку — пожалуйста. Самое тягостное впечатление произвела столица Мавритании — Нуакшот. Рядом пустыня, минимум зелени, песок во рту постоянно. Грязь, нищета, разруха. Вместо домов — ветхие лачуги, среди помоев и отбросов бродят худющие козы.

— Змеи или пауки к вам заползали?

— Нет. Это случилось на Кубе, где был с юношеской сборной. Вдруг крик в гостинице: «У Кутепова змея!» Прибегаю в номер, Игорь лежит на кровати, боится пошевелиться. Над головой — змея, вылезла через щель в кондиционере. Я схватил ее и выкинул в окно.

— Однако.

— Я же из Таджикистана. Чем-чем, а змеями там никого не удивишь. В районе горных озер их полно. В детстве часто ловил, в том числе ядовитых — гюрзу, гадюку.

— Как ловили?

— Палкой к земле прижимаешь и обхватываешь за голову так, что она не ужалит, как бы сильно ни извивалась. Ничего сложного.

— Лишь бы из охотника не превратиться в жертву.

— При мне никого не кусали. Да и не смертельно это, если вовремя оказать помощь. Когда весной наступают брачные игры, змеи сворачиваются клубками. В этот момент с ними можно делать, что угодно. Даже пинать, как мячик. На человека внимания не обращают.

— Войну в Таджикистане застали?

— «Памир» не разбегался, пока не отыграли в апреле 1992-го полуфинал Кубка с ЦСКА. Вот после него все русскоязычные уехали. По городу уже ходили люди с автоматами. Схлестнулись две нации — памирские таджики и кулябские. Одни кучковались у ЦК, другие — на площади. Когда столкнулись, началась бойня. На горе большой ров, туда людей вывозили и стреляли. Там же закапывали.

— Внешне различаете — кто откуда?

— Разумеется. Памирцы — черные с голубыми глазами, симпатичные ребята. А кулябцы — чумоватые. Грязные, вонючие. Все серьезные посты обычно занимали памирцы.

БРАКОНЬЕРЫ

— Из «Памира» в 1992-м вы перешли в «Зенит».

— Это — ужас! Год бесплатно играли!

— Как?

— А вот так. Подъемные — 25 тысяч рублей. Хватило на торт-мороженое. Бирюкова продали в Финляндию, там же матч организовали. Игрокам раздали суточные, так начальники в Питере скандал устроили. Чуть ли не заставили возвращать.

После «Памира», казалось, попал в голодный край. Магазины пустые, талоны без ленинградской прописки никто не дает. Жена на последние покупала муку, яйца, творог. Пекла блины — и продавала на Московском вокзале. Мы командой идем к поезду, она лицо прикрывает. Чтоб не заметили.

— Невероятно. Команду хоть кормили?

— На первое — бульон, на второе — вынутое из бульона мясо. Я сам ездил на рынок, покупал зелень на всю команду. Чтоб чем-то бульон посыпать.

Но даже при этом я готов был остаться в «Зените», если б квартиру дали: «Варфоломеев получил, Левин тоже. Чем я хуже?» — «Не можем…»

— Кто был тренером?

— Вячеслав Мельников. Бесхарактерный. Тряпка просто.

— В какой момент поняли?

— С самого начала! Когда на его глазах бутылку водки пронес в номер — а он слова не сказал.

— Обыграй «Зенит» камышинский «Текстильщик» в последнем туре, остались бы в высшей лиге. Неужели не нашли денег на такой-то вопрос?

— Нашли. Предложили Наталушко — тот отказался. Хотя «Текстильщику» ничего не надо было. Сыграли — 0:0.

— Говорили, вы однажды какому-то защитнику в «Зените» дали по башке.

— Я по башке не бил. Бутсой кидал. Кому-то укажешь на ошибку — он выслушает и примет. А кто-то спорит. Ну и получает бутсой.

— В ответ кто-нибудь швырял?

— Попробовали бы…

— Как деньги выглядят, вспомнили в «Роторе»?

— Митрич (Горюнов. — Прим. «СЭ») дал мне квартиру, машину, родителям дом…

— Возможности «Ротора» казались безграничными?

