Полузащитник Дмитрий
Торбинский, решивший уйти из "Спартака" в качестве
свободного агента, до сих пор публично на эту тему не высказывался.
Единственное исключение он сделал для книги, работу над которой
только что завершил обозреватель "СЭ".
- "Спартак" для меня - родной клуб, - начал Торбинский.
- Он мне очень многое дал, и я горжусь, что являюсь его воспитанником.
Поэтому решение уйти мне далось очень непросто. Но обстоятельства
сложились так, что я не мог поступить иначе.
У "Спартака" потрясающие болельщики, которым я благодарен
за все и которых никогда не забуду. Знаю, что многие из них теперь
меня ненавидят. Конечно, когда я выходил на замену в матче с "Москвой"
и услышал их свист и гул, мне было больно. Только что на руках носили,
а теперь... Теперь я на себе прочувствовал, что означает фраза "От
любви до ненависти - один шаг".
У людей, которые приходят на стадион, есть свои стереотипы. По их
мнению, если я ухожу из "Спартака" - значит, предаю. И,
конечно же, делаю это только ради денег...
Что ж, болельщики переживают за команду по-настоящему, платят деньги
за билеты, а потому имеют право думать и говорить то, что считают
нужным. И все же мне диковато слышать такую реакцию сейчас, когда
я играю в "Спартаке", решаю вместе с командой поставленные
задачи и стараюсь изо всех сил. Я готов был раздирать себе до крови
бока, бросаясь в подкаты на синтетике "Лужников", только
чтобы мы стали чемпионами. Нам это не удалось, но у каждого из нас
совесть чиста: мы сделали все, что могли. И я в том числе.
Я и сейчас не хочу говорить, что меня ждет дальше. Решил для себя
так: пусть чемпионат страны закончился, европейский сезон продолжается.
И я ничего не скажу о другом клубе, пока не сыграю своего последнего
матча за "Спартак". Скажу обо всем только после "Тулузы".
Но то, что останусь в "Спартаке", - исключено.
Когда я выхожу на поле и слышу свист, то "выключаю" слух
и концентрируюсь только на игре. Я умею абстрагироваться от таких
вещей, потому что если в моей ситуации принимать их слишком близко
к сердцу - будет очень сложно. У меня есть прекрасная команда, в
которой мне приятно выходить на поле - особенно с тех пор, как я
стал игроком основного состава. В ней у меня много друзей - Павлюченко,
Хомич, Калиниченко... Титов ко мне тоже хорошо относится, хотя он
и немножко из другого поколения. Я им всем очень благодарен.
Ребята меня поддерживают, помогают, и от этого мне становится легче.
И когда поднялся шум вокруг моего имени, партнеры по команде, конечно,
подходили и задавали вопросы. Мне было очень неудобно смотреть им
в глаза и лукавить, а сказать все, как есть, я не мог. Было тяжело
- не скрою.
Когда в матче с "Динамо" меня заменили, вначале раздался
свист. Но когда я поднял руки и похлопал болельщикам, половина из
них захлопала в ответ. Не все, конечно, - но я слышал, как гул сменяется
аплодисментами. И то приятно...
Я знаю, что выдержал удар и не опустил руки. И никогда не забуду,
что в такой ситуации команда и тренер меня поддержали.
* * *
Если не брать в расчет челябинский "Спартак", в своей
карьере я играл только в "Спартаке" московском. Но где
и когда бы ни оказался, все равно всегда буду считать "Спартак"
большим клубом с великой историей, у которого есть что-то свое,
неповторимое. Я воспитанник "Спартака" и знаю, на чем
он держится. Что такое знаменитый спартаковский дух, чувствую изнутри,
хотя какими-то конкретными словами объяснить это не могу. "Спартак"
для меня - это не хозяин Федун, а нечто гораздо большее. Не случайно
же красно-белых называют народной командой - так оно и есть. Очень
обидно, что из-за Федуна, который, мне кажется, понятия не имеет,
ЧТО такое "Спартак", я вынужден уйти...
