Нынешний чемпионат Европы – уже пятый крупный турнир в карьере старшего
тренера сборной России по футболу. В первых трех – в Олимпиаде-88
и в чемпионатах мира 1990 и 1994 годов Александр
Бородюк выходил на поле в составе национальных команд СССР и
России. На Евро-04 уже был в тренерском штабе сборной. Так что неудивительно,
что Бородюк является правой рукой главы тренерского штаба российской
команды Гууса Хиддинка.
ШАНСЫ В ПОДАРОК
- Александр Генрихович, в вашей игровой карьере было множество больших
турниров. Вы наверняка достаточно четко себе представляете, что
чувствуют сейчас футболисты сборной России.
- Большие турниры для меня начинались с того момента, когда попадаешь
в расширенный список. Не то чтобы начинаешь волноваться, нет - здесь
другое. Внутренне собираешься до предела, с первого дня сбора ощущаешь,
что цель близка, и упустить шанс поехать на такой турнир, как чемпионат
мира, было бы очень обидно. Такие соревнования – вершина карьеры
футболиста. Он к ней идет с самого начала, как только выбирает свой
профессиональный путь. Все начинается с юношеского футбола, с той
базы, которая закладывается в детских спортивных школах, с тех тренеров,
что с тобой работали. Без этой ступеньки не будет всех остальных.
Вот я сейчас вспоминаю – в Воронеже в детском интернате у нас занятия
были с семи утра до семи вечера. Распорядок дня был жесткий: в 7.00
нас забирали, в 8.00 – тренировка, в 9.00 – завтрак, с 10.00 до
14.00 – занятия в школе, после обед, в 16.00 – вторая тренировка…
И так каждый день. Я к чему это рассказываю – ведь из этих детских
школ-интернатов и появлялись футболисты для сборной, там закладывалась
та база, которая позволяла советскому футболу быть на высоте. Ну
а дальше, когда у тебя уже есть этот фундамент, все зависит от тебя,
от того, как ты работаешь, когда попадаешь во взрослый футбол, от
твоего таланта – и немного от везения.
- То есть вы согласны с тем, что многое в карьере футболиста и тренера
определяет счастливый случай, который предоставляет судьба?
- Не совсем так. Скорее, судьба подкидывает тебе какие-то возможности,
какие-то шансы, и все зависит от твоего решения воспользоваться
ими или нет. Я видел много парней, которые были талантливее меня
в несколько раз. Но они не умели трудиться. Мне в чем повезло? В
том, что я попал сначала в вологодское «Динамо», где прошел школу
второй лиги. Это, кстати, была очень приличная школа. Раньше ведь
в 30 лет на игроке часто ставили крест, и доигрывать и зарабатывать
на жизнь он отправлялся как раз во вторую лигу. Там же начинали
и 17-летние. Представляете, что для нас, выпускников детских школ,
значил этот опыт? Так что вологодское «Динамо», где был превосходный
тренер Владимир Петрович Кесарев, – это моя удача, мой счастливый
случай. Ну и плюс турниры были раньше типа «Переправа», где тебя
могли заметить селекционеры больших клубов. Там меня московское
«Динамо» и приглядело. Было мне тогда лет девятнадцать-двадцать.
- Как-то, получается, легко вам дался переход из юношеского футбола
во взрослый.
- Не сказал бы. В этом переходе что самое главное? Главное – осознать,
что это твоя профессия. В детстве ты футболом занимаешься, потому
что любишь это дело, нравится оно тебе. Когда ты осознаешь, что
это твоя работа, за которую платят деньги, но и состоит она не из
одного удовольствия повозиться с мячом, – значит, ты пришел во взрослый
футбол. А в московском «Динамо», когда я туда попал, было девять
игроков сборной СССР. Конкуренция сумасшедшая, но пошло у меня потихоньку.
«УКРАДЕННОЕ» ЧЕМПИОНСТВО
- Следующий ваш счастливый случай в том, что скаут «Шальке» случайно
оказался на матче «Динамо» - «Торпедо»?
- Это был чемпион мира Хельмут Кремерс. Он мне потом рассказывал,
что в составе сборной звезд в Ереване участвовал в гала-матче в
поддержку пострадавшим от землетрясения, и когда он возвращался
через Москву, зашел на футбол, где меня и увидел. А потом Андреас
Граевски уже по его наводке смотрел меня на сборах, которые сборная
СССР проводила в Италии. У меня тогда были варианты с «Болоньей»,
«Дженоа», но меня особо никто не спрашивал. Вызвали, сказали: ты
– игрок «Шальке». Несколько дней на сборы – и вперед. Не знаю, что
за спешка была, но все вопросы были решены в один момент. Это же
1989 год был, я же при погонах, старший лейтенант, по-моему, и вообще
игрокам сборной до 28 лет не разрешалось уезжать в заграничные клубы.