— Да и сегодня у Горюнова все в порядке, прошлым летом к нему заезжал. Базу-то не отдал никому. Открыл интернат, гоняет детишек.

— Что заезжали?

— Маму навещал. Она так и живет в том доме. Дай-ка, думаю, на базу загляну. 17 лет Горюнова не видел, да изменился я сильно, бриться стал наголо. Митрич меня не узнал, прошел мимо. Потом обернулся: «Андрюха?!»

— Когда-то Горюнов в чем только вас не обвинял.

— Да. Большую роль сыграл Рохус Шох. 1993-й, играем с «Локомотивом» в Москве. Кто ж у них бил штрафные-то с левой ноги, светленький…

— Смирнов?

— Он через «стенку» мне забросил. А Рохус на трибуне произнес: «Да Манан такие мячи ловит!» Вот эта фраза Шоха стала роковой. Всех собак повесили — будто я сдал игру «Локомотиву».

— Еще говорили про Нижний Новгород.

— Там другой момент. При счете 2:2 человек метров с тридцати пробил. Я сел на колено — мяч завалился мне за спину. Если б сдавал — да в жизни не пропустил бы такой гол. Нелепый! Как у Акинфеева в Бразилии!

Но Горюнов уперся, решил — сдаю, и все. Так воспринял слова Рохуса.

— Шох-то почему был уверен?

— Материальная заинтересованность.

— ???

— Убрал меня, поставил в ворота «Ротора» Саморукова.

— Так в чем заинтересованность?

— В деньгах. Волгоград давал солидные подъемные. Дербанили пополам, наверное.

А мне сказали: «Выставляем на трансфер». Вскоре пригласили в «Торпедо». Но, как услышали сумму, вопрос снялся. 300 тысяч долларов!

Горюнов хотел меня наказать: чтоб никто не купил. Год потерял. Пока не приехали из Махачкалы ребята с поломанными ушами. Заперлись с Митричем, о чем-то потрещали — и увезли меня.

— Не за 300 тысяч?

— За вагон нефти. Или керосина.

— Вот что значит — чудо человеческого общения. Вы не пытались с Горюновым поговорить?

— Бесполезно. Не понимал! Дошло до крайности. Сейчас можно рассказать. Звонок домой: вызывает Горюнов. Приезжаю, секретарша бледная. «Что случилось?» — «Увидишь».

Захожу в кабинет, круглый стол. Вдоль стенки сидят все браконьеры и бандиты города. Страшные люди. Начинают предъявлять: «Ты сдаешь игры…» Пусть, отвечаю, кто-то докажет. Или придет человек, который давал мне деньги. Я сам пойду и утоплюсь.

— Что ответили браконьеры?

— Замолчали. Потом махнули рукой: «Ладно, иди».

— Эти люди могли сделать что угодно?

— Легко. Никто бы меня не нашел. Я, конечно, обоср…ся. Сел в машину, достал из бардачка «чебурашку». Из горла выпил.

— Игроки верили, что вы продали матч?

— Да никто не верил. Жена на волгоградском рынке торговала, а тогда рэкетиры ходили и собирали доллары со всех. Кроме нее. Такое уважение.

— Когда Горюнова простили?

— Уже был в липецком «Металлурге», 1997 год. На сборах идем с Менщиковым, Полстяновым, Жабко, Стоговым. Все поиграли в «Роторе». Навстречу — Митрич. Каждого обнял: «Вот они, настоящие реальные пацаны!» Собственная команда его не устраивала. Как только обнялись — в ту же секунду простил.

МАЛОФЕЕВ

— На самый верх вы так и не вернулись.

— Мне уже репутацию создали — многие тренеры опасались связываться. Зато Эдуард Малофеев не побоялся пригласить в «Анжи», а Владимир Федотов — в липецкий «Металлург».

— Нам описывали, как в Махачкале жил Малофеев. Утром шагал в церковь, зажигал свечку: «Упаси меня, Господи, от греха великого пития». После чего перемещался в пивную напротив.

— Когда в Махачкалу приезжала жена, Эдуард Васильевич был в завязке. Едва Дина за порог — «понесли ботинки Митю». Помню, шепнул в автобусе: «Андрей, сейчас у ларька тормознем. Купи, пожалуйста, „Баварию“. Теплую».

