Примета глобализации – казавшийся чисто штатовским финансовый кризис
перекочевал в Россию. Рухнул фондовый рынок, потеряв в сумме более
50 процентов стоимости акций, упали цены на нефть, есть серьезный
кризис доверия в банковском секторе. Очевидно, что футбола это не
может не коснуться. О том, насколько сильным может быть удар, в
интервью «Советскому спорту» рассказывает директор Института экономики
РАН, профессор Руслан Гринберг.
«МЫЛЬНЫЙ ПУЗЫРЬ ЛОПНУЛ»
– Если кратко – чем вызван нынешний финансовый кризис и грозит ли
он перейти в кризис экономический?
– Вызван кризис длительным отрывом финансовой системы от реального
сектора экономики. Если конкретнее – лишь 2 процента финансовых
операций в мире были связаны с обслуживанием производства товаров
и услуг, остальные 98 процентов операций были в сущности виртуальными.
Это мыльный пузырь, и теперь он лопнул. На мой взгляд, это очистительный
кризис, который приведет к более разумному регулированию рынков.
– Чем кризис плох для России?
– Когда кризис только начался, думали, что у нас тихая гавань, и
в России можно отсидеться. Но фондовый рынок рухнул и здесь. Однако
рынок акций у нас маленький, и для большинства граждан это малозаметно.
Но вы говорили об опасности перехода в экономический кризис – и
это реально. Если недоверие в экономике друг к другу, которое есть
сейчас, сохранится, это может привести к более тяжелым последствиям.
Это очень опасно. Нефть со 150 долларов за баррель уже подешевела
до 70. И если рецессия, то есть спад экономики в США, все-таки начнется,
то это будет иметь тяжелые последствия для России, в том числе и
для футбола.
– В клубах урежут бюджеты? «Лукойл», «Газпром», РЖД, «Норникель»
пойдут на продажу непрофильных активов, а ВТБ откажется от спонсорства
клубов?
– Футбол ждут сложные времена. Очевидно, что зарплаты футболистов
в России завышены, бюджеты клубов раздуты и непрозрачны.
– И зарплаты начнут урезать?
– Не думаю. Режим экономии скорее будет введен на новые трансферы
в будущем году. Российский футбол, как и российская же экономика,
вступает в полосу неуверенности в будущем, а значит – режима экономии.
Очевидно, что нефтедобывающие компании решат сокращать бюджеты.
– И если цены на нефть так упали, значит, сложности ждут в первую
очередь «Спартак», за которым стоит «Лукойл»?
– Футбол – актив непрофильный. Клубы не зарабатывают денег, а, напротив,
требуют серьезных вложений. В нынешней ситуации, когда цены на нефть
упали более чем вдвое, может быть не до футбола. И позиции нефтяных
компаний сейчас наиболее уязвимы. Значит, уязвим и «Спартак».
– Что ждет газпромовский «Зенит», сотрудничающий с ВТБ ЦСКА, «Локо»,
за которым стоит РЖД?
– Здесь все не так плохо. «Газпром», ВТБ и РЖД – компании, контролируемые
государством. Оно побуждает компании поддерживать клубы. Это раз.
Кроме того, цены на газ не падали, как и тарифы на ж/д перевозки,
а в РЖД, насколько я знаю, к клубу относятся трепетно. Однако я
должен отметить, что добывающим компаниям России вскоре предстоит
выплата серьезных кредитов, которые они брали в прошлые годы…
– Что будет с проектами строительства стадионов ЦСКА, «Спартака»
и сборной?
– Сроки строительства удлинятся. Ситуация с ликвидностью сложная,
денег взять неоткуда. Кредитов тоже не дают. Или они очень дорогие.
В общем, стадионы, наверное, будут, но сроки сдачи наверняка изменятся.
– Какова судьба клубов, которые поддерживаются банковским сектором?
У ЦСКА серьезный договор с банком ВТБ…
– Я уже говорил о недоверии в экономике. В этот период не работают
кредитные линии, а значит, денег взять негде. Значит, нельзя будет
купить новых игроков. Потому что на это просто нет средств.
«ХУДШИЙ СЦЕНАРИЙ – ПРИ 20–30 ДОЛЛАРАХ ЗА БАРРЕЛЬ»
– Получается, максимум, что грозит футболу, – отсутствие новых игроков?
– Нет, это еще не максимум. Наши футбольные клубы, если выражаться
образно, это крепостные театры. Очень дорогие. Клубы, при том что
билеты на футбол недешевые, сами все же не зарабатывают. И если
при 70 долларах за баррель им грозит сокращение расходов на трансферы,
то…
– …при цене в 20–30 грозит распродажа?
– Это самый худший сценарий из возможных. И тогда уже точно нашим
компаниям будет не до футбола.
– Почему?
– Потому что нефть – наш основной экспортный товар. Если цена на
него падает, значит, мы получаем мало денег и, соответственно, мало
можем купить. Резко сократится импорт товаров и услуг. И это сокращение
вряд ли будет компенсировано внутренним производством. Разгонится
инфляция, и начнется стремительное снижение курса рубля. Долларов
будет мало, и футболу не хватит. Так что, если нефть упадет до 20–30
долларов, пойдут сокращения и в футболе. То бишь начнется распродажа
игроков. И поскольку мы живем в глобальном мире, цены на футболистов
станут невысоки. Кризис коснется всех. И наши футбольные клубы окажутся
на голодном пайке. А вообще-то я должен сказать, что российский
футбол полностью отражает модель развития российской экономики.
– В каком смысле?
– За нефтедоллары, когда их было много, мы покупали импортные товары.
В футболе же покупали не товары, а иностранных игроков. В обоих
случаях мы не развивались, а просто проедали сверхдоходы.
– А что нужно было делать?
– В футболе – развивать детские школы и воспитывать своих игроков,
заниматься инфраструктурой. В экономике надо бы найти способ не
тратить, а переваривать деньги, которые приплывали к нам в результате
благоприятных цен на нефть. То есть начать производить востребованные
изделия в промышленных масштабах. Иными словами, надо слезть с нефтяной
иглы.
– И что надо производить?
– Самолеты, например. Раньше мы их делали 120 штук в год, сейчас
только четыре. И цены на самолеты стабильны. Это как пример. А экспортируемые
нами товары очень волатильны – цены на них как быстро растут, так
и быстро падают.
– Не знаю, как для экономики, но для футбола, исходя из сказанного
вами, финансовый кризис, получается, во благо.
– Да, потому что футбольный рынок сильно перегрет. Цены на билеты,
трансферы игроков, их зарплаты заоблачны. Если произойдет схлопывание
пузыря, и вместо трат на иностранцев начнут развивать свои школы,
появятся молодые российские игроки, снизятся цены на билеты – разве
это не благо?
