Когда он молчит, видно, как он постарел. Не сдал, не превратился
в пенсионера - именно постарел. Словно время присыпало его своей
серебряной пылью.
И еще он какой-то усталый. Очень усталый. Настолько, что даже не
понимаешь с ходу, о чем бы его в эту минуту спросить. Просто здороваешься
и ловишь себя на том, что невольно улыбаешься, сам не знаешь почему.
Может, оттого, что давно не виделись?
Но голос у него остался прежним: хриповатым, низким и каким-то бархатным.
Если прикрыть глаза, покажется, что и он прежний. Тот, кого носили
на руках восемь лет назад - за победу над Уэльсом.
Пройдет около года после выхода на Евро-2004, и он подарит футбольной
истории свой очередной афоризм. Скажет: «Отсюда никто еще со славой
не уходил». Имея в виду расставание со сборной ее очередного тренера.
- В принципе, я на телевидение не хожу, - говорит Ярцев и тут же
подсказывает гримерам: - Вот здесь мне пробор сделаете.
Те послушны, как первоклассницы. Он вежлив и корректен, но они почему-то
ходят, как на цыпочках.
- Ну, теперь-то ты понимаешь, какая разница между тем, что видно
с трибуны и тем, что происходит внутри команды? - спрашивает он.
Я киваю. Не решаюсь уточнить, но мне кажется, это - возвращение
к давней истории. После 1:7 от Португалии Ярцева не критиковал только...
даже не знаю кто. И ленивые, и слепые, и те, кто футболом не интересуются
в принципе - всем нам было безумно обидно. Больно было: мы же ведь
не Папуа - Новая Гвинея. Как-никак, страна с большими футбольными
традициями, и вдруг такое унижение.
Ярцев после того кошмара дал большое интервью, из которого в память
намертво врезалась фраза: «Не пора ли спросить и с игроков?» Фразу,
мягко говоря, приняли в штыки - практически все, кроме нескольких
действующих тренеров. Через год, когда датские юниоры рвали в клочья
нашу молодежку - с Акинфеевым, Жирковым, Денисовым, Билялетдиновым,
Быстровым в составе, те слова Ярцева вспомнились быстро. Захотелось
их процитировать, не разделяя ответственности между тренером и командой,
- признав правоту уже бывшего тренера первой сборной.
- Я почему согласился прийти, - Ярцев придирчиво осматривает себя
в зеркало, - критиканство достало. Опасная ситуация, скажу я тебе:
Адвокат занервничал под таким прессингом.
- Он не понимал после Армении, почему команду так критикуют.
- И я не понимаю. Играли достойно, выездной матч, но повылазили
те, чье мнение вообще никого не должно волновать. Уже певцы оценки
выносят.
Я сижу и думаю: поделиться с ним сейчас своей идеей или нет? Уведешь
разговор в сторону - а вдруг он к этой теме потом и не вернется?
А идея-то занятная: открыть, скажем, в интернет-пространстве сайт
игроков сборной, где они бы давали свои комментарии на злобу дня.
Березуцкие бы оценивали культурную ценность последних российских
киноновинок, Анюков - эффективность запуска спутников ГЛОНАСС. Акинфеев
- борьбу с коррупцией или успешность последней посевной.
Но тут же понимаю, что идея нереализуема. Ее вряд ли оценят как
шутку, а от новой критики команду она не спасет.
- И Катар, я тебе скажу, в футбол играть тоже научился. Хорошая,
крепкая команда.
- Согласен, Георгий Александрович, только где там Катар-то? Считай
- сборная Ганы, одни темнокожие парни бегают, особенно во втором
тайме.
Наступила пауза. Ярцев крепко задумался над чем-то. Над критикой,
наверное - над ее тоном.
Это чисто русский феномен. Мы не умеем критиковать себя неожесточенно,
не задевая эмоцию другого. Вот в чем проблема - в эмоциях. Кто бы
что ни сказал, всегда обида: у тех, кто говорит, и у тех, про кого
говорят.
Отсюда и высокопарные пассажи про отсутствие совести и фразы вроде
такой: «Матч не смотрел, был на гастролях, но осуждаю этот позор».
И ветеранские стоны: мол, вот в наше время!
В ночном автобусе, везущем уставшую за сбор команду к самолету,
Игнашевич вроде бы негромко спросил: «Почему нас так критикуют бывшие
игроки?»
Разные версии прозвучали в ответ. И запомнилось, как один из молодых,
услышав, что те сами ничего не выиграли, никуда не пробились, не
поверил. Мотал головой, слыша, что сборная СССР не попадала в финальную
стадию трех подряд чемпионатов Европы (1976, 1980, 1984), а в 1974-м
и 1978-м пропускала чемпионаты мира. Не захотел поверить, обещал
дома залезть в интернет и уточнить.
- Надо что-то делать, - сказал Ярцев. - Как-то защитить сборную.
Иначе, боюсь, задергаем Адвоката, и он не справится. Я же помню
его по «Зениту», он совершенно иначе себя вел, по-другому смотрелся.
Есть за что критиковать, но другая должна быть критика.
- Есть ведь другая. Газзаев, Спаллетти, Слуцкий. Те, кто состоялся
как тренер. Они иначе говорят.
- Вот именно. Те, кто состоялся. Кто прошел через все это.
Ярцев ушел на эфир, но эхо от разговора продолжало звучать. Вспомнились
Ереван и Доха, атаки в Армении и беспомощность обороны на первых
минутах в Катаре. Восторженность от некоторых комбинаций и досада
от некоторых провалов. Возмущение Адвоката переносами матчей чемпионата
на понедельник, из-за чего сбор начался только в среду - за три
дня до матча, позже, чем у кого бы то ни было из европейских сборных.
Хиддинк в отличие от Адвоката русскую прессу не читал. У Гуса давно
уже выработался иммунитет на критику: «Кто это сказал? А что он
выиграл как тренер?» У Дика, похоже, внимание к мнению окружающих
более острое.
До июня, в любом случае, у сборной пауза. Другие темы на первом
плане, другие мишени. Опять крупно проиграл скромному провинциальному
клубу «Спартак». И у «Динамо» те же семь пропущенных мячей после
трех туров.
Но Ярцев все равно прав. Надо что-то делать. Даже не с критикой:
нет такой задачи - избежать ее, когда она по делу.
С тем, чтобы стороны слушали друг друга - и сумели услышать.