— Теплое пиво — гадость.

— Кому-то нравится. Я принес шесть бутылочек. Малофеев спрятал под сиденье и тихонько отхлебывал. А в Таганроге вообще на игру не пошел.

Там стадион в парке — музыка гремит, шашлычок дымится. Малофеев туда и нырнул. Объявился в раздевалке к перерыву. Взъерошенный. 1:0 ведем, а он в крик: «Что за игра?!" Мат-перемат. Хлопнул дверью. Все в шоке. Начинается второй тайм, он проходит за моими воротами. Окликает: «Счет-то какой?» — «Выигрываем — 1:0». — «Н-да? Тогда что ж я орал?» Развернулся — и…

— На скамейку?

— Обратно в парк. Матч смотреть не стал. Но мы и без него управились — 2:0.

— В минском «Динамо» он выводил футболистов на зарядку со словами: «Мы — дети солнца, тянем руки! Солнце, напои нас энергией!»

— В Махачкале по утрам было другое — заставлял деревья обнимать. Уверял, что от них энергетический заряд идет. И на пяточках попрыгать обязательно. Кто-то спросил: «Для чего, Эдуард Васильевич?» — «Для аппетита». Попрыгаем — и на завтрак.

— Команда к нему относилась иронично?

— Я вам так скажу: как бы к Малофееву ни относились, с ним во второй лиге «Анжи» громил всех, вышел в первую.

— Где на выезде умудрились проиграть питерскому «Локомотиву» — 0:7.

— В том «Анжи» костяк составляли местные ребята. Менталитет своеобразный. Дома вели себя тихо, приезжали в другой город — начинали отрываться. Выпивка, девочки… Сил на игру уже не оставалось.

— Главной звездой «Анжи» середины 90-х считался Ибрагим Гасанбеков.

— Гасанбеков, Кафаров, Агаларов и Курбанов были не разлей вода. Все время вместе. В 27 лет внезапно умер Кафаров. Через год, день в день, разбился Гасанбеков. Ему было 29. На Агаларова и Курбанова это так подействовало, что сразу перестали режим нарушать. Как отрезало.

— «Девятка» Гасанбекова не разъехалась с «КАМАЗом»?

— Да. Ходили слухи, что он был пьяный или под наркотой. Но Ибрагим не пил. Вот травку покуривал. При этом гонял страшно. Я несколько раз ездил с ним в машине — проклял все. Говорю: «Мы никуда не торопимся. Зачем так лететь?» Но по-другому он не умел.

— Как узнали, что в 1995-м при его непосредственном участии «Анжи» скатал договорняк с «Кубанью»?

— Про Ибрагима не поручусь. Сдавали Миша Куприянов и Хабиб Курбанов. Миша сам рассказал годы спустя. Они и меня хотели взять в долю, но постеснялись. А может, решили, что не заслужил.

— В смысле?

— В первом тайме, прерывая выход один на один, сломал на ноге большой палец. Кое-как дотянул до перерыва, счет 0:0. В раздевалке снял бутсу, а надеть не смог — нога распухла. Заменили, другой вратарь пропустил три. Так сначала руководство меня обвинило в сдаче! Миша с Хабибом промолчали. Я им потом напихал: «Что за подстава?!« — «Извини…»

— Куприянов с Гасанбековым дрался при вас?

— Нет. Но Миша получил по заслугам. У него с алкоголем беда: если хоть каплю выпьет — караул! Разум отключается, никаких тормозов.

— Из-за этого в ЦСКА не заиграл.

— Его в Москве на дискотеке отлупили, скинули со второго этажа. Повредил позвоночник. Выздоровел, но ЦСКА был уже не нужен. Перешел в «Анжи».

— Федотов каким в памяти остался?

— Классный мужик, отличный тренер. Из тех, кому без разницы, что ты делал вчера. Главное — как покажешь себя на поле. Когда после матча на базе жарили шашлыки под пивко, Григорьич ворчал: «Чем литрами дуть эту дрянь, лучше выпейте водки. Грамм сто…» При нем «Металлург» в первой лиге лидировал с отрывом. Ушел, когда летом кончились деньги. Разбежались многие. Тем, кто остался, вместо зарплаты всучили мешки с сахаром.

