Анатолий Исаев - в бесконечно далеком декабре 1956
года в олимпийском Мельбурне он завоевал для Советского Союза футбольное
«золото», забив в финальном матче с югославами единственный гол,
позднее, правда, записанный на одноклубника и тезку Ильина. На днях
чемпионы-ветераны встретились: отметили полувековой юбилей исторической
победы, вспомнили, как было, обсудили, как стало…
ЧЕСТНОЕ ПАРТИЙНОЕ
- Сколько вас, могикан, осталось в строю, Анатолий Константинович?
- Из участников финала живы трое – Никита Симонян, Толя Ильин да
я. Добавьте Лешу Парамонова, Валю Иванова, Юру Беляева, Йожефа Бецу,
Володю Рыжкина, Бориса Разинского. Кажется, никого не забыл… Могикан
много не бывает.
- Девять человек – не так уж мало, если учесть, что пятьдесят лет
минуло.
- Наше поколение опалено войной. С одной стороны, Великая Отечественная
стала тяжелым испытанием для каждого, с другой – закалила, воспитала
характер. После этого уже никакие трудности не могли сломать. И
на Олимпиаду ехали побеждать. Вариант с поражением не рассматривался.
Никто не понял бы нас, если бы в финале уступили югославам.
- Наверное, перед Играми вас соответствующим образом накачивали
в Москве?
- Не то слово! До последнего момента на самом верху вообще не могли
решить, пускать ли сборную на Игры. Дескать, чтобы не опозорились,
не уронили честь страны. Мы ведь незадолго до отлета в Австралию
уступили в товарищеском матче французам. На переполненном «Парк
де Прэнс» проигрывали по ходу встречи два мяча, потом я сквитал
один, и все же выступление в Париже было расценено как неудачное.
Руководящие товарищи из Спорткомитета сомневались, можно ли с нами
связываться. Команду в полном составе вызвали на ковер, и от каждого
потребовали чуть ли не клятву на крови.
- Дали честное партийное?
- Лично я в ту пору был беспартийным, но вопрос в ином. Мы хорошо
помнили, что сделали со сборной, которая на предыдущей Олимпиаде
в Хельсинки не сумела взять верх над югославами. В 1952 году первый
поединок закончился со счетом 5:5, хотя поначалу наша команда проигрывала
1:5. В переигровке соперники оказались сильнее – 3:1. В ту пору
отношения между двумя странами складывались не лучшим образом, Сталин
конфликтовал с Тито, вожди что-то не поделили, став злейшими врагами,
в итоге же в футбол грубо вмешалась политика. Поражение на Олимпиаде
обернулось, как тогда говорили, оргвыводами. Издали приказ о расформировании
ЦДСА, легендарной «команды лейтенантов», служившей основой сборной,
старшего тренера Бориса Аркадьева сняли с работы, лишили звания
Заслуженного мастера спорта, совершенно, по-моему, не по делу пострадала
и группа игроков во главе с армейцем Башашкиным, дисквалифицированным
на год. Впрочем, кого интересовало мнение спортсменов? Власти творили
то, что считали нужным, не особенно оглядываясь по сторонам. Поэтому
мы вполне отдавали отчет, что ждет нас в случае неудачи в Мельбурне.
Но и отказаться от возможности побывать на Олимпиаде не могли. Последний
сбор провели в Ташкенте и оттуда через Бирму отправились в Австралию.
Через сутки после прилета уже играли с хозяевами. День выдался прохладным,
перед матчем прошел ливень, мы бегали по полю в охотку и без особого
напряжения разгромили австралийскую сборную со счетом, кажется,
17:1.
- Круто!
- Это больше походило на тренировку. Помню, Эдик Стрельцов приложился
от души, мяч от штанги отскочил в затылок вратарю и влетел в сетку.
А голкипера хозяев минут десять приводили в чувство: отсыревший
после дождя мяч нокаутировал бедолагу. Словом, первый матч оказался
легкой прогулкой, но мы понимали: дальше будет сложнее, и настраивались
на серьезную борьбу.
«ЖУК» ДЛЯ КУЦА
- Открытие Игр видели?
- Ребята ходили на стадион, а я остался в Олимпийской деревне. 22
ноября дежурил по корпусу вместе со Львом Яшиным, с которым жил
в одном номере.
- Расстроились, что пропустили церемонию?
- Честно говоря, нет. Жара стояла дикая, а я переносил ее плохо.
