Он уехал из страны без лишнего шума. Тогда и без него
шума хватало. СССР разваливался, строилась новая Россия. Игорь
Корнеев был интересным игроком: невысокого роста, техничный,
умный, целеустремленный — во многом не такой как все. Когда в 1991-м
ЦСКА сделал золотой дубль, Игоря разве что на руках не носили. Полузащитника,
умеющего и точный голевой пас отдать, и нанести неотразимый удар
по воротам, мечтала приобрести каждая команда. А он после четырех
лет пребывания в армейском клубе — своего взлета на вершину всеобщего
признания — неожиданно подался в испанский «Эспаньол». Потом и вовсе
его заметила «Барселона», в которой ни до, ни после Корнеева никто
из отечественных футболистов не играл. Через какое-то время Игорь
перебрался в Голландию, где вроде бы и осел. Закончил футбольную
карьеру, потихонечку тренировал, занялся бизнесом, и небезуспешно.
В общем, все шло хорошо. Что до России… Она оставалась где-то там,
на расстоянии пятнадцати лет, прошедших с его отъезда.
Если бы не телефонный звонок от Гууса Хиддинка... Неожиданный, словно
подарок судьбы. Хиддинк звал Корнеева к себе в помощники и в сборную
России. От такого не отказываются. Корнеев и не отказался. Вернулся
в Москву, где, как сам откровенно признался, несколько лет назад,
явно поторопившись, продал квартиру. Продешевил. Цены подскочили
многократно, пришлось по возвращении квартиру снимать. Машину выделил
РФС. Небольшой серебристый джип. Игорь ждал меня в нем на обочине
дороги. «Если не против, подъедем в сервис. Надо тонировку сделать:
сыну солнце в глаза бьет, когда сзади сидит. Да и вообще как-то
неуютно без затемнения. Все просматривается насквозь…» Игорь говорил
с небольшим акцентом, делая иногда ударения в словах на английский
манер, или выдавал фразы типа «надо дать комплимент»…
Пока добирались, я пытался уточнить у собеседника, каким он нашел
родную Москву после стольких лет отсутствия. Игорь опять выдал:
«Самая моя большая удивленность была — это цены»… Но понемногу все
встало на свои места.
— В Москву тянуло, если откровенно?
— Желание вернуться у меня всегда было. В качестве игрока, конечно.
Но в прежние времена то ли не было достаточной информации, то ли
в принципе клубы не испытывали интереса ко мне. Все-таки по российским
меркам я входил уже в разряд ветеранов.
— В 1990-е вы в этой категории еще не были.
— Я говорю примерно о 2003-м.
— Это когда вы закончили свои выступления в Голландии, в «Бреде»?
Тогда вам действительно было уже почти 36. Да и в «Бреду» из «Фейеноорда»,
которому вы отдали пять лет, переходили практически в 35. Карьера
под закат. Не согласны?
— Ну как под закат… Да, я хотел закончить большую карьеру в «Фейеноорде»,
но не получилось из-за травмы. Мне понадобилось достаточно много
времени, чтобы прийти в себя. В «Бреде» я мог еще поиграть. Это,
кстати, не было связано с деньгами. Там выходили какие-то копейки.
Речь шла только о футболе, о продолжении карьеры.
— А разве у вас не было своего агента, который бы мог найти клуб
в России?
— Не было. Возможно, это мое упущение. Дело в том, что свои последние
контракты я заключал без помощи агента. Правда, оформить контракт
на последний год пребывания в «Фейеноорде» мне помог Роб Янсон —
один из самых крупных голландских агентов. В остальных случаях у
меня не было необходимости в помощи со стороны. Я прекрасно читаю
по-голландски, а если в каких-то пунктах контракта не разбирался,
то привлекал адвоката.
Мне хотелось окунуться в другую жизнь
— В Голландию вы попали позднее, а уезжали из родной страны в Испанию
совсем молодым. Трудно дался этот переезд?
