Главное на сборе — дисциплина. Заранее знать, что тренерский штаб
запланировал на следующий день, по какому графику будет жить команда,
чтобы не создать ситуацию, отнявшую столько нервов у Дмитрия Торбинского
в концовке чемпионата (когда Станислав Черчесов, начав установку
в намеченный срок, не обнаружил среди собравшихся своего основного
полузащитника). Валерий Лобановский, правда, всегда в таких случаях
просил второго тренера посмотреть, все ли на месте, и, если кто-то
отсутствовал, не заходил в комнату, дожидаясь, пока помощники сбегают
за припозднившимся. Но речь сейчас не об этом…
Бородюк разоряет молодежь
Во вторник вечером на большом листе ватмана, прикрепленном к стенду
у ресторана, где завтракает, обедает и ужинает сборная, появилась
следующая информация:
Этот шутливый распорядок дня вывесил в
холле отеля кто-то из игроков сборной.
14 ноября, среда. Расписание
Завтрак — свободный — с 12.00.
Отдых — с 14.00 до 22.00.
Отбой — по желанию, после часа ночи.
Команда была в восторге. Игроки по несколько раз перечитывали распорядок
дня, предлагая внести в него некие усовершенствования. Но в итоге
обошлось без отступлений от первоначального варианта, и Гус, слегка
опоздав на ужин из-за очередного интервью, данного им на Кипре,
расплылся в довольной улыбке, когда ему перевели шутку. Были ведь
опасения, что после непростого чемпионата футболистам может не хватить
эмоций. А юмор считается едва ли не лучшим способом восполнить утрату.
Равно как и сон — тренировались-то игроки сборной после перелета
из Москвы, едва не засыпая на ходу.
И штабу постоянно приходилось прибегать к испытанным методам, чтобы
взбодрить игроков. Бородюк с Корнеевым который раз обыграли молодежь
в серии послематчевых ударов по перекладине, и Александр Генрихович,
выбираясь из подъехавшего к отелю автобуса, выискивал новую жертву
— на завтрашний турнир. Услышав, что на кону будет 500 единиц, оторопел,
но, узнав, что речь идет о рублях, принял вызов. Зырянов отговорился
— мол, денег не жалко, но если шансов практически нет, так зачем
огород городить? Зато другой почетный «газпромовец» Малафеев не
стал думать ни секунды:
«Зенитовцы теперь могут себе позволить хоть каждый день с вами,
товарищ тренер, сражаться!»
Хиддинк, традиционно замыкавший процессию, шел и улыбался, покачиваясь
на ходу, наблюдая за происходящим.
Солженицына еще не читал
Вечером у меня должна была состояться встреча в лобби гостиницы,
товарищ запаздывал, и Гус, одиноко дымящий сигарой за столиком у
окна, пригласил подсесть к нему. Поинтересовался, что именно говорил
Виталий Мутко в телепрограмме, подводящей черту под последним туром
да и всем чемпионатом в целом. Потом разговор плавно перетек на
проблемы сборной. Говорили, насколько трудным будет матч с Израилем,
ну а если выйдем на Евро, то должны получить сильную сборную, способную
лет пять в этом составе играть на очень высоком уровне. Вспоминали
ветеранов, тех, кто выпал из состава сборной, — Смертина, Титова
в первую очередь. И Хиддинк каждый раз повторял одно и то же: это
был их выбор, но я благодарен им за эту честность. А потом внезапно
речь пошла о русской культуре и истории. Оказалось, Гус еще не читал
Александра Солженицына, но собирается сделать это в ближайшее время.
Однако сомневается, сможет ли он понять автора. Я сказал что-то
вроде: вы поймете, что случилось, но, скорее всего, не сможете понять,
почему это произошло. Тренер задумался, а потом сказал, что ХХ век
интересует его особенно, потому что это время сильных геополитических
изменений, да к тому же он помнит свою реакцию на многие события.
За соседним столиком сидел Виктор Гусев, я кивнул на Витю и рассказал,
что ему пришлось тоже как армейскому переводчику участвовать во
времена СССР в военных действиях. Правда, кое-что перепутал, и коллега
спустя минуту пояснил тренеру, что он был участником войны не в
Афганистане, а в Эфиопии, когда она конфликтовала с Сомали.
— О’key! — сказал Гус Гусеву. — Обычно ты берешь у меня интервью,
теперь же я хочу проинтервьюировать тебя.
Витя смущался, но было заметно, что ему приятен этот интерес.
Интерес к России и вместе с тем к людям, которые его окружают. И
одновременно — максимальная отстраненность от политики. Понятно,
почему игроки так были рады тому, что Хиддинк решил остаться во
главе российской сборной еще на два года.