Владелец клуба сказал, что я ни в одном интервью не обмолвился о
желании играть за "Спартак"? Так вот, пусть он знает,
что я не привык говорить. Я привык доказывать делом. А его слова,
что не подписывать новый контракт мне посоветовал Федотов, - вообще
какой-то бред.
С Федуном я, кстати, никогда не общался. За все годы он и словом
ни со мною, ни с другими игроками не перемолвился. Даже когда пришел
в раздевалку после матча с "Динамо", пожал нам руки -
и все. Конечно, это его право - вести себя по отношению к футболистам
так, как он считает нужным. Но странно как-то: это же игроки команды,
владельцем которой он является. И при этом - вообще никакого контакта...
Руководители клуба на публике говорят обо мне нелицеприятные вещи.
Стараюсь всего этого не читать, хотя какие-то реплики, конечно,
до меня доносятся. Но уколы этих людей мне безразличны.
Главное, что сам я в собственной правоте ни капли не сомневаюсь.
Точно знаю, что любой футболист на моем месте поступил бы так же.
Еще с детства в Норильске отец учил меня, что главное в жизни -
уметь за себя постоять. Оттого сейчас он меня очень хорошо понял...
Многие люди мечтали и мечтают играть в "Спартаке". И о
себе могу сказать: я как играл за ромбик, так и продолжаю за него
играть. Я в "Спартаке" только из-за клубного патриотизма
все последние годы и оставался. Мне очень нравится команда, мы давно
друг с другом сроднились. Мои корни уходят в спартаковскую школу,
и только очень черствому человеку такие вещи могут быть безразличны.
А я к таким людям не отношусь.
Никогда не забуду, как без всяких гарантий приехал из Норильска
и мой дядя - царствие ему небесное - повел меня на тренировку в
спартаковскую школу, заниматься в которой я мечтал. Папа - болельщик
"Торпедо", а я с детства отдал сердце "Спартаку".
Я долго готовился к той поездке, тренировался как сумасшедший. Когда
мы - по сути дела, с улицы - подошли к тренеру Евгению Викторовичу
Воробьеву, и дядя попросил его посмотреть на мальчишку, я был уверен
в своих силах. И в команду тренер меня взял, и до выпуска меня довел...
Он, кстати, сейчас работает в "Локомотиве".
Останусь ли я в душе спартаковцем, перейдя в другой клуб, - как
говорит о себе, к примеру, Вадим Евсеев? Наверное, говорить такое
на публике по отношению к новой команде будет некорректно. Но в
глубине души знаю, что так оно и будет. Любой воспитанник родного
клуба, как бы ни повернулась его судьба, никогда от него не открестится.
И готов повторить: "Спартак" - моя родная команда. Горжусь
тем, что являюсь ее воспитанником.
Убежден ли я, что никогда не пожалею о сделанном?
Несмотря на всю свою благодарность "Спартаку" - убежден.
Я долго думал, прежде чем принять это решение, одно из важнейших
в моей жизни. Думал, конечно, и о том, что футбол сейчас стал бизнесом,
и деньги определяют многое. Но для меня главное - не деньги, а отношение.
Все говорят: рвач, погнался за деньгами. Я себя рвачом не считаю.
Но думаю, что отношение клуба к тебе выражается в том числе и в
твоих финансовых условиях.
Меня в "Спартаке", считаю, не оценивали вообще.
Я молчал и работал. Мне многое не нравилось, но я понимал, что это
не должно отражаться на моем отношении к футболу и к команде. В
клубе мне говорили: "Tы должен не получать деньги, а зарабатывать
их". Считаю, что на данный момент в "Спартаке" я
зарабатываю деньги своим трудом. Но почему-то не получаю...
Еще в клубе мне твердили: "Ничего не бывает сразу, все приходит
постепенно". Но ко мне эта фраза имеет самое прямое отношение!