— Куда дели?

— Продали оптовикам. Стали зарабатывать на других командах. Нам уже ничего не надо. А кому-то — надо…

ВЕРЕТЕННИКОВ

— Мы про «Ротор» не договорили. Сколько там платили?

— Зарплата — тысяча долларов. В 1993-м — шикарные условия. Премиальные тоже хорошие. Сумму не помню, врать не буду. Плюс Горюнов машины давал. Первую иномарку привезли Питону — Ford.

— Питон — это кто?

— Володька Геращенко. Длинный — из-за этого прозвище. Веретенников зеленый 500-й Mercedes получил. Нидергаус и Саша Ещенко — BMW. У Есипова был «Москвич-2141», затем на BMW пересел. Я предпочел 31-ю «Волгу».

— Неожиданный выбор.

— К иномаркам тогда душа не лежала. 31-я «Волга» — это было круто. На такой же в Волгограде ездил мэр.

— Почему Есипов держался обособленно?

— Не держался — держали. Горюнову стучал. Тот наутро знал всё — где были, что пили, о чем болтали. Ладно, в ресторане чужие уши. Но то же самое творилось, когда сидели дома у Веретенникова или Нидергауса. Там-то все свои! Ребята вычислили стукача. Есипов прятался на даче у знакомого. Поехали Веря, Ещенко и я. Хотели по-мужски разобраться.

— А Есипов?

— Заплакал. Божился, что больше не будет. Выглядел настолько жалко, что не тронули. Играл-то здорово, пользу команде приносил. Но за пределами поля с того дня его сторонились.

— Еще в таких делах кого-то подозревали?

— Был в «Роторе» молодой защитник — Игорь Авдеев. Пока не уехал в Казахстан, жил у меня дома. Сдружились, брал его с собой, когда где-нибудь собирались. Потом выяснилось, что обо всем докладывал Горюнову.

— Как узнали?

— Митрич проговорился: «Ты их кормишь-поишь — а они тебя сдают!» — «Вы о ком?» — «Да об Авдееве». Через много лет встретились. Спросил: «Как же ты мог?» Он то краснел, то бледнел. Наконец выдавил: «Да, был не прав…» Но сейчас на него не обижаюсь. Я незлопамятный. Иногда такое прощаю, что сам удивляюсь. Единственный, кому никогда не подам руки, — Шох.

— Веретенников — что за человек?

— Тихушник. Под каблуком жены Ларисы. Очень спокойный, голос повышал редко. Но на сборе в Германии Горюнов его допек. Веря взял Митрича за грудки, встряхнул, прижал к стенке. Крикнул: «Не лезь в мою жизнь!»

— Веретенникову отомстили за уход из «Уралмаша» в «Ротор», избили железными прутьями. Об этом рассказывал?

— Никогда. Знаю, что бандиты нагрянули домой, когда Олег был дома с маленьким сыном. Били на глазах Пашки. О нравах уралмашевских ребят наслышан от Толи Воловоденко, который после «Памира» три сезона там отыграл. Он объявил, что переходит в другую команду, и в тот же вечер уехал с семьей из Екатеринбурга. Иначе, говорит, было бы, как с Веретенниковым. Я с этой кухней соприкоснулся, когда работал у Первака в Челябинске.

— Каким образом?

— У него давний конфликт с Григорием Ивановым, теперь уже президентом «Урала». Тот не пускал Первака на стадион, болельщики «Урала» вывешивали оскорбительные баннеры. Однажды Иванов пригрозил: «Приедешь к нам — грохнем!» С тех пор Первак в Екатеринбург ни ногой.

— А Иванов — в Челябинск?

— Нет, приезжал. Видимо, не боялся.

КЕБЕ

— С футболистами Первак не церемонился?

— Да уж. Пьяный заходил в раздевалку, матом орал. Вартана Мазалова ударил в грудь. В другой раз голосил, размахивая пистолетом: «Всех положу!» В Челябинске любил смотреть футбол не в ложе, а за воротами. Как-то встал за спиной голкипера «Химок», кричал гадости. Все сходило с рук.

