ВЛАДИМИР МОЗГОВОЙ: ЧТО ПРОЩАЕТСЯ ОДНОМУ, ТО НЕ
ПРОЩАЕТСЯ ИНЫМ...
– От этого можно стать идиотом. И полутора часов хватит!
Старичок завелся с полу-оборота, едва присев за столик. Футбол вообще
располагает к непосредственности — во время чемпионата мира в кафе
при наличии экрана просто так пиво не пьют. Матч был из разряда
«так себе», ничего не решавший, но против игры мой собеседник ничего
не имел. Но он не хотел ее слышать.
Похоже, мы могли поговорить… ну, допустим, о Вадиме Синявском, «голосе
номер один» в футбольной истории страны. И, оттолкнувшись, пройтись
по разнокалиберным, но по-своему великим последователям — чтобы
в конце одним махом смахнуть в корзину тех, кому на вопрос «вы,
нынешние, ну-тка?» ответить нечего.
Я только кивнул, не поддержав разговора. Остатки корпоративной солидарности,
нежелание тратиться по пустякам, несусветная жара, желание быть
с футболом наедине, даже если ты вольно или невольно разделяешь
его с кем-то.
К сокровенному одиночеству, между прочим, старшие поколения приучила
тарелка репродуктора и не отучил экран; это ощущение они вложили
в нашу генетическую память, заставляющую видеть футбол через голос
за кадром, — соответственно, и отношение к этому голосу. Может быть,
слишком серьезное.
Наедине с футболом на сто с лишним часов — это, знаете ли… Не подряд,
конечно, с перерывами, но все равно много. Четверо с лишним суток.
Так чемпионат мира еще никогда не показывали.
Без финального матча я мог остаться не раз и не два по причине большой
любви к путешествиям, но все каким-то непостижимым образом улаживалось.
В 1974-м я проходил практику и квартировал у родственников, которые,
не оставив ключей, уехали на дачу ровнехонько в вечер финального
матча ФРГ — Голландия. Пропускать противостояние оранжевых, только-только
явивших миру тотальный футбол, и великолепных немцев я не имел права
и готов был стучаться в любую дверь, но… В мое отчаянное положение
вошли только трое бомжей, квартировавших в подвале дома. В их распоряжении
был на ладан дышащий черно-белый «Рекорд», принимавший сигнал из
Германии без звука. Репортаж вели хозяева подвала — и такой убийственно
точной характеристики футбольного действа я ни до, ни после не слышал.
Если кто помнит, первое же проникновение Кройфа (тогда писали: Круиффа)
в штрафную хозяев завершилось назначением 11-метрового, Неескенс
забил, после чего прозвучало: «Быстрый пенальти — к поражению бьющих».
Так и случилось, это и вспомнилось сейчас, когда 32 года спустя
в той же Германии великолепный Зинедин Зидан с пенальти начинал
свою прощальную гастроль в матче с итальянцами и еще не знал, что
ему и нам в концовке уготовила судьба.
Меня почти не раздражал Виктор Гусев, и мне приятен был эксперт
в лице Николая Писарева. Именно они подводили черту в четырехсуточной
эпопее, и это был не худший вариант. Худший получился накануне в
матче за третье место, когда интеллигентный комментарий Ильи Казакова
сводил на нет его напарник. В сентенциях Александра Бородюка во
время всего чемпионата поразительным образом сочетались косноязычие
и банальность — вещи, абсолютно недопустимые для старшего тренера
сборной России, зачем-то приглашенного к микрофону. Впрочем, иные
профессионалы недалеко ушли — с тем же Григорием Твалтвадзе мы,
казалось, смотрели разные игры.
Я не про оговорки и ляпы — я про адекватность. Что прощается талантливому
Василию (его избыточность — от раскованности, свободы и осознания
того, что он на сегодня — лучший) или харизматичному ветерану Владимиру
Маслаченко (он со Львом Яшиным на одном футбольном языке говорил
— что к этому добавить?), то не прощается иным. Их все-таки было
меньше, чем людей, в чьем обществе мы провели эти четверо незабываемых
суток наедине с футболом.
Концовка праздника получилась с ощутимым оттенком грусти и несправедливости
исхода, но футбол противится слишком правильным и логичным сюжетам.
«Нас возвышающий обман» — это и про футбол тоже. «Возвышающий» здесь
— ключевое слово.