У меня-то ничего не было сразу! Я очень долго терпел и в конце концов
достиг определенного уровня, когда, полагаю, имею право сказать
свое слово.
Держу ли я зло на Шавло? Наверное, нет. Да и на Федуна зла не держу
- мне просто обидно, что так ко мне отнеслись. Шавло сам играл в
"Спартаке", знает, что это за команда. Просто у него такая
должность, что волей-неволей он должен придерживаться принципов,
которые диктует хозяин. Не хочу обсуждать личные качества Шавло,
но, хотя в наших отношениях не все было гладко, решает все в "Спартаке"
по большому счету не он. А значит, обвинять в случившемся генерального
директора бессмысленно.
По большому счету на протяжении многих лет в "Спартаке"
в меня верил только Федотов. Думаю, поверил и Черчесов - еще до
того, как стал главным тренером. Просто, когда он был спортивным
директором, от него мало что зависело. А когда его назначили на
тренерский пост, было поздно - я уже определился.
Может быть, если бы весной от Черчесова в клубе зависело столько,
сколько сейчас, все сложилось бы по-другому...
Решение для себя я к тому моменту уже принял. Не на бумаге, а в
голове. Мне требуется много времени, чтобы все обдумать. Но если
я уже что-то для себя решаю, то окончательно и бесповоротно. Произошло
это в конце весны. Когда я до конца понял, что в меня здесь не верят...
Зарплата у меня даже в этом году была, по футбольным меркам, такая,
что самому клубу было стыдно назвать вслух истинные цифры. Шавло
в интервью утверждал, что у меня оклад - десять тысяч долларов.
На самом же деле - пять...
Слышал я и аргумент, что в прошлом сезоне у меня было ноль голов
и столько же результативных передач - и как, мол, с такими показателями
можно давать человеку хороший контракт? Что ж, это лишнее доказательство,
что клуб в меня не верил. Гусу Хиддинку-то эти "ноль плюс ноль"
не помешали перед матчем с Македонией прошлой осенью пригласить
меня еще с несколькими молодыми игроками на смотрины...
Тогда я это воспринял как аванс. А вот этой весной все уже было
по-другому: я понимал, что действительно хорошо начал сезон, и Хиддинк
не просто включил меня в число приглашенных, но и выпустил в стартовом
составе в Таллине, в официальной игре.
Картины я, как мне кажется, не испортил. Кстати, если в "Спартаке"
всегда играл слева, то в сборной меня поставили на ту позицию, где
выступал с детства, - в центре поля. Может быть, тут сказал свое
слово помощник главного тренера сборной Александр Бородюк, который
знает мои возможности.
Тогда, весной, у нас с клубом были переговоры. Я просил фиксированную
зарплату - 500 тысяч в год. Мне предлагали 250, а далее - по некой
нарастающей шкале. Меня это не устраивало. Хотя мы почти и не общаемся
с партнерами по сборной на денежные темы, но в целом представление,
кто сколько зарабатывает, у футболистов есть.
Поймите правильно: не в количестве нулей дело. А в унижении. И в
том, что так в "Спартаке" относятся к своим - к ребятам,
которых не надо ниоткуда покупать и ничем переманивать.
Все это длилось довольно долго. Наконец, в начале апреля, сразу
после весенней победы в гостях над будущим чемпионом "Зенитом"
- 3:1, - меня пригласили в кабинет к Шавло.
Я был абсолютно уверен, что наконец-то могу рассчитывать на адекватную
оценку собственного труда.
А прозвучал очередной промежуточный, неопределенный вариант.
И тогда я просто встал и ушел. В конце концов, у меня есть чувство
собственного достоинства.
Тогда все и решилось. Скажу честно: если бы они в тот момент ответили
"да", я бы, конечно, остался. Мне было бы элементарно
неудобно отказаться - хотя к тому времени я уже понимал, что в других
клубах мог бы зарабатывать больше. Но я сам такие условия просил,
а потому новый контракт со "Спартаком", согласись клуб
на него сразу, был бы подписан.