— Дмитрий Кузнецов говорил нам, что Первак в разгар матча названивал главному тренеру Геннадию Морозову, давал указания, какие делать замены.

— При мне такого не было. Ни разу! Перед игрой Первак спрашивал в своем стиле: «Ну чё там у тебя?» Морозов называл состав. Иногда Первак хмурился: «Этот слишком молодой. Не рано? Давай опытного…» Но Геша не шел у него на поводу.

— Как Первак расколол Кузнецова, что ставил на тотализаторе против своей же команды?

— Не Первак — Морозов. С Димой он дружил. Был у них знакомый банкир, у которого Кузнецов периодически одалживал немаленькие суммы. Тот поинтересовался: «Зачем?» Дима рассказал про тотализатор. Дальше к Геше попал его блокнот, где подробно расписано — туры, счета, коэффициенты. Закончилось все во Владивостоке. В концовке при счете 1:3 забил наш югослав Булич. Вся скамейка радовалась, кроме Кузнецова, который сидел с каменным лицом. Оказывается, сделал приличную ставку на победу «Луча» с разницей в два мяча. В Челябинске Первак созвал тренерский штаб и сообщил Кузнецову, что в его услугах не нуждается. Дима даже вопросов не задавал. Молча собрал вещи и уехал.

— С Морозовым Первак распрощался так же?

— Нет. Долго беседовали один на один. Геша вернулся: «Наливай!» Я подумал, ослышался: «Ты что? Скоро тренировка». — «Сам проведешь. Я здесь больше не работаю». Кстати, только Первак уволил Морозова. Из других клубов Геша всегда уходил сам. Внезапно. Есть у него черта — в какой-то момент все бросает: «Надоело!» И уезжает домой.

— Нынче чем занимается? Играет за спартаковских ветеранов?

— Уже не играет — проблема с коленом. На даче живет. Подрабатывает консультантом в спортивном агентстве.

— Как в Челябинске смотрелся Торбинский?

— Уверенный в себе пацан, самоотдача сумасшедшая. Хотя битый-перебитый, играл через боль, на уколах и таблетках. В Челябинске старый искусственный газон, Димке после операций на коленях бегать на таком было не рекомендовано. Но поблажек себе не давал. Еще в том «Спартаке» выделялся Гацкан. Здоровый, мобильный, злой. Правда, в отличие от Хагуша не хулиган. Тот молотил по ногам без разбора, карточки на ровном месте собирал. А за кого особенно рад, так это за Виталика Денисова.

— Он появился в команде, когда Первак перевез ее из Челябинска в Нижний Новгород.

— Совершенно верно. Замечательный парень. Порядочный, трудолюбивый. Сын моего товарища, бывшего защитника «Пахтакора». Я с Геной Денисовым в ЦСКА служил. Как-то навестил его в Ташкенте. Заночевал. Утром просыпаюсь от того, что кто-то долбит по моему дивану. Открываю глаза — стоит «карандаш», лупит мячом. Виталик, конечно, меня не запомнил. Но в Нижнем рассказал ему историю нашего знакомства. Посмеялись.

— Отметился в Нижнем и Кебе.

— Футболист неплохой, но человеческие качества… Хитрый, себе на уме. Прикидывался, что по-русски ни бум-бум — на самом деле все понимал. Кажется, единственный, кого Первак не кинул. Потому что, когда возникали задержки, Кебе просто исчезал. Запирался в квартире — не достучаться, не дозвониться. Как деньги выплатят — приходит на тренировку. Спустя полгода его продали в «Анжи», но до этого успел слить игру.

— То есть?

— Играли дома — с кем, не помню. Приехали на стадион, футболисты пошли смотреть поле, а Кебе неожиданно поднялся на трибуну. Долго сидел в одиночестве. Словно что-то обдумывал. Команда вовсю разминалась, а он только начал переодеваться. И вот ситуация в первом тайме: Кебе возвращается к своим воротам, забирает мяч. Пускается авантюрно в обводку, теряет и замирает. Демонстративно. За своим игроком не бежит, даже сфолить не пытается. Тот спокойно бьет мимо вратаря — 0:1. В футболе я всякое повидал. Такие ошибки не случайны.