— Думаю, был готов к этому шагу чисто психологически. Что можно
было желать лучшего для игрока? Накануне мы с ЦСКА выиграли звание
чемпионов, Кубок страны. Газеты признавали меня лучшим футболистом
чемпионата. В своей стране я достиг тогда всех высот. Мне было интересно
окунуться в другую жизнь, в страну с другим языком, поиграть в другой
футбол. А в Испании даже те команды, которые вылетают в низший дивизион,
славятся хорошим футболом. Ну а потом какая-никакая помощь мне была
и со стороны ребят. Нас купили троих: меня, Галямина и Кузнецова.
Потом приехал еще и Мох.
— Вы легко привыкали к новым условиям жизни за рубежом? Для многих
наших футболистов главная проблема, от которой шли прочие беды,
заключалась в незнании иностранного языка.
— Да, это серьезный барьер. Но тут надо сразу понять, чего ты хочешь.
В Испании, например, по-английски никто не говорил, испанский язык
сам по себе весьма несложен, а общение было большим. Поражало внимание
прессы. Если у нас дома было пять-шесть интервью в год, это считалось
— вау! А там иногда бывало по два интервью в день! То есть шла практически
каждодневная работа с прессой, с телевидением, которые постоянно
борются между собой. И к этому тоже надо было привыкнуть. Причем
не все были настроены на позитив. Кто-то специально создавал конфликты,
писал о том, чего на самом деле никогда не было. Это тоже своеобразный
урок, определенный опыт.
— Проверка на выживаемость?
— Не думаю, что проверка. Скорее всего, это часть испанской футбольной
жизни.
— А в Голландии все по-другому?
— Там столь сознательно никто конфликтов не ищет. В этом плане страна
более уравновешенная.
— Насколько я знаю, и в той, и в другой стране вам выпало счастье
пообщаться со многими очень интересными футбольными людьми.
— Мне еще в своей стране повезло поработать с такими гигантами,
как Бесков, Садырин, Новиков. А в Испании я встретил Клементе, Камачо,
Круиффа, Де Хана, Ван Марвейка, Тен Кате, Лео Беенхаккера… Список
серьезный.
Хиддинк доказал, что он нужен России
— Гуус Хиддинк тоже стоит в этом ряду?
— Хиддинк как человек и как тренер очень универсален. У него комплексный,
объемный состав футбольных и человеческих знаний. Он мудрый. От
Гууса не укрывается даже малейшая деталь тренировочного процесса.
Он контролирует все — от тренировок до внутреннего климата в сборной.
— До того, как Хиддинк однажды позвонил вам и предложил стать его
помощником в сборной, у вас были какие-то личные контакты?
— Никаких.
— Почему же его выбор пал именно на вас?
— Ему, возможно, было известно, что в последнее время я был занят
в Голландии тренерской работой. Это раз. Я прекрасно знаю голландский
язык — это два. Наверное, Хиддинку были интересны и мои амбиции,
интересно мнение обо мне людей, с которыми приходилось работать
как в Испании, так и в Голландии. Это три.
— Хиддинк создал в сборной благожелательную обстановку?
— Думаю, да. Ребята с удовольствием приезжают в команду, забывая
о своих клубных проблемах. Я не помню ни одного случая, чтобы нам
кого-то приходилось подгонять.
— Не знаю, в курсе вы или нет, но у нас была серьезная полемика
вокруг приглашения иностранного тренера в сборную России: нужен
нам Хиддинк или нет?
— Однозначно нужен. Хотя бы потому, что этот человек уже сделал
достаточно много. Я сейчас даже не говорю о каких-то вопросах, связанных
непосредственно с игрой. Только с тем, что окружает футбол. Вокруг
команды, которая ставит перед собой высокие задачи, тоже все должно
быть на высоком уровне. Условия нужны обалденные — жилье, состояние
полей, вопросы переезда команды на игры.
— Что уже он сделал такого, чего не делали российские тренеры?
— Я, например, не думаю, что российская команда когда-нибудь перед
игрой собиралась в пятизвездочном отеле.
— Это плюс?
— Бесспорно. Команда может готовиться в хороших условиях и недалеко
от футбольного поля. Прекрасное питание… Я не уверен, что какой-то
российский тренер попытался бы это сделать. А если бы и попытался,
то у него наверняка были бы серьезные проблемы.