Потом мне рассказывали, что они срочно созвонились с Федуном, получили
от него добро на мои условия. Но когда вернулись - было уже поздно.
Потому что я ушел и принял для себя окончательное решение.
Прокручиваю все эти события в своей памяти и лишний раз убеждаюсь,
что люди в меня попросту не верили. Хотя мы достаточно долго работали
вместе, и они должны были меня хорошо знать. Однако сначала только
один Федотов, а потом еще и Черчесов полагали, что я действительно
способен на какой-то качественный скачок.
Но решение принимали не они.
* * *
Если бы не Федотов, я ушел бы еще зимой. У меня были предложения
- меня, например, хотели купить "Рубин" и "Томь".
Я хотел играть в футбол, и были мысли уйти туда, чтобы подобно Паше
Погребняку себя зарекомендовать, а потом выйти на какой-то новый
уровень. Руководство "Спартака" было не против меня продать
- у нас был разговор с техническим директором Смоленцевым. Но он
сказал, что последнее слово - за главным тренером. А Федотов был
категорически против моего ухода. "Нет, ты остаешься, и это
без вариантов", - сказал мне Владимир Григорьевич.
Честно говоря, вначале я на него за это злился. Поскольку мало верил,
что в "Спартаке" буду регулярно играть. Это было сразу
после отпуска, перед первым предсезонным сбором.
Обиделся ли я на Федотова, обвинившего меня в поражении от ЦСКА
в финале Кубка Первого канала? Нет, поскольку понимал, что это все
эмоции. На следующий день уже все было нормально. Да, меня удалили,
но внутри я чувствовал удовлетворение от самой игры. Было твердое
ощущение, что, выйдя на замену, я реально помогал команде. Да, ошибся
- но удаление было за две минуты до конца дополнительного времени
и не могло ни на что по-настоящему повлиять... Повторяю: первая
реакция Федотова была вызвана эмоциями, а наутро уже ничего подобного
не было. Так часто бывает...
Моя контрактная ситуация развивалась долго, и решение, которое я
принял, не было спонтанным. Все началось еще после того, как в середине
2005 года вернулся из челябинской аренды и попросил элементарные
условия. Например, полторы тысячи долларов в месяц на съемную квартиру.
Но мне отказали и в этом. Начали мяться: "Мы все понимаем,
но..." Я остановил их: "Хватит, мне все ясно".
Та ситуация меня вообще убила. До аренды в Челябинск у меня в "Спартаке"
была зарплата две тысячи долларов. А в Челябинске - три плюс премиальные,
потому что там я играл и был одним из лидеров. Назад в "Спартак"
ехал, как мне казалось, кое-что доказав.
"Спартак" ведь мог тогда меня вообще потерять, потому
что у клуба как раз шел "раздел имущества" с Юрием Перваком,
и неожиданно оказалось, что я нахожусь в Челябинске не в аренде,
а на полноценном контракте.
Из Челябинска я тогда возвратился только потому, что обещал Федотову
сделать это в любом случае. В первом дивизионе постоянно играл,
вызывался в молодежную сборную. И вправе был надеяться, что мои
смешные условия хоть как-то пересмотрят. Ведь мне, по сути, из-за
всех этих юридических тонкостей предстояло подписать новый контракт.
Зарплату я тогда попросил, по меркам последних лет, весьма умеренную
- десять тысяч. Плюс бонусы, которые полностью вписывались в концепцию
руководства: "Ты должен не получать, а зарабатывать".
Да, место в составе мне только предстояло завоевать - но тем, в
кого верят, такие деньги дают без вопросов. Не говоря уже о полутора
тысячах за съемную квартиру.
А в меня не верили. И начали торговаться, заявив, что на такие "роскошные"
условия пойдут лишь в том случае, если я продлю контракт еще на
два года.