А тут, можно сказать, 24 часа на сборы.
- Правда, что в вашем контракте с «Шальке» был пункт, согласно которому
перейти в другой клуб вы могли только на меньшую зарплату?
- А кто его читал, первый контракт этот? Дали бумагу, ручку – давай
подписывай. Мы же – те, кто уезжал в первую волну, тогда вообще
в этом не разбирались. В Союзе получали рублей 50 за выигрыш, и
подумать не могли, что принято прописывать бонусы за места, голы.
Да и ехали мы туда не то чтобы исключительно за деньгами. Было желание
доказать, что мы можем играть и в бундеслиге, или там в итальянской
серии «А». Что не хуже мы. И немецкого языка не знал я. Думал, контракт
подписать – это все равно что заявление подмахнуть «прошу принять
на работу». Это потом уже выяснилось – половину зарплаты вычитай
на налоги, а еще нужно оплатить дом, машину и так далее. Язык я,
кстати, потом еще долго не мог выучить, года два: полный дом видеокассет
русских, книг. И только когда Кремерс приехал ко мне, все это сложил
в два чемодана и увез, дело пошло.
- Но рассказывают, что этот самый первый контракт помешал вам перейти
в «Баварию»…
- Не знаю, как там с «Баварией», но вот «Герта» мной точно предметно
интересовалась. Хорошие условия предлагали, но согласно каким-то
подводным пунктам того первого контракта первые три года в Германии
я был практически бесправным человеком. И только по их истечении
я заключил новое соглашение на два года. Вот там уже все было по
уму.
- Но в «Баварии» вас иногда поминают недобрым словом. Чемпионства
вы их как-то лишили.
- Было дело. В последнем туре мы с ними играли, а им победа нужна
была, чтобы первое место занять. 3:3 матч закончился. Я два гола
забил. Если честно, до сих пор ту игру считаю одной из своих лучших.
Видеокассета у меня с записью этого матча осталась. Редко, но просматриваю.
Когда положительные эмоции нужны.
- Сейчас наверняка Бородюк-тренер смотрит на Бородюка-футболиста
совсем другими глазами. Взяли бы такого игрока к себе в команду?
- Да, сейчас с кромки поля действительно футбол воспринимается совсем
по-другому. Как игрок меня бы нападающий Бородюк вполне устроил.
Как это у вас пишут? Признался без ложной скромности? (Смеется.)
Но Бородюк-футболист уже в прошлом. Как только я закончил игровую
карьеру, я себе четко поставил задачу задушить его в себе. Многие
тренеры, кому это не удавалось, на этом обжигались. Да, я могу на
тренировке с ребятами встать в квадрат. Я могу что-то подсказать
им, если нужно, что делать в этой конкретной ситуации. Допустим,
он принимает мяч спиной к воротам, а надо вполоборота, – я подскажу.
Но чтобы сравнивать себя с кем-то из ребят, рассказывать истории,
как там с кем играл, это, на мой взгляд, неправильно.
Вообще, главное в тренерской профессии сейчас – это не схемы, не
упражнения. Это важно, но главное найти подход к каждому игроку.
Понять, из чего он состоит, что его интересует. Да, они – немного
другие, чем были мы, у них другие интересы, может быть, другие ориентиры,
они мыслят чуть по-другому. Но они не хуже, это точно. Поэтому надо
их воспринимать такими, какие они есть. И искать точки соприкосновения.
Но, единственное, – и тренеру и игроку стоит помнить: между ними
существует грань. Порой она немного размыта, порой очень четкая.
И если игрок делает шаг за эту грань, тренер не должен относиться
к этому равнодушно.
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ХИДДИНКА
- Четыре года назад вы уже принимали участие в крупном турнире в
ином качестве. На Евро-2004 вы входили в тренерский штаб сборной
России. Ощущения совсем другие?
- Абсолютно. Игрок, как ни крути, на таком турнире хочет прежде
всего продемонстрировать свои лучшие футбольные качества. Он смотрит
все-таки, если так можно выразиться, с одной очки. Он думает, что
лично он может сделать для команды. Следит за собой и не отвечает
за других. Тренеры они несут ответственность за результат, а значит,
за всех 23 футболистов заявки. Большая часть этого груза ложится,
конечно, на плечи главного тренера. Но и помощникам тоже достается.