И правильно сделал, что никуда не пошел. Те, кто участвовал в открытии,
вымотались на солнцепеке, а мы с Левой силы поберегли. Через два
дня, 24 ноября, проводили первую официальную игру против немцев,
и я забил гол, открыл счет в матче. Австралийское пекло со многими
сыграло злую шутку. Например, чемпионка Хельсинки в толкании ядра
Галина Зыбина и в Мельбурн приехала лидером сезона, но упала в обморок
на стадионе и не смогла выступить в полную силу, оказалась в итоге
лишь второй, пропустив вперед подругу по команде Тамару Тышкевич.
А видели хронику, как Владимир Куц финишировал на пяти километрах?
Бежал на автомате, теряя сознание от физического истощения. Добрался
до конца, что называется, на морально-волевых. Кстати, расскажу
трагикомичный эпизод с участием Володи, свидетелем которого я был.
За день до открытия Игр в расположение нашей команды приехал корреспондент
мельбурнской газеты, чтобы взять интервью у фаворита Олимпиады.
Куц согласился на беседу, попросив разрешения прокатиться за рулем
журналистской «Блохи»… или как эта модель «Фольксвагена» называется?
- «Жук».
- Ну да, верно. Словом, Куц очень хотел проехаться на иномарке.
Перед отлетом в Мельбурн он купил «Победу» и считал себя искушенным
гонщиком, но упустил из вида, что в Австралии левостороннее движение,
да и мотор у скромного по габаритам «Жука» мощнее, чем у гордости
отечественного автопрома. В общем, Володя не перестроился и со всей
дури засадил машину в первый попавшийся столб. У журналиста от неожиданности
отвалилась челюсть, а Куц, поняв, что натворил, пулей вылетел из
салона и дал деру. Платить-то за аварию ему было нечем. Рванул,
как шальной. Наверное, на тренировках так не бегал.
- Догнать не пытались?
- Разве за ним угонишься? Великий стайер! В аварии Куц получил несколько
мелких травм и ушибов, но все могло закончиться гораздо хуже. Самое
любопытное, что на следующий день Владимир вышел на старт десятикилометровой
дистанции, финишировал первым и стал чемпионом. Узнав об этом, поначалу
дико расстроившийся из-за ЧП с машиной журналист претензии снял.
Мол, для меня честь, что в авто ездил чемпион Олимпиады. А когда
Володя взял «золото» и на пяти километрах, потерпевший заявил, что
поставит разбитое транспортное средство на постамент, превратив
в памятник.
ОДИН ГОЛ НА ДВОИХ
- А какие воспоминания о себе австралийцам оставили вы?
- Во всяком случае, машин не калечил, это точно. А вот в ворота
соперников попадал. Кроме первого мяча немцам, забил и самый важный
– в финале.
- Но ведь его записали на Анатолия Ильина.
- Этот спор не прекращается полвека. Борис Татушин проскочил по
правому флангу, вышел к линии ворот, я успел ему крикнуть, чтобы
навешивал на ближнюю штангу, и рыбкой нырнул вперед. Боря сыграл
в недодачу, и мне пришлось пролететь метра три, стараясь закинуть
мяч за шиворот голкиперу югославов. Он (мяч) по высокой дуге уже
опускался в дальний угол, когда Толя решил подставить голову. Если
бы Ильин не прикоснулся к мячу, тот все равно попал бы в сетку.
Подправлять имело смысл, если бы кто-то из югославов набегал и мог
спасти ворота, но этого не было и в помине. Так что гол по праву
мой. Вспоминаю, как в 57-м играли с болгарами, которых годом ранее
победили в олимпийском полуфинале. Соперники горели желанием взять
реванш, обещали порвать нас дома. Тем не менее, мы и в гостях оказались
сильнее – 4:0. Стрельцов забил три гола, потом обвел полкоманды
соперников, сделал идеальную передачу с фланга, и мне оставалось
лишь подставить ногу, чтобы мяч закатился в пустые ворота. То есть
четвертый гол тоже сотворил Эдик. После матча я так и сказал. Мне
чужого не надо, но и свое раздаривать не хочу. Ильин, по сути, сыграл
за линией ворот. Никита Симонян говорит: мяч надо записать на двоих.
По-моему, странное решение. Путаница началась из-за Гавриила Качалина,
старшего тренера. Он решал, чей гол. Ильин занимался у Гавриила
Дмитриевича в «Трудовых резервах», вот наставник и не удержался,
выказав симпатии воспитаннику…
- А напрямую спросить у Ильина?
- Уходит от ответа. В протокол внесено его имя, и на все вопросы
Толя с тех пор отвечает: «Раз мяч записан на меня, значит, так и
есть». Бог ему судья… Понимаю, со стороны глупо выглядит, когда
два старика спорят из-за гола, забитого пятьдесят лет назад, но
это дело принципа.