Это было уже слишком.
Тогда я сказал: "Я обещал Григорьичу вернуться - и я вернулся.
Делайте мне какую угодно зарплату, можете даже не спрашивать. И
больше мне ничего не нужно".
И тут они вдруг начали мне говорить:
- Подожди, так тебе же нужна квартира!
Я ответил:
- Как-нибудь этот вопрос решим.
Мне уже было все равно.
"Положили" те самые пять тысяч. И в рамках действующего
контракта ни разу зарплату не поднимали - даже когда стал игроком
сборной.
* * *
Да мне даже Андрей Червиченко по собственной инициативе поднимал
зарплату! Человек, которого сейчас все критикуют за его работу в
"Спартаке"! Но он по крайней мере стимулировал ребят к
росту, и было видно его отношение к нам: кто прибавляет в игре -
тот получает больше.
А вот Федуну и его людям долгое время было на меня наплевать, и
это продолжалось несколько лет. Мне было очень обидно, потому что
"Спартак" - мой родной клуб. Я же все здоровье здесь оставил!
Две операции на крестообразных связках коленей, мениски, пахи...
Да, я благодарен клубу за то, что он меня лечил, но, по-моему, это
нормально, и по-другому быть не может. Спасибо за то, что меня,
молодого, отправили на операцию в Германию, когда еще мало кто туда
ездил. Но я сам, между прочим, на этом и настоял. Потому что травмы
получал не в пьяных драках, а в играх за "Спартак".
Может, из-за травм и не захотели поднимать мне зарплату после Челябинска
- не знаю. Но самим ходом переговоров и отношением ко мне я был
сильно разочарован.
Тем не менее с головой ушел в работу и "пахал" по полной
программе. Даже при Старкове, который меня не видел и вообще всячески
давал понять, что делает ставку на опытных игроков. После Челябинска
я опять попал в дубль и играл там через сильные боли в паху. Но
на операцию не ложился, потому что очень хотел сыграть в стыковых
матчах за молодежку против датчан. Когда Чернышов и туда не вызвал,
у меня, помню, была дикая ярость. Ради чего я все это время терпел
боль, если шансов выбраться из спартаковского дубля у меня не было
никаких?
Несмотря на все эти разочарования, я продолжал работать. Тем более
что тогда в команде был такой глубоко уважаемый мною футболист,
как Аленичев. Даже если тренер откровенно не доверял, при таком
капитане работать спустя рукава было невозможно. И не только из-за
его титулов, но и из-за характера - человек он замечательный.
Потом Аленичева из команды убрали, а вместо Старкова пришел Федотов.
В этом смысле мне, конечно, стало полегче. Хотя и тут если не получалось
что-то в первом тайме - сразу меняли. Тоже полного доверия не было.
Я начинал нервничать, хотел что-то доказать, эмоции зашкаливали,
и это приводило к грубости и карточкам. Хотя я никогда не хочу сыграть
в ноги - всегда только в мяч. Когда, скажем, в финале Кубка Первого
канала сбил Жирка (Юрия Жиркова. - Прим. И.Р.) - просто не рассчитал.
Жестко, динамично играть я люблю, но к грубости никогда не стремлюсь.
Прекрасно знаю, что один хлеб едим...
Сейчас опыта прибавилось, и если желтые карточки иногда получаю,
то до красных дело уже не доходит. Надеюсь, уже окончательно.
* * *
Черчесов сказал мне дать окончательный ответ 18 октября, я пообещал
- и сделал это. К моему сообщению он отнесся нормально. Правда,
мне не совсем понятно, почему клуб это сразу вынес в прессу. Одно
дело - предпринимать какие-то шаги по поиску замены, но говорить
во всеуслышание, когда до конца чемпионата оставалось еще четыре
тура... Не думал, что так будет. И когда мне позвонил папа и сказал,
что все только это и обсуждают, - неуютно стало.