Когда игрок выходит на поле, он, конечно, волнуется. Но со стартовым
свистком, как правило, волнение это исчезает. Есть мяч, есть партнеры,
есть соперник, и есть игра. Все, что вокруг этого, больше для него
не существует. А у тренера на бровке нервы напряжены все 90 минут.
Ты ответственен за результат и за ту игру, что показывает твоя команда.
И главное – помочь ей ты можешь только в раздевалке в перерыве.
У тебя есть только эти 10 минут, и все. Сделать что-то большее в
этой конкретной игре уже не в твоих силах. Десять минут закончились
и ты опять целый тайм сгораешь изнутри.
- Бывало так, что вот вы сидите с Хиддинком на скамейке, идет матч.
Состав выбран, все тактические задания розданы, стратегия определена.
И вы чувствуете, что на ваш взгляд, возможно, стоило попробовать
сыграть по-другому?
- Так, наверное, нельзя ставить вопрос. У нас на данный момент есть
тренерский штаб: Хиддинк, я, Корнеев. У каждого есть свое мнение.
У Игоря – свое, у меня – свое. Перед игрой мы их высказываем Хиддинку,
обсуждаем. Окончательное решение, конечно, принимает главный тренер.
Но надо отдать должное Хиддинку: не каждый тренер такого уровня,
с таким именем будет требовать от помощников высказывать свое мнение.
Даже если последнее слово всегда остается за ним. Что правильно
– на главном тренере всегда лежит большая часть ответственности.
- А вы не думали со временем также ощутить всю полноту этой ответственности
в какой-нибудь команде, находясь в роли главного тренера?
- И думал, и думаю. Я считаю, что созрел для самостоятельной работы,
и если у меня будет такая возможность, я тоже постараюсь подобрать
такой штаб, чтобы люди в нем не стеснялись высказывать свое мнение.
Иначе взгляд будет только с одной стороны, не получится объемной
картины. Но при этом главный тренер должен подбирать в помощники
единомышленников, которые выбрали единую цель и идут к ней одним
путем, не отвлекаясь на слова «доброжелателей» со стороны. Это на
самом деле очень важно найти единомышленников. Если это клуб – то
между его руководителями и тренерами должно быть единое понимание
цели, единое понимание, как этой цели достичь. Тогда и будет результат,
который, как известно, является самой главной оценкой работы тренера.
- Три года назад вы говорили, что прежде чем начинать свой собственный
тренерский путь, вам еще нужно набраться опыта…
- Постоянное общение с теми тренерами, с которыми мне посчастливилось
работать в сборной, мне очень многое дало. Я вообще считаю, что
наши российские тренеры – очень хорошие специалисты. Они знают предмет
досконально. Но чем на данный момент отличается российский тренер
от иностранного? Иностранный свободен в выборе своих решений. Это
то преимущество, которое есть у Хиддинка. У него есть цель, и он
идет к ней, не оглядываясь на то, что там кто-то сказал за спиной
или где-то написал в газете или высказался кто-то из высокопоставленных
лиц. Почему сейчас работа Хиддинка так важна для России? Не только
потому, что мы играем в финальной стадии Евро. Это, конечно, важно.
Но не менее важно и то, что Хиддинк показывает, каким должен быть
настоящий тренер, независимым в своих решениях.
ГЛАВНОЕ СПОКОЙСТВИЕ
- Чему еще стоит поучиться у Хиддинка?
- Спокойствию. А я поймал себя на том, что все-таки иногда очень
эмоционально воспринимаю происходящее. А что до спокойствия Хиддинка…
Приведу вам такой пример. Помните поражение от Израиля? До той игры
нам было сложно, но команда шла к поставленной цели шаг за шагом.
Сражалась в Загребе, боролась в Москве с Македонией, матч с которой
для нас складывался непросто, одержала победу над Англией. И тут
Израиль… Команда после этого поражения могла сломаться психологически,
раз – и нет команды. Внутри всех нас – тренеров, игроков что-то
действительно надломилось. Что сделал Хиддинк? Нет, он не стал устраивать
разборы игры и не стал уходить в себя. Он собрал ребят и спокойно
сказал: вот вам два выходных, и выкиньте этот матч из головы. Сказал
мне: Алекс, пойдем поиграем в теннис. Вечером спустился в холл с
книгой, сидел спокойно читал, и игроки это видели. Вы можете представить,
что у него творилось внутри. Но он был спокоен. И этим спокойствием
он убрал негатив из команды, который мог уничтожить ее. Вот этому
умению убрать негатив у Хиддинка и стоит учиться. Ему нравится,
когда на тренировках даже тяжелая работа идет с улыбкой, когда есть
легкость в отношениях. В том числе и этим сильна наша сборная.