— Хиддинка не устраивают условия в Бору?
— Там не всегда прекрасное поле. Это первое, на что обращается внимание.
Кроме того, Бор далеко от стадиона, где нужно играть. Конечно, сборной
нужна не только современная база, но и закрепленный за ней стадион.
В Голландии для сборной все клубные стадионы открыты. С объятьями…
А в Москве их приходится искать. На сегодняшний день это «Локомотив»
и «Динамо». «Лужники» — прекрасный стадион, но искусственный газон
невозможно сравнить с натуральным. Я думаю, что многие игроки предпочитают
играть на натуральном поле.
— Хиддинк приезжает в Россию раз в неделю, то есть ваше общение
с ним не столь часто. Каждодневной плотной работы, в отличие от
любого клуба, в сборной нет. Может быть, начинающему тренеру Корнееву
все-таки поначалу стоило поработать в клубе?
— Конечно, интенсивность работы в клубе более серьезная. И я не
против такой работы. Но в сборной свой опыт. Я не думаю, что много
теряю. Было бы глупо так утверждать. Но, конечно, скучаю по каждодневному
процессу. Мне хотелось бы делать намного больше не только для игроков
сборной. Мне нравится, например, работать с нападающими или полузащитниками.
У меня есть своя программа заключительной фазы развития атаки. Когда
игрок поражает ворота. Она у меня в голове, на бумаге. Программа
не появилась просто так, а пришла в результате моих практических,
индивидуальных занятий, а также в работе с юношами в Голландии.
Уверен, все это когда-нибудь найдет место в моей работе. У меня
всегда были амбиции стать главным тренером. Не важно, где. Благодаря
тому количеству иностранных языков, которыми я владею, это можно
делать и в Испании, и в Голландии, и в Англии. А в России всегда
было много интересной работы. Здесь немало хороших тренеров, существует
большая конкуренция, многие специалисты пока сидят без работы, но
это не делает мое желание меньшим.
— В чем заключается сейчас ваша роль в сборной?
— Это работа любого помощника главного тренера. Мы с Александром
Бородюком просматриваем очень много матчей, потом предоставляем
Хиддинку полную информацию об игроках. Наши мнения не всегда совпадают,
но я думаю, что для главного тренера два мнения всегда лучше, чем
одно. Плюс проведение тренировочного процесса, подготовка к матчам.
Обсуждается все, включая состояние игроков, их возможное применение
на поле, тактика и так далее… Я хочу сказать, что для Хиддинка это
нормальный рабочий процесс, хотя последнее слово всегда остается
за ним. Мы говорим о жизни в России, о душе, менталитете…
— Насколько я помню, вы всегда были игроком, человеком со своим
мнением, которое готовы были отстаивать. Это не всем нравилось.
Даже в команде многие далеко не всегда понимали вас. Вспомнить хотя
бы ту печально знаменитую историю с письмом группы футболистов сборной
накануне чемпионата мира 1994 года. Вы ведь тогда не подписали письмо.
По-прежнему считаете, что были правы?
— Конечно. Я сделал свой выбор. Свое мнение я могу формировать исходя
из разных вещей. Где-то я следую своим инстинктам, где-то повинуюсь
чувствам, где-то знаниям. Но в любом случае стараюсь не поддаваться
влиянию со стороны. А есть люди, которые поддаются влиянию достаточно
легко. Я их не осуждаю, поскольку каждый воспринимает те или иные
события по-своему. Думаю, главный тренер сборной Павел Федорович
Садырин позже тоже попал под некое влияние. Если бы он был верен
себе, у российской команды могло сложиться иначе на том чемпионате
мира. Его первый выбор команды был более правильным. И более здоровым
для коллектива. Да и дух, который поначалу присутствовал в сборной,
был совершенно иным. При всем уважении к игрокам, которые присоединились
к нам потом.
— Ничего подобного в вашей футбольной жизни больше не случалось?
— Нет. Хотя футбольный мир не бывает гладким. Приходится сталкиваться
с разными вещами. Например, тренеру может не нравиться то, что ты
русский.