100 ДОЛЛАРОВ В НАГРАДУ
- Значит, обида не забыта?
- Хочется, чтобы все было по совести, по справедливости. Раньше
олимпийские медали вручали лишь участникам финального матча, одиннадцати
футболистам, выходившим на поле, в итоге, ни с чем остались Эдуард
Стрельцов, Валентин Иванов, Николай Тищенко, что совершенно неверно.
Меня обделили в другом: после возвращения в Москву ведущие игроки
сборной получили правительственные награды. В том числе, и Анатолий
Ильин, отмеченный орденом, я же оказался единственным из финалистов,
кто в список не попал. Словно наказывали. За что? Согласитесь, обидно.
Все же первый мяч сборной забил и, считай, решающий…
- Премию хотя бы заплатили?
- В Австралии выдали каждому по сто долларов. Мол, гуляйте, ни в
чем себе не отказывайте.
- Не поскупилась страна родная…
- Пообещали выделить еще по сотне, если Олимпиаду выиграем. Но обманули.
Как водится… В Москве выписали по пятнадцать тысяч рублей. Минус
налоги. На руки – чуть больше десяти тысяч. Даже на машину не хватило:
самая простенькая стоила двадцатку. Правда, тот сезон для «Спартака»,
чьи цвета я защищал, вышел удачным: мы выиграли первенство Союза
и Спартакиаду народов СССР. За каждую из побед полагалась премия,
в итоге на «Москвич» накопить удалось. Кроме меня, купили еще Миша
Огоньков и Боря Татушин.
СПАРТАКОВСКАЯ ФУТБОЛКА
- Правильно, куда вам, Анатолий Константинович, без колес? Вы же
из семьи профессиональных автомобилистов.
- Да, отец и мать долго трудились слесарями-сборщиками на ЗИСе,
заводе имени Сталина, позднее переименованном в ЗИЛ. И я после школы
пошел учеником токаря на завод. Потом директор лично звал меня в
«Торпедо», но я мечтал о «Спартаке». Старшая сестра Раиса работала
в «Промкооперации», каждый год участвовала в спортивных парадах
на Красной площади и как-то принесла домой красную майку с белой
полосой. Надел ее и больше не снимал. В 1947 году на стадионе «Динамо»
даже вручал цветы игрокам «Торпедо» и «Спартака» перед началом финального
матча на Кубок СССР. В компанию избранных затесался случайно, по
счастливому совпадению, но навсегда запомнил лица великих Пономарева,
Жаркова, Морозова. Мы же ехали на игру в одном автобусе, я мог каждому
пожать руку! С тех пор спал и видел, что однажды примерю спартаковскую
футболку. Правда, сначала пришлось выступать за ВВС, команду военных
летчиков, тоже игравшую в высшей лиге чемпионата СССР.
- А туда как попали?
- Пришло время служить в армии, и меня направили в школу младших
авиационных специалистов, где готовили штурманов-радистов. Часть
находилась в подмосковном Подольске, там я и рубился за дивизию
на первенство области по футболу. Нередко генералы лично приезжали
посмотреть, как играем. Мною все вроде бы были довольны, я пользовался
некоторыми послаблениями и пару раз с ведома старшины даже смотался
к родителям в самоволку. Словом, служба текла своим чередом, и вдруг
в Подольск пришла телеграмма из штаба: отправить рядового Исаева
на полуторамесячные сборы ВВС в Сочи. Зимой 1952 года клуб возглавил
Всеволод Бобров и работу на посту старшего тренера начал с поиска
новых игроков. Из пятидесяти прибывших на сбор кандидатов через
шесть недель осталось двое – Валентин Бубукин и я. Так мы с Валей
попали в большой футбол. С той поры и дружим, более полувека… А
в ВВС я задержался не надолго, поскольку весной 1953 года команду
разогнали, и меня совершенно неожиданно демобилизовали, хотя внутренне
готовился, что придется еще лет пять служить где-нибудь на краю
земли – в Хабаровске или в Чите. Вместо этого попал на гражданку
и в мае уже играл за «Спартак».
«ЛЯПАЧЕВСКИЕ» ЛЕГИОНЕРЫ
- Там осели крепко.
- На десять лет. В 1954 году ЦСКА сформировали заново, и меня пригласили
в команду, мол, возвращайся, воспитанник армейского футбола. Пообещали
присвоить звание лейтенанта. Отказался категорически. Хорошо помнил,
как на сборы приезжали генералы и начинали всех строить, раздавая
советы в форме приказов. Даже в клубный автобус рядовым не разрешалось
зайти, пока офицеры не сядут. Военная дисциплина и железное единоначалие!