Конечно, волновался, как все будет развиваться дальше. Немного удивился,
когда меня, переполненного эмоциями после победы над Англией, не
выпустили на матч с "Москвой" в стартовом составе. Но
понимал, что тренер как-то должен реагировать на сложившуюся ситуацию.
Тем не менее готов был выйти на поле в любой момент и сделал это.
Наверное, не подвел, если мы забили еще один гол и выиграли...
Когда еще сидел на скамейке запасных, прямо перед ней Баррьентос
ногой ударил Иванова по голове. Я попытался рвануться на поле, объяснить
аргентинскому парню, что он виноват и нужно признавать свои ошибки.
Удалили - уходи, а он выступать начал, да еще и симулировать. Я
по этому поводу и возмутился. Но резервный судья меня не пустил.
Может, и к лучшему.
Слова Черчесова о том, что ему не понравилась реакция болельщиков
на мое появление, воспринял как признание того, что я вышел и помог
команде.
А потом была игра в Раменском с "Сатурном", от которой
меня отстранили прямо в день матча из-за опоздания на установку.
Понимаю: тренер был прав. Если я опаздываю на установку, это грубое
нарушение, и наказание за него должно последовать. Станислав Саламович
- человек принципиальный, строгий и справедливый. Не злой, а именно
справедливый. Поэтому я его решение понял.
Почему опоздал? Игра в Раменском у нас была выездной, а до нее были
две домашние. И перед ними установка начиналась в 11 утра. Здесь
же - на пятнадцать минут раньше, и на это изменение в расписании
я почему-то внимания не обратил. Меня "замкнуло", что
установка - в одиннадцать. За мною зашел наш переводчик (Георгий
Чавдарь. - Прим. И.Р.), но потом сказали, что все уже началось и
лучше даже не пытаться туда заходить.
Говорили, что на той же неделе я не пришел еще и на медосмотр. Возможно,
и это наложилось на решение Черчесова. Там, на мой взгляд, непонятно
повел себя тренер по физподготовке (Тони Берецки. - Прим. И.Р.).
Весь этот "медосмотр" состоит из 30 секунд, во время которых
ты сдаешь анализ крови. Да, я пришел позже всех, но мы же в одной
команде и должны друг друга поддерживать и выручать. Но вместо того,
чтобы взять у меня кровь, тренер по физподготовке вдруг сказал:
"Все, у меня тренировка начинается. Мне надо идти". Как-то
по-другому я представлял себе наши отношения...
Наверное, я должен был понимать, что моя ситуация заставит всех
обращать на меня особенно пристальное внимание, и не должен давать
ни малейшего повода "зацепиться". А тут еще и команда,
пока у меня были проблемы с пальцем ноги, выигрывала - у Нальчика,
у "Химок"...
На следующий день после матча в Раменском я приехал в Тарасовку,
но Черчесов не пустил меня на разбор. Возможно, в нем еще кипели
эмоции и он не успел остыть после игры, в которой, как потом выяснилось,
мы потеряли золотые очки.
Но еще через день мы с главным тренером поговорили, и я сказал ему,
что готов биться за команду до конца. Из того, что на матчи с "Ростовом",
"Байером" и "Динамо" я вышел в стартовом составе,
делаю вывод, что Станислав Саламович мне поверил.
Но в футболе - как в любой профессии: если ты откуда-то уходишь,
это не означает, что вычеркиваешь из жизни людей с прежнего места
работы. Конечно, если этих людей уважаешь. А к Черчесову я отношусь
с большим уважением. Поэтому к словам тренера, что у меня есть номер
его телефона, по которому я всегда могу позвонить, отношусь вполне
серьезно. Надеюсь, и он будет вспоминать обо мне по-доброму.
А "Спартак" я никогда из своей жизни не смогу и не захочу
вычеркнуть - где бы ни играл. Потому что часть себя вычеркнуть невозможно.