Сейчас редко сравнивают футбол с театром. Причина проста - хватает
солистов, индивидуалистов, полным-полно статистов. А вот тех, кто
наполняет игру вдохновением и полетом мысли, надо искать с ярким
факелом. Потому хочется обернуться назад, на старые портреты. В
этой галерее спартаковец Федор
Черенков едва ли не сразу бросается в глаза. Образ, к слову,
и поныне яркий: не потускнел, не покрылся пылью…
Фото: sportsdaily.ru
Счастливый миг атаки
Он гладко ввинчивался - термин подходящий, ибо Федор Федорович получил
диплом горного инженера - в предполье чужой обороны и поднимал глаза,
в которых тлел огонек охотника. Но казалось порой, что он и сам
не ведал, что свершит через секунду-другую. То ли рассечет острым
как бритва пасом защитные редуты соперника, то ли полетит искать
счастливый миг в атаке. Но все сделает вопреки логике, опрокидывая
каноны. Выражаясь театральным языком, Черенков постоянно отходил
от текста роли, заменяя его собственными - удивительно к месту и
по делу - ремарками.
Сказать, что он забивал отменные голы - значит, не сказать ничего.
Спартаковец делал это изысканно - «Астон Вилла», сборным Бразилии,
Франции и Португалии, одесскому «Черноморцу», разным «Динамо». Трудно
припомнить, чтобы Черенков вколачивал мячи - он аккуратно и непринужденно
укладывал их в сетку. Кстати, за всю карьеру спартаковец зажигал
свою фамилию на табло - на Родине и за ее пределами - без малого
120 раз!
Ненасытная жажда игры
Титулов и званий у Федора Федоровича предостаточно: он трехкратный
чемпион СССР, обладатель золота российского первенства и диплома
за Кубок страны. Дважды его называли лучшим футболистом года в Советском
Союзе, а в обеих сборных - национальной и олимпийской - Черенков
провел 44 матча.
Однако главным для спартаковца было действо, ненасытная жажда игры.
И наверняка уход из футбола стал для Федора Федоровича трагедией.
С тех пор прошло полтора десятка лет, но рискну предположить, что
боль расставания с любимым делом все еще терзает его тонкую натуру.
Конечно же, игру Черенкова наполняли блеском его соратники-умницы:
Юрий Гаврилов, Георгий Ярцев, Сергей Родионов. Да и Бесков - суровый
диктатор, футбольный Сталин - лишь его одного выпускал из клеток
тактических схем на опьяняющий простор. Такой вольницы у Константина
Ивановича не получал, кажется, никто.
Вольнодумец не ко двору
Однако при всем его оригинальном блеске «иглы тайные
сурово язвили славное чело…» В сборной Черенков если не вызывал
отторжения у главного тренера Лобановского, то во всяком случае
не числился в его любимцах. И немудрено - Валерий Васильевич пуще
всего чтил послушание, строгое исполнение своих приказов, а потому
спартаковский вольнодумец явно не вписывался в его стратегию. Черенков
в сборную, конечно, призывался, но играл там не постоянно, фрагментарно
же демонстрируя свой фирменный стиль. На чемпионатах мира и Европы
он ни разу так и не сыграл. Схожая судьба, между прочим, и у другого
художника нашего футбола - тбилисского динамовца Давида Кипиани,
чья богатая палитра оставляла равнодушным Лобановского.
Но наверняка в играх «Спартака» и киевского «Динамо» Черенков пытался
доказать тренеру-оппоненту свою истинную цену, и не без успеха.
Делал это результативно, или убеждая результатом, что, однако, не
меняло грустной ситуации. Но вряд ли это может бросить тень на портрет
мэтра, который просто уважал иные средства. И с ними - предпочитая
Черенкову других игроков - достигал побед.
Из спартаковской оранжереи
Однажды Николай Озеров назвал его народным футболистом, возможно,
не подозревая, насколько был прав. Черенков действительно играл
для людей, даря им радость, заряд бодрости, ибо еще долго можно
было вспоминать, как Федор отдал мяч, принял, ударил. Но и после
игры он не исчезал в сверкающем авто, а мог остановиться, поговорить,
улыбнуться. Черенков - кто еще на такое способен? - даже устраивал
пресс-конференции в метро. И когда Черенков уходил, над стадионом
гремело «Виват король, виват!», и суровые на вид мужчины утирали
слезы…
Отдельная тема - его стоическая верность «Спартаку», в котором он
провел аж 366 матчей! А ведь Черенкову наверняка сулили златые горы
в иных командах. Правда, на закате карьеры он все же подался за
рубеж, но вряд ли то было искушение обогатиться. Федор Федорович,
полагаю, решил испробовать на вкус европейский футбол и себя заодно
- в новом качестве.
Эксперимент не удался, но виной тому не его класс, кстати, безоговорочно
признанный за границей. Черенков был подобен хрупкому цветку, который
пересадили из солнечной спартаковской оранжереи. Но ухаживать за
ним было некому. И он вернулся, снова надел красно-белую футболку,
чтобы еще несколько лет вслушиваться в восторженный гул трибун...