Нет, спартаковская демократия мне пришлась больше по нраву.
- По-вашему, красно-белые сохранили традиции?
- О чем вы говорите? Не понимаю, как у людей язык поворачивается
рассуждать о народной команде? Впервые за долгие годы Дима Аленичев
посмел рот открыть, вынес сор из избы и тут же поплатился.
- Значит, вы на стороне бунтаря?
- По форме игрок был не прав. Да, тренер – не священная корова,
его можно критиковать, однако нужно знать время и место. Аленичеву
стоило попытаться разрешить конфликт внутри коллектива, но, видимо,
Дмитрия не хотели слышать или слушать. Когда команду сравнивают
с большой семьей, в этих словах нет особенного преувеличения. Если
футболисты за пределами поля не в состоянии найти общий язык, как
они добьются взаимопонимания в игре? Рискую быть обвиненным в старорежимности,
но все же скажу: с трудом представляю, о чем и как договариваться
с легионерами. Для нас честь клуба, традиции что-то значат, а эти
люди приезжают в Россию с единственной целью: накосить деньжат и
отбыть восвояси. Кроме суммы в контракте, их здесь ровным счетом
ничего не держит. Ладно бы, ехали Роналдиньо или Зидан, а то ведь
какие-то Моцарт, Вагнер, Шуберт, прости, Господи! Ляпачевские, в
общем.
- Кто?
- Ляпачевские. От слова «ляп». Недоразумение, а не футболисты… У
нас пацаны растут, а играть им негде, в каждой команде мастеров
по десятку иностранцев трется. Я категорически против подобного
засилья. Сейчас спорят, сколько легионеров оставить – семь или восемь.
На мой вкус, и пяти много. Выпускать надо лишь тех, кто по классу
на голову выше наших парней. Все остальные пусть отправляются, откуда
приехали. Дожили: скоро в сборную некого будет приглашать. Симпатизирую
Гусу Хиддинку, почему-то кажется, что он искренне пытается вытащить
наш футбол из пропасти, но наставник национальной команды давно
уже вызывает лишь сочувствие. С кем ему играть, биться за выход
на европейское первенство?
О ПРОХИНДЕЯХ И БАНДИТАХ
- К иностранным тренерам, значит, терпимее относитесь, чем к футболистам?
- Дело не в гражданстве, а в профессионализме. Разве среди отечественных
тренеров мало прохиндеев и бандитов? Слава Богу, персонажи типа
Бормана и Найденова уходят.
- Борман, простите, это кто?
- Валерий Овчинников. Борман – его прозвище. Неужели забыли? Занимался
с ним в Высшей школе тренеров, был старостой в группе Бормана и
хорошо представляю, что это за тип. За два года о футболе ни слова
не сказал и дипломную работу писал о биоритмах, мозги людям полоскал…
Разве таким должен быть настоящий тренер? Вспоминаю Гавриила Качалина.
Интеллигентнейший человек, он к игрокам чуть ли не на «вы» и по
отчеству обращался… Последний откровенный бандит в нашем большом
футболе остался – Сергей Павлов из «Луча-Энергии». Понятия не имеет,
что такое футбол, зато наглости с избытком, прет вперед, как танк.
- За что вы человека бандитом называете?
- У него есть деньги, и он считает, будто в футболе все можно купить
и продать. Ошибается!
- Если судить по количеству разговоров о договорняках, может, не
так уж не прав наставник дальневосточников.
- Бросьте вы! Думаете, это изобретение сего дня? При Валерии Лобановском
договорные матчи расцветали пышным цветом. Все знали: в матчах с
украинскими командами киевскому «Динамо» гарантированы три очка
– победа дома и ничья на выезде. А что толку от знания, если поделать
ничего не могли?
- Почему же москвичи не кооперировались? Здесь ведь было не меньше
команд, игравших в высшей лиге, чем на Украине.
- Вокруг кого объединяться? Один раз, помню, попробовали, но не
нашли общий язык.
- По кругу бы ходили: в этом сезоне «Спартак» поддерживаем, в следующем
– «Динамо»…
- Легко сказать! За каждым клубом стояло ведомство с собственными
амбициями – МВД, МПС, армия… Никто не хотел уступать дорогу, пропуская
другого вперед. В итоге москвичи всегда рубились насмерть, а Киев
под шумок проскакивал.
- Кто, по-вашему, просачивается сегодня?