— Сколько могли заплатить Кебе?

— 50 тысяч долларов, не меньше… Это сегодня борются с договорняками, коррупцией. Лет десять назад было иначе. Плодились тренерские «пулы», где расписывались матчи. Все друг с другом повязаны, поделят очки — и в шоколаде.

— Когда последний раз общались с Перваком?

— В Нижнем. Чемпионат завершился, игрокам он сказал: «Не переживайте, оставайтесь на базе. Я подъеду, со всеми рассчитаюсь». И пропал. Вскоре клуб признали банкротом. Спрашивать не с кого.

— Много вам должен?

— Десять тысяч долларов. Зарплата за два месяца — четыре тысячи. Плюс премиальные за шесть матчей — по «штукарю». У футболистов контракты были посерьезнее. Но меня еще зимой насторожил один момент.

— Какой?

— Последний сбор. В комнате Первак, спортивный директор Шикунов, а мне поручили заполнять бланки контрактов. Игроки заходят по одному. Шикунов говорит: «Этому — 20».

— Тысяч долларов?

— Разумеется. Уточняет: «Тебя устраивает?» — «Да». Первак поворачивается ко мне: «Записывай». Заглядывает следующий. Шикунов: «Этому — 25. Устраивает?» — «Да». Первак: «Записывай». Все в таком духе. Порой казалось, что цифры называют от фонаря. Мол, главное, напиши, а там разберемся.

ЧЕПЧУГОВ

— Встречали более странного начальника, чем Первак?

— Президент красноярского «Металлурга» Денис Рубцов. В 30-градусный мороз ходил по улице в черной полупрозрачной рубашке. Дружил с клубным юристом, который тоже одевался своеобразно — белая кофточка с вышитыми красными розочками на груди, джинсы в обтяжку, сапоги по колено, сбоку кисточки. Что их связывало? Позже Рубцов звонил, благодарил за Чепчугова. Клубу за него от ЦСКА перепали хорошие деньги.

— Это ведь вы откопали Чепчугова?

— Да. Подобрали его с Морозовым, когда был никто и звать никак. Два сезона отработали в «Металлурге» и «Риге». Парень своенравный. Мог плюнуть и не тренироваться. Вообще не явиться. Мы чуть ли не дрались с ним!

— Нормально.

— На повышенных тонах разговаривали постоянно. Если б я молчал — может, Чепчугов так и сидел бы в своей дыре.

— Сейчас сидит в ЦСКА.

— И будет сидеть. Я еще тогда ему сказал: «Рано идешь. Там Акинфеев, сдвинуть нереально».

— Юран тренировал в Латвии за тысячу долларов.

— Я в «Риге» — за 700 евро. В какой-то момент понял — пора что-то менять. Вернулся домой, вариантов не было. Знакомые устроили на асфальтобетонный завод начальником транспортного цеха. На мне погрузчики, машины, рабочие.

— Главная тонкость новой профессии?

— Уследить, чтоб не воровали. Машину могут пригнать пустую, что-то не довезти. Не заметишь — попадешь.

— Попадали?

— Ни разу. Тьфу-тьфу.

— 5 августа вам — 50. С какими мыслями ждете юбилей?

— 50 так 50. На цифре не зацикливаюсь. Жизнью доволен. Смотрю на сверстников, которые вынуждены пылить за ветеранов, чтоб прокормить семью. Или тех, кто выучился на тренера, но годами без работы. И понимаю — уж лучше на заводе. Мне хватает. Недавно домик в Финляндии купил на берегу озера. Лес, рыбалка — красота!

— В какую сумму обошелся дом?

— 30 тысяч евро. Взял в кредит, 3 процента годовых. Наши банковские расценки я бы, конечно, не потянул. В Финляндии условия божеские. Но для кредита требуется вид на жительство. Мне с документами помогли друзья.

— В футбол тянет?

— С детишками поработал бы. Без отрыва от завода. Совмещал бы легко. В другой роли себя уже не представляю.

Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ, Санкт-Петербург — Москва. «Спорт-Экспресс», 10.07.2015