- То есть после поражения от Израиля наша команда стала сильнее?
- Я думаю, да. Мы пережили очень тяжелые дни, и нам было действительно
больно. Но мы прошли через это и выстояли. Может, за это нам и воздалось.
- Вы не задумывались о том, что было бы, если бы в последнем туре
отборочного цикла все сложилось не в нашу пользу?
- Тогда мы бы потеряли нынешнее поколение 25-летних ребят, что сейчас
определяют лицо нашей сборной. Это очень важный момент. Мы сейчас
в Австрии приобретем то, что так не хватало нашему футболу, – опыт.
Только в таких турнирах можно расти, прибавлять в профессионализме,
в мастерстве. А в молодежной сборной подрастают ребята, которые
видят, чего можно добиваться, на что мы способны. Этот чемпионат
Европы может включить на полную мощность тот конвейер подготовки
футболистов в основную команду. Исчезнет та пропасть в поколениях,
которая была в 90-х годах. И когда этот конвейер заработает, тогда
будет конкуренция за место в национальной сборной.
- А если что-то в Австрии пошло бы для нас не так, неудача не остановит
этот конвейер?
- А что считать удачей? Выход в полуфинал, финал? Даже сборной СССР
это удавалось считанные разы. А для всех тех, кто живет прошлым,
я хочу напомнить, что если бы мы сейчас собирали сборную Советского
Союза, то в ней был бы белорус Глеб, украинцы Шевченко и Тимощук,
грузин Каладзе… Плюс, конечно, наши лидеры.
- Сборная могла бы по-разному выступить на этом чемпионате. Как
вы считаете, важно, чтобы Хиддинк остался в России при любом раскладе?
- На данный момент Хиддинк очень нужен России. Он очень многое делает,
заставляя других людей понять, что такое профессия тренер. Он как
полностью свободный человек, невзирая на чины, может высказать свое
экспертное мнение, где он видит проблему, где ее корни. И главное,
к этому мнению прислушаются. Его слово значит многое для тех людей,
от кого зависит конечное решение. К примеру, когда он пришел, первое,
что он сказал – вам нужны стадионы. И процесс ведь активизировался,
пошло шевеление в этом плане. Хиддинк озвучил: нужны современные
методики в детских школах. И тоже пошло движение. Может быть, и
без него тоже оно началось бы, но его мнение ускорило процесс.
- Мы начали разговор об ощущениях игрока и пришли к ощущениям тренера.
Что чувствует тренер, когда приходит пора объявить фамилии 23 игроков,
что попадут в заявку и, главное, тех двух, что останутся за ее бортом?
- Это один из самых сложных моментов для тренера. Перед тобой игрок
с надеждой в глазах, и ты ему должен сказать, что он не попадает
на такой турнир. Да, это тяжело, да, на душе после таких разговоров
нелегко. Но в этом тоже профессия тренера. И профессия футболиста,
кстати, тоже. Это издержки работы, твоя обязанность. Не все ведь
из них бывают приятными.
- Это самое сложное в вашей профессии?
- Нет. Это тяжело, но есть у тренеров и более тяжелые моменты. Это
уже из области внутреннего мира команды. И эти моменты нельзя выносить
за его пределы. В этом тоже часть профессии тренера.
Полтора часа на интервью с одним из тренеров сборной России – это
роскошь для последних дней. Вопросов к Александру Бородюку у нас
еще было множество, но тут наш собеседник внезапно отвлекся от беседы
и кого-то радостно поприветствовал. В дверях отеля появился Гуус
Хиддинк, который через минуту сразу же включился в наш разговор.
На немецком. Александр Бородюк сходу выступил синхронным переводчиком.
- Вы спрашиваете Алекса, что самое сложное в нашей работе? Я бы
ответил так: разница в том, что баскетбольный тренер или волейбольный
в любой момент может остановить игру, взять тайм-аут и внести коррективы
в игру. У нас же надо все продумать на полтора часа вперед. А потом
у них на площадке всего пять человек. А у нас 11. И каждый – личность...
Впрочем, я вынужден извиниться и украсть у вас Алекса. Он мне очень
нужен.
- В таком случае вы очень помогли ему. У нас к Александру было еще
множество вопросов...
- Помог? (тут Хиддинк на мгновение улыбнулся). Нет-нет. Это он постоянно
помогает мне...