- Не могу сказать. Не знаю.
БОЛЬШОЙ ТЕАТР «СПАРТАКА»
- Но вы согласны, что в премьер-лиге многовато столичных клубов?
- Опять же вопрос не в количестве, а в качестве. Многие не показывают
хорошего футбола, вот народ на стадионы и не ходит. Помните, одно
время в перерывах между таймами машины в лотерею разыгрывали да
пианино, любой ценой стараясь зрителей заманить. Стыдно! Может,
прозвучит нескромно, но в нашу пору о матчах «Спартака» болельщики
говорили: «Большой театр выступает». Понимаете? Игру сравнивали
с искусством. Старые фотографии рассматриваю и удивляюсь: постоянный
аншлаг! Иногда на трибунах оставались пустые места, если приезжал
какой-нибудь Кишинев, но чтобы на московское дерби не раскупали
билеты, такое и представить никто не мог.
- А вы сейчас на футбол выбираетесь?
- Нет, хотя игру, конечно, надо смотреть живьем, а не по телевизору.
- Почему же не ходите?
- Надоело унижаться. Меня несколько раз на трибуны не пустили. Знаете,
как стыдно стоять и полчаса умолять милиционера: «Пропустите, пожалуйста»?
- Где это было?
- На «Динамо», на «Локомотиве», в «Лужниках». Везде! Показывал удостоверение
заслуженного мастера спорта, говорил, что олимпийский чемпион, а
в ответ слышал: «Для нас это не аргумент. Пропуск давайте». А где
мне его взять? Уже не заикаюсь, что на Западе заслуженным ветеранам
чуть ли не пожизненно выделяют именные места на трибунах, вы хоть
куда-нибудь пропустите, дайте матч посмотреть! Все-таки сделал кое-что
для отечественного спорта, неужели малости не заслужил? Опять же
– инвалид второй группы, два инфаркта за плечами. Понимаю, стадион
был бы забит под завязку, и я претендовал на чужое кресло, а так
ведь ветер по трибунам гуляет! Даже рассказывать неловко. И сетовать,
честно говоря, тоже неохота, а то решит кто-нибудь, будто старик
на жалость пробивает, а мне подачек не надо.
СПИРТ ДЛЯ ЯШИНА
Давайте лучше завершим беседу, с чего начинали, с Олимпиады в Мельбурне.
Эта тема явно повеселее. Знаете, какая еда у нас была? Закачаешься!
Мясо, рыба, овощи, кофе, сливки, горы клубники и черешни – ешь,
сколько влезет. В СССР о подобном и не мечтали. Помню, на предолимпийских
сборах в Ташкенте Константин Крижевский обмолвился, что вырезки
не дают, и его тут же отправили домой, в киевское «Динамо». Ишь,
мол, голодающий! А ведь прекрасный центральный защитник был, нужный
команде игрок. Зато в Австралии никто не ограничивал в еде, вот
некоторые ребята и пережрали на радостях. Футболистов это, правда,
не касалось, мы за формой следили. Помню, штангиста Степанова перед
стартом загнали в бане на верхнюю полку, завернули в одеяло и не
позволяли нос высовывать. Вес человек сбрасывал. И смех, и грех!
А как мы на теплоходе «Грузия» в Союз возвращались? Это же отдельная
песня! Двадцать дней в море. На борту спиртное официально не продавали,
лишь когда пересекали экватор, руководство распорядилось выдать
каждому члену олимпийской делегации по бутылке вина, но футболисты
все равно добывали, что выпить. Весело плыли! Когда подходили к
Владивостоку, нас встретили два крейсера и сопровождали до причала,
а остальные корабли приветственно гудели. На берег сошли 31 декабря,
и тем же вечером спецпоезд с олимпийцами тронулся в сторону Москвы.
Ехали восемь суток. На крупных станциях проводили митинги, везде
нас приветствовали толпы народа. На улице – мороз за двадцать градусов,
а мы в летних костюмчиках. Спасались проверенным русским способом.
Помню, в каком-то городе вдоль состава шла бабка с полным ведром
и кричала: «Где тут Яшин?» Добрая женщина принесла Льву Ивановичу
чистый спирт… Комедия!
- Может, повторить вояж полвека спустя?
- Боюсь, из того железнодорожного состава пассажиров на вагон не
наберется…
- А когда могикане в последний раз на футбольном поле встречались?
- И не вспомнить. Я, например, в последние десять лет в хоккеиста
переквалифицировался.
- В каком смысле?
- С клюшкой везде хожу, с палочкой. Одно слово, могиканин…