— Было и такое?
— Да, но имени того тренера я не хочу упоминать. Важно, что я чувствовал
это отношение. Даже если забивал и тем самым помогал команде выигрывать
на протяжении пяти матчей подряд, мне все равно приходилось начинать
матч со скамейки запасных. А это любому игроку очень тяжело понять.
Я же всегда стараюсь быть честным с самим собой и быть таким, какой
есть. Кому-то я нравлюсь, кому-то нет, но меня это никогда не волновало,
воспринимают меня при этом или нет. Я и свободное время всегда проводил
так, как было интересно мне. Книжки читал, например. А этого еще
в ЦСКА не все понимали…
И вот я как-то крашу забор...
— Кстати, ваша футбольная судьба складывалась так, что вы попали
в ЦСКА из дубля «Спартака». Но не напрямую, а после службы в Таманской
дивизии. Что за странная история тогда с вами приключилась?
— Со службой в армии мне кто-то очень плотно «помог». Один из тренеров
сборной Москвы, к сожалению, не помню его фамилии. То, что это сделал
именно тот человек, мне потом шепнули… Оставили в дивизии на полгода.
И все из-за того, что в какой-то момент, играя и за клуб, и за сборную
Москвы, я попросил отдыха. Вот он и дал. А потом вообще началось
что-то невероятное. Я не понимал, что происходит. Стою как-то на
посту и вижу, как мимо меня за ворота дивизии уходят те самые ребята,
что призывались вместе со мной.
— И куда они шагали?
— Домой. Вместе со мной забрали в роту еще пятнадцать игроков из
разных команд. Через две недели их всех отозвали. А я остался. Меня
могли спокойно послать в Афганистан. Скажем, по ошибке. А в Афганистане
как раз шли боевые действия. Почему меня не отозвали, как остальных,
не знаю. Потом я работал в военном суде на Арбате и месяца через
полтора меня взял в помощники некий майор. В какой-то момент, помню,
он спросил, хочу ли я возвратиться домой и играть в футбол. И я,
это даже страшно подумать сейчас, задумался над его словами. Но
потом опомнился. У меня была возможность позвонить из части, и я
несколько раз пытался связаться с людьми из «Спартака». Не знаю,
кто мне помог, но я был переведен в ЦСКА. А там меня опять отправили
в роту. Прослужил еще две недели. Не понимал, что происходит, почему.
Однажды даже поссорился с каким-то военным начальником, и он меня
на две недели отправил в военную тюрьму. Сам постригся наголо. Но
в тюрьме сказали, что свободных мест нет, и меня вернули в роту.
— На обратной дороге не пытались дезертировать?
— Нет. Вернулся. Как-то пошел на ответственное задание — красить
забор стадиона ЦСКА на Песчаной. Крашу и вижу, что тренируется основной
состав. Пошел посмотреть. Меня увидел один из тренеров ЦСКА, спросил,
что я здесь делаю. Я ответил, что третью неделю крашу заборы. Он
велел брать бутсы и выходить на поле тренироваться. Дали чьи-то
чужие. Велики были размера на два, но, сами понимаете, на эти мелочи
внимания особого уже не обращал. Задохнулся очень быстро — все-таки
первая тренировка за полгода, но на том служба моя закончилась.
— А потом вы в ЦСКА провели свои лучшие в футболе годы?
— Было замечательное время. Я наслаждался футболом. Тогда у нас
в ЦСКА собрались суперигроки, которые понимали друг друга без слов.
Мы еще до выхода на поле знали, что любому забьем два-три мяча.
Было какое-то удивительное чувство, не покидающее нас ни на тренировках,
ни в игре. Это было что-то от театра, от шоу. У нас получались совершенно
нереальные вещи. Я мог до миллиметров рассчитать свой ход. Если
какой-то защитник меня чуть-чуть зевнул — считай, гол. Такого сильного
чувства, играя в Европе, мне испытать не пришлось. Конечно, ничто
не приходило само по себе. Мы много работали, оставались после тренировок.
Потрясающее чувство игры и ответственности перед ней… Я всегда буду
стараться передать это чувство молодым игрокам.
